«Совесть, Благородство и Достоинство –
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрёшь как человек».
Это одно из последних стихотворений Булата Шалвовича Окуджавы. Из самых последних. Когда он уже мог себе позволить не бояться пафоса. Боязнь пафоса – это вообще-то удел молодых, но наше поколение – как было этим страхом перед пафосом заражено с малолетства, так и ёрничает до седых волос. Может, зря. Есть какие-то вещи, которые можно воспринимать всерьёз. И нужно. И не всегда надо бояться высоких слов. Только если они всего лишь слова и не подкреплены внутренним убеждением и всей жизнью, тогда – да, тогда это всего лишь выспренняя болтовня, голый пошлый пафос. Если же подкреплены – можно и не бояться. Окуджава в этом маленьком стихотворении не побоялся: «…За него не страшно и в огонь».
Но ведь есть, существует и на самом деле то, что важнее собственной жизни, за что – хоть в огонь? Януш Корчак это твёрдо знал.
«– Пан Корчак, вы можете остаться.
– А дети?
– Дети поедут. Но вы можете покинуть вагон.
– Вы ошибаетесь. Не могу. Не все люди – мерзавцы.»
Не мог он, конечно. Как можно бросить детей, у которых никого нет, кроме тебя, детей, которые на тебя надеются, оставить их одних в последние часы. Умирать – страшно. В газовой камере, а не в своей постели – в миллион раз страшнее. Но бросить на её пороге своих детей – непредставимый ужас, и всё равно ведь после этого жизни не будет.
Вот тут-то собака и зарыта, очевидно: будет жизнь или не будет. Никто ведь, кроме самых отчаянных мазохистов, не хочет жить плохо, да и с теми как-то не всё ясно, ну да ладно… Все хотят жить хорошо, комфортно и радостно, только представления о хорошем бывают разные. Ну, вот что хорошего может быть дальше в жизни человека, который убил, украл, предал друга? Ведь это мучение одно наступит. Как по мне, так на что и нужна такая жизнь, от неё всё равно уже проку нет. И когда наступает «час икс», человек, видимо, просто взвешивает: так – или так? Что хуже? Что опаснее? Что страшнее? И хорошо ещё, если есть время взвешивать, а то ведь порой приходится принимать решение в секунды. Как принимают его те, кто бросился в огонь, спасая человека или – такое тоже случалось – даже котёнка. Конечно, ведь иначе будет сниться потом всю жизнь сгоревший этот котёнок – ужас же. На самом деле, таких примеров масса: люди заведомо рискуют, а то и жертвуют жизнью – ради чего-то более важного для них. Если это верующие, всё более или менее понятно: во-первых, они твёрдо верят в бессмертие души, во-вторых, надеются на «компенсацию» – там. Ладно. Но ведь и неверующих героев не счесть. Тут совершенно точно прослеживается чёткая иерархия ценностей. По всей видимости, на первом месте и есть как раз «Совесть, благородство и достоинство». И лишиться этого – невыносимо, предельно некомфортно.
Понятно, комфорт комфорту рознь, иногда и очень рознь. Я ведь далеко не идеалистка, давно живу и отлично знаю, что есть особи, для которых вполне комфортно лгать, красть, предавать и убивать. Но даже если статистически это норма, этически они всё равно – патология, отклонение, аномалия. Просто потому, что, будь их большинство, человечество давно уж благополучно бы вымерло. Для них, собственно, есть и название – социопаты. То бишь те, для которых не существует моральных норм, принятых в социуме. Тут обязательно надо упомянуть о том, что социум социуму тоже рознь, да ещё как. Чтобы не возвращаться уже к нацистской Германии – не одна ведь она такая была, в конце концов, – можно, к примеру, вспомнить СССР, в котором, скажем, донос на ближнего и дальнего был абсолютно в порядке вещей. («Сталин, конечно, преступник. Но всё же – кто написал 4 миллиона доносов?» – С. Довлатов). Причём это вам не «донос» в полицию Мюнхена о том, что сосед сел за руль пьяным, куда-то поехал и наверняка сейчас врежется в кого-нибудь – невинных угробит и себя не пощадит. Этот донос заведомо отправлял сослуживца, соседа, знакомого на невыносимые пытки и, с высокой вероятностью, на смерть – то есть, в сущности, то же убийство.
Тем не менее и тогда находились люди, проявлявшие чудеса отваги и самоотверженности, приверженные подлинной морали. В том страшном сталинском социуме, состоявшем частично из обманутых, частично из одурманенных, частично из насмерть запуганных граждан. Подавно – в социуме более «вегетарианском», во времена позднего СССР. Собственно, все советские диссиденты таковы – клали жизнь за други своя. Новодворская, Подрабинек, Буковский, Богораз, Горбаневская, Литвинов, Марченко… Список длинный. Это те, для кого «Совесть, благородство и достоинство» – не звук пустой. И Сахаров, разумеется. Кто знает, сколько надо было мужества, чтобы уже после всего страшного, после ссылки, пытки принудительным кормлением, бесчисленных унижений, не встать при звуках советского, многажды опозоренного гимна? И эти секунды, в которые он НЕ встал, войдут совершенно точно в историю земной цивилизации как оправдание, как искупление.
К концу жизни начинаешь гораздо яснее понимать, где зёрна, а где шелуха, какие ценности подлинные, а какие – одна мнимость и чушь, не стоящая потраченного на неё времени. И пусть нам хотя бы тогда не помешает трусость – вечный и самый страшный враг. «Но зато умрёшь как человек». А это, конечно же, самое главное и есть.
В бой идёт, святой и грешный,
Русский чудо - человек.
А. Т. Твардовский
Войну выигрывает не тот, кто выбирает лучшие и единственно правильные позиции, не тот, кто превосходит противника численностью войска и количеством вооружения. Войну выигрывает сильнейший духом, тот, кто нравственно превосходит противника; тот, в ком сильна совесть - внутреннее сознание добра и зла, чувство нравственной ответственности за свои поступки, тот, кто способен пренебречь личными интересами ради других, тот, в ком есть чувство достоинства, кто поступает сообразно с требованиями правды и чести.
"Совесть, благородство и достоинство - вот оно, святое наше воинство"... Эти слова Булата Окуджавы можно отнести к главному герою повести Вячеслава Кондратьева "Сашка". Мы так и не узнаем ни отчества, ни фамилии героя. Просто - Сашка. Один из многих. Простой русский солдат, деревенский парень, который всегда поступает согласно своей совести, всегда благородно жертвует собой ради других и в тяжелейших условиях "окопной" войны сохранил в себе чувство собственного достоинства, человечность, отзывчивость.
Повесть начинается с того, что Сашка, заступив на ночной пост, решает отправиться за валенками для ротного. Заприметил он валенки на мёртвом немце, лежащем на взгорке. Жалко Сашке ротного. Пимы командира насквозь пропитались водой - "и за лето не просушить". В этом - весь Сашка. Среди мёртвых деревень, под противный вой мин и шелест снарядов он думает не о себе.
Наиболее ярко раскрывается характер Сашки, его человечность в эпизоде с пленным немцем.
Комбат приказал: "Немца - в расход". Ничего не сказал немец, молчал на допросе. А комбат только что похоронил любимую девушку - медсестру Катю. Глаза у комбата - мёртвые, пустые, взгляд ненавидящий. Но Сашка не может выполнить приказ. Обещал он немцу, что не расстреляют его, листовку с обещанием жизни пленным показывал. Не мог он расстрелять беспомощного и безоружного человека. Много смертей повидал на войне Сашка, "но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании". Поразили Сашку глаза немца - "посветлевшие какие-то, отрешённые, уже с того света будто бы". Оттягивает солдат как можно дольше выполнение приказа. Впервые в его сознании столкнулись " в отчаянном противоречии привычка подчиняться беспрекословно и страшное сомнение в справедливости и нужности того, что ему приказали". Герой понимает, что за невыполнение приказа его могут расстрелять, но поступить против своей совести, нарушить закон человечности он не может. Психологический поединок с комбатом закончился победой простого солдата. Рядовой встретил взгляд капитана прямо, без страха, с отчаянной решимостью не уступить - и комбат отменил своё приказание.
Благородство и человечность Сашки проявляются и во взаимоотношениях с медсестрой Зиной. Зина предпочла ему другого человека. Но нет у безответно влюблённого Сашки зла ни на Зину, ни на её избранника - лейтенанта. Герой умеет понять другого, умеет сохранить в себе чувство человеческого достоинства, не поддаться мелкому чувству зависти, ревности, злобы. Проанализировав всё, что у него было с Зиной, он приходит к выводу, что Зина " неосудима", просто война.
В конце повести Сашка, раненный в руку, едет на побывку к матери. Он идёт по спокойной, мирной Москве, видит девушек на каблучках - "словно и войны никакой!" Он почувствовал связь между спокойной Москвой и "горящим, задымленным, в грохоте и в тяготе" фронтом - и его дело на войне стало видеться ему значительнее. И он уже не стыдится своего небритого лица, оборванной, обожжённой телогрейки. В нём пробуждается чувство собственного достоинства, самоуважения: он делает нужное дело, честно исполняет свой долг "ради жизни на земле".
Такие, как Сашка, и выиграли войну в 1945 году, потому что убеждены были в одном: "Люди же мы, не фашисты", потому что война - это проверка на человечность, и это испытание герой писателя - фронтовика В.Кондратьыва выдержал с честью.
Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) -
Сочинение
Да, это мое поколенье,
И знамени скромен наряд,
Но риск, и любовь, и терпенье
На наших погонах горят.
Повесть «Полюби меня, солдатик…», опубликованная впервые в тысяча девятьсот девяносто шестом году в журнале «Дружба народов», принадлежит перу известного писателя Василя Быкова. Тема великой Отечественной войны, которая раскрыта в этом произведении, для автора не нова. Он обращался к ней в раннем творчестве (повести «Сотников», «Альпийская баллада», «Обелиск»). Об этом же его более позднее произведение «Карьер».
Почему же вновь и вновь внимание автора привлекают события, от которых отделяет нас более чем полвека? Дело в том, что война в понимании писателя – это не просто историческое событие, а время, когда человек проявляет свою сущность. Пройдет ли человек это испытание? Не растеряет ли на трудных фронтовых дорогах «совесть, благородство и достоинство»?
Повесть «Полюби меня солдатик…» рассказывает о самых последних днях войны. Произведение невелико по объему, в нем не много действующих лиц, да и сюжетная линия достаточно проста: молодой лейтенант в самом конце войны встречает девушку, в которую влюбляется. Но им не суждено быть вместе.
Определяя жанр своего произведения, В. Быков пишет: «маленькая повесть». Но после прочтения остается ощущение, что познакомился с большим произведением, в котором показана правда о войне. В повести нет деления героев на своих и врагов, привычного для данной темы. Цель автора – убедить читателя, что люди во все времена должны оставаться людьми. И не важно, на чьей стороне они воюют.
Повесть написана от первого лица: события, лежащие в основе произведения, показаны через восприятие молодого лейтенанта, которому едва «перевалило за двадцать», но который уже прошел через испытание войной.
Действие происходит в небольшом австрийском городке, где еще не установилась власть. Пока неизвестно, кто будет здесь хозяевами – немцы, американские, русские.
Открывает произведение пейзажная зарисовка: «В Австрийские Альпы пришла весна, на пустыре зеленела осыпанная лютиками трава, в палисадниках зацветала сирень, днем пригревало солнце». На фоне цветущей, обновленной природы автор раскрывает душевное состояние тех, кто сумел пережить войну, у кого «Впервые появилась надежда выжить». Главный герой Дмитрий Борейко, как мальчишка, едет на «попавшемся под руку» велосипеде. Он переполнен радостью жизни, «предчувствием молодой, бездумной удачи». Ведь сегодня- завтра объявят, что закончилась война, и поэтому совсем негрозно, а как-то по-отечески звучат слова командира, когда лейтенант, «с хорошего разгона, загремев на асфальт», буквально падает под ноги командира. «Посмотрите на него!- прозвучало грозным командирским тоном.- он думает, что война кончилась! Уже готов сломать себе ногу на дороге!» Главный герой произведения – это настоящий солдат, истинный защитный своей родины. С таким товарищем и командиром не страшно идти в бой.
Начало повести буквально переполнено бытовыми описаниями. Все заняты своим делом: кто-то «дымит самокруткой», кто-то спит, «накрывшись с головой палаткой», кто-то «просто сидит на траве, ожидая завтрак»… Все уже настроены на мирную жизнь, на возвращение домой, и поэтому главный герой, узнав, что в ближайшем коттедже живет девушка родом из Белоруссии, не прочь с ней познакомиться: «очень хотелось встретиться с землячком, вспомнить знакомые обоим места, узнать что-либо о родственниках, связь с которыми оборвалась».
И все-таки война еще не закончилась. Василь Быков необычно для произведения о войне показывает ее разрушительную силу. Мы не видим полностью разрушенных городов. Автор приковывает наше внимание к деталям: «взрывы разносили черепичные крыши, уродовали фасады, деревья, отполированную брусчатку мостовых». Создается впечатление, что рассказчику
По-хозяйски жаль исчезающей красоты, которая не сохраниться для мирной жизни: «Прежде о том не думалось: стреляют, ну и пусть, рушат, ну и ладно. На войне ничего никогда не создается, всегда разрушается – так было всегда. Но вот возникло сейчас иное отношение как к человеческим жизням, так и к материальным ценностям, появилась жалость – как, наверное, полагается в конце всякой войны».
Душа Дмитрия не очерствела. Он по-прежнему открыт по отношению к людям. Наверное, поэтому герой вознагражден судьбой. Он встретил свою первую настоящую любовь: «На пороге коттеджа стояла она – моя землячка». Автор вводит в повествование портретную характеристику Франи: «Взглянув на ее курносенькое, с несколькими веснушками на переносье лицо, я сразу вспомнил наш полузабытый девичий облик – вежливо-сдержанный, тронутый мгновенным милым смущением при виде незнакомого человека. С виду она была совсем девочка, одновременно похожая и на подростка-мальчишку». Писатель не зря вводит в произведение любовную линию. Ведь любовь – это еще одно испытание для главного героя. Несмотря на то, что перед нами обыкновенный солдат, мы видим и ценим его благородство. И тут мы снова понимаем, что перед нами настоящий русский солдат, которого не сломают никакие трудности. Писатель очень тонко выделяет черты характера человека, который, в свою очередь является примером для подражания. Ведь об этом очень важно говорить и сейчас.
Трогательно, заботливо относится главный герой к девушке. В нем просыпается желание оберегать слабого. И в то же время мы видим его смущенным: «сперва я старался скрыть злополучную прореху, но потом забыл про нее, и это не ускользнуло от быстрого взгляда Франи».
И мы вместе с Дмитрием сочувствуем девушке, когда она рассказывает о своей судьбе. Многое пришлось испытать Фране: и фашистскую оккупацию, и потерю близких… А еще разочарование в людях. Для главной героини понятие «враг» не определяется словом «немец». На этот счет она имела собственное мнение: «А не только Гитлер – и другие не лучше». Автор приводит несколько сцен, где советские ведут себя хуже фашистов. Среди этих «людей» и командир партизанского отряда, способный унизить девушку своими домогательствами, и санинструктор, заботящийся о том, как бы получше устоится в этой жизни, и солдаты – мародеры, грабящие мирное население. По мнению Франи, «все-таки в нас мало божеского. Или еще не приобрели, или растеряли».
Но завершается рассказ трагически. Митя уезжает из города, не попрощавшись с Франей, «только торопливо обнял за плечи и отпрянул» и, застеснявшись, «даже не поцеловал ее». А когда спустя сутки герой возвращается в городок, «боясь опоздать», и, не застав Франи, он видит ужасную картину: «маленькое Франино тело неподвижно распласталось на каменных плитах посередине, где вчера стоял столик. От всей одежды на ней осталась лишь разодранная на груди кофточка. Короткие русые волосы веером разлетались вокруг закинутой на пол головы, по остренькому подбородку стекла и запеклась тоненькая струйка сукровицы. Широко раскрытые глаза удивленно уставились в темень высокого потолка».
Натуралистично описанная сцена поражает читателя. Мы вместе с главным героем растеряны и ошеломлены: «Кто учинил такое? Что это – месть или ограбление? Или, может, политика?» Тем трагичнее воспринимается это событие, что происходит оно в «самом конце войны, в радостный день победы». Автор не дает ответа, кто сотворил это кощунство – «свои или коммунисты». Он выносит приговор: «Кто бы они ни были - они нелюди и гады!» И риторическим остается вопрос, что делать герою дальше, как пережить все это. В этот момент рушится его вера в людей. И пророческими становятся слова Шарфа, хозяина дома, где служила Франя, погибшего вместе с ней от руки нелюдей, разграбивших его дом, надругавшихся над его женой, старой, беззащитной женщиной: «После тяжелой войны следует не менее тяжелый мир. Божественный плод победы может оказаться горьким».
Финальная сцена произведения на первый взгляд может показаться затянутой или даже лишней. Автор подробно описывает, как герой хоронит Франю и стариков Шарфов, вводит новых героев. Но именно в этой сцене раскрывается идея произведения: люди, встретившиеся главному герою, так же, как и он, потрясены произошедшим. Они разных национальностей, разного вероисповеданья, принадлежат к разным сословиям, но их объединяет одно: пережив страшную войну, они сохранили в себе человечность, а это самое главное. Мир держится именно на таких людях, принадлежащих к «святому воинству», чье оружие «совесть, благородство и достоинство».
Огонь славы у Кремлевской стены на могиле Неизвестного солдата… Символ вечности - огонь и камень… Пискаревское кладбище в Санкт-Петербурге… Мамаев курган…
Сколько их, таких известных и не слишком известных памятников на местах прошедшей войны. Но вечным памятником героизму является не только железо, мрамор, гранит, но и книги о войне.
Тема Великой Отечественной войны заняла одно из ведущих мест в литературе послевоенных лет. И сейчас она продолжает быть актуальной. Многие писатели сами прошли трудный солдатский путь, многие из них были свидетелями великой трагедии и великого подвига нашего народа.
Много книг написано о войне. Не оставляют равнодушными произведения К. Симонова, Б. Васильева, В. Кожевникова, Г. Бакланова, В. Быкова, В. Распутина и многих других. Мы видим войну, то нарисованную крупным планом, как будто с птичьего полета, то какой-нибудь окопчик, где собирались бойцы, чтобы перекурить.
Мы видим генералов и рядовых, разведчиков и пехотных лейтенантов - всех тех, кто в поту и крови, стиснув зубы, шел долгие версты и дни через войну к Великой Победе. И мы должны любить и беречь мир ради того, чтобы на нашей планете нигде не оставалось места войне.
Великая Отечественная война оставила глубокий след в истории нашего государства. Испытания, выпавшие на долю народа, как бы приостановили естественный ход истории. Война в который раз показала всю свою жестокость, бесчеловечность. Русская литература не могла оставаться в стороне от событий, в которых решалась судьба страны. Русские писатели того времени принимали активное участие в разгроме врага. Силой своего таланта они утверждали справедливость на земле.
Хотелось бы обратиться к произведениям Бориса Васильева, который очень близок и дорог мне.
Прошла война, прошла страда.
Но боль взывает к людям:
Давайте, люди, никогда …
Об этом не забудем.
Он относится к тем писателям, кто сам прошел трудными дорогами войны, кто защищал родную землю с оружием в руках. Самые, на мой взгляд, талантливые его произведения военной тематики - «В списках не значился» и «А зори здесь тихие…».
Тема человечности, человеколюбия, подвига в произведениях Б. Васильева занимает центральное место. В повести «А зори здесь тихие…» рассказывается о старшине Васкове и подчиненных ему девушках-зенитчицах. Пятерым из них во главе со старшиной поручили задержать вражеских диверсантов. В бою девушки погибают. Ненависть к врагам помогает Васкову и героиням повести совершить свой подвиг.
В этой борьбе ими управляло чувство человечности, которое заставляет сражаться со злом. Ведь фашисты преступили законы человеческие и тем самым оказались сами вне всяких законов. Тяжело переживает старшина гибель девушек. Вся его человеческая душа не может с этим смириться. Он думает о том, что обязательно спросят с них, солдат, после войны: «Что же вы, мужики, мам наших от пуль защитить не смогли? Со смертью их оженили?» И не находит ответа.
Болит у Васкова сердце за то, что положил он всех пятерых девчат. И в скорби этого необразованного солдата - самый высший человеческий подвиг. И читатель чувствует ненависть писателя к войне и боль за то еще, о чем мало кто писал, - за прерванные ниточки человеческих родов.
По моему мнению, каждое мгновение на войне - это уже подвиг. И Борис Васильев своей повестью только подтвердил это.
Я бы хотела обратиться и к другому произведению Б. Васильева - «В списках не значился». Это произведение о том, какой путь зрелости проходит за короткий срок обороны Брестской крепости девятнадцатилетний лейтенант Николай Плужников. Писатель показывает героизм и внутреннюю красоту советских воинов. После первых трех дней яростных боев «дни и ночи обороны крепости слились в одну-единую цепь вылазок и бомбежек, атак, обстрелов, блужданий по подземельям, коротких схваток с врагом и коротких, похожих на обмороки, минут забытья и постоянного, изнуряющего, не проходящего даже во сне желания пить».
Когда немцам удалось ворваться в крепость и «разорвать ее оборону на отдельные, изолированные очаги сопротивления», они стали превращать крепость в развалины. Но ночью развалины оживали вновь. «Израненные, опаленные, измотанные жаждой и боями скелеты в лохмотьях поднимались из-под кирпичей, выползали из подвалов и в штыковых атаках уничтожали тех, кто рисковал остаться на ночь. И немцы боялись ночей».
Подвиг - это не только величие и дух героизма, но и величие нравственности. Безнравственный человек способен на поступок, быть может, равный по силе своего воздействия на окружающих подвигу. Но этот «подвиг» оказывается либо преступлением, либо предательством, либо еще чем-то худшим.
В романе «В списках не значился» Николай Плужников доказал, что его нельзя испугать, сломить, сделать рабом. Он остается человеком в любых ситуациях: и в отношении с любимой женщиной, и под непрерывной бомбежкой немцев, и даже по отношению к своему врагу. А остаться человеком в условиях войны - это и есть настоящий героизм.
Боль и гордость - эти чувства охватывают читателя, когда он углубляется в описание боев, думает над мыслями героев, представляет себя на их месте. Много, очень много подвигов совершено в войну, но достаточно прочитать повести и романы Бориса Васильева, чтобы начать понимать истоки этого массового героизма, которые исходили из беззаветной любви к Родине, из ненависти ко злу, из высоких нравственных начал. Спасибо писателю. И вечная слава героям!
Представьте себе, что ваш день рождения приходится на обычную дату (возможно, так оно и есть, тогда вам даже напрягать фантазию не придётся), особо ничем в календаре не отмеченную. Ну, если только тем, что парфяне разбили войско Красса в битве при Каррах в 53 году до нашей эры, но кто об этом помнит!
И вдруг, в день, когда вам исполняется 21 год, случается невероятное, счастливейшее событие в жизни страны, ставшее поводом для учреждения одного из самых важных государственных праздников. И вам даже довелось стать одним из тех, кто вложил частицу своего труда в то, чтобы этот праздник состоялся…
Кто знает, может быть, кому-то из вас еще предстоит пережить нечто подобное в будущем, а вот наш сегодняшний герой эту неожиданную радость испытал.
Дело в том, что родился он 9 мая 1924 года, а, значит, свое 21-летие отмечал 9 мая 1945-ого под грохот салютов и всенародные крики «ура». И хотя на фронте ему пришлось быть не очень долго, но при чём тут сроки! Этого опыта, этих эмоций хватило на всю жизнь и на всё его творчество. На творчество, которое пережило своего создателя и до сих пор радует нас!
Булат Шалвович Окуджава (9.05.1924 – 12.06.1997) – поэт и писатель, сценарист, и еще один из тех, кто внес весомый вклад в формирование жанра авторской песни в нашей стране. Человек с негромким голосом и мудрыми грустными глазами.
Мальчик рано остался без родителей. Они были репрессированы (отец – партийный работник – арестован и расстрелян в 1937 году, мать арестована в то же время, провела в лагерях почти 20 лет и вернулась, когда сын уже был взрослым человеком).
 |
| С отцом |
Булат рос и воспитывался у родственников, а когда началась война, 17-летний Окуджава, как и многие молодые люди того времени, начал настойчиво штурмовать военкомат, чтобы попасть на фронт.
Проводы у военкоматаБ. Биргеру
Вот оркестр духовой. Звук медовый.
И пронзителен он так, что – ах...
Вот и я, молодой и бедовый,
с черным чубчиком, с болью в глазах.
Машут ручки нелепо и споро,
крики скорбные тянутся вслед,
и безумцам из черного хора
нарисован грядущий сюжет.
Жизнь музыкой бравурной объята –
все о том, что судьба пополам,
и о том, что не будет возврата
ни к любви и ни к прочим делам.
Раскаляются медные трубы –
превращаются в пламя и дым.
И в улыбке растянуты губы,
чтоб запомнился я молодым.
1979
Наконец мечта его сбылась, но очень быстро романтические представления юноши рассеялись. Война вообще всё быстро расставляет по своим местам.
До свидания, мальчики
Б. Балтеру
 |
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли,
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили,
и ушли, за солдатом солдат...
До свидания, мальчики! Мальчики,
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат,
и себя не щадите, и все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб – разлуки и дым.
Наши девочки платьица белые
раздарили сестренкам своим.
Сапоги – ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон...
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
что идете войной наугад...
До свидания, девочки! Девочки,
постарайтесь вернуться назад.
1958
"Не верь войне, мальчишка..."
Не верь войне, мальчишка,
не верь: она грустна.
Она грустна, мальчишка,
как сапоги, тесна.
Твои лихие кони
не смогут ничего:
ты весь – как на ладони,
все пули – в одного.
1959
Булат Шалвович через много лет вспоминал.
В сорок втором году, после девятого класса, семнадцати лет, я добровольно ушел на фронт. Воевал, был минометчиком, рядовым, солдатом. В основном – Северокавказский фронт. Ранен под Моздоком из немецкого самолета. А после излечения – тяжелая артиллерия резерва Главного командования...
Вот и все, что мне удалось повидать.
До Берлина я не дошел.
Я был очень смешной солдат. И, наверное, толку от меня было немножко. Но я очень старался делать так, чтобы все были довольны. Я стрелял, когда нужно было стрелять. Хотя честно вам скажу, что не с большой любовью я стрелял, потому что убивать людей – это не очень приятная вещь. Потом – я очень боялся фронта.
Первый день я попал на передовую. И я, и несколько моих товарищей, такие же, как я, семнадцатилетние, очень бодро и счастливо выглядели. И на груди у нас висели автоматы. И мы шли вперед в расположение нашей батареи. И уже представляли каждый в своем воображении, как мы сейчас будем прекрасно воевать и сражаться.
И в тот самый момент, когда наши фантазии достигли кульминации, вдруг разорвалась мина, и мы все упали на землю, потому что полагалось падать. Но мы упали, как полагалось, а мина-то упала от нас на расстоянии полукилометра.
Потом все, кто находился поблизости, шли мимо нас, а мы лежали. Все проходили по своим делам, а мы лежали. Потом мы услышали смех над собой. Подняли головы. Поняли, что пора уже вставать. Встали и тоже пошли.
А потом шла война. Я многое узнал и увидел... И еще узнал, что все, кто были со мной, они тоже боялись. Одни показывали вид, другие не показывали. Все боялись. Это немножечко утешило.
Впечатление от фронта было очень сильное, потому что я был мальчишкой. И потом уже, впоследствии, когда я стал писать стихи, первые мои стихи были на военную тему. Много было стихотворений. Из них получились песни. Из некоторых. Это были в основном грустные песни. Ну, потому что, я вам скажу, ничего веселого в войне нет . (из статьи В. Грибанова. «Это были грустные песни, потому что ничего веселого в войне нет»)
Первый день на передовой
Волнения не выдавая,
оглядываюсь, не расспрашивая.
Так вот она, передовая!
В ней ничего нет страшного.
Трава не выжжена, лесок не хмур,
и до поры
объявляется перекур.
Звенят комары.
Звенят, звенят
 |
возле меня.
Летят, летят –
крови моей хотят.
Отбиваюсь в изнеможении
и вдруг впадаю в сон:
дым сражения, окружение,
гибнет, гибнет мой батальон.
А пули звенят
возле меня.
Летят, летят –
крови моей хотят.
Кричу, обессилев,
через хрипоту:
"Пропадаю!"
И к ногам осины,
весь в поту,
припадаю.
Жить хочется!
Жить хочется!
Когда же это кончится?..
Мне немного лет...
гибнуть толку нет...
я ночных дозоров не выстоял...
я еще ни разу не выстрелил...
Я в сопревшую листву зарываюсь
и просыпаюсь...
Я, к стволу осины прислонившись, сижу,
я в глаза товарищам гляжу-гляжу:
а что, если кто-нибудь в том сне побывал?
А что, если видели, как я воевал?
1957
Что касается уже упомянутого ранения, то случилось оно в декабре 1942 года. Произошло всё довольно неожиданно.
«Над нашими позициями появился немецкий корректировщик. Летел он высоко. На его ленивые выстрелы из пулемёта никто не обращал внимания. Только что закончился бой. Все расслабились. И надо же было: одна из шальных пуль попала в меня. Можно представить мою обиду: сколько до этого было тяжёлых боёв, где меня щадило! А тут в совершенно спокойной обстановке – и такое нелепое ранение ».
Первое ранение
Я надышался всласть окопным зельем,
и капельки еще не пригублю.
 |
Я падаю живым на эту землю,
я землю эту теплую люблю.
Я рот разеваю жадно и грустно,
и воздух губами ловлю, ловлю,
и он течет в меня трудно и густо.
Я этот воздух густой люблю.
Облака проплывают белыми рыбами.
Вдалеке разрыва оранжевый сноп.
Перед взором моим муравьишка задрипанный,
потерял свою веточку, сбился с ног.
Вот останусь в живых, надеждой ласкаю,
я такой муравейник ему слеплю,
я таких веточек ему натаскаю...
Я этого муравья люблю.
За мной придут, меня не бросят,
я потерплю, я потерплю.
Убаюкивает меня осень...
Я осень тихую люблю.
1957
"Мореходы бедуют в океанах ночами..."
Мореходы бедуют в океанах ночами,
задыхаются плотники в облаке стружек...
В нас с рождения поровну и любви, и отчаянья,
как на этой планете и зноя, и стужи.
По законам людским, по статьям стародавним
Я не буду к фаланге героев причислен.
Слишком мало побед, слишком мало страданий
В послужном моем списке, коротком и чистом.
Ничего необычного не случалось со мною, –
всё такое простое, всё настолько земное...
Мореходы готовятся с бурей встретиться грудью,
запевают рубанки бесконечную песню...
Я завидую этим удивительным людям
по-мальчишечьи чисто, и влюблённо, и честно.
Лишь когда пароходы, накричавшись, отчалят,
я вернусь переулком, погруженным в молчанье,
и тогда мне припомнится внезапно такое
пустяковое облачко немецкой шрапнели,
и меня санитары выносят из боя
на моей, продырявленной смертью, шинели.
1956
Он всегда обладал прекрасным слухом и голосом, потому в армии стал полковым запевалой.
"Не вели, старшина, чтоб была тишина..."
Не вели, старшина, чтоб была тишина.
Старшине не все подчиняется.
Эту грустную песню придумала война...
Через час штыковой начинается.
Земля моя, жизнь моя, свет мой в окне...
На горе врагу улыбнусь я в огне.
Я буду улыбаться, черт меня возьми,
в самом пекле рукопашной возни.
Пусть хоть жизнь свою укорачивая,
я пойду напрямик в
пулеметное поколачиванье,
в предсмертный крик.
А если, на шаг всего опередив,
достанет меня пуля какая-нибудь,
сожмите мои кулаки на груди
и улыбку мою положите на грудь.
Чтоб видели враги мои и знали бы впредь,
как счастлив я за землю мою умереть!
...А пока в атаку не сигналила медь,
не мешай, старшина, эту песню допеть.
Пусть хоть что судьбой напророчится:
хоть славная смерть, хоть геройская смерть –
умирать все равно, брат, не хочется.
1958
Умирать совсем не хотелось, ведь он был так молод. Хотелось мечтать о мирной счастливой жизни и любви.
"Затихнет шрапнель, и начнется апрель..."
Затихнет шрапнель, и начнется апрель.
 |
На прежний пиджак поменяю шинель.
Вернутся полки из похода.
Хорошая нынче погода.
Хоть сабля сечет, да и кровь все течет,
брехня, что у смерти есть точный расчет,
что где-то я в поле остался...
Назначь мне свиданье, Настасья!
Все можно пройти, и все можно снести,
а если погибнуть – надежду спасти,
а выжить – как снова родиться...
Да было б куда воротиться.
В назначенный час заиграет трубач,
что есть нам удача средь всех неудач,
что все мы еще молодые
и крылья у нас золотые...
1969
А потом была Победа! Настал-таки тот самый день рождения под грохот салютов и крики «ура». Двадцать один год, жив-здоров, ноги-руки на месте, лишь в душе и глазах навсегда осталась печаль, и с первых же фронтовых дней пришедшее осознание подлости войны, которое отражалось в его произведениях.
Ночь после войныНичем тебя в памяти не превозмочь,
первая послевоенная ночь.
Отгремели салюты, сник закат,
улеглось победное торжество.
Но не спит, но по городу ходит солдат...
Это что за бессонница водит его?
Играет оркестр в старом саду.
Как много невест в этом году!
Холодное тело трубы обхватив,
трубит музыкант забытый мотив.
И просится в сердце мелодия та,
мигает фонарь, как единственный глаз,
кружатся невесты, плывет темнота...
С разлуки их молодость началась.
Безногие люди сидят на скамье,
они не хотят говорить о войне,
лишь вслед мне упрямо и долго глядят:
«Откуда такой невредимый солдат?»
И молча грустят и вздыхают незло;
«Здорово мальчику повезло...»
А мальчик по саду идет стороной,
мальчик, выращенный войной,
две морщинка у рта горьки-горьки,
и пылью пропитаны сапоги.
Где он ни шел? По каким городам?
Полосатых верст подсчитать невмочь,
а сколько он мучился и страдал,
пока не нахлынула эта ночь,
ночь удивительной тишины,
первая ночь после войны!
1955
После демобилизации экстерном сдав экзамены за среднюю школу, поступил на филологический факультет Тбилисского университета (в Тбилиси жили его родственники). По окончании вуза четыре года работал учителем литературы. Сначала в селе Шамордино, а затем в других школах Калужской области. К калужскому периоду его жизни относится публикация первой книги. Случилось это в 1956 году, а сборник назывался очень просто – «Лирика».
Постепенно литературная деятельность вышла на первый план, а учительство Окуджава оставил в прошлом.
"Не каждому поэту удача выпадает..."
Не каждому поэту удача выпадает.
Не каждому поэту читателей хватает,
но каждому поэту пути иного нет...
Конечно, если это не лапоть, а поэт.
Артиста – не начальство – фортуна выбирает.
Он в честь нее стократно за век свой умирает,
из передряг злодейских душой выходит чист...
Конечно, если это не лапоть, а артист.
От сотворенья к судьям течет людское племя.
Судья закону служит, хоть тяжко это бремя,
грабителей карая, хулителей щадя...
Конечно, если это не лапоть, а судья.
Солдат идет с винтовкой, врага он не боится.
Но вот какая странность в душе его творится:
он пушки ненавидит, и войнам он не рад...
Конечно, если это не лапоть, а солдат.
1989
В жизни Булата Шалвовича Окуджавы выдался период, когда он попал в немилость у властей. Произошло это по нескольким причинам. Во-первых, не угодил критике. В 1961 году опубликовано первое прозаическое произведение писателя – повесть «Будь здоров, школяр», которую посчитали слишком уж выбивающейся из привычного ряда произведений фронтовой прозы, традиционно раскрывающих героизм советского воина-освободителя.
Вспомните, как охарактеризовал писатель самого себя – «смешного солдата». Главный герой повести Б. Окуджавы такой же, восемнадцатилетний мальчишка из интеллигентной семьи, со своими слабостями и страхами. И война на страницах произведения – не пафосная картинка.
«Я познакомился с тобой, война. У меня на ладонях большие ссадины. В голове моей – шум. Спать хочется. Ты желаешь отучить меня от всего, к чему я привык? Ты хочешь научить меня подчиняться тебе беспрекословно? Крик командира – беги, исполняй, оглушительно рявкай "Есть!", падай, ползи, засыпай на ходу. Шуршание мины – зарывайся в землю, рой ее носом, руками, ногами, всем телом, не испытывая при этом страха, не задумываясь. Котелок с перловым супом – выделяй желудочный сок, готовься, урчи, насыщайся, вытирай ложку о траву. Гибнут друзья – рой могилу, сыпь землю, машинально стреляй в небо, три раза...
Я многому уже научился. Как будто я не голоден. Как будто мне не холодно. Как будто мне никого не жалко. Только спать, спать, спать... »
И дальше герой повести говорит так.
«Потерял я ложку, как дурак. Обыкновенная такая ложка. Алюминиевая. Почерневшая. С зазубринами. И все-таки это ложка. Очень важный инструмент. Есть нечем. Суп пью прямо из котелка. А если каша... Я даже дощечку приспособил. Щепочку. Ем кашу щепочкой. У кого попросить? Каждый ложку бережет. Дураков нет. А у меня – дощечка ».
Представляете? Сплошная дискредитация образа несокрушимого солдата-героя. Ложку потерял. Щепочки какие-то, дощечки! Ужас!
Но читатели полюбили этого мальчишку в солдатской шинели.
Позже режиссер Владимир Мотыль, преодолевая огромное количество препятствий, чинимых официальными лицами, экранизировал эту лирическую повесть, дав своему замечательному фильму название «Женя, Женечка и "Катюша"» (1967). В эпизоде ленты снялся сам Булат Окуджава.
А в 1961-1962 гг. официальная критика обрушилась не только на повесть, но и на стихотворения и песни Окуджавы, объяснив это тем, что, по их мнению, «большинство этих песен не выражали настроений, дум, чаяний нашей героической молодёжи».
Одна морковь с заброшенного огорода
Мы сидим, пехотные ребята.
Позади – разрушенная хата.
Медленно война уходит вспять.
Старшина нам разрешает спать.
И тогда (откуда – неизвестно,
или голод мой тому виной),
словно одинокая невеста,
выросла она передо мной.
Я киваю головой соседям:
на сто ртов одна морковь – пустяк...
Спим мы или бредим? Спим иль бредим?
Веточки ли в пламени хрустят?
Кровь густая капает из свеклы,
лук скрывает бренный свой наряд,
десять пальцев, словно десять свекров,
над одной морковинкой стоят...
Впрочем, ничего мы не варили,
свекла не алела, лук не пах.
Мы морковь по-братски разделили,
и она хрустела на зубах.
Шла война, и кровь текла рекою.
В грозной битве рота полегла.
О природа, ты ж одной морковью,
словно мать, насытить нас смогла!
И наверно, уцелела б рота,
если б в тот последний грозный час
ты одной любовью, о природа,
словно мать, насытила бы нас!..
1964
Кроме того, непокорный Булат частенько раздражал власти своими взглядами и действиями, не вписывающимися в траекторию «генеральной линии партии».
Молитва
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится, Господи, – твоя власть! –
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.
Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
пока ей еще хватает времени и огня.
дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.
1963
Кстати, любопытная история произошла в те годы в Саратове. О ней рассказала Людмила Александровна Бойко, главный редактор Саратовского ТВ.
 |
| В. Высоцкий и Б. Окуджава |
Помню разразившийся в Саратове скандал в связи в гастролями в нашем городе группы московских поэтов во главе с Булатом Окуджавой. Ни Окуджава, ни его стихи не подошли тогдашним нашим эшелонам власти. Быстро начали отменять их концерты, встречи в коллективах студенческих. Очень оперативно в газете вышла статья, я не помню ее заголовок, но смысл почти на уровне цитаты – такие поэты нам, саратовцам, не нужны. Ну и по закону подлости утром вышла газета, а днем я иду в школу № 12 на встречу с девятиклассниками. Мы с ними готовили передачу «Мое любимое стихотворение». Эта встреча была небольшой предварительной репетицией. Учительница оставляет меня в классе одну. Дети ведут себя корректно. Какие стихи будете читать? Разные: Пушкин, Лермонтов, Твардовский, Симонов, Алигер. Все прекрасно. Но каким-то чутьем чую грозовую ситуацию в классе. И, конечно, все свершилось. Мальчик, как водится, с последней парты в гробовой тишине сообщает, что будет читать Окуджаву. В пятках кольнуло. Я не уверена, что сумела скрыть свое смятение. Но чтобы оттянуть свое решение, спрашиваю: «Какое стихотворение?» Мальчик читает прекрасное стихотворение о весне, о сирени. За короткое время, когда он читал это маленькое стихотворение, я принимаю решение: будем читать Окуджаву. И вот этот выдох… Вечером читали Окуджаву, а на следующий день – пред очи председателя комитета…
– Как смели? Как могли?
И с какой партизанской отвагой я, помню, промямлила что-то вроде: «Если б снова начать» и «Иначе не могла». Повисла тяжелая пауза, и Ефим Осипович Кульжонков [в 1963-1978 гг. – председатель Саратовского областного комитета по телевидению и радиовещанию. –А. К.] вдруг сказал: «Ну ладно, на этот раз мы проскочили (меня это «мы» просто потрясло). А на будущее не зарывайтесь».
(Источник: сайт «Студия "Саратовтелефильм"»: http://www.saratovtelefilm.com/televidenie/telezurnalisti/252-boyko3.html)Ну, а если вернуться к разговору об образах войны, то они всегда присутствовали в произведениях Булата Окуджавы.
Поминальная
 |
Наша память бессильна уйти от потерь,
всё с фонариком бродит в былом.
Даже в праздничный день
чья-то тихая тень
вместе с нами сидит за столом.
Блиндажи той войны все травой заросли.
Тишина, и поют соловьи.
Не слова, не молва эту землю спасли,
а открытые раны твои.
Я счастливых живых в майский день созову.
Хоть тогда под огнем ножевым
не склоняли голов, но склоните главу
перед братом погибшим своим.
Сколько лет, сколько зим, как умолкла война!
Сколько слез утекло, сколько рек...
Мы в те годы с тобою прощались сполна,
чтоб уже не прощаться вовек.
1980
"Лес таинственный лиственный..."
Лес таинственный лиственный,
весь малиновками освистанный.
То сырой и бодрящий, то молчащий в оцепенении,
потерявший, как усталая рота, равнение.
Всё мне чудится: вот сойдутся дубы,
и осины, и ели. И повторят привалов уют.
Над кострами развесят шинели
и домашнее что-то, щемящее запоют.
Просидят без речей и без жестов
и затекшие ноги опустят в траву...
...Вдруг посыплются по лесу колокольчики женские,
всё «ау!» да, «ау!».
И вздохнут облегченно дубы и осины
и пойдут, листья сливши...
Тишина. Это в годы войны голосили.
По России колокольчиков не было слышно.
1956
"Здравствуй, маленький, здравствуй, счастливый сынишка мой..."
с развеселою ямочкой на подбородке.
 |
| С сыном |
Нет, тебе невдомек, что когда-то отец твой,
сам едва не мальчишка, безусый подросток,
нес солдатскую службу со смертью в соседстве,
с первых маршей войны став негаданно взрослым.
Нет, тебе незнакомо осколков пощелкиванье,
от разрывов не приходилось сутулиться,
да и маму свою ты не видел девчонкой,
под бомбежками на воронежских улицах...
Две смешинки дрожат у тебя под глазами,
в окна смотрятся добрые звезды весенние,
и под ветром колышутся шторки кисейные,
парусами колышутся, парусами.
Здравствуй, маленький, здравствуй, счастливый сынишка мой,
в бумазейной рубашке, в штанишках коротких
и с глазами – двумя озорными синичками,
с развеселою ямочкой на подбородке.
1955
"Поздравьте меня, дорогая: я рад, что остался в живых..."
Поздравьте меня, дорогая: я рад, что остался в живых,
сгорая в преддверии рая средь маршалов и рядовых,
когда они шумной толпою, в сиянии огненных стрел,
влекли и меня за собою... Я счастлив, что там не сгорел.
Из хроник, прочитанных мною, в которых – судьба и душа,
где теплится пламя былое условно, почти не дыша,
являются мне не впервые, как будто из чащи густой,
то флаги любви роковые, то знаки надежды пустой,
то пепел, то кровь, а то слезы – житейская наша река.
Лишь редкие красные розы ее украшают слегка.
И так эта реченька катит, и так не устала катить,
что слез никаких и не хватит, чтоб горечь утрат оплатить.
Судьба ли меня защитила, собою укрыв от огня?
Какая-то тайная сила всю жизнь охраняла меня.
И так все сошлось, дорогая: наверно, я там не сгорел,
чтоб выкрикнуть здесь, догорая, про то, что другой не успел.
1985
Действительно, дарованную ему жизнь Булат Шалвович использовал мудро, успев сделать многое. Он остался в памяти людской как художник, негромко, с болью и с любовью рассказывающий о человеке.
ЧеловекДышит воздухом, дышит первой травой,
камышом, пока он колышется,
всякой песенкой, пока она слышится,
теплой женской ладонью под головой.
Дышит, дышит – никак не надышится.
Дышит матерью – она у него одна,
дышит родиной – она у него единственная,
плачет, мучается, смеется, посвистывает,
и молчит у окна, и поет дотемна,
и влюбленно недолгий век свой перелистывает.
1959
Поэт никогда не расставался с надеждой и нас призывал поступать так же. Недаром это слово очень часто встречается в произведениях Окуджавы.
"В земные страсти вовлеченный..."
В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.
Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.
1989
И еще Окуджава оставил нам в наследство поэтическое духовное завещание, заслужив это право всей своей жизнью и тем, что сам всегда стремился следовать сказанному.
Святое воинство
Совесть, Благородство и Достоинство –
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь, как человек.
1988
"Осудите сначала себя самого..."
Осудите сначала себя самого,
научитесь искусству такому,
а уж после судите врага своего
и соседа по шару земному.
Научитесь сначала себе самому
не прощать ни единой промашки,
а уж после кричите врагу своему,
что он враг и грехи его тяжки.
Не в другом, а в себе побеждайте врага,
а когда преуспеете в этом,
не придется уж больше валять дурака –
вот и станете вы человеком.
1990
"Чувство собственного достоинства..."
Белле Ахмадулиной
Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент:
созидается он столетьями, а утрачивается в момент
под гармошку ли, под бомбежку ли, под красивую ль болтовню,
иссушается, разрушается, сокрушается на корню.
Чувство собственного достоинства – вот загадочная стезя,
на которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя,
потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой,
растворится, в пыль превратится человеческий образ твой.
Чувство собственного достоинства – это просто портрет любви.
Я люблю вас, мои товарищи – боль и нежность в моей крови.
Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего
не придумало человечество для спасения своего.
Так не траться, брат, не сворачивай, плюнь на вздорную суету –
потеряешь свой лик божественный, первозданную красоту.
Ну зачем рисковать так попусту? Разве мало других забот?
Поднимайся, иди, служивый, лишь прямехонько, лишь вперед.
1989
Читайте и слушайте мудрого Булата Окуджаву!
И спасибо всем, кто дочитал до конца!
С уважением,
ваша Агния.
Булат Окуджава
Список литературы
Книги Б. ОкуджавыОкуджава, Б. Ш. Избранная проза / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Известия, 1979. – 507 с.
Окуджава, Б. Ш. Избранное / Б. Ш. Окуджава. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. – 304 с. – (Всемирная б-ка поэзии).
Стихотворения из этой книги дают полное представление о поэтическом творчестве Булата Окуджавы.
Окуджава, Б. Ш. Избранные произведения: в 2 т. / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Современник, 1989.
Окуджава, Б. Ш. Посвящается вам: стихи / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Советский писатель, 1988. – 144 с.
Окуджава, Б. Ш. Путешествие дилетантов: роман / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Известия, 1986. – 560 с.
Окуджава, Б. Ш. Свидание с Бонапартом: роман / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Советский писатель, 1985. – 286 с.
Окуджава, Б. [Стихотворения] / Б. Окуджава // Уроки литературы: прил. к журн. «Литература в школе». – 2011. – № 5. – С. 15.
Окуджава, Б. Ш. Чаепитие на Арбате: стихи разных лет / Б. Ш. Окуджава. – Москва: Корона-Принт, 1997. – 576 с.
О нём
Алексеева, Т. Бумажный солдат: Булат Окуджава о войне / Т. Алексеева // Классное руководство и воспитание школьников: газ. Изд. дома «Первое сент.». – 2011. – № 8. – С. 34-36. – Прил.: Классное руководство и воспитание школьников: электронное прил. – 2011. – № 8.
Аннинский, Л. Аристократ в интеллигентстве / Лев Аннинский // Родина. – 2008. – № 8. – С. 125.
Аристократизм и интеллигентство в судьбе Булата Окуджавы.
Аннинский, Л. А. Барды: сборник биографической информации / Л. А. Аннинский. – Москва: Согласие, 1999. – 164 с.
Книга посвящена «отцам-основателям» жанра, среди которых А. Вертинский, Ю. Визбор, Н. Матвеева, В. Высоцкий, Ю. Ким, Б. Окуджава ...
Богомолов, Н. Булат Окуджава и массовая культура / Н. Богомолов // Вопросы литературы. – 2002. – № 3. – С. 3-14.
Бойко, С. Булат Окуджава. Ранний автограф песни / С. Бойко // Вопросы литературы. – 2003. – № 5. – С. 298-302.
О стихотворении Булата Окуджавы «Не бродяги, не пропойцы...» (1957) .
Бойко, С. С. Проза Булата Окуджавы на исторические сюжеты в историко-литературном контексте / С. С. Бойко // Филологические науки. – 2010. – № 1. – С. 3-13. – Библиогр.: с. 12-13.
В статье путем анализа жанровых форм произведений на исторические сюжеты прослежена литературная традиция исторического романа XIX в. и преемственная связь с нею прозы Булата Окуджавы. Делаются выводы о жанровых особенностях прозы Окуджавы и проблемах ее восприятия .
Бойко, С. С. «Фантазии» Булата Окуджавы: (к вопросу о музыкальных формах в лирическом творчестве) / С. С. Бойко // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 14-21.
Бубенщикова, З. С. «Давайте понимать друг друга с полуслова...»: вечер, посвященный жизни и творчеству Булата Шалвовича Окуджавы / З. С. Бубенщикова // Уроки литературы: прил. к журн. «Литература в школе». – 2011. – № 5. – С. 9-14.
Быков, Д. Булат Окуджава: главы из книги / Дмитрий Быков // Дружба народов. – 2008. – № 12. – С. 103-143. – Окончание. Начало в № 11.
Быков, Д. Булат Окуджава: главы из книги / Дмитрий Быков; вступ. заметка автора // Дружба народов. – 2008. – № 11. – С. 4-67. – Окончание следует.
Быков, Д. «Есть высшая свобода и мы идем за ней» / Дмитрий Быков // Наука и религия. – 2009. – № 8. – С. 26-29.
Отрывок из книги, посвященной жизни, творчеству и общественным взглядам поэта Булата Шалвовича Окуджавы в 60-е годы 20 века.
Быков, Д. Миф арбатского счастливчика / Дмитрий Быков // Родина. – 2008. – № 8. – С. 117-124.
О судьбе и творчестве Булата Окуджавы .
Дмитренко, С. Я историю излагаю... / С. Дмитренко // Литература: прил. к газ. «Первое сент.». – 2009. – № 8. – С. 4-5.
-- материалы к урокам -- русские поэты -- войны
Елисеева, Т. А. Военные песни Булата Окуджавы / Т. А. Елисеева // Литература в школе. – 2009. – № 5. – С. 35-38: ил.
Материал для проведения урока литературы в 7 классе по военным песням Булата Окуджавы .
Зайцев, В. А. Вариации на тему одной солдатской песни: (Ив Монтан и Окуджава, Высоцкий, Галич) / В. А. Зайцев // Филологи-ческие науки. – 2003. – № 3. – С. 77-85.
Поэтический «вызов» 1950-60 годов, рождение авторской песни, истоки которой уходят в классическую и фольклорную традицию .
Зайцев, В. А. История русской литературы второй половины ХХ века: учебное пособие / В. А. Зайцев, А. П. Герасименко. – Моск-ва: Академия, 2008. – 448 с. – (Высш. проф. образование. Филология).
