Нацистские дивизии. Вермахт - это армия нацистской германии. Основные коллаборационные формирования. вооружённые силы «союзного государства»

К середине 1941 года фашистская Германия установила свое господство над огромной территорией от побережья Атлантического океана до советских границ и от Нарвика до Крита.

В Европе продолжала борьбу только Англия.

Народы оккупированных фашистскими агрессорами стран делали тогда лишь первые шаги по пути сопротивления. Экономика этих стран, как и государств-сателлитов, обслуживала военно-стратегические нужды Германии. Гитлеровские вооруженные силы, накопившие двухлетний боевой опыт, казались непобедимыми.

Единственной державой, стоявшей на пути установления полного господства немецко-фашистского империализма над Европейским континентом, был Советский Союз.

В июне 1941 года гитлеровская Германия закончила последние приготовления к войне против Советского Союза.

Тысячи орудий открыли огонь по пограничным сооружениям. Самолеты со свастикой на крыльях обрушили бомбовые удары на Киев, Житомир, Севастополь, Минск, Смоленск, Ригу, Каунас и другие мирные советские города. Фашистские войска перешли границы СССР. «План Барбаросса» был приведен в действие.

Лишь через полтора часа после нападения германское правительство через своего посла в Москве формально объявило войну Советскому Союзу. Днем 22 июня министерство иностранных дел Германии опубликовало лживое объяснение мотивов агрессии против Советского Союза: «спасти всю мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма».

Вслед за Германией в войну против Советского Союза вступили Италия, Румыния, Финляндия, Венгрия. Объявило войну СССР и фашистское правительство Словакии, а правительство Виши разорвало дипломатические отношения. Начался поход фашистских держав против социалистического государства.

На стороне фашистских агрессоров было значительное численное превосходство в людях и качественное преимущество в области вооружения.

Для ведения войны против Советского Союза Германия и ее союзники предназначили 190 дивизий.

В Финляндии действовали немецко-фашистская армия «Норвегия» и две финские армии - «Юго-Восточная» и «Карельская»; их поддерживал германский 5-й воздушный флот и финская авиация.

На территории Восточной Пруссии развернулась группа армий «Север» в составе 18-й и 16-й полевых армий и 4-й танковой группы; наземные войска поддерживал 1-й воздушный флот.

На фронте от Голдапа до Влодавы - группа армий «Центр» в составе 9-й и 4-й полевых армий, 3-й и 2-й танковых групп; ее поддерживал 2-й воздушный флот.

На фронте от Люблина до Черноморского побережья находилась группа армий «Юг» в составе 6, 17 и 11-й немецко-фашистских, 3-й и 4-й румынских армий, 1-й танковой группы и венгерского корпуса; ее поддерживал 4-й воздушный флот. 5,5 млн. солдат и офицеров, почти 5 тыс. самолетов, свыше 3500 танков - таковы были силы агрессора, напавшего на Советский Союз.

С советской стороны им противостояли войска пяти приграничных военных округов: Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого, Одесского. В распоряжении этих округов имелось 57% сил советских войск мирного времени, т. е. не более 2,5 млн. солдат и офицеров. Две трети этого количества были размещены вдоль границы на глубине до 100-150 км в качестве армий прикрытия. Остальные силы округов находились примерно в 500 км от границы.

В первой линии десяти армий прикрытия на фронте от Балтийского до Черного моря насчитывалось всего 40 стрелковых и 2 кавалерийские дивизии. Но им было запрещено заблаговременно занимать предусмотренные планом рубежи обороны, и только за несколько часов до вторжения врага командование приграничных военных округов получило указание о приведении войск в боевую готовность.

Это запоздалое указание не было своевременно передано войскам. В результате война застала войска армий прикрытия не на рубежах обороны, а в движении к ним. Непосредственно на границе находились лишь пограничные заставы, вооруженные легким стрелковым оружием, и отдельные подразделения армий прикрытия; главные силы этих армий располагались в лагерях и казармах в 20-40 и более километрах от границы. 22-24 июня были созданы на базе приграничных военных округов Северо-Западный, Западный, Юго-Западный, Северный и Южный фронты.

Военно-морской флот не был застигнут врасплох. Война застала его в состоянии боевой готовности.

Немецко-фашистские войска повели наступление по всему фронту. Советские пограничники мужественно отражали натиск противника. В большинстве случаев гарнизоны пограничных застав гибли до последнего человека, отстаивая советскую землю.

Также мужественно сражались и подошедшие к границе войска прикрытия. Внезапные массированные удары германской авиации и артиллерии привели к потере устойчивого управления советскими войсками со стороны штабов в войсках прикрытия.

Фашистская авиация захватила господство в воздухе. В первый же день войны было уничтожено 1200 советских самолетов, свыше 800 из них - на аэродромах.

К исходу дня 22 июня германские вооруженные силы глубоко вклинились в пределы Советского государства.

После поднятия данной темы, которая будет разобрана ниже, последует совершенно предсказуемая реакция: о том, что этот вопрос уже давно обсуждался и тема войны уже и так всем ясна. И это верно! И верно то, что после стольких пройденных лет мы до сих пор теребим эти неизлечимые раны. Но проблема в том, что по сей день приходится доказывать истину о наглом вторжении гитлеровцев в СССР. До сих пор неоднократно всплывают слова и фразы о том, что Сталин хотел нанести удар первым. Вновь и вновь ставится под сомнение значимость Сталинграда в переломе войны. И никто не станет спорить, что за рубежом история Второй мировой подкорректирована и исправлена на свой лад.

22 июня 1941 года, ранним воскресным утром в день летнего солнцестояния немецкие бомбардировщики люфтваффе нарушили государственную границу СССР. Приблизительно в 03 часа 30 минут авиация Геринга начала бомбардировку промышленных районов, аэродромов и базы Черноморского флота в Севастополе. В 4 часа 00 минут после мощного артобстрела вперёд двинулись передовые части вермахта, вслед за ними последовали основные ударные силы. Так для советских людей началась Великая Отечественная война.


На самом деле война началась ещё задолго до вторжения нацистов в СССР. Прежде всего, в оккупации гитлеровцев находились соседствующие с Германией страны. Пепел сожженных в крематориях тел уже рассеивался в воздухе над европейской землёй, и ужас, охватывающий подавленную Европу, распространялся – от Варшавы до Туманного Альбиона.

В советские времена мы были абсолютно уверены, что нападение немцев было вероломным. Наши родители дедушки и бабушки нам объясняли, что фашистские войска ворвались на нашу землю без каких-либо вынужденных причин. Но на стыке 80-х – 90-х годов прошлого века эти факты стали опровергаться, их использовали для подрыва социализма, облачая в идеологическое оружие советского строя. Отчасти те, кто обвинял коммунизм во лжи, были правы, но меняя страну, они не думали, что решают судьбу миллионов советских граждан. Заметьте, они тоже являются победителями, но мы их судим и судим строго, как губителей и предателей СССР.

Сегодня историю перевернули и выпотрошили, а любители мифов перепачкали память о подлинном героизме наших солдат. Сегодня некоторые историки, журналисты и просто слагатели лжи утверждают, что немцы всего лишь защищались от советского большевизма. Споры и разногласия порою выглядят просто нелепо, да и можно ли назвать это спорами – скорее необоснованная и подлая фальсификация правды. Сегодня есть историки, сомневающиеся в том, что инициатором войны являлся немецкий фюрер. Сегодня пишут и говорят, что каждый их двух сторон (Сталин и Гитлер) был уверен, что нанесёт удар первым. Тем, кто мне не верит, советую расширить свой кругозор и взглянуть на исторические сведения: в интернете, в книгах и в прочей литературе.

Вообще, доказывать приверженцам предвзятого мнения, что первыми на советскую землю вторглись немцы, уже дело совершенно нелепое, существует множество фактов, подтверждающих то, что руководитель СССР не хотел воевать. Но поскольку средства массовой информации затрагивают эту тему, значит кому-то выгодно, чтобы Победа в войне принадлежала не нам.

Разберём три главных вопроса о вторжении немцев в июне 1941 г.

1. Гитлер напал без предупреждения

После неудачной попытки уничтожения британских военно-воздушных сил высшее немецкое командование запланировало переброску своих войск на восток. В Германии об этом было известно советским дипломатам. С весны 1941-го советская разведка докладывала о значительном перемещении немецких эшелонов с военной техникой. Начина с 6 июня немцы предпринимали попытки обстрела пограничных постов. Авиация люфтваффе неоднократно нарушала государственную границу. К послу Германии в СССР Ф. Шуленбургу много раз предъявляли претензии и требовали объяснений о дерзком поведении немцев. В ночь с 21 на 22 июня немецкие солдаты переходили границу, обнаруживая и обрывая линии связи штабов – всё это нельзя было игнорировать. Из мемуаров маршала К. Рокоссовского ясно, что ему доложили о задержке немецкого перебежчика в воинском звании ефрейтор, сообщившем о нападении 22 июня. Так почему мы спорим о том, что немцы напали без предупреждения?

Прежде чем нагло вторгнуться на чужую территорию, враг объявляет войну и предъявляет претензии, объясняющие причины вторжения. С немецкой стороны никаких претензий предъявлено не было. Начиная наступление, Геббельс по немецкому радио диктовал, что Советы нарушили его границы первыми, но ничего подобного на рубеже СССР и оккупированной немцами Польши не происходило.

Вторая мировая война значительно отличалась от предыдущих войн, её характер носил название «молниеносной» и этот эффект приносил немцам победу, поэтому оповещать врага о вторжении и предъявлять ему какие-либо претензии, значит снижать эффект внезапности нападения. Лишь после того, как совершился прорыв на территорию СССР и фашисты обстреляли наши границы, война была объявлена официально…

Отрывок из речи В. Молотова, произнесённой в первый день Отечественной войны:
«…Сегодня в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, Германские войска напали на нашу страну…»

2. Советский генералитет и Сталин не знали о дате вторжения

Пожалуй, не совсем справедливо обвинять Кремль в незнании точной даты. Безусловно, что, прорывая государственную границу, никто не будет сообщать о дате вторжения. Дату вторжения держат в большом секрете и об этом известно только высшему командованию, если конечно в ближайшем окружении Гитлера не было советских агентов. Другое дело ориентировочная дата, и ориентировочная дата была известна в диапазоне 15-ти дней. Первое достоверное сообщение поступило 30 мая 1941 года от советского агента в Японии – Рихарда Зорге. В нём сообщалось, что немецкое наступление против СССР начнётся во второй половине июня. 16 июня пришло новое донесение от агентов НКГБ, работающих в Берлине, сообщившее ориентировочную дату в районе недели, т.е. в ближайших семи дней.

Но советское командование выглядело как-то уж слишком вольно и даже казалось, что война застала их всех врасплох. Но на самом деле никакой вольности не было – были даны указания: не поддаваться провокации со стороны немцев. Немцы постоянно старались спровоцировать советские войска на конфликт. В случае обстрела немецких войск на границе, Гитлер мог с лёгкостью объявить о вражеском нарушении рубежа советскими пограничниками (хотя он это и так сделал). Если бы советские войска открыли бы огонь первыми, то виновниками начала войны были бы уже мы.

Глава государства И. Сталин боялся паники – и это вполне справедливо. Паника в большей степени была бы вредна не только для советского народа, а очень полезна для немцев: создалась бы потенциальная угроза междоусобицы. К тому же, если бы всё-таки Красная Армия поддалась бы на провокации и начала бы огонь первой, история ВОВ имела бы уже совсем другой результат – в развязывании войны обвинили бы уже Сталина. Поэтому для Генерального секретаря ЦК ВКП(б) был так важен покой на границе. Советский Союз мог бы понести тяжкое клеймо виновника развязывания войны, и тогда бы от него отвернулись многие страны мира.

Есть сведения, что вермахт должен был вторгнуться до июня 1941 года, и так как он не напал в мае, то война уже точно переносилась на следующий год. Но поверить в это нельзя – слишком много поступало тревожных звонков из-за границы. Во-первых, весной 1941 года немецкие войска перебрасывались к Польскому рубежу, и это был не какой-нибудь смотр – это: расстановка орудий, использование транспортных эшелонов, мобилизация армии, пересылка и оформление документов. Такие действия не останутся незамеченными. Во-вторых, если разведка сообщала о переносе дат, то приблизительную дату вторжения должны были сообщить наверняка – что и сделали. В-третьих, промедление для Третьего Рейха могло стоить значительных неудач, наготове стояли: румынская, финская, венгерская, словацкая и итальянская армии. Последние три выделили по одному армейскому корпусу. Япония тоже предусматривала нападение на СССР. И наконец, четвёртая причина, означающая, что нападение на СССР будет скорым – это полёт Рудольфа Гесса в Британию, о смысле этого полёта в Советском Союзе не могли не догадываться. Цель «визита» Гесса в Британию – попытка заключения союза с англичанами для совместного похода против СССР. Полёт стоил Гессу больших потерь, и от этого важность его только увеличивалась.

10 июня 1941 года заместитель фюрера предложил премьер-министру Англии сотрудничество. Советская разведка докладывала о переговорах немца с британцами, о «Мисси Гесса» напечатали в «Правде». Ко всему этому можно ещё добавить то, что написано выше: перебежчиков, обстрел пограничных постов, нарушение люфтваффе государственного рубежа – всё это должно было насторожить командующих войсками и привести их в постоянную боевую готовность.

Существует ещё один аргумент в пользу известности Сталина о том, что гитлеровцы начнут наступление в июне 1941 года. Он гласит, что ещё в апреле того же 41-го года У. Черчилль лично информировал советского вождя о нападении. В конце концов, излишний поток информации мог серьёзно осложнить предпринимаемую подготовку к отражению наступления. У Иосифа Сталина в те дни была масса сомнений и неприятностей, и верить британцам и их агентам у него не было оснований. Немцам англичане подбрасывали информацию о сосредоточивании советских войск на границе. В Кремле были иные сведения из Лондона: немецкие войска занимают позиции, чтобы подготовить армию к нападению на СССР.

По некоторым сведениям, взятым из современной литературы, можно узнать, что директива к войскам на границе всё же последовала. Но действия Кремля были предприняты с опозданием: в ночь с 21 на 22 июня. В приказе значилось: привести части РККА в полную боевую готовность.

Если обвинять вождя Советов в неосведомлённости, то предпочтительней думать о несовершенных методах работы советской агентуры в Берлине, которой доверял Сталин. Орган нацисткой разведки Абвер под управлением В. Канариса мог использовать в качестве дезинформирования наиболее важный канал связи, исполняющий обязанности и поручения Л. Берии. Но поставим последние под сомнение.

В любом случае незнание даты – не оправдание: войска на границе для того, чтобы охранять нас. Основной просчёт, результатом которого стала небоеспособность армии в первые дни войны – это отсутствие линии обороны, позиции которой должны были размещаться в глубоком тылу. Не объявив войну СССР, немцы использовали эффект неожиданности. Внезапность посеяла в рядах РККА неразбериху, последствия запутанности не проходили несколько месяцев. Смятение завладело половиной генералов и командиров, распространилось на солдат, сбило их с толку и повергло в сомнение. Стоит признать, что оборона в тылу свела бы эффект неожиданности к нулю.

3. Вероломное нападение

После тщетной попытки создать совместный с Европой отпор нацистам Сталин принимает предложение Гитлера о подписании обоюдного договора о дружбе и ненападении. Всем без сомненья известно, что в августе 1939 года в Москве состоялась встреча немецкого посла с Народным комиссаром иностранных дел СССР – Молотовым. После чего в свет вышел неожиданный для Европы договор, т.е. пакт о ненападении – пакт Молотов-Риббентроп. Подлое и циничное нарушение пакта означало вероломное нападение гитлеровцев на СССР. Сегодня мы абсолютно уверены, что первым клятву нарушил Гитлер.

Но это не значит, что нужно слепо следовать убеждающему факту. Судят всех и победителей в том числе, ибо ни одна победа не достаётся малой ценой. Чем дороже цена – тем сильней враг, и если молчать обо всех провалах и поражениях, то и ни стоит говорить о том, что враг был в чём-то сильнее нас. Победитель тоже несёт потери и потери немалые, оставляющие глубокий след на нашей земле и в человеческой памяти.

Как бы это не звучало унизительно в адрес СССР, но именно советская идеология замалчивала о поражениях Красной Армии. Именно органами КПСС скрывались объёмы потерь, происходивших во время отступления на восток. А как же объяснить тот факт, что силы РККА начали этап освобождения от города Сталинграда? Сталинградская битва стала переломной во Второй мировой, но Город-Герой был подло стёрт с карты СССР Никитой Хрущёвым.

Фильмов, снятых в советское время о войне, великое множество, но тема поражений в большинстве кинопостановок либо обходилась стороной, либо показывалась скомкано или вскользь. В мемуарах советских полководцев, правда о грандиозных потерях или потеснена, или уменьшена. Но благо, что о знании предполагаемой даты вторжения уже не скрывали, да и глупо это было скрывать, демонстрируя великолепную способность советской разведки.

Выстраивание такой необъективной основы и привело нас к вопросам об Отечественной войне, и поскольку ту часть непозволительной правды скрыли от нас тогда – сейчас она вырывается и бьёт по больным местам.

Да, после художественных произведений и фильмов СССР трудно было поверить в некомпетентность тогдашних военачальников. Советское кино «живописно» отразило чувства героев войны, но только лишь одну их сторону – выгодную. А как же те, кто погибал на границе? Что думать о тех, кто стал жертвой беспечности командиров? Стоит ли продолжать искать того, кто так и остался для всех для нас без вести пропавшим солдатом?

Мы привыкли говорить только о победителях, а поражения признавать не умеем. Война – это не игра, тут не пожертвуешь пешкой, чтобы потом устранить ладью. Но если всё же посметь и разложить схватку между Германией и СССР на раунды, то первый раунд мы проиграли. Да, можно сказать: Ничего! Выдержали! Но каждый удар – это чья-то жизнь, а каждая схватка – миллионы жизней.

Во Второй мировой мы не должны были воевать, но нас заставили, нас принудили немцы. «Тысячелетний Рейх» втянул в кровавую бойню всю Европу и Советский Союз. И не Советский Союз развязал войну, а Европа – они это делали в 1812 году, они это делали и в 1914 году. В 1941 советский народ выступил в роли освободителя, спасая мир от чумы и дубины нацистского вероломства.

Подпишитесь на нас

Глава 24

Рано утром 22 июня на берлинских улицах по громкоговорителям передавалось обращение фюрера к народу и продавались экстренные выпуски газет. Хотя люди были ошеломлены нападением на союзника, большинство немцев испытывало чувство облегчения. Мало кто мог понять сам факт заключения договора с красными. Разъяснительной работой занялся Геббельс. Шеф пропаганды сразу начал давать установки подчиненным: «Теперь, когда фюрер разоблачил предательство большевистских правителей, национал-социализм и, следовательно, немецкий, народ возвращаются к принципам, которые их вдохновляли, – к борьбе против плутократии и большевизма». Фюрер, добавил он, уверен, что русская кампания завершится через четыре месяца. «Но я вам говорю: она завершится через восемь недель», – самонадеянно заявлял Геббельс.

Он повторил этот прогноз на приеме в министерстве пропаганды. Повернувшись к кинозвезде Ольге Чеховой, племяннице великого русского писателя, он сказал: «У нас здесь эксперт по России. Как вы думаете, будем ли мы в Москве к Рождеству?» Раздраженная его бесцеремонностью, актриса холодно ответила: «Вы знаете, Россия – беспредельная страна. Даже Наполеон был вынужден уйти оттуда». От неожиданности Геббельс потерял дар речи. Через десять минут его адъютант подошел к актрисе: «Думаю, мадам, вы готовы уйти. Машина ждет».

Сталин был в растерянности. За несколько часов советская авиация потеряла 1200 самолетов, оборона была дезорганизована. Отказываясь верить в серьезность первых сообщений, поступающих из района боевых действий, Сталин приказал Красной Армии не вступать на немецкую территорию, а авиации ограничить свои действия приграничной полосой. Он был убежден, что нацистское нападение всего лишь досадная ошибка и можно остановить войну дипломатическими средствами, а потому оставил открытой радиосвязь с министерством иностранных дел Германии и попросил Японию посредничать в урегулировании политических и экономических разногласий между Германией и Советским Союзом.

Советский посол в Англии не питал таких иллюзий. Майский посетил министра иностранных дел Идена и прямо спросил, не собирается ли английское правительство ослабить свои военные усилия и, возможно, прислушаться к «мирному наступлению» Гитлера. Идеи ответил категорическим «нет». Вечером Черчилль подтвердил это в страстном обращении к стране: «Мы преисполнены решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Мы никогда не будем вести переговоры с Гитлером или с кем-либо из его клики». Черчилль обещал оказать всевозможную помощь СССР.

Президент Рузвельт осуждал диктаторскую политику Сталина, его жажду территориальных приобретений. Но он опасался Гитлера и без колебаний одобрил заявление государственного департамента о том, что оказание помощи коммунизму отвечает интересам американской безопасности.

Папа римский придерживался иной позиции. Хотя он не высказался прямо об агрессивных действиях Германии, но ясно дал понять, что поддерживает борьбу нацизма против большевизма, охарактеризовав ее как «благородную отвагу в защите основ христианской культуры». А ряд немецких епископов, как и ожидалось, открыто поддержал нападение на СССР. Один из служителей церкви назвал его «европейским крестовым походом», миссией, подобной подвигам тевтонских рыцарей. Он призвал католиков бороться за «победу, которая позволит Европе снова вздохнуть свободно и откроет всем странам новое будущее».

Буквально через сутки интерес немцев к войне стал падать. Граждане занялись обыденными делами, как будто это была всего лишь очередная военная кампания Гитлера. В 12.30 23 июня фюрер со свитой выехал из столицы. Поезд доставил его в «Волчье логово», новую ставку в лесу в нескольких километрах от Растенбурга в Восточной Пруссии. Когда по прибытии на место все стали располагаться в деревянных домах и бетонных бункерах, в ставке фюрера царила уверенность в быстрой победе. Однако Гитлера одолевали смешанные чувства. «Нам стоит лишь толкнуть дверь, и прогнившее строение рухнет», – сказал он Йодлю. Но вскоре заметил адъютанту: «В начале каждой кампании толкаешь дверь в темную комнату. Никто не знает, что тебя ждет внутри».

Первые победы, казалось, оправдывали самые радужные надежды, За два дня было захвачено огромное количество военнопленных. Повсеместно немецкие танки прорывали советскую оборону. Казалось, организованного сопротивления противника не было. В первую неделю не сообщалось каких-либо подробностей. Зато в воскресенье, 29 июня, по радио с интервалами в один час было зачитано десять специальных сообщений, лично одобренных Гитлером. Геббельс возражал против чрезмерных доз информации, но Гитлер считал это блестящей идеей. Когда Отто Дитрих сообщил о недовольстве людей, которые были вынуждены весь воскресный день просидеть у радиоприемников, Гитлер ответил, что образ мышления и эмоции масс известны ему лучше, чем всем интеллектуалам, вместе взятым.

Колонна пленных красноармейцев. Минск, 1941

Войска продвигались стремительно. К 29 июня почти полмиллиона красноармейцев сдались в плен. Гальдер в своем дневнике 3 июля записал: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна за четырнадцать дней». Фюрер был уверен, что с Советами покончено. «Как удачно, – восторгался он, – что мы уничтожили советскую танковую мощь и авиацию в самом начале». Многие западные военные эксперты разделяли эту оценку, и в Пентагоне спорили, когда будет покончено с Красной Армией: через месяц или раньше.

За передовыми немецкими частями следовали четыре «айнзацгруппен» СС по три тысячи человек в каждой. Их задачей было обеспечение безопасности оперативной зоны, иными словами, репрессии против гражданского населения с целью подавить его сопротивление оккупантам. Это была полиция особого рода, подчиненная непосредственно Рейнхарду Гейдриху. «Войска специального назначения» должны были хватать не только активных большевиков, но и всех евреев, а также цыган, «азиатских недочеловеков» и «дармоедов» – умалишенных и безнадежно больных.

Для осуществления массовых убийств Гейдрих и Гиммлер лично подбирали офицеров, В их число попадали протестантский священник и врач, оперный певец и юрист. Трудно было предположить, что они годятся для такой работы. Но эти люди оправдали надежды своих шефов и, несмотря на угрызения совести, стали искусными палачами.

Большинство жертв были евреи. Они не имели представления о гитлеровской программе «расового очищения»: в советской прессе мало что сообщалось об антисемитских зверствах немцев. Поэтому многие евреи становились легкой добычей «айнзацгрупп».

Истребление евреев проводилось с холодным расчётом. Работа подразделений СС редко встречала сопротивление. «Как ни странно, приговоренные позволяют расстреливать себя спокойно, – докладывал один командир. – Это относится и к евреям, и к неевреям».

Самой серьезной проблемой Гейдриха были психические расстройства среди эсэсовцев. Некоторые из них получали нервные потрясения, ударялись в запой, страдали желудочно-кишечными заболеваниями. А были и такие, которые выполняли свою задачу с чрезмерным рвением и садистски избивали арестованных, нарушая приказ Гиммлера о том, что ликвидацию надо производить «гуманным способом».

Гиммлер сам не раз был свидетелем деморализующего эффекта ежедневных убийств. Во время своей летней поездки в Минск он попросил командира айнзацгруппы расстрелять при нем сто арестованных. Когда отделение солдат подняло винтовки, шеф СС заметил одного светловолосого молодого арестованного с голубыми глазами, который показался ему типичным арийцем. Гиммлер поинтересовался, не еврей ли он. Да, еврей, ответил тот. «И родители евреи?»– продолжал допрашивать Гиммлер. «Да», – ответил приговоренный. «Но, может быть, кто-нибудь из предков не был евреем?»– не отступался обер-палач. Услышав отрицательный ответ, он топнул ногой: «В таком случае ничем не могу помочь...»

Загремели выстрелы. Гиммлер уставился в землю и нервно переступал с ноги на ногу. Послышался второй залп. Подняв глаза, он увидел, что две женщины все еще корчатся на земле. «Не мучайте этих женщин!– крикнул он. – Прикончите их, быстро!» Сопровождавший Гиммлера обер-группенфюрер СС фон Бах-Зелевски, командующий «войсками специального назначения» в Центральной России, попросил шефа взглянуть на расстрельную команду. «Они уже конченые люди. Кого мы воспитываем? Неврастеников или скотов!»

Гиммлер приказал всем собраться и произнес речь. Ваша работа отвратительна, сказал он, однако никто не должен испытывать угрызений совести: солдаты обязаны беспрекословно выполнить любой приказ. Перед Богом и фюрером он один несет ответственность. Все, конечно, заметили, что эта кровавая работа для него очень неприятна, она потрясла его до глубины души. Но он тоже подчиняется высшему закону, выполняя свой долг.

Розенберг получил от Гитлера приказ разработать схему управления восточными территориями. Рейхсминистр хотел ввести здесь ограниченное самоуправление. Так как фюрер ранее согласился с установлением на завоеванных землях России «слабых социалистических государств», Розенберг оптимистично полагал, что Гитлер в принципе одобряет его план, который должен был обсуждаться на специальном совещании в «Волчьем логове» 16 июля. «Мы не должны оповещать мир о своих намерениях, – заявил Гитлер. – Главное, чтобы мы сами знали, чего хотим. Мы пойдем на все необходимые меры, какие мы сочтем нужными, – расстрелы, переселение и тому подобное. В принципе мы должны разрезать гигантской пирог в соответствии с нашими нуждами, чтобы, во-первых, господствовать, во-вторых, управлять и, в-третьих, эксплуатировать. Русские стали вести партизанскую войну за линией фронта. Такие действия дают нам право истреблять каждого, кто выступит против нас». Замыслы Розенберга относительно «слабых социалистических государств» рухнули, словно карточный домик.

Какая трагедия, думал он, что Гитлер сохраняет ложное представление о славянах, сформировавшееся у него еще в годы венской молодости на основании поджигательских брошюр, которые изображали славян ленивой, примитивной, безнадежно второсортной расой. Обернется катастрофой и полное непонимание Гитлером структуры Советского Союза. Украинцы и другие народности под игом великороссов были потенциальными союзниками «третьего рейха» и могли бы стать оплотом в борьбе против большевизма, если с ними обращаться должным образом. Но Борман и Геринг убедили фюрера, что это враги, которыми надо управлять только при помощи кнута.

В начале лета 1941 года Гитлер заболел. Снова возобновились спазмы желудка. Его организм был подорван чрезмерной дозой лекарств: 120–150 антигазовых таблеток в неделю, а также десяток инъекций сильнодействующего препарата «ультрасептил». Затем у фюрера началась дизентерия, обычная болезнь в болотистой местности, где располагалось «Волчье логово». Он страдал от поноса и тошноты, его попеременно то лихорадило, то бросало в пот... Во время резкого спора с Риббентропом в конце июля Гитлер испытал сердечный приступ. Министр иностранных дел, с самого начала настроенный против «Барбароссы», не сдержался и начал громко выражать свое неодобрение восточной политики фюрера. Гитлер побледнел, сделал попытку возразить, но осекся на полуслове, схватился за сердце и рухнул в кресло. Все испуганно замолчали. «Так со мной больше не разговаривайте», – произнес наконец Гитлер.

Доктор Морель был настолько встревожен, что послал кардиограмму фюрера директору Института сердца профессору Карлу Веберу. Тот не знал, что пациентом является сам фюрер. Диагноз был неутешителен: быстро прогрессирующий коронарный склероз, практически неизлечимая болезнь сердца. Вероятно, Морель не сообщил об этом Гитлеру, напротив, сказал, что сердце фюрера в прекрасном состоянии.

Гитлер заболел в самый разгар конфликта со своими военачальниками. Он приказал остановить наступление на Москву, отобрав у группы армий «Центр» самые мощные бронетанковые соединения. Одно из них было направлено на север для операции по захвату Ленинграда, другое – на юг для содействия захвату Украины. По мнению Гитлера, эти два района были более важными, чем Москва. Ленинград, этот крупный промышленный центр, считался символом большевистской революции. Украина была житницей страны, а Крым – непотопляемым советским авианосцем для налетов на нефтяной район Плоешти в Румынии. Его можно было использовать и как трамплин для рывка на Кавказ.

Болезнь Гитлера дала возможность Браухичу и Гальдеру внести коррективы в стратегию фюрера. Только в середине августа, когда Гитлер почувствовал, себя лучше, он полностью осознал, что творилось за его спиной: ни его директивы, ни план Гальдера не были осуществлены, выполнялся некий компромиссный вариант. Для прояснения ситуации 21 августа Гитлер издал недвусмысленный приказ: «Самой важной целью, которой необходимо достичь к зиме, является не Москва, а Крым». Наступление на Москву, по мнению фюрера, не может начаться, пока Ленинград не будет изолирован и 5-я армия противника на юге не будет разгромлена. За приказом через несколько часов последовал пространный меморандум о том, как вести войну. В нем содержались обвинения по адресу не названных по имени командующих в том, что они руководствуются «эгоистичными желаниями» и «деспотическими склонностями». Армейское командование характеризовалось как сборище пустых голов, «закостенелых в устаревших теориях».

«Черный день для армии!»– записал в своем дневнике Энгель. «Невыносимо!– вторил ему Гальдер. – Неслыханно! Это предел!» 22 августа он имел длительный разговор с Браухичем о «недопустимом» вмешательстве фюрера в армейские дела. Итогом этого разговора было предложение и тому, и другому уйти в отставку. Но подавленный, болезненный фельдмаршал отказался последовать совету начальника генерального штаба. Более того, он сделал все, чтобы подавить «бунт» в своем штабе, заверив Гальдера, что фюрер лично обещал: как только на Украине будет обеспечена победа, все силы устремятся на Москву. «Бунт», если его можно так назвать, завершился на ноте глухого ворчания.

Этот кризис отошел на задний план, когда состоялся широко разрекламированный выезд Муссолини на фронт. Дуче намеревался убедить Гитлера в том, что необходимо увеличить численность итальянского экспедиционного корпуса. Римский диктатор хотел таким образом заполучить и свою долю славы в деле уничтожения коммунизма. Но он был в неважной форме и не мог спорить с Гитлером. Недавняя гибель сына в авиакатастрофе сильно травмировала Муссолини.

Гитлер встретил дуче на маленькой станции неподалеку от своей ставки и почти весь день не давал ему открыть рот. Фюрер беспрерывно говорил о предстоящей победе на Востоке, о глупости Франции и злостных махинациях еврейской клики, окружавшей Рузвельта. Когда наконец гость заикнулся о том, что хочет послать больше войск на Восточный фронт, Гитлер изменил тему разговора. Его затяжной монолог продолжался еще несколько дней, и Муссолини так надоели тирады о славе иподвигах Германии, что он постарался перевести разговор на победы Древнего Рима...

Позднее близ Умани на Украине они провели инспекцию итальянской дивизии, и когда берсальеры в украшенных перьями касках промчались на мотоциклах с криками «Дуче!», Муссолини просиял. Но после обеда Гитлер оставил гостя и отправился в воинские части. Дуче чувствовал себя оскорбленным и на обратном пути задумал «отплатить» бесцеремонному хозяину. Он прошел в пилотскую кабину и долго беседовал с пилотом Гитлера Бауром. Тот был тронут вниманием высокого гостя и разрешил ему сесть за штурвал самолета. Гитлер был шокирован.

Итоги визита расстроили Муссолини. Он испытывал беспокойство по поводу того, что война на Востоке обещает быть длительной и кровавой. Депрессия дуче сменилась яростью, когда он узнал, что Риббентроп не хочет опубликовать совместное коммюнике о его визите. На этот раз Гитлер уступил Муссолини и поставил Риббентропа на место. Дуче оживился. Он вызвал своего посла в Берлине Дино Альфиери и дал ему указания по освещению его поездки на? фронт. «Не забудьте упомянуть, – подчеркнул тщеславный дуче, – что значительную часть пути я сам пилотировал четырехмоторный самолет фюрера!»

В «Волчьем логове» Гитлер пересмотрел свою стратегию, придя к выводу, что наступила пора для начала наступления на Москву. За чашкой чая он сообщил секретарям и адъютантам: «Через несколько недель мы будем в Москве. В этом нет сомнений. Я сотру этот проклятый город с лица земли и построю на его месте искусственное озеро. Название «Москва» исчезнет навсегда». 5 сентября он сказал Гальдеру: «Начинайте наступление на Центральном фронте через восемь – девять дней». Его высказывания записывал Вернер Кеппен, связной Розенберга в ставке фюрера. С начала июля этого года по просьбе своего начальника он незаметно фиксировал застольные разговоры Гитлера. Кеппен украдкой делал пометки на столовых салфетках, а вечером, уединившись, записывал те части разговора, которые хорошо помнил. Оригинал и копия записи отправлялись в Берлин курьером.

Кеппен не знал, что за столом был еще один летописец. Вскоре после своего прибытия в «Волчье логово» Борман предложил своему адъютанту Генриху Хайму незаметно записывать все, что говорит фюрер. Хайм делал подробные записи на карточках, которые он держал на коленях.

Записи Хайма и Кеппена дают редкую возможность проникнуть в механизм событий, которые разворачивались на Восточном фронте.

Гитлер заверил слушателей в том, что захват русского пространства обеспечит Германии мировое господство. «Тогда Европа станет неприступной крепостью. Откроются такие перспективы, что большинство западных демократов поверит в новый порядок. В настоящее время самое важное – завоевать «жизненное пространство». После этого все будет вопросом организации». Славяне, по его словам, – прирожденные рабы, которые чувствуют потребность в господине, и роль Германии в России будет такая же, как Англии в Индии. «Как и Англия, мы будем управлять этой империей с помощью горстки людей».

Он пространно рассуждал о своих планах сделать Украину житницей Европы и осчастливить завоеванные народы шарфами и стеклянными бусами, а потом признался, что в то время, как все другие мечтают о международной конференции по обеспечению мира, он предпочитает вести войну еще десять лет, но не лишаться плодов победы.

Взятие Киева три дня спустя вызвало в «Волчьем логове» ликование. Это означает, предсказал Гитлер, скорое завоевание всей Украины и оправдывает его настойчивость в нанесении главного удара в южном направлении. За обедом 21 сентября фюрер сиял, сообщая о взятии в плен 145 тысяч красноармейцев в окрестностях Киева. Советский Союз, утверждал Гитлер, находится на грани краха.

Во время обеда 25 сентября он заговорил о том, как опасны эти «недочеловеки с востока»; Европа не будет спокойна, пока эти азиаты не будут оттеснены за Урал. «Они скоты, и ни большевизм, ни царизм здесь ни при чем, они скоты по своей природе». Вечером Гитлер продолжал витийствовать за столом, превознёс достоинства войны и сравнивая первый бой солдата с первым сексуальным опытом женщины, поскольку и то, и другое – акт агрессии. «На войне юноша становится мужчиной. Если бы я сам не был закален этим опытом, я бы не смог взвалить на себя столь грандиозную миссию, как строительство империи».

Застольные беседы касались почти исключительно войны на Востоке. На другом фронте – в Северной Африке – активных действий не велось. Английские попытки отбросить Роммеля провалились, и к началу осени в пустыне наступило затишье. Ни одна сторона не была готова к наступлению. Энергия Гитлера и мощь вермахта были сосредоточены на генеральном наступлении на Москву, но фельдмаршал фон Бок предупредил, что время выбрано неудачно. Почему бы не пережить зиму на укрепленных позициях? Гитлер ответил своего рода аллегорией: «До того как я стал канцлером, я думал, что генеральный штаб – это пес, которого надо крепко держать за ошейник, чтобы он не набросился на любого, кого заметит». Но, продолжал фюрер, этот «пес» оказался далеко не свирепым. Он был против перевооружения, оккупации Рейнской области, вторжения в Австрию и Чехословакию и даже против захвата Польши. «Именно мне приходится натравливать этого зверя», – заключил Гитлер.

Он настоял на массированном наступлении на Москву, и операция под кодовым названием «Тайфун» началась в последний день сентября. Ее целью было уничтожение советских сил на центральном фронте с помощью танковых клещей.

Советское верховное командование было застигнуто врасплох. За первые сутки 2-я танковая группа Гудериана продвинулась на 80 километров. В брешь ринулась пехота, подавляя изолированные очаги сопротивления.

Гитлер был настолько уверен в победе, что на своем специальном поезде отправился в Берлин. На следующий день он произнес речь во Дворце спорта. Гитлер начал перечислять потери противника: два с половиной миллиона военнопленных, уничтожено или захвачено 22 тысячи артиллерийских орудий, 18 тысяч танков, около 15 тысяч самолетов. Цифры впечатляли. Немецкие солдаты продвинулись на тысячу километров, свыше 25 тысяч километров разрушенных железных дорог на оккупированной территории снова введены в действие, и большинство из них уже переведено на немецкую, более узкую, колею. В то же время фюрер выразил озабоченность. Война на Востоке, подчеркнул он, – это война идеологий, поэтому все лучшие элементы в Германии должны сплотиться и стать монолитом. «Только тогда мы сможем надеяться на то, что Провидение будет с нами. Всемогущий Бог никогда не помогал ленивому. Не помогает он и трусу», – заключил Гитлер. Свое выступление он закончил словами: «Противник уже разбит и не поднимется никогда». Зал взорвался бурными аплодисментами,

К вечеру было передано сообщение о том, что танкисты Гудериана взяли Орел.

На следующий день Гитлер вернулся в «Волчье логово», и все обитатели ставки фюрера заметили, что за ужином он был в особенно хорошем настроении. Разговор за обедом 6 октября был посвящен Чехословакии, где усилилась подпольная деятельность. И в этом, по мнению фюрера, были виноваты евреи: это источник, через который распространяется вражеская пропаганда. Тут же было принято решение о депортации евреев «далеко на Восток».

В этот день Гудериан взял Брянск и завершил окружение оборонявших его советских армий. Через два дня донесения с фронта сообщали, что Красную Армию можно «в основном считать разгромленной». Вдохновленный предстоящим взятием Москвы, Гитлер приказал, чтобы ни один немецкий солдат не входил в столицу. «Город, – сказал он, – будет разрушен и полностью стерт с лица земли».

9 октября немецкие газеты сообщили о великой победе – окружении двух советских фронтов. Настроение немцев резко повысилось. Прежде напряженные лица теперь сияли. В ресторанах и пивных люди вставали в нацистском приветствии, когда по радио звучали «Хорст Вессель» и «Германия превыше всего». В столице распространились слухи, что Москва пала.

В тот же день фельдмаршал фон Райхенау, первый генерал, перешедший к нацистам, издал приказ по 6-й армии об усилении мер борьбы с партизанами. В нем говорилось, что идет не обычная война, а смертельная борьба между немецкой культурой и еврейско-большевистской системой. «Поэтому солдат должен полностью осознать необходимость жестоких, но справедливых мер против еврейских недочеловеков». Такие же приказы были изданы Рундштедтом, Манштейном и другими военачальниками.

Заявление Гитлера о том, что Красная Армия разгромлена и победа обеспечена, было не просто пропагандой для поднятия морального духа в стране. Он верил в то, что говорил, в отличие своего более прагматично настроенного шефа пропаганды. 14 октября Геббельс начал свое выступление перед аппаратом министерства пропаганды с оптимистического заявления: «В военном отношении война уже выиграна. Все, что остается сделать, имеет преимущественно политический характер как в стране, так и за рубежом». Потом он начал противоречить самому себе, предупредив, что немецкий народ должен быть готов продолжать войну на Востоке еще десять лет. Поэтому задача немецкой прессы – укреплять стойкость нации.

Между тем сообщения свидетельствовали о том, что дипломатический корпус переместился из Москвы в Куйбышев. Началась эвакуация из столицы высокопоставленных партийных деятелей и сотрудников секретных служб.

В Берлине в коридорах министерства иностранных дел на Вилыельмштрассе говорили, что Сталин запросил мира через болгарского царя Бориса. Фриц Хессе спросил Риббентропа, верно ли это, и тот под большим секретом сказал ему, что Гитлер отверг это предложение, потому что уверен в близкой победе. Большинство военачальников разделяло его оптимизм. Например, Йодль не сомневался в том, что Советы израсходовали последние резервы.

Деморализованный Сталин наконец стал приходить в себя. Появившись в Кремле, он спросил председателя Московского Совета: «Будем ли мы защищать Москву?» И, не дождавшись ответа, объявил осадное положение. Нарушения законности и порядка должны были строго караться. Все шпионы, диверсанты и провокаторы подлежали расстрелу на месте. Эти жестокие меры подняли моральный дух москвичей.

Обороняющие Москву советские войска держались стойко, и продвижение немецких танковых клиньев, подошедших к столице на расстояние в шестьдесят километров, замедлилось. Затем резко изменилась погода. Начались осенние дожди, и мощные немецкие танки Т-4 застревали в грязи, тогда как более маневренные советские Т-34 не боялись бездорожья.

Наиболее значительные победы Гитлера в последние два года были одержаны благодаря массированным танковым ударам, поддержанным авиацией. Но теперь мощная техника буксовала в море грязи, а плохая видимость вынудила люфтваффе оставаться на земле. Не было больше ни мобильности, ни огневой мощи, и молниеносная война, на которую делал ставку Гитлер, захлебнулась. Большинство военачальников считало, что главная причина неудач – отказ Гитлера начать наступление месяцем раньше. Если бы фюрер последовал их совету, доказывали генералы, Москва была бы взята, а Красная Армия разгромлена.

В конце октября дождь сменился снегом. Наступление прекратилось. Положение стало таким отчаянным, что архитектор Гизлер получил приказ прервать работу по реконструкции немецких городов. Все рабочие, инженеры, строительные материалы и техника были переброшены на Восток для прокладки автомобильных дорог, ремонта железнодорожных путей, строительства станций и локомотивных депо.

Гитлер, казалось, сохранял уверенность в близкой победе. Накануне отъезда в Мюнхен на празднование годовщины «пивного путча» он оживлял ужин шутками и воспоминаниями...

В эти часы в Москве его личный враг выступал на торжественном собрании по случаю годовщины революции в просторном вестибюле станции метро «Маяковская». Сталин признал, что потери на поле боя составили почти 1 700 000 человек. Но утверждение нацистов, что советский режим рушится, не имеет никаких оснований, сказал он. Наоборот, советский тыл сегодня более прочен, чем когда-либо... В то время как немцы воюют при поддержке многочисленных союзников – финнов, румын, итальянцев и венгров, Россия стоит перед трудной задачей: ни один английский или американский солдат пока не в состоянии ей помочь. Сталин взывал к русской национальной гордости, упомянув в этой связи имена Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Горького и Чехова, Глинки и Чайковского, Сеченова и Павлова, Суворова и Кутузова. Немецкие захватчики хотят войны на истребление народов Советского Союза. Если они хотят войны на истребление, они ее получат, заключил Сталин.

На следующее утро, 7 ноября, Сталин выступил с речью перед войсками на Красной площади. Сюда доносилась артиллерийская канонада, а в небе ревели патрульные советские истребители. «Как можно сомневаться, что такой народ одолеет немецких захватчиков, – обращался к войскам Сталин. – Кто только не угрожал многострадальной земле русской! Тевтонские рыцари, татары, поляки, Наполеон… Нынешнего врага ждет та же участь – он будет разбит. И пусть вдохновляют вас на это образы наших великих предков: Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова».

8 ноября Гитлер прибыл в Мюнхен. Он выступил на совещании рейхсляйтеров и гауляйтеров, затем произнес речь в пивном зале «Левенбройкеллер», в которой, помимо прочего, предупредил президент Рузвельта, что если американские корабли станут обстреливать немецкие суда, они поплатятся за это. Гитлер произносил грозные слова, но на самом деле он был встревожен. Восточная кампания зашла в тупик.

На следующий день Гитлер напомнил своему окружению о судьбе армии Наполеона в России. Но фельдмаршал фон Бок был настроен оптимистично. Он призвал продолжать наступление. Фельдмаршала поддержали Браухич и Гальдер.

Когда в «Волчьем логове» появился японский посол в Германии генерал Осима, периодически наносивший визиты Гитлеру, тот посетовал, что зима пришла намного раньше, чем предсказывал его метеоролог. Затем фюрер выразил сомнение в том, что Москву удастся взять в этом году.

Холода усилились. Гитлер в свое время запретил интендантским службам запасать зимнюю одежду; и солдаты мерзли. 21 ноября Гудериан позвонил Гальдеру и сообщил, что его войска «дошли до предела своей выносливости». Он намерен посетить фон Бока и просить фельдмаршала изменить только что изданные приказы, потому что «не видит возможности их выполнения». Но фельдмаршал под прямым давлением фюрера ни за что не хотел внять просьбам Гудериана и приказал возобновить атаки. После незначительного продвижения войска снова выдохлись. Прибыв на передовой командный пункт, фон Бок приказал 24 ноября начать новую атаку. Она была остановлена снежной бурей и фанатичным сопротивлением русских.

Пять дней спустя разразился кризис на юге. Фельдмаршал фон Рундштедт был вынужден оставить Ростов, захваченный лишь неделю назад. Разгневанный Гитлер по телеграфу приказал Рундштедту оставаться на занимаемых позициях. Командующий группой армий ответил, что его войска не в состоянии сделать это. Если они не отступят, то будут уничтожены. Фельдмаршал потребовал отменить приказ и предупредил, что в противном случае он будет вынужден подать в отставку. Последнее особенно разгневало фюрера, и он тут же сообщил командующему группой армий, что удовлетворяет его просьбу. На место Рундштедта он назначил одного из старейших военачальников, фельдмаршала Вальтера фон Райхенау, а сам вылетел в Мариуполь, чтобы разобраться с положением дел на месте, Гитлер вызвал старого товарища, командира дивизии СС Зеппа Дитриха и, к своему разочарованию, узнал, что тот полностью согласен с Рундштедтом в оценке сложившейся ситуации.

Отдав Райхенау приказ держаться, он вызвал Рундштедта. Тот уже паковал вещи, собираясь домой, и полагал, что фюрер хочет извиниться перед ним. Но Гитлер и не думал делать это. Он стал распекать фельдмаршала, заявив, что в будущем не потерпит заявлений об отставке. «Я сам, например, не в состоянии пойти к Всевышнему и сказать ему: «Все, хватит, – мне надоело одному брать на себя ответственность», – раздраженно говорил Гитлер.

Известие о сдаче Ростова вызвало мрачное настроение в Берлине. Но неудачу на юге вскоре затмила наметившаяся катастрофа на Центральном фронте. Генеральное наступление на Москву выдохлось. Хотя одно подразделение армейской разведки в начале декабря дошло до окраин Москвы и даже увидело башни Кремля, оно быстро было рассеяно танками и отрядами народного ополчения. Фельдмаршал фон Бок, страдающий болями в желудке, признался Браухичу по телефону, что войска физически истощены. 3 декабря фон Бок позвонил Гальдеру и сообщил ему, что намерен перейти к обороне.

На следующий день столбик термометра опустился до отметки минус 31 градус. Танки можно было заводить, только разогревая двигатели. Холод вывел из строя телескопические прицелы. У солдат не было зимней одежды, шерстяных носков. 5 декабря температура опустилась еще на пять градусов. Гудериан не только прекратил наступление, но и начал отход на более удобные оборонительные позиции.

В тот же день командующий советским Центральным фронтом генерал Георгий Жуков перешел в массированное контрнаступление силами в 100 дивизий на трехсоткилометровом фронте. Эта комбинированная атака пехоты, танков и авиации застала немцев врасплох, и Гитлер не только потерял Москву, но и оказался под угрозой повторить судьбу Наполеона на снежных просторах России. Германское верховное командование охватили ужас и отчаяние. Главнокомандующий сухопутными силами фон Браухич, больной и подавленный, заявил о желании уйти в отставку.

Гитлер был близок к отчаянию. В первой мировой войне русские пехотинцы сражались плохо, теперь они стояли насмерть. Удрученный фюрер 6 декабря признался Йодлю, что «победы больше не добиться».

Последние два года Гитлер тщательно избегал конфронтации с Соединенными Штатами. Убежденный в том, что эта страна находится в тисках «еврейской клики», которая не только господствует в Вашингтоне, но и контролирует прессу, радио и кино, он проявлял крайнюю сдержанность перед лицом массированной американской помощи Англии. Хотя Гитлер был весьма невысокого мнения об американцах как солдатах, он признавал промышленную мощь США и стремился удержать заокеанского соперника от прямого участия в войне.

Американская военная техника непрерывным потоком шла на Британские острова, но Гитлер, стараясь избегать инцидентов, запретил атаковать военные корабли и торговые суда США. Однако 23 июня 1941 года президент Рузвельт уполномочил и.о. государственного секретаря Самнера Уэллса сделать заявление о том, что Гитлера надо любой ценой остановить, даже если для этого понадобится оказать помощь другой тоталитарной стране. Рузвельт разморозил советские активы в сумме до 40 миллионов долларов, а затем объявил, что положения закона о нейтралитете не относятся к Советскому Союзу. Порт Владивосток оставался открытым для американских судов. Две недели спустя, 7 июля, американские войска прибыли в Исландию, чтобы заменить там английский десант, ранее высадившийся на этот остров.

Встревоженный этими событиями Гитлер в середине июля заявил японскому послу Осиме: сложившаяся ситуация меняет его прежнее мнение о том, что Япония должна сдерживать Англию и стремиться к нейтралитету Америки. «Соединенные Штаты и Англия всегда будут нашими врагами, – заявил он. – Такое понимание должно быть основой нашей внешней политики». «Мы должны совместно уничтожить их», – добавил фюрер. В качестве приманки он предложил, чтобы Япония помогла «оприходовать имущество» разгромленного Советского Союза и занять его дальневосточные территории.

В Токио к этим предложениям отнеслись сдержанно. Японцы уже решили не нападать на Россию с востока, а продвигаться на юг, в Индокитай, который они вскоре захватили без боя. Последнее вызвало негативную реакцию США, которые в отместку за эту агрессию заморозили японские активы в Америке, тем самым лишив Японию основного источника нефти. Японские руководители восприняли этот шаг как попытку обезоружить империю и не позволить Японии занять «законное» место азиатского лидера.

Месяц спустя Рузвельт встретился с Черчиллем у побережья Ньюфаундленда и подписал «Атлантическую хартию» о целях Англии и США в войне. Ее формулировки не только не оставили сомнений в том, что Рузвельт – непоколебимый противник Гитлера, но и по иронии судьбы разочаровали противников Гитлера в Германии, поскольку в документе не прослеживалась четкая грань между нацистами и антинацистами. Последние сочли хартию неофициальным объявлением войны против всех немцев. Особенно их покоробил пункт, в котором говорилось о необходимости разоружения Германии после войны.

Надежды Гитлера избежать столкновения с США рухнули в последний день октября, когда американский эсминец «Ройбен Джеймс», сопровождавший конвой в 600 милях западнее Исландии, был потоплен немецкой торпедой, в результате чего погиб 101 американец. В ответ США экспроприировали французский лайнер «Нормандия», погрузили на него 400 самолетов и отправили в Мурманск. По всей Америке прокатилась волна антигерманских выступлений, и 7 ноября управление по ленд-лизу получило указание сделать все, чтобы оказать военную и экономическую помощь Советскому Союзу. На это был выделен миллиард долларов.

На следующий день, 8 ноября, Гитлер произнес в Мюнхене воинственную речь, в которой оправдывал потопление «Ройбена Джеймса» и осудил приказ Рузвельта «стрелять по немецким кораблям, как только они будут замечены», но в то же время подчеркнул, что сам приказал немецким кораблям не стрелять по американским судам, кроме как в порядке самообороны. Эта речь должна была продемонстрировать всему миру, что фюрер стремится избежать войны с США.

Тем не менее позиция Гитлера по отношению к США ужесточалась, и это отразилось на поведении Риббентропа. 28 ноября он пригласил генерала Осиму и высказал пожелание, чтобы Япония объявила войну США и Англии. Японский посол выразил удивление по поводу этого предложения. Риббентроп обещал, что если Япония начнет воевать с Америкой, Германия ее поддержит.

Эта информация была встречена японским генштабом со вздохом облегчения. Японский флот уже плыл к Пирл-Харбору. В последний день ноября Осима получил указание немедленно сообщить Гитлеру и Риббентропу, что англичане и американцы планируют ввести военные силы в Восточную Азию, но этому будет дан отпор, что может привести к войне между Японией и англо-саксонскими странами. 5 декабря был подписан германо-японский договор, по которому Германия обещала присоединиться к Японии в войне против Соединенных Штатов.

В «Волчьем логове» первым узнал о нападении Японии на США в Пирл-Харборе 7 декабря Отто Дитрих. Он поспешил в бункер Гитлера, который в тот момент читал удручающие донесения с Восточного фронта. Когда Дитрих сообщил, что у него важная новость, фюрер с опаской посмотрел на Дитриха, полагая, что тот принес что-то далеко не радостное. Но когда Дитрих зачитал полученное им сообщение, Гитлер просиял, схватил у него бумагу и без пальто и фуражки поспешил в бункер Кейтеля. Фюрер торжественно объявил: «Мы не можем проиграть войну. Теперь у нас есть партнер, который за три тысячи лет ни разу не потерпел поражения».

Отчаянные донесения с Восточного фронта побудили Гитлера 8 декабря издать новую директиву. «Суровые зимние условия, – говорилось в ней, – и, как следствие, трудности в снабжении войск вынуждают нас немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к обороне». Поручив Гальдеру составить более конкретные указания, он выехал в Берлин, чтобы лично заняться разрешением проблемы, связанной с Пирл-Харбором. Облегчение по поводу нападения Японии на военно-морскую базу США сменилось озабоченностью. Пирл-Харбор освободил Сталина от страха перед нападением с востока, и теперь он мог направить против Германии почти все силы из Азии, перебросив их на запад.

Одним из первых, кто посетил фюрера в Берлине, был Риббентроп, сообщивший, что посол Осима просит немедленно объявить войну Америке. Риббентроп счел нужным предупредить, что он не считает Германию обязанной сделать это, так как по Тройственному пакту она должна помочь своему союзнику только в случае прямого нападения на Японию. Но Гитлер с этим не согласился. «Если мы не станем на сторону Японии, – сказал он, – пакт будет политически мертвым. Но это не главная причина. Главное в том, что Америка уже стреляет по нашим кораблям. Тем самым она уже создала ситуацию войны».

В пользу решения объявить войну США были и более веские аргументы: помощь, полученная от Японии, значительно превосходила возможные потери, связанные со вступлением Америки в войну. С пропагандистской точки зрения приобретение такого сильного союзника, как Япония, должно было заметно поднять дух народа после неудач в России. Кроме того, Гитлер преследовал идеологические цели. Почему бы не сделать 1941 год началом тотальной войны против международного марксизма (Россия) и международного капитала (Америка), двух очагов международного еврейства?

11 декабря Гитлер выступил на заседании рейхстага. «Мы всегда наносим удар первыми», – заявил он. Рузвельт такой же «сумасшедший», как и Вудро Вильсон. «Сначала он провоцирует войну, потом фальсифицирует причины, затем надевает на себя мантию христианского лицемерия и медленно, но верно ведет человечество к войне...» Отождествив международное еврейство с большевистской Россией и режимом Рузвельта, Гитлер объявил войну США. Это решение фюрера было встречено бурным ликованием. Начальник оперативного управления слушал речь скорее с тревогой, чем с удовлетворением. Как только Йодль вышел из оперного театра, он позвонил в «Волчье логово» своему заместителю генералу Варлимонту. Узнав, что тот слушал речь фюрера. Йодль распорядился спрогнозировать возможные акции США на Дальнем Востоке и в Европе и подготовить варианты ответных действий Германии.

Но вскоре резко осложнилась обстановка на Восточном фронте. Немецкое отступление от Москвы грозило превратиться в паническое бегство. Район западнее столицы и окрестности Тулы стали кладбищем вражеских орудий, машин и танков. К русским вернулась уверенность, утраченная в первые месяцы войны, в победе. Советы публично объявили о провале попытки Гитлера окружить Москву, а через два дня политбюро приказало главным правительственным органам вернуться в столицу.

Браухич хотел продолжать отвод войск, но Гитлер, к ужасу генералов, отменил его приказ: «Стоять твердо, ни шагу назад!» Командующий Центральным фронтом фельдмаршал фон Бок, страдающий болезнью желудка, сообщил, что больше не может выполнять свои обязанности. Он был заменен фельдмаршалом Гюнтером фон Клюге. На следующий день, 19 декабря, Браухич, который только что перенес инфаркт, набрался смелости и в течение двух часов наедине спорил с Гитлером. Вышел он от него бледный и потрясенный.

– Я еду домой, – сказал он Кейтелю. – Он меня уволил. Я больше не могу.

– А что будет теперь?– спросил Кейтель.

– Не знаю, спросите сами.

Через несколько часов к Гитлеру был вызван Кейтель. Фюрер зачитал ему короткий приказ, из которого следовало, что он принимает на себя командование сухопутными силами, неразрывно связывая судьбу Германии со своей собственной. «Задача главнокомандующего – готовить армию в национал-социалистском духе, и я не знаю ни одного генерала, который может взять на себя такую ответственность. По этой причине я принял командование армией».

Фактически Гитлер и раньше руководил войсками, позволяя военным брать на себя вину за все неудачи. Теперь он стал официальным главнокомандующим и должен был лично отвечать за все, что произойдет.

И его союзников нанесла стремительный удар сразу по нескольким точкам, тем самым застав советскую армию врасплох. Нападение произошло ночью и стало началом затяжной и очень тяжелой для СССР Великой Отечественной войны .

Предпосылки нападения Германии на СССР

Нападение Германии на СССР было неизбежной частью Второй Мировой войны и борьбы Гитлера за власть. Гитлер пришел к власти в Германии во время экономического и политического кризиса, вызванного поражением в Первой Мировой войне, ему быстро удалось наладить экономику, благодаря чему Гитлер стал во главе государства. Основная идея его политики заключалась в уничтожении всех рас и народов, кроме «правильной» (арийской), а также захват власти на большей территории Европы. Гитлер хотел превратить Германию в ведущую мировую державу, а для этого ему необходимо было взять реванш за поражение в Первой Мировой.

Гитлер в кратчайшие сроки создал на территории Германии фашистское военное государство и вскоре, в 1939 году, вторгся в соседние Чехословакию и Польшу с целью захвата территорий и уничтожения еврейского населения. Началась Вторая Мировая война, в которой СССР до определенного времени сохранял нейтралитет. С Германией был подписан договор о ненападении.

Однако Гитлеру необходимо было захватить СССР, если он хотел продолжать свое победоносное шествие по миру, поэтому, несмотря на договор, немецкое командование разработало план внезапного и стремительного нападения и захвата СССР. Полученные территории и ресурсы давали возможность продолжать войну с США и Великобританией.

Осуществление плана "Барбаросса" началось в ночь на 22 июня 1941 года.

Цели Германии

  • Военные и идеологические. Германия была государством, построенным на идее превосходства одного народа над другими, поэтому Гитлер преследовал цель установить свою политику во всех инакомыслящих территориях. В случае с СССР, Гитлер стремился уничтожить коммунистическую идеологию и большевиков.
  • Империалистические. Гитлер мечтал построить свою Империю, в состав которой входило бы огромное количество территорий.
  • Экономические. Захват экономических ресурсов и земель СССР давал возможность Гитлеру существенно поправить экономику Германии, переоснастить армию и продолжить вести войну, имея хорошее финансовое обеспечение.
  • Националистические. Гитлер не признавал других рас, кроме арийской, и стремился уничтожить всех, кто не подходил под описание «правильного» человека.

Осуществление плана «Барбаросса» и нападение Германии на СССР

Несмотря на то, что Гитлер стремился сохранить в тайне свое намерение напасть на СССР, советское командование располагало некоторыми сведениями относительно начала войны, поэтому имело возможность подготовиться. 18 июня часть армии была приведена в боевую готовность, а остальные стянуты к линии фронта, якобы, с целью проведения учений. К сожалению, советское командование не знало, когда планируется нападение (предполагалось, что Германия нападет 22-23 числа), поэтому к моменту приближения немецких войск советские солдаты не были в полной боевой готовности.

22 июня в 4 часа утра министр иностранных дел Германии обратился к советскому послу и вручил ему ноту об объявлении войны. Уже спустя несколько минут немецкие войска вошли в Финский залив и начали нападение на Балтийский флот. Чуть позднее посол Германии прибыл в СССР на встречу с народным комиссаром иностранных дел Молотовым и еще раз официально заявил об объявлении войны. В обращении посла было сказано, что Германия выступает против большевистской пропаганды, которую СССР активно ведет на ее территории и намерена защищать свое государство. Этим же утром войну СССР объявили Италия, Румыния и Словакия.

В 12 часов 22 июня Молотов выступил с обращением к гражданам СССР, в котором сообщил, что СССР вступило в войну с Германией.

Последствия нападения Германии на СССР

Несмотря на то, что план «Барбаросса» не удался, и Гитлер не смог завоевать СССР в течение нескольких месяцев, первый этап войны был крайне неудачным для Советского Союза. Были потеряны многие территории, а немцам удалось вплотную подойти к Москве и взять Ленинград в блокаду. Были оккупированы Латвия, Литва, Белоруссия и Украина, началась бомбежка Москвы. Причина поражения была в неподготовленности советской армии и плохом оснащении.

Нападение Германии на СССР закончилось затяжной войной, которая сильно повлияла на экономику СССР и унесла огромное количество жизней. Однако правильные решения руководства страны в итоге привели к тому, что советские войска перешли в контрнаступление и дошли до Берлина, полностью уничтожив фашистскую армию и сломав планы Гитлера на мировое господство.

18 декабря 1940 г. Гитлер в директиве № 21 утвердил окончательный план войны против СССР под условным наименованием «Барбаросса». Для его осуществления Германия и ее союзники в Европе - Финляндия, Румыния и Венгрия - создали невиданную в истории армию вторжения: 182 дивизии и 20 бригад (до 5 млн чел.), 47,2 тыс. орудий и минометов, около 4,4 тыс. боевых самолетов, 4,4 тыс. танков и штурмовых орудий, и 250 кораблей. В группировке советских войск, противостоявших агрессорам, насчитывалось 186 дивизий (3 млн человек), около 39,4 орудий и минометов, 11 тыс. танков и более 9,1 тыс. самолетов. Эти силы не были заблаговременно приведены в боевую готовность. Директива Генерального штаба Красной Армии о возможном нападении Германии 22-23 июня поступила в западные пограничные округа только в ночь на 22 июня, а уже на рассвете 22 июня началось вторжение. После продолжительной артиллерийской подготовки, в 4.00 утра германские войска, вероломно нарушив заключенный с СССР пакт о ненападении, атаковали советско-германскую границу на всем ее протяжении от Баренцева до Черного морей. Советские войска были застигнуты врасплох. Организации мощных контрударов по противнику препятствовало то, что они относительно равномерно были распределены по всему фронту вдоль всей границы и рассредоточены на большую глубину. При таком построении трудно было противостоять противнику.

22 июня по радио с обращением к гражданам Советского Союза выступил нарком иностранных дел В.М. Молотов. Он, в частности, сказал: «Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении».

23 июня 1941 г. в Москве был создан высший орган стратегического руководства вооруженными силами - Ставка Верховного Главнокомандования. Вся власть в стране была сосредоточена в руках образованного 30 июня Государственного комитета Обороны (ГКО). Председателем ГКО и Верховным Главнокомандующим был назначен . В стране начала претворяться в жизнь программа чрезвычайных мер под девизом: «Все для фронта! Все для победы!». Красная Армия, однако, продолжала отступать. К середине июля 1941 г. немецкие войска продвинулись вглубь советской территории на 300-600 км, захватив Литву, Латвию, почти всю Белоруссию, значительную часть Эстонии, Украины и Молдавии, создали угрозу Ленинграду, Смоленску и Киеву. Над СССР нависла смертельная опасность.

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 1 НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ Г.К. ЖУКОВА. 10.00, 22 июня 1941 г.

В 4.00 22.06.1941 г. немцы без всякого повода совершили налёт на наши аэродромы и города и перешли границу наземными войсками…

1. Северный фронт: противник звеном самолётов типа бомбардировщик нарушил границу и вышел в р-н Ленинграда и Кронштадта…

2. Северо-Западный фронт. Противник в 4.00 открыл арт огонь и одновременно начал бомбить аэродромы и города: Виндава, Либава, Ковно, Вильно и Шуляй…

З. Западный фронт. В 4.20 до 60 самолётов противника бомбардировали Гродно и Брест. Одновременно на всей границе Западного фронта противник открыл артиллерийский огонь…. Наземными силами противник развивает удар из района Сувалки в направлении Голынка, Домброва и из района Стоколув вдоль железной дороги на Волковыск. Наступающие силы противника уточняются. …

4. Юго-Западный фронт. В 4.20 противник начал обстрел пулеметным огнём наших границ. С 4.30 самолёты противника ведут бомбардировку городов Любомль, Ковель, Луцк, Владимир-Волынский… В 4.35 после арт огня по району Владимир-Волынский, Любомль наземные войска противника перешли границу развивая удар в направлении Владимир-Волынский, Любомль и Крыстынополь…

Командующие фронтами ввели в действие план прикрытия и активными действиями подвижных войск стремятся уничтожить перешедшую границу части противника…

Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия. Используя это преимущество, противнику удалось на отдельных направлениях достичь частного успеха.

Подпись: начальник Генерального штаба Красной армии Г.К. Жуков

Великая Отечественная война - день за днем: по материалам рассекреченных оперативных сводок Генерального штаба Красной армии. М., 2008.

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО РАДИО ЗАМЕСТИТЕЛЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР и НАРОДНОГО КОМИССАРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М. МОЛОТОВА 22 июня 1941 г.

Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей(…)

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

Документы внешней политики. Т.24. М.,2000.

ВЫСТУПЛЕНИЕ И.СТАЛИНА ПО РАДИО, 3 июля 1941 г.

Товарищи! Граждане!

Братья и сестры!

Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, - продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы(…)

История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками. Тоже самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия не встречала еще серьезного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьезное сопротивление (…)

Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии - если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом(…)

При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего(…) В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия(…)

В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы (…)

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина - Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы - на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота!

Все силы народа - на разгром врага!

Вперед, за нашу победу!

Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1947.