"Я понял, что заповедь "не убий" касается животных. Животных есть нельзя в принципе. Человек плоДояден".
Ответ на этот вопрос (собственно, не вопрос, а утверждение) мы решили опубликовать в каталоге статей.
Отвечает протоиерей Савва Щербина.
Начнем с того, что это утверждение ни общественное мнение, ни Священное Писание, ни медицина не разделяет. Прошу прощения, ни в коем случае не хочу спрашивающего обидеть.
Хотя, конечно, в этом утверждении есть правда. Просто она не вовремя и не к месту. Действительно, в саду Эдемском никто никого не ел. И человеку Бог заповедал вкушать плоды деревьев. Тут, видимо, можно применить это выражение: "человек плодояден". Но православные люди, знакомые со Священным Писанием и Преданием, знают, что произошло грехопадение. С грехом в мир вошла смерть. И не только сами люди стали умирать, а вообще вся природа стала смертна, включая, в частности, и животных. И грех был делом рук человека.
Никто не говорит, что это хорошо, но закрывать глаза на тот факт, что мы живем именно в таком мире, тоже неразумно. И никто не утверждает, что такое состояние будет вечно. Как известно, впереди еще и Всеобщее Воскресение. И в той "новой Воскресшей вселенной" уже не будет смерти и, естественно, никто никого не будет есть. А вот в промежутке от грехопадения до Всеобщего Воскресения ситуация иная. Как мы видим из Священного Писания, Бог после потопа дает Ною разрешение вкушать в пищу мясо животных. Да и до потопа всем известные Каин и Авель приносят в жертву - что? - один плоды полей, а другой животных, пастухом которых он же и является. А раз пасет животных, то, видимо, не только для жертв Богу (при этом, кстати, животное убивалось), но и для других своих нужд, например, изготовления одежды. Ведь о каких-то "кожаных ризах" говорится в Священном Писании - когда после грехопадения люди уже стыдились быть нагими друг перед другом.
Заповедь "Не убий" никогда в традиции не трактовалась как касающаяся животных. Да и вообще, что это значит: "Не убий"? Мы для собственного удовольствия, что ли, убиваем животных? Если речь идет о поддержании жизни человека, то это одно. А если просто такое развлечение - это совсем другое. Я надеюсь, не будем опускаться до объяснения разницы, а то ведь не хватит Интернет-ресурса. И что значит, что "животных есть нельзя в принципе"? Мне даже не понятно, из какой логики автор исходит, что он вообще сказать-то хочет? Как это "в принципе нельзя есть", если кавказские долгожители продолжают есть шашлык? Видимо, говорится не о медицинском аспекте, а о чем-то уже не физическом, то есть о духовном. А если речь идет о духовном, то, значит, здесь говорится о какой-то другой духовности - в Православии о ней ничего не знают. Мы не понимаем, как пища может повлиять на дух, когда дух в принципе выше материального. Мы и в пост-то едим или не едим только в качестве упражнения, на фоне которого выявляем способность, а точнее "неспособность" нашего духа, да и вообще все сводим к духовной жизни, к спасению: спасению именно человека и никого иного, так как именно о человеке мы знаем, что в нем есть дух.
Про животных же мы ничего такого не знаем. Нигде в Священном Писании не идет речь о спасении животных. Их участь рассматривается как общая со всей природой, которая неизбежно вся воскреснет, и в этом смысле вся будет спасена. Но такое "автоматическое" спасение, которое произойдет со всей природой, а следовательно и со всеми животными, не уготовано человеку. Он, как носитель духа, волен не принять это спасение. Дух свободен, и никто не может заставить его спастись, если он сам не захочет. И как бы нас это не удивляло, но наши святые утверждают, что такое "нежелание спастись" возможно, и что именно для таких духов Бог по Своей благости создаст ад, так как находиться в раю им, не желающим этого, будет слишком мучительно. Но животным это не грозит. У них есть душа (животная), но нет духа. Душа - это хоть и не видимое глазами, но все же материальное, как "плоть", которую мы видим. А дух - это уже не материальное. Поясню: "материальное" и "нематериальное" - это такие два разные названия. Одно от другого отличается тем, что в "материальном" действует закон причинно-следственных связей (это значит, что все взаимосвязано, у всего есть своя причина, из причины неизбежно вытекает следствие), а вот в "нематериальном" такой закон не действует (это называется "свобода").
Так вот дух - это из области нематериального. У человека дух есть, а у животных духа нет. Поэтому они не свободны, не вольны в своем выборе. Конечно, их организация более сложна и глубока, чем у какого-нибудь кирпича, ведь у них есть душа, которая в каких-то случаях не уступает душе человека (а при каких-то душевных болезнях человека может и превосходить), и с ними возможно душевное общение, но это не должно вводить нас в заблуждение. Духа у животных нет. (Для справки: в православном богословии параллельно с термином "дух", еще используется термин "личность", и обозначают они одно и тоже.) Так вот духа, личности, т.е. свободы у животных нет. Поэтому никому и в голову не придет судить собаку, сажать ее в тюрьму, чтобы она там покаялась, если она кого-то покусает или даже насмерть загрызет. Мы судим того, кто это допустил, а не животное. Мы не крестим животных, не исповедуем, не причащаем за Литургией, так как им для спасения этого не требуется. А читая и Ветхий, и Новый Заветы, мы видим, что животных едят. И едят их совсем не плохие люди. И даже святые едят. И мы знаем, что не только во времена Священного Писания, но и в более близкие нам времена многие люди, впоследствии прославленные в лике святых, при жизни ели животных. Значит, само по себе вкушение или невкушение мяса животных на спасение не влияет.
В то же время мы наблюдаем тот факт, что людей-то мы не едим. Умом я понимаю, что если какой-то маньяк-каннибал подсунет мне в пирожок свою жертву, а я, не зная этого, съем, то ничего с моим организмом не случится. Но, тем не менее, мы же этого не делаем. Почему? Явно гастрономические или медицинские соображения тут не при чем. А тогда какие? Да опять же - духовные. Ибо всю нашу жизнь мы воспринимаем как школу спасения, где каждый шаг наполнен духовно-назидательным смыслом. Люди в блокаду хоронили своих мертвых, сами при этом умирая с голоду, но людей не ели. И это совсем не потому, что у них ума на это не хватало. А потому, что мы и смерти придаем величайший духовный смысл. И не любой способ выжить (в материально-животном смысле) приемлем для нас. Чтобы выжить, достаточно, например, солдату просто не пойти в атаку, но он встает - и получает пулю в сердце. А кому-то, чтобы выжить, достаточно просто не бросаться под машину, отталкивая от колес другого, - всего-то навсего, и ты жив - но и этот способ нами отметается. Так же отметается нами и такой способ выжить, как съесть умершего или как-то погибшего - не по нашей вине погибшего - человека. Но я умираю, а его не ем. Ибо почитаю его как "дом духа" (кстати, духа, призванного стать Богом, не меньше) и не желаю видеть в нем просто материю, употреблять его только как материю. И готов платить за это самую высокую цену. Готов умереть, но не видеть, что человек - это кусок мяса. Ради признания того, что человек есть дух, я готов умереть. Глупость, конечно, с материальной точки зрения, но не глупость с духовной. Мы знаем: у всего, что Бог посылает человеку, есть конечная цель - спасти человека, то есть ввести в Жизнь Вечную. Даже смерть Господь посылает именно для этого, и поэтому мы ее принимаем.
Но пока Бог не послал тебе смерть, все, что ниже тебя (то есть ниже духа, а следовательно, и не подлежит спасению, так как все равно воскреснет, как мы уже выше говорили) должно послужить тебе. Материальное должно послужить спасению духовного. Для этого, собственно, этот материальный мир Богом и создавался. То есть если передо мной выбор: или уничтожу материальное, но спасу духовное, или спасу материальное, но уничтожу духовное, то тут уж, как полководец в условиях войны, я вынужден пожертвовать жизнью роты, чтобы спасти жизнь дивизии, а не наоборот. Умереть ты имеешь право и даже обязан, только если для своего выживания надо уничтожить равного себе, т.е. человека, дух, личность. (Сами понимаете, слова "умереть" и "уничтожить" тут использованы в бытовом, а не в богословском смысле.) Если же для своего выживания тебе придется уничтожить материю, то ты просто обязан это сделать - как тот военачальник, ибо идет война. Иллюзий тут быть не должно. (Конечно, вы понимаете, что тут озвучен сам принцип, но никак не конкретика. В конкретном случае всегда еще надо различить, о чем идет речь, не спутать, не подменить понятия, увидеть сквозь массу производных тот первоначальный объект, по которому и наносится удар в конечном итоге, только тогда "бить или не бить - вот в чем вопрос"). Но пока Бог не послал тебе смерть (а условия этого мы оговорили выше), то ты обязан жить, и жить в реально существующем мире, т.е. в мире, испорченном грехом.
Это первые люди, как известно из Священного Писания, жили по 900 лет. А мы и до 100 лет не доживаем. Мы даже видим, как более старшее поколение ест соленые грузди с квашеной капустой, и при этом их не беспокоит даже изжога. А современное "поколение пепси", которое о "колбасе из мяса" только слышало, всё с язвами желудка, и нормальную щитовидную железу в военкоматах на медкомиссии уже давно никто не видел. Но и им же надо эту "школу спасения", хоть и не по 900 лет, но хоть по 60-80 лет пройти. Вот и приходится есть мясо животных, да еще идти и на многие другие компромиссы, чтобы иметь возможность заниматься главным - спасением свободного духа человека.
Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт " ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.
В современном, и скорее несовременном мире тоже, не работает.
Объясняю.
Самоубийца берет полностью заряженный револьвер и стреляет себе в висок. - Явное нарушение заповеди. Русская рулетка: самоубийца заряжает шестизарядный револьвер одним патроном, прокручивает барабан, чтобы не знать в каком положении находитя патрон, приставляет к голове, нажимает курок, раздается выстрел... Или не раздается - все равно нарушение заповеди.
Автомобиль согласно правилам дорожного движения - транспортное средство повышенной опасности, что подтверждается статистикой - на дорогах России ежегодно гибнет свыше 30000 человек. Причем гибнут не только по вине водителя, но и по неосторожности пешеходов, по вине водителей других машин. Следовательно, всякий, кто управляет машиной по сути играет в русскую рулетку, имеет шанс кого-то убить, следовательно он является нарушителем заповеди. Но и пешеходы осведомлены о смертельной опасности, подстерегающей их даже при переходе дороги строго по ПДД. Следовательно и они играют в русскую рулетку, то есть самоубийцы, и нарушают заповедь. В эпидемию гриппа, которая нас всех ожидает, всегда есть смертельные случаи. Следовательно, любое общение с людьми влечет риск заражения гриппом и смерти. Значит, всякий общающийся с любым человеком - самоубийца. Ушел человек в тайгу, чтобы ни с кем не общаться, не пересекаться с автотранспортом, но и тут он оказывается самоубийцей, ведь в тайге водятся клещи, волки, медведи,..
Короче, человек везде сознательно или по глупости (что еще греховнее, ибо отягощает грех самоубийства грехом воровства у себя ума) обязанность подвергает себя смертельной опасности.
Как говорил Жванецкий: "Может в консерватории чего-то поменять?". Может прежде чем говорить о грехах, следует прочесть с комментариями первоисточник на языке оригинала, а не довольствоваться пересказами?
В Торе написано: “кто злонамеренно умертвит ближнего своего лукаво, то от жертвенника Моего бери его на смерть” (Шмот 21.14). Это право распространялось даже на священника, участвующего в богослужении. Иными словами, откровенный и наглый убийца не может найти укрытие даже у жертвенника , не может рассчитывать на то, что его преступление покроет святость Храма.
Требуя вынесения смертной казни убийце, Тора налагает на еврейский суд целый ряд ограничений и предосторожностей, чтобы исключить судебную ошибку, могущую привести к наказанию невиновного. Даже в эпоху Храма, когда судам было дано право выносить смертные приговоры, осуществить это право на практике, т.е. приговорить человека к смерти, было невероятно трудно. Санедрин (Верховный еврейский суд), вынесший всего один смертный приговор за 70 лет, назван в Талмуде «кровавым».
И сразу пометка на полях: поскольку Христос никого не убивал, то не только Первосвященник но и Санедрин просто не в состоянии были приговорить его к смерти. Поэтому христианство основано на откровенном бреде.
В Торе есть особая заповедь предотвращения убийства: «Не стой на крови своего ближнего». Среди прочего, в нее входит обязанность вовремя остановить потенциального убийцу. Тот, кто этого не делает, фактически поощряет преступление. Если можно остановить убийцу, не убивая его, то так и надо поступить. Другими словами, в этом случае его просто запрещено убивать. Но если очевидно, что «гуманные» методы не дадут результата, то необходимо идти на крайнюю меру пресечения.
Убивать разрешено также в следующих случаях. При самозащите: если кто-то покушается на вашу жизнь, вы обязаны опередить его, убить этого человека (если другого спасения нет), прежде чем он осуществит свое преступное намерение.
На человека, исполняющего приговор суда, тоже не распространяется заповедь «не убивай».
Разрешено убивать противника на войне, ибо война считается коллективной формой самозащиты.
У заповеди «не убивай» есть связь с заповедью, говорящей о почитании отца и матери. Сказано: тот, что материально обеспечен, но не помогает своим старым, нуждающимся родителям, подобен убийце. В то же время эта заповедь предостерегает нас от другой крайности: например, любящему сыну, ревниво берегущему честь и достоинство родителей, запрещено покушаться на жизнь их обидчика, а родителям нельзя требовать этой мести от своих детей.
Революция года явилась эпохальным событием в мировой истории. В результате этой революции сменилась власть в России и последовала гражданская война, затем коллективизация и индустриализация. Революционная буря привела в движение политические партии и организации, советы рабочих и солдатских депутатов. Отношение общества к революции было неоднозначным. И в нашей статье мы хотели бы обратить внимание на содержание документов личного характера свидетелей тех событий.
По воспоминаниям священника Сергея Сидорова: «Москву охватила тревожная горячка революционных дней». После Октябрьской революции священник называет Русь умирающей и отмечает, что революция уничтожила его привычный мир, где он был по-своему счастлив. Из записок отца Сергия: «Была осень 1918 года. Еще гетман царствовал в Киеве, но в глубине Украины уже чувствовалась близость бунта, уничтожающего последние остатки поместий. Вечерами полыхали пожары, то там, то здесь слышалось об убийствах.
Помещики спешили в города, где стояли немцы, где была возможность не ждать каждый день смерти». В феврале 1917 года произошли голодные бунты в Москве, чуть позже начались погромы практически по всей стране. Так, например, автор пишет: «А кругом уже пылали усадьбы, и очередь разгрома подходила к Николаевке». В 1918 году Сергей Алексеевич поступает в Киевскую Духовную академию, он окончил два курса, одновременно устраивается на работу в Полиру, так назывался Отдел по ликвидации религиозной утвари при Киевском губсобесе. Апогеем революционных событий по отношению к этой семье был расстрел отца семьи Алексея Михайловича. Расстрел отца не отразился на служебном положении брата Сергея – Алексея, поскольку он работал в университете, был признанным специалистом. Вместе с тем он никогда не мог простить революции смерти своего отца2 . Французский атташе Ж. Садуль в своих «Записках» повествует о событиях революции и гражданской войны, очевидцем и участником которых был
сам. Описаны встречи и даны меткие характеристики видных деятелей партии и Советского государства того периода. Летом 1917 г. Жака Садуля назначили атташе при Французской военной миссии в Петрограде. В своих почти ежедневных записях Садуль рассматривает революционные события в России сквозь призму интересов Франции, Антанты. Но на Садуля очень сильно повлияла сама революция. Он сумел увидеть «наряду с неизбежной разрушительной и насильственной ломкой старого режима достойные восхищения созидательные усилия правительства рабочих и крестьян России, все возрастающее доверие народных масс к Советской власти – несомненное свидетельство консолидации сил Русской Революции». Несколько месяцев понадобилось французскому атташе, чтобы понять, что готовившаяся интервенция союзных войск в Россию – это не помощь ей в борьбе с Германией, как он убеждал себя и советское руководство в начале 1918 г., а борьба, прежде всего с революцией.
Став членом Французской коммунистической группы, Садуль выступал в печати, писал листовки, брошюры, обращения к французским солдатам. Объясняя истинные цели интервентов в России, излагал в доступной для понимания простых людей форме задачи и цели русской революции. Лейтмотивом всех его выступлений были слова «ни одного шага по русской земле, против русского народа! Ни одного выстрела против Революции!» В своих многочисленных обращениях к солдатам Франции и французским трудящимся Садуль взывал к их патриотическим чувствам, будил их гордость за славное революционное прошлое. «Разве навсегда погас в нас революционный пламень, товарищи? Будем достойны нашего великого прошлого…» – читали французские матросы в апреле 1919 г. в листовке, тайно доставленной к ним на корабль из Одессы и подписанной именем мятежного капитана. В конце 1918 г. Садуль издал в Москве на французском языке брошюру «Да здравствует Республика Советов!», получившую благодарственный отклик В.И. Ленина3 . Воспоминания иностранных послов о русской революции 1917 г. представляют большой интерес для исследователей. Неслучайно воспоминания послов Франции и Англии были переведены и опубликованы в советской России еще в начале 20-х годов, и с тех пор неоднократно переиздавались. Морис Жорж Палеолог с июля 1914 по май 1917 г. был послом Франции в России, и его дневниковые записи, позднее расшифрованные и дополненные, несомненно, представляют большой интерес. В своих дневниках автор оценивает реформы Столыпина, ухудшение положения рабочих, рост цен, подъем революционного движения и др. События января 1917 г. в Петрограде, различные демонстрации, сессия Государственной Думы получили освещение в его воспоминаниях.
В записях за дни, предшествующие 23 февраля 1917 г. он пишет: «Петроград терпит недостаток в хлебе и дровах, народ страдает». Среди причин, объясняющих положение, указывает на объективные: железнодорожный кризис, суровая и снежная зима, приведшая к заносам дорог, но умалчивает о главной причине – неумении властей организовать снабжение продовольствием столицы. Он отмечает, что в Петрограде проходили народные шествия и многолюдные демонстрации, были слышны выстрелы, и отмечает, что его беспокоил вопрос о продолжении войны, «как армии на фронте примут столичные события» . Российский публицист Н. Суханов в своей книге повествует о начале революции, когда он был редактором межпартийного, но левого «Современника», взявшего во время войны интернационалистский курс. «В первый день революции многие не могли поверить в это. Ни одна партия не готовилась к великому перевороту. Все мечтали, раздумывали, предчувствовали, «ощущали», но никто не мог себе представить, что он наступит так скоро. «Революция! – это слишком невероятно. Революция! – это, как всем известно, не действительность, а только мечта. Мечта поколений, долгих трудных десятилетий…» – пишет Н. Суханов.
По его словам, заводские митинги вышли за ворота и правительству не удавалось остановить их. Вместе с тем обнаружилась и слабость власти всего аппарата, а город наполнялся слухами. Автор отмечает, что между тем движение все разрасталось. Бессилие полицейского аппарата становилось с каждым часом все очевиднее. Митинги происходили уже почти легально, причем воинские части, в лице своих командиров, не решались ни на какие активные позиции против возраставших и заполнявших главные улицы толп. В пятницу же, вечером, в городе говорили, что на заводах происходят выборы в Совет рабочих депутатов. Стали создаваться советы, как органы новой власти.
В нашей статье мы проанализировали воспоминания российских и французских свидетелей февральских событий 1917 года. Каждый из них посвоему описал революционные дни, которые изменили ситуацию в империи. Главным лейтмотивом воспоминаний российских очевидцев выступают вопросы голодных бунтов, погромов и трагедия отдельно взятой семьи. Вместе с тем показана слабость власти, массовые митинги, переросшие в демонстрацию и создание Советов. Французские дипломаты обращают внимание на реформы Столыпина, ухудшение положения рабочего класса, рост цен, подъем революционного движения. Так, например, Ж. Садуль отмечает, что целью западных интервентов являлась борьба с революцией, в то время как сам автор симпатизировал ее идеям.
Абдикаликова Динара Ниязбековна (Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева, Республика Казахстан)
Революция 1917 года была вызвана . Но протекала она отнюдь не по заранее написанному сценарию, где все предопределено, а роли распределены. Это подтверждают свидетельства участников и очевидцев .
Утром 23 февраля, или 8 марта по григорианскому календарю, работницы Выборгской стороны с лозунгами "Хлеба!" и "Долой войну!" вышли на улицы, чтобы в Международный женский день выразить долго копившееся недовольство. К ним присоединились рабочие соседних предприятий, затем волнения начались в других районах города.
Протесты рабочих никого не удивили. Художник Александр Бенуа записал в дневнике: "На Выборгской стороне произошли большие беспорядки из-за хлебных затруднений (надо только удивляться, что они до сих пор не происходили!)"
Зарю революции в событиях дня очевидцы не разглядели. Эсер Владимир Зензинов вспоминал, что хотя "всюду в городе говорили о начавшейся на петербургских заводах стачечном движении, но никому и в голову не приходило считать это началом революции".
Уже на следующий день процесс приобрел лавинообразный характер. Историк Александр Шубин пишет, что хотя командующий войсками Петроградского военного округа генерал-лейтенант Сергей Хабалов "срочно выделил хлеб населению из военных запасов, но теперь это уже не остановило волнений… Они уже пришли к выводу, что в их бедах виновата Система. Демонстранты несли лозунги "Долой самодержавие!""
Активизировались члены оппозиционных партий. 24 февраля меньшевик Николай Чхеидзе заявил: "Игнорирование улицы — это свойство и правительства и многих из нас. Но улица уже заговорила, господа, и с этой улицей теперь нельзя не считаться".
Последующие события подтвердили правоту слов Чхеидзе. В донесениях Охранного отделения говорилось, что вечером у Гостиного двора "смешанным отрядом 9-го Запасного кавалерийского полка и взводом лейб-гвардии Преображенского полка был открыт по толпе демонстрантов огонь". Во время разгона митинга на Знаменской площади были убиты и ранены несколько десятков человек. По демонстрантам стреляли на Садовой улице, Литейном и Владимирском проспектах.
Резюмировал события трех дней . Он сообщил в Могилев в Ставку Верховного главнокомандующего, где находился Николай II:
"Внезапно распространившиеся в Петрограде слухи о предстоящем якобы ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба… вызвали усиленную закупку публикой хлеба… На этой почве двадцать третьего февраля вспыхнула в столице забастовка, сопровождающаяся уличными беспорядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй — до 160 тысяч, сегодня — около 200 тысяч".
Николай II потребовал от Хабалова "завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией".
Восстание Петроградского гарнизона
Воскресным утром 26 февраля горожане обнаружили, что мосты, улицы и ведущие из рабочих кварталов к центру переулки заняты усиленными нарядами полицейских и воинских частей. На стенах висели подписанные Хабаловым объявления:
"Последние дни в Петрограде произошли беспорядки, сопровождавшиеся насилиями и посягательствами на жизнь воинских и полицейских чинов. Воспрещаю всякие скопления на улицах. Предваряю население Петрограда, что мною подтверждено войскам употреблять в дело оружие, не останавливаясь ни перед чем для наведения порядка в столице".
Но стрелять в народ были готовы не все. Напротив, 4-я рота запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка, отказавшись открыть огонь по демонстрантам, обстреляла конную полицию. С помощью преображенцев роту обезоружили, а 19 зачинщиков отправили в Петропавловскую крепость.
Поздним вечером в ходе совещания правительства России в квартире премьер-министра большинство министров, уставших от критики думских златоустов, высказались за роспуск . Голицын с согласия Николая II объявил прекращение сессии с 26 февраля, назначив срок возобновления работы Думы в апреле.
Это решение было весьма странным — беспорядки начались не по вине Думы. Судя по всему, правительство не понимало, что делать в сложившейся ситуации.
Приказ о стрельбе в демонстрантов вызвал недовольство в частях столичного гарнизона. 27 февраля утром восстала учебная команда запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка.
Старший унтер-офицер Тимофей Кирпичников по прозвищу "Мордобой" вывел волынцев на улицу. К ним стали присоединяться солдаты других частей и демонстранты. Александр Керенский вспоминал, что "утром 27 февраля двухсоттысячный Петроградский гарнизон, абсолютно сбитый с толку происшедшими событиями, оказался без офицеров. Совет еще не был провозглашен, и в городе царил хаос".
Днем военный министр Михаил Беляев известил Ставку о том, что волнения, начавшиеся в некоторых частях, "твердо и энергично подавляются оставшимися верными своему долгу ротами и батальонами".
Беляев выдавал желаемое за действительное, дезинформируя императора. Взбунтовавшаяся толпа дошла до тюрьмы "Кресты" и освободила заключенных. В их числе были члены рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета, арестованные полицией в ночь на 27 января. Все они направились к Таврическому дворцу.
Распущенные и встревоженные
Там уже находились депутаты . Выслушав указ о роспуске, они собрались на совещание. Звучали разные предложения, в том числе не расходиться и объявить Думу Учредительным собранием. Но большинство депутатов было против.
Василий Шульгин вспоминал: "Вопрос стоял так: не подчиниться указу государя императора, то есть продолжать заседания Думы, — значит стать на революционный путь… Оказав неповиновение монарху, Государственная дума тем самым подняла бы знамя восстания и должна была бы стать во главе этого восстания со всеми его последствиями… На это ни , ни подавляющее большинство из нас, вплоть до кадет, были совершенно неспособны… Встревоженные, взволнованные, как-то душевно прижавшиеся друг к другу… Даже люди, много лет враждовавшие, почувствовали вдруг, что есть нечто, что всем одинаково опасно, грозно, отвратительно… Это нечто — была улица… уличная толпа…"
Взволнованные депутаты поступили хитро, избрав Временный комитет Государственной думы для "водворения порядка в г. Петрограде и для сношения с учреждениями и лицами".
Лев Троцкий заметил: "Ни слова о том, какой порядок эти господа думают восстановлять, ни о том, с какими учреждениями они собираются сноситься". Депутаты надеялись выиграть при любом развитии событий…
Тем временем в Таврический дворец, свидетельствовал социал-демократ Николай Суханов, "прорывались солдаты все в большем и большем количестве. Они сбивались в кучи, растекались по залам, как овцы без пастыря, и заполнили дворец. Пастырей не было".
Одновременно во дворец "стекались в большом числе петербургские общественные деятели различных толков, рангов, калибров и специальностей", среди которых хватало претендентов на роль "пастырей".
© Public domain
© Public domain
Вскоре инициативная группа во главе с объявила о создании Временного исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих депутатов. Комитет обратился к рабочим с призывом немедленно выбрать депутатов в Петроградский Совет. По предложению большевика Вячеслава Молотова обратились и к частям гарнизона с предложением направить в Совет своих представителей. В 9 часов вечера социал-демократ Николай Соколов открыл первое заседание Петроградского Совета, на котором был избран исполком Совета во главе с Чхеидзе.
Агония царской власти
Вечером 27 февраля, когда в Таврическом дворце возникли два органа власти, Николай II впервые прокомментировал в дневнике происходившие в столице события: "В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад. К прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!"
Император еще мог подавить начавшуюся революцию.
Придя в Таврический дворец, Суханов задался вопросами: "…что было сделано? И что надо было сделать? Заняты ли вокзалы на случай движения войск с фронта и из провинции против Петербурга? Заняты ли и охраняются ли казначейство, государственный банк, телеграф? Какие меры приняты к аресту царского правительства и где оно? Что делается для перехода на сторону революции остальной, нейтральной, и, быть может, даже "верной" части гарнизона? Приняты ли меры к уничтожению полицейских центров царизма — департамента полиции и охранки? Сохранены ли от погрома их архивы? Как обстоит дело с охраной города и продовольственных складов? Какие меры приняты для борьбы с погромами, с черносотенной провокацией, с полицейскими нападениями из-за угла? Защищен ли хоть какой-нибудь реальной силой центр революции — Таврический дворец, где через два часа должно открыться заседание Совета рабочих депутатов? И созданы ли какие-нибудь органы, способные так или иначе обслуживать все эти задачи?.."
Позже Суханов признал: "Тогда я не знал и не умел бы ответить на эти вопросы. Но теперь я хорошо знаю: не было сделано ничего…"
Ни император, ни его сторонники слабостью новых обитателей Таврического дворца не воспользовались. Как позже утверждал профессор Николаевской военной академии, генерал-лейтенант Дмитрий Филатьев, подавить "бунт" столичного гарнизона "легко можно было с помощью одной кавалерийской дивизии". Однако способного на это генерала не нашлось.
Более того, генералы во главе с Михаилом Алексеевым и депутаты во главе с Михаилом Родзянко не допустили возвращения императора в столицу.
Уже 28 февраля Беляев, сообщив в Ставку, что "военный мятеж" имевшимися у него "немногими оставшимися верными долгу частями погасить пока не удается", просил о спешной присылке "действительно надежных частей, притом в достаточном количестве, для одновременных действий в различных частях города".
К этому времени восставший народ захватил Адмиралтейство, Арсенал, Петропавловскую крепость, Мариинский и Зимний дворцы, разгромил и поджег здания Окружного суда, Жандармского управления, Дома предварительного заключения, нескольких полицейских участков.
На изучении различных аспектов революций 1917 г. все более начинает сказываться общее изменение приоритетов исследовательской проблематики в современных условиях: особое внимание к исторической памяти и историческому сознанию эпохи, «пространственный» и «визуальный» повороты в изучении прошлого. Однако говорить о качественном прорыве в реализации новых исследовательских интересов пока не приходится. Хочется надеяться, что 90-летний юбилей революций 1917 г. в России станет мощным импульсом для дальнейших исследований ее «человеческого измерения».
А. В. Придорожный. Участники и очевидцы революции о причинах поражения демократической альтернативы в 1917 г.
Возвращаясь к событиям революции, ее свидетели и непосредственные участники пытались не только понять их значение для судьбы страны, но и ответить на вопрос: был ли тот исторический путь, по которому пошла страна после февраля, единственно возможным? В исторических трудах, отдельных публикациях, а также в воспоминаниях, написанных представителями различных политических сил, анализ стоявших в 1917 г. путей развития страны занимал важное место.
Интересные сведения о борьбе за реализацию демократической (либеральной) альтернативы и причинах ее поражения содержатся в исторических трудах и воспоминаниях известных деятелей кадетской партии 2 . Главная задача, к достижению которой стремились либералы в начале революции, была наиболее точно сформулирована впоследствии П. Н. Милюковым: «Революцию нельзя было предотвратить, но взять революцию в руки было возможно в течение первого времени» 1 . Эту точку зрения, которую разделяли и другие члены партии, он неоднократно доказывал в своих исторических трудах. Как в «Истории второй русской революции», так и в «России на переломе» всю ответственность за большевистский переворот лидер кадетской партии возлагал на революционную демократию. Довольно часто в своих работах он писал о преступном бездействии лидеров умеренных социалистов, отсутствии у них политической ответственности, реализма и твердого курса на осуществление четко определенной цели. Резко негативная оценка деятельности возглавляемого А. Ф. Керенским правительства содержалась в «Истории второй русской революции». Нерешительность и пассивность, которая была проявлена А. Ф. Керенским, П. Н. Милюков рассматривал как одну из главных причин трагического исхода событий 2 . Описывая политические процессы, происходившие в стране летом 1917 г., он упрекал лидера умеренных социалистов в полной потере контроля за развитием событий, в затягивании с решением самых важных вопросов и принятием неотложных мер 3 .
Особый интерес представляет тот факт, что в этой работе впервые были описаны события, связанные с попыткой сохранения монархии в самом начале революции. Лидер кадетов подробно вспоминал о своей надежде убедить великого князя Михаила Александровича принять переданную ему верховную власть. Однако страх Михаила Александровича за свою судьбу и отсутствие единого мнения по этому вопросу среди членов нового правительства не позволили, как полагал П. Н. Милюков, направить дальнейшее развитие событий в рамки конституционной монархии 4 . Свою неудачу П. Н. Милюков называл первой капитуляцией революции, создавшую дефектное в своем источнике положение, из которого непременно вытекали все последующие ошибки.
О больших надеждах на спасение страны, которые возлагали либералы на нового монарха, свидетельствуют и мемуары одного из активных деятелей кадетской партии П. Д. Долгорукова 1 . Вспоминая о первых днях революции, он не исключал возможность того, что и при Михаиле Александровиче накатившую на Россию революционную волну нельзя было бы уже удержать. Тем не менее, как писал П. Д. Долгоруков, положительное решение вопроса о престолонаследии давало больше шансов сохранить государственность до Учредительного собрания, казавшегося тогда еще спасительным 2 .
Важные свидетельства на этот счет мы находим у В. Д. Набокова. Размышляя о событиях, связанных с попыткой передачи престола Михаилу Романову, он признает, что ее успешное осуществление оказалось бы благодетельным или, по крайней мере, дающим надежду на благополучный исход для страны. Соглашался В. Д. Набоков и с тем, что в случае принятия престола Михаилом была бы сохранена, прежде всего, преемственность аппарата власти и его механизмы. «Сохранена была бы основа государственного устройства России, и имелось бы все для того, чтобы обеспечить монархии конституционный характер» 3 . Однако при этом он менее оптимистично, чем его коллеги по партии, оценивал шансы на успех такого варианта. Вся совокупность условий, как следует из рассуждений автора, указывала на невозможность дальнейшей передачи престола и сохранения монархии. Для укрепления позиции нового царя, как писал В. Д. Набоков, необходимо было располагать реальными силами, на которые можно бы было опереться в случае неизбежно последовавших бы антимонархических выступлений 4 . А таких сил у правительства не было.
Среди различных точек зрения, которые высказывались в эмигрантской литературе о причинах поражения мирной демократической альтернативы в 1917 г., стоит особенно выделить мнение эсеровских авторов, сочинения которых отличала острая полемичность в анализе событий 1 . В 1917 г. эсеры представляли наиболее многочисленную и влиятельную политическую организацию в стране. Несмотря на идейное размежевание в партии, эсеры являлись той силой, которая могла бы оказать огромное влияние на выбор дальнейшего пути России в тот период. Проблема причин поражения эсеров в 1917 г. красной нитью проходит через все статьи и сочинения основателя, лидера, главного теоретика партии В. М. Чернова. В своих выступлениях и работах он критиковал политику собственной партии за то, что она не всегда отвечала партийным интересам. Создание коалиционного правительства, как доказывал В. М. Чернов, имело смысл лишь в самом начале революции, как временный тактический ход. Лидер эсеров считал необходимым своевременно признать коалиционную власть пережитым этапом революции и сформировать однородное правительство трудовой демократии, которое своей решительной политикой могло бы предупредить нарастание «левомаксималистской опасности». В отличие от своих партийных соратников и политических оппонентов, В. М. Чернов первым сумел признать ошибки собственной партии и отдать должное своим противникам. С одной стороны, В. М. Чернов упрекал социалистов за их нерешительность, паническую боязнь ответственности за судьбу страны, с другой - критически оценивал и буржуазный лагерь за недооценку всей трагичности положения, его неготовность возвыситься «и над партийными сомнениями и над обычным уровнем буржуазных предрассудков» 2 .
С критикой политики эсеров в 1917 г. выступал в эмиграции один из видных теоретиков левого крыла партии И. З. Штейнберг. Так же, как и В. М. Чернов, он писал, что правительственная коалиция, на которую пошли меньшевики и социалисты--революционеры правого крыла, была бессильна осуществить радикальные социально-экономические преобразования в стране и вести активную внешнюю политику. Октябрь, приходил к заключению И. З. Штейнберг, был вызван ошибками марта и свершил то, чего не сумел свершить март 1 .
С этим мнением соглашался и известный правоэсеровский публицист В. М. Вишняк, который называл Октябрь результатом все тех же экономических и социальных противоречий, которые в феврале привели к гибели русскую монархию 2 . Практически все эсеровские авторы отмечали, что только своевременное окончание войны, решение аграрного вопроса и активная политика в сторону мира могли предотвратить полный развал России.
Тем не менее в эсеровской литературе высказывалась и другая точка зрения, согласно которой причины гибели демократической альтернативы лежали не в ошибках, допущенных Временным правительством, а в безответственных действиях его политических противников. На этом, в частности, настаивал в эмиграции А. Ф. Керенский. Бывший глава Временного правительства, министр юстиции, верховный главнокомандующий, а впоследствии один из наиболее активных политических деятелей русского зарубежья, оказал заметное влияние на ход событий в революции 1917 г. Его политическая и государственная деятельность всегда привлекала к себе пристальное внимание историков и публицистов. Чаще всего она получала крайне негативную оценку, и не только в советской России, но и в среде самой эмиграции.
Основное место в своих работах А. Ф. Керенский уделил освещению корниловского мятежа и деятельности большевиков 1 . Именно Корнилова и большевиков он всегда считал главными виновниками поражения демократической альтернативы в ходе революции. Вспоминая о деятельности заговорщиков, А. Ф. Керенский приходил к выводу, что истоки ее лежали в военных неудачах русской армии и июльском выступлении большевиков. Практически в каждой своей работе А. Ф. Керенский не упускал возможности обвинить Корнилова в срыве демократической альтернативы и доказать, что безответственные действия мятежного генерала открыли большевикам путь к власти. В отличие от В. М. Чернова и его сторонников, А. Ф. Керенский стремился всячески доказать позитивную роль коалиции в решении экономических и социальных проблем. Своим критикам он часто доказывал, что Временное правительство сделало все возможное для того, чтобы вывести страну из войны, провести обширную законодательную программу, заложив основы для превращения России в развитое демократическое государство, решить социально-экономические вопросы.
Далеко не все эмигранты соглашались признать Корнилова главным виновником поражения февральской революции. Более того, нередко в противоположность эсерам поражение генерала рассматривали как гибель последней надежды на спасение России в 1917 г. Подтверждают это воспоминания известных представителей русского генералитета - А. И. Деникина, П. Авилова, А. И. Верховского, П. Н. Краснова 2 . В основе их идейных и политических убеждений лежала приверженность традициям и политическим устоям старого строя. Вместе с тем было бы ошибочным причислять их к числу непримиримых противников всяких социальных преобразований. Еще до революции многие из них выступали за последовательное реформирование общества, с которым так же, как и либералы, связывали единственный шанс на спасение самодержавия 1 .
Наиболее ярким представителем консервативных взглядов в эмиграции являлся бывший генерал русской армии, один из главных руководителей антибольшевистского движения в стране во время Гражданской войны А. И. Деникин. Как человек военный, большую часть своих воспоминаний он посвятил теме войны и состоянию русской армии в 1917 г. В этих воспоминаниях остро ощущается боль и обида глубоко преданного своим убеждениям человека за все военные поражения России, развал армии, с которой А. И. Деникин связывал последнюю надежду на спасение страны. И все же бывший генерал был уверен, что армия имела достаточно сил, чтобы продолжить войну и одержать победу. Если бы не действия социалистов, и в первую очередь большевиков, умело игравших своей разрушительной пропагандой на растущем недовольстве правительством масс, не останавливавшихся перед угрозой военного разгрома и разорения страны, как следует из рассуждения А. И. Деникина, то развал армии и страны можно было избежать. Огромная усталость от войны и смуты; всеобщая неудовлетворенность существующим положением; инертность большинства и полная безграничного дерзания деятельность организованного, сильного волей и беспринципного меньшинства стали, по мнению автора, основными причинами непротивления воцарению большевизма 2 .
Та же мысль звучит в мемуарах одного из непосредственных участников корниловского выступления П. Н. Краснова. Автор подробно передает те настроения, которые царили в высших военных кругах. П. Н. Краснов особенно акцентировал внимание на недовольстве внутренней политикой правительства, моральном разложении армии, крайне негативном отношении в армейских кругах к А. Ф. Керенскому 1 . Оправдывая действия мятежного генерала, П. Н. Краснов соглашался, что спасти страну от полного развала в тот период могла только диктатура 2 . Для автора воспоминаний, как и для большинства представителей русского генералитета, не было никаких сомнений в патриотических устремлениях Корнилова. И что только успех Корнилова мог в конечном итоге предотвратить приход большевиков к власти. Тем не менее взгляд на корниловский мятеж как на реально существовавшую альтернативу большевикам не нашел широкой поддержки в трудах русской эмиграции.
Анализ взглядов представителей различных политических течений показывает, что если вывод о неизбежности падения царского режима и целесообразности установления демократической республики в 1917 г. признавался практически всеми, то в вопросе о причинах и виновниках поражения демократической альтернативы непосредственно в ходе самой революции их мнения заметно расходились. Все без исключения авторы соглашались с тем, что спасение страны заключалось в неотложном решении социальных, экономических и внешнеполитических задач. Однако возможности их решения непосредственно связывались с необходимостью создания сильной власти, пользующейся доверием в народе.
Р. А. Насибуллин. Февральская революция 1917 г. в России в исследовании Г. М. Каткова
В 2006 г. на русском языке было издано фундаментальное исследование русского историка, эмигранта, профессора Оксфордского университета Георгия Михайловича Каткова (1903 - 1985) «Февральская революция», которое было опубликовано в конце 1960 х годов 3 . Спустя почти 40 лет после выхода книги она остается непревзойденной по глубине исследования узловых проблем и актуальности научных результатов.
Г. М. Катков признавал, что нередко следовал концепции известного историка русской революции С. П. Мельгунова (1879 - 1956). По его оценке, «труды С. П. Мельгунова 1 , опубликованные на русском языке им самим или его вдовой, представляют собой первую попытку научного исследования периода, отображаемого в настоящей работе. Я нашел особенно полезной мельгуновскую оценку многотомных мемуаров, с которыми он познакомился. Атмосфера гетевского «Вымысла и Правды», превалирующая в большинстве мемуаров, редко способна выдержать серьезное испытание аналитическим умом Мельгунова» 2 . Будущие исследователи Февральской революции не могут не отталкиваться от работ С. П. Мельгунова, Г. М. Каткова.
Февральская революция 1917 г. в России «подвергалась неосознанному искажению и преднамеренной фальсификации больше, чем какое-либо другое событие новейшей истории», - справедливо отмечал Г. М. Катков 3 . Поэтому автор поставил своей задачей «предпринять тщательное изучение не исследованных до сих пор аспектов русской революции. Он надеется пролить немного света на ряд запутанных вопросов и показать, как осторожно следует относиться ко многим устоявшимся и документированным для правдоподобия мифам, которые, к сожалению, сопровождают «объективное» написание истории» 4 .
Работа делится на три части. В первой части рассматриваются некоторые особенности политической обстановки в годы Первой мировой войны накануне Февральской революции, как-то: деятельность либеральных партий и организаций, революционных и социалистических партий, состояние армии, еврейский вопрос, вмешательство Германии. Вторая часть посвящена определенным событиям из истории России в период Первой мировой войны, которые, по мнению автора, исключительно важны для понимания Февральской революции и отражают кризис российского образованного общества накануне революции, как-то: дело полковника Мясоедова, казненного якобы за измену, раскол в правительстве, клеветническая и заговорщическая деятельность либерально--масонской интеллигенции. В третьей части излагаются события Февральской революции с 23 февраля до 3 марта 1917 г.
По оценке Г. М. Каткова, Февральская революция не была стихийным выступлением большинства населения, озлобленного тяготами войны. Она произошла в Петрограде (причем мятеж поднялся среди не более 7% населения Петрограда из 2,5 млн. чел. и 5% войск - 10 тыс. из 200 тыс. гарнизона), армия, провинция, крестьянство остались спокойны. Падение монархии было полной неожиданностью для всей России, крестьянское большинство которой (80%) не утратило монархических представлений, не было подготовлено к утрате царского строя, а было поставлено перед свершившимся необратимым фактом двойного отречения, но в то же время и защищать монархию не оказалось подготовленным. Политические партии - революционные - эсеры, меньшевики, большевики, а тем более либеральные не участвовали в непосредственной организации массовых беспорядков и мятежа части Петроградского гарнизона 23 - 27 февраля, в совершении революции ни одна из революционных партий не проявила себя.
В Петрограде не было не только голода, но и подлинного недостатка хлеба, были только очереди за хлебом, не было карточек, ограничений по количеству приобретаемого хлеба, был только слух, что хлеб скоро кончится, а решивший успех восстания гарнизон и вовсе не испытывал недостатка в хлебе. А. И. Солженицын писал, что «никакой голод не вызывает революции, если поддерживается национальный подъем или чекистский террор, или то и другое вместе. Но в феврале 1917 не было ни того, ни другого - и хлеб подай!» 1 . Голодные люди борются за выживание, а не за смену власти.
Г. М. Катков предполагал, что волнения в феврале 1917 г. в Петрограде подготовили немецкие агенты и немецкие деньги: «Возможно, мы еще не достигли уровня знаний, позволяющего дать правдивое объяснение событий. Но это вовсе не обязывает нас прикрывать свое незнание разговорами о «спонтанном стихийном движении» или рассуждениями о том, что «терпение рабочих достигло точки кипения…»… Массовое движение такого масштаба и такой силы не могло произойти без влияния какой-то руководящей силы» 2 . О лозунгах демонстрантов один из рабочих мрачно сказал: «То, чего они хотят, заключается в обеспечении хлеба, мира с немцами и равных прав для евреев». При этом он «не приписывал авторство этих лозунгов лично себе или ему подобным, но относил его к неким таинственным «они» 3 . 27 февраля произошел мятеж Петроградского гарнизона, большинство которого состояло из мобилизованных, необученных, недисциплинированных новобранцев, а 28 февраля произошло крушение царского правительства.
Народное восстание и мятеж Петроградского гарнизона привели к почти бескровному падению монархии лишь потому, что, как справедливо указывает вслед за Э. Карром Г. М. Катков, либеральные круги решили воспользоваться ими, чтобы достичь своей цели прихода к власти 4 . Не только слабость царской власти, но и нетерпение и безответственность образованного общества привели к конфликту власти, правительства с большинством интеллигенции. Большинство образованного общества утратило чувство национальной солидарности, руководствовалось в условиях мировой войны не национальными, а партийными интересами, ставя цель - отнять власть у императора.
Основной причиной изменения самодержавно--бюрократического строя России в 1905 - 1907 гг. и падения самодержавно--представительной монархии в 1917 г. явилось то, что монархия утратила легитимность, перестала соответствовать настроениям большинства русской интеллигенции, исповедовавшей либеральные или социалистические взгляды, а консервативно-национальная интеллигенция, которая выступала за самодержавие с законосовещательным народным представительством, была явно в меньшинстве. Эти слои перестали поддерживать монархию, ряды ее убежденных сторонников таяли, в конце концов даже командующие фронтами перестали выполнять ее приказы, хотя они и считали, что участвуют в спасении династии и монархии. Борьбу за власть ведет имущее и образованное меньшинство, а народные массы, занятые физическим трудом, не стремящиеся к власти и политической свободе, могут служить лишь орудием для этой борьбы.
Революции 1905 и 1917 гг., как справедливо отмечал консервативный мыслитель И. Л. Солоневич, сделала главным образом «второсортная русская интеллигенция». «Именно второсортная, - подчеркивал он. - Ни Ф. Достоевский, ни Д. Менделеев, ни И. Павлов, никто из русских первого сорта при всем их критическом отношении к отдельным частям русской жизни - революции не хотел и революции не делал. Революцию делали писатели второго сорта - вроде Горького, историки третьего сорта - вроде Милюкова, адвокаты четвертого сорта - вроде А. Керенского. Делала революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая с университетских кафедр вдалбливала русскому сознанию мысль о том, что с научной точки зрения революция спасительна. Подпольная деятельность революционных партий опиралась на этот массив почти что безымянных профессоров. Жаль, что на Красной площади рядом с Мавзолеем Ильича не стоит памятник неизвестному профессору!» 1 .
Либеральная интеллигенция проповедовала, что самодержавие как форма правления исторически себя изжило и обречено в России на исчезновение (как это было в странах Запада). Либералы полагали, что по какому--то неумолимому закону истории российское общество после 1905 г. перейдет от самодержавия к конституционной монархии, где власть получат образованные представители имущих классов, а затем, в процессе постепенной демократизации, власть станет властью всего народа.
«Опыт советского режима за последние пятьдесят лет (1917 - 1967) показал, что нет никаких оснований ни для аналогий с западными монархиями, ни для веры в то, что самодержавие в России устарело, поскольку самодержавие сохранилось вопреки революции. Сам факт, что после 1917 года страной многие годы почти самовластно правили три человека, совершенно разные по характерам и биографиям (Ленин, Сталин, Хрущев. - Р. Н.), просто подтверждает мнение, что есть глубокие причины того, почему политический контроль одного человека легко устанавливается и сохраняется в России» 2 . Геополитические, природно--климатические, этнические, психологические предпосылки предопределяют существование в России сильной авторитарной власти. Очевидно, что и современная Россия по объективным причинам фактически является самодержавным, авторитарным государством с сильной властью президента «всея Руси».
Российская интеллигенция не имела достаточного опыта социального зла. «Утопия гражданских и политических прав, будто бы возможных только без самодержавия, захватила умы, не имевшие достаточного опыта социального зла» 3 . Этот опыт она приобрела дорогой ценой в период революции, гражданской войны, большевистского тоталитаризма, эмиграции. В результате некоторые представители интеллигенции перешли на национально-консервативные позиции.
Свою борьбу за власть во время войны с монархией либералы прикрывали патриотическими утверждениями о том, что монархия ведет страну к военной катастрофе не только из-за своей неспособности к эффективному управлению, но и порочного нежелания или нерешительности добиваться победы. Либералы распространяли клевету о всесилии Распутина, об измене в высших сферах, о подготовке позорного сепаратного мира могущественной кликой прогерманских «темных сил» в окружении царя и царицы, об участии царицы - немки в предательских происках прогерманских сил 1 . Отсюда следовал патриотический вывод о необходимости смены царя для победы в войне. Дискредитация монархии либералами прокладывала путь успеху восстания и принятия страной падения монархии. Военный мятеж в Петрограде был в значительной степени обязан своим успехом колебаниям находившихся под влиянием антиправительственной агитации офицеров и их отсутствию в казармах в ответственный момент 2 .
Либералы, чьим политическим чаяниям способствовали одно время временные неудачи русской армии в войне, начали терять почву под ногами. Если бы победа в войне, с помощью союзников, была достигнута в 1917 г., все надежды либералов на приход к власти потерпели бы поражение 3 . Стратегическая победа над Германией к февралю 1917 г. была уже обеспечена, ибо Германия была истощена войной на два фронта и союзники без участия России добились победы над Германией в ноябре 1918 г., а с участием семимиллионной русской армии эта победа была бы достигнута ранее.
С. П. Мельгунов правильно пишет: «Успех революции, как показал весь исторический опыт, всегда зависит не столько от силы взрыва, сколько от слабости сопротивления» 1 . А. И. Солженицын, сравнив поражения 1914 - 1915 и 1941 - 1942 гг., отмечает: «Советское отступление 1941 - 42 года было тридцатикратным, утеряна была не Польша, но вся Белоруссия, Украина и Россия до Москвы и Волги, и потери убитыми и пленными - двадцатикратны, и несравненен голод повсюду и вместе с тем заводское и сельское напряжение, народная усталость, и еще более ничтожны министры, и уж конечно несравненно подавление свобод, - но именно потому, что власть не продрогла в безжалостности, что и в голову никому бы ни пришло заикнуться о недоверии правительству, - это катастрофическое отступление и вымирание не привело ни к какой революции» 2 . Он отмечает, что у Царя и царского правительства было два пути, совершенно исключавших революцию: сопротивляться или уступать: «Очевидно, у власти было два пути, совершенно исключавших революцию. Или - подавление, сколько-нибудь последовательное и жестокое (как мы его теперь узнали), - на это царская власть была не способна прежде всего морально, она не могла поставить себе такой задачи. Или - деятельное, неутомимое реформирование всего устаревшего и не соответственного. На это власть тоже была неспособна - по дремоте, по неосознанию, по боязни. И она потекла средним, самым губительным путем: при крайнем ненавистном ожесточении общества - и не давить, и не разрешать, но лежать поперек косным препятствием» 3 .
Более верным представляется мнение С. П. Мельгунова: «Ненормальные условия военного времени требовали «диктатуры», в форму которой выливалось управление в Западной Европе даже искони демократических стран. Но там диктатура появилась как бы с согласия общественности, в России таковая могла быть только диктатурой наперекор общественности. Так создался порядок, при котором условия военного времени, наперекор всем жизненным требованиям, создали «обстановку полного бессилия» власти. Это «бессилие власти» и было «причиной того, что умеренные элементы… пошли на революционный переворот», - признает историк (П. Н. Милюков. - Н. Р.), пытавшийся в свое время в качестве активного политика создавшийся порядок объяснить «глупостью» или «изменой» 1 .
