У меня смутное впечатление, что я уже писала сюда об этой книге, но поиск ничего не находит.
И, в любом случае, два раза - это два раза. Стоит того.

Издательство: Издательский дом Международного университета в Москве
Серия: Зерно вечности
2006 г.

Аннотация: "Елизавета Александровна Дьяконова (1874-1902) - автор "Дневника русской женщины" и публицистических сочинений. Ее "Дневник" был назван В.В.Розановым "явлением глубоко национальным, русским", "одной из самых свежих русских книг конца XIX в.". Дневник отражает внутреннюю жизнь автора, а также дает представление о жизни молодежи, студенчества 1890-х годов. Кроме того, это знаменательный документ женского движения в России и яркое литературное произведение .
Незаурядность характера и литературная одаренность автора проявились в предельной искренности самоанализа, попытке осмысления особенностей повседневной жизни того времени.
Книга обращена к широкому кругу читателей."

Елизавета Александровна Дьяконова родилась первой из пяти детей в небогатой купеческой семье в городе Нерехте Костромской губернии. Училась в Нерехтской Мариинской прогимназии. Отец умер в 1887 году, и семья переехала в Ярославль. Лизу устроили в женскую гимназию при Сиротском доме. Лиза, как и её сестра Валя и братья, много читала, рано познакомилась с запрещённой литературой, которую приносил репетитор её брата.

Окончив в 1891 году гимназию с серебряной медалью, Елизавета Дьяконова решила поступить на Высшие женские курсы. Мать была категорически против. Лишь достигнув совершеннолетия и проявив «неженскую» настойчивость, Елизавета стала слушательницей Бестужевских женских курсов в Петербурге. Учась на курсах, девушка активно участвует в общественной жизни.

После окончания курсов в 1899 году перед Дьяконовой встаёт вопрос о дальнейшей деятельности. Она решает посвятить себя юриспруденции, добивается приёма у министра юстиции, но получает отказ: женщинам не разрешается заниматься адвокатурой . В 1899-1900 годах работает в библиотечной комиссии Общества распространения начального образования и др. учреждениях в Ярославле. Для получения полноценного юридического образования в декабре 1900 года Елизавета едет во Францию и поступает на юридический факультет Сорбонны.

Но жизнь за границей оказалась слишком непростой: недоедание, плохие квартирные условия, обострившаяся болезнь, вдобавок к этому неразделённая любовь. Врачи рекомендовали ей вернуться на родину. По дороге в Россию в горах австрийского Тироля 29 июля (11 августа) 1902 года её жизнь оборвалась. Содержание последних записей «Дневника» наводило некоторых читателей на мысль о самоубийстве, однако брат Дьяконовой категорически отрицал это. Похоронена в Нерехте.

В 1890-х годах Дьяконова начинает печатать публицистические статьи в газетах: «О воспитании любви к родной стране», «Нужны ли казенные деньги для того, чтобы замечать окружающие предметы», «Не странно ли?», «Школы и братство Н. Н. Неплюева», «Женское образование», «О женском вопросе»); пытается писать рассказы: «Отчего?» («Журнал для всех», июль 1900; одобрен В. Г. Короленко), «Выстрел», «Благотворительность», «Сватовство», «Под душистою ветвью сирени» (получил серебряную медаль на конкурсе парижских студентов).

С 11 лет и до конца жизни Елизавета Дьяконова вела дневник. Вскоре после гибели её брат собрал все записи, письма, стихи, статьи и опубликовал под одной обложкой в 1905 году. Книга получила немало благожелательных откликов и до революции 3 раза переиздавалась (последний раз в 1912 году). Василий Розанов назвал дневник «явлением глубоко национальным, русским», «одной из самых свежих русских книг конца XIX в.». Дневник отражает внутреннюю жизнь автора, а также даёт представление о жизни молодёжи, студенчества 1890-х годов. Кроме того, это знаменательный документ женского движения в России и яркое литературное произведение. Критика и читатели нередко противопоставляли её дневнику художницы Марии Башкирцевой, где в центре внимания героини - не общественная жизнь, а искусство и психологические переживания.

Мой маленький дневник

Литературные этюды

Стихотворения

На Высших Женских Курсах (1895-1899гг.)

Дневник русской женщины (Париж 1900-1902гг.)

стр. 473-651

В общем, если бы она смогла учиться дальше в России, она бы не умерла так рано. Даже не могу себе представить, как ее подкосил отказ министра. Сколько требовались сил и настойчивости, чтобы тебе разрешили УЧИТЬСЯ. И ведь не разрешили. Женщина же.

Рецензия:

"C большим удовольствием и интересом (и с карандашиком в руках) прочитала дневник Елизаветы Дьяконовой - купеческой дочери, жившей во второй половине девятнадцатого века. Первая сотня страниц - это простые бытовые записи двенадцатилетней девочки, несколько склонной к рисовке, гневу и недовольству собой и окружающим миром. Постоянно на страницах дневника звучат её мольбы Богу, в которых она просит его забрать её к себе, дабы не вести скучную и никчемную жизнь. Но постепенно, когда она заканчивает школу и начинает отчаянно ждать совершеннолетия (между прочим, 21 года!), чтобы поступить на высшие курсы, тон записей меняется. В нем все чаще звучит надежда на получение особенного образования, одновременно с этим, девушка очень прохладно отзывается о браке, свахах и вечной женской мечте - выйти замуж. С каждой главой её слог меняется, совершенствуется, вот уже появляются упоминания о кумирах её времени - актерах, поэтах, писателях, музыкантах, о театральных постановках, о новых знакомых, об общественном строе. Вчерашняя зажатая и угрюмая девочка превращается в интересную женщину...

Кроме всего прочего, особенно милым мне были описания дореволюционного быта, образа мыслей, учебных заведений, студентов и преподавателей того времени. Хотя не обошлось и без женского самокопания, полуфилософских рассуждений и поз. И все же очень рекомендую сию книгу всем любителям "бытовой истории"."

Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет.
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил.

Предисловие. Почему она была голой?

В августе 2004 года я бродил по центру столицы и зашел в книжный магазин “Москва” на Тверской. На стенде, где выложены мемуары и биографии, я увидел книгу: Елизавета Дьяконова. Дневник русской женщины. - М.: Захаров, 2004.

Меня привлекла фотография на обложке. В этой девушке было что-то от Мадонны и кающейся грешницы. Рассыпанные по плечам длинные волосы вызывали в памяти стихиры византийской монахини Кассии о блуднице, которые исполняются в православных церквях в Великий пост: “Отпусти мои грехи, как я распустила свои волосы ”.

Но замечательнее всего был взгляд этой девушки. Когда мы говорим “декаданс”, то обычно понимаем под этим нечто изящное, утонченное. А декаданс - это упадок, болезнь. У Елизаветы Дьяконовой был больной взгляд. Очень тяжелый. И непреклонный. Было понятно, что эта девушка во всем пойдет до конца… Глядя на это фото, я сказал себе: “Вот портрет русского декадентства”.

Книгу я прочитал быстро, как говорят в таких случаях, запоем. Есть великие женские дневники. Например, дневник жены Л. Н. Толстого Софьи Андреевны. Есть женские дневники, без которых нельзя представить определенную эпоху, - дневник Елены Штакеншнейдер, этой удивительной горбуньи, умницы, хозяйки литературного салона XIX века. Бывают женские дневники - как драгоценные камни. Они нуждаются в оправе, и она для них создается. Таков дневник художницы Марии Башкирцевой. Вокруг него сразу после его появления в печати стала возникать “атмосфера”. Марина Цветаева посвятила Башкирцевой свою первую книгу стихов. Иван Бунин, возможно, использовал ее образ при написании рассказа “Легкое дыхание”. Этот дневник заворожил художественную богему рубежа веков, стал одним из главных событий Серебряного века.

Есть женские дневники, после прочтения которых болеешь, а потом по-другому смотришь на жизнь, - “Блокадный дневник” Ольги Берггольц. А бывают женские дневники, злые к эпохе и людям, но точные в каких-то оценках, на которые не решился бы ни один мужчина, - дневник Зинаиды Гиппиус.

В любом случае женские дневники - это особого рода литература . Они сильно отличаются от дневников, написанных мужчинами. Женский дневник - это всегда куда более индивидуальный “случай”, нежели мужской дневник. Возможно, это происходит потому, что женский дневник отличается двойной рефлексией. Автор дневника по определению мужчина, так же, как сам дневник - мужского рода. Другое дело - записки. Они кокетливо прячут свой женский род во множественном числе. Дневник - серьезен и благороден. Записки - болтливы и необязательны. Записки - личное дело, а с дневником возникают определенные “отношения”. Дневник - это “друг”, “спутник”, на худой конец - “приятель”. Но не “подруга” и не “приятельница”. Это - “он”, с кем делишься самым сокровенным. Самыми сильными, глубокими переживаниями.

О том, почему женщине это делать труднее, можно долго говорить, но нельзя рассуждать об этом вообще. Вообще можно предъявлять общие требования - объективности, достоверности и т. п. Но, поверьте, эти требования совершенно бессмысленны в отношении дневников - неважно, женских или мужских. Дневник не про это.

Да, конечно, дневник может служить свидетельством об эпохе и людях, но считать его настоящим документом эпохи может только наивный читатель. Скажу даже, что чем более достоверным и убедительным вам покажется такой “документ”, тем с большим подозрением нужно к нему относиться. И наоборот: самые правдивые дневники - те, что при первом чтении вызывают оторопь и сопротивление: нет, так не бывает! это неправда! Если вы сразу поверили тому, что написано в дневнике, не сомневайтесь: вас обманули.

Дневник Елизаветы Дьяконовой я перечитывал много раз: и в сокращенном “захаровском” варианте, и в полном издании В. М. Саблина 1912 года, которое сделал брат Елизаветы Александр Дьяконов, писатель и актер со сценическим псевдонимом Ставрогин. Я не понимал, что со мной происходит, но в течение 12 лет я постоянно возвращался к этому дневнику. Это было какой-то манией, болезнью. Тогда я стал рассказывать историю жизни Дьяконовой знакомым. И убедился, что в сухом пересказе содержимое дневника им представляется не слишком интересным, в то время как мне оно казалось захватывающим, почти детективным!

Елизавета Александровна Дьяконова родилась 15 августа 1874 года в Не́рехте Костромской губернии в небогатой купеческой семье. Лиза была старшей. После появления пятого ребенка семья лишилась отца. Вдова, мать семейства, вынуждена была продать дело покойного мужа и переехать в Ярославль к своим родственникам. Лиза училась при Сиротском доме в одной из лучших в Ярославле женских гимназий. Кроме того, ее обучали гувернантки и домашние учителя, благодаря чему она прекрасно знала французский язык и познакомилась с литературой, скажем так, не вполне отвечающей ее возрасту и нравам провинциального купечества. Мечтая о продолжении образования, Елизавета вопреки воле матери поступила на Высшие женские Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге, закончила их и отправилась в Париж. Два года она проучилась на юридическом факультете Сорбонны. В это время она безнадежно влюбилась в своего психиатра, который лечил ее от мучивших головных болей и быстрой утомляемости. Это было то ли результатом ее чрезмерного умственного и нервного напряжения, то ли последствием “греховной болезни”, возможно, наследственного сифилиса, доставшегося ей от покойного отца. Однако, несмотря на постоянные недомогания, девушка строила большие планы на будущее. Она хотела стать писательницей и активисткой женского движения, которое уже зародилось в России по примеру Англии и Франции. Но судьба сыграла с ней злую шутку. Летом 1902 года, в возрасте 27 лет, Дьяконова поехала на каникулы в Россию, собираясь в “милой Нерехте”, в тишине, подготовиться к экзаменам за второй курс. По дороге она завернула в Тироль, где в это время отдыхали ее родная тетка Евпраксия Оловянишникова, богатая вдова знаменитого ярославского купца, ее дочь и муж дочери, еще не известный поэт Юргис Балтрушайтис. Здесь, в австрийском Тироле, в окрестностях неописуемой красоты озера Ахензее, случилось несчастье. Лиза одна пошла в горы в ненастную погоду и не вернулась. Ее безуспешно искали целый месяц, уже понимая, что найдут мертвое тело, но и его не могли найти и терялись в догадках. Наконец, тело девушки обнаружил случайный пастух на уступе водопада, причем рядом с гостиницей, из которой Дьяконова ушла в горы.

И здесь - внимание! Тело было совершенно голым , а одежда лежала невдалеке аккуратно связанным узлом. Это последнее обстоятельство всех поразило даже больше, чем само исчезновение Елизаветы и ее гибель.

Чего не случается в горах с неопытными людьми… Возможно, это был несчастный случай. Может быть, она покончила с собой из-за неразделенной любви или своей болезни. Но почему она была голой ? Предположить, что она решила искупаться, нельзя. По достоверным данным, в горах в это время выпал снег, и температура была не выше +1°.

И вот, передавая знакомым историю Дьяконовой, я обратил внимание на то, что рассказывать ее необходимо с конца. И даже не с момента гибели девушки в горах, а со случайного нахождения ее тела. Но это, как вы понимаете, не отражено в дневнике, который был обретен после ее смерти и впервые опубликован братом в 1904 году в журнале “Всемирный вестник”. Если между дневником и гибелью есть какая-то связь (в конце дневника Дьяконова обещает покончить с собой), то загадочные обстоятельства нахождения ее тела уж никак не связаны с дневником. Между тем именно они волнуют больше всего. Картина голой мертвой девушки на краю горного водопада вызывает гораздо больше вопросов, нежели любые подробности ее жизни, отраженные в дневнике.

“Почему она была голой?” - этот вопрос задавали мне все. Никто не спрашивал: почему Дьяконова так рвалась на Бестужевские курсы? Почему ее мать была против этого? Зачем поехала учиться в Париж? Как ее угораздило влюбиться в своего психиатра? Зачем пошла в горы одна? Не покончила ли с собой?

Почему она была голой?!

Дело в том, что все происходившее с ней до этого момента не просто объяснимо, но и в известной степени типично. Ничего удивительного, что провинциальная русская девушка конца XIX столетия мечтала об образовании. И, разумеется, девушке было трудно. Ее не понимали родственники, потому что она была девушкой и, по их представлениям, прежде всего невестой. Да, она смогла “выломиться” из своей среды, как говорили тогда. И даже поступила в Парижский университет. Еще и на юриста, что было в то время большой смелости шагом, даже для Франции.

Влюбилась в лечащего психиатра - ну, это уж совсем не удивительно. Скорее было бы странно, если бы она в него не влюбилась. В 26 лет, не имея ни мужа, ни жениха. С проблемной психикой. Как ей было не влюбиться в того, кто внимательно выслушивал ее жалобы и все же как-то ей помогал?

Но как? Ведь уже исчезли все пути! Кругом тьма слепит глаза, и если ждать ещё рассвета - то всё равно: все дороги уже перепутаны!

Но вдруг и на другой день она вновь будет скитаться по горам, уйдя в совершенно ином направлении от первоначального пути?!

Вот второе мгновение страха. Оно стократ сильнее первого и уже равносильно предчувствию гибели: ибо завтра голод лишит её сил! Отчаяние, отчаяние!

Единственный исход - достичь земли теперь же. Всякое замедление - только хуже…

Вероятно, как только утренний свет лишь слегка рассеял густые туманы, и в свете возникавшего дня побледнел непреодолимый ужас ночи - Е. А. уже стала искать пути, чтобы вернуться. - Стала искать своего спасения, ибо иначе: - как ей казалось - в горах её подстерегала смерть! И вот - ручей…

Вспомним, что она не могла его не заметить, когда поднималась на гору, так как некоторое время шла невдалеке от него. Может быть, тогда же её внимание привлекли и водопады - красивые и лёгкие, - они и в непогоду видны с большой дороги, при самом подъёме вверх … Во всяком случае, этот ручей она видела, он тут же впадал в Achensee, и он был так близок от Hotel"я, из которого она только что вышла…

Теперь же, когда Е. А. блуждала на вершине, потеряв все дороги, - найти ручей - значило найти самый верный путь возвращения! Ведь как бы прихотливо и капризно ни протекал Luisenbach по склонам и уступам гор - всё равно, рано или поздно он приведёт к земле!

И если вспомнить ещё, что в дни тщетных поисков гору обыскивали со всех сторон, исходив вдоль и поперек все её дороги и спуски, - то невольно приходится считать путь возвращения Е. А. почти недоступным не только для простого туриста, но даже и для горного проводника. Только крайняя необходимость могла заставить человека избрать его!

Так и случилось: Е. А. возвращалась домой самой верной, но и самой опасной дорогой - по дикому склону горы, где проложил ручей свой путь.

И уже казалось, что все препятствия ей удалось преодолеть: с вершин она спустилась к земле так близко, что была всего лишь в трёхстах шагах от большой дороги! Ещё несколько последних усилий - и путь благополучно кончен!

Но вот водопады. Тут гора почти отвесна. Страшная крутизна. И кроме того: самый доступ к водопадам с обеих сторон горы тоже "очень крут и затруднителен". Это значит, что идти вперёд можно только по самому руслу ручья. Его каменное ложе - единственный путь.

И начинается переправа. Е. А. полураздетая идёт к водопадам. Часть своего платья она завернула в узел. Ей удалось достигнуть одного уступа. Она уже на нём - а внизу, на расстоянии десяти метров, - другой!

Что произошло здесь - неизвестно. Всякие догадки были бы одинаково и верны, и ошибочны. Только всё предыдущее может подсказать нам: здесь произошёл роковой случай. Она или упала, или сорвалась вниз, при падении переломив оба голеностопных сочленения и проломив себе череп в области виска. Лишилась сознания (может быть, произошло сотрясение мозга) - и умерла, схороненная на дне водоёма…

Если бы Е. А. искала здесь смерти - зачем ей было необходимо раздеваться, зачем все эти приготовления? И ещё последняя догадка: неужели тогда не бросилась бы она вниз стремительно, с внезапностью страшного отчаяния, встречая смерть так, чтобы после падения уже не было ни одной минуты ненужных страданий?

Август 1911 г. А.Д.

Елизавета Дьяконова. Хронология.

15 (27 н. ст.) августа

Рождение Е. Дьяконовой в г. Нерехта Костромской губернии в купеческой семье Александра Дьяконова и его жены Александры, урожденной Горшковой.

Лиза начинает вести дневник.

Смерть отца, после которой семья перебирается на жительство в Ярославль.

Поездка в Москву, в гости к родственникам Оловянишниковым.

Встреча с о. Иоанном Кронштадтским.

Торжественный акт в ярославской гимназии. По итогам 7 класса Лизе вручается серебряная медаль.

Лиза читает "Крейцерову сонату" Л. Толстого, оказавшую сильнейшее воздействие на её моральные представления.

Оканчивает ярославскую гимназию.

Завершает чтение дневника Марии Башкирцевой, публиковавшегося в NoNo 1-12 журнала "Северный вестник" за 1892 год.

Мать предпринимает попытки сосватать Лизу.

Лиза договаривается со студентом В. (репетитором её брата Саши и будущим мужем сестры Вали) о том, что он будет снабжать её труднодоступной литературой.

Поездка в Москву.

Новая встреча с о. Иоанном Кронштадтским на подмосковной станции Обираловка.

Е. Дьяконова посещает дискуссии народников и марксистов, читает нелегальные пропагандистские брошюры.

Валя, сестра Лизы, выходит замуж за студента В. и уезжает из Ярославля в Киев.

конец июля - начало августа

Лиза посещает XVI Всероссийскую промышленную и художественную выставку в Нижнем Новгороде.

В дневнике появляются настойчивые жалобы на головные боли и угнетённое душевное состояние.

На сельскохозяйственной выставке в Киеве Лиза узнает о деятельности учреждённого Н.Н. Неплюевым Крестовоздвиженского Трудового Братства.

Из-за болезни ног Лиза ложится в Александровскую больницу Красного Креста.

Выходит из больницы.

первая половина марта

Посылает письмо публицисту М. О. Меньшикову и встречается с ним.

Знакомится с Н. Н. Неплюевым.

Посещает основанную Н. Н. Неплюевым школу на хуторе Воздвиженск в Глуховском уезде Черниговской губернии.

В газете "Женское дело" напечатана статья Е. Дьяконовой "Женское образование".

Посещает религиозно-философский кружок о. Григория Петрова.

Участвует в студенческих волнениях.

Встречается с В. Короленко в редакции "Русского Богатства".

Принимает участие в мероприятиях по оказанию помощи голодающему населению Казанской губернии.

Лечится на Кавказских минеральных водах.

Пишет письмо Л. Толстому с просьбой о содействии в деле помощи голодающим.

Двоюродная сестра Лизы, Мария Оловянишникова, тайно венчается с Юргисом Балтрушайтисом.

Возвращение в Ярославль, где до отъезда в Париж осенью 1900 г. Е. Дьяконова работает в библиотечной комиссии Общества распространения начального образования и др. учреждениях, публикует в периодике статьи на общественные темы.

Лечится на черноморском курорте близ Сухума.

Е. Дьяконова приезжает в Париж.

Поступление на юридический факультет Сорбонны.

Обострение болезненного состояния, заставляющее Е.Дьяконову обратиться к медикам. Встреча с врачом-невропатологом Е. Ленселе, ставшим предметом её глубокой влюбленности.

Лиза получает письмо из дому, сообщающее о смерти бабушки (с отцовской стороны).

Март - апрель

Поездка в Нерехту и Ярославль по делам бабушкиного наследства. На обратном пути в Европу навещает в Москве Оловянишниковых.

Возвращение в Париж.

Начало августа

1 ноября в книжных магазинах появится новая книга писателя и журналиста, лауреата премии «Большая книга» Павла Басинского «Посмотрите на меня: Тайная история Лизы Дьяконовой»

Текст: Павел Басинский

1902 год. Австрия. Тироль… Русская студентка Сорбонны Лиза Дьяконова уходит одна гулять в горы и не возвращается. Только через месяц местный пастух находит ее тело на краю уступа водопада. Она была голая, одежда лежала рядом. В дорожном сундучке Дьяконовой обнаружат рукопись, озаглавленную «Дневник русской женщины». Дневник будет опубликован и вызовет шквал откликов. Василий Розанов назовет его лучшим произведением в отечественной литературе, написанным женщиной. Павел Басинский на материале «Дневника» и архива Дьяконовой построил свой «невымышленный роман» о судьбе одной из первых русских феминисток, пытавшейся что-то доказать миру…

Почему она была голой?

В августе 2004 года я бродил по центру столицы и зашел в книжный магазин «Москва» на Тверской. На стенде, где выложены мемуары и биографии, я увидел книгу: Елизавета Дьяконова. Дневник русской женщины . - М.: Захаров, 2004.
Меня привлекла фотография на обложке. В этой девушке было что-то от Мадонны и кающейся грешницы. Рассыпанные по плечам длинные волосы вызывали в памяти стихиры византийской монахини Кассии о блуднице, которые исполняются в православных церквях в Великий пост: «Отпусти мои грехи, как я распустила свои волосы».
Но замечательнее всего был взгляд этой девушки. Когда мы говорим «декаданс», то обычно понимаем под этим нечто изящное, утонченное. А декаданс - это упадок, болезнь. У Елизаветы Дьяконовой был больной взгляд. Очень тяжелый. И непреклонный. Было понятно, что эта девушка во всем пойдет до конца… Глядя на это фото, я сказал себе: «Вот портрет русского декадентства».
Книгу я прочитал быстро, как говорят в таких случаях, запоем и потом
перечитывал много раз, и в сокращенном «захаровском» варианте, и в полном издании В. М. Саблина 1912 года, которое сделал брат Елизаветы Александр Дьяконов, писатель и актер со сценическим псевдонимом Ставрогин. Я не понимал, что со мной происходит, но в течение 12 лет я постоянно возвращался к этому дневнику. Это стало какой-то манией, болезнью. Тогда я стал рассказывать историю жизни Дьяконовой знакомым. И убедился, что в сухом пересказе содержимое дневника им представляется не слишком интересным, в то время как мне оно казалось захватывающим, почти детективным!
Елизавета Александровна Дьяконова родилась 15 августа 1874 года в Нéрехте Костромской губернии в небогатой купеческой семье. Лиза была старшей. После появления пятого ребенка семья лишилась отца. Вдова, мать семейства, вынуждена была продать дело покойного мужа и переехать в Ярославль к своим родственникам. Лиза училась при Сиротском доме в одной из лучших в Ярославле женских гимназий. Кроме того, ее обучали гувернантки и домашние учителя, благодаря чему она прекрасно знала французский язык и познакомилась с литературой, скажем так, не вполне отвечающей ее возрасту и нравам провинциального купечества. Мечтая о продолжении образования, Елизавета вопреки воле матери поступила на высшие женские Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге, закончила их и отправилась в Париж. Два года она проучилась на юридическом факультете Сорбонны. В это время она безнадежно влюбилась в своего психиатра, который лечил ее от мучивших головных болей и быстрой утомляемости. Это было то ли результатом ее чрезмерного умственного и нервного напряжения, то ли последствием «греховной болезни», возможно, наследственного сифилиса, доставшегося ей от покойного отца. Однако, несмотря на постоянные недомогания, девушка строила большие планы на будущее. Она хотела стать писательницей и активисткой женского движения, которое уже зародилось в России по примеру Англии и Франции. Но судьба сыграла с ней злую шутку. Летом 1902 года, в возрасте 27 лет, Дьяконова поехала на каникулы в Россию, собираясь в «милой Нерехте», в тишине, подготовиться к экзаменам за второй курс. По дороге она завернула в Тироль, где в это время отдыхали ее родная тетка Евпраксия Оловянишникова, богатая вдова знаменитого ярославского купца, ее дочь и муж дочери, еще не известный поэт Юргис Балтрушайтис. Здесь, в австрийском Тироле, в окрестностях неописуемой красоты озера Ахензее, случилось несчастье. Лиза одна пошла в горы в ненастную погоду и не вернулась. Ее безуспешно искали целый месяц, уже понимая, что найдут мертвое тело, но и его не могли найти и терялись в догадках. Наконец, тело девушки обнаружил случайный пастух на уступе водопада, причем рядом с гостиницей, из которой Дьяконова ушла в горы.
И здесь - внимание! Тело было совершенно голым, а одежда лежала невдалеке аккуратно связанным узлом. Это последнее обстоятельство всех поразило даже больше, чем само исчезновение Елизаветы и ее гибель.
Чего не случается в горах с неопытными людьми… Возможно, это был несчастный случай. Может быть, она покончила с собой из-за неразделенной любви или своей болезни. Но почему она была голой? Предположить, что она решила искупаться, нельзя. По достоверным данным, в горах в это время выпал снег, и температура была не выше +1º.
И вот, передавая знакомым историю Дьяконовой, я обратил внимание на то, что рассказывать ее необходимо с конца. И даже не с момента гибели девушки в горах, а со случайного нахождения ее тела. Но это, как вы понимаете, не отражено в дневнике, который был обретен после ее смерти и впервые опубликован братом в 1904 году в журнале «Всемирный вестник». Если между дневником и гибелью есть какая-то связь (в конце дневника Дьяконова обещает покончить с собой), то загадочные обстоятельства нахождения ее тела уж никак не связаны с дневником. Между тем именно они волнуют больше всего. Картина голой мертвой девушки на краю горного водопада вызывает гораздо больше вопросов, нежели любые подробности ее жизни, отраженные в дневнике.
«Почему она была голой?» - этот вопрос задавали мне все. Никто не спрашивал: почему Дьяконова так рвалась на Бестужевские курсы? Почему ее мать была против этого? Зачем поехала учиться в Париж? Как ее угораздило влюбиться в своего психиатра? Зачем пошла в горы одна? Не покончила ли с собой?

Почему она была голой?!
Дело в том, что все происходившее с ней до этого момента не просто объяснимо, но и в известной степени типично. Ничего удивительного, что провинциальная русская девушка конца XIX столетия мечтала об образовании. И, разумеется, девушке было трудно. Ее не понимали родственники, потому что она была девушкой и, по их представлениям, прежде всего невестой. Да, она смогла «выломиться» из своей среды, как говорили тогда. И даже поступила в Парижский университет. Еще и на юриста, что было в то время большой смелости шагом, даже для Франции.
Влюбилась в лечащего психиатра - ну, это уж совсем не удивительно. Скорее было бы странно, если бы она в него не влюбилась. В 26 лет, не имея ни мужа, ни жениха. С проблемной психикой. Как ей было не влюбиться в того, кто внимательно выслушивал ее жалобы и все же как-то ей помогал?
Пошла в горы одна, в плохую погоду. Хотя родня отговаривала. И тут все понятно. Скорее было бы странно, если бы ее уговорили. Ее родная мать не смогла уговорить не ехать в Петербург. А тут какие-то горы. И чтобы она их послушалась?
Несчастный случай в горах - частое явление. Был туман, заблудилась, упала с обрыва, пусть и невысокого, сломала ноги, болевой шок, разрыв сердца, смерть…
Страдала от безответной любви, не выдержала и покончила с собой, прыгнула с обрыва…
Почему она была голой?!
Сегодня мне становится даже смешно, что я столько лет не решался признаться самому себе в простой вещи. Именно вот этот, последний, поступок Лизы Дьяконовой и был главным в ее жизни. Все остальное было, разумеется, важным, серьезным и очень значительным с точки зрения изучения данной эпохи и конкретно - судьбы этой сложной девушки. Так и писала о дневнике Лизы русская критика, когда он вышел и вызвал целый шквал статей. Но ни один из этих критиков, даже умнейший Василий Васильевич Розанов, не решился задать один убийственный вопрос. Что было бы, если бы Дьяконова не погибла в Тироле, благополучно доехала до России и попыталась сама опубликовать свой дневник?

Что, если бы «Дневник русской женщины» (как она сама еще робко и не окончательно называет парижскую часть своей рукописи) был принесен в редакцию «Всемирного вестника» не братом русской девушки, погибшей в горах Тироля и найденной совершенно голой на краю уступа водопада, а самой студенткой Сорбонны Елизаветой Дьяконовой? Да, возможно, его бы и опубликовали. Но заметили бы?
Но представим себе и другой вариант. Пусть бы она и погибла и даже покончила с собой. Это было частое явление в те годы, когда девушки кончали с собой не только из-за несчастной личной жизни, но и как бы в знак протеста против своего бесправия в обществе. После «Бедной Лизы» Карамзина и Катерины в «Грозе» Островского женская эмансипация в России проделала большой путь, в том числе в суицидальном плане. От времени до времени в газетах появлялись статьи о купеческих дочках, насильно выданных замуж и наложивших на себя руки сразу же после венца. Что нового сказала бы Лиза своим самоубийством?
Возможно, поэтому брат покойной, поначалу склонявшийся к версии самоубийства сестры, в предисловиях к отдельным изданиям дневника методично доказывал, что это был не суицид, а именно несчастный случай.
Да, если бы она покончила с собой, это была бы более чем странная история… Разделась, связала все вещи в узел и прыгнула ногами вниз с небольшой высоты…
Согласно полицейским протоколам и результатам вскрытия, на теле не было обнаружено никаких механических повреждений, кроме переломов ног в области голеностопа. Если Лиза не умерла немедленно от болевого шока, она должна была мучиться долго и ужасно! К счастью (если можно так говорить о смерти), она едва ли не умерла сразу, потому что в противном случае нечеловеческие вопли Лизы услышали бы из гостиницы.
Брат Дьяконовой приложил немало стараний, чтобы посмертная слава сестры не была связана ни с самоубийством, ни с сумасшествием. Для полного издания ее дневника он написал обширную статью «Смерть Е. А. Дьяконовой», где выдвинул свою версию события. Лиза, заблудившись в горах, решила вернуться обратно кратчайшим путем по руслу ручья, который, как она знала, приведет к гостинице. Но ручей в конце склона обрывался уступами водопадов. Желая проделать этот крутой путь, девушка разделась до нижнего белья, чтобы не путаться в длинных полах женского платья, а всю одежду связала в узел и несла с собой.

Версия Дьяконова, на первый взгляд, выглядит весьма убедительной. Наконец, кому, как не ему, было знать характер своей родной сестры? Но все его соображения вступают в противоречие с одним обстоятельством: в горах было очень холодно. Чуть выше или ниже 0º. И еще - выпал снег.
Согласно полицейскому протоколу, в узле был найден башмак Лизы с правой ноги («ботинка из черной кожи»). Вторая «ботинка» лежала в метре от узла и, скорее всего, выпала из него. Итак, по версии брата, Лиза спокойно разделась и разулась и босой и раздетой (полуодетой) отправилась в путь. Во-первых, она закоченела бы от холода, еще не связав свой узел. Во-вторых, по пути изранила бы ноги в кровь. Но можно предположить, как это и делает брат, что Лиза просто решила перейти ручей в одном месте в надежде, что на другой стороне тропа не будет такой крутой. И там собиралась одеться, обуться и продолжить спуск. В таком случае можно подивиться ее спокойствию и бережливости! Да, но почему ее нашли совершенно голой? Так сказано в полицейском протоколе: «совершенно голое тело».
Но я не буду оспаривать версию брата. В конце концов, у него больше прав именно так, а не иначе трактовать поведение сестры в исключительной ситуации. Возможно, было так, как он пишет. Возможно, были правы те, кто первыми увидели тело и решили, что она «на обратном пути хотела выкупаться в одном из водоемов, но в воде умерла от разрыва сердца». Возможно, правы и те, кто после вскрытия тела и обнаружения переломов решили, что она «прыгнула в ручей в возбужденном состоянии духа». То есть в припадке сумасшествия.
Это не имеет принципиального значения. Это вопросы, на которые мы никогда не найдем ответов. И это - не та история, распутать которую можно в детективном ключе. Однажды я понял, почему так долго и маниакально перечитывал дневник Елизаветы Дьяконовой. Разгадка последнего и самого загадочного поступка ее жизни спрятана в нем. И там же - ответ на главный вопрос…

ГЛАВА ИЗ КНИГИ

Взойти на эшафот
«Стояло холодное, серое утро. Парижане не шли, а бежали по улицам, подпрыгивая на ходу, чтобы согреться».
Лиза села в омнибус на бульваре Сен-Жермен, и дорога до Сальпетриер показалась ей «бесконечной». Но название клиники вызывало у нее приятные чувства. Она связывала его с именем Шарко и «обрадовалась, увидя его статую при входе в больницу». Статую Жана Мартена Шарко, дань памяти великому доктору «от учеников и друзей», и сегодня можно видеть у стены здания клиники Сальпетриер. Но Дьяконова то ли не заметила, то ли не обратила внимания на главный памятник перед входом - бронзовую статую Филиппа Пинеля, который был основателем клиники.
Дело в том, что у этого места была очень дурная слава. До 1795 года, когда сюда пришел работать 50-летний Филипп Пинель, это была не больница, а тюрьма - место для сбора всевозможного человеческого хлама, мешавшего приличным парижанам наслаждаться спокойной жизнью в столице.
День рождения Сальпетриер - 28 мая 1612 года (не так давно клиника отмечала свое 400-летие), когда 11-летний король Людовик XIII подписал эдикт о необходимости изолировать всех парижских нищих и бродяг. Идея, разумеется, принадлежала не ему, а королеве-матери Марии Медичи. Она решила покончить с так называемыми «Дворами чудес», нищенскими кварталами, ярко описанными Виктором Гюго в романе «Собор Парижской Богоматери». Всего в Париже их было 12, а общее число нищих доходило до 40 000. В Париже практически ежед¬невно происходили убийства, при этом городской полиции еще не было как таковой.
Мера была вынужденной, но исполнение ее пришлось отложить из-за Тридцатилетней войны. Только в середине XVII века «король-солнце» Людовик XIV подписал эдикт о создании на месте порохового склада богадельни для нищих, которых власти могли использовать на любых работах по своему усмотрению. Тогда же в Париже была создана полиция и появились шесть с половиной тысяч уличных фонарей. Позже в Сальпетриер открыли тюрьму для проституток. Именно она описана в романе аббата Прево «История кавалера де Гриё и Манон Леско» как пересыльная тюрьма для «королевских девочек» («des fille du Roi»), проституток и преступниц, которых принудительно переселяли на Новые Земли - в Канаду, на Антильские острова и дальше. Здесь же пытали и заклеймили каленым железом знаменитую авантюристку Жанну де Ламотт, фигурантку так называемого дела «об ожерелье королевы», известную читателям всего мира благодаря романам Александра Дюма «Три мушкетера» и «Ожерелье королевы», где она выведена под именем миледи Винтер.
Но, пожалуй, самые страшные страницы истории Сальпетриер были связаны с содержанием здесь душевнобольных людей. В основном - женщин, страдавших истерией. Их здесь просто держали на цепях. И только в 1795 году назначенный сюда врачом прогрессивный психиатр Филипп Пинель приказал снять с них оковы. Эта историческая сцена запечатлена как на самом памятнике Пинелю, так и на картине художника Тони Робер-Флёри, которая так и называется - «Доктор Филипп Пинель освобождает от оков психически больных в больнице Сальпетриер в 1795 году». Интересно, что на картине и на памятнике изображена именно освобожденная от цепей женщина. А на картине Флёри эта молодая парижанка с распущенными волосами и наискось опущенным взглядом жутковато напоминает фотоснимок Елизаветы Дьяконовой 1899 года.
Пинель одним из первых пришел к идее, что душевно больных нужно не держать на цепях, как собак, а лечить, как лечат всех больных. Результаты анатомических вскрытий показали ему, что в мозге этих людей нет никаких патологических изменений. Он впервые выдвинул теорию морального объяснения психических заболеваний, которые могут быть связаны с душевными травмами: утрата близкого человека, неудовлетворенность своей жизнью… Собственно, это и было началом психиатрии.
Лиза приехала сюда с надеждой. «Вот она, эта знаменитая больница… За высокой каменной стеной - точно город, выстроенный на особый лад: пять огромных серых каменных корпусов, между ними - тихие - пустынные улицы…
«- Где клиника доктора Raimond’a?
- Третий дом налево.
Это был маленький, чистенький одноэтажный домик с двумя дверями». Она вошла и… «остолбенела».
Большая, с низким потолком комната была переполнена студентами и студентками… В середине «возвышалась эстрада, а на ней, небрежно развалясь в кресле, сидел, очевидно, один из медицинских богов, окруженный своими жрецами-ассистентами. Перед ним стоял стул, на нем сидела женщина в трауре и горько плакала; рядом с ней стоял мужчина средних лет - очевидно, ее супруг…
- Ну, всегда слезы, всегда черные мысли? - презрительно-свысока ронял слова профессор, не глядя на больную.
Несчастная женщина молчала, опустив голову и тихо всхлипывая.
- С самой смерти сына все так, - ответил за нее муж…
- Ну?!
Еще вопрос, еще ответ мужа, и опять снисходительное “ну?”.
Ее свели с эстрады по лесенке; профессор написал рецепт и протянул его мужу. По их уходе он стал объяснять студентам болезнь, симптомы и следствия».
После женщины на эстраду поднялся бледный, худенький мальчик в сопровождении родителей из рабочих… Он робел и растерянно озирался кругом.
«- Ну, и что мы видим? - снова раздался снисходительно-повелительный голос знаменитости, которая даже не шевельнулась при появлении больного».
Лиза пришла в ужас! «Так неужели же и мне надо взойти на эстраду, вынести весь этот допрос перед сотнями любопытных глаз, мне - и без того измученной жизнью - перенести еще все это унижение своей личности, служить материалом для науки, да еще с которым обращаются так презрительно?! Эстрада показалась мне эшафотом, профессор - палачом…»
Но и для этого осмотра еще нужно было ждать своей очереди в приемной, а когда она туда вошла, номерки кончились. Она поинтересовалась: сколько стоит прием профессора у него на дому? От 40 до 50 франков. Это очень дорого!
Она вышла из клиники совсем с другим настроением. «Я опять была на дворе, среди этих громадных серых каменных зданий… Отчаяние, холодное, безграничное отчаяние охватило душу… Да ведь тут душа живого человека, все горе, все несчастье - служит материалом, вещью, с которой не церемонятся…»
Но где взять 40 франков?
Как в тумане, не сознавая ясно, что происходит кругом, она возвращалась домой. На нее наезжали извозчики, звонила под самым ухом конка. Она ничего не замечала.