Людовик грэма биография. Образование и воспитание людовика xiv. Никола де Нёвиль, де Вильруа, маршал Франции и воспитатель Людовика XIV

Герцог Филипп Орлеанский (брат Людовика XIV) был одной из самых противоречивых аристократических фигур в истории Франции. Будучи вторым в очереди на престол, он представлял для монархии серьезную угрозу, однако даже в эпоху Фронды и внутренних потрясений Месье не стал выступать против законного правителя. Оставаясь лояльным короне, герцог вел своеобразный образ жизни. Он регулярно эпатировал публику, окружал себя множеством фаворитов, покровительствовал искусствам и, несмотря на свой женоподобный образ, периодически успешно возглавлял военные кампании.

Брат короля

21 сентября 1640 года у Людовика III и его жены Анны Австрийской родился второй сын - будущий Филипп Орлеанский. Он появился на свет в резиденции в пригороде Парижа Сен-Жермен-ан-Ле. Мальчик был младшим братом монарха Людовика XIV, вступившего на престол в 1643 году после смерти их отца.

Отношения между ними были большим исключением для королевских семей. В истории есть множество примеров того, как братья (дети какого-нибудь правителя) ненавидели друг друга и боролись друг с другом за власть. Были подобные примеры и во Франции. Например, существует теория, что предпоследний монарх из Карл IX был отравлен одним из своих младших братьев.

Месье

Наследственный принцип, при котором старший наследник получал все, а другой оставался в его тени, был во многом несправедливым. Несмотря на это, Филипп Орлеанский никогда не строил козней против Людовика. Между братьями всегда сохранялись теплые отношения. Эта гармония стала возможной благодаря стараниям матери Анны Австрийской, старавшейся делать все, чтобы ее дети жили и воспитывались вместе в дружеской обстановке.

Кроме того, сказывался характер самого Филиппа. По своей натуре он был сумасбродным и вспыльчивым, что, однако, не могло заглушить его добродушия и мягкости. Всю жизнь Филипп носил титулы «Единственный брат короля» и «Месье», которые подчеркивали его особенное положение не только в правившей династии, но и во всей стране.

Детство

Новость о том, что родила второго мальчика, была принята при дворе с воодушевлением. Особенно рад оказался всесильный Он понимал, что Филипп Орлеанский - брат Людовика 14 - это еще одна законная опора династии и ее будущее в том случае, если с дофином что-то случится. С самого раннего детства мальчики неизменно воспитывались вместе. Вдвоем они играли, учились и хулиганили, из-за чего их вдвоем же и пороли.

В то время во Франции бушевала Фронда. Принцев не один раз тайком увозили из Парижа и прятали в дальних резиденциях. Филипп Орлеанский - брат Людовика 14, точно так же, как и дофин, испытал немало лишений и невзгод. Ему пришлось почувствовать страх и беззащитность перед разъяренной толпой бунтовщиков. Иногда детские шалости братьев перерастали в потасовки. Хотя Людовик и был старше, он далеко не всегда выходил победителем в драках.

Как и все дети, они могли поссориться из-за пустяков - тарелок с кашей, дележа постелей в новой комнате и т. д. Филипп был темпераментным, любил эпатировать окружающих, но в то же время обладал легким характером и быстро отходил от обид. А вот Людовик напротив отличался упрямством и мог долго дуться на окружающих.

Отношения с Мазарини

Сам факт того, что Филипп герцог Орлеанский был младшим братом всесильного короля, делал неизбежным наличие множества недоброжелателей, не любивших Месье. Одним из самых влиятельных его оппонентов являлся Мазарини. Кардинал был назначен ответственным за образование до того плохо учившегося Людовика и его младшего брата. Мазарини не любил Филиппа из-за того своего опасения, что тот повзрослев станет угрозой для трона. Месье мог повторить судьбу Гастона - собственного дяди, выступившего против монархии со своими претензиями на власть.

Мазарини имел немало поверхностных причин опасаться подобного развития событий. Всесильный вельможа не мог не замечать того, каким авантюрным человеком рос Филипп Орлеанский. Биография герцога в будущем показала, что из него вырос еще и хороший полководец, который мог вести за собой армии и добиваться побед на поле брани.

Воспитание

Некоторые биографы не без оснований в своих трудах отмечали, что в Филиппе могли намеренно воспитывать женские привычки и привить интерес к гомосексуализму. Если это действительно делалось из двусмысленных соображений, то Мазарини таким образом мог рассчитывать, во-первых, на то, что у герцога не будет нормальной семьи и наследника, во-вторых, на то, что Месье будет презираем при дворе. Впрочем, кардиналу даже не нужно было брать инициативу в свои руки.

Женские привычки в Филиппе воспитывал его мать Анна Австрийская. Мягкий характер младшего сына нравился ей гораздо больше, чем занудные привычки Людовика. Анна любила наряжать ребенка девочкой и позволяла ему играть с фрейлинами. Сегодня, когда упоминается Филипп Орлеанский, его часто путают с потомком-тезкой, но король Луи-Филипп Орлеанский, живший в XIX веке, имел мало общего с герцогом XVII столетия. Их воспитание заметно отличалось. Достаточно привести пример того, как брата Людовика XIV могли в шутку затянуть в дамский корсет.

Фрейлины, жившие при дворе, также любили театр и часто давали ребенку шуточные роли в своих постановках. Возможно, именно эти впечатления привили Филиппу интерес к сцене. В то же время мальчик долгое время был предоставлен самому себе. Все силы его матери и кардинала Мазарини тратились на Людовика, из которого делали короля. Что получится из его младшего брата, всех интересовало гораздо меньше. Все, что от него требовалось, - не мешать трону, не предъявлять претензий на власть и не повторять путь мятежного дяди Гастона.

Жены

В 1661 году умер младший брат Гастон - герцог Орлеанский. После его ухода из жизни титул перешел к Филиппу. До этого он был герцогом Анжуйским. В том же году Филипп Орлеанский женился на Генриетте Анне Стюарт - дочери Карла I Английского.

Интересно, что первая супруга Генриетта должна была выйти замуж за самого Людовика XIV. Однако в годы их отрочества королевская власть в Англии была свергнута, и брак с дочерью Карла Стюарта в Версале считали бесперспективным. Жен тогда выбирали согласно положению и престижности династии. Пока Стюарты при Кромвеле оставались без короны, Бурбоны не хотели родниться с ними. Однако все изменилось в 1660 году, когда брат Генриетты вернул себе отцовский трон. Статус девушки стал выше, однако Людовик к тому времени уже женился. Тогда принцессе поступило предложение выйти замуж за младшего брата короля. Противником этого брака был кардинал Мазарини, но 9 марта 1661 года он скончался, и последняя преграда для помолвки исчезла.

В точности неизвестно, что искренне думала о своем женихе будущая жена Филиппа Орлеанского. До Англии доходили противоречивые слухи об увлечениях Месье и его фаворитах. Тем не менее, Генриетта вышла за него замуж. После свадьбы Людовик подарил брату дворец Пале-Рояль, ставший городской резиденцией супругов. Филипп, герцог Орлеанский, по его собственным словам, был увлечен своей женой всего две недели после свадьбы. Затем наступила обыденная повседневность, и он вернулся к компании своих фаворитов - миньонов. Брак был несчастливым. В 1670 году Генриетта умерла, а Филипп женился во второй раз. На этот раз его избранницей стала Елизавета Шарлотта, дочь Карла Людвига - курфюрста Пфальцского. В этом браке родился сын Филипп II - будущий регент Франции.

Фавориты

Благодаря сохранившейся переписке второй жены историки смогли собрать множество свидетельств гомосексуальности герцога. Из его любовников больше всего известен шевалье Филипп де Лоррен. Он был представителем старого аристократического и влиятельного рода Гизов. Филипп Орлеанский и шевалье де Лоррен познакомились еще в юном возрасте. Позже обе жены герцога пытались удалить фаворита от двора. Он оказывал на Филиппа серьезное влияние, что ставило под угрозу семейную жизнь последнего. Несмотря на усилия Генриетты и Елизаветы, шевалье продолжал оставаться приближенным герцога Орлеанского.

В 1670 году ситуацию под свой контроль попытался взять король. Людовик XIV заключил шевалье в знаменитую тюрьму Иф. Однако пребывание фаворита в темнице было недолгим. Видя горе брата, Людовик отступил и разрешил миньону сначала переселиться в Рим, а потом и вернуться ко двору своего патрона. Связь между Филиппом Орлеанским и Филиппом де Лорреном продолжалась до смерти герцога в 1701 г. (фаворит пережил его всего лишь на год). Когда Людовик похоронил младшего брата, он распорядился сжечь всю переписку Филиппа, опасаясь огласки его похождений и неприглядного образа жизни.

Полководец

Впервые Филипп проявил себя в качестве военного командира во время Деволюционной войны в 1667-1668 гг., когда Франция боролась с Испанией за влияние в Нидерландах. В 1677-м он вновь вернулся в армию. Тогда началась война против Голландии, которой правил Конфликт разгорелся на нескольких фронтах. Во Фландрии Людовик нуждался в еще одном командире, так как все его привычные полководцы уже были заняты. Тогда в этот регион отправился Филипп 1 Орлеанский. Биография герцога представляет собой пример верного и лояльного брата, без пререканий исполнявшего приказы монарха в самый ответственный момент, когда отечество оказывалось в опасности.

Армия под командованием Филиппа сначала захватила Камбре, а после приступила к осаде города Сент-Омер. Здесь герцог узнал о том, что из Ипра навстречу ему идет основная голландская армия, которую возглавлял сам король Вильгельм III Оранский. Филипп оставил небольшую часть своего войска под стенами осажденного города, а сам отправился перехватывать противника. Армии схлестнулись в сражении при Касселе 11 апреля 1677 года. Герцог возглавил центр войска, в котором стояла пехота. Кавалерия расположилась по флангам. Успех был обеспечен стремительной атакой драгунских частей, заставивших вражескую армию отступить.

Голландцы потерпели сокрушительно поражение. Они потеряли 8 тысяч человек убитыми и ранеными, а еще 3 тысячи были взяты в плен. Французы захватили лагерь противника, его знамена, пушки и другое снаряжение. Благодаря победе Филиппу удалось довести до конца осаду Сент-Омера взять город под свой контроль. В войне произошел коренной перелом. Это был самый значительный успех герцога на поле боя. После своего триумфа он был отозван из армии. Людовик XIV явно завидовал и опасался дальнейших побед брата. Хотя король торжественно встретил Месье и публично поблагодарил за разгром врага, он больше не давал ему войска.

Филипп и искусство

Благодаря своим увлечениям Филипп Орлеанский запомнился современникам и потомкам как крупнейший покровитель искусств своей эпохи. Именно он сделал известным композитора Жана-Батиста Люлли, а также оказывал поддержку писателю Мольеру. У герцога была значительная коллекция произведений искусства и драгоценностей. Особенной его страстью был театр и сатира.

Принц Филипп герцог Орлеанский не только любил искусство, но позже и сам стал героем многих произведений. Его личность привлекала самых разных писателей, создателей мюзиклов, режиссеров и т. д. Например, один из самых провокационных образов получился у Роланда Жоффе в его фильме «Ватель» 2000 года. В этой картине герцог изображен в виде открытого гомосексуала и друга опального Конде. Детство Филиппа показано в другом фильме - «Король-дитя», где разворачиваются события Фронды. Не мог пройти мимо образа герцога самый знаменитый французский писатель - В своем романе «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» автор допустил вольность с историческими фактами. В книге Филипп - не единственный брат Людовика XIV. Помимо него на страницах романа присутствует близнец монарха, ставший узником в железной маске из-за политической целесообразности.

Последние годы

Благодаря удачным бракам обе дочери Филиппа стали королевами. Его тезка-сын сделал блестящую военную карьеру во время войны Аугсбургской лиги. В 1692 году он участвовал в битве при Стенкерке и осаде Намюре. Успехи детей были особенной гордостью Филиппа, поэтому в последние свои годы он мог мирно жить в своих поместьях и радоваться за потомков.

В то же время отношения между герцогом и его венценосным братом переживали не лучшие времена. 9 июня 1701 года принц Филипп Орлеанский скончался от апоплексического удара, настигшего его в Сен-Клу после долгого спора с королем о судьбе своего сына. Людовик старался всячески ограничивать своего племянника, опасаясь роста его популярности в армии. Это приводило Филиппа в бешенство. Очередная ссора стала для него фатальной. Перенервничав, он пережил удар, оказавшийся фатальным.

Тело 60-летнего Месье было похоронено в парижском аббатстве Сен-Дени. Во время Великой французской революции могилу разграбили. При дворе о кончине герцога больше всего горевала бывшая фаворитка короля маркиза де Монтеспан.

Интересно, что король Франции Луи-Филипп Орлеанский, правивший страной в 1830-1848 гг. и свергнутый революцией, был потомком Месье. Герцогский титул исправно передавался от потомка к потомку брата Людовика XIV. Луи-Филипп был его внуком в нескольких коленах. Хотя он не принадлежал к царствовавшей до того ветви Бурбонов, это не помешало ему стать королем благодаря бескровному перевороту. Луи-Филипп Орлеанский, хотя именем и был похож на своего предка, на самом деле имел с ним мало общего.

«Быть Мадам - незавидное ремесло»

Это цитата моей сегодняшней героини - Элизабет-Шарлотты (Лизелотты) принцессы Пфальцской . Она же «Мадам», герцогиня Орлеанская, невестка «короля-солнце». Во многом именно ей историки обязаны информацией о деталях жизни при дворе Людвика XIV. Будучи наблюдательной натурой и большой охотницей обменяться новостями, она за свою жизнь написала около 60.000(!) писем, которые помогают нам сегодня воссоздать атмосферу Версаля и его обитателей.

Сначала я думала, это будет топик из одной части исключительно о самой Лизелотте, но потом поняла, что без описания окружавших ее исторических личностей и ее отношений с ними, история будет неполной и не такой интересной. Поэтому вот получилось 4 части. В центре моего повествования я оставила Лизелотту.

Лизелотта Пфальцская (1652 - 1722):

Пояснения для понимания текста : Месье называли при французском дворе брата короля. Он также носил титул герцог Орлеанский. Его жена звалась Мадам и соответственно носила титул герцогини Орлеанской. То есть Лизелотту в тексте буду называть также Мадам или герцогиня. До замужества она была принцесса Пфальцская или принцесса Палатина (Pfalz по-французски будет Palatinat).

Фразы в кавычках это выдержки из писем Лизелотты (если не указано иначе). Итак...

Лизелотта была вторым ребенком в семье курфюрста Пфальца Карла I Людвига (1617-1680) и его жены принцессы Шарлотты Гессен-Кассельской (1627-1686).

Родители Лизелотты:

Девочка родилась 27 мая 1652 года в Хайдельберге и была при рождении очень слабой. Ее спешно крестили сразу после рождения, так как уже считались с ее скорой смертью. Ее нарекли Элизабет-Шарлоттой - в честь английской бабушки Элизабет Стюарт и матери Шарлотты. Но с детства к ней приклеилась сокращеная форма ее имени - Лизелотта. Ее так называли всю жизнь. Под этим именем она и вошла в историю.

Замок в Хайдельберге:

На удивление всем девочка выжила и окрепла. В отличие от своего тихони-брата Лизелотта росла настоящей сорви головой и доставила немало головной боли нянькам и воспитательницам.

Воспитательницам она здорово задавала жару. Ее первой воспитательницей была пожилая фройляйн Эльза фон Кваадт , считавшая, что каждый ребенок с рождения является маленькой дрянью, и ее задача - выбить эту дрянь из него любым путем. Ох и здорово доставалось маленькой проказнице прутом от нее! Лизелотта сама позже признавала, что она была невыносимым ребенком. Однажды в ответ на стегание прутом она изо всех сил пнула старушку своей крепкой маленькой ножкой.

Лизелотта в детстве. Брат ее дразнил «барсучий нос », а отец любовно называл «медвежье-кошачье-обезьянья мордашка» .

На склоне лет в письме тете Лизелотта с улыбкой вспоминала, как она в детстве выводила фройляйн фон Кваадт из себя. Однажды она набрала на кухне кислой капусты со шпиком, чтобы полакомиться ночью. Не успела она съесть ложки три, как дверь открылась, и вошла воспитательница. Девочка едва успела выбросить тарелку в окно и стояла с невинным видом. Воспитательница грозно спросила: "Лизелотта, почему у Вас блестит лицо? Чем Вы его намазали? И почему так пахнет капустой?". А Лизелотта ничего не могла ответить, так как ее рот был набит капустой...

Позже к ней приставили Анну Катарину фон Оффельн , которая, хотя и была строгой, но не подавляла личность девочки. Она научила ее читать и писать по-немецки... Уже будучи взрослой, Лизелотта интенсивно переписывалась со своей бывшей воспитательницей.

Отец Лизелотты женился на ее красавице-матери по любви. Но невыносимый характер жены, ее вечная раздражительность, капризы, частые всплески гнева, нежелание исполнять супружеские обязанности после рождения младшего ребенка очень скоро заставили курфюрста посмотреть по сторонам и присмотреть себе новую спутницу жизни. Ею стала фрейлина его супруги - баронесса Луиза фон Дегенфельд , кроткая и покладистая. Об отношениях этой троицы можно написать отдельный топик - там была настоящая война, с битьем посуды и тасканием за волосы. Даже когда родители развелись (Карл I Людвиг имел полномочия главы церкви в своем курфюршестве), от бывшей жены было не так-то просто отделаться. Шарлотта еще несколько лет жила в замке и отравляла жизнь бывшему супругу и его новой (морганатической) супруге.

В доме отца Лизелотта воспитывалась под присмотром незамужней тети Софи, принцессы Пфальцской. А когда та вышла замуж и стала принцессой Ганноверской, отец отправил Лизелотту к ней в Ганновер, чтобы избавить девочку от семейных сцен и «тлетворного» влияния матери. Это была хладнокровно продуманная операция курфюрста и его сестры с целью отлучить Лизолотту от матери (и им это удалось!). Софи обожала племянницу и ненавидела невестку. Один английский историк утверждает, что дальновидная и расчетливая Софи Ганноверская намеренно расстроила брак брата с первой женой Шарлоттой, чтобы у них больше не родились дети, иначе все они стояли бы впереди Софи в очереди на английский престол. Но это утверждение не имеет под собой никаких оснований. В 50-е годы 17-го века Софи была очень далека от британского трона, а Act of Settlement в Англии еще не был принят.

Софи Ганноверская (1630-1714) любимая тетя Лизелотты:

Лизелотта прибыла к Ганновер бледным заплаканным ребенком. Сначала она не подпускала к себе даже тетю Софи. Но со временем их отношения превратились в теплые отношения матери и дочери. Обе - тетя и племянница - прожили довольно долгую жизнь, их на протяжении многих десятков лет связывала взаимная переписка.

Замок в Ганновере, где Лизелотта провела несколько беззаботных лет:

Каждый в ганноверском дворце жалел девочку, каждый баловал ее. Годы, проведенные в Ганновере, были счастливыми и беззаботными. Лизелотте была предоставлена редкая для детей ее круга свобода. Она запрягала свою любимую собаку в тележку и, воображая себя кучером, гоняла на ней по дворцовому парку. Надевала на себя белую простыню и пугала в темных коридорах горничных. Ни минуты она не могла посидеть смирно. Даже во время церковной службы она начинала вертеться и ползать между скамейками. Девочка постоянно строила рожицы и показывала язык. Тете Cофи и фройляйн фон Оффельн вместе пришлось немало потрудиться, чтобы привить чересчур активной девочке благородные манеры принцессы.

Девчонка-сорванец. Лизелотта (на первом плане) с товаркой по играм:

Когда Лизелотта узнала, что тетя Софи ожидает своего первого ребенка, ее заинтересовал вопрос, откуда же берутся дети. Ей объяснили, что их находят в огороде под кустом розмарина, что она, конечно, решила проверить это лично и много дней подряд дежурила на огороде. Каково же было ее разочарование, когда она не нашла в огороде никаких младенцев! Но Лизелотта решила во что бы то ни стало найти ответ на волновавший вопрос и, обуреваемая любопытством, она под шумок забралась в покои, откуда доносились душераздирающие крики рожавшей тети Софи, спряталась за ширмой и сделала удивительные открытия....На радостях, что родился наследник, девочку не наказали. К слову - этот пищащий младенец в будущем станет королем Англии Георгом I , но этого на тот момент (1660 год) никто себе не мог представить даже в самых смелых фантазиях.

Несколько недель маленькая принцесса провела в Гааге у своей английской бабушки Элизабет Стюарт - королевы Богемии в изгнании . Вечно печальная старушка просто растаяла при виде забавной маленькой внучки. Она ждала по утрам у ее постели, когда малышка проснется, чтобы помочь ей переодеться. Она сама переносила свой стул по комнате, чтобы сидеть рядом с играющей Лизелоттой. «She is not like the house of Hesse she is like ours» ,- писала она сыну в Хайдельберг. Мол она в нашу породу, а не в гессенскую (матери). Вся родня диву давалась - до этого все считали, что кроме своих собак старушка никого любить не может.

Невеселая вдова и королева Богемии - Элизабет Стюарт (1596-1662), внучка трагически известной Марии Стюарт.

Спустя четыре года девочка вернулась в родной Хайдельберг. И снова заплаканная, потому что не хотела покидать Ганновер и тетю Софи, заменившую ей мать. Родной матери в Хайдельберге она там уже не застала, отцу удалось наконец-то выдворить из дворца бывшую жену, которая мешала его новому браку. Но покинутая и оскорбленная Шарлотта выждала и отомстила разлучнице Луизе! Она пережила и мужа, и Луизу, затем приказала эскгумировать останки Луизы и перезахоронить их подальше от покойного супруга.

Насколько бесчеловечно поступили с матерью Лизелотты, можно судить по ее письму гувернантке дочери: "Если Вам не составит труда, прошу Вас написать мне, жива ли Лизелотта. Ведь мне ничего о ней неизвестно..." . Лизелотта видела родную мать еще 2 раза в жизни, уже будучи взрослой (в 1681 и в 1683 году). О какой-то переписке между ними нет сведений (кроме нескольких писем в детстве).

Хайдельбергский замок в наши дни.

Но это другая история...Вернемся к Лизелотте...

Новую жену отца Лизелотта не любила, и как отец ни заставлял ее называть мачеху «мадам», он не смог добиться, чтобы это слово хотя бы раз сорвалось с губ девочки. Она вообще никак не называла мачеху, игнорировала ее. Несмотря на свой талант находить общий язык с людьми любого круга Лизелотта всю жизнь негативно относилась к мезальянсам.

Зато своих многочисленных единокровных (по отцу) братьев и сестер она обожала, подолгу играла с ними, а позже всю жизнь переписывалась с ними.

Ей бы хотелось чаще ездить верхом и охотиться, как это делали отец и старший брат, но это ей позволялось лишь изредка. Отец очень сокрушался, что у его старших детей "неправильные" характеры - сын Карл стеснительный и тихий, а Лизелотта боевая и шустрая. Эх, вот если бы наоборот...

Лизелотта-подросток:

Кроме того Лизелотта вела себя неподобающим для молодой аристократки образом. Наряды ее не интересовали, она надевала то, что первым под руку попадалось. Она любила часами гулять по окрестностям, без тени стеснения заговаривала с прохожими и расспрашивала их о жизни. Девочка забиралась на верхушки деревьев в саду замка, чтобы там предаться чтению книг (она пронесла страсть к чтению через всю жизнь). И в довершение ко всему летом она была загорелая, как простолюдинка!

Курфюрст любил ездить с детьми по своим пфальцским владениям. Они посещали праздники урожая, наблюдали, как виноделы делают знаменитые рейнские вина, ловили раков в Некаре. Из полевых цветов Лизелотта делала букеты ростом с себя. Пфальц для нее остался райским уголком, лучшим местом в мире, где и трава зеленее, и небо голубее, и воздух ароматнее...Она до конца жизни сохранила свой пфальцский диалект. И всю жизнь с ностальгией вспоминала: «Ах, Пфальц...», «А у нас в Пфальце...»

Рейнский ландшафт:

В Пфальце нашли приют многие гугеноты из Франции. Курфюрст был заинтересован в привлечении протестантов из Франции и наделил их льготами.

Лизелотта очень жалела, что не родилась мужчиной. И не только из-за свобод и прав, которыми наслаждается мужской пол, а также потому что ей не хватало главного для женщины - внешности. Плотного телосложения, невзрачная, с крупным носом, она напрочь была лишена женского обаяния и производила внешне невыгодное впечатление. Гиацинт Риго , личный портретист "короля-солнца", заметил позже, что "у герцогини внешность швейцарского крестьянина ".

Однажды Лизелотта услышала, что одна девочка умела так высоко прыгать, что в конце концов превратилась в мальчика.... И она вбила себе в голову, что и она это сможет. В результате чуть было не переломала себе ноги.

Лизелотта всю жизнь критически относилась не только к другим, но и к себе самой, к собственной внешности. "Я, должно быть, некрасива. Маленькие глаза, большой короткий нос, плоские губы...Такое лицо не может быть красивым."

Лизелотта:

Но даже некрасивых принцесс надо было выдавать замуж. Такова уж их судьба - быть для семьи инструментом династических и политических связей.

С волнением и опаской девушка наблюдала, как отец «кует» для нее матримониальные планы, выгодные для его пфальцского курфюршества. Все делалось за спиной девочки. Курфюрст интенсивно переписывался с сестрой из Ганновера, со снохой Анной Гонзага и с матерью из Гааги.

В разное время велись переговоры на предмет возможного брака Лизелотты с Вильгельмом Оранским-Нассау, с маркграфом Фридрихом Магнусом Баденским, с герцогом Курляндским... В последнем случае дело расстроилось из-за скупости курфюрста по части предлагаемого приданого.

Была бы ее воля, Лизелотта бы вообще не выходила замуж - достаточно было глянуть на браки ее родителей и близких родственников, чтобы понять, что женщинам в браке не позавидуешь. Или если уж так необходимо быть замужем, то она вышла бы за малозначительного аристократа в какой-нибудь затерянный в провинциальной глуши замок. Но кого интересовала ее воля?

Лизелотта:

(На портретах в молодости у нее самая обычная внешность. Но я слышала, что внешность незамужних принцесс на портретах принято было приукрашивать. И чем лучше художник это умел, тем дороже были его услуги)

В 1670 году тетушка Анна Гонзага, талантливая сваха и влиятельная женщина, прослышала, что в Париже у Филиппа Орлеанского , младшего брата Людовика XIV , умерла жена Генриетта - и решила безотлагательно действовать, угадав уникальный шанс для 18-летней Лизелотты. У тетушки были обширные связи в Париже - молодость она провела при дворе Людовика XIII и Анны Австрийской и сыграла там определенную политическую роль.

Отцу Лизелотты идея породниться с королем Франции очень понравилась. Маленьким княжествам полезно иметь хорошие отношения с могущественным соседом. А что принцессе для этого нужно перейти в католичество - так это сущий пустяк...Перейдет, никуда не денется. Интересно, что бы курфюрст сказал, если бы узнал, что его дочь из-за своего перехода в католичество не сможет в 1714 году стать королевой Англии? Но откуда ему было это знать почти за полвека????? И хуже всего (забегая вперед) было то, что политические амбиции курфюрста не оправдались, он напрасно пожертвовал дочерью.....

Людовику XIV было тоже выгодно женить брата на принцессе Лизелотте. Несмотря на то, что Лизелотта была внучкой короля Богемии и правнучкой короля Англии и Шотландии, Людовик не считал ее ровней Бурбонам. Но Пфальц находился недалеко от Франции, и этим браком можно было расширить свое влияние в сторону Рейна. А приданое обещали выплатить "потом" - это даже хорошо. Это можно потом будет использовать как повод, чтобы заявить права на Пфальц. Как в случае с супругой самого Людовика XIV - испанской инфантой Марией-Терезией . Ее отец испанский король «забыл» выплатить Людовику приданое, и едва тесть успел навечно закрыть глаза, как зять без зазрения совести вторгся в Испанские Нидерланды.

Курфюрст и его сестра Софи Ганноверская привезли всхлипывающую Лизелотту в Страссбург - в то время приграничный немецкий город на границе с Францией. Там ее передали французской делегации.

1671. 19-летняя Лизелотта:

"Сваха" Анна Гонзага была вне себя от возмущения и позора, когда узнала, что в приданое племяннице дали всего 12 нижних рубашек (6 ночных и 6 дневных). "Выдавать замуж за брата французского короля всего с двенадцатью рубашками?!" И спешно велела белошвейкам нашить больше белья.

16 ноября 1671 года во французском Меце состоялась церемония перехода Лизелотты в католичество и последующее за ним "бракосочетание по доверенности", где герцога Орлеанского представлял герцог Плесси-Пралин.

В городке Шалон состоялась первая встреча супругов. Лизелотта (новоиспеченная герцогиня Орлеанская) была шокирована внешним видом герцога. Невысокого роста, расфуфыренный, на каблуках высотой 4 дюйма (10 см), увешанный бесчисленными кольцами и браслетами. Даже кружева его блузы были усыпаны сияющими драгоценными камнями. Он носил длинный черный напудренный парик, ленты и банты везде, где только возможно. Месье сопровождало облако парфюмерных ароматов. Его нельзя было назвать уродливым, но его портило чрезмерно длинное лицо, маленький рот и некрасивые зубы. Лизелотта писала позже Каролине Уэльской: «В его внешности было больше женского, чем мужского...»

По иронии судьбы Лизелотте, которая предпочла бы быть мужчиной, в мужья достался самый женственный мужчина королевства.

Филлип Орлеанский (1640-1701), брат короля-солнце:

Месье тоже был не в восторге от новой Мадам. Увидев Лизелотту, он повернулся к своей свите и сказал вполголоса: «Боже мой, мне ведь придется с ней спать!"

Разумеется, Лизелотту никто не посвящал во все хитросплетения при французском дворе. И только со временем она с болью осознала, в какое логово разврата и коварных интриг она попала.

30-летний вдовец Филипп Орлеанский был отцом двух маленьких дочерей 2 и 9 лет.

Как и его отец, он больше любил мужчин, чем женщин. И также, как в случае его отца, фавориты нагло вили веревки из него, немерянно обогащаясь при этом. Мать и брат держали Филиппа в отдалении от политики. Ведь во французской истории случалось не раз, что младшие братья пытались отобрать трон у старшего. Последним это пытался сделать Гастон, младший брат Людовика XIII.

Филипп нашел утешение в дорогостоящих увлечениях - балы, фейерверки, театральные и костюмированные представления. Он до безумия любил наряды и вопрос «что надеть?» был одной из главных проблем в его жизни.

Palais Royal - зимняя резиденция герцога Орлеанского:

В первом браке Филипп был женат на дочери казненного английского короля Карла I - принцессе Генриетте, которая родила ему двух дочерей. Красавица покорила весь французский двор, и только ее собственный муж был равнодушен к ней. Она добилась изгнания из Парижа любовника мужа шевалье де Лоррен-Арманьяка - к безутешному горю Филлипа. Через несколько недель после этого 26-летняя Мадам умерла. Поговаривали всякое, но доказательств не было...

Едва успели похоронить бедную Генриету, Людовик XIV сразу же стал требовать от брата, чтобы тот снова женился. Филиппа бросало в холодный пот при одной мысли, что ему снова придется делить ложе с женщиной. Но брат-король был непреклонен - кроме дофина у короля не было выживших законнорожденных детей, а в период высокой детской смерности монархии срочно нужны были «запасные» наследники. Людовик XIV пообещал брату, что только в случае повторного брака он в качестве «награды» вернет в Париж его фаворита шевалье.

El bastardo brillante.

Эта весьма любопытная статья была опубликована на сайте Encyclopedia of GLBT culture . Автор статьи - Майкл Д. Сибалис - профессор истории Университета Уилфрида Лорира в Ватерлоо, Онтарио, Канаде. Специализируется в области истории Франции Нового Времени. Им были изданы статьи и эссе о Наполеоновском полицейском государстве (1799-1815), о рабочем движении во Франции девятнадцатого столетия и об истории французского гомосексуализма. Является со-редактором научного труда Джеффри Меррика "Гомосексуализм во французской Истории и Культуре" (2002), в настоящее время пишет книгу по истории мужского гомосексуального сообщества Парижа 1700-х годов.

Филипп I, Герцог Орлеанский (1640-1701). Известный так же как Месье, был вторым сыном Людовика XIII и младшим братом Людовика XIV. Родился 21 сентября 1640 года, до 1660 года носил титул Герцога Анжуйского и стал Герцогом Орлеанским в последствие. Находившийся в тени своего брата, Короля Солнца, Филипп не играл никакой политической роли в жизни страны и главным образом известен в современности из-за гомосексуальности.

По словам исследовательницы Нэнси Баркер: "не только сексуальные предпочтения следует считать важнейшим аспектом его характера, однако... в значительной степени они определили его репутацию в глазах будущего поколения".

Несмотря на это Филипп обладал множеством благородных качеств. Герцог Сен-Симон приписывал ему "природное величие", которое вкупе с "приветливостью и целостностью характера" притягивало к нему людей. Это был человек высокой культуры, который покровительствовал развитию оперы и собрал неповторимую коллекцию произведений искусства.

Филипп так же продемонстрировал прекрасные способности полководца во время военной кампании с Соединенными Провинциями (1672-1679), но его победа над Уильямом Оранским при Касселе 11 апреля 1679 года вызвала крайнюю зависть у венценосного брата, после этого Филипп более никогда не участвовал в военных действиях. Людовик XIV никогда не забывал о том, что предыдущий Герцог Орлеанский, младший брат Людовика XIII был лидером оппозиции, поэтому все было сделано для того, чтобы Месье ни коим образом не участвовал в политической жизни.

Приписываемая Месье женоподбность в контрасте с преувеличенной мужественностью короля позволила еще больше дискредитировать Филиппа.

Герцог Сен-Симон так описывает пятидесятилетнего принца: "маленького роста, с животом, раздутым как бочка, на длинных, худых ногах, как на ходулях, в туфлях невероятного размера, прихорашивающийся как женщина, с кольцами, браслетами и прочими драгоценностями, где только можно; он носил парики с длинными завитыми локонами, украшал себя лентами и использовал всевозможные ароматы".

Согласно воспоминаниям Аббата де Шуази, имевшего склонность к трансвестизму и которому благоволил Герцог Орлеанский: "он испытывал желание носить женскую одежду, однако не делал этого, потому что такое поведение противоречило его статусу и могло сильно дискредитировать".

Благодаря богатству французской короны, Филипп имел возможность создать свой двор в Сен-Клу, при котором процветали весьма распутные нравы и коий являл собой некое отражение версальского двора. Как свидетельствуют историки у Месье было множество любовников, однако никто из них не оказал на принца такого влияния как знаменитый шевалье де Лоррен, связь с которым была самой продолжительной.

Несмотря на гомосексуальные наклонности, окружение многочисленных фаворитов и любовников, Филипп не забывал о главной династической обязанности и был дважды женат – в первый раз на Генриетте-Анне Стюарт (1644-1670) с 1661 по 1670 годы и второй – на Елизавете-Шарлотте, известной как Принцесса Пфальцкая с 1671 года.

Его первая супруга была, что называется, непрерывно беременна, тогда как второй брак принес Месье троих детей. Так или иначе, большинство католических династий современной Европы берут свое начало от Филиппа Орлеанского.

Несмотря на то, что Филипп был очень любящим отцом, Принцесса Пфальцкая жаловалась в письмах, что: "Месье - распутник, и его единственное занятие... выпрашивание всевозможных благ для фаворитов у Его Величества. Что касается его детей, он даже не думает о них."

Филипп умер 9 июня 1701 года в Сен-Клу, и Людовик XIV, как свидетельствуют хронисты, был у его постели.

В связи с примером жизни Герцога Орлеанского исследователь Роберто Ореско предлагает использовать переписку, мемуары и нотариальные акты для того, чтобы воссоздать систему дружеских и сексуальных отношений, включая феномен гомосексуального патронажа в аристократических кругах, являвшегося обычным явлением в придворной жизни Европы Нового Времени.

Следует заметить, что трагедия Единственного Брата Его Величества заключалась вовсе не в излишней изнеженности и гомосексуальных пристрастиях, как свидетельствуют большинство историков, пропагандирующих гомофобию, но в том, что, обладая многими неоспоримыми достоинствами, этот человек, в связи с намеренным отстранением от дел, находился вне политической системы государства и был вынужден вести жизнь сугубо светскую, полную тщеты.
Авторство: © Michael D. Sibalis
Перевод c английского: © Gabriel Vega

– Я имею право не твердить уроков, я король, – заявил как-то маленький Людовик XIV своему младшему брату Филиппу и убежал из классной комнаты.

– Где Его Величество? – строго спросил Филиппа наставник. – Почему вы молчите? Знаете, куда он скрылся, но таите правду? Что ж, боюсь, мне придется известить о случившемся вашу мать королеву, а уж она решит, как с вами поступить.

И бедного герцога наказали, хотя он ни в чем не был виноват.

Вечером того же дня Филипп попенял старшему брату на то, что тот оставил его наедине с учителем, а сам играл в дворцовом парке.

– И что с того? – надменно осведомился Людовик. – Я же все равно люблю тебя, а ты любишь меня, значит, можно и пострадать друг за друга.

Но это были только слова. Людовик никогда – вернее, почти никогда – не поступался собственными капризами и при этом требовал, чтобы окружающие строго блюли государственные интересы, напрочь забывая о собственных.

Несколько раз Филипп, герцог Орлеанский, пытался восстать против тирании старшего брата, но делал это так робко и неумело, что Людовик, можно сказать, ничего не замечал. И только однажды, как мы знаем, у них состоялся откровенный разговор, закончившийся крупной ссорой, во время которой у Филиппа случился удар. Может быть, герцог Орлеанский и почувствовал себя отомщенным, высказав наконец брату все, что он о нем думал, но цена откровенности оказалась слишком высока.

Принцесса Генриетта, дочь казненного в Лондоне английского короля Карла I Стюарта, приехала в Париж еще девочкой и почти сразу же влюбилась в юного Людовика. На Филиппа она даже не смотрела, а тот почти не замечал ее. Королевы-матери – Анна Австрийская и Генриетта Английская – довольно долго вынашивали планы о свадьбе Людовика и малышки Генриетты, тем более что видели их растущую взаимную склонность. То есть поначалу французский король почти не обращал внимания на худенькую и несколько угрюмую девочку, но со временем Генриетта превратилась в настоящую красавицу, и Людовик стал заметно отличать ее и даже приглашал участвовать в своем любимом развлечении – балетах.

– Не правда ли, принцесса очень мила? – неоднократно осведомлялась у сына Анна Австрийская и с удовольствием наблюдала, как он пристально разглядывает изящную девичью фигурку и при этом улыбается.

Однако получилось так, что Испания оказалась важнее Англии, и потому Людовик женился на инфанте Марии-Терезии. Генриетта была вне себя от горя, и ее совершенно не утешило известие о том, что ей предлагает свою руку младший брат короля.

– Фи, – сказала она матушке, – я и вообразить себе не могу, как Филипп войдет в супружескую опочивальню. Вы же знаете, что ему всегда были по вкусу юноши, а не девицы.

– Дочь моя, – остановила Генриетту изумленная и рассерженная английская королева-изгнанница, – не следует передавать мне все слухи, что ходят по Лувру. Мы же с вами не кухарки, которые никогда не преминут обсудить нравы и склонности своих господ.

– Но, матушка, – возразила Генриетта, – при чем тут кухарки и слухи? Вы же собираетесь выдавать меня замуж, а я вовсе не уверена, что мой будущий супруг в восторге от необходимости делить ложе с женщиной. Согласитесь, что я имею право поговорить о его привычках. У меня нет никакого желания мешаться в толпу красавчиков, что всегда окружают герцога!

Однако принцессе пришлось смириться с неизбежным. Ее брак с Филиппом никто не счел бы счастливым, но все же муж и жена терпели друг друга. А когда Генриетта умерла, насладиться вдовством герцогу было позволено только год.

Однажды герцог и его венценосный брат возвращались в Париж после удачной охоты. Стоял ясный осенний вечер; расположение духа у обоих охотников было превосходное. Свиты короля и герцога смешались, дворяне оживленно беседовали друг с другом, наперебой хвастаясь вооружением, собаками и лошадьми. Людовик насвистывал модный мотив и с улыбкой слушал брата, который в подробностях пересказывал последние дворцовые сплетни.

Когда кавалькада добралась уже до парижского предместья, король внезапно перебил Филиппа:

– А что, братец, не наскучила ли вам еще холостая жизнь?

Филипп поперхнулся и невольно поглядел назад, туда, где метрах в десяти от него скакал молодой маркиз де Гранье, недавно приехавший в столицу из Прованса и уже успевший заслужить благорасположение герцога.

Людовик перехватил его взгляд и недовольно нахмурился.

– Вот что, братец, – наставительно сказал он, – развлекайтесь так, как вам нравится, я вам никаких препятствий чинить не собираюсь, но об интересах Франции тоже забывать не след. Короче говоря, вам придется скоро жениться.

Герцог понуро молчал. Он понимал, что спорить бессмысленно и что надо бы хоть из любопытства спросить, кто невеста, но у него так испортилось настроение, что ему сейчас хотелось одного – уединиться в своих покоях и напиться. Или затравить еще одного оленя. А то и прибить кого-нибудь.

Не дождавшись вопроса брата, Людовик все рассказал ему сам.

– Вашей женой станет Елизавета-Шарлотта, или Лизелотта, если вам так больше нравится. Она дочь курфюрста Пфальцского Карла-Людовика и кузины вашей первой тещи Генриетты Английской. Сразу предупреждаю вас, Филипп, что девушка, к великому моему сожалению, нехороша собой. И к тому же бедна.

Король с некоторой опаской поглядел на своего спутника: не слишком ли много ударов было нанесено одновременно? Но Филипп, продолжая хранить молчание, невозмутимо смотрел прямо перед собой. Так прошло несколько минут. Наконец герцог проговорил:

– Сир, вы, наверное, удивлены, что я так спокоен? Однако спокойствие это только внешнее. Я весь киплю. Вы прекрасно знали, что я не терплю женщин, но вынудили меня сделаться мужем Генриетты, а теперь сообщаете о новой свадьбе, которую готовите для меня… Простите, мне осталось сказать вам всего несколько слов. Я закончу, хорошо? – торопливо произнес Филипп, заметив, что лицо Людовика багровеет от ярости. – Так вот, сир, разумеется, я женюсь на этой Лизелотте. И никаких вопросов задавать не стану. Мне все равно, какова она, ибо полюбить ее или хотя бы привязаться к ней я все равно не смогу. Поступайте так, как сочтете нужным, а я беспрекословно подчинюсь. В конце концов, я ничем не лучше последнего из ваших подданных и то обстоятельство, что я ваш брат, отнюдь не дает мне права спорить с вами. Разумеется, вы лучше знаете, что нужно для Франции…

А вот конь ваш, дорогой мой Людовик, – без всякого перехода продолжал Филипп, – сегодня дважды оступался. И я был прав, когда еще утром отговаривал вас садиться на него. Поглядите, у него бока до сих пор ходуном ходят, хотя мы едем шагом добрых полтора часа. Он болен, уверяю вас! Признайте, что в лошадях я разбираюсь недурно, и улыбнитесь! А то еще парижане подумают, что мы повздорили. Им же невдомек, как мы с вами любим друг друга. Ну же, сир! Я жду!

И Людовик улыбнулся брату и толпившимся на улицах зевакам, а потом сказал:

– Конечно, вы отлично разбираетесь в лошадях. Когда-то я даже завидовал этому вашему умению, но после перестал. Признал ваше превосходство. А что до грядущей свадьбы, то поверьте, друг мой: если бы не крайняя необходимость, я не стал бы принуждать вас. Вы же знаете, как мне дорого ваше душевное спокойствие.

И братья бок о бок въехали во двор Лувра.

Лизелотта, будущая жена герцога Орлеанского, всю жизнь вела дневник, в котором высказывалась более чем откровенно. Она была очень неглупа и прекрасно понимала, что уродлива и никак не может нравиться мужчинам.

«Зеркало краснеет, когда я заглядываю в него, – писала она. – Еще бы! Ему редко приходится видеть таких дурнушек. Я очень высокая, очень толстая, очень щекастая и вообще очень большая. Правда, глазки у меня маленькие и, как многие говорят, хитрые, но мне кажется, что это обстоятельство вряд ли делает меня привлекательнее. Я знаю, что придворные дамы хихикают надо мной. Их веселит моя красная кожа, покрытая желтыми пятнами, нос в оспинах и то, что я похожа на кубарь. Да, у меня совершенно нет талии и вдобавок безнадежно испорченные зубы, но это не мешает мне радоваться божьему миру и быть остроумной собеседницей. Не сомневаюсь, что брат французского короля будет доволен, когда женится на мне, хотя сейчас он наверняка волосы на себе рвет – особенно если успел уже увидеть мой портрет».

И Елизавета-Шарлотта оказалась в обоих отношениях права. Филиппу действительно стало дурно, когда он впервые посмотрел на невесту. Однако уже очень скоро муж и жена стали друзьями и без отвращения делили супружеское ложе. У них родилось трое детей, а это кое-что да значит!

– Какое счастье, что Людовику понадобилось прибрать к рукам Пфальц, – сказал как-то герцог Орлеанский. – Вот уж воистину – не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. С виду эта женщина поразительно напоминает швейцарского наемника, но до чего же она умна и весела!

Однако эти слова Филипп произнес лишь спустя несколько лет после свадьбы, а поначалу новобрачные отнеслись друг к другу с настороженностью и опаской. Когда в августе 1671 года маршал дю Плесси-Прален по доверенности женился в Меце на только что перешедшей в католичество Лизелотте, она без промедления отправилась навстречу герцогу Орлеанскому и впервые увидела его на дороге между Белле и Шалоном. Филипп ехал к молодой жене в роскошной карете и, надо сказать, немало изумил Лизелотту тем количеством украшений, которые умудрился надеть на себя. Девушка-то происходила из Пфальца, и казна ее отца всегда была пуста. Несколько колец, пара серег да шесть не самого тонкого полотна ночных сорочек – вот и все приданое Лизелотты. Конечно же, она удивилась, когда увидела, что бриллианты сияли не только на шляпе и пальцах герцога, но и на эфесе его шпаги.

– Господи, до чего же он мал ростом! – прошептала Лизелотта, невольно меряя взглядом и впрямь невысокого Филиппа. – А телосложение у него довольно плотное, и это хорошо, потому что заморышей я не жалую…

Девушка также отметила про себя удивительно черный цвет волос и бровей герцога и его огромные глаза. На плохие зубы жениха она даже внимания не обратила – в XVII веке это было делом обычным.

Филипп же, завидев огромную светловолосую немку, слегка попятился. «Сотворил же Господь этакое страшилище!» – промелькнуло у него в голове, и он охнул, потому что угодил каблуком в выбоину на дороге.

– Осторожнее, Ваше Высочество, не упадите, – прошелестело у него над ухом, и де Гранье ловко подхватил своего господина под руку. Но Филипп даже не поблагодарил маркиза. Он попросту сделал вид, что ничего не произошло. Герцог вот уже несколько дней – с самого отъезда из Парижа – дулся на Гранье, потому что тот упросил взять его с собой. И теперь Филипп всякий раз, когда смотрел на юношу, вспоминал о привольной холостяцкой жизни, которой лишился из-за прихоти Людовика, и расстраивался.

Раздвинув губы в улыбке, герцог пошел навстречу Лизелотте. И буквально в двух шагах от нее в отчаянии прошептал:

– О Боже, как же я буду спать с ней?!

«Я поняла, – записала Лизелотта в дневнике, – что не понравилась моему супругу. Что ж, такой девице, как я, этого следовало ожидать. Но я сразу решила, что заставлю герцога забыть о моей внешности. Ума у меня на это достанет».

И новоиспеченной герцогине быстро удалось привязать мужа к себе.

– Понимаете, братец, – сказал однажды Филипп королю, который захотел узнать, почему устроенный им брак оказался удачным, – иметь такую жену очень удобно. Поводов для ревности она не дает, на хорошеньких мальчиков не заглядывается, интриговать против меня ей резону нет – она сама мне это объяснила, и я ей верю. Конечно, иногда она мне советует, но этак ненавязчиво, между прочим, хотя голова у нее ясная и в политике она смыслит не хуже моего. А еще Лизелотта – отменная рассказчица и шутить умеет так, что многие записные остроумцы только рты бы пораскрывали, если бы ее услышали. Короче говоря, – закончил Филипп серьезно, – вы опять проявили себя мудрым правителем, и Франция должна быть благодарна небу, ниспославшему ей такого государя.

Людовик польщенно улыбнулся. Он был уверен, что Филипп не преувеличивает: ведь Король-Солнце не может ошибаться и всегда знает, как следует поступать. Людовик уже полагал, что его царствование войдет в историю как самое блестящее и самое справедливое.

Лизелотта решила не приподнимать в дневнике завесу тайны над тем, как проходила ее брачная ночь, но на протяжении супружеской жизни она много раз поверяла заветным страницам всяческие альковные тайны.

«Мой муж всегда казался мне очень набожным, – написала она как-то. – Он даже брал четки, с которых свешивалось множество образков, с собой в постель…»

Слуги уже ушли. Кроватный полог был задернут, и сквозь него просвечивало пламя оставленной на ночь свечи. Лизелотте хотелось спать, потому что нынче она была на охоте и очень утомилась. Однако Филипп непременно желал выполнить свой супружеский долг, и потому герцогиня, зевая, глядела на резной высокий балдахин и гадала, чем занят ее муж.

– Раздвиньте-ка ноги, женушка, – послышался наконец его голос. – Я сейчас войду в вас. Вот только закончу молиться.

Но тут Лизелотта, которая было уже послушно задрала рубашку, приподняла голову и негромко засмеялась.

– Какие странные звуки доносятся из-под одеяла, друг мой! Да простит мне Господь, если ваши четки не разгуливают сейчас по совершенно чужой для них стране!

– Вы ничего не понимаете, – сердито отозвался герцог. – Потерпите минутку, я вот-вот буду готов.

И Лизелотта опять услышала тихое позвякивание медальонов и образков, которые прикасались к телу Филиппа и помогали ему стать мужественнее.

Лизелотта стремительно перекатилась на другую половину обширной кровати и схватила супруга за руку.

– Ага! – с торжеством воскликнула она. – Значит, я не ошиблась! Ну-ка ответьте, что это вы такое делаете?

Филипп смущенно хмыкнул и ущипнул жену за толстую щеку.

– Вам не понять, душа моя! Ведь вы же были прежде гугеноткой и потому не представляете, как велика сила святых мощей и в особенности образка Богоматери. Они охраняют меня от всякого зла.

Задумавшись ненадолго, герцогиня скоро опять засмеялась:

– Извините, сударь, но как же такое может быть? Вы молитесь Деве Марии и одновременно прикасаетесь ее ликом к той части тела, коей лишают девственности!

Филипп тоже не смог удержаться от смеха и попросил:

– Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому. Меня могут счесть святотатцем.

Супруги обнялись, и герцог не преминул доказать Лизелотте, что четки оказали на него нужное действие.

Итак, у них родилось трое детей, хотя Лизелотта всю жизнь жалела о том, что судьба сделала ее женщиной, а не мужчиной. Она ругалась, как наемник, лихо ездила верхом, обожала скабрезные истории и всем изысканным яствам предпочитала кислую капусту и пиво.

Когда на свет появился третий ребенок, Филипп твердо решил не прибегать больше к услугам четок.

– Вы чуть не умерли, рожая нашу Елизавету-Шарлотту, нашу мадемуазель де Шартр, – с ласковой улыбкой сказал он жене, которая лежала в постели и то и дело морщилась от боли. – Станемте-ка ночевать в разных спальнях… Нет-нет, душа моя, если вам этого не хочется, то я, конечно, готов умножать своих наследников! – испуганно добавил он, заметив, что лицо недавней роженицы исказила гримаса.

– Я согласна, сударь, – прошептала Лизелотта. – Просто у меня все тело ноет, вот я и кривляюсь, как балаганный шут. – И герцогиня тихонько засмеялась.

…А Елизавета-Шарлотта спустя много лет вышла замуж за герцога Лотарингского Леопольда и основала династию Габсбургов, которая не пресеклась до наших дней.

«Как хорошо, что муж больше не посещает меня в моей опочивальне, – написала Лизелотта в дневнике. – Когда он предложил мне не делить с ним ложе, я обрадовалась, хотя и опасалась обидеть его, выказав свою радость. Потом я попросила Его Высочество и впредь питать ко мне добрые чувства, и он твердо обещал это. Никогда, никогда не нравилось мне рожать! Да и, по правде говоря, спать с герцогом в одной кровати тоже было нелегко. Он очень не любил, когда его тревожили, и я часто вынуждена была лежать на самом краешке. Однажды я даже упала на пол, чем немало огорчила супруга, который винил во всем себя, а вовсе не мою неуклюжесть».

Лизелотта закрыла дневник и задумалась. Она была благодарна мужу за многое и корила себя за то, что так и не смогла полюбить его. Дело было в том, что сердце ее давно принадлежало королю.

– Как же он прекрасен! – с чувством проговорила Лизелотта, и перед ее мысленным взором предстал этот великолепный монарх – красивый, статный, умевший быть то приветливым, то грозным. – Если бы не Людовик, я всю жизнь прозябала бы в своем Богом забытом Пфальце. А Филипп… Что Филипп? Он ведь женился на мне не по собственной воле, а по воле брата. Так что мою судьбу устроил Людовик, и немудрено, что я преисполнена признательности к нему.

Но это, разумеется, было нечто большее, чем признательность. Лизелотта любила Короля-Солнце и не упускала ни единой возможности сопроводить его или на охоту, или на прогулку. Людовик частенько подшучивал над невесткой, но так, чтобы не обидеть. Ему нравились ее язвительный ум и находчивость. Вряд ли Лизелотта надеялась, что король предложит ей сделаться его любовницей, но когда она узнала о некоем событии, то не смогла сдержать своих чувств.

– Ваше Высочество, – прощебетала как-то утром дежурная фрейлина, помогая герцогине спустить ноги с кровати, – совершенно удивительное известие! Его Величество тайно женился на госпоже Ментенон, вдове нашего поэта Скаррона! Подумать только – на гувернантке своих незаконнорожденных детей!.. О Господи, что с вами?! Это я виновата, я ненароком сделала вам больно! Да помогите же мне кто-нибудь! – обернулась фрейлина к остальным присутствовавшим при утреннем туалете герцогини придворным, которые стояли в отдалении.

– Идите прочь! – прошипела Лизелотта вестнице несчастья. – Я не хочу вас видеть!

Женщина испуганно присела в реверансе, а потом, пятясь, удалилась. В передней она дала волю слезам.

– Сошлют меня, сошлют, – причитала провинившаяся. – И хорошо еще, если в имение! Кто меня за язык дернул? Хотела первой быть, вот и поплатилась!

Но тут передняя стала заполняться теми дамами и кавалерами, что еще совсем недавно находились в опочивальне герцогини. Оказалось, она всех выгнала, заявив, что сегодня вообще не покинет спальню. Придворные, разбившись на кучки, принялись судачить, а бедная Лизелотта тем временем металась по комнате и бушевала.

– Мерзавка! – кричала она. – Свинья! Ведьма! Околдовала короля! Опоила его! Сжечь ее надобно! Четвертовать! У-у, негодяйка!

Впрочем, надо отдать справедливость госпоже де Ментенон. Она платила герцогине Орлеанской той же монетой. Мало нашлось бы во французском языке бранных слов, которыми не поносили бы друг друга две эти высокородные дамы. Но новая жена Людовика была хитрее Лизелотты и потому сумела вдребезги разбить ее дружбу с королем. Ей удалось даже на время поссорить герцога Орлеанского с женой, хотя Филипп ненавидел госпожу де Ментенон столь же яростно, как и Лизелотта.

В принципе, основные этапы биографии сего славного мужа были выписаны в моей статейке, но можно выложить некоторые дополнительные факты, способные представить из себя кое-какой интерес.

* Везде пишут о том, что Анна Австрийская и Мазарини специально растили из брата Людовика XIV гомосексуалиста, дабы предотвратить появление очередного Гастона Орлеанского, в достаточной мере попортившего нервы своему брату Людовику XIII, отцу юных принцев. Эрланже также придерживается этой точки зрения, говоря, что Анне нравилось наряжать младшего сына девочкой, она позволяла своим фрейлинам завивать и красить герцога Анжуйского на женский манер, и в детстве он предпочитал находиться в их обществе. К тому же в компаньоны по играм к нему приставили маленького Шуази, впоследствии аббата, прославившегося тем, что тот полжизни провел в женском обличии.

* Отношения между Людовиком и Филиппом в детстве были очень теплые, хотя нередко случались и драки. Например, когда королю было 13, а его брату 11, двор остановился в замке Корбей. Людовик попросил поставить кровать принца в той же спаленке, где должен был ночевать и он сам. Проснувшись утром, он, неизвестно по какой причине, плюнул в постель брата. Герцог рассвирепел и плюнул на королевское ложе. Людовик ударил брата по носу, а тот в отместку помочился на его кровать. Король ответил тем же. Завязалась драка, длившаяся до тех пор, пока братьев не растащил их наставник Виллеруа.

Шесть лет спустя во время Великого Поста Филипп, желая эпатировать семью, заказал себе на завтрак кашу (bouillie), что вызвало гнев Людовика. Король вырвал кастрюлю из рук брата и приказал унести ее из столовой, герцог Анжуйский заехал тарелкой брату по носу, после чего Людовик пинками выгнал принца из-за стола.

Тем не менее, когда в июле того же 1658 года Людовик тяжело заболел, Филипп очень переживал за здоровье брата и плакал, когда, опасаясь за его собственное состояние, его не пускали к королю.

* Если Людовика XIV Мазарини искренне любил, и чувство это было взаимным, то с наследником отношения министра были непростыми. До конца Фронды за высокородными детьми присматривал Ла Порт, доверенное лицо королевы, преданно служивший Анне Австрийской еще с 1620-х гг. и в 1637 попавший в Бастилию по "делу Шатонефа". Ла Порт очень не любил итальянца и не упускал возможности поругать его в присутствии своих подопечных. Но если на юного Людовика XIV его слова не имели воздействия, то Филипп не остался к ним равнодушным. Впрочем, когда король был тяжело болен и казалось, что корона вот-вот перейдет к герцогу Анжуйскому, тот не поддался на уговоры немедленно собравшейся вокруг него клики арестовать или убить Мазарини, боясь тем самым огорчить мать.

* Широко известно, что Людовик XIV, по большому счету, был неучем. То же можно сказать и о его брате. К пятнадцати годам Филипп умел разве что читать, хорошо разбирался в геральдике и генеалогии, прекрасно танцевал и участвовал в придворных театральных постановках. Тем не менее его врожденный вкус позволял называть его знатоком искусств, в частности литературы, живописи, музыки, архитектуры. Именно он "открыл" королю Люлли и Мольера. Также он был страстным коллекционером, заполнившим свои великолепные дворцы, Сен-Клу и Пале-Рояль, многочисленными полотнами, гобеленами, фарфором и драгоценными камнями.

* Что касается характера Филиппа, то, несмотря на свою любовь к сплетням, беспрерывной болтовне, кокетству, более характерным для женщин, чем для представителей сильного пола, его описывают как человека добродушного и мягкого. Ему были свойственны ревность и вспыльчивость, однако он, в отличие от старшего брата, быстро остывал, тогда как угомонить короля было делом крайне непростым.

* Считается, что первым, кто приобщил герцога Анжуйского к прелестям "итальянской любви", был племянник Мазарини, Филипп Манчини, в будущем герцог Неверский, ровесник Месье. Другим его фаворитом стал Арман де Граммон, граф де Гиш, человек очень образованный, храбрый, типичный "светский лев", к тому же весьма привлекательный внешне, хотя, по словам мадам де Лафайетт, все его блестящие качества несколько меркли из-за его безграничного тщеславия. С герцогом Гиш обращался нарочито грубо, иногда мог во время какого-нибудь раута запросто дать Филиппу пинка, хотя, судя по всему, самому принцу это нравилось.

* Тем не менее наследника следовало женить, а перед этим убедиться, что он будет способен выполнить свой долг перед государством в объятиях будущей жены. Дамой, по словам Эрланже, "инициировавшей" принца, стала Анна де Гонзага, которая все же не сумела отвратить Филиппа от его нетрадиционных пристрастий (впрочем, по словам маркиза де Лавальер, брата королевской фаворитки, "в Испании содомии предаются монахи, во Франции - гранды, в Италии - все"). Анна при этом оставалась хорошей подругой обеих жен герцога.

* Однажды во время ссоры с первой женой, Генриеттой-Анной, герцог Орлеанский крикнул, что любил ее лишь пятнадцать дней (после свадьбы). Действительно, в первое время после торжественной церемонии принц, до того не интересовавшийся дамами, был сильно увлечен своей супругой.

Тем не менее за девять лет брака у герцогской четы родилось четверо детей, из которых выжили две дочери, также Генриетта четырежды переживала выкидыши.

* В штате Месье состояло 800 человек, в штате Мадам - 350.

Филипп Орлеанский был известным транжирой и, несмотря на доходы в 1100000 ливров, плюс всевозможные пенсии в 650000 ливров, герцог вынужден был просить денег у брата, что того устраивало, т.к. принц попадал в дополнительную зависимость от короля.

* Младшего брата Людовик XIV считал не пригодным ни для управления страной, ни для военного руководства. Когда в начале 1663 года он тяжело заболел, то регентом при малолетнем сыне король планировал назначить бывшего фрондера принца Конти, ставшего к тому времени крайне религиозным человеком.

Во время войны за фламандское наследство (1667) Людовик не проводил советов в присутствии герцога Орлеанского, что того весьма обижало. Чтобы доказать свою мужественность, Филипп спускался в траншеи к солдатам и, не боясь шальной пули, воодушевлял их призывами и деньгами.

* Граф де Гиш и принц Марсийяк, будучи фаворитами Месье, увлеклись его женой, Генриеттой-Анной. Если второй быстро понял, что не стоит терять милостей, исходящих от герцога, ради призрачной надежды на взаимность со стороны сестры Карла II, то первый, похоже, сильно влюбился в принцессу. Не помогли ни ссылки в армию, ни нажим со стороны отца молодого человека - де Гиш выискивал любую возможность, лишь бы увидеть свою возлюбленную. Подобное "предательство" сильно огорчило Филиппа Орлеанского и лишь настроило его против супруги.

* Одним из самых известных фаворитов принца стал Филипп, шевалье де Лоррен. По описаниям современников, он был ослепительно красив, в той же мере как и порочен. Эрланже описывает его как беспринципного, коварного, жадного до всевозможных удовольствий соблазнителя. Однако именно ему в течение нескольких десятилетий предстояло быть главной любовью и по совместительству утешителем принца.

Первым проводником молодого человека по царству Версаля стал граф де Вард, планировавший ввести своего протеже в круг Генриетты Орлеанской. Сам же де Лоррен верно рассчитал, что не стоит дразнить ни герцога, ни короля, ухаживая за принцессой, а потому довольствовался милостями, которые ему дарила м-ль де Фиенн, одна из фрейлин герцогини. Девушка родила шевалье ребенка, после чего, по настоянию Филиппа Орлеанского, была удалена из Пале-Рояля. Тем не менее фаворит никогда не был обделен женским вниманием. Вводя его в свет, де Вард говорил, что стоит ему уронить платок, дамы будут драться между собой за право поднять его.

В 1667 году шевалье был тяжело ранен в ногу во время одной из осад, что вызвало серьезное беспокойство принца. Он почти не отходил от постели своего любимца, а если ему случалось покидать шевалье, то он без конца писал тому письма.

* Помимо де Лоррена, у герцога Орлеанского было еще два фаворита, по влиянию своему не способных сравниться с шевалье, а потому не страшных ему. Первый, нормандец граф де Беврон, более всего любил деньги, так что дальше накопления богатств его честолюбие не распространялось. Второй же, маркиз д"Эффиа, родной племянник печально известного маркиза де Сен-Мара, был гораздо умнее своего наперстника. Этого красавца Лизелотта, вторая жена Месье, описывала как страшного неряху и одного из самых беспутных людей своего времени. Тем не менее Филипп II Орлеанский, сын героя Эрланже, во время своего Регентства ввел маркиза в Совет.

Когда Беврон попал в опалу, его место в сердце герцога занял еще один прекрасный юноша, шевалье де Шатильон, для которого Филипп выхлопотал должность капитана своей гвардии.

* Согласно мемуарам упоминавшегося выше аббата Шуази, их с принцем объединяла не только дружба, уходившая корнями в детство, но и любовь к переодеванию в женскую одежду, что герцог, ввиду своего статуса, не мог позволять себе так же часто, как и Шуази. Тем не менее как-то Филипп устроил бал в честь аббата, на котором оба появились в женских нарядах. Принц танцевал с шевалье де Лорреном.

* Филипп Орлеанский намеревался подарить аббатство Сен-Бенуа, находившееся на его землях, шевалье де Лоррену, однако этому воспротивился король. Препирательства между братьями закончились отъездом герцога в его поместье и последовавшим за этим арестом фаворита (30 января 1670 года), причем, стража явилась в тот момент, когда молодые люди "уединились" в покоях принца. Возмущенный таким произволом, герцог удалился в Виллер-Котре, откуда просил Кольбера помочь ему вернуть его любимца. Генриетта, вынужденная последовать за мужем, не скрывала своего удовольствия от решения кузена, что задело Филиппа, и после этого он перестал делить ложе с супругой.

Пытаясь вернуть Лоррена (сначала его содержали в Лионе, после чего перевели в замок Иф) и выхлопотать ему денежное содержание за счет казны, Филипп начал изводить жену, применяя не только оскорбительную лексику, но и прибегая к физической силе. Генриетта писала, что для нее счастье провести день и не быть побитой палкой. В конце концов, Людовик согласился выпустить фаворита брата из заключения, но повелел ему отправиться в ссылку в Италию. Молодой человек не скучал, закрутив роман с Марией Манчини, на которой Людовик XIV когда-то едва было не женился.

* Незадолго до этого события в ссылку был отправлен Даниель де Коснак, епископ Валанса, некогда бывший духовным наставником принца. Этот клирик желал сделать из Филиппа второго Гастона Орлеанского, для чего сначала требовалось добиться для него губернаторства в Лангедоке. Людовик был тверд в намерении держать цвет французского дворянства - и своего брата в том числе - при своей особе, чтобы избежать повторения мятежей и смут, сотрясавших царствование его отца и начало его собственного правления. Переметнувшись в стан герцогини Орлеанской, Коснак стал врагом шевалье де Лоррена, что окончательно отдалило его от Филиппа.

* Филипп Орлеанский жаждал поехать в Англию вместе со своей женой, когда Людовик XIV поручил Генриетте заключить с ее братом секретное соглашение, позже получившее название Дуврского договора. Однако король не желал отпускать брата за границу, тем более что болтливость герцога вряд ли бы принесла пользу дипломатическим переговорам. Шурин Филиппа, Карл II, еще менее хотел видеть зятя в Лондоне, зная о том, как дурно он обращается с его любимой сестрой. Герцог Орлеанский был глубоко оскорблен таким пренебрежением и старался учинить всевозможные сложности для путешествия супруги на Туманный Альбион, например, заявив, что она может находиться на своей родине не более трех дней. Под нажимом старшего брата он все же согласился, чтобы Генриетта-Анна провела в Англии восемнадцать дней.

* Несмотря на то, что многие верили, будто по наущению Филиппа Орлеанского маркиз д"Эффиа отравил Генриетту (когда Карлу II сообщили о смерти сестры, он крикнул: "Ее отравил Орлеанский!"), вероятно, принц не имел к этому никакого отношения. Также Эрланже утверждает, что получившие много лет спустя Орден Святого Духа д"Эффиа и шевалье де Лоррен пользовались достаточным уважением Короля-Солнца, чтобы не быть заподозренными в подобном преступлении.

После вскрытия доктора вынесли вердикт, что принцесса скончалась от холеры. Английские послы в секретных депешах также уверяли своего государя, что о яде нет и речи.

* Генриетта почувствовала боль 29 июня в пять часов вечера, в половине третьего утра следующего дня ее не стало. Уже через три с половиной часа король заговорил с братом о новом браке, предложив ему в невесты их общую кузину, Анну-Марию-Луизу Орлеанскую, более известную как Большая/Великая Мадемуазель, дочь покойного Гастона Орлеанского, героиню фрондеров и самую богатую наследницу во Франции, а то и во всей Европе.

В последние часы жизни Генриетты Филипп вел себя наиболее благочестивым образом, слезно расставаясь с женой, сказавшей ему: "Вы больше не любите меня, Месье, хотя я никогда вас не обманывала". Предложение брата вызвало сначала недоумение у вдовца, однако некоторое время спустя он согласился с такой перспективой: огромное приданое Мадемуазель, с которой герцог находился в приятельских отношениях, могло бы покрыть его долги и позволить делать многочисленные подарки своим фаворитам. Сама же потенциальная невеста, которой шел сорок четвертый год, не испытывала ни малейшего желания становиться герцогиней Орлеанской, хотя за десять лет до этого была бы очень обрадована подобной перспективой. Эта воинственная особа пала жертвой любви к брутальному гасконцу де Лозену, разрешение на брак с которым попросила у своего царственного кузена. Сначала Людовик сильно разгневался, что такой капитал ускользнет в руки честолюбивого придворного, однако вскоре на горизонте замаячила другая фигура, достойная стать Мадам номер два, и король как будто согласился на столь неравный брак (позже по приказу короля Лозена арестует д"Артаньян, и он проведет несколько лет в крепости Пиньероль на юге Франции).

* Во вторые супруги Филиппу Орлеанскому была избрана Елизавета-Шарлотта Пфальцская/Баварская, которую близкие с детства звали Лизелоттой. Это была полная противоположность Генриетте-Анне: по своим же собственным словам, она не обладала ни красотой, ни грацией, ей были чужды не только вкусы французов в еде и образе жизни, но и в межличностных отношениях. Лизелотта была прямолинейна, говорила в глаза человеку все, что о нем думает, отличалась самоиронией и простотой.

Не желая раздражать протестантских подданных своего отца, курфюста Пфальцского, молодая принцесса приняла католичество за несколько часов до бракосочетания в Меце, где роль жениха по доверенности досталась маршалу дю Плесси-Пралену. Лизелотта почти на все вопросы священника, проводившего обряд обращения, отвечала с ошибками, но не принять в лоно католической церкви будущую невестку Короля-Солнца, пусть и закоренелую еретичку, было невозможно...

Когда Филипп впервые увидел свою нареченную, то пришел в ужас от несоответствия своих и ее габаритов (маленький жених и крупная, склонная к полноте невеста): "И как я буду спать с ней?"

* Вскоре после свадьбы Филипп вновь обратился к брату с просьбой вернуть из ссылки шевалье де Лоррена. На сей раз король уступил, сказав, что не только разрешает фавориту вернуться ко двору, но и делает его маршалом Франции. Благодарности герцога не было предела.

Шевалье вернулся из Италии, подхватив одну нехорошую болезнь, которой впоследствии наградил и Филиппа Орлеанского.

* Помимо кампании 1672 года, герцог принимал участие в войне с Голландией, развернувшейся в 1677 году и принесшей ему настоящую славу. Принц самолично командовал войсками в битве при Касселе, разгромив армию Вильгельма Оранского. Рядом с ним, как и всегда, сражался шевалье де Лоррен: Эрланже сравнивает эту пару с участниками фиванских "Священных отрядов", в которых бок о бок бились гомосексуальные пары (считалось, что в бою партнеры будут лучше драться, пытаясь защитить один другого).

После разгрома противника герцог повел себя весьма великодушно, не устраивая резни и приказыв медикам заботиться не только о раненых французах, но и о пленных голландцах.

По слухам, победа Филиппа разожгла зависть короля, который, несмотря на то, что принимал участие во всех кампаниях, никогда не вел войска в бой и не выигрывал сам ни одного сражения. Поэтому после Касселя принцу более не предоставлялось возможности проявить свои полководческие таланты.

* Поначалу брак с Лизелоттой складывался неплохо: в немке не было ни капли кокетства, так раздражавшего герцога Орлеанского в его первой супруге, их вкусы, наоборот, были полной противоположностью (они ссорились редко, в основном из-за того, кто наденет лучшие бриллианты). Лизелотта обожала охоту, на которой ее муж чувствовал себя неуютно, т.к. не любил и не умел стрелять в животных, она никогда не пыталась собрать вокруг себя самое блестящее общество, позволяя Филиппу находиться в центре внимания в Пале-Рояле.

* Лизелотта подружилась с королем, которому импонировала грубоватая прямота невестки, смотревшей на него как на любимого старшего брата. Даже когда войска Людовика XIV разорили ее родной Пфальц (кампания 1688-89 гг. проходила под предлогом того, что приданое принцессы не было до конца выплачено) и разграбили владения ее брата (сокровища княжеского гейдельбергского дворца были частично распределены между фаворитами герцога Орлеанского; самой Лизелотте ничего не досталось) и герцогиня высказывалась категорически против как самой войны, так и того, что она велась якобы от ее имени, Лизелотта все же сумела сохранить теплые чувства к своему царственному родственнику, до самой смерти называя его "добрым и великим королем".

* Вскоре ей, как и ее предшественнице, пришлось вступить в войну с фаворитами мужа, с которым после рождения третьего ребенка (из отпрысков четы выжили сын Филипп и дочь Елизавета-Шарлотта) они приняли решение спать в отдельных комнатах (в своей переписке Лизелотта упоминала, что Месье не любил, когда до него спящего дотрагивались, поэтому ей приходилось ютиться на краешке кровати, нередко сваливаясь на пол). Лоррен и д"Эффиа всячески настраивали герцога против жены, в результате чего принц и принцесса жили, по словам современников, "как кошка с собакой". Филипп выдавал жене не более 100 пистолей в месяц, при этом осыпая золотом фаворитов и тратя колоссальные деньги на строительство и украшение своего дворца в Сен-Клу.

Шевалье и маркиз пытались обвинить герцогиню в измене с одним из офицеров, Сен-Сансом, однако Лизелотта сумела доказать свою невиновность. Король заставил фаворитов брата принести принцессе свои извинения, однако мучения ее на том не закончились.

В 1689 году маркиз д"Эффиа потребовал для себя должности воспитателя герцога Шартрского, сына Филиппа, и, с легкой руки своего высокородного приятеля, ее получил. Лизелотта пришла в ужас, посчитав, что известный содомит Эффиа, по своему обыкновению, развратит ее дорогого мальчика. Людовик XIV внял мольбам немки и отобрал у маркиза эту должность. Воспитателем юного принца стал аббат Гийом Дюбуа (сын аптекаря, к слову, никогда не принимавший сан, но посчитавший, что сутана священника - гарантированный пропуск в хорошее общество), в будущем яркая фигура правительства эпохи Регентства.

* Дочери Филиппа от первого брака хорошо приняли мачеху и относились к ней как к родной матери. В семье роли родителей, по словам Эрланже, поменялись: Лизелотта пользовалась у детей отцовским авторитетом, тогда как герцог Орлеанский ни в чем не мог отказать своим отпрыскам.

Старшая дочь Генриетты, Мария-Луиза, была безответно влюблена в своего кузена, дофина. Филипп, узнав о чувствах дочери, и сам мечтал стать тестем будущего короля Франции, однако Людовик XIV распорядился иначе. Принцесса была сосватана за испанского короля Карла II, несчастную жертву близкородственных браков, ставшего последним Габсбургом, царствовавшим в Мадриде. Повторив судьбу своей матери, Мария-Луиза пала жертвой интриг проавстрийского окружения и, вероятно, была отравлена. Как и Генриетте-Анне, на момент смерти ей было всего 26 лет.

Вторая дочь, Анна-Мария, в 15-летнем возрасте была выдана за герцога Савойского. Брак тоже оказался малосчастливым.

Елизавета-Шарлотта-младшая стала супругой герцога Леопольда Лотарингского, и союз этот оказался очень удачным, несмотря на то, что жених был достаточно небогат. Впоследствии сын герцогской четы, Франц, женился на императрице Марии-Терезии, став отцом двух императоров и будущей королевы Франции Марии-Антуанетты.

Таким образом, потомки Филиппа Орлеанского оказались рассеяны по всем католическим королевским домам Европы.

* Роман и брак короля с мадам де Ментенон совершенно преобразил ветреного сердцееда: Людовик стал на удивление благочестивым и целомудренным, храня верность своей второй супруге на протяжении всех тридцати с лишним лет их совместной жизни. Ментенон, которую Лизелотта описывает самыми нелестными эпитетами, заставила короля обратить внимание на разврат, царивший при его дворе, в частности, на окружение герцога Орлеанского, где большинство мужчин являлись содомитами. Шевалье де Лоррену и его брату графу де Марсан приписывали совращение 15-летнего графа Вермандуа, сына короля от Лавальер. Также поговаривали, будто Марсан приобщил к однополой любви и дофина Людовика.

Несмотря на это, де Лоррен и д"Эффиа быстро вошли в фавор у Ментенон, пообещав убедить принца в необходимости женить его сына, будущего Регента, на мадемуазель де Блуа, дочери короля от маркизы де Монтеспан (чьих детей и воспитывала Франсуаза д"Обинье, вдова поэта Скаррона, будущая маркиза де Ментенон и некоронованная королева Франции). Этому браку изначально противились и Филипп, и Лизелотта, считая его неравным и даже позорным, однако под давлением короля и убежденный фаворитами, герцог согласился на этот союз. В награду за эту услугу 2 декабря 1688 года шевалье де Лоррен, как и его братья, граф д"Арманьяк (главный шталмейстер и один из приближенных короля) и граф де Марсан, а также маркиз д"Эффиа, стали кавалерами Ордена Святого Духа.

* Герцога Шартрского, умного юношу и небесталанного воина, постигла судьба отца: его успехи на военном поприще показались слишком грандиозными стареющему королю, чьи собственные дети, в особенности его любимец герцог дю Мэн, не отличались особой одаренностью. Молодому человеку давали лишь незначительные поручения, а обещанное губернаторство в Бретани досталось другому узаконенному бастарду, графу Тулузскому.

Филипп Орлеанский был сильно огорчен тем, что его сына незаслуженно обходят другие, что привело к охлаждению его чувств к шевалье де Лоррену, постоянно убеждавшему отца и сына следовать желаниям Людовика XIV. Несмотря на разрыв, де Лоррен "оставался хозяином в Пале-Рояле". По слухам, он даже тайно женился на своей дальней родственнице, Беатрисе де Лоррен-Лилльбон, особе бедной, но очень красивой, умной, честолюбивой и предприимчивой. Являясь подругой мадемуазель де Шуан, любовницы дофина, она, как и граф де Марсан, друг наследника, обеспечивали прочное положение шевалье при грядущем царствовании.

* Желая утешиться, Филипп Орлеанский нашел себе нового фаворита, бедного пуатевенского кадета де Ла Карта. По словам Сен-Симона, этот юноша не отличался особенной красотой, однако пользовался всеми милостями, которые только мог дать его господин. В частности, он женился на единственной дочери богатого герцога де Ла Ферте, получив титул маркиза и значительное приданое.

* В 1697 году был заключен брак между внуком Людовика XIV герцогом Бургундским и 11-летней Марией-Аделаидой Савойской, приходившейся внучкой Филиппу Орлеанскому. Весь двор пришел в восторг от этого юного создания, в том числе король и его брат. Взаимное обожание между внучкой и дедом стало своего рода посмертным примирением между Филиппом и Генриеттой Английской, на которую Мария-Аделаида была очень похожа.

* В 1699 году герцог пережил небольшой инсульт, после чего стал задумываться о жизни вечной. Если его духовник отец Дзокколи, с одобрения шевалье де Лоррена в течение многих десятилетий попустительствовал порокам принца, то после его смерти за религиозную сторону жизни Филиппа Орлеанского стал отвечать отец Ла Бурдоннэ, суровый аскет, устрашавший герцога картинами адских мук. От быстро подал в отставку, и его место занял иезуит Треву, ничуть не менее пылкий борец за чистоту нравов. Под его влиянием в последние годы жизни Месье стал вести более праведную жизнь и, по словам Сен-Симона, гораздо меньше прежнего говорил, "всего лишь как три-четыре женщины". Единственное, от чего не мог отказаться принц, это от обильных трапез, любовь к которым в роду Бурбонов была наследственной, что и сказалось негативным образом на его здоровье.

* В последние годы жизни король и его брат нередко ссорились из-за поведения герцога Шартрского, сына Филиппа. Людовик XIV порицал беспутный образ жизни племянника, пьяные дебоши, в которых он принимал участие, и любовниц, в чьих объятиях он пытался забыть о жене, дочери самого короля. Филипп яростно защищал сына, говоря, что безделие, на которое его обрек Его Величество, не позволяя ни воевать, ни принимать посильное участие в делах государства, заставляет молодого человека предаваться одним лишь удовольствиям. В пылу ссоры герцог Орлеанский припомнил брату, что когда-то тот вывозил в военный лагерь в одной карете жену, вечно страдавшую от измен мужа, и двух любовниц, Лавальер и Монтеспан, так что не ему, Людовику, судить о нравственности племянника. Всегда сдержанный, Людовик вышел из себя. Братья ругались так горячо, что придворные прекратили всякие разговоры, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из кабинета короля.

Филипп покинул Марли и отправился в Сен-Клу, где во время ужина с ним случился второй удар, а 9 июня 1701 года он скончался.

* Похоже, искренне его оплакивали только герцог Шартрский, ставший теперь Орлеанским, и Мария-Аделаида. Обиды Лизелотты вряд ли могли пройти даром, тем не менее эта потеря была для нее достаточно тяжела, учитывая тот факт, что в последние годы они с мужем наконец-то примирились (а в первые годы брака она говорила о нем как о "лучшем человеке в мире" и скучала, когда его не было рядом).

Король приказал всем придерживаться обычного распорядка дня, так что в день смерти Филиппа дофин уехал на охоту, а во дворце играли в карты. Перед обедом Людовик сказал: "Не могу привыкнуть к тому, что моего брата больше нет".

* В октябре 1793 года по декрету Конвента гробница Филиппа Орлеанского была вскрыта, а останки герцога, как и прах его двух жен, был захоронен в общей могиле.