Одним из наиболее колоритных и запоминающихся образов, описанных в романе М. Шолохова «Поднятая целина», является образ Макара Нагульнова, бывшего красного партизана, секретаря гремяченской партячейки. Единственной целью его, Нагульнова, существования является «мировая революция»,
Многие жители Гремячего Лога не любят и даже побаиваются Макара, который весьма невоздержан на язык и при случае вполне может пустить в ход кулак, а то и наган. Получив во время войны контузию, Нагульнов подвержен нервным припадкам — что и говорить, с таким и в самом деле лучше держаться настороже.
Но в то же время натуре Макара Нагульнова присущ и какой-то специфический идеализм, который не сразу удается.разглядеть за его мрачной внешностью, резкими высказываниями и порой непредсказуемым поведением. Он весь словно создан из противоре- . чий... «из острых углов».
В начале романа, после сцен раскулачивания, Давыдов, Нагульнов и Разметнов обсуждают итоги «проведенных мероприятий». Когда Разметнов признался, что ему до боли жаль детей раскулаченного Гаева, Нагульнов впадает в бешенство и истерически кричит о том, что если ради революции ему прикажут расстреливать из пулемета толпы женщин, стариков и детей, то он, не колеблясь, нажмет на курок. После этого с Нагульновым происходит припадок.
Но тот же Нагульнов освобождает свою бывшую жену Лушку сразу же после того, как он же убил ее любовника - сбежавшего из ссылки раскулаченного Тимофея Рваного. В чем же здесь дело? Даже Давыдов, думается, в этой ситуации поступил бы иначе. Отпускает потому, что любит ее; отпускает, несмотря на то, что она причинила ему своим поведением много душевных страданий; отпускает, прекрасно понимая, что вполне может понести за.это наказание.
Макар Нагульнов искренне считает себя коммунистом. Но при всем при этом он часто не соглашается с линией, проводимой партией, за что получает нагоняй от Давыдова. Когда районное начальство решает принести Макара «в жертву», исключив его из партийных рядов, ему кажется, что жизнь его кончилась. Отправившись после злополучного собрания из района обратно в хутор, Нагульнов твердо решает, что, приехав домой, наденет военную форму и застрелится из своего нагана.
Но по дороге в Гремячий он изменил свое решение. Лежа возле кургана на траве, глядя в бездонное небо, Макар вдруг представляет, как будут злорадствовать на его похоронах враги, и ход его мыслей полностью меняется. Не дождутся враги, чтобы он, Макар Нагульнов, стал сводить счеты с жизнью. Раньше он всех их первыми в могилу уложит.
Нагульнов, несомненно, человек смелый, даже смелый до безрассудности. Когда мужики и бабы принялись грабить колхозные амбары, он один встал против разъяренной толпы и, угрожая наганом, не допустил расхищения колхозного добра.
Для того чтобы отыскать и убить Тимофея Рваного, он начинает за ним следить в одиночку. Ведь, когда узнали о том, что сбежавший Тимофей объявился в их краях, Давыдов сначала предложил сообщить о нем в районное ОГПУ. Но Нагульнов непреклонен — чекистов вызывать не надо, иначе их приезд может «спугнуть волка».
Примечательна также сцена убийства Тимофея Рваного. Ведь он вышел из темноты на Макара так, что тому оставалось только нажать на спуск. Но тем не менее, Нагульнов окликает врага, чтобы тот посмотрел в глаза своей смерти. В этом случае есть все основания говорить о том, что натуре Макара присуще подлинное, природное, что ли, благородство. И похоже, что не стал бы он стрелять из пулемета в детей и женщин, как грозился накануне припадка. Явно сгоряча он это сказал.
Личная жизнь Нагульнова протекает весьма своеобразно. Прекрасно зная о том, что его жена Лушка путается с Тимофеем Рваным, да и вообще строгим поведением не отличается, Макар, тем не менее, позволяет ей делать все, что ее душе угодно. Единственное условие: не нагулять ребенка и не принести в дом «дурную болезнь». Думается, так мог бы поступить далеко не каждый мужчина.
Когда Макар все-таки выгоняет Лушку из дому, то оказывается, что он сделал это потому, что она голосила при всем честном народе по Тимофею, которого отправляли в ссылку. Такого публичного позора Нагульнов простить ей уже не может.
И потом, когда Лушка завлекла в свои сети Давыдова, Макар вовсе не ревнует и не имеет никаких претензий к Семену. Ему лишь жаль, что его бывшая жена избрала очередной «жертвой» именно его товарища. Но и после этого, как оказалось позднее, Нагульнов не перестал любить Лушку, отпустив ее в ночь гибели Тимофея.
Есть у Макара Нагульнова и другие, более безобидные чудачества. Первое - это, конечно же, увлечение английским языком. Почти за четыре месяца Макар выучил... восемь английских слов, притом слов, с его точки зрения, «особо революционных»: «револю-шьен», «коммунистишьен» и т. д.
По признанию Макара, знание иностранного языка понадобилось ему для того, чтобы при первой же возможности принять самое активное и деятельное участие в мировой революции. Как только английские, «индейские» и другие пролетарии свергнут капиталистов, он, Макар, сразу же отправится к братьям по классу и объяснит им, что надо делать, чтобы не повторить ошибок их российских товарищей.
Вполне понятно, что этот «сизифов труд», который добровольно взвалил на свои плечи Нагульнов, никогда не принесет результатов ни по объективным, ни по субъективным причинам. Да и сама идея мировой революции, занимавшая умы большевиков, в конце концов оказалась несостоятельной и была снята с повестки дня, хотя Макару и не удалось дожить до этого времени и он не познал разочарования, не увидел крушения цели, к которой стремился. Ведь именно с ней он связывал всю свою жизнь и все надежды, вполне искренне принося в жертву идолу мировой революции всего себя и свои человеческие чувства.
Примечательно и другое искреннее увлечение Нагульнова: по ночам, изучая английский язык, он слушал пение петухов. Казалось бы, довольно странное занятие для «рыцаря мировой революции», но попробуем разобраться, в чем его причина.
Возможно, в увлечении Нагульнова петушиным пением нашла выход его подсознательная тяга, ни больше ни меньше, как к Гармонии с большой буквы. В самом деле: противоречивый мир, в котором он живет, не устраивал Макара: кто-то хочет создавать колхоз, кто-то не хочет и, более того, активно этому противится. А вот петушиный хор поет торжественно и складно вне зависимости от того, какой политический режим установлен в стране.
Правда, и среди петухов нашелся «оппортунист», который внес дисгармонию в стройный хор гремяченских петухов. И Макар тотчас же выносит ему приговор: как любой «несогласный» с генеральной линией, петух, который портит общее пение, должен быть уничтожен. Думается, этот поступок Нагульнова также приоткрывает тайники его души.
Макар вообще в общении с людьми человек довольно грубый. Особенно груб он бывает, общаясь с дедом Щукарем. Правда, самого деда также нередко «заносит» в его россказнях и рассуждениях, и тогда Нагульнов тотчас же пытается заткнуть рот невоздержанному в речах старику.
Щукарь действительно вполне способен нарушить плавный ход колхозного собрания: когда на повестке дня стоит, например, вопрос о норме выработки колхозников, дед как ни в чем не бывало начинает весьма подробно рассказывать о том, как казак по прозвищу Молчун довел до белого каления своим молчанием даже попа на исповеди... Конечно, Щукарь - не петух, и отрубить ему голову, по крайней мере на собрании, не представляется возможным, но Нагульнова снова, как и в случае с «петухом-оппортунистом», мучает ощущение дисгармонии. И тогда Макар оказывается, по сути, единственным участником собрания, который желает заткнуть рот говорливому деду. Даже Давыдов, поначалу сердившийся на Щукаря, хохочет, как ребенок. Макар снова оказывается в одиночестве.
И все-таки именно такие идеалисты, как Нагульнов, и делали революцию, принося себя в жертву в самом прямом смысле. А потом уже по их костям к власти приходили партийные функционеры.
Одним из наиболее колоритных и запоминающихся образов, описанных в романе М. Шолохова «Поднятая целина», является образ Макара Нагульнова, бывшего красного партизана, секретаря гремяченской партячейки. Единственной целью его, Нагульнова, существования является «мировая революция».
Многие жители Гремячего Лога не любят и даже побаиваются Макара, который весьма невоздержан на язык и при случае вполне может пустить в ход кулак, а то и наган. Получив во время войны контузию, Нагульнов подвержен нервным припадкам - что и говорить, с таким и в самом деле лучше держаться настороже.
Но в то же время натуре Макара Нагульнова присущ и ка- кой-то специфический идеализм, который не сразу удается разглядеть за его мрачной внешностью, резкими высказываниями и порой непредсказуемым поведением. Он весь словно создан из противоречий... «из острых углов».
В начале романа, после сцен раскулачивания, Давыдов, Нагульнов и Разметнов обсуждают итоги «проведенных мероприятий». Когда Разметнов признался, что ему до боли жаль детей раскулаченного Гаева, Нагульнов впадает в бешенство и истерически кричит о том, что если ради революции ему прикажут расстреливать из пулемета толпы женщин, стариков и детей, то он, не колеблясь, нажмет на курок. После этого с Нагульновым происходит припадок.
Но тот же Нагульнов освобождает свою бывшую жену Луш- ку сразу же после того, как он же убил ее любовника - сбежавшего из ссылки раскулаченного Тимофея Рваного. В чем же здесь дело? Даже Давыдов, думается, в этой ситуации поступил бы иначе. Отпускает потому, что любит ее; отпускает, несмотря на то, что она причинила ему своим поведением много душевных страданий; отпускает, прекрасно понимая, что вполне может понести за это наказание.
Макар Нагульнов искренне считает себя коммунистом. Но при всем при этом он часто не соглашается с линией, проводимой партией, за что получает нагоняй от Давыдова. Когда районное начальство решает принести Макара «в жертву», исключив его из партийных рядов, ему кажется, что жизнь его кончилась. Отправившись после злополучного собрания из района обратно в хутор, Нагульнов твердо решает, что, приехав домой, наденет военную форму и застрелится из своего нагана.
Но по дороге в Гремячий он изменил свое решение. Лежа возле кургана на траве, глядя в бездонное небо, Макар вдруг представляет, как будут злорадствовать на его похоронах враги, и ход его мыслей полностью меняется. Не дождутся враги, чтобы он, Макар Нагульнов, стал сводить счеты с жизнью. Раньше он всех их первыми в могилу уложит.
Нагульнов, несомненно, человек смелый, даже смелый до безрассудности. Когда мужики и бабы принялись грабить колхозные амбары, он один встал против разъяренной толпы и, угрожая наганом, не допустил расхищения колхозного добра.
Для того чтобы отыскать и убить Тимофея Рваного, он начинает за ним следить в одиночку. Ведь, когда узнали о том, что сбежавший Тимофей объявился в их краях, Давыдов сначала предложил сообщить о нем в районное ОГПУ. Но Нагульнов непреклонен - чекистов вызывать не надо, иначе их приезд может «спугнуть волка».
Примечательна также сцена убийства Тимофея Рваного. Ведь он вышел из темноты на Макара так, что тому оставалось только нажать на спуск. Но тем не менее, Нагульнов окликает врага, чтобы тот посмотрел в глаза своей смерти. В этом случае есть все основания говорить о том, что натуре Макара присуще подлинное, природное, что ли, благородство. И похоже, что не стал бы он стрелять из пулемета в.детей и женщин, как грозился накануне припадка. Явно сгоряча он это сказал.
Личная жизнь Нагульнова протекает весьма своеобразно. Прекрасно зная о том, что его жена Лушка путается с Тимофеем Рваным, да и вообще строгим поведением не отличается, Макар, тем не менее, позволяет ей делать все, что ее душе угодно. Единственное условие: не нагулять ребенка и не принести в дом «дурную болезнь». Думается, так мог бы поступить далеко не каждый мужчина.
Когда Макар все-таки выгоняет Лушку из дому, то оказывается, что он сделал это потому, что она голосила при всем честном народе по Тимофею, которого отправляли в ссылку. Такого публичного позора Нагульнов простить ей уже не может.
И потом, когда Лушка завлекла в свои сети Давыдова, Макар вовсе не ревнует и не имеет никаких претензий к Семену. Ему лишь жаль, что его бывшая жена избрала очередной «жертвой» именно его товарища. Но и после этого, как оказалось позднее, Нагульнов не перестал любить Лушку, отпустив ее в ночь гибели Тимофея.
Есть у Макара Нагульнова и другие, более безобидные чудачества. Первое - это, конечно же, увлечение английским языком. Почти за четыре месяца Макар выучил... восемь английских слов, притом слов, с его точки зрения, «особо революционных»: «революшьен», «коммунистишьен» и т. д.
По признанию Макара, знание иностранного языка понадобилось ему для того, чтобы при первой же возможности принять самое активное и деятельное участие в мировой революции. Как только английские, «индейские» и другие пролетарии свергнут капиталистов, он, Макар, сразу же отправится к братьям по классу и объяснит им, что надо делать, чтобы не повторить ошибок их российских товарищей.
Вполне понятно, что этот «сизифов труд», который добровольно взвалил на свои плечи Нагульнов, никогда не принесет результатов ни по объективным, ни по субъективным причинам. Да и сама идея мировой революции, занимавшая умы большевиков, в конце концов оказалась несостоятельной и была снята с повестки дня, хотя Макару и не удалось дожить до этого времени и он не познал разочарования, не увидел крушения цели, к которой стремился. Ведь именно с ней он связывал всю свою жизнь и все надежды, вполне искренне принося в жертву идолу мировой революции всего себя и свои человеческие чувства.
Примечательно и другое искреннее увлечение Нагульнова: по ночам, изучая английский язык, он слушал пение петухов. Казалось бы, довольно странное занятие для «рыцаря мировой революции», но попробуем разобраться, в чем его причина.
Возможно, в увлечении Нагульнова петушиным пением нашла выход его подсознательная тяга, ни больше ни меньше, как к Гармонии с большой буквы. В самом деле: противоречивый мир, в котором он живет, не устраивал Макара: кто-то хочет создавать колхоз, кто-то не хочет и, более того, активно этому противится. А вот петушиный хор поет торжественно и складно вне зависимости от того, какой политический режим установлен в стране.
Правда, и среди петухов нашелся «оппортунист», который внес дисгармонию в стройный хор гремяченских петухов. И Макар тотчас же выносит ему приговор: как любой «несогласный» с генеральной линией, петух, который портит общее пение, должен быть уничтожен. Думается, этот поступок Нагульнова также приоткрывает тайники его души.
Макар вообще в общении с людьми человек довольно грубый. Особенно груб он бывает, общаясь с дедом Щукарем. Правда, самого деда также нередко «заносит» в его россказнях и рассуждениях, и тогда Нагульнов тотчас же пытается заткнуть рот невоздержанному в речах старику.
Щукарь действительно вполне способен нарушить плавный ход колхозного собрания: когда на повестке дня стоит, например, вопрос о норме выработки колхозников, дед как ни в чем не бывало начинает весьма подробно рассказывать о том, как казак по прозвищу Молчун довел до белого каления своим молчанием даже попа на исповеди... Конечно, Щукарь - не петух, и отрубить ему голову, по крайней мере на собрании, не представляется возможным, но Нагульнова снова, как и в случае с «петухом-оппортунистом», мучает ощущение дисгармонии.
И тогда Макар оказывается, по сути, единственным участником собрания, который желает заткнуть рот говорливому деду. Даже Давыдов, поначалу сердившийся на Щукаря, хохочет, как ребенок. Макар снова оказывается в одиночестве.
И все-таки именно такие идеалисты, как Нагульнов, и делали революцию, принося себя в жертву в самом прямом смысле. А потом уже по их костям к власти приходили партийные функционеры.
Ночь была душной, потливой, надоедливо и монотонно звенели в воздухе комары. Макару не спалось. Битых два часа он перекатывался по взмокшей от вязкого пота лежанке, открывал и снова зажмуривал глаза, пытался считать овечек. Однако, то ли от духоты, то ли от долгого мужеского воздержания, овечки раз за разом превращались в Лушек. Озорно поддёрнув подол, глядя, как бывало раньше, на Макара с хитринкой, исподлобья и хохоча, одна, вторая, третья и множество остальных, одинаковых в своем шальном непотребстве Лушек прыгали через невысокий заборчик. При этом их юбки, поддуваемые из-под низу воздухом, задирались на такую похабную высоту, что несчастный Макар, уже полгода не видевший не то что Лушки, а самой что ни на есть кривой да толстой, завалящей станичницы в подобном безобразии, чертыхаясь, приподнялся на лавке. При этом он больно ударился головой и уронил керосиновую лампу, которую накануне вечером самолично долго и старательно прилаживал над кроватью. Лампа должна была помогать Макару в постижении английского языка, который Макар вновь дал себе слово окончательно выучить в следующему году. Чтобы не тратить драгоценное время, он протягивал руку и зажигал лампу не вставая с кровати, превращенную после ранения в горизонтальную парту. Мятый, измусоленный учебник на ночь он клал под подушку. Всей этой нехитрой рациональностью, с которой было обустроено его учение, Макар тихо гордился. Теперь же лампа, неторопливо окропляя дощатый пол керосином, медленно катилась под лежанку, подушка и одеяло нестерпимо воняли пролитой жидкостью, точно так же как и буйная Макарова шевелюра. Керосин разлился щедро. "Тюю, чтоб тебе" - выругался Макар, плюя на пол. Именно в этот момент последняя из Лушек, замыкающая колонну скачущих в его просыпающемся сознании, лихо задрала подол и закричала: "Эй, Макарушко, ну-ка догони-ко!". Макар окончательно проснулся.
Все еще находясь под впечатлением непотребного сна, Макар рыча рванулся к ведру с водой, опустил в нее голову целиком, фыркая и пуская пузыри, напился. То, что в воду попало немного керосина с его головы и гимнастерки, его не смутило. Макар вновь озлобленно сплюнул себе под ноги, придвинул расшатанный стул и сел у окна. Было уже поздно, далеко за полночь. Станица спала мертвым сном, даже псы не лаяли, только легкий ветер со стороны колхозных полей нес с собой густой запах земли. Макар долго глядел в окно. Как обычно, от предрассветного холодка, у него заныла грудь. Макар медленно, продолжая глядеть в тёмное никуда за окном, запустил руку под ворот рубахи и провел каменными, заусенистыми пальцами по семи бугоркам, диагональю расцветшим у него на груди. Что-то ныло и сосало, пульсировало под ними, и, как и каждую ночь, когда начинали болеть ранения, Макару вспоминался Давыдов. "Не повезло тебе, друг ты мой, дорогой товарищ" - медленно капали мысли в голове Нагульнова -" нет... не твоя та граната была...мне она была назначена...да видно судьба тебя поперед меня поставила...". Так, механически гладя свою грудь, Макар просидел еще час, процеживая через себя все те же мысли, навсегда поселившиеся в нем с того рокового вечера.
Внезапно он очнулся. Вскочил, встряхнув головой, как бы просыпаясь от глубокого сна. В станице творилось что-то невообразимое, от чего сознание Макара, исполненное тяжких дум, отключилось на время. Бешено, до рвоты, лаяли собаки. Доносились бабьи, перепуганные вусмерть вопли. Слышались одиночные, какие-то ленивые ружейные выстрелы. В Гремячем Логе явно творилось явно что-то не то. "Неужто опять?" - ледяным ветром повеяла страшная мысль в лицо Макара. Но тут же отбросил ее, как абсолютно нереальную - после расстрела Половцева и его соратников из числа местных в Ростове, станица притихла, в ней был наведён железный порядок. Павло Любишкин, ровно как сторожевой пес следил за тем, кто о чем говорит, да кто что делает, да не появляются ли посторонние у кого. Сам факт смерти Давыдова, с вытекающими из этого последствиями, произвел на селян тягостное, но действенное впечатление. Каждый забился в свой угол и ни о чем таком подобном даже не помышлял. Жизнь как бы заспиртовалась в границах Гремячьего. Даже газет почти никаких не читали, а все пускали на раскур.
Макар, нацепивший папаху и вооружившийся наганом выбежал на улицу, ведущую к сельсовету, в минуту промчался по ней своим деревянным шагом и остолбенел. Вдоль всей улицы, по обеим ее сторонам, в невообразимом, нечеловечьи правильном порядке, с точными интервалами был выстроен эскадрон конников. Станичники же с бабами были согнаны на середину улицы и охранялись двадцаткой пеших солдат. Над разнесенной в щепы дверью сельсовета слегка трепыхался, под теплым предрассветным ветром, некий странный флаг - синее полотнище с розовым кругом посередине, окаймленное желтыми зигзагами. С середины полотнища на Макара весело таращи пустые глазницы человеческий череп, сжимавший челюстями какой-то затейливый цветок. Но даже не это поразило Макара. Глотая от изумления ртом, словно рыба, воздух, он разглядывал конников. Половина из них была абсолютно чернокожая, как будто вымазанная сажей. Бабы в толпе, да и кое-кто из казаков, сняв шапки в ужасе крестились щепотью: "Ой, мамоньки, анчихристы".
- "Вот они как выглядят-то...угнетенные наши негритянские товарищи" – ни к селу ни к городу мелькнуло в голове у Макара. Несколько белокожих солдат отнюдь не смягчали парадоксальную картину а напротив, только подчеркивали ее абсурдность: эскадрон негритянских кавалеристов, выстроенный в невозможно правильном порядке, ночью, в Гремячем Логе. На одном конце конной цепи видно было несколько китайцев. Макар, обессилев от ужаса, сел прямо в пыль посреди улицы. На него пока не обращали внимания. Солдаты не шелохнулись, ни одна из их лошадей и ухом в сторону Макара не повела. В этом было что-то парализующее, что то не от мира сего, но от загробного.
Совершенно неожиданно, и от этого только более пугающе, неподалеку кто-то истошно завизжал, как свинья перед заколом. Макар оглянулся и омертвел. Двое китайцев, заламывая деду Щукарю руки, деловито укладывали старика головой на свежесрубленную плаху, источавшую сильный запах молодой смолы, доносимый даже до Макара. Дед - божий одуванчик - неизвестно откуда набрался сил и, обуянный предсмертным страхом, отчаянно вырывался, пинал своих палачей, пытался куснуть их беззубыми челюстями и скорострельно плевался, правда половина слюны застревала в его пегой бороде, делая картину еще более ужасной. Монголоидный басмач с аккуратным топором наперевес уже прикладывался, примеривался, как бы поудобнее нанести удар по шее старика. Макар попытался сделать движение, крикнуть, рвануться помочь. Но ничего не вышло, Макара парализовал не никогда прежде не испытываемый им в жизни страх. Из его горла вырвалось лишь нечленораздельное хриплое карканье, а рука продолжала слепо и бессмысленно нашаривать наган, болтающийся сбоку. "Ой, лихо, людииииииии!!!" - раздался предсмертный вопль деда Щукаря и сразу же за ним последовали отвратительный звук хрустящих позвонков и стук топора о дерево. Бабы неслышно визжали, позатыкав рты, словно кляпами, платками.
Оттащив то, что еще минуту назад было дедом на несколько шагов в сторону, охранники подошли к толпе гремяченцев, застывших на месте. Выдернули из нее за руку насупленного (Макар так и не понял по его лицу – напуганного ли?) Демида Молчуна и так же деловито потащили его к плахе. Несчастный Демид и тут не изменил своему обыкновению, и вырывался из демонских рук молча. Его жена начала было голосить в толпе, и даже сделала движение, попыталась рвануться на помощь, на поддержку мужа, но ее быстро успокоил охранник с лицом индейца из книжек Майн Рида, устало и нехотя пырнув штыком в живот. Дальше с Демидом все развивалось по прежнему сценарию – хруст и стук. Разница была лишь в том, что Молчун так и не закричал, до самого смертного конца.
Тут Макар почувствовал, как его подталкивают сзади сапогом. Он оглянулся. Над ним, сидячим, горой возвышался молодой чубатый парень в шинели, с такой же непонятной, как и на полотнище знамени над сельсоветом, картинкой. Доселе Макар не видел его среди остальных пришельцев, ни пеших, ни конных.
- "Те чё? Особое приглашение? Ну-ка, быстро марш к остальным" - коротко и отрывисто протянул он, глядя на, и в то же время сквозь Макара.
Со звуками родной речи к Макару вернулось осознание ужасной реальности происходящего. Он приподнялся, сминая в руке папаху и глядя вытаращенными глазами на парня.
-"Так ты...что же...русский...советский значит?" – задыхаясь от страха и гнева, спросил Макар. Его голова кружилась, в ушах звенели невидимые бубенцы. Он больше всего сейчас боялся упасть.
-"Не, никакой я. Ни советских, ни боле русских теперь не будет" - флегматично ответил парень, подталкивая Макара к толпе.
-"Так... Это что же, это что же тут такое происходит?!" - взорвался, непонятно откуда набравшись сил вдруг Нагульнов - "отвечай! Что за контрреволюционный бандитизм на территории Советской Коммуны? Не позволю! Отвечай мне... отвечай, махновская твоя морда...отвечай!!!" - хрипел Макар, отталкивая парня и отступив на шаг, пытаясь-таки вытащить наган из кобуры омертвелыми руками.
Парень сплюнул. Поглядел куда-то на строй всадников, отрицательно помотал головой. Затем, как бы лениво, вытянул шашку из ножен, висевших на боку, и так же нехотя, хакнув, с оттягом, наискось ударил Макара.
Макар молча, как подкошенный, рухнул оземь. Неожиданно, вывшие в платки бабы, как сговорившись, примолкли. Стало совсем тихо, даже собаки не лаяли больше, и только ветер с колхозных полей нес тяжелый и густой, пьянящий запах земли. Парень медленно наклонился, вытер шашку о потную на спине гимнастерку Нагульнова и, пряча ее обратно в ножны, ласково и задушевно, родным и теплым Лушкиным голосом пробормотал, с любовью глядя в Макаров затылок:
-"Ну как же... Что, да что... Мировая революция пришла, Макарушко - вот что. Встречай родимую»
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Дико заревев, и грохотающе опрокидываясь с кровати вниз, на пол, Макар проснулся.
Продолжение, начало:
... С той поры мужественно переносивший одиночество Макар стал
беспрепятственно слушать по ночам петушиное пение. Целыми днями он работал
в поле на прополке хлебов наряду с женщинами и ребятишками, а вечером,
поужинав пустыми щами и молоком, садился за самоучитель английского языка
и, терпеливо дожидался полуночи.
Вскоре к нему присоединился и дед Щукарь. Как-то вечером он тихо
постучал в дверь, спросил:
- Разрешите взойтить?
- Входи. Ты что явился? - встретил его Макар не очень-то ласковым
вопросом.
- Да ить как сказать... - замялся дед Щукарь. - Может, я дюже
соскучился по тебе, Макарушка. Дай, думаю, зайду на огонек, проведаю его.
- Да ты что, баба, что ли, чтобы обо мне скучать?
- Старый человек иной раз скучливей бабы становится. А мое дело вовсе
сухое: все при жеребцах да при жеребцах. Осточертела мне эта бессловесная
тварь! Ты к нему, допустим, с добрым словом, а он молчком овес жрет и
хвостом махает. А что мне от этого толку? А тут ишо этот козел, будь он
трижды анафема! И когда эта насекомая спит, Макарушка? Ночью только глаза
закроешь - и он, чертяка, тут как тут. До скольких разов на меня, на
сонного, наступал своей копытой! Выпужает до смерти, а тогда хучь в глаза
коли, все равно не усну, да и шабаш! Такая проклятая, вредная насекомая,
что никакого житья от него нету! Всею ночь напролет по конюшне да по
сеновалу таскается. Давай его зарежем, Макарушка?
- Ну, ты убирайся с этими разговорами! Я правленческими козлами не
распоряжаюсь, над ними Давыдов командир, к нему и иди.
- Боже упаси, я не насчет козла пришел, а просто проведать тебя. Дай
мне какую-нибудь завлекательную книжечку, и я буду возле тебя смирно
сидеть, как мышь в норе. И тебе будет веселее и мне. Мешать я тебе и на
порошинку не буду!
Макар подумал и согласился. Вручая Щукарю толковый словарь русского
языка, сказал:
- Ладно, сиди со мной, читай, только про себя, и губами не шлепай, не
кашляй, не чихай - словом, не-звучи никак! Курить будем по моей команде.
Ясная задача?
- На все я согласен, а вот как же насчет чиха? А вдруг, нелегкая его
возьмет, приспичит чихнуть, тогда как? При моей должности у меня в ноздрях
всегда полно сенной трухи. Иной раз я и во сне чихаю. Тогда как нам быть?
- Лети пулей в сенцы!
- Эх, Макарушка, пуля-то из меня хреновая, заржавленная! Я пока до
сенцев добегу, так десять раз чихнуть успею и пять раз высморкаться.
- А ты поторапливайся, старик!
- Торопилась девка замуж выйти, а жениха не оказалось. Нашелся какой-то
добрый человек, помог ей в беде. Знаешь, что из девки и без венца вышло?
Хо-орошая баба! Вот так и со мной может получиться: потороплюсь, да как бы
на бегу греха не нажить, тогда ты сразу меня отсюдова выставишь, уж это я
как в воду гляжу!
Макар рассмеялся, сказал:
- Ты аккуратнее поспешай, рисковать своим авторитетом нельзя. Словом,
так: умолкни и не отбивай меня от дела, читай и становись культурным
стариком.
- Ишо один вопросик можно? Да ты не хмурься, Макарушка, он у меня
последний.
- Ну? Живее!
Дед Щукарь смущенно заерзал на лавке, промямлил:
- Видишь, оно какое дело... Оно не очень, чтобы того, но, однако,
старуха моя за это дело на меня шибко обижается, говорит: "Спать не
даешь!" А при чем тут я, спрашивается?
- Ты ближе к делу!
- Про это самое дело я и говорю. У меня от грыжи, а может, от какой
другой болезни, ужасный гром в животе бывает, гремит, прямо как из
грозовой тучи! Тогда как нам с тобой быть? Это ить тоже отвлечение от
занятиев?
- В сенцы, и чтобы никаких ни громов, ни молний! Задача ясна?
Щукарь молча кивнул головой, тяжело вздохнул и раскрыл словарь. В
полночь он, под руководством Макара и пользуясь его разъяснениями, впервые
как следует прослушал петухов, а через три дня они уже вместе, плечом к
плечу; лежали, свесившись через подоконник, и дед Щукарь восторженно
шептал:
- Боже мой, боже мой! Всею жизню этим петухам на хвосты наступал, возле
курей возрастал с малых лет и не мог уразуметь такой красоты в ихнем
распевании. Ну, теперь уж я уподобился! Макарушка, а этот майданниковскнй
бес как выводит, а? Чисто генерал Брусилов, да и только!
Макар хмурился, но отвечал сдержанным шепотом:
- Подумаешь! Ты бы послушал, дед, наших генералов - вот это наши,
настоящие голоса! А что твой Брусилов? Во-первых, бывший царский генерал -
стало быть, подозрительная личность для меня, а во-вторых, интеллигент в
очках. У него и голос-то, небось, был как у покойного Аркашкиного петуха,
какого мы съели. В голосах тоже надо разбираться с политической точки
зрения. Вот был, к примеру сказать, у нас в дивизии бас - на всю армию
бас! Оказался стервой: переметнулся к врагам. Что же ты думаешь, он и
теперь для меня бас? Черта лысого! Теперь он для меня фистуля продажная, а
не бас!
- Макарушка, но ить петухов политика не затрагивает? - робко вопросил
дед Щукарь.
И петухов затрагивает! Будь заместо майданниковского петуха
какой-нибудь кулацкий - да я его слушать бы в жизни не стал, паразита! На
черта он мне сдался бы, кулацкий прихвостень!.. Ну, хватит разговоров! Ты
садись за свою книжку, а я за свою, и с разными глупыми вопросами ко мне
не лезь. В противном случае выгоню без пощады!
Дед Щукарь стал ревностным поклонником и ценителем петушиного пения.
Это он уговорил Макара пойти посмотреть майданниковского петуха. Будто по
делу, они зашли во двор Майданникова. Кондрат был в поле на вспашке
майских паров. Макар поговорил с его женой, спросил, как бы между прочим,
почему она не на прополке, а сам внимательно осматривал важно ходившего по
двору петуха. Тот был весьма солидной и достойной внешности и роскошного
рыжего оперения. Осмотром Макар остался доволен. Выходя из калитки, он
толкнул локтем безмолвствовавшего Щукаря, спросил:
- Каков?
- Согласно голосу и обличье. Архирей, а не петух!
Сравнение Макару очень не понравилось, но он промолчал. Они уже почти
дошли до правления, когда Щукарь, испуганно вытаращив глаза, схватил
Макара за рукав гимнастерки:
- Макарушка, могут зарезать!
- Кого?
- Да не меня же, господи помилуй, а кочета! Зарежут, за милую душу! Ох,
зарежут!
- Почему же это зарежут? С какой стати? Не пойму я тебя, что ты
балабонишь!
- И чего тут непонятного? Он же старее навоза-перегноя, он по годам мне
ровесник, а может, и старше. Я этого кочета ишо с детства помню!
- Не бреши, дед! Кочета по семьдесят годов не живут, в законах природы
про это ничего не написано. Ясно тебе?
- Все одно он старый, у него на бороде все перо седое. Или ты не
приметил? - запальчиво возразил дед Щукарь.
Макар круто повернулся на каблуках. Шел он таким скорым, размашистым и
широким шагом, что Щукарь, поспешая за ним, время от времени переходил на
дробную рысь. Через несколько минут они снова были во дворе Майданникова.
Макар вытирал оставшимся на память о Лушке женским кружевным платочком пот
со лба, дед Щукарь, широко раскрыв рот, дышал, как гончая собака, полдня
мотавшаяся за лисой. С лилового языка его мелкими каплями сбегала на
бороденку светлая слюна.
Кондратова жена подошла к ним, приветливо улыбаясь.
- Аль забыли чего?
- Забыл тебе сказать, Прохоровна, вот что: своего кочета ты не моги
резать.
Дед Щукарь изогнулся вопросительным знаком, протянул вперед руку и,
поводя грязным указательным пальцем, тяжело дыша, с трудом просипел:
- Боже тебя упаси!..
Макар недовольно покосился на него, продолжал:
- Мы его хотим на племя для колхоза у тебя купить или обменять, потому
что, судя по его обличью, он высоких породистых кровей, может, его предки
даже из какой-нибудь Англии или тому подобной Голландии вывезены на
предмет размножения у нас новой породы. Голландские гусаки с шишкой на
носу бывают? Бывают. А может, и этот петух голландской нации, - ты же
этого не знаешь? Ну и я не знаю, а стало быть, резать его ни в коем случае
нельзя.
- Да он на племя не гож, старый дюже, и мы хотели на троицу его
зарубить, а себе добыть молодого.
На этот раз уже дед Щукарь толкнул локтем Макара: мол, что я тебе
говорил? - но Макар, не обращая на него внимания, продолжал убеждать
хозяйку:
- Старость - это не укор, у нас пойдет на племя, подкормим как следует
пшеницей, размоченной в водке, и он начнет за курочками ухаживать - аж
пыль столбом! Словом, ни в коем случае этого драгоценного кочета
изничтожать нельзя. Задача тебе ясная? Ну и хорошо! А молодого кочетка
тебе нынче же дедушка Щукарь доставит.
В тот же день у жены Демки Ушакова Макар по сходной цене купил лишнего
в хозяйстве петуха, отослал его Майданниковой с дедом Щукарем....
Имя: Сергей Есенин (Sergey Yesenin)
Возраст: 30 лет
Рост: 168
Деятельность: поэт, классик "Серебряного века"
Семейное положение: был в разводе
Сергей Есенин: биография
Сергей Александрович Есенин является великим русским поэтом-лириком. Большая часть его трудов - это новокрестьянская поэзия, лирика. Позднее творчество относится к ижиманизму, так как в нем прослеживается много использованных образов, метафор.
Дата рождения литературного гения - 21 сентября 1895 года. Родом он из Рязанской губернии, села Константиновка (Кузьминская волость). Поэтому многие произведения посвящены любви к Руси, есть много новокрестьянской лирики. Финансовое состояние семьи будущего поэта нельзя было назвать даже терпимым, так как его родители были достаточно бедными.
Все они относились к крестьянскому роду, а поэтому вынуждены были много работать физическим трудом. Отец Сергея, Александр Никитич, прошел также долгий трудовой путь. В детстве он увлекался пением в церковном хоре, имел хорошие голосовые данные. Когда же он вырос, то перешел на работу в лавку по продаже мяса.
Случай помог ему устроиться на хорошую должность в Москве. Именно там он стал приказчиком, и доходы семьи стали более высокими. Но это не послужило радостью для супруги, матери Есенина. Она все реже видела мужа, что не могло не сказаться на их отношениях.
Сергей Есенин с родителями и сестрами Еще одним поводом для разлада в семье стало то, что после переезда отца в Москву мальчик стал жить у своего родного деда-старообрядца, отца матери. Именно там он получил мужское воспитание, которым на свой лад занимались сразу три его дяди. Так как они не успели обзавестись своими семьями, то старались уделить мальчику много внимания.
Все дяди были неженатыми сыновьями бабки деда Есенина, которые отличались веселым нравом и отчасти еще юношеским озорством. Они научили мальчика ездить на лошади весьма необычным образом: посадили его на коня, который помчался галопом. Также происходило и обучение плаванию в реке, когда маленького Есенина просто кидали голого с лодки прямо в воду.
Что касается матери поэта, то на нее повлияло расставанием с мужем, когда тот был на долгой службе в Москве. Она получила работу в Рязани, где влюбилась в Ивана Разгуляева. Женщина покинула Александра Никитича и даже родила второго ребенка от нового сожителя. Сводного брата Сергея назвали Александром. Позже родители все же снова сошлись, у Сергея появилось две сестры: Катя и Александра.
Образование
После такого домашнего воспитания семьей было решено отправить Сережу на обучение в Константиновскую земскую школу. Он учился там с девяти до четырнадцати лет и отличался не только своими способностями, но и плохим поведением. Поэтому на одном году обучения, по решению управляющего школой, его оставили на второй год. Но все же выпускные оценки были исключительно высокими.
В это время родители будущего гения решили снова жить вместе. Мальчик стал чаще приезжать в родной дом на каникулах. Тут он ходил к местному священнику, у которого была внушительная библиотек с книгами разных авторов. Он внимательно изучал многие тома, что не могло не повлиять на его творческое становление.
После окончания земской школы он перешел в церковно-приходскую, находящуюся в селенье Спас-Клепки. Уже в 1909 году, после пятилетнего обучения, Есенин окончил и Земское училище в Константиновке. Мечтой его семьи было то, чтобы внук стал учителем. Он смог ее реализовать после обучения в Спас-Клепиках.
Именно там он окончил и второклассную учительскую школу. Она также работала при приходе церкви, как это было заведено в те времена. Сейчас здесь функционирует музей, посвященный творчеству этого великого поэта. Но после получения преподавательского образования Есенин принял решение поехать в Москву.
В многолюдной Москве ему приходилось работать и в мясной лавке, и в типографии. В лавку его устроил родной отец, так как юноше пришлось попросить помощи в трудоустройстве именно у него. Потом он устроил его в контору, в которой Есенину быстро приелась однообразная работа.
Когда он служил в типографии помощником корректора, быстро подружился с поэтами, входящими в Суриковский литературный и музыкальный круг. Возможно, это и повлияло на то, что в 1913 году он не поступил, но зато стал вольным слушателем Московского городского народного университета. Там он посещал лекции историко-философского факультета.
Творчество
Тяга к написанию стихов родилась у Есенина еще в Спас-Клепиках, где он обучался в учительской приходской школе. Естественно, произведения имели духовную направленность, еще не были проникнуты нотками лирики. К таким работам можно отнести: «Звезды», «Моя жизнь». Когда поэт пребывал в Москве (1912-1915 года), то именно там начал свои более уверенные пробы пера.
Очень важно и то, что в этот период в его произведениях:
- Использовался поэтический прием образности. Труды пестрели умелыми метафорами, прямыми или переносными образами.
- В этот период прослеживалась и новокрестьянская образность.
- Можно было заметить и русский символизм, так как гений любил творчество .
Первым напечатанным произведением стало стихотворение «Берёза». Историки отмечают, что при его написании Есенин был вдохновлен работами А.Фета. Тогда он взял себе псевдоним Аристон, не решившись отослать в печать стихотворение под собственным именем. Его напечатал в 1914 году журнал «Мирок».
Первая книга «Радуница» была выпущена в 1916 году. В ней прослеживался и русский модернизм, так как юноша переехал в Петроград и стал общаться с известными писателями и поэтами:
- С.М. Городецкий.
- Д.В. Философов.
- А. А. Блок.
В «Радунице» есть и ноты диалектизма, и многочисленные проводимые параллели между природным и духовным, так как названием книги служит день, когда почитают умерших. Тогда же происходит приход весны, в честь чего крестьяне поют традиционные песни. Это и есть связь с природой, ее обновлением и почитанием тех, кто ушел.
Меняется и стиль поэта, так как он начинает одеваться немного сказочно и более элегантно. На это мог повлиять и его опекун Клюев, который курировал его с 1915 по 1917 года. Стихотворения юного гения тогда с вниманием слушали и С.М. Городецкий, и великий Александр Блок.
В 1915 году было написано стихотворение «Черемуха», в котором он наделяет природу и это дерево человеческими качествами. Черемуха словно оживает и проявляет свои чувства. После призыва на войну в 1916 году Сергей начал общаться и с группой новокрестьянских поэтов.
Из-за выпущенного сборника, в том числе и «Радуницы», Есенин получил более широкую известность. Она дошла и до самой Императрицы Александры Федоровны. Она часто звала Есенина в Царское Село, чтобы он мог читать свои произведения ей и ее дочерям.
В 1917 году случилась революция, которая отразилась и на трудах гения. Он получил «второе дыхание» и, воодушевленный, решил выпустить поэму 1917 года под названием «Преображение». Она вызвала большой резонанс и даже критику, так как в ней было много лозунгов Интернационала. Все они были поданы совершенно иным способом, в стилистике Ветхого Завета.
Менялось и восприятие мира, приверженность к церкви. Поэт даже заявил об этом в открытую в одной из своих поэм. Потом он стал ориентироваться и на Андрея Белого, стал общаться с поэтической группой «Скифы». К работам конца двадцатых годов относятся:
- Петроградская книга «Голубень» (1918).
- Второе издание «Радуница» (1918).
- Серия сборников 1918-1920 годов: Преображение и Сельский часослов.
Период имажинизма начался с 1919 года. Под ним подразумевается использование большого количество образов, метафор. Сергей заручается поддержкой В.Г. Шершеневича и основывает свою группу, которая впитала и традиции футуризма, стиль . Важным отличием было и то, что произведения носили эстрадный характер, предполагали открытое чтение перед зрителем.
Это придавало группе большую известность на фоне ярких выступлений с применением. Тогда были написаны:
- «Сорокоуст» (1920).
- Поэма «Пугачев» (1921).
- Трактат «Ключи Марии» (1919).
Также известно, что в начале двадцатых Сергей стал заниматься реализацией книг, арендовал лавку для продажи печатных изданий. Она находилась на Большой Никитской. Это занятие приносило ему доход и немного отвлекало от творчества.
После общения и обмена мнениями, стилистическими приемами с А. Мариенгофом Есенином были написаны:
- «Исповедь хулигана» (1921), посвященная актрисе Августе Миклашевской. В ее честь было написано семь стихотворений из одного цикла.
- «Трерядница» (1921).
- «Не жалею, не зову, не плачу» (1924).
- «Стихи скандалиста» (1923).
- «Москва кабацкая» (1924).
- «Письмо к женщине» (1924).
- «Письмо матери» (1924), которое является одни из лучших лирических стихотворений. Оно было написано перед приездом Есенина в родное село и посвящено своей матери.
- «Персидские мотивы» (1924). В сборнике можно увидеть известное стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ».
Сергей Есенин на пляже в Европе После этого поэт стал часто путешествовать. Его география поездок не ограничилась одним лишь Оренбургом и Уралом, он даже побывал и в Средней Азии, Ташкенте и даже Самарканде. В Урдах он часто заходил в местные заведения (чайхана), путешествовал по старому городу, завел новые знакомства. Его вдохновила и узбекская поэзия, восточная музыка, а также архитектура местных улочек.
После женитьбы последовали многочисленные поездки в Европу: Италию, Францию, Германию и другие страны. Есенин даже несколько месяцев проживал в Америке (1922-1923 года), после чего были сделаны записи с впечатлениями о проживании в этой стране. Они были напечатаны в «Известиях» и названы «Железным Миргородом».
Сергей Есенин (в центре) на Кавказе В середины двадцатых была осуществлена и поездка на Кавказ. Есть предположение о том, что именно в этой местности был создан сборник «Красный восток». Он был выпущен в печать на Кавказе, после чего в 1925 году свет увидело и стихотворение «Послание евангелисту Демьяну». Период имажинизма продолжался до момента, пока гений не поссорился с А. Б. Мариенгофом.
Также критиканом и известным оппонентом Есенина считался . Но вместе с тем они не выказывали неприязнь публично, хотя их часто сталкивали лбами между собой. Все обходилось критикой и даже уважением к творчеству друг друга.
После того, как Сергей решил порвать с имажинизмом, он начал давать частые поводы для критики своего поведения. Например, регулярно после 1924 года стали выходить различные уличающие статьи о том, что он был замечен в пьяном состоянии или же устраивал дебоши, скандалы в заведениях.
Но такое поведение было всего лишь хулиганством. За счет доносов недоброжелателей был открыто сразу же несколько уголовных дел, которые позже были закрыты. Самым громким из них является Дело четырёх поэтов, в котором значились обвинения в антисемитизме. В это время пошатнулось и здоровье литературного гения.
Что касается отношения советской власти, то она беспокоилась о состоянии поэта. Есть письма, свидетельствующие о том, что Дзержинского просят помочь и спасти Есенина. В них значится о том, чтобы к Сергею приставили работника ГПУ, который бы не давал ему спиться. Дзержинский отреагировал на просьбу и привлек своего подчиненного, который так и не смог найти Сергея.
Личная жизнь
Гражданской женой Есенина была Анна Изряднова. С ней он познакомился тогда, когда работал помощником корректора в типографии. Результатом этого брака стало рождения сына Юрия. Но брак долго не удержался, так как уже в 1917 году Сергей женился на Зинаиде Райх. За это время у них родились сразу двое детей - Константин и Татьяна. Этот союз также оказался скоротечным.
В официальный брак поэт вступил в Айседорой Дункан, которая профессионально занималась танцами. Эта история любви запомнилась многим, так как их отношения были красивыми, романтичными и отчасти публичными. Женщина была известной танцовщицей в Америке, что подогревало интерес публики к этому браку.
При этом Айседора была старше своего супруга, но разница в возрасте им не помешала.
С Дункан Сергей познакомился в частной мастерской в 1921 году. Потом они стали вместе путешествовать по всей Европе, а также четыре месяца проживали в Америке - на родине танцовщицы. Но после возвращения из-за заграницы брак был расторгнут. Следующей женой стала Софья Толстая, которая была родственницей известного классика, союз также распался меньше, чем через год.
Также жизнь Есенина была связана и с другими женщинами. Например, Галина Бениславская была его личным секретарем. Она всегда была рядом с ним, отчасти посвятив свою жизнь этому человеку.
Болезнь и смерть
У Есенина были проблемы с алкоголем, о которых знали не только его знакомые, но и сам Дзержинский. В 1925 году великий гений был госпитализирован в платную клинику Москвы, специализирующуюся на психоневрологических расстройствах. Но уже 21 декабря лечение было закончено или, возможно, прервано по желанию самого Сергея.
Он решил временно переехать жить в Ленинград. Перед этим он прервал работу с Госиздатом и снял все свои средства, которые лежали на государственных счетах. В Ленинграде он проживал в гостинице и часто общался с разными литераторами: В. И. Эрлихом, Г. Ф. Устиновым, Н. Н. Никитиным.
Смерть настигла этого великого поэта неожиданно 28 декабря 1928 года. До сих пор не выяснены обстоятельства, при которых Есенин ушел из жизни, а также сама причина смерти. Это случилось 28 декабря 1925 года, а сами похороны прошли в Москве, где и сейчас находится могила гения.
В ночь на 28 декабря было написано практически пророческое прощальное стихотворение. Поэтому некоторые историки предполагают, что гений совершил самоубийство, но это не является доказанным фактом.
В 2005 году был снят российский фильм «Есенин», в котором главную роль сыграл . Также перед этим был снял и сериал «Поэт». Обе работы посвящены великому русскому гению и получили положительные отзывы.
- Маленький Сергей пять лет неофициально был сиротой, так как его опекал дед по матери Титов. Женщина просто отсылала отцу средства на содержание сына. Отец в это время работал в Москве.
- В пять лет мальчик уже умел читать.
- В школе Есенину было дано прозвище «безбожник», так как его дед когда-тот отрекся от церковного ремесла.
- В 1915 году началась служба в армии с последующей отсрочкой. Потом Сергей снова оказался на военных лавах, но уже в качестве санитара.
