Полгода тому назад вышла книжка «Лестница в небо», в которой мы с коллегой Сергеем Щегловым подробно разъяснили, как устроены взаимодействия элитных группировок. Теоретически, есть замечательная фраза, принадлежащая Роберту Кирхгофу: «Нет ничего практичнее хорошей теории». Поэтому нашу теорию следовало применять на практике.
Конкретно – она была применена к нашей (российской) ситуации в части влияния на нее выборов в США. Дело в том, что современная российская элита – в части ее экономического блока – создавалась в девяностые годы командой Билла Клинтона. И по этой причине они являются очень близкими к той группе, которая двигала в президенты США Хиллари Клинтон.
Экономически – это группа, ориентированная на мировую финансовую элиту, и ее статус в России поддерживался тем, что именно эта группа обеспечивала приток иностранных инвестиций в Россию. Отметим, что именно команда Гайдара–Чубайса «запретила» в России альтернативные модели, связанные с развитием инвестиций внутренних.
В силу своего элитного статуса эта группа была неподсудна. То есть в рамках всей государственной машины – применение, в частности, законов, к этой группе было невозможно. Потому что это бы неминуемо вызвало очень острые внешние конфликты. Ну, собственно, ни в одной стране мира элита не подсудна.
Где-то примерно с 2008 года появились сомнения, что эта группа в состоянии дальше обеспечивать экономический рост. С 2012 года в стране начался постоянный спад. Есть серьезные основания считать, что именно эта либеральная группа обеспечила по заказу мировой финансовой элиты резкое ускорение оттока капитала из России – через девальвацию декабря 2014 года, в результате которой мы потеряли около 200 млрд долларов. Сегодня они были бы нам очень кстати! Но эта группа, как и ранее, продолжала оставаться неподсудной…
До тех пор пока не случились выборы в США. Дело в том, что эти выборы привели к власти в Америке альтернативную элитную группировку. Да, эта группа еще не освоилась, она еще не взяла в свои руки рычагов управления Соединенными Штатами. Но уже понятно, что в рамках регулярного развития событий это произойдет. Этого пока недостаточно, чтобы изменить экономическую политику в нашей стране, но позволило снять с команды Гайдара–Чубайса вот эту невидимую защиту.
Не вызывает сомнений, что недостатка в материалах, по которым можно было бы арестовать Улюкаева за взяточничество, не было уже с 1992 года, когда он был «ближайшим оруженосцем» Гайдара. Но еще раз повторяю: в соответствии с теми элитными правилами, которые описаны в нашей книге, это было невозможно. Победа Трампа на выборах радикально изменила ситуацию.
И я не знаю, сыграло ли свою роль то, что буквально за несколько часов до задержания Улюкаева произошла первая беседа Путина с Трампом. Это неизвестно. Но если это и совпадение, то оно чрезвычайно символичное.
Как только стало понятно, что либеральная команда в России потеряла «крышу», она перестала быть неприкасаемой. Фактически речь идет о том, что элита 90-х годов постепенно начинает терять в России свой элитный статус. Отмечу, еще раз повторю, что поскольку это вывод, который следовал из нашей теории, то он был описан еще полгода, а то и больше тому назад, хотя многие в это не верили.
А дальше можно много ерничать. Например, придумывать варианты, при которых сразу после победы Клинтон в случае ее победы, Улюкаев бы опубликовал в газете «Ведомости» или выступил бы в программе «Время» с обвинением в сторону силовиков в их коррумпированности, и последовали бы многочисленные отставки силовиков. Но это уже фантазии. Пока можно сказать следующее: был сделан первый шаг. Последует ли за ним быстрый второй – это вопрос!
Я напомню историю 1996 года. Теоретически мог бы найтись какой-нибудь Чубайс, который побежал бы к Путину и потребовал освобождения Улюкаева. Но сегодня в это не очень верится. И поэтому я склонен считать, что, в отличие от героев скандала с коробкой от ксерокса, Улюкаев быстро из тюрьмы не выйдет. Но в любом случае можно сказать, что в нашей стране будут происходить принципиальные изменения в верхних элитах.
И вот здесь можно сделать только одно замечание – достаточно важное. Дело в том, что мы не готовы оказались к тем изменениям, которые произошли с победой Трампа. Я напомню, что, когда я весной принял решение идти на выборы в Госдуму, я имел в виду в том числе и то, что хотя бы в Госдуме должна быть небольшая фракция, которая может быть идейным партнером тех сил, которые стоят за Трампом. То есть патриотов.
К сожалению, этого сделать не удалось. В Госдуме сегодня имеется три, прямо скажем, несерьезные фракции, которые мало того, что ни на что не влияют, они еще и по разного рода причинам не могут быть партнером серьезным сил на Западе. А что касается «Единой России» – это такая либерально-бюрократическая структура, которая бы очень хорошо подружилась с командой Клинтон, которая очень прекрасно общается с европейскими либералами в рамках Совета Европы. Но быть партнерами Марин Ле Пен, Сары Вагенкнехт и Дональда Трампа – она не может.
И по этой причине я уверен, что сегодня ключевой нашей задачей является прочное создание – и в политическом поле, и в идейно-теоретическом дискурсе – патриотических групп.
Про то, как Майлз Игнатус в Харперзе (март-1975) призывал США захватить нефтяные месторождения в Саудовской Аравии и Кувейте, чтобы лишить арабов возможности "получать сверхприбыли за продукт, который они не создавали и не находили ." Цена вопроса--где-то 4 дивизии. Игнатус сравнивал руководство США с "мюнхенскими пораженцами", а прогибание перед нефтяным эмбарго ОПЕК--с политикой умиротворения Гитлера. Имя Майлз Игнатус было псевдонимом политолога Эдварда Люттвака.
Коллега этого не написал, но важный момент для Люттвака, который он особо отмечает - это то, что сверхприбыли шейхи получают не от добычи, а как раз наоборот - из-за отказ в продаже нефти в ряд стран Запада, поддержавших Израиль в войне 1973 года, как следствие - в результате сокращения добычи и роста цен. То есть, грубо говоря, шейхи получают нетрудовые доходы.
fat_yankey по этому поводу отметил :
Нормальное марксистское рассуждение. Собственность не признаётся, если не обеспечена трудом. Если землевладелец снимает ренту чисто по факту владения, не вкладывая труда, надо отнять и поделить. Земля принадлежит тому, кто на ней работает, книги - тому кто их читает, а бензин - тому, кто на нём ездит.
Это, разумеется, не марксистское рассуждение*, а рассуждение в рамках созданной еще английскими либералами 17-18 веков трудовой теории собственности.
Апологет Британской империи Фергюсон так пишет об этом в своей книге "Империя":
"Капеллан Виргинской компании Роберт Грей в своем памфлете “На всех парусах к Виргинии” вопрошал: “На каком основании и по какому праву мы можем вступать на землю этих дикарей, забирать их законное наследие и населять их земли, без того, чтобы они причинили нам вред или спровоцировали нас?”... Чтобы оправдать экспроприацию, британские колонисты придумали замечательное оправдание - концепцию terra nullius, ничьей земли. По словам Джона Локка (великого политического философа, который также служил секретарем графа Шефтсбери, лорда-собственника Каролины
), земля принадлежит человеку, только если он “смешал с ней свой труд и тем самым присоединил ее к своей собственности”. Проще говоря, если земля была не ограждена и не использовалась для сельского хозяйства, ее можно было занимать.
"
Как видим, Локк работал на непосредственного выгодоприобретателя его теории. Однако, Фергюсон неточен. Если обратиться непосредственно к Локку "Два трактата о правлении", то видно, что в главе о собственности он обосновывает изъятие не только terra nullius, ничьей земли, но и плохо используемой земли. Более точно ситуацию описывает С.Г. Кара-Мурза со ссылкой на Wood E.M. El Imperio del Capital. Barcelona: El viejo topo. 2003.:
"В период колонизации территории будущих США потребовалась теория. Она была востребована не только элитарными группами вдохновителей и организаторов этого предприятия, но и массовым сознанием протестантов-переселенцев. Им требовалась теория, которая доказала бы их право на присвоение возделываемых земель индейских племен с использованием военной силы (вплоть до геноцида). Это была новая задача. Так, французские колонизаторы захватывали невозделанные охотничьи угодья и пастбища индейцев, опираясь на принцип римского права res nullius (принцип «пустой вещи»). Он гласил, что невозделанная земля есть «пустая вещь» и переходит в собственность государства, которое передает ее тому, кто готов ее использовать.
Создать стройную теорию собственности, дающей «естественное» право на сгон индейцев, поручили великому философу Джону Локку. Он взял за основу трудовую теорию собственности, разработанную Уильямом Петти (участника «невидимой коллегии», кружка ученых в Оксфорде, который указом короля в 1662 г. был преобразован в Королевское общество). Петти получил подряд на обмер и оценку земель в Ирландии для их экспроприации и наделения участками солдат армии Кромвеля. Измерялось количество сена, собранного с квадрата земли и вычислялась «трудовая стоимость» участка. Теория Петти стала инструментом экспроприации земель в Ирландии
Локк дополнил теорию Петти таким новшеством: труд, вложенный в землю, определяется ценой участка на рынке. Земля у индейцев не продается, а дается бесплатно, дарится или обменивается на ценности, «в тысячу раз меньшие, чем в Англии». Это значит, что индейцы в нее не вкладывали труда и не улучшали ее. Значит, англичане хозяйничают лучше, ибо они «улучшают» землю. Так возникло новое право собственности: земля принадлежит не тому, кто ее обрабатывает, а тому, кто ее изменяет (увеличивает ее стоимость)"
Нужно добавить, что основой этого подхода является постулирование того, что Бог дал землю всему человечеству. И, соответственно, если кто-то плохо возделывает свою землю, то он фактически обирает остальных. Именно поэтому плохо возделываемую землю можно и нужно отобрать.
При этом в то время не было проблемы ограниченного доступа к сырью, когда такая проблема встала, то в рамках либерализма стал решаться и этот вопрос. В Атлантической хартии, которая описывала принципы мира за который воюют союзники во Второй мировой войне, праву на доступ к сырью посвящен следующий пункт:
"Четвертое: они будут стремиться с должным уважением к своим обязательствам к тому, чтобы способствовать обеспечению всем государствам
, большим или малым, победителям или побежденным, равного доступа к торговле и сырьевым запасам мира
, необходимым для их экономического процветания."
Надо полагать, Люттвак, как человек образованный, понимал в рамках какой идеологии о выдвигает свои предложения.
P.S. При этом в рамках экономики Люттвак не увидел сделки Саудов с США, создания петродоллара, перспектив сотрудничества в военно-политической области. Он видел только угрозы, а в это время другие создавали возможности. Хороший урок для наблюдателя.
* Очевидно, что марксистским является рассуждение, содержащие марксистские категории. Рассуждение Игнатуса/Люттвака содержит категории, разработанные задолго по появления марксизма, марксистских нет. Соответственно, его рассуждение марксистским не является. Люди, как правило, плохо понимают, что такое марксизм, где марксистские категории, а где нет. Марксистскими являются категории, разработанные Марксом и последователями в рамках его подхода, а совсем не обязательно то, что марксисты используют. Есть пресловутые "три источника и составные части", при этом будет крайне неверным называть марксистскими рассуждения немецких философов, французских утопистов и английских экономистов вне зависимости от того, что часть их категорий использовали и марксисты.
«Нет ничего практичнее хорошей теории»
Математика – это искусство давать разным вещам одно наименование.
Анри Пуанкаре
Говорят, эту фразу любил повторять академик Николай Николаевич Боголюбов – в течение многих лет директор Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне, – как бы опровдывая труд физиков-теоретиков, понятный лишь узкому кругу специалистов. Сегодня, когда наука должна едва ли не ежедневно отчитываться перед обществом и государством, худо ли бедно, но субсидирующими фундаментальные и прикладные исследования, работы, о которых пойдет сегодня речь, могут послужить ярким и наглядным подтверждением этой самой практичности.
Весной прошлого года стало известно, что Технический комитет по колебаниям и звуку Американского общества инженерое-механиков присудил главному научному сотруднику Лаборатории теоретической физики (ЛТФ) имени Н.Н. Боголюбова Виктору Козьмичу Мельникову премию имени И.О. Миклестада – за выдающийся вклад в изучение динамики нелинейных систем. Эта престижная премия была вручена лауреату на конференции Общества е Питтсбурге (США) 12 сентября прошлого года. Им была подтверждена гипотеза о так называемом расщеплении сепаратрис, высказанная Анри Пуанкаре еще в конце XIX века. Это явление играет фундаментальную роль в теории колебаний и привело к пересмотру многих научных результатов. Метод, развитый в работах ученого, теперь известен как метод Мельникова, ныне вошедший вс многие учебники. А с значимости его исследований свидетельствует тот факт, что их выдвижение на премию поддержал нобелевский лауреат И. Р. Пригожий. Правда, соглашаясь на интервью, Мельников сразу оговорился: «Мне очень трудно в деталях, без помощи мела и доски объяснить суть исследований. Понимаете, мне удалось доказать существование некоего механизма, написать формулы, и сказалось, что этот механизм является весьма универсальным, а формулы очень полезными, особенно при изучении систем со слабым трением… Что-то вроде движения на льду». Итак, слово – лауреату, расспрашивать которого редакция попросила нашего специального корреспондента Евгения Молчанова.
В. Мельников: – …Обычно престижные премии присуждаются за устоявшиеся, признанные мировым научным сообществом результаты. Работами, которые положены в основу того, что теперь называют методом Мельникова, я начал заниматься в середине пятидесятых годов… прошлого столетия. Тогда я учился на пятом курсе мехмата МГУ, и Юрий Степанович Саясов, очень одаренный ученый, человек с большой интуицией, о котором у меня на всю жизнь сохранились самые теплые воспоминания, предложил мне решить чисто математическую задачу, важную для исследования определенного вида колебаний в некоторых типах ускорителей заряженных частиц.
Осенью этого года исполнится 45 лет с тех пор, как я работаю в Дубне.
Здесь в какой-то мере сыграло роль мое сотрудничество с Саясовым, он этому поспособствовал. Не могу сказать, что жизнь здесь оказалась совсем безоблачной, но самое главное – у меня с самого начала была возможность заниматься тем, что меня интересовало. Хотя «сверху» и выдавались задания, но они как-то соприкасались с моей основной деятельностью. Например, решая задачу о фазовых колебаниях частиц в ускорителе, я подошел к задаче Анри Пуанкаре о растеплении сепаратрис.
Е. Молчанов: – И что же?
В. Мельников: – Это явление Пуанкаре предсказал еще в конце XIX века. В своем трактате «Новые методы небесной механики» он коснулся поведения динамических систем в резонансной области. Но общая картина при этом оказалась столь сложной, что классик не взялся ее описать на математическом языке. Оставил, так сказать, потомкам… И так получилось, что более чем семьдесят лет спустя, в работе 1963 года, мне это удалось.
К моему большому сожалению и даже, может быть, стыду, я не был в то время знаком с этой работой Пуанкаре. Однако, оглядываясь назад, не могу сказать, что невежество играет в науке такую уж отрицательную роль. Часто человек, не знающий о трудности задачи, которая представлялась не решаемой многим его именитым предшественникам, очертя голову бросается на ее штурм. Я был тогда молод, всего двадцать пять лет, и был полным невеждой. А работа была сделана в очень удачное время, когда многие области естествознания – математика, физика, химия, биология – нуждались в нелинейных уравнениях для описания всевозможных процессов.
Мой коллега недавно посмотрел в Интернете, в каких областях применяются мои результаты. Оказалось, это задачи весьма разного толка, в том числе даже из общественных наук. За последние сорок лет где только этот феномен не использовался! Есть сложные процессы в описании океанических течений, распространения очага возгорания, есть сейсмологические проблемы, особенности передачи импульсов в нервных процессах, расчеты космических орбит искусственных спутников. И уж совсем далеко от естественных наук – моделирование экономических процессов…
Е. Молчанов: – Если попытаться перекинуть мостик от начала вашей работы к настоящему времени – как, на ваш взгляд, изменилось отношение общества к науке?
В. Мельников: – Если говорить о бывшем Советском Союзе, то, например, в республиках Средней Азии наука, на мой взгляд, оказалась в совершенно безнадежном положении – недавно я рецензировал одну работу из Узбекистана, это были и смех, и слезы. В России положение, конечно, несколько получше. Как я думал, те жесткие обстоятельства, которые сложились в начале девяностых годов, должны были очистить нашу науку от чрезмерного балласта, который накопился в ней в советское время. Но получилось наоборот – самые талантливые уехали из России, а здесь осталось очень много бездарной серости.
Честно говоря, я не знаю, что делать, но некоторые действия правительства производят удручающее впечатление. Создано Министерство промышленности, науки и технологий…
Е. Молчанов: – И сразу злые языки подхватили, что науку задвинули между промышленностью и технологиями.
В. Мельников: – Может быть, для развития прикладных наук это и хорошо, но ведь фундаментальные требуют совсем немного денег (мне, чтобы написать работу, о которой мы с вами говорим, потребовались только пузырек чернил, перо и зарплата за год- полтора). И все-таки какое-то минимальное финансирование необходимо! Сегодня ученому нужны комфортные условия жизни и работы, общение с коллегами. Интернет и электронная почта – это великие вещи. Но мне нужно видеть выражение лица собеседника, и никакой компьютер не заменит живого человеческого общения (разве что телефон вместе с телевизором, но в настоящее время это очень дорого).
Еще меня поражает то, что Государственная премия, которая дается коллективу ученых, работавшему над сложнейшей проблемой в течение нескольких лет. составляет 10 тысяч долларов. А спортсмен, победивший на Олимпийских nipax, получает 50 тысяч. Есть разница? Недавно президент России объявил, что он учредил в этом году для выдающихся спортсменов тысячу стипендий по 15 тысяч рублей в месяц. Члены Российской академии наук получают гораздо меньше. Что же выходит, нам нужны здоровые люди, а умные – не нужны?
…Наука – вещь, непонятная чиновникам. Причем чиновник может быть и близок к ней, но считает, что она – это план, одобренный сверху. В науке вообше очень сложно планировать, особенно если этим занимаются люди, не обладающие широким кругозором и решающие вследствие этого частные проблемы. Природная узость мышления, недостаток интуиции и общей культуры, присущие некоторым «чиновникам от науки», могут привести к деградации науки вообще. Но всегда остаются энтузиасты, благодаря которым мысль опережает время…
Е. Молчанов: – Давайте теперь вспомним о вручении вам премии имени И.О. Миклестада.
В. Мельников: – Дело происходило в Питтсбурге, в большом конференц-зале отеля «Хилтон», как раз во время трагических событий, наложивших свой отпечаток на всю мою командировку. 11 сентября я должен был выступить на конференции с «лауреатской лекцией», и часа за два до намеченного времени поднялся в номер гостиницы, чтобы отдохнуть и подготовиться к докладу. Вскоре ко мне зашли двое американских коллег и, ни слова не говоря, включили телевизор… Происходившее на экране напоминало сцены фильмов ужасов или космических войн, и только когда я обратил внимание на бегущую строку; – понял, что весь этот ужас – не выдумка, а трагическая реальность…
До самой лекции мы словно в каком-то оцепенении сидели у экрана, и это состояние не покинуло меня и, кажется, весь зал, когда в полной тишине началась моя лекция. Уложился я минут в сорок-пятьдесят, и после лекции, без дискуссии, слушатели в молчании разошлись.
Е. Молчанов: – Один из объективных показателей творческой активности ученого, значимости его научных работ – так называемый индекс цитируемости в престижных научных изданиях. Ваш индекс чрезвычайно высок. А приходилось ли вам сталкиваться с проблемами защиты интеллектуальной собственности?
В. Мельников: – В математической физике, которой я занимаюсь, охрана интеллектуальной собственности – это публикации в журналах. Ничего другого нет. И человек, который использует мои результаты, либо ссылается на них, либо нет. Либо ссылается, так сказать, сквозь зубы. Наиболее полно и доброжелательно на мои работы ссылаются коллеги в США. Похуже – в Европе. И довольно плохо – в России. Некоторое время назад в нашу лабораторию приезжал ученик одного довольно известного московского ученого и пытался доложить… мои собственные результаты. В ответ на мое замечание он ответил фразой, свидетельствовавшей о плохом понимании ситуации. Я подумал, что он круглый невежда и просто не знает некоторых общеизвестных вещей. Но вы знаете, это его даже не обескуражило!
Е. Молчанов: – Может быть, его просто плохо воспитали? Существуют же в науке вообще и в школах, созданных крутыми учеными, понятия профессиональной этики, нравственности, наконец, просто человеческой порядочности. //, кстати, что бы вы хотели пожелать вашим молодым коллегам?
В. Мельников: – Главное в науке – это самостоятельность. Замечу в скобках: в разумных пределах. Начинающий ученый не должен находиться под тотальным контролем своего шефа. Завершать его незаконченные работы и развивать его идеи, которые постаревший шеф в силу своего возраста просто уже не в состоянии развивать. Он должен искать свои пути, получать свои результаты, и его взгляд должен устремляться в будущее, а не в прошлое. Все это, по-моему, очень важно и в целом для науки в России. И, тем не менее, это не отрицает преемственность в науке, которая существует не только между учителем и учеником, но и между учителем и многими поколениями учеников его учеников.
