«Урок Былина» - Аннотация проекта. Этапы и сроки проведения проекта. «Былина и былинные богатыри». Выбор творческого названия проекта (совместно с учащимися) – 1 урок, 5 минут. Чему учат былины? Подготовка школьниками презентации по отчету о проделанной работе – 1 урок. К проекту разработаны: вопросник викторина критерии оценивания работ учащихся.
«Экономические циклы» - Индекс потребительских ожиданий. Первичные заявки на получение страховки по безработице. Число лицензий на строительство жилья. В макроэкономике пока не разработана интегральная теория экономического цикла. Изменение уровня безработицы в России. Основа – изменение запасов, изменения в банковском деле и оптовых ценах.
«Циклы в Паскале» - Программирование цикла на Паскале: Задача о перестановке букв. Построение алгоритма. Постановка задачи. 5. Отладка и тестирование. 1 этап Что дано и что требуется найти. 3. Построение алгоритмов. Проверьте алгоритм трассировкой. Комбинаторика. 3 этап: Построение алгоритма. Программирование циклов. Напишем программу:
«Былина» - Былина «Вольга и Микула Селянинович» Прославление мирного крестьянского труда. Илья Муромец - главный герой былин Киевского цикла. Садко в гостях у морского царя. Новгородский. А сказывались, то есть проговаривались нараспев. «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Беспощаден Алеша Попович к врагам Земли русской.
«Киевская Русь» - Слава, Днепр наш быстротечный, Руси чистая купель! Материальная культура. Основные задачи. Кем и когда была создана славянская письменность? Как вы понимаете содержание термина культура? Содержание работы. Храм святой Софии. Оборудование. Створки ворот были обиты позолоченными медными листьями. У ворот днем и ночью стояли грозная стража.
«Киевская культура» - Сохранение традиций язычества. КУЛЬТУРА - сultura: возделывание, уход; земледелие; образование, воспитание; поклонение, почитание.». Вещественные. Мозаика Софийского собора в Киеве. Исторические источники. И пошли за море к варягам, к руси. Слово о полку Игореве. Храм Святой Софии, Константинополь, Византийская империя, IV век.
Эпический Киев — символ единства и государственной самостоятельности русской земли. Здесь, при дворе князя Владимира, происходят события многих былин.
Воинскую мощь Древней Руси олицетворяли богатыри. Среди богатырских былин на первое место выдвигаются те, в которых действуют Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Эти основные защитники Руси — выходцы из трех сословий: крестьянского, княжеского и поповского. Былины стремились представить Русь единой в борьбе с врагами.
Несмотря на то, что разные богатыри появились в русском эпосе в разное время, в сюжетах былин они нередко действуют вместе. И всегда главный среди них — Илья Муромец: самый старший, самый сильный, самый мудрый и справедливый. Это поэтически подчеркивается в былинах, например:
Да едино солнышко на небеси,
Един богатырь на святой Руси,
Един Илья да Илья Муромец!
Илья — крестьянский сын, он родом из села Карачарова возле города Мурома. До тридцати лет он был болен — не владел ни руками, ни ногами. Нищие странники (калики) дали Илье испить чарочку питъеца медвяного, от чего он не только выздоровел, но и обрел богатырскую силу. Первым делом Илья помог своим родителям расчистить пал от дубъя-колодья (т. е. подготовил место в выжженом лесу под пашню). Однако сила была ему дана не для крестьянских дел. Илья воспитал себе коня, получил родительское благословение и отправился в раздольице чисто поле.
Огромная сила Ильи Муромца должна принести пользу всей Руси, поэтому богатырь устремился в Киев. По пути он совершил свои первые подвиги: разбил вражеские войска под Черниговом, а затем освободил прямоезжую дорожку от фантастического Соловья-разбойника ("Илья и Соловей"). С плененным Соловьем Илья явился в Киев и представился князю Владимиру.
К образу Ильи Муромца был прикреплен международный "бродячий" сюжет о поединке отца с неузнанным сыном. В былине "Илья Муромец и Сокольник" (по другим вариантам: Под-сокольник) сын Ильи изображен врагом Руси, татарином. Побежденный Ильей в честном поединке, Сокольник попытался убить своего отца в то время, когда тот спал в белом шатре. От смертельного удара Илью защитил нагрудный золотой крест. Былина завершается тем, что Илья убил своего сына.
Былины об Илье Муромце наиболее полно разработали в русском эпосе героическую тему. Они оказали влияние и на былины о других богатырях. Одно из самых значительных произведений о трагической эпохе нашествия кочевников — былина "Илья Муромец и Калин-царь". Над Русью нависла смертельная опасность: вражеские войска во главе с царем Калином подступили к Киеву. Татарской силы нагнано много-множество:
Как от покрику от человечьяго,
Как от ржанья лошадинаго
Унывает сердце человеческо.
Ситуацию трагически осложняет внутренняя вражда, раздирающая Русь. Русские силы разобщены. Былина с осуждением изображает князя Владимира, который поит да жалует только приближенных к нему бояр, но не думает о богатырях-воинах. Двенадцать святорусских богатырей обижены князем, они уехали из Киева. Единственный, кто мог бы постоять за веру, за отечество — Илья Муромец. Однако Владимир еще до нашествия врагов за что-то на него поразгневался и засадил богатыря в холодный глубокий погреб на верную гибель.
Калин-царь направил Владимиру грамоту посыльную, где в ультимативной форме предложил Киеву сдаться. Тут князь Владимир понял: есть это дело не малое, А не малое дело-то, великое. В ответ он пишет грамоту повинную: просит у Калина отсрочки на три года, три месяца и три дня — якобы для того, чтобы оказать татарам пышный прием, подготовиться к нему. Отсрочка получена, но она не спасает. Калин-царь снова подступил к Киеву со своими со войсками со великими. Положение Владимира безвыходное. Он ходит по горенке, роняет слезы горючие и сокрушается о том, что нет в живых Ильи Муромца.
Однако богатырь жив — его спасла дочь князя Владимира, которая посылала в погреб еду, питье, теплую одежду. Узнав об этом, Владимир скорешенько спускается к Илье в погреб, берет его за ручушки за белые, приводит в свою палату белокаменну, сажает подли себя, кормит, поит, а потом просит:
"А постой-ко ты за веру за отечество,
И постой-ко ты за славный Киев град,
Да постой за матушки Божьи церкви,
Да постой-ко ты за князя за Владымира,
Да постой-ко за Опраксу королевичну!"
Ни слова не сказав, Илья покинул княжеские палаты, направился на свой широкий двор, зашел во конюшенку в стоялую и начал седлать коня. Затем богатырь выехал из Киева и осмотрел вражеское войско: конца краю силы насмотреть не мог. На восточной, стороне Илья заметил белые шатры русских богатырей и поехал к ним, чтобы уговорить богатырей выступить против Калина-царя. Но глубока была их обида на князя Владимира: несмотря на то, что свой призыв Илья повторил три раза, богатыри ему отказали.
Илья Муромец поехал один ко войскам ко татарскиим и начал побивать вражескую силу, словно ясный сокол гусей-лебедей. Враги вырыли в поле подкопы глубокие — об этом Илью предупредил его конь. Конь вынес Илью из первого и из второго подкопа, а из третьего богатырь не смог выбраться и был взят в плен. Калин-царь стал уговаривать Илью Муромца перейти к нему на службу. Он соблазнял богатыря роскошной и сытой жизнью — однако безуспешно. Забыв свою личную обиду, Илья Муромец грудью встал за Русь и за русского князя. Он снова вступил в бой. Сокрушая врагов, Илья прошел через их войско. Затем в чистом поле заговорил стрелу и пустил ее в лагерь богатырей. Старший из них, Самсон Самойлович, пробудился от крепка сна и привел, наконец, своих молодцев на подмогу Илье Муромцу. Вместе они разбили вражескую силу, доставили князю Владимиру плененного Калина.
Основная мысль этой былины состоит в том, что перед угрозой гибели русской земли теряют значение все личные обиды. Былина учит еще одной истине: сила — в единстве.
Об Илье Муромце сложены и многие былины, например: "Илья Муромец и Идолище", "Три поездки Ильи Муромца", "Илья на Сокол е -корабле ".
После Ильи Муромца наиболее любим народом Добрыня Никитич. Этот богатырь княжеского происхождения, он живет в Киеве. Добрыня Никитич обладает многими достоинствами: образован, тактичен, обходителен, умеет во послах ходить, мастерски играет на гуслях. Главное дело его жизни — воинское служение Руси.
Богатырский подвиг Добрыни Никитича изображает былина "Добрыня и змей". Добрыня отправился ко синю морю поохотиться, но не нашел ни гуся, ни лебедя, а и не сераго-то малого утеныша. Раздосадованный, он решился поехать в опасное место: ко Лучай-реки. Матушка стала его отговаривать:
"Молодой Добрыня сын Никитинич!
А не дам я ти прощенья благословленьица
Ехать ти Добрыни ко Пучай-реки.
Кто к Пучай-реки на сем свети да езживал,
А счастлив-то оттуль да не приезживал".
Добрыня ответил:
"Ай же ты родитель моя матушка!
А даешь мне-ка прощение — поеду я,
Не даешь мне-ка прощения — поеду я".
Делать нечего: мать благословила Добрыню, но велела ему не купаться во Пучай-реке.
Когда Добрыня приехал к реке, его одолили ты жары да непомерный, он разделся и стал купаться. Вдруг небо потемнело — налетела люта змея. Молодой слуга Добрыни, испугавшись, угнал его коня, увез всю одежду и снаряжение — оставил только шляпу земли греческой. Этой шляпой Добрыня и отбился от змеи, отшиб у нее три хобота. Змея взмолилась, предложила заключить мир и пообещала:
"А не буду я летать да по святой Руси,
А не буду я пленить больше богатырей,
А не буду я давить да молодыих жон,
А не буду сиротатъ да малых детушек..."
Добрыня на ты лясы... приукинулся, отпустил змею. Однако впоследствии он увидел, как змея летит по воздуху и несет дочку царскую, царскую-то дочку княженецкую, молоду Марфиду Всеславьевну. По велению князя Владимира Добрыня отправился во Тугй-горы, ко лютой змеи — выручать царевну. Мать дала ему с собой шелковый платок — утирать лицо во время боя и шелковую плеть — хлестать змею.
На этот раз бой Добрыни со змеей был долгим: он продолжался один, затем другой день до вечера.
Ай проклятая змея да побивать стала.
Ай напомнил он наказанье родительско,
Вынимал-то плетку из карманчика,
Бьет змею да своей плеточкой,
— Укротил змею аки скотинину,
А и аки скотинину да крестиянскую.
Отрубил змеи да он ecu хоботы,
Разрубил змею да на мелки части,
Роспинал змею да по чисту полю...
Затем Добрыня в пещерах прибил... всех змиенышов, освободил княжескую дочку и привез ее Владимиру.
В отличие от сказочной трактовки "основного сюжета", Добрыня боролся не за свою невесту, а за русскую полонянку. Он убил врага, наводившего ужас на всю Русь.
Алеша Попович, как и Добрыня Никитич, — змееборец, однако его индивидуальные качества вызвали своеобразную интерпретацию змееборческой темы. Этот богатырь родом из города Ростова, сын старого попа соборного. В былинах обычно подчеркивается, что Алеша молод. Он склонен к иронии, шуткам, насмешкам. Не обладая такой могучей силой, как Илья или Добрыня, Алеша использует хитрость и изворотливость. Ему свойственны удальство и отвага. "Алеша силой не силен, да напуском смел ", — говорит о нем Илья Муромец.
Богатырский подвиг Алеши Поповича состоит в том, что он победил иноземного врага Тугарина Змеевича. Сюжет об этом представлен в двух версиях (в сборнике Кирши Данилова приведен их сводный контаминированный текст).
Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор - М., 2002 г.
Письменные источники упоминают, как предводитель татар Менгухан после взятия Переяславля и Чернигова в 1239 г. подошел к Киеву у Днепра и, «видив град, удивися красоте его и величеству его» (Рыб. 3. С. 88).61 .
О сложной основе культуры Киевской Руси, ее глубоких языческих корнях и богатейших древних традициях, об устной поэзии, сказаниях и летописях можно узнать из широко известной, увлекательно написанной книги акад. Б. А. Рыбакова, «Древняя Русь. Сказания, былины, летописи» (М., 1963), где по-новому раскрыта историческая основа многих былин. Борьба языческих традиций в городском и сельском быту, противостояние языческих жрецов и волхвов внедряемому с X в. христианству с большой полнотой и содержательностью показана в другой его книге Киевская Русь возникла как государство в IX в. при слиянии Киевского и Новгородского княжеств. Главными занятиями населения были земледелие, охота, ремесла и торговля. На их основе возникла и расцвела замечательная киевская культура.
Акад. Б. А. Рыбаков так определил границы возникновения киевского цикла былин: «Если в понятие Киевской Руси включать русскую историю с IX по первую треть XII в., то окажется, что все былинные сюжеты укладываются в эти приблизительные хронологические рамки» (с. 4). Близкую точку зрения высказал В. П. Аникин: «...в эпоху существования Киевского государства был переработан архаический пласт мифов и преданий». Общий смысл изменений, происходивших в эпосе, заключался в «историзации прежних традиций, воспевании воинской доблести на фоне жизни и быта Киевской Руси».62 . Подобное же мнение выразила Р. С. Липец: «Действительно, концентрация богатырских дружин при дворе киевского князя, даннические отношения соседних земель, самоуправство при возмездии в семейно-бытовой сфере, отзывающееся еще родовым строем, отсутствие упоминаний о более поздних феодальных раздорах, бытовая обстановка - все говорит о том, что в былинах нашел отражение начальный этап становления раннеклассового древнерусского государства... Русский героический эпос как жанр мог сформироваться только к концу первого тысячелетия н. э.».63 . Интересной и новой была мысль Д. С. Лихачева: «Эпические социальные отношения... не вполне совпадают с особенностями жизни Киевского времени, а рисуются в чертах, типичных для более раннего времени, для периода военной демократии» (Лихачев. РНПТ. С. 184-190).
Контакты Киевской Руси с Византией, возникшие в IX и X вв., привели к появлению на Руси скоморохов. Они нашли здесь людей, близких им по профессии: волхвов-кощунников, знатоков преданий, кощун, баюнов, владевших сказительской манерой, гусляров и целителей (по Рыбакову), вероятно, существовали при жрецах и культовые певцы. Эпическим певцам и поэтам из скоморошьей среды и принадлежит, вероятно, поэтическая переработка архаической эпики, насыщение ее конкретными, современными им чертами истории и быта, отшлифовка эпических формул, их осовременивание и создание новых. Особое значение в поэтике эпоса имели, по справедливому мнению Р. С. Липец, «общие места». Они, как и постоянные эпитеты, «сохранили по традиции самые архаичные и достоверные черты, так как новотворчество касалось их несравненно меньше, чем изменяющегося сюжетного полотна былины. Подобно заставкам, концовкам и сюжетным миниатюрам в летописях, которые перенесены были без изменений рисовальщиками-копиистами с более древних списков (причем в этих изображениях тоже мало индивидуального), "общие места" былин зачастую старше самого текста (курсив мой. - З. В.). Особое значение "общих мест" в эпосе состоит в том, что на них, как подсобных эпизодах, не сосредоточивалось внимание слагателя и соответственно исполнителей былин, и это способствовало стойкой, хотя и механической консервации их содержания (с. 12-13). Этим объясняется, что содержание "общих мест" составляют, в основном, "моменты из жизни воина-конника» (конница была ведущим, избранным родом войска, особенно необходимым в борьбе с кочевниками).64 ."Общие места", естественно, прочно удерживаются в подвижном тексте именно вследствие типичности образцов и положений в них для изображаемой в эпосе среды» (с. 13).
В Киевский период своеобразные бытовые условия были питательной почвой для эпоса. За странными упреками в эллинизме в церковных обличениях видна не только оппозиция язычеству, но, возможно, и скоморохам. В. О. Михневич писал: «Молодой, свежий, патриархально не испорченный народ стал вдруг обличаться в неслыханных в нем дотоле закоренелых пороках и грехах "треклятого еллинства". То, чем болело развратное, изнеженное, дряхлое византийское общество... стало преследоваться учителями церкви и в неповинной, конечно, во всем этом русской среде...» «Еллинство», имея очень определенный смысл и свою историю в Византии, на Руси являлось фикцией, под которую притягивались понятия и явления, ничего в сущности похожего на «еллинство не имевшие» (Михневич. С. 35-37).
В полную силу жили языческая обрядность, магия, жертвоприношения. Историк церкви Н. К. Никольский писал: «Дохристианская обрядность, как показывают жалобы и увещания церковных проповедников, продолжала жить целиком в течение всего Киевского периода, и не только в деревне, но и в городе.
<...> Автор Начальной летописи вынужден сознаться, что люди его эпохи только словом нарицающиеся христиане, а на деле - "поганьски живуще". В конце XI в. киевский митрополит Иоанн жаловался, что многие "жрут (т. е. приносят жертвы. - З. В.) бесом и болотом кладезем", к причастию, исповеди не ходят, их не принимают, а церковный обряд венчания соблюдается одними только боярами да князьями, а простые люди им пренебрегают. Они заключают браки по прежнему обыкновению: "Поймают жены своя с плясаньем и гуденьем и плесканьем" и некоторые "без срама" имеют по две жены» (Никольский. ИРЦ. С. 28-29). Уделяя внимание древнерусскому состоянию религии, Никольский в докладе по этому вопросу указывал на неизбежные проявления в быту общей языческой психологии: «В тайниках народной коллективной психики религиозные представления укрепляются глубоко. Оно составляют регулятор народной общественной жизнедеятельности, перемена которого не проходит без потрясений.
Религия, уже замененная новой, еще долго живет в ряду подсознательных процессов. Так, христианство целые столетия не могло освободиться от остатков языческих мифов» (Никольский. О древнерусском христианстве... С. 5). Эта особенность народной психологии наложила печать и на состояние киевского эпоса, в произведения его лишь постепенно проникали отдельные элементы новой христианской морали, медленно воспринимаемой и в наиболее прогрессивной среде древнерусского общества.
В эпических сюжетах в разной мере и степени отразилось влияние бытовой среды, в которой с XI в. (по памятникам древней письменности, а в действительности, видимо, значительно раньше) все более заметную роль начинают играть скоморохи. Они должны были воспринимать многие бытовые установления дохристианского периода, как о том свидетельствуют некоторые произведения фольклора и древних памятников. Обличения и нападки со стороны деятелей церкви, все более усиливающиеся в процессе борьбы с язычеством, поставили их перед необходимостью включать в свои произведения элементы христианской идеологии, как это будет видно из конкретного анализа текстов былин. Позднее они включали в свой репертуар произведения религиозного содержания. Известен факт пения в кабаке «веселым» Пифанкою духовного стиха о хождении на богомолье царицы Настасьи Романовны, первой жены Ивана Грозного. На пути у дорожного столба в виде креста ей было видение Живоначальныя Троицы. Этот сюжет в фольклоре и в духовных стихах, в частности, не известен. Пение же скомороха показательно и по выбору текста, и по месту (Панченко. С. 61-62).
А. А. Белкин, тщательно изучавший данные о древнерусских игрищах по памятникам древней письменности и свидетельствам фольклора, пришел к выводу, что игрища существовали у славян до объединения славянских племен в отдельное государство. Отсюда сходство фольклорных мотивов в разных жанрах у всех восточных славян. Первоначально игрища были частью какого-либо обряда. Они были всенародны - отсюда долго соблюдаемая традиция присутствовать всем от мала до велика. В обряде участвовали все члены рода. В торжественной части праздника, которую составляло языческое богослужение с жертвоприношением, главную роль играли волхвы и жрецы. В торжественную часть входили также приготовления к трапезе и сама трапеза. В. В. Стасов, изучая инициалы Академического Евангелия, обнаружил в них рассредоточенные в определенном последовательном порядке части единой композиции, изображающей религиозную языческую сцену: «Двое пляшут, держась руками за жезл (скоморохи пляшущие при какой-то священной церемонии, происходящей на поляне, осененной деревьями). Жертва - закалываемый заяц, другого несут. Трубящий в рог возглавляет шествие с дарами (пять фигур). Другие пять фигур составляют элемент жреческий и священнослужительский (длинные бороды, красные сапоги). Главный жрец - босой, с рукой, поднятой вверх. Шляпы украшены перьями или древесными ветвями. Один на коленях обнимает ствол дерева, другой смотрит сквозь ветви, третий закалывает зайца». Стасов считал, что в композиции отражен типологический факт равного участия в обряде жрецов и скоморохов.65 .
Всеобщность игрищ, их массовость наблюдается позднее в сельских играх и хороводах.
В организации игрищ ведущая роль принадлежала скоморохам. Существенно наблюдение Белкина о разнице репертуара у походных (неописных) и оседлых (описных) скоморохов. Походные выступали с «позорами» независимо от игрищ: «Необходимость зарабатывать хлеб насущный ежедневно исключала возможность играть только на игрищах» (с. 115). Она же вынуждала создавать свой репертуар: драматизированные и песенно-речитативные диалоги, медвежьи потехи, пляски на канате, кукольные сценки.
Оседлые скоморохи «играли, пели, смешили, развлекали, пользуясь готовым, тем, что создал народ и что сохранило их искусство». Начало игрищ узнавали по сигналу скоморохов: «Аще плясци или гудци или ин хто игрец позовет на игрище или на какое зборище идольское, то вси тамо текут, радуясь» (с. 114). При русалиях «кто-то скача с сопелями, а с ним идяше множество народа, послушающе его, инии же плясаху и пояху» (Белкин. С. 122). В фольклоре и письменных документах сохранились различные синонимы слова «скоморох» и названия разновидностей этого понятия: бахари (баюны), веселые (весельники), волыночники (волынщики), глумцы, гудцы (гудошники), дудари (дудочники), гусельники (гусляры), домерники (домрачеи), кудесники, кощунники, органники, свирельники, потешники, поводники, медведчики (медведники).
Встречаются «медведь-плясовец» и женщина «плясица», обобщающее - плясцы. В летописи, по наблюдениям А. А. Белкина, пре обладают описательные обороты речи: в бубны биюще, в сопели со пуще, гусельные гласы испускающе, органные гласы поюще. Белкин справедливо предположил, что слово «скоморох» было употребительным значительно ранее, нежели зафиксировано в письменных переводных с греческого и русских памятниках: в «Начальном летописном своде» («Поучение о казнях божиих») и в «Поучении за-рубского черноризца Георгия» XIII в. (Срезневский. 2. С. 227; Белкин. С. 40-42). В упоминаниях об игрищах слова «скоморох» нет В обличениях и укоризнах деятелей Отцов церкви встречаются понятия: песнетворцы, глумотворцы, смехотворцы, «позоры некакы бесовски деюще», т. е. актеры и пр.
Народные названия разновидностей скоморошьей профессии раскрывают отчасти содержательную часть репертуара игрищ, о которых никаких конкретных сведений нет. Известно лишь, что во время игрищ выбирались жены. В скупых упоминаниях находим песни, пляски, гусли, свирель, бубны и массовость участников. Возможно, многие мотивы игровых песен, «частых», хороводных и святочных вечеренечных, преобладающие в репертуаре сельской молодежи любой из губерний и сосредоточенные на перипетиях выбора жениха и невесты, восходят к древнерусским игрищам. Заметим, что на них не было места «баянью басен» и пению «слав». Должно быть, существовала определенная этика, и издревле сложившиеся этические нормы неукоснительно соблюдались.
Сложнее определить роль кощунников, этот термин не вполне ясен. Его объяснил Б. А. Рыбаков, исходя из словоупотребления в письменных памятниках. «Кощуны и басни, - пишет он, - близкие понятия, но не тождественные» (Рыб. 6. С. 315). Кощуны - мифы, преимущественно о роке, судьбе, но связанные с волшебством: «Ни чаров внемли, ни кощюньних вълшеб... Да начнеши мощи кощюньником воспрещати - видиши многы събирающиеся к кощюньником» (Срезн. 5. Стб. 1308-1309). Исследователь обратил внимание на связь их с погребальным обрядом: провожающие покойника «...плачють, а отошедше кощуняють и упиваются». Кощуны как вид мифических «басен» исполнялись преимущественно старцами - «старьчи кощюны». Их исполнение могло сопровождаться кобением (жестами и телодвижениями). Кощунство в смысле надругательства над святыней - позднее переосмысление этого языческого понятия. Исполнение кощун и басен сопровождалось игрой на смычковых инструментах: «Инии гудуть, инии бають ему и кощунять» (Рыб. 6. С. 314-317). Кощей (Кощуй) сказок генетически связан с кощунаньем (в сказках нередко Кащей).
С заменой языческих молений на церковно-христианские первая часть обряда отпала, а игрище ничем не было заменено, и некоторое время по инерции оно продолжало функционировать. Музыкальный сигнал обычно извещал о начале игрища: «Аще убо гусельник или плясец, или кто ин от сущих на игрище призовет град, - со тщанием вси текут и благодатью ему звания воздают и дни всецела полчасти (участием? - З. В.) изнуряют, одному токмо внимающе».66 . "Народ тек к скоморохам аки крылаты, - цитирует другой документ А. С. Фаминцын, - во мнозе собирался там, куда звали его гусльми, и плясци, и песньми, и свирельми» (Фаминцын. С. 91).
Как нет сведений о скоморошьем репертуаре игрищ, так неизвестны и детали скоморошьей одежды. О ней упоминается лаконично: «скоморошье платье». Надевались и личины, маски. Однако вряд ли именно скоморохи были первыми ряжеными на Руси. Традиция ряженья существовала во всех древних религиях и, вероятно, переходила к соседним народам. Древний Вавилон, Египет, Греция, Рим знали и употребляли искусство маскирования. До сих пор не установлено точно, кому принадлежали маски, обнаруженные при раскопках городов: жрецам или скоморохам или тем и другим.67 . Показательно, что при описании игрищ «личины» не упоминаются, за исключением Святок и Масленицы, где игрища сопровождались ряженьем. Описание празднования Купалы в Пскове характеризует размах игрища: «Стучать бубны и глас сопелий, гудут струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их покивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненныя песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту же есть мужем и отроком великое прелщение и падение
<...> также и женам мужатым беззаконное осквернение, также и девам растление» (Дополнения к АИ. I. № 18).
«Постепенно побуждения, определившие игрище, ослабевали, - полагает А. А. Белкин. - Ослабевали и содержательные связи между действиями и явлениями игрища - драмы. Отдельные явления выпадали, возникала возможность менять местами сохранившиеся, а потом и просто выносить некоторые из них за рамки игрища». Праздник сопровождался действиями, комплекс которых был бывшим игрищем и продолжал именоваться игрищем (Белкин. С. 120- 121). Разложение игрищ шло постепенно и в разных частях страны неодинаково: вдали от крупных городов - медленнее и позднее, а в городах миграция населения с различиями в бытовом укладе влияла на более быстрое распадение игрищ. Они оставили следы в виде разнообразных игр (там же. С. 125-126).
Относительно киевских скоморохов конкретных данных нет. На пирах Владимира они представляют группу музыкантов. Как и в других городах, в Киеве, видимо, жило какое-то число скоморохов. «При определенных условиях они могли объединяться. Объединение скоморохов в группы и ватаги - факт, не вызывающий сомнений», - считает А. А. Белкин (с. 138). Вероятно, и тогда «балагурить, скоморошить», т. е. петь, плясать, разыгрывать сценки мог всякий. Но «скоморохом-умельцем становился и назывался только тот, чье искусство выделялось над уровнем искусства масс своей художественностью», - считал В. Н. Всеволодский-Герн гросс (2. С. 16). Искусство скоморохов украшало быт и боярско-княжеский, и простонародный, поэтому скоморохи присутствуют в качестве персонажей во многих былинах, а лучшие и искуснейшие в пении и музыке богатыри Владимира сравниваются с ними и нередко превосходят их качеством игры и даже импровизации.
Далее будут рассмотрены некоторые сюжеты былин Киевского цикла, в которых предположительно можно выявить следы воздействия скоморохов, некоторые более поздние по происхождению былины, например цикл об Илье Муромце, здесь не рассматриваются, как и тексты былин, представляющие значительные искажения в связи с поздней их записью в начале XX в. Сюжеты былин рассматриваются в условной последовательности, чтобы видеть нарастание влияния скоморошьей среды: от вкраплений религиозно-христианских элементов до новых трактовок главных персонажей, внесения комических формул и оценок.
Введение
Глава 1. История изучения восточнославянского эпоса
§1. Донаучный период изучения былин. Открытие эпоса учёными
§2. Дореволюционные школы былиноведения
§3. Изучение былин в СССР
§4. Общие выводы спорящих школ
Глава 2. Архаические мотивы восточнославянского эпоса
§1. Языческая символика и атрибутика былин
§2. Воинские жертвоприношения и ритуальные самоубийства
§3. Погребальный обряд в описании былин
§4. Образ жены правителя в былинах
§5. Сакральный образ правителя в былинах
Глава 3. Этнические особенности восточнославянского эпоса
§1. Облик древних русов в изложении былин
§2. Реликты племенного эпоса ильменских словен в былинах
§3. Обрядовая семантика пахоты
Глава 4. Географическая локализация восточнославянского эпоса
§1. Сюжетные параллели былин и эпоса Средней Европы
§2. География и топонимика былин
§3. Былины и эпические предания западных славян
§4. Дунайская Русь в исторических источниках
Заключение
Библиография
Приложения
Русские имели эпос задолго до образования Киевского государства. На Киевскую эпоху падает его расцвет. Подобно тому, как советские историки не начинают русской истории с образования Киевской Руси, мы не можем начинать историю русского эпоса с образования киевского» цикла былин.
В.Я. Пропп
ВВЕДЕНИЕ
Любой исследователь былин, изучающий их применительно к истории России, сталкивается с проблемой их датировки. Изучение русского эпоса в целом – тема очень объемная и далека от завершения, как и любая наука. Почти всю вторую половину XXв. учеными велись дискуссии об отношении русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Б.А. Рыбаков со своими последователями – М.М. Плисецким, С.Н. Азбелевым и др., с другой – В.Я. Пропп, фольклорист с мировым именем, которого также поддержали многочисленные ученики и последователи, в т.ч. и И.Я. Фроянов.
Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение событий и персонажей летописи, опираясь на имена. При этом не обходилось без натяжек, а неповторимость и своеобразие былин как исторического источника недооценивали. Всякое отличие отвергалось. Их соперники указывали на натянутость параллелей между былинными и летописными событиями и действующими лицами, делая из этого категорический вывод: эпос никаких исторических событий не отражает. В целом можно согласиться, что большинство сопоставлений былин и летописей – натяжки, но вывод о полной неисторичности былин представляется поспешным. В былинах содержатся сведения о чертах культуры и общественного устройства в былинной Руси, причём они настолько архаичны, что должны быть отнесены не к Киевской Руси, а к более древней культуре. Эти сведения последователями Рыбакова отбрасывались оттого, что те не укладывались в их концепцию, их противниками – потому, что филологи не могли верно оценить эти сведения.
В плане датировки одним из важнейших признаков является свободное ношение оружия в бытовой обстановке героями былин. В Московской Руси такой традиции не существовало, что исключает складывание былин в московский период. Ещё одним важным фактором датировки былин является непременное именование Киева столицей государства. В связи с этим и другими факторами верхней границей складывания былин будет являться первая треть XII в., как окончание периода существования единого киевского государства.
Русский героический эпос вобрал в себя общеславянские, праславянские и даже дославянские образы и мотивы, поэтому нижнюю границу нашего исследования установить очень трудно. Ориентировочно этой границей будет являться V в. Это Великое переселение народов, время бурных событий, которые не могли не отразиться в эпосе. В V в. впервые возникает на страницах средневековых сочинителей этноним «рус» («рос»). Именно V в. стал фактически стартовым моментом восточнославянского этногенеза, во время которого необратимо изменились социальные и бытовые реалии восточнославянских народов, отражённые в былинах.
Круг источников, касающийся темы нашего исследования необходим и достаточен. В соответствии со спецификой нашей работы, он включает в основном литературные источники. Это непосредственно сами былины, в которых можно выделить несколько главных пластов:
1. Былины о старших богатырях (Святогоре, Волхе Всеславьевиче, Михайле Потыке, Вольге Святославиче).
2. Былины о главных героях русского эпоса (Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алёше Поповиче).
3. Былины героического цикла («Василий Казимирович», «Суровец Суздалец», «Сухман» и др.).
4. Былины киевского цикла («Дунай», «Соловей Будимирович», «Дюк Степанович», «Чурила Плёнкович», «Ставр Годинович» и др.).
5. Былины новгородского цикла (о Садко и Василии Буслаеве).
Большое значение имеет такой нарративный исторический источник, как «Повесть временных лет», – именно на нём основываются исследователи исторической школы былиноведения.
1. Из эпических иностранных источников главнейшим является частично опубликованное на русском языке древненорвежское эпическое произведение «Сага о Тидреке Бернском», где упоминаются главные герои русского эпоса князь Владимир (Waldemar) и Илья Русский (IliasvonRiuzen). Сага была записана в 1250 г., но западные исследователи относят ее возникновение ко времени не позже Х века, а основана она на древнегерманских легендах V в. Действие саги развертывается непосредственно на Русской земле (Ruszialand), упоминаются Новгород (Holmgard), Смоленск (Smaliski), Полоцк (Palltaeskiu) и т. п. Илья Русский – герой ряда произведений германского эпоса, прежде всего поэмы "Ортнит", записанной в 1220 – 1230-х годах, но сложившейся намного ранее.
2. Полностью и частично опубликованные нарративные исторические сочинения средневековых западноевропейских и византийских историков, упоминающие о славянах и руси (Маврикия Стратега, Евгиппия, Саксона Грамматика, Адама Бременского, Титмара Мерзебургского, Оттона Бамбергского, Иордана, Льва Диакона и Прокопия Кесарийского).
3. Полностью и частично опубликованные сочинения восточных путешественников, упоминающие о славянах и руси (Ибн-Русте, Ибн-Мискавейха и др.). Важнейшим из источников этого типа является «Записка о путешествии на Волгу» Ахмеда Ибн-Фадлана.
Русские былины были объектом изучения еще со времени перехода от знания к науке, в течение длительного времени исследовались в русской дореволюционной и советской историографии в источниковедческом и литературоведческом отношениях и накопили обширную литературу.
В частности, из работ XIX века можно назвать такие, как «Народная поэзия: Исторические очерки» Ф.И. Буслаева, «Южнорусские былины» А.Н. Веселовского, «Русский былевой эпос» И.Н. Жданова, «Опыт сравнительного изучения западного и русского эпоса: Поэмы Ломбардского цикла» Кирпичникова А.И., «Русский богатырский эпос» А.М. Лободы, «О былинах Владимирова цикла» Л. Майкова, «Поэзия Великого Новгорода и её остатки в Северной России» А.В. Маркова, «Экскурсы в область русского народного эпоса» В.Ф. Миллера, «Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса: Илья Муромец и богатырство киевское» О.Ф. Миллера, «Происхождение русских былин» В.В. Стасова и «Великорусские былины киевского цикла» М.Г. Халанского.
В XX в. былины также активно исследовались историками и филологами, в числе которых можно назвать такие фамилии и произведения, как: А.П. Скафтымов «Поэтика и генезис былин», Б.А. Рыбаков «Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи», В.Я. Пропп «Русский героический эпос», С.Н. Азбелев «Историзм былин и специфика фольклора», В.П. Аникин «Русский богатырский эпос», А.М. Астахова «Русский былинный эпос на Севере» и «Былины: Итоги и проблемы изучения», С.И. Дмитриева «Географическое распространение русских былин: По материалам конца XIX – начала XX в.», В. Жирмунский «Народный героический эпос», С.Г. Лазутин «Поэтика русского фольклора», Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь», Е.М. Мелетинский «Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники», В.Г. Мирзоев «Былины и летописи – памятники русской исторической мысли», М.М. Плисецкий «Историзм русских былин», Б.Н. Путилов «Русский и южнославянский героический эпос», Ю.И. Юдин «Героические былины: Поэтическое искусство» и др.
В ходе изысканий образовались три основные школы: мифологическая, компаративистская и историческая. Сейчас можно с уверенностью сказать, что каждое из направлений, несомненно, было по-своему право и принесло большую пользу в изучении проблемы. Ценность их усилий заключается в том, что они разработали методы изучения былин. В конце 1990-х гг. активно участвовавшие в полемике последователи В.Я Проппа и Б.А. Рыбакова, почти одновременно опубликовали исследования, в которых сдвигали время складывания эпоса к середине первого тысячелетия христианской эры: И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин с одной стороны, и С.Н. Азбелев, с другой.
В течение всего периода научного изучения былин исследователи обращали внимание на черты мировоззрения или общественного устройства в былинах, которые не укладывались в представление о тождестве Владимира Красное Солнышко с Владимиром Святославичем.
Обычной для исторической школы опорой были и остаются имена персонажей, но опора эта ненадежна из-за частых изменений имён не по выведенным языковедами законам, а по игре смыслов и созвучий. Знакомство с западным эпосом опровергает утверждение, будто в эпосе историчны лишь имена, встроенные сказителями в древние сюжеты. В «Песни о Роланде» историчны не только имена, но и основное событие, в «Песни о Нибелунгах» и «Саге о Вольсунгах», историчны и связи реальных лиц, и основное событие.
Наиболее рационально предложение Л.Н. Майкова – исследовать быт и отношения в эпосе, но именно реалии быта, частной и общественной жизни часто переосмыслялись сказителями и дополнялись анахронизмами. Разобраться поможет выработанный В.В. Чердынцевым и Р.С. Липец метод: когда встречаются ранние и поздние термины, преимущество должно быть отдано более раннему. Используя эту методику, в настоящей работе мы рассмотрели в последовательно-ретроспективном порядке те черты культуры и общества, отраженные в былинах, которые не позволяют говорить о складывании былин после крещения 988 г. и показывают существование былин в середине Xв. и отражение в них архаичных уже для той эпохи обычаев и общественных отношений.
