Изготовляли из множества пластин, плотно пришнурованных друг к другу.
История
Зарождение
Самурайство зародилось в результате реформ Тайка 646 года которые были проведены как попытка перенять политическую, бюрократическую и военную структуру династии Тан . Наибольший же толчок к развитию даймё и самураев как класса дал император Камму в конце VIII - начале IX века, обратившись за помощью к региональным кланам в борьбе против айнов .
В X-XII веках в процессе феодальных междоусобиц окончательно оформились владетельные роды, предводительствовавшие значительными военными силами, которые лишь номинально числились на императорской службе. К тому времени сложились и устои неписаного морального кодекса самурая «Путь лука и скакуна» («Кюба-но мити»), позже превратившегося в свод заповедей «Путь Воина» («Бусидо»). Также в этот период появилось сословие мелкого дворянства гокэнин .
Начало выделения самураев как особого сословия обычно датируется периодом правления в Японии феодального дома Минамото (1192-1333). Предшествовавшая этому затяжная и кровопролитная гражданская война (т. н. «Смута Гэмпэй ») между феодальными домами Тайра и Минамото создала предпосылки для установления сёгуната - правления самурайского сословия с верховным военачальником (сёгуном) во главе.
Золотой Век
Эпоха междоусобных войн
Со временем военные губернаторы становились всё более независимыми от сёгуната. Они превращались в крупных феодалов, сосредотачивая в своих руках богатые земельные наделы. Особенно усилились дома юго-западных провинций Японии, которые значительно увеличили свои вооружённые силы.
Кроме того, благодаря оживлённой торговле с Китаем и Кореей феодалы западных и юго-западных провинций, откуда она в основном велась, значительно обогатились. Камакурский сёгунат, не желая мириться с усилением отдельных самурайских домов, препятствовал торговой деятельности феодалов, что послужило одним из поводов для возникновения оппозиционных настроений по отношению к Камакурскому сёгунату среди самурайских домов.
В результате Камакурский сёгунат был низложен, а титул сёгуна перешёл к представителям дома Асикага. Первым сёгуном новой династии стал Асикага Такаудзи. Глава нового сёгуната оставил разрушенную во время междоусобицы прежнюю ставку бакуфу - Камакура - и вместе со всем правительством переехал в императорскую столицу Киото . Попав в Киото, сёгун и влиятельные самураи, для того, чтобы сравняться с кичливой придворной знатью, начали строить себе великолепные дворцы и постепенно погрязли в роскоши, безделье, интригах императорского двора и начали пренебрегать государственными делами.
Ослаблением централизованной власти немедленно воспользовались военные губернаторы провинций. Они формировали собственные отряды самураев, с которыми нападали на своих соседей, видя в каждом врага, пока, наконец, в стране не вспыхнула полномасштабная гражданская война.
Последняя фаза этой войны в средневековых хрониках именуется «эпоха сражающихся провинций» . Длилась она с 1478 по 1577 гг.
В середине XVI века казалось, что империя, сотрясаемая гражданской войной, развалится на отдельные государства, но даймё провинции Овара (в центральной части острова Хонсю) по имени Ода Нобунага удалось положить начало процессу нового объединения страны. Совершив несколько удачных военных походов против крупных феодалов и разгромив некоторые буддистские монастыри, участвовавшие в междоусобных войнах, Ода Нобунага смог подчинить своей власти центр страны с императорской столицей Киото. В 1573 году он сверг Асикага Ёсиаки , последнего сёгуна из семьи Асикага. В 1583 году в одном из храмов Киото Нобунага совершил сэппуку , чтобы избежать пленения армией предавшего его генерала.
Дело объединения страны продолжил один из самых способных генералов Нобунаги - Тоётоми Хидэёси , необразованный, тщеславный, но смышлёный и волевой выходец из крестьянских низов. Он продолжил дело своего покровителя с беспощадной решимостью и уже к 1588 году фактически объединил страну. При Хидэёси простолюдинов, набранных в пехоту асигару , включили в самурайское сословие.
В эпоху междоусобных войн произошло некоторое размывание границ сословия, так как удачливый простолюдин мог, подобно Тоётоми Хидэёси, не просто стать самураем, а сделать головокружительную карьеру (сам Тоётоми Хидэёси, будучи сыном простого крестьянина, не мог стать сёгуном, но был им без титула). Размыванию границ сословия также способствовало то, что многие полководцы в ту эпоху использовали в качестве вспомогательных воинских сил непрофессиональных солдат, завербованных из крестьянских семей. Ещё более подорвали систему традиционного самурайства законы о рекрутских повинностях, введённые Ода Нобунага.
Однако уже при Тоётоми Хидэёси размывание самурайского сословия было временно приостановлено. Хидэёси особыми эдиктами подтвердил привилегии самураев и наложил запрет на отходничество крестьян. Указом от 1588 года простолюдинам было строго запрещено владеть оружием. Началась так называемая «охота за мечами », в ходе которой крестьян разоружили.
В 1598 году Хидэёси умер, оставив власть своему несовершеннолетнему сыну, вместо которого государственными делами должен был руководить регентский совет. Именно из этого круга вскоре выделился человек, завершивший объединение страны установлением единовластия - Токугава Иэясу . Он избрал своей резиденцией город Эдо (ныне Токио), хитростью и силой устранил сына Хидэёси и провозгласил себя сёгуном, положив начало сёгунату Токугава , эпоха которого продолжалась более двухсот пятидесяти лет.
Закат
Сословие самураев получило чёткое оформление во время правления в Японии сёгунов из феодального дома Токугава (1603-1867). Наиболее привилегированный слой самураев в это время составляли так называемые хатамото (буквально - «под знаменем»), являвшиеся непосредственными вассалами сёгуна. Хатамото в своём большинстве занимали положение служивого слоя в личных владениях сёгуна. Основная масса самураев являлась вассалами князей (даймё); чаще всего они не имели земли, а получали от князя жалование рисом .
Бусидо
Этический кодекс поведения самурая в средневековой Японии. Кодекс появился в период XI-XIV веков и был формализован в первые годы сёгуната Токугава.
Если самурай не выполнял правила поведения, его с позором выгоняли из рядов самураев, либо он совершал харакири .
См. также
- Сакимори - солдаты охранных войск в древней Японии VII-X веков
- Пэтин (en:Pechin) - аристократия и дворянство Окинавы, иногда формально именовавшееся «самураями»
Напишите отзыв о статье "Самурай"
Примечания
Литература
- Stephen Turnbull. The Samurai: A Military History. - Routledge, 1996. - ISBN 978-1873410387 .
Ссылки
- - «Вокруг Света »
- - «Вокруг Света »
- - «Вокруг Света »
Отрывок, характеризующий Самурай
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n"avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C"est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n"avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n"ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu"est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n"etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Япония – страна отважных самураев и смелых сегунов. О доблести и отваге японских воинов известно всему свету. Самураи – это неотъемлемая часть японской культуры, ее отличительный символ. Верности и дисциплинированности самураев смог бы позавидовать любой воин.
Кто же они такие, слуги своего государства, отчаянные воины или хозяева своей земли?
Самурай – в переводе с японского «воин». Еще это слово имеет несколько других значений – «служить», «поддерживать», «слуга», «вассал» и «подчиненный». То есть самурай – это воин, который служит своему государству и яростно его защищает.
Из старинных японских летописей известно, что самурай являлся дворянином (ничего общего с европейскими дворянами). Они занимались не только военными действиями. В мирное время самураи служили высшим князьям и были их телохранителями.
История самурайства
Первые самураи появились в Японии в начале 12 столетия. В тот период государством правил отважный сегун Минамото. Это были достаточно мирные времена, поэтому численность самураев была сравнительно небольшой. Воины принимали активное участие в мирной жизни – выращивали рис, воспитывали детей, обучали боевым искусствам.
В период правления великого японского клана сегунов Токугава, число самураев увеличилось почти втрое. Они, верно, служили своему сегуну, владели немалыми земельными участками. При Токугаве, эти воины считались самыми зажиточными людьми.
Во времена Токугавы бил издан большой свод самурайских законов. Главным из них считался закон «Бусидо». В нем говорилось о том, что воин должен безоговорочно подчиняться своему господину и смело глядеть смерти в лицо. Кроме того, самурай наделялся правом безнаказанно убивать обычного крестьянина, который непозволительно грубо относился к воинам. В мирные времена самураи, верно, служили своему сегуну, а иногда принимали участие в подавлении крестьянских мятежей.
Были и такие самураи, которые со временем перешли в класс ронинов. Ронины – это бывшие воины, которые избавились от вассальной зависимости. Такие самураи жили как обычные люди: вели торговую, ремесленную и земледельческую деятельность.
Многие самураи становились синоби. Синоби – это убийцы по найму, своего рода ниндзя.
В середине 18 столетия, начался распад самурайского сословия. В этот период стала активно прогрессировать японская буржуазия. Процветала торговля, ремесло и мануфактура. Многие самураи были вынуждены брать в долг у ростовщиков. Положение самураев становилось невыносимым. Их роль для страны стала непонятной даже им самим. Некоторые старались приспособиться к мирной жизни, многие ударились в религию. Другие превратились в торговцев, ремесленников и земледельцев. А самураев — бунтовщиков, просто убивали, окончательно подрывая их волю и дух.
Воспитание и становление самурая
Воспитание самурая – это сложный, многоуровневый процесс. Становление воина начиналось с ранних лет. Уже с детства сыновья самураев знали, что являются продолжателями своего рода и надежными хранителями семейных обычаев и традиций.
Каждый вечер, перед сном, ребенку рассказывали об истории и отваге самураев, об их подвигах. В историях приводились примеры, когда легендарные самураи смело, смотрели смерти в лицо. Тем самым ребенку с детства прививали храбрость и доблесть.
Важным аспектом самурайского воспитания являлась техника Бушидо. Она вносила понятие старшинства, главного в семье. Мальчикам с ранних лет втолковывали, что мужчина – глава семьи, и только он может определять направление деятельности своего ребенка. Другая японская техника Иэмото – обучала мальчиков дисциплине и поведению. Техника имела сугубо теоретический характер.
Кроме того, мальчиков с детства приучали к суровым испытаниям. Обучали различным боевым искусствам, терпимости к боли, владению собственным телом, умению подчиняться. Развивали силу воли, умение преодолевать даже самые суровые жизненные ситуации. Были времена, когда мальчикам устраивали проверку на выносливость. Для этого их поднимали на рассвете и отправляли в холодную, не отапливаемую комнату. Там их закрывали и долго не кормили. Некоторые отцы заставляли своих сыновей идти ночью на кладбище. Так они прививали мальчикам смелость доблестного воина. Другие водили своих сыновей на казни, заставляли выполнять непосильную работу, ходить без обуви по снегу, проводить несколько ночей без сна.
В возрасте 5 лет, мальчику дарили боккэн. Боккэн – меч самурая. С этих пор начиналось обучение искусству фехтования. Кроме того, будущий воин должен был уметь отлично плавать, великолепно держаться в седле, быть грамотным в письме, литературе и истории. Мальчикам преподавали уроки самообороны – джиу-джитсу. Кроме того, их обучали музыке, философии и ремеслу.
В возрасте 15 лет, мальчик превращался в доблестного самурая.
Кто такие самураи? Самураи- военно-феодальный класс мелких дворян и князей (даймё) в феодальной Японии . Зачастую самураев сравнивают с рыцарями средневековой Европы, но такая аналогия во многом неверна.
Название «самурай» произошло от слова saberu, что переводится как «служить»; другими словами самурай - служилый воин. Самураи были не только рыцаями-солдатами. Они также являлись телохранителями своего господина, и одновременно прислуживали ему в обыденной жизни.
Самурай с оружием, фото 1860 г.
Воспитание, обучение, подготовка самураев
Титул самурая в феодальной Японии передавался по наследству. В самурайском роду воспитание будущих самураев происходило в соответствии с самурайским кодексом чести – бусидо - уже с малых лет. В раннем возрасте сыну самурая вручались один или два (в зависимости от положения отца) небольших деревянных меча. Это учило мальчика уважать свой меч - символ принадлежности к классу воинов. Большое значение придавалось конфуцианству. По одному из его положений, дети были обязаны почитать и уважать родителей, не пререкаться с ними, даже если родители не правы или дурно относятся к детям, не огорчать их.
Задачей воспитания в детях долга сына (оякоко) было не только развитие уважения к родителям, но и создание преданности императору, который считался отцом воина. Долг сына являлся опорой верности вассала господину. Не меньше, чем отца, почитали наставника будущего самурая. Авторитет учителя был крайне велик, его указания исполнялись без пререканий. Известная пословица говорит: "Родитель тот, кто дал мне жизнь, учитель тот, кто сделал меня человеком".
Воспитание в семье и обучение наставника были двумя главными обстоятельствами, на которых базировалось взращивание молодых самураев, они создавали образец идеального воина, составленный на основе мифов, буддийском пренебрежении к смерти, почитании родителей и преданности своему сюзерену. Семья и учитель преимущественно стремились к укреплению характера юноши, развитию храбрости и бесстрашия, стойкости и выдержки.
Молодых самураев пытались вырастить мужественными и храбрыми, иначе говоря, воспитать черты характера, считавшиеся в самурайском сословии основными качествами, которые учили воина отдать свою жизнь ради жизни своего повелителя. Данный образ мышления устанавливался чтением повестей и историй о бесстрашии и воинской доблести знаменитых героев, об известных полководцах и самураях, просмотром театральных пьес. Часто отец велел будущему самураю для развития храбрости идти ночью на кладбище или на землю, о которой ходила дурная слава (где по преданиям обитали призраки, демоны и т.д.). Мальчиков водили на публичные наказания и казни, кроме того по ночам устраивался смотр отрубленных голов злоумышленников, при этом будущий самурай был обязан поставить свой личный знак для подтверждения того, что он вправду сюда являлся.
Для становления у мальчиков стойкости и упорства, их принуждали выполнять очень тяжёлую работу, не спать по ночам (во время торжеств богов учения), зимой ходить без обуви, вставать с рассветом и т.д. Голодовка также считалась полезной.
Мальчикам и девочкам прививалась способность контролировать свои поступки, не допускать эмоциональных восклицаний, стонов и слёз. "Отчего ты ревешь из-за такой мелочи, трусишка? - спрашивала мать у плачущего сына. – А если тебе в сражении отрубят руку или ты будешь вынужден сделать харакири?" С самых ранних лет в детях самураев воспитывали чувство чести и ответственности, честности и дисциплины.
Данное воспитание развивало бесстрашие, хладнокровие и эмоциональную стойкость, благодаря чему самураи не теряли четкости мысли даже в самых сложных ситуациях.
Будущие самураи были обязаны постоянно тренироваться, совершенствовать искусство владения оружием, иметь большую силу и ловкость. От юных самураев требовалось превосходное владение приёмами сражения на мечах и копьях, стрельбы из лука, они должны были знать дзю-дзюцу, уметь хорошо сидеть в седле, понимать тактику ведения боя.
В любой семье, при дворе каждого самурая были оборудованы замечательные комнаты для обучения владению мечом, места для тренировки стрельбы из лука и физических упражнений. Обучение, как правило, начиналось в 8 лет и заканчивалось в 16.
Кроме обучения искусству войны присутствовало и освоение литературы, истории, письменности и т.д. Однако самураи изучали эти предметы, только если они могли принести пользу в военном деле. Особые школы, которые для приличия находились в имении феодала, в которых изучалась классическая литература Китая, художественное творчество и т.д., были презираемы самураями. В таких учебных заведениях учились в основном болезненные и слабые дети, не способные обучиться искусству войны, с физическими отклонениями или же люди, которые по своей воле отказались от насилия. Смеясь и глядя сверху вниз на таких учеников, самураи произносили: "Наука - это жалкий удел нежных женоподобных придворных Киото, слабость и болезненность которых не разрешает им использовать мускулы и не дает им возможности изучать возвышенное искусство боя".
Однако именно в таких школах учились большинство японских философов, известных поэтов, писателей и популярных художников периода феодальной Японии.
В 15 лет подготовка будущего самурая полагалась законченной. Ему вручали настоящие мечи для боя (комплект дайсё – катана и вакидзаси), с которыми он был обязан не разлучаться до конца жизни; девушка получала короткий кинжал кайкэн – знак принадлежности женщины к самурайскому сословию. Молодой самурай переходил в другую возрастную группу – становился взрослым.
Во время торжества половой зрелости (гэмбуку) юноше, по старинной традиции, делали самурайскую прическу - сакаяки: обривали волосы у лба и заплетали узел волос на макушке (мотодори).
Мотодори
Молодому человеку надевали высокий головной убор - эбоси, который был нужен для ношения мотодори. Человек, который в процессе торжества закреплял на голове юного самурая эбоси, носил название "усироми", (опекун), или эбоси-оя ("отец по эбоси"). В Японии церемония вступления во взрослую жизнь проводилась как среди знати, так и среди простолюдинов с древних времен. Далее самурай в первый раз надевал одежду взрослого человека; она представляла собой широкие шаровары (хакама), схожие с юбкой и являвшиеся отличительным знаком самурая. Их первое праздничное одевание являлось семейным торжеством и соотносилось с походом в храм бога - покровителя семьи.
В процессе церемонии самурай получал взрослое имя, образовывал церемониальное сожительство со своей невестой (хода-авасэ), и проходил проверку силы самурая.
Опекуном прошедшего гэмбуку как правило приглашали стать влиятельного и известного феодала, для самураев это было очень важно и в это время происходило утверждение взаимной ответственности господина и буси.
Взяв в руки меч и пройдя церемонию инициации, юноша получал свободу и независимость, преисполнялся чувством достоинства и ответственности. Он становился настоящим самураем.
Видео про самураев
В видео приводятся интересные факты о самом знаменитом сословии феодальной Японии - самураях.
Другие интересные статьи
Если вы хотите познакомиться с самурайской историей Японии, то лучшего места, чем город Мацуэ вам не найти. В этом городе сохранился один из 12 настоящих самурайских замков, а прогуливаясь по его улочкам, попадаешь в средневековую Японию. Здесь можно зайти в гости к самураю и посмотреть на его жилище и быт, можно отведать традиционную самурайскую еду, а при желании даже пожить в самурайском доме. А еще Мацуэ называют "городом воды", поэтому когда история и самурайство надоест, можно загрузиться в лодочку и покататься по его бесчисленным каналам, наслаждаясь красотой провинциальной Японии!
Начнем мы изучение города с посещения замка или точнее крепости клана Мацуэ - главного защитного сооружения города. У каждого клана раньше был свой замок, правда в замке этом никто не жил, а использовали его исключительно в военных целях. В мирное время там был арсенал, а во время войн там прятались от нападений. В настоящее время в Японии осталось всего 12 таких замков, а остальные - это лишь восстановленные копии разрушенных крепостей.
Замок в Мацуэ в свое время тоже хотели разрушить, но три добрых японца скинулись и выкупили его за 180 йен, сохранив для потомков. По нынешнему курсу 180 йен сегодня это где-то 100 рублей. Представляете, за соточку купить такой замок?
Это классический японский самурайский многоуровневый замок. Основание каменное, а сам замок деревянный. Он покрашен в черный цвет из-за чего его так и называют - "черный замок". Сейчас в замке Мацуэ расположен военно-исторический музей, в котором можно познакомиться с историей префектуры и посмотреть на настоящее оружие и доспехи того времени.
Особенно мне понравились вот эти самурайские шлема.
Сразу видно, что они должны были вселять страх во врага, а не только защищать голову.
Если подняться на самый верх, то можно увидеть панораму города Мацуэ. Тут понимаешь, насколько правильно расположен замок, раз с него все так хорошо просматриваетсяво все стороны.
Как я уже сказал, в замке не жили, а только воевали. А жили внизу, в городе, в самых обычных домах. Так что давайте спустимся вниз и сходим в гости к самому обычному самураю в его жилище, который японцы называют букэ-ясики .
Оказывается, я ничего не знал про самураев. Я-то думал, что самураи это воины и все! А на деле оказалось, что самураи - не обязательно воины. Самураи в мирное время занимались обычными административными, хозяйственными и управленческими делами, и были кем-то вроде современных чиновников. Бумажки подписывали, да нологи собирали. Но, с военной подготовкой, и если не дай бог война (а кланы воевали в Японии постоянно), то меч в руки и защищать Родину. В принципе, самураи - это что-то вроде европейского рыцаря. Рыцарем же тоже мог стать не любой носитель меча, так и здесь. Чтобы стать самураем, надо было не только уметь драться, но еще и родиться в нужной семье.
Зарплату в древней Японии платили рисом. Хороший чиновник-самурай мог получать до150 кг риса в год, и это были очень большие "деньги"!
Несмотря на это, дом даже очень богатого самурая все равно выглядит скромно. Японский минимализм, никуда не денешься.
А как же тогда определялось богатство дома и хозяина? А все очень просто, в Японии главное - не дом, а сад! Да, да именно сад, который во дворе у дома. Японцы издревле сходят с ума по этим садам! Так вот, чем богаче сад (или скажем двор) в доме, тем богаче его хозяин! Так что в этом доме, судя по роскошному двору и саду, точно жил очень богатый самурай!
В Мацуэ не один дом самурая, а целый квартал таких домов! Его так и называют - Квартал самураев . Нужно лишь спуститься от замка Мацуэ в северном направлении на улицу Сиоми-наватэ, и ты попадаешь в древнюю Японию с современными дорогами.
Вся фишка этого района - сохранить исторический вид. Некоторые дома - это просто жилые дома (потомков самураев), в некоторых открыты мини-гостиницы и там можно пожить как настоящий самурай, в некоторых открыты самурайские рестораны, а некоторые работают как музеи. Райончик классный и я настоятельно рекомендую здесь побродить!
Вторая достопримечательность города Мацуэ - его речные каналы, которые пронизывают весь город. так, что его иногда даже называют японской Венецией. По этим каналам можно (и нужно) покататься на лодочках! Что я, собственно, и сделал, а заодно и посмотрел весь город.
Мацуэ - город, хоть и небольшой, но очень милый. Здесь живет всего 200 тыс. человек, поэтому тут тихо и спокойно.
Никаких небоскребов, только низкая застройка и очень много зелени!
Вон она, красота провинциальной Японии! Такого в крупных городах не увидишь.
Каналы небольшие и иногда приходится проплывать по маленьким тоннелям под дорогами. И это приносит некоторые неудобства.
Тоннели эти настолько маленькие, что у лодки для их прохождения опускается крыша, и надо пригибаться чуть ли не до пола. А главным шиком у лодочника считается пройти такой тоннель, не зацепив стену. Признаюсь, это нелегко, но наш лодочник прошел все тоннели чисто! Не верите? - смотрите видео в конце.
Кстати о лодочнике и экскурсоводе в одном лице. Он всю дорогу монотонно что-то рассказывал нам по-японски, видимо проводил экскурсию. Но мы-то по японски не бум-бум, и как ни старались мы его замолчать, ничего не выходило - ИНСТРУКЦИЯ!!! А японцы от инструкции ни на шаг.
Вот такой он, самурайский город Мацуэ - небольшой, но красивый и интересный. А для любителей видео, предлагаю небольшой ролик, в котором я покажу все то, о чем сегодня написал.
Данный материал является объектом авторского права. Полная или частичная публикация статьи и размещенных в ней фотографий без согласования с автором ЗАПРЕЩЕНЫ в любых СМИ, печатных изданиях и на любых сайтах, за исключением репостов в личных блогах и личных страниц социальных сетей с обязательным указанием автора и ссылки на оригинал.
Самураи - самое известное сословие в Японии. Их основная обязанность - служить своему хозяину. Они не были отрядом спецназа или малой кастой японской знати. Во времена своего наивысшего могущества самураем, по оценкам специалистов, был каждый 10 житель страны восходящего солнца. Доблестные воины жили по собственному этическому кодексу Бусидо, а внешний вид, навыки, вооружение определялось вековыми традициями. О них в нашей новой подборке.
Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев. Боец имел при себе длинный и короткий мечи.
Этикет требовал сдавать длинный меч при входе в дом и класть его на специальную подставку. В то же время, короткий меч всегда оставался при хозяине. Не менее важным, чем меч, в вооружении самурая был большой лук.
Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев
С изобретением пороха к традиционным холодным видом добавилось огнестрельное оружие - танегасима.
Уйти из жизни, вонзив в себя меч - лучший выход для самурая, если он поступил недостойно или попал в плен к врагу. Для этих целей существовал специальный обряд - харакири или сэппуку.
Чтобы избавиться от всеобщего позора, нужно было вспороть живот. Ведь именно там, как полагают японцы, находится душа, которая таким образом выходила на свободу. Впрочем, считалось, что погибнуть на поле боя для самурая все же гораздо почетнее.
Японские самураи - не только машины для убийства. Это был класс в большинстве своем весьма образованных людей. Вместе с овладением военным искусством и совершенствованием своих физических навыков, юные самураи знакомили с различными гуманитарными дисциплинами, что делало их гораздо грамотнее большинства европейцев, которые не всегда умели читать.
Самураи разбирались в поэзии, математики, занимались садоводством, владели мастерством каллиграфии, рисовали и даже могли провести чайную церемонию. Всему этому их учили с ранних лет. Из этой среды потом вышли многие мыслители и художники Средневековья.
Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству, вместе с землей и пайком. Сын, как правило, шел по стопам отца, превращаясь в настоящего воина и оставаясь на службе феодала, на которого работал родитель.
Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству
В случае смерти отца главой семьи становился старший сын, даже если ему к тому времени было всего 10−12 лет. Даже в этом возрасте наследник имел глубокие представления о жизни и мог в принципе постоять за себя и свою семью, хотя обычно образование завершалось в 15 лет.
Самураи всегда выделялись в толпе. В отличие от европейских рыцарей с их тяжелыми латами, доспехи самураев позволяли их владельцу оставаться подвижным и в бою, и в быту.
Броня должна была быть твердой и гибкой, чтобы не сковывать движения. Кроме кирасы она включала кожаные или металлические пластины, связанные друг с другом шнурками. Важным и весьма характерным для японских воинов атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто .
Важным для самураев атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто
Основная обязанность самураев - служить своему хозяину
Благодаря боковым пластинам он защищал не только голову, но и шею, что делало самураев чем-то похожим на Дарта Вейдера.
