Книга, о которой пойдет речь сегодня в нашей программе, раскрывает перед читателем малоизвестный период жизни последнего Российского Государя святого Царя-Страстотерпца Николая II, а именно - его ранние детские годы: с 1876-го по 79-й. Несмотря на то, что произведение, положенное в основу данной книги, художественное, автор описывает вполне реальные события и рассказывает о реальных людях. Герой повести, от лица которого ведётся рассказ, полковник Оллонгрен, в детстве жил в Аничковом дворце и получил начальное образование вместе с будущим Всероссийским Императором, Николаем Александровичем. Свои воспоминания Владимир Константинович изложил писателю Илье Сургучеву, который и опубликовал их в художественном варианте в 1953 году за рубежом под названием «Детство Императора Николая II». Переизданный вариант данной книги - сегодня на нашей книжной полке. ***
Книга «Детство Императора Николая II» вышла в свет в Издательстве Царское дело и рассказывает не только о маленьком Великом Князе Николае, но и о судьбе его первой учительницы Александре Петровне Оллонгрен и первого «одноклассника» - озорного товарища с Псковской улицы Володи. В детстве мальчику посчастливилось жить и воспитываться с будущим Самодержцем. Свои впечатления об этом благословенном времени Оллонгрен пронес через всю свою жизнь, которая закончилась вдали от России, в эмиграции. Именно там, во Франции, и повстречались автор повести Илья Сургучев и Царский офицер Владимир Оллонгрен.
Записки Ильи Сургучева, основанные на устном рассказе полковника Владимира Константиновича, весьма любопытны. Как складывался характер будущего самодержца, как формировалась его личность? Из истории мы знаем, что к царственному отроку предъявлялись очень высокие требования: он должен был изучить основы всех существующих наук, несколько языков, быть широко осведомленным в литературе и искусстве, знать в совершенстве этикет и военное дело. Соответствовать идеалу - задача не из легких. И здесь не могло быть места небрежению и лени. Более того, по меркам современных воспитательных норм и принципов, отношение в 19 веке к ученикам было, мягко сказать, суровым. Книга «Детство императора Николая II» дает нам, наверное, наилучшее свидетельство тому, каких методов воспитания придерживался Великий Князь Александр Александрович, и позволяет увидеть уклад жизни Царской семьи глазами ребенка.
Как повествуется в книге, принимая на должность учительницы Александру Оллонгрен, будущий Император говорил: «Имейте в виду, что ни я, ни Великая Княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу и ни о каких престолах не думать». «Учите хорошенько мальчуганов, - продолжал Великий Князь, - повадки не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать». В такой атмосфере строгости, и одновременно, любви воспитывался будущий святой Царь Николай II. О его трагической и одновременно величественной участи знает в России, пожалуй, каждый. Судьбы же остальных героев повести мало кому известны. Сведения о них издатели поместили в послесловие книги.
Вкратце коснемся биографии учительницы Александры Петровны. Родилась она 30 марта 1837 года и происходила из рода Оконишниковых. После окончания института благородных девиц ордена святой Екатерины она вышла замуж за Константина Петровича Оллонгрена. В конце 1858 года у них родился первенец Петр, спустя два года - Константин, а еще через два года - Елизавета. Главный же герой повествования Владимир был младшим ребенком в семье и появился на свет 19 апреля 1867 года. Правда, позднее в семье капитана Оллонгрена родился еще сын Александр, но, увы, он скончался в четырехлетнем возрасте. А следом, буквально через год, в январе 1874 года, почил и супруг Александры Петровны. Молодая 37-летняя женщина осталась одна с четырьмя детьми на руках и пенсией в семь рублей.
К счастью, на помощь многодетной вдове пришла ее подруга по Екатеринин-скому институту, которая в ту пору служила начальницей Коломенской гимназии. Она предложила Александре Петровне должность классной дамы в стар-шем классе с жалованием в 30 рублей, на что та с радостью согласилась. И уже на самом первом выпуске ее приметила покровительница и попечительница Екатерининского института Императрица Мария Александровна, супруга Императора Александра II, которая в ту пору подыскивала учительницу для своего старшего внука. О том, как в 1876 году совершился счастливый крутой поворот в судьбе Александры Петровны Оллонгрен и ее младшего сына, как проходила их жизнь в Аничковом дворце, читатели узнают из самого повествования книги.
Мы же можем добавить, что прошло три года, и миссия учительницы была окончена: Августейший ученик освоил программу, необходимую для получения среднего образования. Что же было дальше с Александрой Петровной и ее детьми? Об этом читатели узнают из послесловия книги. Стоит, наверное, добавить несколько слов и об авторе повести Илье Дмитриевиче Сургучеве. Он родился в Ставрополе в 1881 году. В 1904-м поступил в Санкт-Петербургский университет на отделение восточных языков, где изучал монгольский язык и древнюю философию Конфуция. На курс было набрано пятьдесят человек, но окончили его только двое, одним из которых стал Сургучев, получивший профессию синолога. Однако он выбрал себе другую стезю.
Илья Дмитриевич рано начал заниматься литературной деятельностью. Его рецензии и небольшие заметки, в которых описывалась жизнь провинциального города, нередко публиковались в местной газете «Северный Кавказ». А в 1905 году в Ставрополе были напечатаны его первые рассказы. Вообще молодой писатель и драматург оказался весьма плодовит и до 1917 года успел издать четыре тома своих произведений. После революции он эмигрировал. Однако утрата Родины мучила писателя, и ностальгия пронизывала все его произведения последующих лет. Долгие годы в нашей стране имя Сургучева было предано забвению. Сегодня его произведения возвращаются к русским читателям, и одно из них представлено на нашей книжной полке.
*** Повесть Ильи Сургучева «Детство Императора Николая II» исполнена большой любовью, написана живо и выразительно, и сообщает ценные сведения, связанные с домом Романовых, которые, наверно, иначе, как художественными средствами, и не передашь. Она рассказывает нам о том, как «маленький Царственный ученик вместе с братом Жоржиком и коломенским проказником Володей зарывали в Аничковом саду жестяную коробочку с договором дружбы, устраивали переход через брыкающийся «Дунай», которым неизменно бывал Жоржик, «продавали» друг другу «сахарное мороженое», приготовленное из песка, и изобретали с помощью пальцев особые конспиративные знаки, строили из снега крепости «для защиты России» и отогревали на Царской кухне выпавшего из гнезда воробья...» Все эти трогательные или смешные моменты и отражены в книге Ильи Сургучева «Детство Императора Николая II».
Николай II родился 18 мая 1868 года в Царском Селе, в день Иова Многострадального. Позже государь часто ассоциировал себя с ним, придавал дню своего рождения особую, мистическую значимость. Однажды Столыпин предлагал государю важную внутриполитическую меру. Задумчиво выслушав его, Николай II сделал движение скептическое, беззаботное, которое как бы говорит: это или что-нибудь другое -- не все ли равно. Наконец он заявил грустным голосом:
Мне не удается ничего из того, что я предпринимаю. Мне не везет… к тому же, человеческая воля так бессильна… Знаете ли вы, когда день моего рождения?
Разве я мог бы его не знать? Шестого мая.
А какого святого праздник в этот день?
Простите, Государь, не помню.
Иова Многострадального.
Слава Богу, царствование Вашего Величества завершится со славой, так как Иов, претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божьим и благополучием.
Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более чем предчувствие. У меня в этом глубокая уверенность. Я обречен на страшные испытания, но я не получу моей награды здесь, на земле… Сколько раз я применял к себе слова Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня. Чего я боялся, то и пришло ко мне».
В раннем детстве воспитателем Николая и его братьев был живший в России англичанин Карл Осипович Хис. Особое место занимал законоучитель - протоиерей И. Л. Янышев, прививший наследнику престола глубокую и искреннюю религиозность. Николай получил домашнее образование в рамках большого гимназического курса. В 1877 году главным воспитателем Николая стал пятидесятидвухлетний генерал от инфантерии Григорий Григорьевич Данилович, директор 2-й Санкт-Петербургской военной гимназии, составивший, а затем и осуществивший программу обучения цесаревича, рассчитанную на 12 лет.
Дневник
В 1882 году Николай получает в подарок от матери «Памятную книжку»: с золотым обрезом, в переплете драгоценного дерева с инкрустацией. Эта роскошная книжка и стала первой тетрадью его дневника. Вот одна из первых его записей:
Мой дневник начал писать с первого января 1882 года… Утром пил шоколад, одевал лейб-гвардии резервный мундир… Ходили в сад с папґа. Рубили, пилили и разводили большой костер. Легли спать около половины десятого. Папґа, мамґа, и я принимали две депутации. Мне преподнесли превосходно сделанную деревянную тарелку с надписью: «Воронежские крестьяне цесаревичу. С хлебом-солью и русским полотенцем».
Этот дневник проследует вместе с Николаем от его юности до самого дня смерти императора. К концу его жизни дневник будет состоять из 50 рукописных тетрадей. Вся юность Николая сплошной бал, праздник:
«Этот костюмированный бал мне очень понравился. Все дамы были в белых платьях, а мужчины в красном… Танцевал мазурку и котильон».
«Вернулся с бала в половине второго. Проспал первый урок…»
«Очень весело засматривался на ту же цыганку. Вернулся домой в два часа…»
«Удивление проснуться в Гатчино. Вид моей комнаты, освещенной солнцем. После чая у мамґа фехтовал…»
«Не выдержал и начал курить, уверив себя, что это позволительно…»
«В полночь отправился с папґа на тетеревей. Сидел в шалаше, ток был замечательный. Проспал до десяти…»
Милая Аликс
николай император японский война
В 16 лет Николай встречает “Аликс.Г”, как он позже называл её в своих дневниках, Дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Эрнеста Людвига IV и Алисы Английской, будущую императрицу. Встретив её в Петергофе -- на маленькой императорской даче «Александрия», он влюбился в нее с первого взгляда. Только через пять лет семнадцатилетняя Аликс вновь появляется при русском дворе. Она приедет к сестре Элле. На самом деле -- это смотрины. Все эти годы Николай сохранял воспоминание о юной красавице. И добился своего. Однако Александр против брака Николая с Аликс. Политика Александра -- союз России и Франции. И принцесса из Орлеанского дома, дочь графа Парижского, -- вот желанная партия для цесаревича. И Ники покорно соглашается не настаивать на браке с Аликс, но от орлеанской принцессы решительно отказывается. Он выбирает третий путь: ждать -- молча, безропотно и безнадежно. Ждать, когда Бог соединит его с Аликс. Это был единственно возможный для него стиль поведения: тишайший, покорный -- но бунт.
Николай II появился на свет б мая 1868 года в Царском Селе. Вначале получил домашнее образование, затем, в период 1885-1890 годов, освоил курс, составленный по специальной программе и прочитанный обер-прокурором Синода К.П. Победоносцевым, министром иностранных дел Н.К. Гирсом, министром финансов Н.Х. Бунге, генералами Н.Н. Обручевым и М.И. Драгомировым, историком В.О. Ключевским, композитором и военным инженером Ц.А. Кюи. Как наследник понял материал, осталось для учителей загадкой, поскольку спрашивать его запрещалось, сам он никаких вопросов не задавал. Дополнили образование несколько лагерных военных сборов. Граф С.Ю. Витте так писал о Николае: «...по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства».
После того как цесаревич достиг совершеннолетия, отец решил, что ему полезно будет попутешествовать по свету. Тем более, что Николай завел интрижку с молодой особой нежелательной, в глазах венценосных родителей, национальности, и это их весьма раздражало. Путешествие подготовили довольно тщательно: из Петербурга были направлены предписания российским посланникам за границей и русским губернаторам в места маршрута Николая Александровича. В них подробно излагалось, что рекомендуется наследнику посетить, а что посещать не нужно. Посылались даже макеты речей, с которыми следовало обращаться к цесаревичу во время официальных приемов. Так Николай должен был пополнить образование в области дипломатии.
С наследником поехал его болезненный брат Георгий: императорская чета надеялась, что морская вода, солнце и соленый морской воздух исцелят его. Чтобы царским детям не было скучно во время заграничной поездки, при них находилось несколько молодых людей из знатных фамилий - свитский генерал князь В.А. Барятинский, конногвардеец князь Н.Д. Оболенский, кавалергард князь B.C. Кочубей, гусар Е.Н. Волков, чиновник департамента иностранных исповеданий князь Э.Э. Ухтомский.
23 октября 1890 года, во вторник, вся компания отбыла. В Афинах к ней присоединился наследник греческого престола принц Георгий, которого великие князья называли Джорджи. Вначале путешествие было приятным и легким: проплыли Суэцкий канал, полюбовались пирамидой Хеопса и другими достопримечательностями.
На борту корабля молодые люди тоже не скучали, отдавая дань гвардейским «традициям», основу которых составляли алкоголь и иные молодецкие забавы. Но во время одной из них великий князь Георгий Александрович упал и расшиб грудь. В итоге обострился процесс в легких, и больного пришлось срочно отправить из ближайшего порта в Россию, но все же великий князь умер от чахотки. В апреле 1891 года путешественники прибыли в старую японскую столицу Киото, а оттуда - в небольшой городок Отсу. Здесь наследник престола чуть было не лишился жизни. Какой-то полицейский подбежал к нему и с размаху опустил наего голову саблю - удар пришелся на правую сторону черепа, над ухом. Японец приготовился к дальнейшим действиям, но Николай Александрович выскочил из коляски рикши, на которой он ехал по городу, и побежал. Окружающие бросились врассыпную, даже не пытаясь защитить царского наследника, но положение спас греческий принц Джорджи. Он сшиб озверевшего японца с ног тростью и помог прибывшим к месту происшествия полицейским скрутить его. Путешествие пришлось закончить. Возвращаясь через Сибирь в Петербург, Николай посетил Тобольск, который ему очень понравился. Наследник даже представить себе не мог в то время, что именно этот город через 27 лет станет местом его ссылки.
Яхта «Память Азова». 1890. На ней великий князь Николай Александрович
Илья Сургучев
Детство императора Николая II
Вместо предисловия
Дело обстояло так, в 1939 году я проводил лето в Жуан-ле-Пэн. Лето было необыкновенно веселое и шумное. Пир жизни шел горой. И однажды, как мане-факел-перес, прозвучал из радио хриплый голос Даладье: "Вив ля Франс": Франция объявила войну Германии. И в течении двух суток вся французская Ривьера опустела: веселый народ устремился под родные крыши. "Замолкли серенады, и ставни заперты". Осталась одна природа -- и тут я понял, до чего она, со своей красой вечной, равнодушна ко всему человеческому. Синее море плещется тихо, небо сияет безоблачным шелком, -- и тишина, тишина... Сосновый дух пинеды стал как будто сильнее, в воде как будто прибавилось соли и в солнце стало меньше жестокости. Я с наслаждением прогуливался по набережной и вдруг, однажды, слышу жалобный кошачий, крик. И вижу: на ступеньках заколоченной виллы сидит кошка с котенком и плачут от голода. Я пошел в мясную, купил нарезанный мелко бифштекс и бросил голодающим. Тотчас же из-за кустов выскочил еще один котенок и начался суп-попюлэр. И после этого я начал приносить им еду каждый день. Они знали час и ждали. Однажды ко мне подошла какая-то пожилая женщина, явно английского типа, и утвердительно сказала:
Вы -- русский.
Почему вы думаете, мадам? -- спросил я.
Потому что только англичане и русские кормят несчастных зверьков.
Начался обычный разговор только что познакомившихся людей, и вдруг она спросила:
А вы знаете полковника Олленгрэна?
Я ответил, что не имею удовольствия.
А он ваш соотечественник: не желаете ли познакомиться?
Очень охотно, мадам.
И на другой день она пришла с высоким сухим, первоклассной офицерской выправки, улыбающимся стариком.
Присели на заборчик, закурили, и начался учтивый петербургский салонный разговор, -- из тех разговоров, которые включают в себя все знаки препинания, кроме восклицательного. -- И, прощаясь, Олленгрэн вдруг сказал, вздохнув:
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы...
И по берегу Средиземного латинского моря вдруг пронеслась великая северная тень, -- и до сих пор неравнодушная к "человеческому".
Коты приносят удачу: началось интересное знакомство, и в результате вот эта книга.
Спустя долгое время я понял, почему Олленгрэн вдруг, и так выразительно, процитировал Пушкина: это был музыкальный ключ к человеку.
Домик в Коломне
(По устному рассказу полк. В. К. Олленгрэна)
Отец мой, капитан Константин Петрович, умер от скоротечной чахотки 1872 году, оставив после себя: молодую вдову с четырьмя детьми, сто рублей годовой пенсии и собственный маленький домик в Коломне, по Псковской улице, No 28. Матери моей, Александре Петровне, было в то время около 3 лет, старшему брату Петру -- 12 и мне, "Вениаминчику" -- около пяти.
Не имея в день на пять душ даже полных 30 копеек, мы начали влачить существование в полном смысле голодное и холодное, хотя и в "собственном" доме. Мать по утрам куда-то и с какими-то узелками бегала, -- не то в ломбард, не то на толкучку, и тем "люди были живы".
Я лично, по молодости лет, тягот жизненных не ощущал и в полной свободе, предоставленной нам обстоятельствами и далекой, совершенно в те времена провинциальной и патриархальной Коломной, наслаждался улицей, возней в пыли или снегу, боями, закадычной дружбой с соседскими мaльчугaнaми, голубятней и бесконечной беготней взапуски. К семи годам из меня выработался тот тип уличного мальчишки, которых в Париже зовут "гамэн".
Когда узелки материнские кончились, надо было что-то предпринимать. Начальницей Коломенской женской гимназии была в ту пору Н.А. Нейдгардт, подруга матери по Екатерининскому институту, который, кстати сказать, мать окончила "с шифром".
Г-жа Нейдгардт приняла свою бывшую товарку ласково, вошла в ее положение и предоставила ей должность классной дамы в четвертом классе вверенной ей гимназии, с жалованием в 30 рублей в месяц. Вместе с 8 рублями пенсии уже можно было не только существовать, но и нанять прислугу.
Взяли какую-то Аннушку, тихую, монашеского склада девицу, с которой мать прожила почти до конца своей жизни. Аннушка была не только кухаркой за повара, как печатали в газетных объявлениях, но и полноправным членом семьи. Под конец своей жизни она ушла в иоаннитки. Вспоминаю ее с благодарностью. Она давала нам полную волю, и мы, детвора, а в особенности я, когда мать уходила в гимназию, целыми днями "гойкали" по Коломне.
Бабки, свинчатки, лапта, чужие сады и огороды, -- все манило и радовало нас. К концу 1875 года мне уже было около восьми, -- помню себя с длинными льняными волосами: мои родоночальники были шведы. И хотя Швеция -- страна северная, славящаяся спокойным, чинным и патриархальным характером своих граждан, но во мне, благодаря, вероятно, смешению кровей, было много совершенно не северного петушинного задора. И в то интересное время, о котором я собираюсь рассказать, моей главной заботой было -- добиться звания "первого силача" на Псковской улице. Звание же это, как известно в мальчишеских кругах всего земного шара, вырабатывается в неустанных боях и подвигах, близких к воинским. И потому синяки и фонари были, к ужасу моей матери, постоянными знаками моих отличий. Одно время мне даже казалось, что у меня сломано то знаменитое ребро, которое у мальчишек считается девятым: от женской половины нашего дома я это, разумеется, скрывал, но перед братьями по-старосолдатски охал, врал, что дух не проходит через горло, кряхтел, и для исцеления они натирали меня бобковой мазью: первое, что было отыскано в чулане. От синяков мы лечились кубебой, запасы которой охранялись, как золотые слитки.
Так шло до несчастной (с нашей детской точки зрения) весны 1875 года.
В один из каких-то северно-прекрасных майских дней выпускаемые классы женских гимназий Ведомства императрицы Марии должны были представляться в Зимнем дворце своей покровительнице и попечительнице Императрице Марии Александровне. В Коломенской гимназии оказался выпускным как раз тот класс, который "вела" моя мать. Вместе с начальницей на приеме в Зимнем дворце должна была присутствовать и "ведущая" классная дама.
Как сейчас помню мою мать в то майское, торжественное утро в каком-то необычайном и совершенно мне неизвестном синем платье (было "для случая" позаимствовано у г-жи Нейдгардт), с завитыми волосами, с институтским шифром на плече, -- мать казалась мне красавицей нездешних стран. Она очень волновалась и все натягивала перчатки, чтобы на пальцах не было пустых концов. Уходя из дому, долго молилась, чтобы Бог пронес страшный смотр. Мы знали, что мать поехала в какой-то странный зимний дворец (почему зимний, когда снега нет), в котором какая-то страшная государыня будет смотреть на мать, а мать будет трепетать, как птичка... И поэтому, когда Аннушка понеслась в церковь ставить свечу, мы увязались за ней и долго стучали лбами о каменный пол...
Незадолго до возвращения матери наш дом наполнился ее сослуживцами по гимназии, и не успела мать вернуться, как ее со всех сторон засыпали вопросами:
Что? Как? Была ли милостива государыня? И какое платье было на государыне? И что она сказала? И как горели ее бриллианты? И целовала ли мать ее ручку? И правда ли, что говорят, будто у нее желтый цвет лица и круги под глазами?
Мать, не успевшая снять платье, рассказывала, сияла от счастья... Изкухнипахло пирогом с мясом и куропатками, накрыли длинной скатертью два стола, все сели за стол и пили белое елисеевское вино, вспрыскивая первый материнский "выпуск".
Может ли Царь быть счастлив в браке?
Внимательно ознакомившись с историями русских Царских семейств XIX века, мы придем к выводу, что несчастливые браки были у наших Государей в рассматриваемый период времени, скорее, исключением, чем правилом. И даже Император Александр Второй, отношения которого с супругой очень серьезно осложнились из-за его длительной сердечной связи с княжной Долгоруковой, женился в свое время по страстной романтичной любви и долгое время был счастлив в законном браке.
Не был исключением и его сын Александр Третий. Часто можно встретить утверждение, что он женился на невесте своего рано умершего горячо любимого брата Николая, исполняя долг – стало быть, получил жену вместе с Престолом в наследство. Собственно, в некотором роде так оно и было. Но все же, читая переписку Наследника Престола Александра Александровича с его невестой принцессой Дагмарой, мы можем убедиться, что неожиданно даже для самих молодых людей между ними, и впрямь сосватанными по политическим расчетам, вспыхнуло весьма пылкое и сильное чувство. Подтверждений тому, что брак Государя Александра Третьего был счастливым до донца жизни обоих супругов, множество. В частности, об этом свидетельствовала их младшая дочь, Великая Княгиня Ольга Николаевна Куликовская-Романова. «Между моими родителями было так мало общего, и все же более счастливого брака нельзя было и пожелать, – вспоминала она. – Они превосходно дополняли друг друга».
Принцесса Дагмара, в православии Мария Федоровна, ощущала себя в высшем обществе очень естественно, это была воистину светская дама, блестящая Великая Княгиня, а впоследствии – Российская Императрица.
В отличие от супруги, Александр Александрович, в 1881 году унаследовавший Российский Престол, был человеком, чуждым светскому обществу, до конца жизни он так и не постиг всех тонкостей дворцового этикета. Зато обладал иным, не в пример более важным качеством – очень любил своих детей, никогда не обделял их отцовским вниманием и всегда старался, чтобы грандиозная работа не забирала его полностью, надолго отрывая от семьи.
В этом отношении Александр Третий на самом деле продолжал традицию. Он не был первым из Романовых, как принято считать, ценившим счастье отцовства. Но у этого Царя был иной характер, чем у его деда Николая Первого и отца Александра Второго – и всем окружающим становилось ясно, что долг отцовский Александр Александрович ставит не ниже долга царского. Не зря именно Александру III принадлежат слова, обращенные к сыну Николаю: «Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».
Конечно, именно Александр Александрович и создал ту семейную атмосферу, в которой возрастал будущий Государь-мученик Николай Второй. Можно сказать, что мальчику, его братьям и сестрам очень повезло – отец всегда был рядом, отец был примером, был заступником, строгим взыскателем за некрасивые шалости, но при этом обожаемым родителем, авторитет которого был непререкаем. Александр Александрович всегда находил время, насколько это было возможно, приласкать своих детей, поиграть с ними, вникнуть в их проблемы, но иногда – и наказать. В кругу семьи Царь не просто отдыхал от своих государственных дел, но выполнял работу его душе куда более приятную, но не менее ответственную – вырастить из маленьких Великих Князей «нормальных русских детей», — как вспоминал Владимир Оллонгрен, воспитывавшийся вместе с будущим Николаем Вторым. Книга, написанная Ильей Сургучевым со слов полковника Оллонгрена «Детство Императора Николая II» дает нам, наверное, наилучшее свидетельство о том, каких методов воспитания придерживался Александр Александрович (во время, описываемое в книге, еще Великий Князь).
«Простите, наследник Престола – я, — говорит он Александре Оллонгрен, будущей воспитательнице своих старших сыновей, — а вам дают двух мальчуганов, которым рано еще думать о Престоле, которых нужно не выпускать из рук и не давать повадки. Имейте в виду, что ни я, ни Великая Княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу и ни о каких престолах не думать».
Насколько это хорошо: с малолетства воспитывать будущего Наследника так, чтобы он не думал о Престоле – этого вопроса мы сейчас касаться не будем. Но мы знаем достоверно, что Николай Александрович вырос человеком достойнейшим – добрым, чутким, не делающим различий между людьми по их положению в обществе и сословной принадлежности, всегда желающий оказать людям реальную помощь. Великодушие, честность, отсутствие какой-либо спеси – вот чему учил Николая, Георгия, Ксению, Михаила и Ольгу их добрый и мудрый отец. От сыновей Александр Александрович требовал, чтобы они росли настоящими мальчишками, смотрели противнику в глаза, учились отвечать за свои поступки и не допускали ни малейшей бесчестности. В то же время он на самом деле никогда не забывал, что его дети – в первую очередь дети. Им интересно и подраться, и поиграть, и пошалить – и сам отец, Наследник Престола, гулял и играл со своими маленькими сынишками и дочками. Зимой устраивали снежные баталии, строили крепости, лепили баб во дворе, летом ходили по грибы. Сам Александр Александрович весьма любил пилить дрова, учил этому и детей. Он хорошо понимал, что беготня в саду для детей интересней забав с механическими игрушками, которых у них, конечно же, тоже было немало, и что собственноручно выкрашенное в луковом отваре пасхальное яйцо куда ценнее дорогостоящих сувенирных, даже очень изящно сделанных.
Старший сын Александра Александровича, Николай – Ники, воспринял от отца простоту в общении и живость характера. Он был обаятельно шаловлив, любил игры и занятия, требующие много движения – и это стремление быть всегда в движении, содержать себя в хорошей физической форме сохранилось у Государя Николая Второго на всю жизнь. Но к тому же с ранних лет в Ники проявлялись утонченность, поэтичность и некоторое внутреннее изящество, стремление к прекрасному и любовь ко всему живому. Уже в маленьком мальчике обращал на себя внимание окружающих его мечтательно-задумчивый взгляд. Удивительными казались его очень красивые чистые глаза, когда Ники смотрел на птиц, летящих высоко в небе…
Его волновала боль каждого живого существа – и он слезно молился за выпавшего из гнезда воробья. Его завораживало звучание стихотворных строчек – и Ники просил, чтобы ему читали стихи вслух, когда он сам читать еще не умел. С раннего детства в душе этого мальчика жила очень искренняя, взволнованная религиозность, проявлявшаяся даже в детских мелочах. Все эти качества будущего святого Императора прекрасно развивались в естественной семейной атмосфере, поддерживаемой отцом…
Отец, все время отец…
«Император Всероссийский вставал в семь утра, умывался холодной водой, облачался в крестьянское платье, сам варил кофе в стеклянном кофейнике и, наполнив тарелку сушками, завтракал. После трапезы садился за рабочий стол и принимался за свой труд. В распоряжении у него была целая армия прислуги.
Но он никого не беспокоил. В кабинете у него были колокольчики и звонки. Он не звонил в них. Некоторое время спустя к нему приходила супруга, два лакея приносили небольшой столик. Муж и жена завтракали вместе. На завтрак у них были крутые яйца и ржаной хлеб с маслом. Нарушал ли кто-нибудь их совместную трапезу? Именно в этот момент в кабинете появлялась их маленькая дочурка. Окончив завтрак, Государыня уходила, но крохотная Царевна оставалась с отцом. <…>
В годы раннего детства Великой княгини самые увлекательные минуты бывали после завтрака, когда миссис Франклин приводила свою питомицу в кабинет Императора. Маленькая Ольга тотчас забиралась под рабочий стол отца и тихонько сидела там, прижавшись к крупной овчарке по имени Камчатка. Сидела до тех пор, пока родители не заканчивали свой завтрак.
«Отец был для меня всем. Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне эти полчаса. Когда я подросла, у меня появилось больше привилегий. Помню тот день, когда мне было впервые позволено поставить Императорскую печать на один из больших конвертов, лежавших стопками на столе. Печать была из золота и хрусталя и очень тяжелая, но какую гордость и восторг испытывала я в то утро. Я была потрясена тем объемом работы, которую Папа приходилось выполнять изо дня в день. Думаю, Царь был самым трудолюбивым человеком на всей земле. Помимо аудиенций и государственных приемов, на которых он присутствовал, каждый день на стол перед ним ложились кипы указов, приказов, донесений, которые ему следовало прочитать и подписать». <…>
Утренние встречи с отцом отбрасывали свой яркий и чистый свет на всю дальнейшую жизнь Великой княгини.
«Отец обладал силой Геркулеса, но он никогда не показывал ее в присутствии чужих людей. Он говорил, что может согнуть подкову и связать в узел ложку, но не смеет делать это, чтобы не вызвать гнев Мама. Однажды у себя в кабинете он согнул, а затем разогнул железную кочергу. Помню, как он поглядывал на дверь, опасаясь, как бы кто-то не вошел!» (Йен Воррес. «Последняя Великая Княгиня»).
На самом деле прекрасный отцовский пример перед глазами – уже почти совершившееся достойное воспитание. На этом примере: отец – русский богатырь, самый трудолюбивый, самый добрый человек на свете – и воспитывался будущий Царь Николай Второй. Обладавший завидным трудолюбием и добротой Царь, с душой, проникнутой любовью к исконным русским ценностям…
Мы много говорим о Государе Александре Александровиче как примерном отце семейства. А что же мать, Великая Княгиня, впоследствии Императрица Мария Федоровна?
Йен Воррес, автор книги о детстве Великой Княгини Ольги Александры, слушая ее, удивлялся: на первом плане у маленькой Ольги были Император, Нана (гувернантка), братья и сестра, за ними — целый сонм слуг, солдат, моряков и разных простолюдинов. Но о своей матери Великая Княгиня говорила очень мало. Доверенные беседы с отцом начинались лишь после того, как Императрица покидала кабинет супруга.
«По существу, заходить в комнаты Мама заставляла меня Нана, — вспоминала Ольга Николаевна. — Приходя к ней, я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Я изо всех сил старалась вести себя, как следует. Никак не могла заставить себя говорить с Мама естественно. Она страшно боялась, что кто-то может перейти границы этикета и благопристойности. Лишь гораздо позднее я поняла, что Мама ревнует меня к Нана, однако моя привязанность к Нана была не единственной преградой, разделявшей мать и дочь. Если мы с Михаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалость наказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было, когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобы полюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. Но Мама, узнав о таких проказах, даже не улыбалась. Наше счастье, что она была всегда так занята, что редко узнавала о наших проделках».
Не самое приятное дочернее воспоминание. Особенно, если учесть, что в будущем отношения матери и дочери обострятся до предела. Но заглянем вновь в книгу Ильи Сургучева, написанную по воспоминаниям полковника Оллонгрена. Там мы увидим иной образ, иные отношения:
«Он (Ники – М. К.) обожал свою мать. Впрочем, обожал ее и я. Да и не знаю, кто ее не обожал? Вот это было божество в полном значении этого слова. Я дурак, мальчишка, лишался слова в ее присутствии. Я разевал рот и, застыв, смотрел на нее в божественном восторге. Она часто снилась мне, всегда с черным веером, каких потом я никогда не видел. Иногда и теперь я вижу этот прекрасный, раз в году повторяющийся сон, и все тот же страусовый веер, – и тогда я счастлив целую неделю, забывая и старость, и чужбину, и дикую неуютную жизнь. Как это бывало?
Обыкновенно часов в одиннадцать утра, среди занятий, раздавался с четвертого этажа звонок. Все радостно вздрагивали. Все знали, что это звонит мамочка. Тут Ники гордо взглядывал на меня: «его мамочка». Мгновенно все мы летели на лифт и сами старались ухватить веревку. Достигнув четвертого этажа, в котором жила Августейшая чета, мы через Блюдный зал, знакомой дорогой летели кто скорей, в «ее» будуар. Сейчас же начинались поцелуи и расспросы:
– Ну как спали? Что во сне видели? Боженьку видели?
Начинались обстоятельные, вперебивку, доклады, при которых всегда, с скрытно-радостным лицом, присутствовал и отец.
Дети рвались к матери, грелись у ее теплоты, не хотели оторваться, но увы! Официальное время шло, и родителям нужно было уезжать к деду, в Зимний дворец, где они и проведут потом целый день, до поздней ночи. Я потом слышал, что Наследник потому так упорно ездил в Зимний на целый день, что боялся что отец, Александр Второй, даст конституцию. Мы этого тогда не знали, но знали, что перед расставаньем нас ждет огромное удовольствие. И это удовольствие наступало: Великая Княгиня всех по очереди катала нас вокруг комнаты на шлейфе своего платья. Это была постоянная дань за расставанье, покатавшись, обласканные на целый день, мы снова спускались на свою половину к мрачным книгам и тетрадям».
Несомненно одно – Мария Федоровна была яркой, незаурядной личностью, обладавшей огромной нравственной силой, которая проявилась, например, при железнодорожной катастрофе в Борках. Во время того страшного испытания, убедившись, что муж и дети невредимы, Императрица Мария Федоровна, не обращая внимания на сильные порезы и ушибы, ободряла пострадавших, резала свое нижнее белье на бинты, и до тех пор не села в вспомогательный поезд, пока в него не были посажены все раненые и погружены убитые.
Так что не исключено, что Мария Федоровна, обладая большой силой воли, с возрастом стала подавлять своих детей, сама не отдавая себя в этом отчета. Уже впоследствии у нее сложатся далеко не лучшие отношения с супругой сына Николая, Александрой Федоровной, женщиной кроткой и необычайно доброй. В любом случае Мария Федоровна была воистину светской дамой, и такой сердечной любви к домашней обстановке, к семейному уюту, как ее супруг, не испытывала. Похоже, что не разделяла она и убеждений Александра Александровича в том, что детям полезно общаться с простым народом.
Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о своей замечательной детской дружбе с простыми солдатами. «До чего же нам было весело, когда мы с Михаилом убегали к ним в казармы и слушали их песни. Мама строго-настрого запретила нам общаться с солдатами, так же, как и Нана, но всякий раз, возвращаясь из казарм, мы чувствовали, будто что-то приобрели. Солдаты играли с нами в разные игры, подбрасывали нас в воздух. Хотя это были простые крестьяне, они никогда не позволяли себе никаких грубостей. Я чувствовала себя в безопасности, находясь в их обществе».
Владимир Оллонгрен также вспоминает о занимательном общении маленьких Великих Князей Ники и Жоржика (Георгия) с ламповщиком – старым солдатом. Однажды мальчики рассказали об этом деду – Императору Александру Второму.
«И Император умиленно сказал:
– Пари держу, что это папин солдат.
И тут, забыв нас, взрослые заговорили очень оживленно, и дедушка, размахивая своим легким, как пух, платком, начал оживленно держать речь:
– Лучшими учителями детей, самыми талантливыми, были всегда папины солдаты, да-с! Не мудрствовали, никакой такой специальной педагогики, учили по букварю, а как учили! Молодец солдат! Передайте ему мое спасибо! Один такой солдат лично мне со слезами на глазах говорил однажды: где поднят русский флаг, там он никогда уже не опускается. А Ломоносов?» (Илья Сургучев. «Детство Императора Николая II»).
Император Александр Второй – обожаемый внуками дедушка – еще одна фигура, для маленьких детей колоссальная, оставившая огромный след в их сердцах. Он тоже замечательно вписывался в понятие «Семья» и придавал патриархальной основательности и, если можно так выразиться, какой-то мощи этому понятию. При этом это был самый настоящий дедушка, обожавший баловать внучат.
«Император Александр Второй. Боже! Какой это был дедушка и какое счастье было иметь такого дедушку!
Во-первых, от него очаровательно пахло, как от цветка. Он был веселый и не надутый. В его глаза хотелось бесконечно смотреть. В этих глазах сидела такая улыбка, за которую можно было жизнь отдать. И как он умел играть, этот милый дедушка, и какой мастер был на самые забавные выдумки! Он играл в прятки и залезал под кровать. Он становился на четвереньки и был конем, а Жоржик – ездоком, и конь кричал:
– Держись тверже, опрокину!
Потом садился на стул, как-то отодвигал в сторону лампу, начинал по-особенному двигать пальцами, и по стенке начинал бегать то заяц, то горбатый монах. Мы смотрели разинув глаза и не дышали. Дедушка начинал учить нас складывать пальцы, но у нас не выходило, он вытирал с лица пот и говорил:
– Ну потом как-нибудь, в другой раз… Когда подрастете.
Он был счастлив с детьми, этот дедушка, как-то по-особенному и по-смешному умел щекотать нас за ушами и подкидывал маленькую Ксению чуть не под потолок, и она, падая ему в руки, как-то вкусно всхлипывала, смеялась и кричала:
– Еще, еще!
Император в изнеможении бросался в кресла и, как после танцев, широко обмахивался платком, а потом опять набирался сил и искал свои перчатки. Как сейчас вижу эти ослепительно белые, просторные перчатки. Император заводил два пальца в перчатку, и перчатка начинала тоненьким голосом разговаривать:
– А отчего у Жоржика вихор на затылке? А отчего у Ксеньюшки носик красненький?» (Илья Сургучев. «Детство Императора Николая II»).
Таким образом, мы видим, что если детство Государя Николая Александровича, его братьев и сестер, и отличалось, естественно, от детства их сверстников, но все-таки оно у них было – доброе и светлое. «Как нам было весело! — вспоминала Великая Княгиня Ольга Николаевна. — Китайская галерея была идеальным местом для игры в прятки! Мы частенько прятались за какую-нибудь китайскую вазу. Их было там так много, некоторые из них были вдвое больше нас. Думаю, цена их была огромна, но не помню случая, чтобы кто-нибудь из нас хотя бы что-нибудь сломал».
Роскошь последние Романовы не любили. Царь Александр дарил детям на праздники полезные книги, садовые инструменты. Обстановка в комнатах маленьких Великих Князей была скромной, кормили их тоже отнюдь не по-царски. К чаю подавалось варенье, хлеб с маслом, печенье, а вот пирожные дети видели редко. Обед тоже был прост, и дети ели все, что им давали. Но не это определяло их жизнь – простота была в отношениях. Братья и сестры очень любили друг друга – они доверяли друг другу свои детские тайны, шутили, смеялись, ссорились и мирились. Ники обожал веселый нрав своего брата Георгия, даже записывал удачные шутки Жоржика, и прятал написанное в «шкатулку курьезов», которую перечитывал потом уже, даже став взрослым.
А еще детей соединяло вместе переживаемое религиозное чувство. Рождество и Пасха были в первую очередь семейными праздниками, и они на всю жизнь оставили самый светлый след, самое теплое воспоминание. Со слов Великой Княгини Ольги Николаевны Йен Воррес пишет, что «счастливые семейные торжества, но в эти два дня понятие «семья» включало не только Императора, Императрицу и их детей, но также великое множество родственников. К ней принадлежали тысячи слуг, лакеев, придворной челяди, солдат, моряков, членов придворного штата и все, кто имел право доступа во дворец. И всем им полагалось дарить подарки».
Дети Государя Александра Третьего Александровича воспитывались в любви, в радости, в свете христова учения, в простоте и бескорыстии. Поэтому можно много спорить о качествах Николая Второго Александровича как Императора, но одно остается несомненным – это был воистину святой человек, в жизни своей, как и в смерти, являвший людям прежде всего свои христианские качества – заботу, милосердие, любовь…
