Ордынское нашествие XIII века имело разрушительные последствия для Руси не только из-за сожженных городов и погибших воинов. Огромное количество жителей Руси попало в плен и было уведено в рабство.
«Татары уводят их и их малюток, как стада, в пустыню»
Захват пленников с последующим превращением их в личных рабов был обычной практикой для кочевников. Однако в период ордынского нашествия русские столкнулись с этим явлением в невиданных доселе масштабах.
Фламандский монах-францисканец, путешественник Гильом де Рубрук, в 1253 году сообщал: «Руссия... вся опустошена татарами и поныне ежедневно опустошается ими... Когда русские не могут дать больше золота или серебра, татары уводят их и их малюток, как стада, в пустыню, чтобы караулить их животных».
В результате похода Батыя на Северо-Западную Русь в 1237-1238 годах в плен были угнаны, по приблизительным оценкам, от 40 до 90 тысяч человек.
Все последующие ордынские военные операции на русских землях, начиная от Неврюевой рати 1252 года и заканчивая нашествием Едигея на Москву в 1408 году, сопровождались захватом большого количества пленных. Счет новых невольников шел на десятки тысяч человек.
Три миллиона
Подобная практика продолжалась и после распада Золотой Орды. За вторую половину XVI века на Московское государство было совершено сорок восемь набегов крымских татар. Каждый такой набег завершался угоном в плен от пяти до пятидесяти тысяч человек.
По оценкам ряда историков, всего за период XIV-XVII веков с русских земель было угнано в плен около трёх миллионов человек.
Во время набегов ордынцы особенно выделяли ремесленников. В период бурного развития Золотой Орды мастера были им нужны позарез. Порой, прежде чем учинить резню в захваченном городе, ордынцы пытались выявить ремесленников, только им сохраняя жизнь.
Особо ценили захватчики и русских женщин, которые рассматривались не только в качестве домашних рабынь и наложниц, но и в качестве отличного товара для дальнейшей перепродажи.
Русские пытались избежать плена любой ценой. При приближении ордынцев крестьяне бросали свои деревни, уходя в леса, где скрывались в землянках неделями, а порой и месяцами. Представители элиты пытались избежать беды, скрываясь за городскими стенами. Но порой, не рассчитывая на успех обороны, даже княжеские семьи бежали далеко на север, скрываясь в труднодоступных районах, куда татары, как правило, не доходили.
Что ждало русских пленников?
Еще один итальянский путешественник, Джованни Плано Карпини , посетивший Золотую Орду спустя десять лет после нашествия Батыя на Русь, писал о положении пленников: «Они мало что едят, мало пьют и очень скверно одеваются, если только они не могут что-нибудь заработать в качестве золотых дел мастеров и других хороших ремесленников. Но некоторые имеют таких плохих господ, что те им ничего не отпускают, и у них нет времени от множества господских дел, чтобы заработать себе что-нибудь, если они не украдут для себя времени, когда, может быть, должны были отдыхать или спать, но это могут делать те, кому позволено иметь жен и собственную ставку. Другие же, которых держат дома в качестве рабов, достойны всякой жалости».
Со временем в среде русских пленников в Орде происходит заметное расслоение. Если одни остаются в тяжелом положении бесправных рабов, то другие (как правило, самые искусные мастера) обзаводятся собственными домами. Порой им даже удается обрести статус свободных людей.
Большинство, однако, жило в тяжелейших условиях и гибло от непосильного труда. Русские пленники строили ордынские города, корабли, которые ордынцы использовали на реках.
Что касается русских женщин, то они пополняли гаремы состоятельных ордынцев либо выполняли функции служанок у женщин из влиятельных ордынских родов. Значительное количество пленниц продавалось на невольничьих рынках Сарай-Бату и Сарай-Берке. Отсюда россиянок новые владельцы увозили дальше. Большинство из них попадало в Среднюю Азию. В дальнейшем центр работорговли переместился в Крым, откуда русских невольниц отправляли порой в совсем уж отдаленные земли: например, в Египет.
Иногда они возвращались
Серьезные изменения в Золотой Орде произошли после окончательного закрепления ислама в качестве государственной религии. С этого времени русские невольники получили возможность обрести свободу, приняв ислам. С другой стороны, те, кто хотел сохранить христианскую веру, зачастую подвергались дополнительным гонениям, а порой становились жертвами убийств.
И все-таки нельзя сказать, что из ордынского плена невозможно было вернуться. Начиная с Александра Невского , русские князья проводят целые программы по выкупу русских пленников у ордынцев.
В первую очередь это, разумеется, касается угодивших в плен представителей знати. Но и рядовых русичей тоже нередко возвращали домой.
Впоследствии, уже после распада Золотой Орды, когда главными источниками проблем, связанных с захватом пленных, стали Крымское и Казанское ханства, в России был введен особый налог: «полоняничные деньги». Собранные средства предназначались как для выкупа тех, кто был захвачен во время набегов, так и для освобождения русских воинов, попавших в плен на полях сражений.
Времена меняются: ордынцы на службе у русских
Если говорить о Золотой Орде, то стоит отметить, что с течением времени стала прослеживаться интересная тенденция. Чем слабее становился бывший улус Джучи и чем более укреплялись русские земли, новым центром которых стала Москва, тем более равные отношения стали возникать на уровне людей.
К началу XV века никого уже особенно не удивляло появление в русских землях «возвращенцев» из Орды с женами-татарками, которые принимали веру мужей. Чуть позднее представители ордынской знати начнут поступать на службу к русским князьям. Так возникнет огромное количество новых русских дворянских родов.
Например, татарский мурза Арслан Турген выехавший из Золотой Орды на службу к великому князю Василию ІІ Тёмному , приняв православие, стал Иваном Тургеневым : основателем рода Тургеневых.
Род Апраксиных возник после того, как еще в XIV веке на службу к князю Олегу Рязанскому из Орды прибыли братья-мурзы Солохмир и Едуган . Солохмир, ставший после крещения Иоанном , женился на сестре князя Анастасии Ивановне . Их правнук Андрей Иванович носил прозвище Опракса, которое впоследствии и трансформировалось в фамилию Апраксиных.
«И пьют с ними, и едят с одного, и женятся у них»: как ковалась дружба народов
Когда земли Поволжья и Казанского ханства вошли в состав России, власти столкнулись с тем, что бывшие русские пленники в этих краях практически полностью слились с местным населением. Причем как волжские булгары и чуваши перенимали привычки русских, так и наоборот: «Писаны земли полонянничные в татарских и в чувашских селах и деревнях, которые полонянники живут с татары и с чувашею вместе».
В конце XVI века митрополит Гермоген писал сокрушенно: «Многие де русские полоняники и неполоняники живут у татар, и у черемисы, и у чуваши, и пьют с ними, и едят с одного, и женятся у них, да многие же де русские люди, сверстные да недоросли живут у немец по слободам и по деревням, добровольно и в деньгах. И те де все люди также хрестьянские веры отпали и превратились у татар в татарскую веру, а у немец в римскую и лютерскую веру».
Церковный деятель при всей своей мудрости не смог разглядеть главного: из такого вот «слоеного пирога» выковывалась прочная, устойчивая ко всем внутренним и внешним невзгодам Россия.
В своё время т.н. евразийцы выдвинули тезис о том, что: «Да, татары воевали жестоко. Но в те времена жестоко воевали все: и русские, и европейцы, и китайцы. Другое дело, что монголы оказались более удачливы, чего им до сих пор многие не могут простить.
[…] Что же касается европейцев, ссылающихся на жестокость монголов, то лучше бы они при этом упоминали о том, как крестоносцы в 1099 г. вырезали Иерусалим, не оставив в живых даже грудных детей. Или разграбленный ими же в 1204 г. Константинополь. Или приказ Чёрного Принца, который в Англии считается национальным героем, вырезать всё население Лиможа в 1370 г. Как говорится, соринку в чужом глазу видят, а в своём бревна не замечают».
Вот что, например, написал об этом наиболее известный представитель евразийцев Л.Н. Гумилёв: «По поводу взятия монголами среднеазиатских городов существует вполне устоявшаяся версия: «Дикие кочевники разрушили культурные оазисы земледельческих народов». Эта версия построена на легендах, создававшихся придворными мусульманскими историографами. Например, о падении Герата исламские историки сообщали как о бедствии, при котором в городе было истреблено всё население, кроме нескольких мужчин, сумевших спастись в мечети. Они прятались там, боясь выйти на улицы, заваленные трупами. Лишь дикие звери бродили по городу и терзали мертвецов. Отсидевшись некоторое время и придя в себя, эти «герои» отправились в дальние края грабить караваны, чтобы вернуть себе утраченное богатство.
Это характерный образчик мифотворчества. Ведь если бы всё население большого города было истреблено и лежало трупами на улицах, то внутри города, в частности в мечети, воздух был бы заражён трупным ядом, и спрятавшиеся там просто умерли бы. Никакие хищники, кроме шакалов, возле города не обитают, а в город и они проникают очень редко. Измученным людям двинуться грабить караваны за несколько сот километров от Герата было просто невозможно, потому что им пришлось бы идти пешком, неся на себе тяжести – воду и провизию. Такой «разбойник», встретив караван, не смог бы его ограбить, поскольку сил хватило бы лишь на то, чтобы попросить воды.
Ещё забавнее сведения, сообщаемые историками о Мерве. Монголы взяли его в 1219 г. и тоже якобы истребили там всех жителей до последнего человека. Но уже в 1229 г. Мерв восстал, и монголам пришлось взять город снова. И, наконец, ещё через два года Мерв выставил для борьбы с монголами отряд в 10 тысяч человек.
Плоды пылкой фантазии, воспринимаемой буквально, породили злую, «чёрную» легенду о монгольских зверствах».
В настоящее время сходной точки зрения придерживается Р. Ю. Почекаев: «В науке сложилось устойчивое представление о том, что монгольские завоевания сопровождались уничтожением государств, разорением и сожжением городов и деревень, убийством, угоном в плен и грабежом мирного населения. Большинство дошедших до нас источников, и в самом деле, дают основания для формирования такого представления. Однако мало кому известно, что в праве Монгольской империи и её преемников присутствовали нормы, предписывающие завоевателям воздерживаться от насилия над гражданским населением захваченных областей.
[…] Вряд ли они могли быть изданы при самом Чингиз-хане (прав. 1206 – 1227): в период его правления особым влиянием в государстве пользовались военачальники из числа ближайших сподвижников основателя империи, бывшие «степные багатуры», для которых убийство врагов (в т.ч. и не участвовавших в боевых действиях), разграбление и сожжение городов и захват добычи считалось верхом геройства и молодечества.
[…] Но уже при преемнике Чингиз-хана, его сыне Угедэе (прав. 1229 – 1241), а затем и при ханах Менгу (прав. 1251 – 1259) и Хубилае значительное влияние в империи начинают приобретать гражданские чиновники, выходцы из осёдлых стран […] Новые сановники всячески старались проводить политику большей терпимости монгольских завоевателей по отношению к представителям чуждой им земледельческой культуры. Поэтому как раз в то время, когда монгольские завоевания велись с наибольшим размахом, в источниках фиксируются примеры того, что завоеватели стремились упорядочить взаимоотношения с завоёванным населением.
Так, например, до нас дошло интересное сообщение венгерского каноника Рогерия, который пережил монгольское вторжение в Венгрию и сам побывал в плену у завоевателей, так что совершенно не имел причин приукрашивать их деяния. Тем не менее, он сообщает, что в 1241 г. монголы сумели привлечь на свою сторону ряд венгерских и немецких феодалов и с их помощью стали распространять призывы к местному населению вернуться в населённые пункты, обещая мирное существование. Ещё один венгерский современник монгольского вторжения в Европу – Фома Сплитский, охарактеризовавший монголов как настоящих выходцев из ада, однако, отмечает, что монголы «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений».
Для того, чтобы проверить насколько соответствуют истине утверждения Гумилёва и Почекаева, я решил обратиться к тем письменным источникам, которые они использовали. К сожалению, узнать откуда Гумилёв извлёк информацию о Герате мне не удалось. Что касается Мерва то, вероятнее всего, Гумилёв использовал текст Ала ад-Дин Ата-Малик бен Мохаммад Джувейни (1226 – 1283).
Посмотрим, что написал Джувейни о взятии монголами Мерва: «На другой день, который был первым днём мухаррама 618 г. и последним днём жизни для большинства жителей Мерва, прибыл Тулуй […] с многочисленным, как волны моря и песок пустыни, войском.
[…] Вокруг городских стен монголы поставили сторожевые цепи и всю ночь стерегли неусыпно. Вылазки осаждённых прекратились. Никто более не осмеливался выходить из города. Муджир-ал-мульк не мог придумать никакого средства к спасению, кроме как сдаться неприятелю. На утро он послал мервского имама Джемал-ад-дина для переговоров с монголами, получил обещание пощады и вышел, захватив многочисленные подарки, навьюченные на четвероногих, имевшихся в городе. Тулуй расспрашивал его о состоянии города и потребовал составить список всех богатых и известных лиц. Он потребовал их к себе и заставил выдать сокровища. Монгольское войско вошло в город. Всё население без различия имущественного положения было выведено за город, и женщины были отделены от мужчин.
[…] За исключением 400 ремесленников и некоторой части детей обоего пола, которые были уведены в плен, всё мервское население вместе с женщинами и детьми было разделено между воинами и ополченцами и перебито. […] Стены были разрушены, укрепления сравнены с землёй и сожжена ханефитская соборная мечеть […] После расправы с мервскими жителями Тулуй назначил эмира Зия-ад-дина, мервского вельможу, которого монголы пощадили как безвредного, правителем разрушенного города и тех оставшихся жителей, которым удалось укрыться в потайных местах во время погрома.[…] Уцелевших жителей Мерва оказалось около 5000. Из них, однако, многие погибли впоследствии, когда в Мерв прибыли другие отряды монголов, также потребовавшие своей доли в убийствах.
[…] Зия-ад-дин приказал восстановить мервские стены и вал.
В это время прибыл отряд монгольского войска. Зия-ад-дин нашёл необходимым оказать им почёт и некоторое время держал [их] у себя, пока не пришёл с многочисленным войском Куш тегин-пехлеван из войск султана и не начал осады города. […] Когда Зия-ад-дин понял, что при расхождении [общего] желания из дела ничего, не выйдет, он с тем отрядом монголов, которые находились при нём, отправился в крепость Марга, а Куш-тегин вошёл в город.
[…] Куш-тегин деятельно принялся за восстановление города и земледельческого хозяйства. Им была вновь отстроена разрушенная плотина.
Однако дальнейшие меры к восстановлению города вскоре должны были прекратиться. Монгольский военачальник Карача-нойон был уже в Серахсе. Получив сведения о приближении монгольских отрядов, Куш-тегин бежал ночью из Мерва […] Несколько дней спустя к Мерву, в котором остались заместители Куш-тегина, подъехал отряд монголов человек в 200, направлявшийся к Кутуку-нойону. Половина отряда отправилась выполнять порученное ей дело, а половина осталась осаждать Мерв и сообщила об этом Турбаю и Кабару, находившимся в Нахшебе. К этому времени из разных мест люди собирались в Мерв, так как в нём было лучше.
Пять дней спустя [прибыл] Турбай с 5000 войска и сипехсаларом Хумаюном, который носил прозвание Ак-мелик и служил им [монголам]. Достигнув мервских ворот, они тотчас же взяли город и, взнуздав правоверных, словно верблюдов, связывали верёвкой по десять, по двадцать в одну цепь и бросали в кровавый чан. Более 100 000 приняли мученическую смерть. Кварталы были разделены между воинами, и большинство домов, замков, мечетей и мест поклонения было разрушено. Военачальники с войском монголов удалились, оставив Ак-мелика с несколькими людьми, чтобы словить тех, кто оказавшись предусмотрительным, спрятался в укромном уголке и ускользнул от меча. Все хитрости, какие было возможно сделать для розыска, были сделаны, и так как других хитростей уже не оставалось, то один человек из Нахшеба, бывший с ними, начал кричать азан и читать призыв к намазу. Всякого, кто на его голос вылезал наружу из убежища, хватали, заключали в медресе Шихаби и потом сбрасывали с крыши вниз. Таким образом погибло ещё много людей. 41 день они проявляли такое усердие, пока не удалились оттуда. Во всём городе уцелело не более 4 человек.
Когда в Мерве и его окрестностях уже не осталось никаких войск, все те [жители], которые находились в деревнях или ушли в пустыню, направились в Мерв. […] Когда слух о Мерве дошёл до Несы, один туркмен, собрав шайку, пришёл в Мерв. Он приобрёл расположение влиятельных лиц [в городе], и около него собралось тысяч 10 человек. Он управлял [Мервом] в течение 6 месяцев и посылал [отряды] в окрестности Мерверуда, Пендждеха и Талькана нападать исподтишка на монгольские обозы и приводить лошадей.
[…] на Мерв напал сперва монгольский военачальник Карача-нойон, находившийся в это время в Талькане. Он перебил всех жителей, которые попались ему на глаза, и использовал их запасы пшеницы. Потом, следом за ним, пришёл другой монгольский военачальник, Кутуку-нойон, с войском в 100 000 человек. Халаджи, газнийцы и афганцы, входившие в состав этого войска в качестве ополчения, довершили разрушение города и истребление его жителей. В течение 40 дней они производили такие насилия, «подобных которым никто не видел», и такое опустошение среди населения, что «в городе и окрестных деревнях не оставалось и 100 человек».
Итак, как видим, согласно Джувейни монголы три раза захватывали Мерв. При этом после первого и второго разгрома численность горожан возобновлялась за счёт людей из окрестностей Мерва. Лично меня в этом тексте смущают слишком круглые цифры:
После первого разгрома Мерва уцелелело 5000 человек;
- во время второго разгрома погибло 100000 человек;
- после второго разгрома в городе собралось 10000 человек.
Спрашивается, кто их там всех пересчитывал?
Штурм монголами укреплённого города
Любопытно то, что кроме самих монголов в уничтожении горожан Мерва активное участие принимали монгольские союзники: халаджи, газнийцы, афганцы. Мне эта информация напомнила события ХХ века, когда на захваченной территории в уничтожении мирных жителей, кроме самих гитлеровцев, деятельное участие принимали их пособники из числа местного населения: украинцы, латыши, литовцы, эстонцы.
Теперь, обратимся к Р. Почекаеву, а точнее к ссылкам, которые он делает в своём тексте. Так, после фразы: «Тем не менее, он сообщает, что в 1241 г. монголы сумели привлечь на свою сторону ряд венгерских и немецких феодалов и с их помощью стали распространять призывы к местному населению вернуться в населённые пункты, обещая мирное существование» стоит ссылка на книгу самого Р. Почекаева «Батый. Хан, который не был ханом» с. 148.
Открываем и читаем: «В других регионах Бату предпочитал наладить контакт с местным населением. Так, по свидетельству Рогерия, ещё до битвы у Шайо Кадан захватил в плен графа Аристальда, выбрал из числа немецких пленников 600 человек и использовал их на своей службе. По приказу Бату были написаны и распространены тексты, в которых победители призывали жителей возвращаться в свои селения и обещали им мирное существование. Эти послания составляли пленные или добровольно перешедшие на сторону монголов мадьярские и немецкие феодалы».
Я открыл Рогерия (ок. 1200 – 1266) и нашёл соответствующие места. Вначале о немецких пленниках: «Король Кадан, в течение трёх дней по бездорожью пробиваясь через леса между Русью и Команией, пришёл к богатой Рудане – расположенному среди высоких гор селению тевтонцев и королевскому серебряному руднику, где собралось неисчислимое множество людей. Но поскольку были они людьми воинственными и не испытывали недостатка в оружии, то, когда стало известно о приходе татар, они через леса и горы вышли из селения им навстречу. Кадан, изумившись множеству вооружённых людей, показал спину, изображая бегство от них. Тогда эти люди, вернувшись с победой и отложив оружие, принялись опьяняться вином, из-за чего и исчезла тевтонская ярость. Татары же, внезапно появившись, ворвались в поселение с многих сторон, как будто не было ни рвов, ни стен, ни прочих укреплений. И произошла бы из-за этого великая резня, если бы только люди, не видя, что они не в состоянии сопротивляться татарам, не отдали бы себя полностью под их покровительство. Кадан же, получив под своё покровительство это поселение, присоединил к своему войску комита поселения Арискальда с шестьюстами отборными вооружёнными тевтонцами, намереваясь идти с ними через леса».
Теперь о текстах Бату: «После победы и триумфа татарского войска […] повелитель с наиболее знатными из татар, получив на этом дележе найденную у писца королевскую печать, чью голову они ужасным мечом отсекли от тела, уже твёрдо полагая землю своей и опасаясь, чтобы люди, услышав о бегстве короля, обратясь бегство, не уклонились бы от борьбы, измыслил одну хитрость, которую они и учинили.
[…] При помощи неких венгерских священников, которым до сих пор сохраняли жизнь, они составили для знати и простолюдинов по всей Венгрии от имени короля разнообразные подложные письма следующего вида: «Песьей свирепости и ярости не бойтесь и свои дома не смейте покидать. Хотя, вследствие некой неосмотрительности, как замки, так и шатры мы покинули, понемногу, Бога нашего милостью, мы вновь замышляем их отвоевать, возобновляя против своих врагов искусное сражение. И потому обратитесь к молитве, дабы милосердный Бог позволил, чтобы перед нами склонились головы наших врагов». Эти письма были разосланы через тех венгров, кто им уже сдался и кто ввёл в заблуждение и меня, и всю Венгрию. Ибо мы питали такое доверие к этим письмам, что хотя каждый день и узнавали противоположное, но, поскольку там, где происходили столкновения, царило смятение, мы, чтобы проверить слухи, никоим образом не могли отправлять гонцов, а противному верить не хотели. Итак, в завоёванной Венгрии не было дороги для бегства».
Итак, как видим, речь идёт о военной хитрости, которая, кстати, удалась.
Вторая сноска стоит после фразы: «Ещё один венгерский современник монгольского вторжения в Европу – Фома Сплитский, охарактеризовавший монголов как настоящих выходцев из ада, однако, отмечает, что монголы «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений». Ну, здесь сноска просто на страницу из текста Фомы Сплитского (ок. 1200 – 1268).
Открываем и читаем фразу не в таком усечённом виде, как у Почекаева, а полностью: «Когда же они встретились с первыми жителями страны, то поначалу не выказывали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений». Думаю, комментарии излишни.
Теперь, посмотрим что написали Рогерий и Фома Сплитский о жестокости монголов по отношению к мирным жителям: «Разрушив стены и башни, они [монголы] сделали приступ и, овладев замком. Пленили воинов, каноников и всех прочих, кто при взятии замка не был убит мечом. Знатные же дамы и девицы пожелали укрыться в соборной церкви. Татары забрали себе оружие воинов и посредством самых жестоких пыток отобрали у каноников, что у них было. Поскольку в соборную церковь они сразу войти не смогли, принеся огонь, они сожгли и церковь, и бывших в ней знатных женщин, и всех остальных, кто там оказался. В прочих же церквах они совершали столь великие злодеяния с женщинами, что было бы лучше не говорить о них, дабы людей не подвигнуть к совсем уж дурному. Бывшая же за городом в поле знать, горожане, воины и каноники – все без всякого сожаления были перебиты. […] После того, как нестерпимое зловоние стало исходить от тел мертвецов, оставив всё, они ушли оттуда, и это место осталось пустынным. Прятавшиеся в соседних лесах люди вернулись туда, чтобы найти что-нибудь съестное. И когда они осматривали руины и тела умерших, татары неожиданно вернулись и не оставили в живых никого из выживших, кого там вновь обнаружили. Так беспрестанно там каждый день совершались новые убийства».
«Согнав толпу кротких женщин, стариков и детей, они приказывали им сесть в один ряд, и, чтобы одежды не запачкались кровью и не утомлялись палачи, они сначала стаскивали со всех одеяния, и тогда присланные палачи, поднимая каждому руку, с легкостью вонзали оружие в сердце и уничтожали всех. Более того, татарские женщины, вооружённые на мужской манер, как мужчины, отважно бросались в бой, причём с особой жестокостью они издевались над пленными женщинами. Если они замечали женщин с более привлекательными лицами, которые хоть в какой-то мере могли вызвать у них чувство ревности, они немедленно умерщвляли их ударом меча, если же они видели пригодных к рабскому труду, то отрезали им носы и с обезображенными лицами отдавали исполнять обязанности рабынь. Даже пленных детей они подзывали к себе и устраивали такую забаву: сначала они заставляли их усесться в ряд, а затем позвав своих детей, давали каждому по увесистой дубинке и приказывали бить ими по головам несчастных малышей, а сами сидели и безжалостно наблюдали громко смеясь и хваля того, кто был более меток и кто одним ударом мог разбить череп и убить ребёнка.»
Монгольские всадники с заключенными. Иллюстрация Рашид-ад-Дин
О жестокости монголов свидетельствуют не только письменные источники, но и данные археологических раскопок: «Систематические раскопки братских могил жертв монгольского нашествия наша экспедиция провела в 1977 – 1979 гг. на подоле вблизи Оки и около бывшего усадебного дома Стерлиговых у южной околицы деревни Фатьяновка.
Изучение антропологических материалов показало: из 143 вскрытых погребений большинство принадлежит мужчинам в возрасте от 30 до 40 лет и женщинам от 30 до 35 лет. Много детских захоронений, от грудных младенцев до 6 – 10 лет. […] Найден скелет беременной женщины, убиты мужчина прижимал к груди маленького ребёнка. У части скелетов проломлены черепа, на костях следы сабельных ударов, отрублены кисти рук. Много отдельных черепов. В костях застряли наконечники стрел.
[…] Пленникам рубили головы: при раскопках А.В. Селивановым Спасского собора обнаружены скопления из 27 и 70 черепов, некоторые со следами ударов острым оружием».
«На территории Владимира-Волынского и его предместий (Шкартани, Лузивщине и др.) выявлены места, где в слое угля и обломков керамики беспорядочно лежали людские костяки с разрубленными костями и черепами, пробитыми большими железными гвоздями. В отдельных случаях скопления черепов, пробитых гвоздями, обнаружены близь старых владимирских церквей: Апостольщины, Михайловна, Спащины, Стара-Кафедры.»
Историки объясняют массовые убийства мирных жителей осуществлявшиеся монголами следующим образом: «Террор монголами часто использовался во вполне прагматических целях, как часть их «активных мероприятий» -- устрашение и распространение слухов о террористических акциях давали результаты не меньшие, чем прямые военные действия. В источниках часто можно прочесть, что жители очередного города сдаются при первом требовании монголов, особенно если незадолго перед этим монголы вырубили город по соседству».
«Террор был также и средством дипломатического давления – после «вырубания» одной области послам монголов было куда легче «договориться» с её соседями, точнее, заставить выполнить свои требования. Правда, поголовные истребления взятых городов имели не только эти цели, были и другие – месть за потери (например Козельск, «злой город», где полегло более 4000 захватчиков), или просто невозможность оставить за спиной ненужное население, так как, например, при дальних рейдах монголам был не нужен полон (после битвы на Калке пленных русских и половцев, видимо, перебили) и громоздкие трофеи (те же тумены Субэдэя и Чжэбэ в Закавказье жгли захваченное имущество).»
Вторая причина жестокости монголов является прямым следствием того мировоззрения, которое привил им Чингис-хан: «Самой нелепой ошибкой было бы считать монголов Чингис-хана и его преемников обычными (разве что очень хорошо организованными) варварами, просто возжелавшими подмять под себя как можно больше народов и стран. Чингис был провозвестником подлинной мировой революции с детально оформленным учением, а его войска и наследники – её сознательными носителями.
[…] С монгольской точки зрения первичным смыслом и целью жизни для отдельного человека является некое житейское довольство, то есть стабильное и безопасное сочетание сытой жизни и нормального семейного быта. […] Главным условием такого существования становится, очевидно, единая власть, устраняющая подрывающие её междоусобицы и отпугивающая врагов; в свою очередь такая власть нуждается в жесткой дисциплине.
[…] важнейшая составляющая имперского монгольского учения – это идея универсальной вселенской монархии.
[…] нечего и говорить, что «народом господ» в грядущей мировой империи должны были навеки остаться монголы, и только они. […] монголы проводили чёткое разделение людей на кочевников как носителей возможной социальной гармонии и в принципе не способных на неё земледельцев и горожан. Монгольская революция считала, что осёдлая жизнь и создаваемые ею богатства неизбежно порождают столь большое разобщение, раздоры, зависть и развал, что справиться с ними невозможно.
В заключение следует сказать несколько слов о «технической» стороне вопроса. Есть авторы, сомневающиеся в том, что относительно небольшое количество людей могло уничтожить, причём только с помощью холодного оружия, сотни тысяч. Вот что по этому поводу пишет Д. Мэн: «Монголы, все до одного, были мастерами по забиванию животных, для них убить овцу было дело рутинным, и убийство тех людей ничем от этого не отличалось, это была работа, которую положено выполнять…»
«Для монгола было проще разделаться с покорившимся судьбе пленным, чем с сопротивляющейся овцой. Овцу режут с осторожностью, так, чтобы не испортить мясо. В груди делается небольшая дыра, в неё засовывают руку, хватают сердце и останавливают его. Овца, видимо, ничего не чувствует, и вся операция занимает полминуты. Для того чтобы разделаться с жителями Мерва, представлявшими несравненно меньшую цену, чем овца, не требовалось таких церемоний. На то, чтобы полоснуть по горлу, нужно несколько секунд, и можно переходить к следующему.
[…] Если учесть отношение монголов к немонголам, их неукоснительное повиновение приказу и их искусство убивать, то технически для них было вполне возможно прикончить три или больше миллиона людей за два-три года…»
Мне представляется, что в военной истории человечества были разные периоды. И в каждом таком периоде были воины, отличавшиеся более жестоким поведением по отношению к мирным жителям завоёванных стран. Перечислю некоторых: ассирийцы, авары, викинги, солдаты Тимура, ландскнехты, конкистадоры, в ХХ веке – немецкая и японская армии.
В XIII в. самыми жестокими завоевателями были монголы.
Андрей Шестаков
Примечания:
1. Мазуркевич С.А. Энциклопедия заблуждений. История. М., 2004. С. 117
2. Гумилёв Л.Н. От Руси до России. М., 1994. С. 121
3. Почекаев Р. Ю. Монгольские завоеватели и мирное население: правовые аспекты взаимоотношений. На сайте: www.pr-page.narod.ru
4. Ала ад-Дин Ата-Малик Джувейни История завоевателя мира. На сайте: www.vostlit.info
5. Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2006. С. 148
6. Магистр Рогерий Горестная песнь о разорении Венгерского королевства татарами. Спб., 2012. С.31
7. Там же. С. 43
8. Фома Сплитский История архиепископов Салоны и Сплита. На сайте: www.drevlit.ru
9. Магистр Рогерий Горестная песнь о разорении Венгерского королевства татарами. СПб., 2012. С.48
10. Фома Сплитский История архиепископов Салоны и Сплита. На сайте: www.drevlit.ru
11. Даркевич В.П. Путешествие в древнюю Рязань. Рязань, 1993. С. 246
12. Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 140
13. Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 268
14. Там же. С. 269
15. Монгольская империя в 1248 – 1388: мировая революция, которая чуть не победила. На сайте: www.wirade.ru
16. Мэн Д. Чингисхан. М., 2006. С. 206
17. Там же. С. 203
У меня как-то спрашивали о масштабах работорговли на Руси. Приведу отрывки из известного текста - «Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в середине XVII века», написанного Павлом Алеппским. Сирийский патриарх Макарий приезжал в Россию дважды - в 1656 г. и в 1666 г.
Павел Алеппский пишет преимущественно о рабах, захваченных в результате набегов и войн, но существовал и значительный внутренний рынок. Упоминания о торговле женщинами в Великом Новгороде в 15 веке, я выставлял .
Про то, как московиты угоняли в рабство татар
Московиты берут пленных у них: стоя на верху крепостей, они наблюдают, так как путь татар проходит вблизи от них, и как только заметят едущих, часть их сходит, мчится на своих конях и, опередив татар, становится в засаду в стороне от дороги. При приближении к ним татар, они тотчас хватают их караван, будут ли это мужчины, женщины, девочки или мальчики, уводят в свою страну и продают на рынке уничижения за десять, пятнадцать или двадцать пиастров. Поэтому у каждой богатой женщины бывает пятьдесят, шестьдесят (рабынь) и у каждого важного человека семьдесят, восемьдесят (рабов).
Они их не оставляют так, но тотчас обращают в христианство, хотят ли они или нет; их крестят даже насильно. Если потом увидят, что они хорошо себя ведут и усердны в вере, то их женят между собою и детям их дают наилучшие имена. Мы замечали в них набожность в смирение, каких не встречали и среди лучших христиан: они научились тайнам веры и обрядам и стали такими, что лучше и быть нельзя.
Про цену татарских рабов в Московии
Татар часто берут в плен войска московитов, охраняющие границу поблизости от них; нападая на их страну внезапно, разоряют, жгут и захватывают жителей. В стране московской их продают по самой низкой цене: их можно купить не за двадцать или за тридцать золотых, но не более как за десять, ибо цена им так установилась издревле. Приобретая их за ничтожную цену, тотчас крестят их и обращают в христианство.
Про то, как донские казаки продавали турок и татар в рабство в Московию
Что касается донских казаков, которые ходят в Черное море, числом 40.000, то они также стоят под властью царя. Татары трепещут перед ними, ибо казаки всегда нечаянно нападают на их страну, забирают их в плен и привозят в страну московитов, где и продают. Так как татары наказание для христиан, живущих вокруг них, то Бог послал на них этих (казаков) в возмездие им (да увеличит Бог их силу над ними!).
Мы видали у них пленников из восточных земель: из Требизонда (турецкий Трабзон), Синопа и их округов, из Еникёя, из татар; всех их захватывают в плен казаки...называемые по-турецки тонун-козакы, т.е. донские казаки: они плавают по Черному морю, берут в плен множество мужчин, женщин, мальчиков и девочек, привозят их сюда и продают по самой дешевой цене. Их немедленно крестят. Мы во множестве встречали их в домах богачей и даже простолюдинов. Когда мы заговаривали с ними по-турецки, они совсем нам не отвечали, из боязни своих господ, которые, услышав, что они говорят на своем языке, думают, что прежняя их вера еще в груди у них. По этой причине они вовсе не говорят на своем языке.
Про угон населения из Речи Посполитой в Московию
Начиная от этого Волхова, нам стали встречаться арбы с пленными, которых везли московиты из страны ляхов; тут были только женщины и дети, мужчины же пере**ты мечом. Сердца наши разрывались за них. Бог да не даст нам видеть подобное!
Торг. Сцена из крепостного быта
Про избиение евреев, армян и ляхов московитами
Царь отправился в поход, и Господь под конец даровал ему победу: он завоевал великий город Смоленск и победил главнейшего из своих врагов, Радзивила, а его военачальники покорили около 49 городов и крепостей силой меча и по добровольной сдаче и избили, одному всевышнему Богу ведомо сколько, евреев, армян и ляхов. Говорят, что их младенцев клали в бочки и бросали без милосердия в великую реку Днепр, ибо московиты до крайности ненавидят еретиков и язычников.
Про то, как московиты угоняли в рабство женщин и детей из Речи Посполитой
Всех мужчин они избивали беспощадно, а женщин и детей брали в плен, опустошали страну и истре**яли население. Страна ляхов, которая прежде была подобна гранату и приводилась в образец, была обращена в развалины и пустыню, где не встречалось деревень и людей на протяжении 15 дней пути в длину и ширину. В плен было взято более ста тысяч, так что, как нам рассказывали, семь, восемь мальчиков и девочек продавались за один динар (рубль) и дешевле, и мы сами видели многих из них. Что касается городов, сдавшихся добровольно, то тех из жителей, которые приняли крещение, оставляли, обеспечивая им безопасность, а кто не пожелать (креститься), тех изгоняли. Что же касается городов, взятых мечом, то, истребив в них население, московиты сами селились в них и укрепляли.
Про татарских рабов в Московии
То были жены важнейших сановников, в роскошных платьях с дорогим собольим мехом, в темно-розовых суконных (верхних) одеждах, унизанных драгоценным жемчугом, в красивых колпаках, шитых золотом и жемчугом, с опушкой из очень длинного черного меха. При них было множество служанок из татарок, что было видно по их лицам и маленьким глазам; они пленницы и находятся в положении унизительном. Мы видели их тысячи в этой стране, ибо цена их ничтожна и они продаются дешево, равно как и мужчины-татары: у всякого вельможи бывает их сорок, пятьдесят.
Ты увидел бы, читатель, что волосы у них черные и свободно висят, как у московитов, но глаза маленькие и прищуренные. Имена у них христианские, ибо они чисто православные: их набожность и знание ими вашей веры поистине велики. Имена их суть имена главнейших (святых): Феодосий, Евстафий, Василий, Аврамий, Феодор, Григорий - в таком роде имена мужчин. Имена девиц и женщин рабынь суть: Фекла, Феодора, Юстина, Евфимия, Юлиана, Варвара, Марана (Марина?), Кира, Евпраксия. Этими и подобными именами, кои суть отличнейшие из (христианских) имен, называют татар, которые прежде были нечистыми и бесстыдными, но по принятии крещения обратились в избранный народ Божий.
Невозможно понять казачество, не узнав его базовой ценности – семьи. Казаки к чужим детям относились, как своим, даже если они рождены от нехристианина.
Казаки считали позором иметь неграмотных сыновей, и мечтали о том, чтобы дочери были счастливыми. И, если казакам были суждено идти на смертный бой, станица не бросала его семью на произвол судьбы.
Чужих детей не бывает
В XVII веке донские казаки постоянно воевали. Жили они в поселениях, называемых юртами. Например, в царской грамоте, датируемой 1638-м годом, Михаил Фёдорович Романов обращался к ним так: «На Дон, в нижние и верхние юрты, атаманам и казакам Михаилу Иванову и всему Донскому Войску».
О казаках того времени пишут, что они были горланистыми и говорливыми. Оно и понятно, что все вопросы решались на юртовом круге. Женщины в управлении не участвовали и были на вторых ролях. Тогда считалось нормой брать в жены угнанных в рабство турчанок, персиянок и черкешенок. В частности, исторические источники свидетельствуют, что зимой 1635 года казаки в свои юрты привезли 1735 пленниц с Чубура и с Ачаковской Косы.
Бывало и так, что казачки попадали в плен к крымским татарам или к туркам. Впрочем, донцы прилагали все усилия, чтобы их освободить от «басурман», мол, не по-божески это. Порой на это уходило годы. Как правило, в момент освобождения эти женщины уже имели детей от татар. По традиции, казаки таких казачек не оставляли одних и брали в жены, при этом её дети становились приемышами – «туминами» или «татаркиными». Детей же, которые родились от казака и пленницы называли «болдырями». Кстати, фамилии Бондыревы, Татаркины, Турчанкины и Тумины являются одними из самых распространенных на Дону.
Женитьба и развод на Кругу
В XVI и XVII веках Круг в юрте для казака значил всё или почти всё. Именно поэтому знатные отцы, которые хотели, чтобы их дочерей брали в жены достойные мужчины, требовали народного одобрения на Майдане – своего рода гарантии. Казак, давший слово на Кругу, всегда выполнял свое обещание. Со временем эта традиция распространилась на все свадьбы.
«Будь моей женой», - говорил жених парень невесте. «Будь моим мужем», - отвечала она ему. Такое предложение делалось прилюдно – опять-таки на Кругу. Если же казаки решали, что «этому так и быть», появлялась новая семья. Там же на Кругу и разводили, впрочем, мужчине требовалось объяснить свой поступок и убедить людей в своей правоте. Обычно другой казак прикрывал женщину полой своего кафтана, дабы защитить её от бесчестия. В этом случае, женщина становилась его женой. Но не только мужчины были инициаторами развода, но и женщины. Если её муж оказывался «такой-сякой», то Круг становился на сторону казачки.
«Я возьму их на себя!»
Донская вольница несла в себе уникальный институт социальной самоорганизации. Уходя на войну или в поход, казак был уверен, что его дети будут жить в достатке, если он погибнет. Касалось это не всех семей, а тех, чей союз одобрил Круг.
Например, в поселенье появляется гонец с плохой новостью, что на южные границы России напал лютый враг и надо его задержать любой ценой, пока не пройдет полная мобилизация Войска Донского. В этом случае собирался Круг, на котором атаман сначала снимал шапку, а затем сбрасывал кафтан. Это означало, высшую степень опасности.
«Кто хочет быть повешенным, на кол посаженным или в смоле сваренным»? – вопрошал атаман. В ответ выходили добровольцы, знающие, что идут на верную смерть. В полной тишине они спрашивали у собравших: «Кто возьмет моих сирот и мою вдову на себя»? Обязательно находились казаки, которые прилюдно говорили клятву: «Я возьму их на себя». Так оно и было!
Красота – страшная сила
В XVIII столетье роль женщины в казачьих селениях резко возросла. Историк В.Д. Сухоруков связывает это с красотой казачек. Дело в том, в прошлые века казаки, как правило, брали в плен только видных девушек и женщин, чтобы не позориться. Смешения лучших представительниц самых разных этнических групп сказалось на красоте донских красавиц. «Пламенные черные глаза, щеки, полные свежей жизни, величайшая опрятность и чистота в одежде. Все они любили наряды и румянились», - писал Сухоруков.
В то же время казачки славились сильным характером. Этнограф Г.В, Губарев так характеризовал их: «века постоянных тревог выработали в казачке бесстрашную решительность. На реке она управлялась с каюком, скакала верхом на коне, ловко владела арканом и оружием. Умела защитить своих детей и свой курень…».
Постепенно поговорка «женщину и коня держи в поводу» в казачестве потеряла первоначальный смысл. Видя перед собой решительную красавицу, казак вольно или невольно проникался к ней уважением.
День матери
В православный праздник «введение во храм Пресвятой Богородицы» 4 декабря у казаков появился обычай поклонятся матери-казачке. По сути это был первый женский праздник в России. Впрочем, в день поздравляли всех казачек, как состоявших, так и будущих матерей. Это сказывалось и на выборе спутницы жизни.
В восемнадцатом веке браки казака с не казачкой практически не заключались, ибо это считалось большим позором. Если же донец брал в жену хохлушку или русачку, то над ним насмехались до старости. Одновременно традиции запрещали жениться на девушке, ближе семи степеней родства. Запрет распространялся также на женитьбу с детьми крестных родителей. Дело в том, что кума и кум приравнивались к кровной родне, как, впрочем, у всех православных. Было еще одно строгое правило: жених обязательно должен быть старше невесты.
Мальчики и образование
Детей в казачьей семье, в сравнении с русской крестьянской семьёй, было мало, поэтому они всегда были любимцами. Поскольку жизнь казака была полна опасностей, родители соблюдали все обычаи. Например, когда у малыша прирезывался первый зуб, заказывали молебен Иоанну Воину. Согласно другой традиции, первый раз мальчика стригли, когда ему исполнялся год, а второй раз – в семь лет, что означало, что закончилось детство. С этого возраста он учился метко стрелять, а с десяти лет – рубить шашкой. Впрочем, уже с 3-х лет казачонок уже садился на коня. Примерно в это время отмечали его личный праздник первых штанов-шароваров. С весны до осени мальчишки проводили время со своими дедами, как правило, на бахчах или при стадах или табунах. Там и осваивалась наука драться и воевать. В 14-ть лет казачонок обязан был броском камня подбить высоко и быстро летящую птицу.
Но самым большим позором считалось быть неграмотным, тогда как учеба в гимназии сына вызывала восхищение во всей станице. Студентов, например, даже старики именовали по имени-отчеству. Если не было возможности учиться в школе, обязательно занимались дома. Например, Якова Бакланова, будущего героя Кавказкой Войны, во время похода в Крым учил отец. Уж в семилетнем возрасте мальчик был образован на уровне школяров, а также знал молдавский и турецкий языки. По возвращению из похода, соседские мальчишки принесли книгу. Увидев, как он бойко читает, они его приняли в свой круг, иначе – могли и побить.
Фуражка донышком вверх
По-другому воспитывали девочек. Был такой обычай, что первый раз дочку купала вся женская половина семьи – «смывали с неё заботы», чтобы жизнь было счастливой. При этом отец должен был съесть пересоленную кашу и не разу не сморщиться. Особо празднично отмечали первый шаг девочки, одаривая её подарками. Уже с пяти лет её приучали нянчиться с младшими братьями и сестрами.
Для девушки-казачки особо важно было красиво петь и плясать. Специально их этому не учили, но на праздниках рядом с взрослыми женщинами разрешали танцевать и подпевать. Когда приходило время думать о семье, дед дарил девушке серебреное колечко, тем самым давал знать, что его внучка «не дитя».
Кстати, на Дону никому и в голову не приходило насильно выдать девушку замуж. Обычно, молодой казак с отцом приходил в гости к понравившейся казачке. Если ему она нравилась, он клал фуражку на стол донышком вниз. Теперь все зависело от невесты. Она могла отнести головной убор на вешалку, тем самым дать знать, что не быть ему её мужем. Или перевернуть донышко наверх, что означает, что можно звать сватов.
Страница 22 из 35
Глава двадцатая
Захват в плен русских людей татарами и литовцами – во время сражений и в поместьях. – Полоняничные книги. – Размен пленных. – Страдания полоняников в татарской неволе и продажа их в рабство. – Рассказ вышедших из плена корочанских детей боярских Сапелина и Жилина. – Отношение к выкупу пленных Церкви и Правительства. – Особый полоняничный сбор. – Обеспечение Правительством явившихся из плена. – Захват пленных в 1646 году в Курском и Путивльском уездах. – Татарский погром Курско-Белгородского края в 1680 году. – Слова историка Н.И. Костомарова.
Татарские и Литовские нападения на уезды Курского края обыкновенно сопровождались уводом в далекую и тяжкую неволю жен, детей и престарелых родных помещиков, которые в случае внезапных нападений на их поместья или других обстоятельств, не имели даже возможности защищать дорогих и милых сердцу семьян, так как были обязаны стоять на обороне городов-крепостей и вообще ратоборствовать со врагами, имея пред собою одну важнейшую цель: изгнание из Курской страны вторгшихся в нее неприятелей. Если не удавалось Русским отрядам при их военных действиях отбить у Татар забранных ими в плен Русских, то необходимо было выкупать их из плена или ожидать посольской размены, которая устраивалась в каком-либо, назначенном месте, например, Валуйке, Переволочне и др. По условию, заключенному между Московским Правительством и Крымским ханом обыкновенно в том и другом, указанном в условии, пункте сходились с обеих сторон военные отряды и здесь на нейтральной, так сказать, почве присланный Государем воевода, по соглашению с представителем Крымского хана, выкупал на привезенные из государственной казны суммы денег пленных, а также обменивал за полоненных Русских людей Татар, попавших в плен к Русским военным отрядам. С Литвою выкуп и обмен пленных нередко производились посредством переписки. Но Польские отряды во время нападений и войн захватывали, главным образом, военных людей, тогда как Татары по преимуществу влекли в плен из поместий, вотчин, сел и деревень беззащитных людей и томили их в плену, откуда возвращались далеко не все и не всегда.
Увод в Татарскую неволю сопровождал каждое нападение Татар, Ногаев и других хищных степняков. Нет надобности останавливаться на каждом случае захвата Татарами и другими неприятелями пленных из уездов Курского края, потому что факты этого рода были очень однообразны и многочисленны. Для нашей цели важно из множества фактов остановиться только на некоторых из них и передать читателям характеристические черты отрицательного, по своему свойству и мучительного для поместных дворян, в особенности для женского населения, условия их жизни, вообще мало дававшей им спокойствия и благополучии.
В “записных книгах” убитых и полоняников мы находим много именных списков дворян, детей боярских, других служилых людей и крестьян Курского края убитых, взятых в полон и разоренных во время Татарских и воровских Черкас набегов на порубежные области. Эти списки свидетельствуют о положении тогдашних вотчинников и помещиков, их семейств и крестьян, которое можно признать очень тяжелым. Устроенные в Белгородской черте, за чертою и по черте города были в силах защищать Государство, но не все пространство уездных территорий, так как городов в 17 столетии, сравнительно, было немного.
Особенно ясно это видно из двух записных книг, одна из которых касается Путивльского уезда и относится к 167 (1659) году, а другая касается Севского уезда и составлена тремя годами позднее, именно в 1662 году .
Первая книга носит такое заглавие: “Тетради записные, что в Путивльском уезде воры Черкасы и Татарове Великого Государя всяких чинов служилых и уездных людей мужского полу и женского побили и в полон взяли и сел и деревень выжгли и разорили”.
“Февраля во 2-й день у Михаила и Федора Барсуковых в Путивльском уезде деревни Мишутиной воры Черкасы и Татарове крестьян их одного человека ссекли, а другого в полон взяли и животы их помещиков и крестьянские, лошади и коровы поимали.
Февраля в 4-й день у Путивльца сына боярского у Федора Черепова на речке на Терну, в деревне Череповке воры Черкасы и Татаровя побили и в полон взяли крестьян ево четырех человек з женами и з детьми, да животины волов и коров 170”.
Другая Севская записная книга также заключает в себе именное перечисление Путивльцев убитых и в полон взятых Татарами и изменниками Черкасами.
Более или менее подробные известия по отношению к полоняникам Курского края дают нам Царские грамоты на Корочу . Так как они касаются тогдашнего Корочанского дворянского сословия, то приведем их здесь в подробном изложении.
В 1645 году, во время нападения Татар на Белгородский и Корочанский уезды, было взято ими в плен несколько детей боярских из города Корочи. Из них двое Самойло Сапелин и Григорий Жилин ушли благополучно из Татарского плена в Святогорский монастырь, откуда они были перевезены в Корочу – оба израненные в бою около деревни Стариковой Корочанского уезда. Обыкновенно возвращавшихся полоняников допрашивали, главным образом, в Полоняничном приказе в Москве об обстоятельствах их пребывания в плену. Но на этот раз Сапелина и Жилина допрашивали только в Короче, так как они были очень больны, раны их были разъедены червями.
Первый полоняник – Сапелин рассказал “в расспросех” Корочанскому воеводе следующее. Когда ожидали нападения Татар, то один из военных отрядов, в котором находился Сапелин, стоял недалеко от села Старикова. Нужно было отправить впереди отряда разъезд. По обычаю отправили детей боярских, на этот раз Сапелина и Петра Комарицкого. Утром, 20 августа, когда они оба ехали впереди отряда в долине, чтобы не быть замеченными Татарами и в случае необходимости известить свой отряд, внезапно напали на разъездчиков воинские люди, с которыми наши дети боярские немедленно вступили в бой, но, будучи изранены саблями, не могли сопротивляться и попали в плен. Вскоре Татары напали на отъезжую сторожу и во время нападения захватили в плен Григория Жилина и Федора Рогулина. Однако в это время на Татар налетел Русский отряд, разбил их полчище и преследовал их в продолжение целого дня. Между тем Сапелин оставался в числе пленных. Татары своих убитых везли целый день с собою, а с наступлением ночи сбросили их в овраги. Только на третьи сутки татарский отряд достиг реки Донца, но здесь – 22 августа на него напал отряд Литовских Черкас под предводительством Грицько Торского. Благодаря этому, Сапелин и Жилин были отбиты у Татар, но двое их товарищей Корочанских детей боярских были уведены Татарами в их улусы.
Грицько Торский заботливо отнесся к судьбе несчастных раненых, он дал им лодку, на которой оба Григорий и Самойло доплыли по Донцу до Святогорского монастыря. В монастыре они пролежали две с половинную недели и дали о себе весточку в Корочу. Тогда за ними приехала из Корочи станица детей боярских и возвратила их на родину. Разумеется, такое спасение служилых людей израненных и мучимых можно назвать не иначе, как чудесным, редким спасением.
Григорий Жилин рассказал воеводе следующее. Стоял он с другими тремя своими товарищами детьми боярскими на отъезжей стороже, как вдруг рано на них напали неизвестно какие воинские люди: одни из них явились из лесу, другие из степи, началась схватка, в которой Жилин и Рогулин были взяты в плен. Других двух товарищей освободили Русские, прибежавшие на помощь. Обратившись в бегство, Татары бежали беспрерывно два дня и две ночи. На Донце его с Сапелиным отняли Черкасы и отправили в Святогорский монастырь, куда они плыли на лодке по Донцу три дня. Татары, говорившие по-русски, высказались пред обоими пленниками так:
– “Ныне у вас Царь новый (Алексей Михайлович) и нам ныне на Государевы украйны ходить вольно, и мы будем нынешнего лета воевать Государевы украйны большими людьми”.
Дети боярские Сапелин и Жилин передали воеводе о том, что Татарский отряд, в котором они были, по числу людей был невелик, до 100 человек, некоторые из Татар, находившихся в нем, были из Крыма, другие из Азова, кто предводительствовал ими, этого полоняники не могли сказать, потому что сами не знали.
Этот рассказ с полной убедительностью подтверждает то положение дворян и детей боярских Курского края, что каждый из них никогда не знал, что принесет ему и его семье завтрашний день.
Интересна судьба попавшего в плен атамана Ивашки Каторжного . Он служил в Белгороде в казаках и послан был оттуда с военным отрядом на Северский Донец против Татар. Здесь на перевозе, в бою с ними он был ранен, взят в плен и продан в Турцию в Константинополь. Там он пробыл 12 лет, потом с товарищами напал на сторожей Турок, и ему удалось уйти в Россию, где был избран атаманом села Старикова. В его отсутствие Татары взяли в плен его жену и детей и продали в Азов, жену он выкупил, а дети остались в рабстве. Среде многих случаев полона дворян и детей боярских Курского края обращает на себя внимание долголетнее пребывание в плену дворянина Белгородского уезда Семена Григорьевича Черемисинова, он был на службе взят в полон и пробыл в нем 10 лет.
Русское Правительство, Православная Церковь и общество для спасения пленных устроили выкуп из неволи. Существовал особый полоняничный сбор, благодаря которому можно было время от времени выкупать пленников. Котошихин в своем сочинении “О России в царствование Алексея Михайловича” говорит: “А как они, Крымские люди, ходят войною на украинные города и разоряют и людей рубят и в полон берут, и тех полоненников привозят они на границу, по сговору, на размену; и которыми полоненниками с обе стороны разменяются, а другие останутся, и за тех Московские люди платят деньги по сговору, по 100 рублев и больше, и по 50, и по 30, и по 20, и по 15 за человека, смотря по человеку”. Полонянной сбор сбирался ежегодно, и о нем мы находим сведения в Уложении Алексея Михайловича. С служилых людей брали по 2 деньги, с помещичьих и дворцовых крестьян по 4 деньги и проч. Как важно было это дело, видно из следующих слов Уложения: “Таковое искупление (выкуп пленных) общая милостыня нарицается и благочестивому Царю и всем православным христианам за то великая мзда от Бога будет, яко же рече праведный Енох: не пощадите злата и серебра брата ради, но искупите его, да от Бога сторицею примете. Христос же не токмо серебра, но и душу свою повелевает по братии положити. И того ради Христова слова, благочестивым Царем и всем православным христианам не токмо пленных окупати, но и душу свою за них полагати достойно, да сторичные мзды в он день сподобиться”.
За дворян и детей боярских, взятых в плен на бою, давалось по 20 руб. со 100 четей поместной земли, стало быть в Курско-Белгородском крае выкупная сумма могла быть ниже 20 руб. и выше, достигая в большинстве случаев от 40 руб. (с 200 четей) до 100 руб. (с 500 четей). Кто из дворян и детей боярских были взяты в плен не на военно-боевой службе, за тех полагалось по 5 руб. со 100 четей.
По возвращении из плена дворяне и дети боярские были обеспечиваемы со стороны Правительства. Дело в том, что полоняники теряли свои поместья, в особенности, когда их неволя продолжалась десятки лет. Явившись к воеводе, полоняники подавали о себе заявления, передавали известия о Татарах, Литовцах и других иноземцах и пользовались правом получать жалованье за выход. Поместье возвращалось полоняникам и уже с прибавкой к нему земли за выход из плена.
В этом отношении интересен случай, который мы находим в одной из Царских грамот на Корочу. В 1646 году вышел из татарского плена Корочанский сын боярский Данило Шевелев , и ему за полонное терпение к прежнему его поместному окладу в размере 200 четвертей земли было прибавлено 50 четей, то есть, целая четверть владеемого им оклада, и кроме того было прибавлено к его прежнему жалованью в размере пяти рублей еще 3 рубля нового. Их того же сочинения Котошихина можно видеть, что получивших раны лечили бесплатно Государевы лекаря, а за раны давалось особое жалованье.
Упомянем еще о том, что жены дворян и детей боярских, попавших в плен и мужья пленных жен имели право вступить во второй брак, если полоняники или полоняницы находились долго в отсутствии. Иногда возвратившиеся из плена мужья не находили не только имущества, но и своих жен.
После прихода в Курский край и воеванья Крымских царевичей с большими полчищами Татар, в 154 (1646) году были собраны сведения об убитых и взятых в плен в Курском, Рыльском и Путивльском уездах.
В полоняничной книге было записано следующее заявление пред списком полоняников и полоняниц:
“В 154 году, как приходили Крымские царевичи в Государевы украинные городы в декабре и январе месяцах в Курские, Рыльские и Путивльские места и тою войной, што у нас взяли в Курском уезде Курчан детей боярских, их жен и детей и пашенных крестьян, и крестьянских жен и детей и дворовых людей, тому всему по допросу боярина Бориса Васильевича Трубецкого дали сказки тем полоненным людем за своими руками, что в нашей расписке написано, то взято, кроме тех, которые из полону отбиты Курского уезда в селе Городенском, о тех полоняниках сведения дали. А на подлинных сказках написаны поруки”.
Из списка полоняников видно, что из 34 дворянских поместий Курского уезда были схвачены дворяне – старики и малолетние, дворянки – женщины и девушки, таким образом 34 дворянских семейства были повлечены Татарами в тяжкое рабство. За ними вели крестьян с их семействами… Тридцать четыре поместья было разорено и дымилось в развалинах…
Азиатские хищники, возбужденные своею хищническою удачей в Курском уезде, не спешили оставлять пределов Курского края, а двинулись своей ордой в Рыльский уезд. Здесь в начале они действовали успешно, но потом храбрый отряд Рыльских ратных людей в жаркой битве с Татарами отбил у кочевников Курчан детей боярских и их жен и детей, мальчиков и девушек, и крестьян с семействами их, всего – 439 человек.
Из этой цифры можно видеть, как страшны были нападения большими массами Татар на поместья и как дерзки были их орды, не боясь захватывать множество полоняников, что, конечно, должно было затруднять быстроту передвижения Крымцев.
Что же касается удачного отбития Рыльским отрядом пленных, то, следует сказать, что такие удачные случаи были не часто, и множество пленных было уводимо в степи. Вот почему число селений в Курском крае не увеличивалось так быстро, как это могло бы быть вследствие обилия и плодородия земли прекрасного, неистощенного чернозема и всяких других угодий. Вот почему селения и дворянские поместья иногда укреплялись подобно городам, а жители их были такими же воинами, как горожане. Недаром у каждого дворянина и сына боярского, у всякого помещика все его доспехи и вооружение висело на стене у его кровати.
В 1646 году, по Государеву указу, князь Алексей Микитич Трубецкой и Григорий Орефьев Миронов были в Путивле для регистрации убитых и взятых в полон во время бывшей перед этим “войны Татар” в Путивльском уезде. Князь Трубецкой имел поручение “переписать полон, который забрали Ногайские люди – детей боярских и всяких служилых людей по статьям порознь и их жен и детей и что на бóех и в проезжих станицах и в подъездах побито”.
На Государевой службе в проезжих станицах и подъездах были побиты дети боярские Путивльские:
Федор Афанасьев сын Беззубцов.
Василий Савинов сын Карпов.
Андрей Захаров сын Золотарев.
Савел Петров сын Юдин.
Юдин был убит на дороге, будучи послан к Государю с вестовой отпиской от воеводы.
На вылазке и приступе побиты дети боярские:
Жадéн Кузьмин сын Власов.
Иван Федоров сын Забелов.
Василий Ондреев сын Щетинин.
В уезде были взяты в полон:
В деревне Белой Галице:
Беззубцова жена Аграфена Федотьева, сын Юрья 11 лет, Борис 6 лет, Михаил 5 лет.
Деревни Козловки:
Василия Карпова жена Матрена, сын Иван.
Деревни Щекиной:
Ивана Щекина пасынок Елизар Афонасьев.
Прохора Карпова жена Парасковья, сын Михайло.
Села Коренского:
Жена Лукьяна Константинова Елена с детьми с сыном Сидорком, да с Алешкою, Гришкою и дочерью Ефросиньицей.
Деревни Золотаревой:
Семена Золотарева жена Степанида с сыном Григорием, с невесткою Федосьею, с детьми сыном Степаном, дочерьми девками Матренкой и Анкой.
Села Волынцева:
у попа Родивона матерь Алена и попадья Авдотья с сестрою Марьицею и с детьми сыном Петрушкой да Матюшкой.
Деревни Щетининой:
Герасима Щетинина жена Агафья, да с детьми: дочь Федоска, другая дочь Федоска, внучка девка Евдокеица пяти лет.
Той же деревни Ондрея Щетинина жена Ирина с детьми с сыном Григорьем и дочерьми Марфой, Оксиньею да с Огафьею да с Татьяною.
Села Студенка:
Афонасия Некрасова жена Варвара с детьми сыном Степашком да с Васком.
Деревни Дугиной:
У Кузьмы Карпова жена Овдотья и дети: сын Левонтей 11 лет, другой сын Иван 9 лет, 3-й сын Микита 7 лет, 4-й Семен – 5-ти лет, да дочь девка Фетинка шти лет.
Деревни Окуловой:
Егорьевского попа Григория Щепкова племянница Варвара 13 лет, другая Палагея 9 лет.
Деревни Фастовой:
Ивана Маслова жена Маланья с детьми: сын Никита, да сын Прокоф (Прокофий), да сын Семен, да сын Семен же, да сын Савелей.
Деревни Малеевой:
Петра Малеева жена Федора, да сын Микита, да сын Иван, да сын Левон, да сын Гаврила, да дочь девка Евдокеица, другая дочь девка Дарица (Дарьица).
Деревни Золотаревской:
Иванова жена Золотарева вдова Марья с детьми: две девки – Овдотья и Марьица.
Микиты Стремоухова жена Анна с детьми: сыны Денис, Иван, дочери Палагея, Христина, Пелагеица.
Села Линева:
Взят в полон поп Федор с попадьею с Марьицей, с дочерью Иринкою, да с Анюткою, да с сыном Ивашком.
По Государеву указу 154 (1646) года Григорий Орефьев Неронов допрашивал Путивльцев дворян, детей боярских, голов, верстаных и кормовых и жилецких казаков и стрельцов, кто убит и взят в полон в нынешнем году под Путивлем с Татарского бóю, и в Государевых посылах , и на поле.
По справке оказалось, что полон отбит Рыльского уезду села Крупец , а Путивльского уезду отбито полону: вдова сына боярского Татьяна Ивановская жена Черепова и несколько человек крестьян.
А выше поименованные дворяне и дворянки, лица духовного звания и много крестьян были повлечены в Татарские улусы в качестве военной добычи для продажи.
После Татарского погрома в 1646-м году, бывшего и в Рыльском уезде, по Государеву указу и по наказу боярина и воеводы князя Алексея Микитича Трубецкого прибыл в Рыльск Иван Иванович Опухтин, чтобы переписать “в которых местех Татарская война была, хто имяны дворяне и дети боярские и всякие служилые и посадские люди и их жены и дети побиты и в полон взяты и из полону от Татар сами ушли и которых воеводы и ратные люди отбили”, и то все написал “в сех (сих) книгах полно” .
В этой переписной полоняничной книге показано всего полоняников Рыльского уезда 161 человек, считая в том числе, дворян, детей боярских, членов их семейств, крестьян и лиц других сословий.
“В эту эпоху, – как говорит исследователь истории Воронежского края М. Де-Пуле , – вся Московская украйна была наводнена варварами: сакмы их, дочерна битые, прорезывали ее вдоль и поперек. Татары и калмыки пользовались малейшею неосторожностью чуткого в то время к опасности украинца в ближайших к Русским колониям степях, в лесах и кустах, и то показывались на курганах, то, пользуясь ночною темнотой, прорывались за городские укрепления. Трус в правильной Европейской войне, калмык или татарин являлся дерзким и отважным в разбойническом набеге: в виду городских укреплений он отгонял конские и животинные стада, колол невооруженных и неосторожных жителей, отправляющихся по степям или по берегам рек для своих промыслов в ближайшие места, брал целыми толпами полоняников, грабил и оставлял пустыми избы и деревни”.
Но этого мало. Из приводимых нами здесь некоторых данных, касающихся взятия в плен дворян и детей боярских и отчасти лиц других сословий, можно видеть, что как ни прискорбны и тяжелы были факты увода в плен взрослых мужчин, но еще тяжелее и мучительнее для нас данные полоняничных книг об уводе старцев, малолетних, несовершеннолетних детей, женщин, девушек и девочек в жестокую неволю. Что их там ожидало, об этом страшно и подумать!
В 1680 году в Курско-Белгородском крае совершился страшный по своим кровавым последствиям татарский погром, более всего отразившийся на местном дворянском военно-служилом сословии и в значительной степени захвативший огнем, мечем и пленом лиц и других сословий . В Белгороде и в Белгородском уезде было побито, сгорело и в полон взято татарами 471 человек мужчин и 368 женщин. В том числе сгорело 30 человек в погребе, у помещиков было захвачено в плен крестьян, дворовых людей и работников 45 человек. Большинство погибших страшной смертью и попавших в тяжкую неволю были дворяне и дети боярские с женами и детьми и другие ратные люди. Бросившись на дворянские поместья, Татары избивали там беззащитных детей в возрасте от 15-ти лет до грудных младенцев. Всего пострадало детей 294 человека, в пламени погибло 28 мальчиков, от четырех лет до полугода, и 42 девочки.
Татары в вотчинах и поместьях дворян, главным образом, грабили скот. И действительно, в 1680 году ими было угнано из имений 683 лошади, 820 коров и волов, 2 250 овец, 112 коз, кроме того дотла сожжено 6 помещичьих дворов, да хлеба, стоявшего в одонках 170 копен и 20 четей обмолоченного хлеба, словом они произвели большое опустошение в Белгородских пределах.
В уезде города Болхового набег Татар в 1680 году был незначителен, в плен было взято 34 человека, и в самом городе несколько человек.
В Карповском уезде в этот приход воинских людей, по росписи воеводы Филиппа Силыча Пересветова, было взято в плен из Карповских жителей и деревни Красной Отрошки городовой службы детей боярских 2 человека с тремя лицами их семейств женского пола и несколько других ратных людей, захвачено 8 лошадей и четыре коровы, словом, погром здесь был также незначителен.
Иную картину мы видим в соседнем Хотмышском уезде. По заявлению тамошнего воеводы Луки Андреевича, в Хотмышске и уезде в 1680 г. было взято служилых и других людей с женами и детьми 200 человек, в избах пожжено мужчин и женщин 19 человек. У помещиков было взято в плен 63 человека крестьян. Татарами здесь было захвачено 180 лошадей, 207 коров, 2 быка, 653 овцы и 12 коз. Большие опустошения произвели татарские полчища и в соседних уездах, лежавших южнее: Вольновском, Краснокутском, Золочевском, Ахтырском, Валковском. Всего же за один год в городах Белгородского полка было взято, побито и пожжено всяких чинов людей, жен и детей 3 258 человек, да и них же взято 24 193 головы скота, 4 828 ульев с пчелами, сожжено 4 церкви, 688 дворов, 4 мельницы, 8 хуторов. После татарского погрома не оказалось 6 984 чети молоченного хлеба, не молоченного 10 385 копен, сена 1 571 возов.
После татарского разорения Государь Федор Алексеевич своим указом повелел воеводе Петру Хованскому послать дворянина и с ним подьячего в пострадавшие от нападения неприятелей города и уезды для того, чтобы сделать перепись относительно всех несчастий, которые причинили татары в январе 1680 года и переписные книги, засвидетельствованные самим воеводою, прислать к Государю, к Москве. Это Государево повеление было исполнено.
Наш историк Н.И. Костомаров в своем исследовании о страданиях Русских полоняников, уводимых Татарами в свои улусы и продаваемых в рабство, изобразив эти страдания яркими чертами, заключает свою речь о них следующим образом:
Черты – чрезвычайно живые, правдивые, драгоценные для истории!
Если эти черты тяжелого положения полоняников, по авторитетному признанию Н.И. Костомарова, драгоценны для истории вообще, то насколько же они должны быть драгоценнее в истории Курского Дворянства?
Большею частью, на мосту какой-либо реки.
Дела Разрядного приказа, вязки №№ 79 и 98.
Царские грамоты на Корочу, 1645 года.
Царская грамота на Корочу, стр. 37.
Значится в Корочанской десятне в числе Дворянства.
Годы 154, начавшись в сентябре, продолжался в январе, по современному же счислению наступил 1647-й год.
Подъездами назывались такия военные действия, когда посылаемые ратные люди подъезжали к станам и укрепленным местам неприятелей, к татарским перелазам, и здесь добывали о них сведения и вести.
Книги полоняничные 154 году Московского архива Министерства юстиции.
То есть, в посылах на Государевой службе, Московский архив Министерства юстиции, Полоненные книги 154 г.
То есть, были отбиты те пленные, которых татары захватили в селе Крупец. Московский архив Министерства юстиции. Книга полоняничная 154 года.
Московский архив Министерства юстиции. Разряднаго приказа книга Севского стола № 3-й.
Материалы для истории Воронежской губернии.
Московский архив Министерства юстиции, Белгородского стола книга 105-ая.
Болховой город в 4 верстах от Белгорода, на Муравском шляху, уезд его был незнаителен и лежал между Белгородским и Хотмышским. Значение его как военно-укрепленнаго места было кратковременным. Теперь - слобода Болховец.
Собрание сочинений Н.И. Костомарова, книга 8-ая, 789 стр.
