Лет двадцать тому назад русская поэзия под влиянием ложно понятых принципов реалистического искусства почти совсем чуждалась фантастики. Поэты как-то стыдились всего, на чем лежал отсвет «романтизма», и во что бы то ни стало хотели оставаться в пределах не только современного, но непременно повседневного. Всем еще памятна борьба, которую повело с этими принципами молодое поколение поэтов, выступившие в начале 90?х годов. Оно защищало равноправность мечты с так называемой действительностью и в разгар борьбы, как то всегда бывает, даже решительно отдавало предпочтение фантастике. Тогда-то были восстановлены у нас в стихах декорации, столь любезные в свое время романтиком: средневековые замки, причудливые дворцы Востока, пустыни, где еще длится дикая жизнь, и, наконец, просто небывалые, воображаемые страны, сотворенные по произволу, по прихоти поэта.

За пятнадцать лет борьбы новые идеи у нас, как на Западе, одержали победу. Реализм должен был сдать те свои позиции, которые пытался он было занять в 80?х годах. Но в то же время тем ощутительнее стало, что он все же из числа исконных, прирожденных властелинов в великой области искусства. Стало яснее, что начало всякого искусства – наблюдение действительности, как вместе с тем стали виднее те опасности, к которым ведет безудержная фантастика. В наши дни «идеалистическое» искусство, в свою очередь, вынуждено очищать позиции, занятые слишком поспешно. Будущее явно принадлежит какому-то еще не найденному синтезу между «реализмом» и «идеализмом».

Этого синтеза Н. Гумилев еще не ищет. Он еще всецело в рядах борцов за новое, «идеалистическое» искусство. Его поэзия живет в мире воображаемом и почти призрачном. Он как-то чуждается современности, он сам создает для себя страны и населяет им самим сотворенными существами: людьми, зверями, демонами. В этих странах, – можно сказать, в этих мирах, – явления подчиняются не обычным законам природы, но новым, которым повелел существовать поэт; и люди в них живут и действуют не по законам обычной психологии, но по странным, необъяснимым капризам, подсказываемым автором-суфлером. И если встречаются нам в этом мире имена, знакомые нам по другим источникам: античные герои, как Одиссей, Агамемнон, Ромул, исторические личности, как Тимур, Данте, Дон-Жуан, Васко-де?Гама, некоторые местности земного шара, как степь Гоби, или Кастилия, или Анды, – то все они как-то странно видоизменены, стали новыми, неузнаваемыми.

Страна Н. Гумилева, это – какой-то остров, где-то за «водоворотами» и «клокочущими пенами» океана. Там есть пленительные всегда «ночные» или вечно вечереющие горные озера. Кругом «рощи пальм и заросли алоэ», но они полны «мандрагорами, цветами ужаса и зла». По стране бродят вольные дикие звери: «царственные барсы», «блуждающие пантеры», «слоны-пустынники», «легкие волки», «седые медведи», «вепри», «обезьяны». По временам видны «драконы», распростершиеся на оголенном утесе. Есть там и удивительные камни, которые ночью летают, блестя огнями из своих щелей, и сокрушают грудь своих врагов.

Герои Н. Гумилева – это или какие-то темные рыцари, в гербе которых «багряные цветы» и которых даже женщины той страны называют «странными паладинами», или старые конквистадоры, заблудившиеся в неизведанных цепях гор, или капитаны, «открыватели новых земель», в высоких ботфортах, с пистолетом за поясом, или царицы, царствующие над неведомыми народами чарами своей небывалой красоты, или мужчины, «отмеченные знаком высшего позора», или, наконец, просто бродяги по пустыне смерти, соперничающие с Гераклом. Тут же, рядом с ними, стоят существа совсем фантастические или, по крайней мере, встречаемые весьма редко: «угрюмые друиды», повелевающие камнями, «девушки-колдуньи», ворожащие у окна тихой ночью, некто, «привыкший к сумрачным победам», и таинственный скиталец по всем морям, «летучий голландец». И удивительные совершаются в этом мире события среди этих удивительных героев: рыцарь принимает вызов девы-воина и своим последним стоном приветствует победу врага; царица, при взятии ее города, ставит на людной площади ложе и на нем, обнаженной, ожидает победителей; добрые товарищи-собутыльники собираются ехать в путешествие, непременно в Китай, и выбирают капитаном метра Рабле; наконец, изумительный раджа ведет своих парсов на завоевание крайнего севера и там, во льдах и снегах, где виднеются лишь глубокие следы медвежьи, создает царство мечты, в котором белая заря слепительнее, чем в Бирме, и т. д.1
В этом абзаце, воссоздающем картины гумилевской стихотворной «утопии», Брюсов использует фрагменты из следующих ст?ний Гумилева, вошедших в Ж 1910: «У берега» (из цикла «Возвращение Одиссея»), «Озера», «Рощи пальм и заросли алоэ…», «Одиночество», «Северный раджа», «Лесной пожар», «В пути», «Камень», «Поединок», «Одержимый», «Старый конквистадор», «Капитаны», «Царица», «Портрет мужчины», «В пустыне», «Колдунья», «Варвары», «Путешествие в Китай».

Такова поэзия Н. Гумилева, поскольку она отразилась в его книге «Жемчуга», разделенной на три отдела: жемчуг черный, жемчуг серый и жемчуг розовый. Еще больше чудес найдем мы во второй части книги, где собраны более ранние стихи поэта (1906–1908 гг.), изданные прежде в Париже под характерным заглавием «Романтические цветы». В этих «Романтических цветах» фантастика еще свободнее, образы еще призрачней, психология еще причудливее. Но это не значит, что юношеские стихи автора полнее выражают его душу. Напротив, надо отметить, что в своих новых поэмах он в значительной степени освободился от крайностей своих первых созданий и научился замыкать свою мечту в более определенные очертания. Его видения с годами приобрели больше пластичности, выпуклости. Вместе с тем явно окреп и его стих. Ученик И. Анненского, Вячеслава Иванова и того поэта, которому посвящены «Жемчуга»2
Т. е. самого Брюсова; книга стихов Гумилева «Жемчуга» в 1910 г. носила посвящение «Моему учителю Валерию Брюсову» (в издании 1918 г. посвящение было снято).

Н. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно, обдуманными и утонченно-звучащими стихами. Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

«Жемчуга»

В апреле 1910 года в жизни Гумилева произошли два знаменательных события: вышла третья книга стихов «Жемчуга» и 25 апреля состоялось венчание с Анной Андреевной; спустя неделю молодожены отправились во Францию, в свадебное путешествие. Впрочем, едва из него вернувшись, Гумилев тут же, в сентябре, уехал в Африку: его по-прежнему манила Аддис-Абеба.

Книга «Жемчуга» посвящена Брюсову. Чтобы не было сомнений в том, почему именно, автор уточнил: «моему учителю». Насколько в «Романтических цветах» явно было видно влияние Бальмонта, кумира юности, настолько же явно в «Жемчугах» воздействие учителя, Брюсова. Гумилев, хотя и был прилежным учеником, превыше всего ставил самостоятельность выбора. Поэтому, в чем-то следуя форме, он не пошел за Брюсовым. Он подводил собственные итоги - пусть даже были итоги ученичества:

Ты помнишь дворец великанов,

В бассейне серебряных рыб,

Аллеи высоких платанов

И башни из каменных глыб?

Как конь золотистый у башен,

Играя, вставал на дыбы

И белый чепрак был украшен

Узорами тонкой резьбы?

Ты помнишь, у облачных впадин

С тобою нашли мы карниз,

Где звезды, как горсть виноградин,

Стремительно падали вниз?

Теперь, о скажи, не бледнея,

Теперь мы с тобою не те,

Быть может, сильней и смелее,

Но только чужие мечте.

У нас, как точеные, руки,

Красивы у нас имена,

Но мертвой, томительной скуке

Душа навсегда отдана.

И мы до сих пор не забыли,

Хоть нам и дано забывать,

То время, когда мы любили,

Когда мы умели летать.

Книга приобрела широкую известность и не случайно была сразу замечена литературной критикой. Форма, техника стиха не могли не привлечь. По этому поводу в рецензии на книгу Валерий Брюсов писал: «Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущих к плачевным неудачам».

Речь в «Жемчугах» идет о жизни духа, который всегда современен и не может быть привязан к какому-либо отрезку времени. Книга удивительно гармонична. В ней форма диктовала содержание: почерк, натура, художническая манера здесь главенствуют.

В «Жемчугах» уже зреет зерно будущего направления - того самого акмеизма, который, по убеждению Гумилева, должен будет спасти отечественную поэзию. Когда читаешь:

И апостол Петр в дырявом рубище,

Словно нищий, бледен и убог, -

понимаешь, что поэт и научился, и осмелился небесное опускать до земного, осязаемого, а не только земное возносить до романтических заоблачных высей.

(Батеньков) - декабрист, сын отставного обер-офицера, род. 25 марта 1793 г. в г. Тобольске (по некоторым свидетельствам в Томске), ум. в октябре 1863 г. Сведений об его детском возрасте очень мало; в автобиографических записках, помещенных в "Русском Архиве" 1881 г. кн. II, он рассказывает о своих детских впечатлениях, о своем развитии, мало упоминая о фактах жизни. Родители воспитали в нем религиозное чувство, не покидавшее его всю жизнь; рос он болезненным ребенком, был очень нервен и впечатлителен, чтению и письму выучился самоучкой, без всяких усилий; первоначальное образование получил он в тобольском военно-сиротском отделении, а затем, неизвестно кем и когда был привезен в С.-Петербург для поступления во 2-й кадетский корпус. 21 мая 1812 г. он был выпущен прапорщиком в 13-ю артиллерийскую бригаду, которая состояла в корпусе генерал-лейтенанта барона Сакена; во время заграничных походов отличался храбростью, участвовал в занятии Варшавы и Кракова, был в деле при г. Кренбау, в 1814 г. участвовал в сражении с неприятелем при Шато-Бриенне и Ла-Ротьере и за отличие получил орден св. Владимира 4-й степени с бантом.

В сражении при Монмирале отличился "чрезмерною храбростью", как сказано в официальном донесении об этой битве, долго держался на позиции и получил 10 штыковых ран; его, еле живого, подобрали на поле битвы французские офицеры и бережно перенесли в городской госпиталь; товарищи считали его убитым и служили по нем панихиды, а он, между тем, выздоровев, снова вернулся в батарею и уже 15 марта опять участвовал в битве при Сен-Миэле, состоя при корпусе прусских войск, под командою принца Бирона Курляндского.

В 1815 г. Батенков совершил заграничный поход под начальством Дохтурова, а осенью того же года возвратился в Россию, после чего, в начале 1816 г., вышел в отставку, с чином подполковника.

Математические способности дали ему возможность поступить в только что основанное тогда ведомство путей сообщения, но он не ужился с сослуживцами и был отправлен на службу в Сибирь на место управляющего 10-м округом.

Еще находясь на службе в строю, Батенков познакомился с масонством, был членом петербургской ложи "Избранного Михаила", а, приехав в Сибирь, был одним из учредителей ложи "Восточного Светила", основанной в Томске в 1818 г.; участие в масонстве не мешало Батенкову ревностно заниматься своею службою; из его занятий более важными были: укрепление берегов р. Ангары и предначертание работ на китайской границе, между прочим он взялся построить и действительно построил мост через реку Ушайку за полцены; это восстановило против него многих сослуживцев и ему приходилось опять оставлять службу, но в 1819 г. приехал на ревизию в Сибирь Сперанский.

Он сразу оценил опытного, даровитого и трудолюбивого инженера, приблизил его к себе и предложил ему участие в работах по задуманному им преобразованию всех существующих в Сибири учреждений.

Батенков принял участие в Сибирской ревизии, результатом которой было раскрытие вопиющих злоупотреблений; затем, он оказался незаменимым сотрудником Сперанского по собиранию статистических материалов Сибири; им были представлены графу 7 записок: 1) О сухопутных сообщениях, 2) Об учреждении этапов, 3) О ссыльных, 4) Об инородцах, 5) О сибирских казаках, 6) О занятии киргизской степи Средней Орды, 7) О приведении в известность земель Сибири.

Трактаты эти не были напечатаны, но они легли в основу "Сибирского учреждения" 1822 г. Кроме того Батенков занимался изысканием пути около озера Байкала, а свободные минуты посвящал учрежденной им, первой в Сибири, ланкастерской школе и составлял для нее учебники.

Уезжая из Сибири в Петербург в 1820 г. Сперанский взял с собою и Батенкова.

Из Петербурга он ездил в заграничный отпуск, но был вызван графом до срока для составления всеподданнейшего отчета о сибирских делах. По образовании в 1821 г. "Сибирского комитета", Батенков, незадолго перед тем произведенный в майоры, получил в нем место секретаря.

Сперанский давал ему много поручений и настолько сблизился с ним, что он поселился у графа и сделался своим человеком в его доме. За труды свои в Сибирском комитете Батенков получил единовременного пособия 10 т. рублей ассигнациями.

Когда председателем Сибирского комитета сделался граф Аракчеев, Батенков своими трудами и усидчивостью обратил на себя внимание графа, и последний предложил ему поступить на службу по военным поселениям;

Батенков согласился; ему дали 10 т. рублей ежегодного содержания и чин подполковника.

Но скоро, по наговору завистников его блестящей служебной карьеры, он должен был в 1825 г. оставить выгодную службу.

В это время он завел знакомства с членами тайного Общества - Рылеевым, Александром Бестужевым и другими и незадолго до 14 декабря окончательно сошелся с ними; непосредственного участия в заговоре Батенков не принимал и в день бунта на Сенатской площади не был, тем не менее через две недели он был арестован и, по приговору Верховного уголовного суда, зачислен в 3-й разряд государственных преступников, который должен был идти в пожизненные каторжные работы; решение это впоследствии было изменено на 20-летнюю каторгу, и затем опять было изменено на 20-летнее одиночное заключение в крепости.

О причине второго изменения первоначального приговора существует два рассказа, - один, что Батенков родом был сибиряк и его не хотели ссылать туда, где у него были связи, - другой, что будто бы Батенков, боясь, чтобы смягчение наказания не послужило поводом к обвинению его в предательстве товарищей, заявил, что он сам составит новый заговор.

Сначала он был помещен в форте Свартгольме, на Аландских островах и пробыл там 1/2 года; здесь он написал стихотворение "Одичалый", рисующее тяжелое душевное настроение заключенного.

Из Свартгольма он был переведен в Петропавловскую крепость и заключен в Алексеевский равелин, в котором и оставался 20 лет. Ему дозволено было читать и писать, выдавали книги преимущественно духовно-нравственного содержания.

Он занимался сличением переводов библии на древних и новых языках; нужные для этого книги, по ходатайству коменданта, доставлялись ему из публичной библиотеки.

Памятником его пребывания в крепости осталась рукописная тетрадь в двадцать листов, переполненная различными набросками и мыслями касательно политики, философии, администрации и пр. Одиночное заключение сильно повлияло на Батенкова, рассудок временами покидал его, он забыл некоторые слова, потерял счет времени, о многом совершенно утратил понятие.

В 1846 г. окончился срок заключения Батенкова, и он был сослан на поселение в Томск, где устроился в доме чиновника Лучшева и, в благодарность за приют, учил грамоте детей, помогал в различных заботах по хозяйству.

Старые друзья помогли Батенкову приобрести небольшой участок пригородной земли. Он выстроил тут избу, завел небольшое хозяйство и прожил здесь 10 лет, принятый радушно представителями лучшего местного общества; он любил читать французские газеты, делал из них обширные выписки в русском переводе, изучил древние языки: еврейский, греческий, латинский и вел переписку с некоторыми из друзей.

Между прочим, к нему очень был расположен граф Н. Н. Муравьев-Амурский.

Проезжая из Иркутска в Петербург и обратно, он никогда не забывал навестить Батенкова, а нередко прямо останавливался у него на хуторе, чтобы напиться чаю и переменить лошадей.

Пользуясь расположением Муравьева, Батенков успел устроить в иркутский институт и другие учебные заведения немало сирот и детей бедных родителей на казенный счет. В августе 1856 г. декабристам дозволено было выехать из Сибири, и Батенков отправился в Белевский уезд Тульской губернии, в имение Петрищево, принадлежавшее другу его Елагину, а через год, получив обратно с процентами, по приказанию Государя, все имущество, отобранное у него в 1825 г., купил домик в Калуге, куда выписал из Сибири вдову одного из братьев Лучшевых с ее двумя малолетними сыновьями, которых определил в калужскую гимназию.

В 1859 г., когда декабристы получили разрешение жить в обеих столицах, Батенков побывал в Петербурге, Москве, Варшаве.

Скончался он в Калуге от воспаления легких на 71 году жизни и похоронен согласно его желанию, в Петрищеве, рядом с своим другом и боевым товарищем Алексеем Андреевичем Елагиным.

Из писем Гавриила Степановича, помещенных в "Русской Старине" за 1889 г. № 8, видно, что он занимался переводом 28 книг византийской истории, полученным им от Петра Киреевского.

В той же книжке "Русской Стар." помещена характеристика графов Аракчеева и Сперанского, составленная Батенковым.

В 20-х годах он поместил в "Сыне Отечества" несколько статей о Сибири, которые были переведены на немецкий язык. Для Ешевского Батенков написал воспоминания о масонстве, помещенные А. Н. Пыпиным в "Вестн. Европы" 1872 г. № 7; для барона Корфа сообщал некоторые сведения о Сперанском.

В "Русском Архиве" за 1881 г. помещена автобиография Батенкова под названием: "Данныя.

Повесть собственной жизни"; одна половина записок посвящена воспоминаниям о детских впечатлениях, а другая касается деятельности графа Сперанского, о котором он отзывался с большим уважением и любовью. "Русский Архив" 1871 г. и 1881. - "Русская Старина" 1887 и 1889 г. - Иллюстриров.

Газета" 1863 г. № 319. - "Сибирский Вестник" 1886 г. № 25. - Максимов, "Сибирь и Каторга" ч. III. - Греч, "Записки". - Словари: Андреевского и Венгерова. - Корф, "Жизнь гр. Сперанского". - Пыпин, "Общественное движение в России при Александре I". - Алексей Иванов, "Один из декабристов" (в "Книжках Недели", 1898, ноябрь). {Половцов} Батенков, Гавриил Степанович или Батеньков - декабрист; род. 25 марта 1793 г. в Томске или Тобольске; учился в Петербурге во 2 кадетском корпусе, откуда в 1812 г. выпущен в артиллерию.

В заграничном походе 1813-15 гг. Б., по выражению официального донесения о битве при Монмирале, заявил себя "чрезмерно храбрым" офицером.

По возвращении в Россию вышел в отставку, но вскоре опять поступил на службу в ведомство инженеров путей сообщения.

Быстро составил он себе здесь репутацию "беспокойного человека", и от него отделались, дав ему место управляющего округом путей сообщения в Западной Сибири.

Идеальная честность и тут послужила бы для Б. источником всяческих неприятностей, если бы не приезд на ревизию в Сибирь Сперанского, который сразу оценил выдающиеся дарования Б. Он сделал его одним из ближайших помощников своих по управлению Сибирью.

В числе многих других поручений Б. изготовил для Сперанского семь обстоятельных записок-трактатов, оставшихся ненапечатанными, но легших в основу "Сибирского Учреждения" 1822 года. В 1820 г. Сперанский, уезжая из Сибири, взял Б. с собой и пристроил его секретарем "Сибирского Комитета"; в 1825 г. Б., однако, оставил службу.

В это время он близко сошелся с Александром Бестужевым, Сергеем Трубецким, Рылеевым и др. членами "Северного Общества". Всех их он очаровал своим умом и обширными познаниями.

Осужденный за участие в революционном сообществе Б. был приговорен к 20 годам каторги, но вместо отбывания наказания в Сибири Б. двадцать лет просидел в одиночном заключении.

В 1856 г. декабристам было дозволено вернуться в Россию, и Б. поселился сначала в имении старинных своих друзей Елагиных-Киреевских, а через год, когда ему возвратили имущество, отобранное при аресте, он обзавелся домиком в Калуге, куда выписал вдову и двух детей одного из приютивших его в Томске братьев Лучшевых.

В Калуге же и умер Батенков в октябре 1863 г. Б. напечатал несколько статей о Сибири в "Сыне Отечества" 20-х годов, которые были переведены на немецкий язык, написал начало автобиографии, появившейся в "Русск. Арх." 1881 г., и воспоминания о масонстве для покойного историка Ешевского (они напечатаны А. Н. Пыпиным в "Вест. Евр.", 1872 г., № 7). В "Русск. Старине" 1889 г. № 8 напечатаны его характеристики Аракчеева и Сперанского, ряд писем и длинное стихотворение "Одичалый", написанное во время сидения в Свартгольме; в нем он излил весь ужас душевного состояния "одичалого", оторванного от всего живого. {Брокгауз}

Батенков Гавриил Степанович (Батеньков)

Б атенков или Батеньков, Гавриил Степанович, декабрист, подполковник. Сын офицера, родился в Тобольске в 1793 году. Хилый от рождения, он всю жизнь отличался нервностью, душевной неустойчивостью. Рано развились в нем мистическая религиозность и повышенная вдумчивость. Учился Б. в Тобольском военно-сиротском отделении и во 2-м кадетском корпусе в Петербурге. В корпусе он подружился с В. Раевским. Участвуя в кампании 1813 - 15 годов, Б. проявил "чрезмерную храбрость", особенно при Монмирале, где был изранен и взят в плен у своих орудий. В 1816 году, вследствие столкновения с начальством, вышел в отставку. Обладая большими математическими способностями, Б., по выдержании экзаменов, поступил на службу в ведомство путей сообщения, но не ужился со служащими и был назначен в Сибирь управляющим X округом путей сообщения. Здесь он безупречной честностью и независимостью поддержал приобретенную им репутацию "беспокойного человека". По собственному неоднократному признанию, Б. постоянно мучительно заботился о том, чтобы "обратить на себя какое-нибудь внимание". В Томске он принял деятельное участие в устройстве масонской ложи "Великого Светила" (1818; ранее, еще в Петербурге, он был членом ложи "Избранного Михаила"). Положение Б. в Томске было незавидное: ему приходилось уже вновь оставлять службу, когда приехал генерал-губернатор . Б. подал ему семь записок, которые впоследствии легли в основу "Сибирского Учреждения". Уезжая, Сперанский взял Б. с собой. Б. был назначен делопроизводителем сибирского комитета. В 1823 году Б. приблизился к , жил у него в Грузине и был назначен членом совета военных поселений. Наблюдения над ними сильно повлияли на развитие взглядов Б. в сторону либерализма. При Аракчееве Б. пришлось столкнуться с начальником штаба генералом . В конце 1825 года, опасаясь попасть под начальство Клейнмихеля, Б. просил об освобождении его от должности члена совета военных поселений. Словесным распоряжением Аракчеева Б. был уволен, по его словам, "от всех должностей, на которые был назначен подписными указами". Отставка сильно озлобила Б. и была внешним поводом, толкнувшим его на сближение с главными деятелями Северного общества. В последние дни перед 14 декабря Б. принимал участие в совещаниях членов Тайного общества, подавал различные советы, мечтал о месте в временном правительстве и об участии в регентстве, в случае возведения на престол цесаревича . Однако о 14 декабря он не был предупрежден, в восстании не участвовал и принес присягу. Последующее поведение Б. до и после ареста было двусмысленно. Он отрицал свое участие в Тайном обществе и в подготовке восстания. В показании же 18 марта 1826 года он отрицает все прежние показания, ссылаясь на "припадок", и признает себя главным деятелем движения. "Покушение 14 декабря - говорит он - не мятеж, как к стыду моему именовал его несколько раз, но первый в России опыт революции политической, опыт почтенный в бытописаниях и в глазах других просвещенных народов". Приговором Верховного уголовного суда Б. признан виновным в том, что "знал об умысле на цареубийство, соглашался на умысел бунта и приготовлял товарищей к мятежу планами и советами". Смягчающее вину обстоятельство было усмотрено в следующем: "когда предложено было во время мятежа занять дворец, то Б. сказал, что дворец есть место священное". Верховный уголовный суд отнес Б. к 3-му разряду и приговорил к вечной каторге. Император Николай официально заменил вечную каторгу 20-летней, на деле же Б. был подвергнут 20 годам одиночного заключения в крепости, сперва 1/2 года в Свартгольме на Аландских островах, потом в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. О причинах заключения вместо каторги существуют три версии: 1) Б. не хотели, как сибиряка, ссылать в Сибирь; 2) Б. в письме государю грозил в случае освобождения устроить новый заговор; 3) в особую вину Б. император Николай поставил его показания, приведенные выше. Последняя версия, выдвигаемая , по-видимому, наиболее вероятна. Отбыв заключение в невероятно тяжелых условиях, серьезно пострадав психически, едва не сойдя с ума и не лишившись способности речи, Б. в 1846 году был отправлен на поселение в Томск, где жил у чиновника Лучшева, относившегося к нему, как и все томское общество, очень хорошо. Б. любил появляться в обществе, много говорил, проявляя некоторые странности и почти не касаясь политики и 14 декабря; все время был чрезвычайно деятелен. По возвращении в Европейскую Россию в 1856 году Б. немало путешествовал, побывал и в столицах. Жил частью у своих друзей Елагиных в имении, частью в собственном домике в Калуге, где приютил вдову Лучшева и ее двух детей. Скончался в октябре 1863 года. Кроме ряда служебных проектов, Б. до 1825 года написал ряд статей о Сибири, помещенных в "Сыне Отечества" и переведенных на немецкий язык. Он занимался разработкой конституционного проекта, который до нас не дошел. В показаниях Б. находим набросок конституции. Из этого наброска и других данных видно, что Б. стоял за монархию, ограниченную влиятельной родовой аристократией. Законодательную власть он разделял между монархом, верхней палатой из глав фамилий "родового вельможества" и пожизненно назначенных монархом высших духовных и гражданских особ, и нижней палатой из депутатов от: 1) "известных городов", 2) губерний из сословия владельцев земель, 3) университетов, 4) 3-х академий". На местах должны быть "частные палаты по областям". Исполнительная власть принадлежит: 1) безответственному государю, 2) ответственному перед государем и палатами "верховному правительству", 3) министрам, ответственным перед государем, верховным правительством и палатами. Б. стоял за введение суда присяжных. Он признавал необходимыми конституционные гарантии, которые делил на "вещественные и моральные". К первым относил, например, создание из военных поселенцев народной гвардии и передачу в ведение "муниципалитета" Петропавловской крепости; ко вторым - свободу печати, независимость суда, ответственность верховного правительства и министров и законы о наследственном вельможестве. В Свартгольме Б. написал стихотворение "Одичалый" - психический документ большой силы и искренности, рисующий невыносимое душевное состояние и неизбывные муки одиночно-заключенного. По отбытии заключения Б. написал несколько отрывков автобиографического характера. Сочинения, письма и показания Б. напечатаны: статьи о Сибири - в "Сыне Отечества", 1821 - 22, 77, 81, 83 - 85, без подписи; стихотворение "Одичалый" - в "Русской Беседе" за 1860 год и в "Русской Старине" за 1889 год, № 8. Там же письма Б. и его характеристика Аракчеева и Сперанского. Начало автобиографии - в "Русском Архиве" за 1881 год, т. II; "Масонские воспоминания" - в "Вестнике Европы" за 1872 год, № 7. Показания - у в "Мемуарах декабристов" и у Семевского в "Политических и общественных идеях декабристов". Литература, кроме общей обо всех декабристах (особенно указанные сочинения Довнар-Запольского и Семевского): "Русский Архив" за 1871 год; "Русская Старина", 1887 и 1889 год, № 8, 1897, № 10; "Сибирский Вестник", 1886 год, № 25 (рассказ Лучшева); "Иллюстрированная газета", 1863 год, № 319; "Книжка Недели", 1898 год, № 11. А. Елачич.

) - государственный деятель, инженер и армейский офицер - участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов Русской Армии 1813-1814, восемнадцать раз был ранен, побывал во французском плену. Подполковник корпуса инженеров путей сообщения. Из дворян Тобольской губернии . Друг и помощник императорского Инспектора Сибири М.М. Сперанского по прогрессивному преобразованию всего этого региона. Поэт и писатель. Участник революционного демократического общества декабристов , за что был политическим ссыльным в Томске.

Биография

Родился в семье 60-летнего небогатого тобольск ого дворянина обер-офицера Степана Батенкова (ок. 1733 - до 1810), мать - урожд. Урванцева , рождён 20-м ребёнком в семье. Детство сопровождалось различными хворями, мальчик рос весьма впечатлительным, глубоко религиозным, вдумчивым и любознательным. Современники отмечали, что он непрестанно занимался самообразованием. Эти качества, вместе с выдающимся трудолюбием и строгой честностью, остались характерными чертами его жизни до самого конца. Впоследствии здоровье его окрепло и закалилось так, что он выдержал самые тяжкие испытания .

Воспитывался в Тобольском военно-сиротском отделении, а также в народном училище и гимназии. С 1810 (или 1811) года - в Дворянском полку при 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербург е. 21 мая 1812 года выпущен прапорщиком в 13-ю артиллерийскую бригаду Русской Армии.

Отечественная война 1812 года

В звании младшего офицера Г.С. Батеньков стал участником Отечественной войны 1812 года и затем - заграничных походов Русской Армии . 17 декабря 1813 года за отличие произведён в подпоручик и. 20 января 1814 года был награждён боевым орденом Святого Владимира «IV степени с бантом» - за отличие в сражении при селении Ларотьер . В сражении при Монмирале 30 января 1814 года был ранен (получил 10 штыковых ран) и попал в наполеоновский плен, в котором находился до 10 февраля 1814 года. С сентября 1814 г. служил в 27-й артиллерийской бригаде, с 11 января 1816 г. - в 14 батарейной роте 7-й бригады. 7 мая 1816 г. уволен с военной службы по состоянию здоровья (последствия ранений).

Инженер путей сообщения в Томске

Сдал экзамен в , становится инженером путей сообщений. Однако его природная прямота и честность столичными чиновниками считались помехой их карьере, и Батенькова, как «беспокойного человека», назначили на службу в Сибирь. С 5 октября 1816 года он назначен инженером III класса в Десятый (Сибирский) округ (управление размещалось в губернском городе Томске), в связи с чем 2 февраля 1817 года был утверждён в чине поручика военизированного ведомства путей сообщения (со старшинством с 17 декабря 1813).

В марте 1817 года Гавриил Батеньков был прислан в Томск , чтобы возглавить инженерно-технические работы. Здесь он приводит в порядок улицы, вместо полусгнивших деревянных мостовых строит гравийные шоссе, проектирует и обустраивает ключи, снабжающие население питьевой водой, укрепляет набережную реки Ушайки , возводит деревянный мост через неё (Магистратская улица), прослуживший более 100 лет. Состоял в сообществе российского благородного дворянства - масон, член ложи «Избранного Михаила» в Петербурге (1816) и «Восточного светила» в Томске (1818). Помимо служебных обязанностей принимал активное участие в устройстве масонской ложи «Великого Светила». C 1825 г. состоял в «Северном обществе».

Городу деятельность Батенькова была только на пользу и в денежном отношении, в частности. Но именно его энергия у многих местных чиновников вызывала недовольство: уж очень умён и самоволен оказался петербургский инженер. Тем не менее, в аттестате, выданном губернатором перед отъездом в Тобольск говорилось, что Батеньков «в короткое время… показал на пользу города Томска довольно успеха усердным своим старанием, деятельными всегда занятиями и искусством »…

Сибирское реформаторство

Честность и принципиальность Батенькова импонировала его другу по петербургской молодости - М.М. Сперанскому . Это сблизило их вновь, когда Сперанского Император направит в Сибирь для наведения порядка в управленческих делах Сибири и для пресечения в этих губерниях роста чиновничьей коррупции. В 1819-1821 годах Батеньков был ближайшим помощником государственного инспектора М.М. Сперанского в делах по управлению Сибирью. Эти годы стали весомым вкладом в интенсивное развитие Сибири, данная деятельность принесла общественное признание как Сперанскому, так и Батенькову. После этих славных дел Гавриил Спетанович становится членом совета военных поселений при влиятельном царском сановнике графе А.А. Аракчееве .

Декабристы

В столице Батеньков, сторонник прогрессивных преобразований, поддерживает дружбу с братьями Бестужев ыми, К.Ф. Рылеевым и другими будущими декабристами . Это привело Батенькова в ноябре 1825 года в тайное дворянское революционное Северное общество , где он примкнул к демократическому крылу. Батеньков становится одним из разработчиков плана восстания военных, намечаемого на 14 декабря 1825 года. Высказывался за решительные действия и привлечение к восстанию народных масс, намечался кандидатом в члены Временного правительства России.

Выступал за ликвидацию крепостного права и конституционную монархию . Основным принципом познания и действия считал волевую интуицию. На его взгляды повлияли Бёме , Сведенборг , русские масоны, Монтескьё и физиократы .

Через две недели после поражения выступления декабристов на Дворцовой площади Гавриил Батеньков был арестован и отправлен в тюремную крепость.

На следствии представил заявление о принадлежности к тайному обществу и согласии с его планами, писал, что «…покушение 14 декабря - не мятеж, как к стыду моему именовал его несколько раз, но первый в России опыт революции политической, опыт почтенный в бытописаниях и в глазах других просвещенных народов ».

Так Гавриил Степанович Батеньков вновь оказался связан судьбою с городом Томском.

Сибирская ссылка

В 1846-1856 годах в Томске Гавриил Степанович Батеньков жил в доме томского служащего Н.И. Лучшева, что располагался в Благовещенском переулке (вблизи городской церкви Во имя Благовещения Божьей Матери и Введения в храм Пресвятыя Богородицы) . В советское время на этом месте (угол современных пер./пл. Батенькова , 6 и пер. Пионерского , 18) было выстроено здание райкома КПСС , ныне в нём размещается Ленинский районный суд . На месте церкви теперь установлен памятник Г.С. Батенькову . Через некоторое время Батеньков, человек, у которого было вычеркнуто 20 лет жизни, стал вновь сходиться с местным обществом. У Батенькова в доме Лучшева бывали томские губернаторы Аносов и Бекман. С последним Батеньков был особенно дружен. Томский архиерей также не чурался знакомством и встречами с Батеньковым, ведь последний был истовым прихожанином, глубоко релегиозным человеком, не пропускавшим службы в Благовещенском соборе. Привечали ссыльного и томские купцы: Асташев, Горохов, Поповы и многие другие; принимали Батенькова радушно и сами бывали у него запросто. В частности, Асташев снабжал Батенькова многочисленными газетами, особенно французскими, которые купец специально для этого и выписывал - ссыльным подписки на газеты и журналы не разрешались.

Оставил много (по большей частью - неопубликованных) литературных сочинений (в том числе «Повесть собственной жизни», нап исанной по настоятельной просьбе Алексея Андреевича Елагина), был незаурядным поэтом и критиком. Перу Батенькова принадлежит повесть «Масонские воспоминания», на создание которой его вдохновил профессор Казанского университета С. Ешевский .

Сильно постаревший ссыльный Гавриил Степанович Батеньков всё-же иногда применял свои профессиональные знания и опыт инженера и строителя. Его заметной работой, проектом, становится обустройство купеческих дач на площадке «Степановка » у среднего течения реки Ушайки. Здесь все первые постройки - небольшая церковь, дача Сосулина и все другие его постройки возведены по плану Батенькова и под его личным руководством. Купец Сосулин, очевидно, удовлетворенный работой Батенькова, подарил ему участок земли в 55 десятин, рядом со своей дачей на Степановке. После отъезда Батенькова из Томска эти владения перешли затем купцу Л. Фуксману.

В августе 1856 года, по случаю коронования нового российского императора Александра II , репрессированные декабристы получили разрешение выехать из Сибири, хотя и с большими ограничениями. 4 октября того же года Гавриил Батеньков покинул Томск, направляясь в село Петрищево Тульской губернии , к семье своего умершего друга Алексея Елагина, куда и прибыл 19 ноября, останавливаясь по пути в городах Тобольск е, Казани и Москве .

Последние годы

После амнистии от 26 августа 1856 года, по которой Батенькову возвращены права потомственного дворянства, вернулся в Европейскую Россию и поселился у Евдокии Петровны Елагиной в селе Петрищеве Белевского уезда Тульской губернии ; Батенькову разрешено временно приезжать в Москву - 14.4.1857.

Пожив недолго у Елагиных, в 1857 Батеньков купил в Калуге небольшой домик, куда пригласил из Томска вдову Лучшева с двумя её детьми, которых поместил в гимназии.

В октябре 1863 года, на 71-м году жизни, Гавриил Степанович Батеньков простудился, заболел и скончался от