Открывается повествование письмом другу Алексею Михайловичу Кутузову, в котором Радищев объясняет свои чувства, заставившие написать эту книгу. Это своего рода благословление на труд.

Выезд

София

Взяв подорожную, наш путешественник отправляется к комиссару за лошадьми, но лошадей не дают, говорят, что нет, хотя в конюшне стоит до двадцати кляч. Двадцать копеек возымели действие «на ямщиков». За спиной комиссара они запрягли тройку, и путешественник отправился дальше. Извозчик тянет заунывную песню, а путешественник размышляет над характером русского человека. Если русский хочет разогнать тоску, то идет в кабак; что не по нем, лезет в драку. Путешественник спрашивает у Бога, почему он отвернулся от людей?

Тосна

Рассуждение об отвратительной дороге, которую невозможно преодолеть даже в летние дожди. В станционной избе путешественник встречает неудачника-литератора - дворянчика, который хочет ему всучить свой литературный труд «о потере привилегий дворянами». Путешественник дает ему медные гроши, а «труд» предлагает отдать разносчикам на вес, чтобы те использовали бумагу для «обвертки», т.к. для иного она не пригодна.

Любани

Путешественник видит пашущего в праздник крестьянина и интересуется, не раскольник ли тот? Крестьянин православный, а вынужден работать в воскресенье, т.к. шесть дней в неделю ходит на барщину. Крестьянин рассказывает, что у него трое сыновей, да три дочери, старшему только десятый годок. Чтобы семья не голодала, ему приходится работать и ночью. На себя он работает усердно, а на барина - кое-как. В семье он один работник, а у барина их много. Крестьянин завидует оброчным и государственным крестьянам, им легче жить, потом перепрягает лошадей, чтобы они могли отдохнуть, а сам работает без отдыха. Путешественник мысленно клянет всех помещиков-эксплуататоров и себя за то, что обижал своего Петрушку, когда тот был пьян.

Чудово

Путешественник встречается с приятелем по университету Челищевым, который рассказал о своем приключении в бушующей Балтике, где чуть было не погиб, потому что чиновник отказался послать помощь, сказав: «Не моя то должность». Теперь Челищев покидает город - «сонмище львов», чтобы не видеть этих злодеев.

Спасская полесть

Путешественник попал под дождь и попросился в хату обсохнуть. Там он слышит рассказ мужа о чиновнике, любящем «устерсы» (устрицы). За исполнение его прихоти - доставку устриц - он дает чины, награждает из государственной казны. Дождь кончился. Путешественник продолжил путь с напросившимся попутчиком. Попутчик рассказывает свою историю, как был он купцом, доверившись нечестным людям, попал под суд, жена умерла при родах, начавшихся из-за переживаний на месяц раньше. Друг помог этому несчастному бежать. Путешественник хочет помочь беглецу, во сне он представляет себя всесильным правителем, которым все восторгаются. Этот сон являет ему странницу Прямовзору, она снимает с его глаз бельма, мешающие видеть правду. Автор заявляет, что царь слыл в народе «обманщиком, ханжою, пагубным комедиантом». Радищев показывает несоответствие между словами и делами Екатерины; показной блеск, пышный, декоративный фасад империи скрывает за собой ужасные картины угнетения. Прямовзора обращается к царю со словами презрения и гнева: «Ведай, что ты… первейший разбойник, первейший предатель общия тишины, враг лютейший, устремляющий злость свою на внутренность слабого». Радищев показывает, что хороших царей нет, они изливают свои милости лишь на недостойных.

Подберезье

Путешественник встречается с юношей, идущим в Петербург к дяде учиться. Здесь даются рассуждения юноши о пагубном для страны отсутствии системы образования. Он надеется, что потомки будут счастливее в этом плане, т.к. смогут учиться.

Новгород

Путешественник любуется городом, вспоминая о его героическом прошлом и о том, как Иван Грозный вознамерился уничтожить Новгородскую республику. Автор возмущен: какое право имел царь «присвоять Новгород»?

Путешественник далее отправляется к приятелю, Карпу Дементьичу, который женил сына. Все вместе сидят за столом (хозяин, молодые, гость). Путешественник рисует портреты хозяев. А купец рассказывает о своих делах. Как «пущен был по миру», теперь сын торгует.

Бронницы

Путешественник отправляется на священный холм и слышит грозный голос Всевышнего: «Почто захотел познать тайну?» «Чего ищешь чадо безрассудное?» Где некогда был «град великий» путешественник видит лишь бедные лачуги.

Зайцеве

Путешественник встречает своего приятеля Крестьянкина, некогда служившего, а потом вышедшего в отставку. Крестьянкин, очень совестливый и сердечный человек, был председателем уголовной палаты, но оставил должность, видя тщету своих стараний. Крестьянкин рассказывает о некоем дворянине, начавшем свою карьеру придворным истопником, повествует о зверствах этого бессовестного человека. Крестьяне не выдержали издевательств помещичьей семьи и убили всех. Крестьянкин оправдал «виновных», доведенных помещиком до смертоубийства. Как ни боролся за справедливое решение этого дела Крестьянкин, ничего не получилось. Их казнили. А он вышел в отставку, дабы не быть соучастником этого злодейства. Путешественник получает письмо, где рассказывается о странной свадьбе между «78-летним молодцом и 62-летней молодкой», некоей вдовой, занимающейся сводничеством, а на старости лет решившей выйти замуж за барона. Он женится на деньгах, а она на старости лет хочет называться «Вашим высокородием». Автор говорит, что без бурындиных свет не простоял бы и трех дней, он возмущен абсурдом происходящего.

Крестцы

Видя расставание отца с сыновьями, отправляющимися на службу, путешественник вспоминает, что из ста служащих дворянчиков девяносто восемь «становятся повесами». Он горюет, что и ему скоро придется расстаться со своим старшим сыном. Рассуждения автора приводят его к выводу: «Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, истинный гражданин! Не захочется тебе сынка твоего удавить, нежели отпустить в службу? Т.к. на службе все радеют о кармане своем, а не о благе родины». Помещик, призывая в свидетели путешественника как тяжко ему расставаться со своими сыновьями, говорит им, что они ничем ему не обязаны, а должны трудиться на благо отечества-

Для этого он растил и нежил их, обучал наукам и заставлял думать. Он напутствует сыновей не сбиваться с пути истинного, не потерять души чистой и высокой.

Яжелбицы

Проезжая мимо кладбища, путешественник видит душераздирающую сцену, когда отец, кинувшись на гроб сына, не дает его похоронить, плача о том, что не хоронят его вместе с сыном, дабы прекратить его муки. Ибо он виновен, что сын родился немощным и больным и сколько жил, столько страдал. Путешественник мысленно рассуждает, что и он, вероятно, передал своим сыновьям болезни с пороками юности.

Валдай

Этот древний городок известен любовным расположением незамужних женщин. Путешественник говорит, что всем известны «валдайские баранки и бесстыжие девки». Далее он рассказывает легенду о грешном монахе, утонувшем в бурю в озере, переплывая к своей возлюбленной.

Едрово

Путешественник видит много нарядных баб и девок. Он восхищается их здоровым видом, упрекая дворянок в том, что они уродуют свои фигуры, затягиваясь в корсеты, а потом умирают от родов, т.к. годами портили свое тело в угоду моде. Путешественник разговаривает с Аннушкой, которая вначале держит себя сурово, а потом, разговорившись, поведала, что отец умер, живет она с матерью да сестрой, хочет замуж. Но за жениха просят сто рублей. Ванюха хочет идти в Питер на заработки. Но путешественник говорит: «Не пускай его туда, там он научится пьянствовать, отвыкнет от крестьянского труда». Он хочет дать деньги, но семья их не берет. Он поражен их благородством.

Хотилов

Написан от лица другого путешественника, ещё более прогрессивного в своих взглядах, чем Радищев. Наш путешественник находит бумаги, оставленные его собратом. Читая их, он находит сходные своим мыслям рассуждения о пагубности рабства, злонравии помещиков, отсутствии просвещения.

Вышний Волочок

Путешественник любуется шлюзами и рукотворными каналами. Он рассказывает о помещике, который относился к крестьянам как к рабам. Они все дни работали на него, а он им давал только скудную еду. Своих наделов и скотины у крестьян не было. А «варвар» этот процветал. Автор призывает крестьян разорить имение и орудия труда этого нелюдя, относящегося к ним как к волам.

Выдропуск (опять написано по чужим запискам)

Автор говорит, что цари возомнили себя богами, окружили себя сотней слуг и воображают, что они полезны отечеству. Но автор уверен, что этот порядок надо менять. Будущее за просвещением. Только тогда будет справедливость, когда люди станут равны.

Торжок

Путешественник встречается с человеком, который хочет открыть вольную типографию. Далее следует рассуждепие о пагубности цензуры. «Какой вред будет, если книги печататься будут без клейма полицейского?» Автор утверждает, что польза от этого очевидная: «Не вольны правители отлучать народ от правды». Автор в «Кратком повествовании о происхождении цензуры» говорит, что цензура с инквизицией одни корни имеют. И рассказывает историю книгопечатания и цензуры на западе. А в России… в России что происходило с цензурой, обещает рассказать «в другой раз».

Медное

Путешественник видит хоровод молодых баб и девок. А далее идет описание позорной публичной продажи крестьян. 75-летний старик ждет, кому его отдадут. Его 80-летняя жена была кормилицей матери молодого барина, безжалостно продающего своих крестьян. Тут же 40-летняя женщина, кормилица самого барина, и вся крестьянская семья, включая и младенца, идущая с молотка. Страшно путешественнику видеть это варварство.

Тверь

Путешественник слушает рассуждения трактирного собеседника «по обеду» о поэзии Ломоносова, Сумарокова и Тредиаковского. Собеседник читает отрывки из оды «Вольность» Радищева, якобы написанной им, которую он везет в Петербург, чтобы опубликовать. Путешественнику стихотворение понравилось, но он не успел об этом сказать автору, т.к. тот спешно уехал.

Городня

Здесь путешественник видит рекрутский набор, слышит крики и плач крестьян, узнает о многих нарушениях и несправедливостях, творящихся при этом. Путешественник слушает историю дворового Ваньки, которого воспитывали и учили вместе с молодым барином, называли Ванюшей, отправили за границу не рабом, а товарищем. Но жаловал его старый барин, а молодой ненавидел и завидовал успехам. Старик умер. Молодой хозяин женился, а жена возненавидела Ивана, всячески унижала, а потом решила женить на обесчещенной дворовой девке. Иван назвал помещицу «бесчеловечной женщиной», тогда его отправили в солдаты. Иван рад такой участи. Потом путешественник увидел троих крестьян, которых помещик продал в рекруты, т.к. ему понадобилась новая карета. Автор поражен беззакониями, творящимися вокруг.

Завидово

Путешественник видит воина в гренадерской шапке, который, требуя лошадей, грозит старосте плетью. По распоряжению старосты у путешественника отняли свежих коней и отдали гренадеру. Путешественник возмущен таким порядком вещей. А что сделаешь?

Клин

Путешественник слушает скорбную песню слепца, а потом дает ему рубль. Старик удивлен щедрым подаянием. Он рад больше праздничному пирогу, чем деньгам. Ибо рубль может ввести кого-нибудь в искушение, и его украдут. Тогда путешественник отдает старику свой платок с шеи.

Пешки

Путешественник угощает ребенка сахаром, а его мать говорит сыну: «Возьми барское кушанье». Путешественник удивлен, почему это барская еда. Крестьянка отвечает, что ей не на что купить сахар, а баре употребляют, потому что не сами деньги достают. Крестьянка уверена, что это слезы рабов. Путешественник увидел, что хозяйский хлеб состоит из трех частей мякины и одной части несеяной муки. Он впервые огляделся и ужаснулся убогой обстановке. С гневом он восклицает: «Жестокосердный помещик! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных!», призывает эксплуататоров одуматься.

Черная грязь

Путешественник встречает свадебный поезд, но очень грустный, т.к. под венец едут по принуждению господина.

Слово о Ломоносове

Автор, проходя мимо Александро-Невской лавры, зашел в нее, дабы почтить своим присутствием могилу великого Ломоносова. Он вспоминает жизненный путь великого ученого, стремящегося к знаниям. Ломоносов жадно учился всему, что можно было узнать в то время, занимался стихосложением. Автор приходит к выводу, что Ломоносов был велик во всех делах, к которым прикасался.

А вот уже и Москва! Москва!!!

Хороший пересказ? Расскажи друзьям в соц.сети, пусть тоже подготовятся к уроку!

Зайцево

Н ичем не выделяется Зайцево среди десятков других сел и деревень, стоящих на трассе. Серые старые избы, некоторые из них заколочены. Безлюдно. Лишь стоят на обочине дороги мужчина и женщина. Он в короткой коричневой куртке и военных пятнистых брюках, она в драповом клетчатом пальто. Перед ними два больших ведра. Одно с картошкой, другое с клюквой. Могут целый день простоять, прежде чем купит кто-нибудь из проезжающих. А могут и не купить. В скольких селениях мы уже видели людей на обочине! Не пикник привел их сюда, а нужда.

Оглянитесь на пройденный нами путь: оставленные на произвол судьбы сотрудники научного института ловят рыбу в реке и сутками стоят на дороге, чтобы ее продать; церковнослужители на пожертвования прихожан открывают школу, собирают и учат там беспризорных детей; старики, собравшись с силами и скромными средствами, выкапывают в селе колодец; директор школы, чтобы обеспечить обедом учеников, посылает их к местным фермерам подрабатывать; у Вышнего Волочка сотни людей с хрустальными изделиями, выданными вместо зарплаты, выходят на трассу в надежде эту «зарплату» еще и продать; глава сельской администрации, чтобы исправить водопровод, покупает бутылку водки и нанимает слесаря; пенсионерка, получающая скудную пенсию, отзывается и берет на попечение несчастную и заблудшую семью; люди из десятков сел и деревень идут в лес, собирают ягоды, грибы, продают их на дороге, а на эти деньги живут... И так далее, без конца.

Спрашивается: при чем тут государство, власть, правительство? Какое все они имеют к этому отношение? Какова роль наших кремлевских начальников во всей этой жизни, точнее, в этой ежедневной борьбе за возможность жить?

Но вот, умирает от менингита ребенок, родители которого не смогли купить ему на зиму теплую шапку; погибают под колесами жители сел и деревень, потому что нет в населенных пунктах, через которые проходит скоростная трасса, ни светофора, ни пешеходного мостика, ни тоннеля; умирает молодая женщина, потому что из-за задержки зарплаты у нее не хватает денег на дорогие лекарства; вот двух подростков-братьев сажают в тюрьму за кражу медного кабеля, а их мать на грани самоубийства; вот академик пускает себе пулю в висок из-за невозможности продолжать жить унижаясь... И так далее, без конца. Надо ли спрашивать: «При чем тут государство, власть, правительство?» Наше государство не имеет никакого отношения ко всему, что относится к жизни. Жизнь в стране проходит сама собой, без него. И напротив, государство имеет прямое отношение ко всему, что относится к смерти. Почти всякая смерть - производная деятельности этого государства и этой власти. А папки в вышневолоцком ЗАГСе показывают, что и несостоявшаяся жизнь - тоже на его счету…

Вот о чем думалось, когда я со стороны глядел на одинокую пару зайцевских торговцев, безнадежно стоявшую на обочине дороги.

Единственное, на чем останавливается глаз, пока проезжаешь через эту деревню, - отремонтированное здание с четырьмя колоннами, находящееся справа от дороги. Обходя его, я вышел к деревенской библиотеке, расположенной здесь же, в старом деревянном доме. Удивило, что она есть и исправно работает. Вот только свет в этот день в библиотеке почему-то отключили. Поскольку погода была пасмурной, в избе оказалось совсем темно. Посетителей, кроме меня, не было.

Библиотекарь, Нина Михайловна, проводила меня в читальную комнату, где я, осмотревшись, попросил рассказать историю Зайцево. Однако, вместо рассказа, Нина Михайловна положила передо мной обычную школьную тетрадку. Вроде той, какую мне подарили в Яжелбицах. Сама же, извинившись, отлучилась по каким-то делам. Я остался один в темной библиотеке, с тетрадкой, в которой «от руки» записана история Зайцево. Вот ее изложение.

Согласно зайцевской летописи, люди в этих краях живут испокон веков. Поселения здесь существовали еще тысячу лет назад и даже раньше. Центр древнего погоста находился в шести верстах к юго-западу от Зайцево, у речки Ниши. Здесь проходила древняя Яжелбицкая дорога на Москву. Есть сведения, что Иван III, следуя в Новгород в 1477 году, останавливался у церкви Св.Николы в Тухолях. Церковь эта не сохранилась, но, спустя два века, там была построена деревянная Никольская церковь, считающаяся шедевром деревянного зодчества. В XVIII веке в Зайцево перенесли большой храм из Усть-Волмы. В 1495 году Зайцево составляли пять тягловых дворов. Эти пять хозяйств сеяли ржи одиннадцать коробов - где-то пудов двести; косили сена восемь колен - от полутора до двух тысяч пудов; имели пашни четыре ржи - это до сорока гектаров. Платили в то же время помещикам шесть денег - где-то миллион рублей на конец 1996 года, если вообще такие сравнения возможны; да плюс к тому из выращенного хлеба отдавали пятую часть; да еще отдавали ключнику - слуге в помещичьем доме, в ведении которого находились продовольственные запасы и ключи от мест их хранения, - «три большие головы сыра, да три горсти льну». (Что такое «горсть» - я пока не выяснил.)

Год от года Тухольский погост богател, а Зайцево становилось его центром. На одной иностранной карте конца XVII - начала XVIII веков у верховьев реки Ниши указан город Zaithsoff . Любопытно, что Зайцево, по мнению западного географа, входило в шестерку городов новгородской земли. Во всяком случае, Зайцево, по нашим понятиям, в то время было не деревней, а большим селом.

В 1844 году в Зайцево была открыта школа новгородской Палаты государственных имуществ. В том году в этой школе работали учитель и учительница, а обучались 32 мальчика и 17 девочек. Вообще в этой школе, как сообщается в летописи, начали свое образование 1863 человека. С Зайцево связаны десятки учительских судеб. В 1881 году сюда приехала бестужевка Софья Ивановна Хрипач, дворянка, в строгом черном платье с белейшим воротником. И учила на совесть, и нрава была безупречного. Поэтому ее запомнили надолго.

В конце XVIII века Зайцево стало волостным центром, который имел 127 дворов и ровно столько же домов, в которых проживали 642 жителя. Здесь была церковь, школа, волостное правление, почтовая земская станция, квартира станового пристава, четыре мелкие лавки, три трактира и одна винная лавка. В начале октября и в июле проводились торговые ярмарки.

У А.Н.Радищева деревня эта упоминается как Зайцово, с ударением на последний слог. Существует версия, что когда-то здесь неподалеку была расположена усадьба помещика Зайцева. И поэтому на памяти старожилов деревня звучит уже как «Зайцево». Если это так, то мы имеем любопытный факт, когда, похожая на название села, фамилия помещика невольно явилась причиной трансформации названия деревни. Живший здесь помещик попал в трудное положение: надо было либо менять фамилию на Зайцов, либо переименовать деревню. Поскольку помещик в деревне был царь и бог, то вопрос, скорее всего, сам собой разрешился. Люди просто стали называть деревню по фамилии помещика.

Географически деревня расположена на границе валдайской возвышенности. Местность здесь очень красивая. В лесах вокруг Зайцево много болот, богатых клюквой. Почвы здесь суглинистые, кислые. (Вот отчего были хлебные проблемы у Новгородской республики!) До наших дней сохранились названия многих мест и урочищ, расположенных на территории Зайцево: Петунова Нива, Малышова и Панфилова Нивы, Калинин Амбар, Мощева Горушка - там, где сейчас располагается трактир «Любава».

В те далекие годы в деревне проживали более трехсот человек. В основном это были крестьяне, которые, заме¬тим, в Зайцево всегда были вольными. Занимались здесь хлебопашеством. Землю делили по едокам. В деревне было несколько лавок, которые держали купцы Окулов, Мороз, Рыжов и купчиха Бубнова. Рыжов, кроме этого, держал еще чайную лавку. Были кустари-ремесленники. Люди работали от зари до зари. Как сообщается в зайцевской летописи, «зарабатывали на хлеб потом и кровью».

Раньше Зайцево делилось на две части: от центра села в сторону Москвы деревня называлась Зайцево, а в сторону Петербурга - Новое Подметовье. На границе, между частями села, по обеим сторонам стояли четырехугольные столбы. Между ними были вставлены чугунные решетки с изображением двуглавых орлов. В середине этих орлов были начертаны две буквы Н и П (Николай Первый). При Советской власти это все было демонтировано и уничтожено, включая орлов, царские вензеля и самого Николая, только не Первого, а Второго. (Какой под руку попался.) Престольные русские православные праздники в Зайцово были Покров и Антоний, а достопримечательностью являлась православная церковь Св.Николая Чудотворца и Воскресения Христова. По воспоминаниям стариков, это была красивая большая церковь, с куполами и колоколами, звон которых разносился на многие версты и слышен был во всех окрестных деревнях. Церковь состояла из двух помещений - зимнего и летнего. Летняя церковь открывалась с Пасхи. Здесь сохранилась память о замечательном церковном хоре, которым руководили протоиерей Сергий и диакон Николай…

И е р е й: Благодарим Господа.

Х о р: Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней.

И е р е й: Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще.

Х о р: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь Небо и земля славы Твоея. Осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних.

И е р е й: Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов.

Х о р: Аминь.

И е р е й: Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Нового Завета, якже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов.

Х о р: Аминь.

И е р е й: Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся.

Х о р: Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молим Ти ся, Боже наш...

Протоиерей Сергий похоронен здесь, на зайцевском кладбище.

В 1937 году церковь закрыли. Были сняты купола, сброшены колокола. Церковь стала сначала кладовой, позднее - клубом. Там же находилась зайцевская библиотека. Сейчас в этом, недавно отремонтированном, здании расположен Дом культуры.

Именно на него я и обратил внимание, когда только въехал в Зайцево.
В летописи сообщается, что строителям, переоборудовавшим бывшую церковь в Дом культуры, никак не удавалось уничтожить лики святых, коими были расписаны стены. Сколько слоев краски ни наносили - лики эти все равно проступали и местами видны до сих пор. Существует легенда, по которой эта церковь должна со временем провалиться под землю, на её месте будто бы должно образоваться озеро. Так что, проезжая через Зайцево - посмотрите направо: если однажды увидите водоем, вместо здания с колоннами, значит, легенда претворилась.

Советская история Зайцево здесь еще на памяти живых свидетелей. Первым председателем сельского Совета был товарищ Пельтцер, имя и отчество которого никто не помнит. Был он человеком строгим, и люди его попросту боялись. Первый колхоз образовался в 1932-1933 годах. Назывался он символично - «Перелом». Первым председателем колхоза был товарищ Муравин, впрочем, в летописи оговаривается, что это еще не точно. Зато точно известны имена первых зайцевских колхозников: Андрей Петрович и Анна Петровна Полуэктовы.

Анна Петровна вспоминает: «Муж мой был заядлым колхозником. Позднее стал бригадиром, а потом и председателем колхоза. Он погиб на финской войне, в последний ее день». Не обошлось в Зайцеве и без вредительства. В летописи сообщается: «В середине тридцатых (в 1934г.) в колхозе было много крепких и очень хороших лошадей. Сейчас уже трудно сказать, кто дал такое заключение, но только признали вдруг всех лошадей больными. Самых породистых и крепких расстреляли в лесу за деревней. А место, где расстреляны и зарыты лошади, называлось Конским кладбищем».

Все ли сегодня поймут, что такое в то время деревня без лошадей? В те годы в стране полным ходом шли репрессии. Докатились они и до Зайцева. Были репрессированы Николай Львович Мосичев и Мефодий Петрович Мощев. Мосичев был учителем в местной школе, в прошлом офицер русской армии, невысокого роста, черненький. Это был, по свидетельству местных жителей, очень хороший человек, но очень больной. Жил он в Зайцеве с женой и двумя детьми - дочерью Марусей и сыном Котиком. Все в деревне любили и жалели его. А Мощев был кузнецом. За что репрессировали учителя и кузнеца, летопись не сообщает, но лишь упоминает, что «с тех пор никто больше ничего о них не слышал и не видел».

Как было в стране - так и на селе.

В 1934 году была создана художественно-строчевая артель. Имени председателя артели уже никто не помнит, но зато помнят, что и его тоже репрессировали. А сама артель работала еще долго. Позднее в клубе была открыта библиотека и создан хор, который выступал и перед односельчанами, и в других деревнях.

Какие песни пели?

Разные. Но с особенной любовью вот эту:

И дорога пылится слегка,

И уныло по ровному полю

Разливается песнь ямщика.

Столько грусти в той песне унылой,

Столько грусти в напеве родном,

Что в душе моей хладной, остылой

Разгорелося сердце огнем.

И припомнил я ночи иные,

И родные поля, и леса,

И на очи, давно уж сухие,

Набежала, как искра, слеза.

Однозвучно гремит колокольчик,

И дорога пылится слегка,

И замолк мой ямщик, а дорога

Предо мной далека, далека...

Зайцевский хор даже ездил на гастроли в районный центр Крестцы, а руководил им, как сообщается в летописи, Анатолий Александрович Колотухин. Первая школа в Зайцево была приходской трехлеткой. Учителем был Александр Иванович, фамилию которого не помнят. Обратите внимание: у первого советского начальника, которого боялись, односельчане запомнили лишь фамилию, забыв имя и отчество, а у учителя, которого уважали, как раз имя и отчество запомнили. Так вот, при этом учителе была построена новая двухэтажная, большая и красивая школа, в которой до осени 1990 года училось не одно поколение жителей Зайцево. А осенью 1990 года, по неизвестной для местных жителей причине, эта школа, «большая и красивая», сгорела.

1941 год. Война не обошла Зайцево, подвергавшееся частым бомбардировкам. Много домов было разрушено, да еще почти в каждый из них пришла похоронка. Вокруг, в здешних лесах, были наши войска. Недалеко отсюда был госпиталь. На зайцевском кладбище есть воинские братские захоронения.

Закончилась война. Люди отстроились. Жизнь в деревне продолжалась с новыми заботами. Колхоз «Перелом» переименовали в «Серп и Молот», позднее он станет колхозом «Россия», а еще позже - совхозом «Зайцевским». Первым директором этого совхоза был Сергей Иванович Никулин, заслуженный агроном страны. После войны в Зайцево открылась школа-семилетка с интернатом для жителей окрестных деревень. Долгое время директором этой школы был Аркадий Александрович Стручков, а интернатом заведовала его жена - Александра Александровна. Зайцевская летопись упоминает, как в 1945-46 годах в эту школу совсем молоденькими девушками пришли по распределению Анна Сергеевна Егорова, Александра Ивановна Морозова, Вера Михайловна Зенина, да так и остались здесь, в Зайцево. Тогда же, в бывшем доме священника, заработал молокозавод, а в новом двухэтажном здании - участковая больница. Были здесь и своя пекарня, и два магазина, а еще - чайная.

По данным на 1992 год в Зайцево проживал 461 житель. Вели они 185 хозяйств. Значит, по сравнению с концом XVIII века, хозяйств стало на 50 больше, а жителей на 180 меньше. Коренных осталось всего несколько. Основу составляют люди приезжие.

Все эти материалы были собраны в 1992 году со слов старожилов деревни. А записала и обработала их старший библиотекарь Нина Михайловна Калуцкая.

А вот, что Нина Михайловна рассказала мне и что пока еще не записано в тетрадку.

Совхоза «Зайцевский» нет уже три года. Его реорганизовали, как убыточный. На его базе возникли два товарищества - «Агро» и «Зайцевское». Последнее с трудом осваивало новые формы и в конце концов развалилось. «Агро» еще существует, хотя люди там подолгу не получают зарплату. Всем очень тяжело. Кроме этих товариществ организовались фермерские хозяйства: братьев Михайловых, Сергея Козина и Александра Васильева. У них вроде бы дела идут неплохо. Они и себя кормят, и других тоже. Но в основном в Зайцево сегодня безработица. Люди становятся на биржу труда в Крестцах и ждут рабочих мест. Взамен сгоревшей школы здесь выстроена новая. На базе детского садика организован детский приют. По словам Нины Михайловны, кормит людей в основном мох. Здесь, как мы уже знаем, в окрестных лесах обильно растет клюква, и люди до самого снега ходят на мох, собирают эту клюкву и на дороге продают. Вот этим собирательством и живут, и если бы не снег, то всю зиму бы собирали. Лес и дорога кормят, как в древние времена. Конечно, есть в Зайцево и подсобные хозяйства. Кто-то держит корову. Фермеры местные год назад попробовали выращивать капусту и вроде бы урожай собрали неплохой. Продажа шла бойко. В этом году уже частники, глядя на фермеров, высадили капусту. Продукции стало больше, а со сбытом проблема. Перепроизводство. Дорога, хоть и длинная, но имеет свои покупательские пределы. Рынок!

Сама Нина Михайловна на редкость тихая, спокойная, негромкая. Ее движения несуетливые и неспешные. Такие больше слушают, чем говорят, а тревоги и переживания держат глубоко в себе и редко ими делятся. Всю жизнь прожила она в этих местах. В библиотеке уже двадцать три года и на другой работе себя не мыслит. Замужем. Двое сыновей, один из которых служит в армии, а другой учится в школе. Муж - безработный, подрабатывает случайными заработками.

Спросил Нину Михайловну, каково ей живется?

Как всем, - отвечает. - С одной стороны, вроде бы лучше стало жить... Но с другой, сейчас так тяжело стало жить, так тяжело...

Старшего сына в армию не взяли из-за плохого зрения. Что ж, надо продолжать учебу, получать профессию. Нашли в Новгороде платную группу заочников - юристов-экономистов при строительном техникуме. Осталось найти деньги. А какие у библиотекаря деньги, даже если он и старший? Отец тоже сидит без работы. Тем не менее семья решила: учеба - это будущее, как-нибудь вытянут, тем более сын устроился в школу учителем физкультуры и какую-то зарплату получал. Всю осень семьей ходили в лес на мох, собирали клюкву, а затем на дороге продавали. Нина Михайловна для этого даже взяла отпуск. Кроме того, продали домашнюю картошку, излишки. Наконец, собрали нужную сумму на учебу. Думаете, сколько? Миллион двести тысяч! Чуть больше двухсот долларов! Для кого-то пустяк, а здесь - будущее человека, целой семьи.

Проучился парень несколько месяцев и уже готовился к сдаче первых экзаменов, как вдруг повестка и... забрали в армию. Там ведь тоже служить некому. Так закончилась учеба, рассыпались надежды, пропали денежки, а парень с плохим зрением уже год таскает тачку с углем в армейской котельной. Один за троих. Потому что в армии недобор и каждые руки там на вес золота. Не для боеготовности, а чтобы хоть как-то инфраструктуру поддерживать. Пишет домой письма: «Мама, я все больше задумываюсь над тем, что буду делать, когда вернусь».

Дай Бог, чтобы вернулся живым и здоровым, а там уж как-нибудь... - говорит Нина Михайловна.

Вот таким мы узнали Зайцево, или по-радищевски - Зайцово. И про то узнали, что в летописи зайцевские не войдет никогда, потому что ни за что не запишет свои переживания Нина Михайловна в тетрадку. Во-первых, потому что это дело личное, а во-вторых, даже для этой деревни они малы и незначительны. Но, представьте, не было бы Нины Михайловны - кто рассказал бы историю Зайцево? Кто бы вел летопись? В таких вот тетрадках записано то, чего, если потеряешь, - не воспроизведешь.

Я где-то слышал, будто выдающиеся ученые из разных стран решили выяснить: какое открытие может считаться самым значительным в истории человечества? Великих открытий множество. И за каждым из них - титан, гений… Галлилей, Коперник, Ньютон, Эйнштейн… И вот, долго выясняя, наконец пришли к единому мнению: самым значительным открытием в истории человечества, от начала до сего дня, является изобретение письменности. Всего-то! А ведь даже не известно, кто изобрел. Мы до того привыкли пользоваться этим чудом, что для нас письменность является чем-то само собою разумеющимся.

Но что такое письменность?

Если отстраниться совсем, то это какие-то странные крючки и палочки. Не более. А в действительности - особым способом закодированная информация, для передачи которой ничего лучшего пока не придумали. Вот простенький, попавшийся под руку, стих нашего Александра Сергеевича:

Смеркалось; на столе, блистая,

Шипел вечерний самовар,

Китайский чайник нагревая;

Под ним клубился легкий пар.

Разлитый Ольгиной рукою,

По чашкам темною струею

Уже душистый чай бежал...

Для инопланетянина - лишь странный орнамент или необъяснимый узор. Для нас же это целый мир, сотканный из времени и пространства, нашей памяти и наших представлений. И нет такого уголка в целой вселенной, нет такой точки во времени, куда бы мы не могли с вами зримо и немедленно перенестись, лишь глянув на какой-нибудь текст.

Если целостность и неразрывность человеческой истории стали возможными благодаря памяти, то сама память наша - это прежде всего письменность. Вот почему из всех катастроф, которые когда-либо были на человеческом веку, самой трагичной является пожар в Александрийской библиотеке за 40 лет до Рождества Христова. Тогда, при осаде Александрии Цезарем, сгорели около миллиона(!) древнейших рукописей, собранные Птолемеями со всего античного мира. Можно отстроить дворцы, города, страны, империи, даже интеллект искусственный скоро изобретут, но никогда не восстановят исчезнувшую память, сгоревшую в Александрии вместе с древними рукописями.

Представьте, что последний житель Зайцева, заколотив избу, по каким-то причинам покинул свою деревню. Мало ли в этих местах нежилых деревень и урочищ. Но, даже если останется только эта школьная тетрадка с рукописной зайцевской историей, деревню эту и через тысячу лет не забудут. И через тысячу лет люди смогут узнать о церковном хоре, об учителях, о праздниках и трагедиях, о бестужевке с белейшим воротничком, о других жителях, оставивших след в истории деревни. И наоборот, если понаедут в Зайцево сотни и тысячи новых жителей, культурных и образованных, настроят домов и коттеджей, откроют здесь предприятия и магазины, рестораны и гостиницы, выстроят новые храмы и Дома культуры, а школьная тетрадка эта случайно затеряется, пропадет, - всё, не будет Зайцева!

Вот почему мы кланяемся сельским библиотекарям - и тем, кого встретили на своем пути, и тысячам другим по всей России - и говорим, что нет сегодня более благородной миссии. Они сохраняют нашу память, и не только нашу, для тех, кто придет после…

Я так увлекся размышлениями о роли сельских библиотекарей, что едва не проехал Бронницы. Уже переехав узкий, с односторонним движением, мост, оглянулся и увидел поразительной красоты церковь. Конечно, я тотчас вернулся…

В Зайцове на почтовом дворе нашел я давнышнего моего приятеля г. Крестьянкина. Я с ним знаком был с ребячества. Редко мы бывали в одном городе; но беседы наши, хотя не часты, были, однако же, откровенны. Г. Крестьянкин долго находился в военной службе и, наскучив жестокостями оной, а особливо во время войны, где великие насилия именем права войны прикрываются, перешел в статскую. По несчастию его, и в статской службе не избегнул того, от чего, оставляя военную, удалиться хотел. Душу он имел очень чувствительную и сердце человеколюбивое. Дознанные его столь превосходные качества доставили ему место председателя уголовной палаты. Сперва не хотел он на себя принять сего звания, но, помыслив несколько, сказал он мне: — Мой друг, какое обширное поле отверзается мне на удовлетворение любезнейшей склонности моея души! какое упражнение для мягкосердия! Сокрушим скипетр жестокости, который столь часто тягчит рамена невинности; да опустеют темницы и да не узрит их оплошливая слабость, нерадивая неопытность, и случай во злодеяние да не вменится николи. О мой друг! исполнением моея должности источу слезы родителей о чадах, воздыхания супругов; но слезы сии будут слезы обновления во благо; но иссякнут слезы страждущей невинности и простодушия. Колико мысль сия меня восхищает. Пойдем, ускорим отъезд мой. Может быть, скорое прибытие мое там нужно. Замедля, могу быть убийцею, не предупреждая заключения или обвинения прощением или разрешением от уз. С таковыми мыслями поехал приятель мой к своему месту. Сколь же много удивился я, узнав от него, что он оставил службу и намерен жить всегда в отставке. — Я думал, мой друг, — говорил мне г. Крестьянкин, — что услаждающую рассудок и обильную найду жатву в исполнении моея должности. Но вместо того нашел я в оной желчь и терние. Теперь, наскучив оною, не в силах будучи делать добро, оставил место истинному хищному зверю. В короткое время он заслужил похвалу скорым решением залежавшихся дел; а я прослыл копотким. Иные почитали меня иногда мздоимцем за то, что не спешил отягчить жребия несчастных, впадающих в преступление нередко поневоле. До вступления моего в статскую службу приобрел я лестное для меня название человеколюбивого начальника. Теперь самое то же качество, коим сердце мое толико гордилося, теперь почитают послаблением или непозволительною поноровкою. Видел я решения мои осмеянными в том самом, что их изящными делало; видел их оставляемыми без действия. С презрением взирал, что для освобождения действительного злодея и вредного обществу члена или дабы наказать мнимые преступления лишением имения, чести, жизни начальник мой, будучи не в силах меня преклонить на беззаконное очищение злодейства или обвинение невинности, преклонял к тому моих сочленов, и нередко я видел благие мои расположения исчезавшими, яко дым в пространстве воздуха. Они же, во мзду своего гнусного послушания, получили почести, кои в глазах моих столь же были тусклы, сколь их прельщали своим блеском. Нередко в затруднительных случаях, когда уверение в невинности названного преступником меня побуждало на мягкосердие, я прибегал к закону, дабы искати в нем подпору моей нерешимости; но часто в нем находил вместо человеколюбия жестокость, которая начало свое имела не в самом законе, но в его обветшалости. Несоразмерность наказания преступлению часто извлекала у меня слезы. Я видел (да и может ли быть иначе), что закон судит о деяниях, не касаяся причин, оные производивших. И последний случай, к таковым деяниям относящийся, понудил меня оставить службу. Ибо, не возмогши спасти винных, мощною судьбы рукою в преступление вовлеченных, я не хотел быть участником в их казни. Не возмогши облегчить их жребия, омыл руки мои в моей невинности и удалился жестокосердия. — В губернии нашей жил один дворянин, который за несколько уже лет оставил службу. Вот его послужной список. Начал службу свою при дворе истопником, произведен лакеем, камерлакеем, потом мундшенком; какие достоинства надобны для прехождения сих степеней придворныя службы, мне неизвестно. Но знаю то, что он вино любил до последнего издыхания. Пробыв в мундшенках лет 15, отослан был в герольдию, для определения по его чину. Но он, чувствуя свою неспособность к делам, выпросился в отставку и награжден чином коллежского асессора, с которым он приехал в то место, где родился, то есть в нашу губернию, лет шесть тому назад. Отличная привязанность к своей отчизне нередко основание имеет в тщеславии. Человек низкого состояния, добившийся в знатность, или бедняк, приобретший богатство, сотрясши всю стыдливости застенчивость, последний и слабейший корень добродетели, предпочитает место своего рождения на распростертие своея пышности и гордыни. Там скоро асессор нашел случай купить деревню, в которой поселился с немалою своею семьею. Если бы у нас родился Гогард, то бы обильное нашел поле на карикатуры в семействе г. асессора. Но я худой живописец; или если бы я мог в чертах лица читать внутренности человека с Лаватеровою проницательностию, то бы и тогда картина асессоровой семьи была примечания достойна. Не имея сих свойств, заставлю вещать их деяния, кои всегда истинные суть черты душевного образования. — Г. асессор, произошед из самого низкого состояния, зрел себя повелителем нескольких сотен себе подобных. Сие вскружило ему голову. Не один он жаловаться может, что употребление власти вскружает голову. Он себя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними от бога проистекает), да употребляет их в работу по произволению. Он был корыстолюбив, копил деньги, жесток от природы, вспыльчив, подл, а потому над слабейшими его надменен. Из сего судить можешь, как он обходился с крестьянами. Они у прежнего помещика были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину. Если который казался ему ленив, то сек розгами, плетьми, батожьем или кошками, смотря по мере лености; за действительные преступления, как то кражу не у него, но у посторонних, не говорил ни слова. Казалося, будто хотел в деревне своей возобновить нравы древнего Лакедемона или Запорожской сечи. Случилось, что мужики его для пропитания на дороге ограбили проезжего, другого потом убили. Он их в суд за то не отдал, но скрыл их у себя, объявя правительству, что они бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние. Если кто из крестьян что-нибудь украл у него, того он сек как за леность или за дерзкий или остроумный ответ, но сверх того надевал на ноги колодки, кандалы, а на шею рогатку. Много бы мог я тебе рассказать его мудрых распоряжений; но сего довольно для познания моего ироя. Сожительница его полную власть имела над бабами. Помощниками в исполнении ее велений были ее сыновья и дочери, как то и у ее мужа. Ибо сделали они себе правилом, чтобы ни для какой нужды крестьян от работы не отвлекать. Во дворе людей было один мальчик, купленный им в Москве, парикмахер дочернин да повариха старуха. Кучера у них не было, ни лошадей; разъезжал всегда на пахотных лошадях. Плетьми или кошками секли крестьян сами сыновья. По щекам били или за волосы таскали баб и девок дочери. Сыновья в свободное время ходили по деревне или в поле играть и бесчинничать с девками и бабами, и никакая не избегала их насилия. Дочери, не имея женихов, вымещали свою скуку над прядильницами, из которых они многих изувечили. — Суди сам, мой друг, какой конец мог быть таковым поступкам. Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость. Сие самое и случилось с асессором. Случай к тому подал неистовый и беспутный или, лучше сказать, зверский поступок одного из его сыновей. — В деревне его была крестьянская девка, недурна собою, сговоренная за молодого крестьянина той же деревни. Она понравилась середнему сыну асессора, который употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в любовь; но крестьянка верна пребывала в данном жениху ее обещании, что хотя редко в крестьянстве случается, но возможно. В воскресенье должно было быть свадьбе. Отец жениха, по введенному у многих помещиков обычаю, пошел с сыном на господский двор и понес повенечные два пуда меду к своему господину. Сию-то последнюю минуту дворянчик и хотел употребить на удовлетворение своея страсти. Взял с собой обоих своих братьев и, вызвав невесту чрез постороннего мальчика на двор, потащил ее в клеть, зажав ей рот. Не будучи в силах кричать, она сопротивлялася всеми силами зверскому намерению своего молодого господина. Наконец, превозможенная всеми тремя, принуждена была уступить силе; и уже сие скаредное чудовище начинал исполнением умышленное, как жених, возвратившись из господского дома, вошел на двор и, увидя одного из господчиков у клети, усумнился о их злом намерении. Кликнув отца своего к себе на помощь, он быстрее молнии полетел ко клети. Какое зрелище представилося ему. При его приближении затворилась клеть; но совокупные силы двух братьев немощны были удержать стремления разъяренного жениха. Он схватил близлежащий кол и, вскоча в клеть, ударил вдоль спины хищника своея невесты. Они было хотели его схватить, но, видя отца женихова, бегущего с колом же на помощь, оставили свою добычу, выскочили из клети и побежали. Но жених, догнав одного из них, ударил его колом по голове и ее проломил. — Сии злодеи, желая отмстить свою обиду, пошли прямо к отцу и сказали ему, что, ходя по деревне, они встретились с невестою, с ней пошутили; что, увидя, жених ее начал их бить, будучи вспомогаем своим отцом. В доказательство показывали проломленную у одного из братьев голову. Раздраженный до внутренности сердца болезнию своего рождения, отец воскипел гневом ярости. Немедля велел привести пред себя всех трех злодеев, — так он называл жениха, невесту и отца женихова. Представшим им пред него первый вопрос его был о том, кто проломил голову его сыну. Жених в сделанном не отперся, рассказав все происшествие. «— Как ты дерзнул, — говорил старый асессор, — поднять руку на твоего господина? А хотя бы он с твоею невестою и ночь переспал накануне твоея свадьбы, то ты ему за то должен быть благодарен. Ты на ней не женишься; она у меня останется в доме, а вы будете наказаны». — По таковом решении жениха велел он сечь кошками немилосердо, отдав его в волю своих сыновей. Побои вытерпел он мужественно; неробким духом смотрел, как начали над отцом его то же производить истязание. Но не мог вытерпеть, как он увидел, что невесту господские дети хотели вести в дом. Наказание происходило на дворе. В одно мгновение выхватил он ее из рук, ее похищающих, и освобожденные побежали оба со двора. Сие видя, барские сыновья перестали сечь старика и побежали за ними в погоню. Жених, видя, что они его настигать начали, выхватил заборину и стал защищаться. Между тем шум привлек других крестьян ко двору господскому. Они, соболезнуя о участи молодого крестьянина и имея сердце озлобленное против своих господ, его заступили. Видя сие, асессор, подбежав сам, начал их бранить и первого, кто встретился, ударил своею тростию столь сильно, что упал бесчувствен на землю. Сие было сигналом к общему наступлению. Они окружили всех четверых господ и, коротко сказать, убили их до смерти на том же месте. Толико ненавидели они их, что ни один не хотел миновать, чтобы не быть участником в сем убийстве, как то они сами после призналися. — В самое то время случилось ехать тут исправнику той округи с командою. Он был частию очевидным свидетелем сему происшествию. Взяв виновных под стражу, а виновных было половина деревни, произвел следствие, которое постепенно дошло до уголовной палаты. Дело было выведено очень ясно, и виновные во всем признавалися, в оправдание свое приводя только мучительские поступки своих господ, о которых уже вся губерния была известна. Таковому делу я обязан был по долгу моего звания положить окончательное решение, приговорить виновных к смерти и вместо оной к торговой казни и вечной работе. — Рассматривая сие дело, я не находил достаточной и убедительной причины к обвинению преступников. Крестьяне, убившие господина своего, были смертоубийцы. Но смертоубийство сие не было ли принужденно? Не причиною ли оного сам убитый асессор? Если в арифметике из двух данных чисел третие следует непрекословно, то и в сем происшествии следствие было необходимо. Невинность убийц, для меня по крайней мере, была математическая ясность. Если, идущу мне, нападет на меня злодей и, вознесши над головою моею кинжал, восхочет меня им пронзить, — убийцею ли я почтуся, если я предупрежду его в его злодеянии и бездыханного его к ногам моим повергну? Если нынешнего века скосырь, привлекший должное на себя презрение, восхочет оное на мне отомстить и, встретясь со мною в уединенном месте, вынув шпагу, сделает на меня нападение, да лишит меня жизни или, по крайней мере, да уязвит меня, — виновен ли я буду, если, извлекши мой меч на защищение мое, я избавлю общество от тревожащего спокойствие его члена? Можно ли почесть деяние оскорбляющим сохранность члена общественного, если я исполню его для моего спасения, если оно предупредит мою пагубу, если без того благосостояние мое будет плачевно навеки? — Исполнен таковыми мыслями, можешь сам вообразить терзание души моей при рассмотрении сего дела. С обыкновенною откровенностию сообщил я мои мысли моим сочленам. Все возопили против меня единым гласом. Мягкосердие и человеколюбие почитали они виновным защищением злодеяний; называли меня поощрителем убийства; называли меня сообщником убийцов. По их мнению, при распространении моих вредных мнений исчезнет домашняя сохранность. Может ли дворянин, говорили они, отныне жить в деревне покоен? Может ли он видеть веления его исполняемы? Если ослушники воли господина своего, а паче его убийцы невинными признаваемы будут, то повиновение прервется, связь домашняя рушится, будет паки хаос, в начальных обществах обитающий. Земледелие умрет, орудия его сокрушатся, нива запустеет и бесплодным порастет злаком; поселяне, не имея над собою власти, скитаться будут в лености, тунеядстве и разъидутся. Города почувствуют властнодержавную десницу разрушения. Чуждо будет гражданам ремесло, рукоделие скончает свое прилежание и рачительность, торговля иссякнет в источнике своем, богатство уступит место скаредной нищете, великолепнейшие здания обветшают, законы затмятся и порастут недействительностию. Тогда огромное сложение общества начнет валиться на части и издыхати в отдаленности от целого; тогда престол царский, где ныне опора, крепость и сопряжение общества зиждутся, обветшает и сокрушится; тогда владыка народов почтется простым гражданином, и общество узрит свою кончину. Сию достойную адския кисти картину тщилися мои сотоварищи предлагать взорам всех, до кого слух о сем деле доходил. «— Председателю нашему, — вещали они, — сродно защищать убийство крестьян. Спросите, какого он происхождения? Если не ошибаемся, он сам в молодости своей изволил ходить за сохою. Всегда новостатейные сии дворянчики странные имеют понятия о природном над крестьянами дворянском праве. Если бы от него зависело, он бы, думаем, всех нас поверстал в однодворцы, дабы тем уравнять с нами свое происхождение». — Такими-то словами мнили сотоварищи мои оскорбить меня и ненавистным сделать всему обществу. Но сим не удовольствовались. Говорили, что я принял мзду от жены убитого асессора, да не лишится она крестьян своих отсылкою их в работу, и что сия-то истинная была причина странным и вредным моим мнениям, право всего дворянства вообще оскорбляющим. Несмысленные думали, что посмеяние их меня уязвит, что клевета поругает, что лживое представление доброго намерения от оного меня отвлечет! Сердце мое им было неизвестно. Не знали они, что нетрепетен всегда предстою собственному моему суду, что ланиты мои не рдели багровым румянцем совести. — Мздоимство мое основали они на том, что асессорша за мужнину смерть мстить не желала, а, сопровождаема своею корыстию и следуя правилам своего мужа, желала крестьян избавить от наказания, дабы не лишиться своего имения, как то она говорила. С таковою просьбою она приезжала и ко мне. На прощение за убиение ее мужа я с ней был согласен; но разнствовали мы в побуждениях. Она уверяла меня, что сама довольно их накажет; а я уверял ее, что, оправдывая убийцов ее мужа, не надлежало их подвергать более той же крайности, дабы паки не были злодеями, как то их называли несвойственно. — Скоро наместник известен стал о моем по сему делу мнении, известен, что я старался преклонить сотоварищей моих на мои мысли и что они начинали колебаться в своих рассуждениях, к чему, однако же, не твердость и убедительность моих доводов способствовали, но деньги асессорши. Будучи сам воспитан в правилах неоспоримой над крестьянами власти, с моими рассуждениями он не мог быть согласен и вознегодовал, усмотрев, что они начинали в суждении сего дела преимуществовать, хотя ради различных причин. Посылает он за моими сочленами, увещевает их, представляет гнусность таких мнений, что они оскорбительны для дворянского общества, что оскорбительны для верховной власти, нарушая ее законоположения; обещает награждение исполняющим закон, претя мщением неповинующимся оному; и скоро сих слабых судей, не имеющих ни правил в размышлениях, ни крепости духа, преклоняет на прежние их мнения. Не удивился я, увидев в них перемену, ибо не дивился и прежде в них воспоследовавшей. Сродно хвилым, робким и подлым душам содрогаться от угрозы власти и радоваться ее приветствию. — Наместник наш, превратив мнения моих сотоварищей, вознамерился и ласкал себя, может быть, превратить и мое. Для сего намерения позвал меня к себе поутру в случившийся тогда праздник. Он принужден был меня позвать, ибо я не хаживал никогда на сии безрассудные поклонения, которые гордость почитает в подчиненных должностию, лесть нужными, а мудрец мерзительными и человечеству поносными. Он избрал нарочно день торжественный, когда у него много людей было в собрании; избрал нарочно для слова своего публичное собрание, надеяся, что тем разительнее убедит меня. Он надеялся найти во мне или боязнь души, или слабость мыслей. Против того и другого устремил он свое слово. Но я за нужное не нахожу пересказывать тебе все то, чем надменность, ощущение власти и предубеждение к своему проницанию и учености одушевляло его витийство. Надменности его ответствовал я равнодушием и спокойствием, власти непоколебимостию, доводам доводами и долго говорил хладнокровно. Но наконец содрогшееся сердце разлияло свое избыточество. Чем больше видел я угождения в предстоящих, тем порывистее становился мой язык. Незыблемым гласом и звонким произношением возопил я наконец сице: — Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. Следственно, человек без отношения к обществу есть существо, ни от кого не зависящее в своих деяниях. Но он кладет оным преграду, согласуется не во всем своей единой повиноваться воле, становится послушен велениям себе подобного, словом, становится гражданином. Какия же ради вины обуздывает он свои хотения? почто поставляет над собою власть? почто, беспределен в исполнении своея воли, послушания чертою оную ограничивает? Для своея пользы, скажет рассудок; для своея пользы, скажет внутреннее чувствование; для своея пользы, скажет мудрое законоположение. Следственно, где нет его пользы быть гражданином, там он и не гражданин. Следственно, тот, кто восхощет его лишить пользы гражданского звания, есть его враг. Против врага своего он защиты и мщения ищет в законе. Если закон или не в силах его заступить, или того не хочет, или власть его не может мгновенное в предстоящей беде дать вспомоществование, тогда пользуется гражданин природным правом защищения, сохранности, благосостояния. Ибо гражданин, становяся гражданином, не перестает быть человеком, коего первая обязанность, из сложения его происходящая, есть собственная сохранность, защита, благосостояние. Убиенный крестьянами асессор нарушил в них право гражданина своим зверством. В то мгновение, когда он потакал насилию своих сыновей, когда он к болезни сердечной супругов присовокуплял поругание, когда на казнь подвигался, видя сопротивление своему адскому властвованию, — тогда закон, стрегущий гражданина, был в отдаленности, и власть его тогда была неощутительна; тогда возрождался закон природы, и власть обиженного гражданина, не отъемлемая законом положительным в обиде его, приходила в действительность; и крестьяне, убившие зверского асессора, в законе обвинения не имеют. Сердце мое их оправдает, опираяся на доводах рассудка, и смерть асессора, хотя насильственная, есть правильна. Да не возмнит кто-либо искать в благоразумии политики, в общественной тишине довода к осуждению на казнь убийцев в злобе дух испустившего асессора. Гражданин, в каком бы состоянии небо родиться ему ни судило, есть и пребудет всегда человек; а доколе он человек, право природы, яко обильный источник благ, в нем не иссякнет никогда; и тот, кто дерзнет его уязвить в его природной и ненарушимой собственности, тот есть преступник. Горе ему, если закон гражданский его не накажет. Он замечен будет чертою мерзения в своих согражданах, и всяк, имеяй довольно сил, да отмстит на нем обиду, им соделанную. — Умолк. Наместник не говорил мне ни слова; изредка подымал на меня поникшие взоры, где господствовала ярость бессилия и мести злоба. Все молчали в ожидании, что, оскорбитель всех прав, я взят буду под стражу. Изредка из уст раболепия слышалося журчание негодования. Все отвращали от меня свои очи. Казалося, что близстоящих меня объял ужас. Неприметно удалилися они, как от зараженного смертоносною язвою. Наскучив зрелищем толикого смешения гордыни с нижайшею подлостию, я удалился из сего собрания льстецов. — Не нашед способов спасти невинных убийц, в сердце моем оправданных, я не хотел быть ни сообщником в их казни, ниже оной свидетелем; подал прошение об отставке и, получив ее, еду теперь оплакивать плачевную судьбу крестьянского состояния и услаждать мою скуку обхождением с друзьями. — Сказав сие, мы рассталися и поехали всяк в свою сторону. Сей день путешествие мое было неудачно; лошади были худы, выпрягались поминутно; наконец, спускаяся с небольшой горы, ось у кибитки переломилась, и я далее ехать не мог. Пешком ходить мне в привычку. Взяв посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но прогулка по большой дороге не очень приятна для петербургского жителя, не похожа на гулянье в Летнем саду или в Баба, скоро она меня утомила, и я принужден был сесть. Между тем как я, сидя на камне, чертил на песке фигуры кой-какие, нередко кривобокие и кривоугольные, думал я и то и се, скачет мимо меня коляска. Сидящий в ней, увидев меня, велел остановиться, — и я в нем узнал моего знакомого. — Что ты делаешь? — сказал он мне. — Думу думаю. Времени довольно мне на размышление; ось переломилась. Что нового? — Старая дрянь. Погода по ветру, то слякоть, то ведро. А!.. Вот новенькое, Дурындин женился. — Неправда. Ему уже лет с восемьдесят. — Точно так. Да вот к тебе письмо... Читай на досуге; а мне нужно поспешать. Прости, — и расстались. Письмо было от моего приятеля. Охотник до всяких новостей, он обещал меня в отсутствии снабжать оными ч сдержал слово. Между тем к кибитке моей подделали новую ось, которая, по счастию, была в запасе. Едучи, я читал:

Петербург

Любезный мой!

На сих днях совершился здесь брак между 78-летним молодцом и 62-летней молодкою. Причину толь престарелому спарению отгадать тебе трудненько, если оной не скажу. Распусти уши, мой друг, и услышишь. Госпожа Ш... — витязь в своем роде не последний, 62 лет, вдова с 25-летнего своего возраста. Была замужем за купцом, неудачно торговавшим; лицом смазлива; оставшись после мужа бедною сиротою и ведая о жестокосердии собратий своего мужа, не захотела прибегнуть к прошению надменной милостыни, но за благо рассудила кормиться своими трудами. Доколе красота юности водилась на ее лице, во всегдашней была работе и щедрую получала от охотников плату. Но сколь скоро приметила, что красота ее начинала увядать и любовные заботы уступили место скучливому одиночеству, то взялась она за ум и, не находя больше покупщиков на обветшалые свои прелести, начала торговать чужими, которые, если не всегда имели достоинство красоты, имели хотя достоинство новости. Сим способом нажив себе несколько тысяч, она с честию изъялась из презрительного общества сводень и начала в рост отдавать деньги, своим и чужим бесстыдством нажитые. По времени забыто прежнее ее ремесло; и бывшая сводня стала нужная в обществе мотов тварь. Прожив покойно до 62 лет, нелегкое надоумило ее собраться замуж. Все ее знакомые тому дивятся. Приятельница ее ближняя Н... приехала к ней. — Слух носится, душа моя, — говорит она поседелой невесте, — что ты собралась замуж. Мне кажется, солгано. Какой-нибудь насмешник выдумал сию басню. Ш. Правда совершенная. Завтра сговор, приезжай пировать с нами. Н. Ты с ума сошла. Неужели старая кровь разыгралась; неужели какой молокосос подбился к тебе под крылышко? Ш. Ах, матка моя! некстати ты меня наравне с молодыми считаешь ветреницами. Я мужа беру по себе... Н. Да то я знаю, что придет по тебе. Но вспомни, что уже нас любить нельзя и не для чего, разве для денег. Ш. Я такого не возьму, который бы мне мог изменить. Жених мой меня старее 16 годами. Н. Ты шутишь! Ш. По чести правда; барон Дурындин. Н. Нельзя етому статься. Ш. Приезжай завтра ввечеру; ты увидишь, что лгать не люблю. Н. А хотя и так, ведь он не на тебе женится, но на твоих деньгах. Ш. А кто ему их даст? Я в первую ночь так не обезумею, чтобы ему отдать все мое имение; уже то время давно прошло. Табакерочка золотая, пряжки серебряные и другая дрянь, оставшаяся у меня в закладе, которой с рук нельзя сбыть. Вот весь барыш любезного моего женишка. А если он неугомонно спит, то сгоню с постели. Н. Ему хоть табакерочка перепадет, а тебе в нем что проку? Ш. Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена не худо иметь хороший чин, что меня называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как муж будет свой, то какой бы насморк ни был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька...

София – Тосна –Чудово − Спасская Полесть – Подберезье – Новгород – Зайцево – Крестцы – Яжелбицы – Валдай – Едрово – Хотилово – Торжок – Медное – Городня – Пешки

Основные темы:

Тема судьбы русского крестьянства

Тема крепостного права

Тема самодержавия (оно враг народа, «губитель» его счастья; при её раскрытии используется обличительный пафос)

Тема революции, восстания против существующего строя

Воспитание молодого поколения

Впервые в русской литературе темой книги стала тема народа и признание его главной движущей силой истории.

Жанр путешествия был особенно популярен среди сентименталистов. Писатели-сентименталисты стремились изобразить свои впечатления и чувства, вызванные сменой картин внешнего мира.

Форма путешествия позволила писателю концентрированно рассказать о всевозможных сторонах русской действительности, показать жизнь разных слоёв общества, не связывая себя условностями строгой жанровой формы. Жанр путешествия помог объединить в книге материал, созданный в разные годы, различный в стилевом отношении.

«Путешествие» - обобщение и типизация многочисленных поездок автора по России, а также его косвенного опыта в этой области.

В книге есть и исторические экскурсы, и демографические наблюдения, и политические теории, и фольклорные записи автора. Часть материала «подаётся» от лица встречающихся по пути людей (например, размышления о цензуре и экскурс в историю цензуры, мысли о особенностях русского стихосложения, о значении для России деятельности Ломоносова).

«Путешествие» состоит из 26 глав (12 из которых освещают положение крестьянства), очень разных по объёму. Кроме «Выезда» и «Слова о Ломоносове», все главы носят названия почтовых станций.

Большинство глав состоит из 2 частей: одна – яркий очерк увиденного/услышанного, образная зарисовка дорожного впечатления; другая – размышления автора по поводу виденного, написанные в патетическом, возвышенном тоне. Однако встречаются также главы только очерковые или, наоборот, представляющие собой только социологический трактат.

«Новгород »: портреты купцов. «Карп Дементьич – седая борода, в восемь вершков нижней губы…кланяется об руку…всех величает: благодетель мой…Аксинья Парфентьевна, любезная его супруга. В 60 лет бела как снег и красна как маков цвет, губки всегда сжимает кольцом…Алексей Карпович, сосед мой застольный…на пятнадцатом году матери дал оплеуху». Радищев далёк от сурового обличения плутней купцов – он лишь иронизирует над хитрецами. Он сознаёт, что в соществующей социальной несправедливости виноват общественный строй. И персонаже – жертвы этой системы.

«Любань ». Начинается так: «Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимой и летом» (затем автор всё же пишет, что дело было летом). То есть для описываемой писателем ситуации время года и погода не важны. Изложение конкретных событий переводится в условный и обобщённый план. Чтобы отдохнуть от дорожной тряски, путешественник останавливает кибитку и заводит разговор с пашущим в воскресенье крестьянином. Предварительно он делает выводы («Пашущий крестьянин принадлежит, конечно, помещику, который оброку с него не берёт. Крестьянин пашет с великим тщанием. Нива, конечно, не господская»), свидетельствующие о его глубоком знании жизни и наблюдательности. Далее выясняется, что крестьянин действительно обрабатывает свою землю и только в воскресенье, так как в другие дни должен работать на барщине. В ответ на лаконичный рассказ пахаря о тягости крепостного гнёта путешественник возражает: «Друг мой, ты ошибаешься! Мучить людей законы запрещают». «Мучить, - отвечает крестьянин, - правда. Но небось, барин, не захочешь в мою кожу». В совершенно независимом тоне пахаря и его иронично-презрительных словах обнаруживается антагонизм между сочувственно настроенным помещиком-дворянином и крепостным. Правильная книжная речь путешественника противостоит выразительной и свободной от диалектизмов речи крестьянина. Граница между частями главы очень заметна. От бытового выразительного языка мы переходим в сферу высокого, насыщенного славянизмами стиля: «Разговор сего земледельца возбудил во мне множество мыслей… Углублённый в сих размышлениях, я нечаянно обратил взор мой на моего слугу… Вдруг почувствовал я быстрый мраз, протекающий кровь мою…». Мысли путешественника переносятся на Петрушку – его дворового человека, который, однако, неплохо живёт в сравнении с дворовыми других помещиков. Но тут путник вспоминает, что и он не всегда справедливо с ним поступает: «Вспомни тот день, как Петрушка пьян был и не поспел тебя одеть. Вспомни о пощёчине. О, если бы он тогда, хоть пьяный, опомнился и тебе отвечал бы соразмерно твоему вопросу!». В этом внутреннем монологе героя заметно чувство классовой вины. Здесь также проявляется стремление автора делать очень широкие обобщения из частного факта.

В некоторых главах очерковые описания минимальны. «Торжок ». «Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сём городе свободное книгопечатание. Я ему говорил, что на сие дозволение не нужно, ибо свобода на то дана всем. Но он хотел свободы в цензуре; и вот его о том размышления…» - очерковая часть. Далее следуют рассуждения о цензуре и о её назначении, выражающие току зрения Радищева и вложенные в уста человека, встреченного путешественником.

«Едрово ». Начинается с короткого, но красочного описания толпы молодых крестьянок. Автор обращает внимание на их физическое здоровье. Он сознаёт связь между здоровьем и красотой. Это даёт ему повод через несколько строк перейти к сопоставлению представлений и красоте и физическом здоровье, характерных для городских дворянских жителей, с соответствующими представлениями деревенского трудового населения (сопоставление не в пользу горожан). Очерковая часть начинается после это публицистического вступления. Путешественник рассказывает об Анюте и её жизни. От созерцания и рассуждения мы переходим к живому диалогу. Заключается глава длинным обобщающим рассуждением о характере Анюты как типичном крестьянском характере и о нравственности крестьян и коротким диалогом между ямщиком – местным жителем – и путником по поводу Анюты.

«Вышний Волочок ». Город наводит путника на мысль о несправедливом распределении благ, о социальном неравенстве и о жестокости классовой эксплуатации. После этого автор рассказывает о бессердечном помещике, издевающемся над своими крестьянами, и завершает свой рассказ патетическим обращением к тирану-помещику и дворянам. Они призывает дворян уничтожить власть этого кровопийцы над людьми и отнять у него имению.

«Спасская полесть ». Царь изображается жестоким деспотом, «одежды которого казались измараны кровью и измочены слезами». Встретившись с жертвой беззакония, путешественник с негодованием размышляет, как «в толь мягкосердное правление, каково ныне у нас, толикие производились жестокости?». Ответом служит «сон» путешественника. Ему снится монарх, вокруг которого стоят «чины государственный» и восхваляют его «мудрое правление». Во сне путник видит то, что ему хотелось бы увидеть в мудром монархе. Истина в образе «неизвестной странницы» снимает с глаз монарха «толстую пелену» и он видит всё в истинном свете, негодуя не вельмож. Но прозрение монарха – утопия, и автор понимает это. «Сон» Путешественника − памфлет на Екатерину и её приближённых. Писатель метит в самое уязвимое место режима – несоответствие слов и дел. Ореол величия и славы скрывает чудовищные картины угнетения. Хулил царский титул: «Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?».

«Зайцево ». Рассказ господина Крестьянкина о жестоком мучителе крестьян г. асессоре, который «зрел себя повелителем нескольких сотне себе подобных». «Он был корыстолюбив…жесток от природы, вспыльчив». Этот помещик отнял у крестьян «всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину. Если который казался ему ленив, то сёк розгами, плетьми…или кошками, смотря по мере ленности». Возмущённые насилием крестьяне (крестьяне проявили солидарность и заступились за жениха-крестьянина) убили асессора и его сыновей-насильников. Крестьянкин, «человеколюбивый дворянин», будучи председателем уголовной палаты, оправдывает расправу крестьян над их угнетателями. Однако стремление помочь несчастным ни к чему ни приводит.

«Медное ». Ужасная картина продажи крестьян с торга. Помещик, «зверь лютый», продает своих крепостных «в розницу, разлучая родных». Среди продаваемых – кормилица молодого барина, семидесятилетний старик, старуха восьмидесяти лет, внучка стариков. Картина типична для того времени, и Радищев ещё приводит сообщения из ведомомстей, подтверждающих документальность приводимых примеров.

Мысль о революции, как единственном средстве освобождения крестьян, раскрывается в «Путешествии» не сразу. Радищеву важно убедить читателя в неизбежности такого решения. Поэтому вначале, в главе «Хотилов », в рукописи, написанной «неизвестным» автором, предлагается мирный путь освобождения крестьян «сверху», действиями самодержавного правительства. Намечается ряд постепенных мер, ведущих к этой цели: освобождение от «рабства» домашних слуг, разрешение вступать в брак без согласия господина, предоставление права выкупа на свободу. Последней ступенью должно быть «совершенное уничтожение рабства». Тут же показывается и полная несостоятельность только что предложенного решения, поскольку действия монарха определяются не его волей, а корыстными соображениями дворянства. «Известно нам из деяний отцов наших... - пишет автор «проэкта», - что мудрые правители нашего народа... старалися положить предел стоглавому сему злу. Но державные их подвиги утщетилися известным тогда гордыми своими преимуществами в государстве нашем чиносостоянием, но ныне обветшалыми и в презрение впавшим Дворянством наследственным». Убедившись в несостоятельности своих надежд на монарха, автор проекта обращается к самим дворянам, к их гуманности, к их здравому смыслу. Но и этот путь также оказывается иллюзорным. Автор прекрасно понимает, что, будучи крупными землевладельцами, помещики заинтересованы в бесплатном крестьянском труде и никогда не согласятся добровольно лишиться его

Но в полной мере революционная мысль Радищева находит свое воплощение в следующей главе «Тверь », где была помещена, с некоторыми сокращениями, ода «Вольность». «Ода, - писала Екатерина II, - совершенно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою... Кромвелев пример приведен с похвалою. Сии страницы суть криминального намерения, совершенно бунтовские».

Русское крестьянство в «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева.

Часть предыдущего билета

В отличие от дворян и купцов крестьяне выведены как главная опора русского общества, как «источник государственного избытка, силы, могущества» («Пешки»). Радищев преклоняется перед гражданскими и семейными добродетелями крестьян. Конечно, Радищев замечает и разврат («Валдай»), раболепие («Медное») некоторых крестьян, но эти пороки не распространяются на все сословие в целом и мыслятся как порча, привнесенная в народ крепостническими порядками. Поэтому в подавляющей своей массе крестьянство показано в «Путешествии» как лучшая, здоровая часть общества.

Образ крестьянина-пахаря, кормильца и созидателя, появляется уже в начале книги, в главе «Любани». От него веет спокойной уверенностью в своих силах. Эта тема будет продолжена и в главе «Вышний Волочок», и в «Пешках», и в ряде других глав. Крестьянин выступает в «Путешествии» и как защитник родины, ее главная военная сила («Городня»). Труд, близость к природе сохраняют здоровье и красоту сельских жителей. В главе «Едрово» путешественник с восторгом описывает «толпу» «баб и девок», стиравших свое «платье». «...Шеи голые, ноги босые, локти наруже... взоры веселые, здоровье на щеках начертанное. Приятности, загрубевшие хотя от зноя и холода, но прелестны без покрова хитрости; красота юности в полном блеске, в устах улыбка, или смех сердечный... зубы, которые бы щеголих с ума свели».

Автор любуется высокими нравственными достоинствами крестьян, в чем снова видит их превосходство над дворянами. Крестьянская девушка Анюта решительно отказывается от денег, предложенных путешественником, считая, что это может бросить тень на ее репутацию. Мать Анюты полностью одобряет решение дочери.

Простому народу, по словам автора, присуще правильное понимание искусства, в котором он ценит простоту и задушевность. Об этом свидетельствует исполнение слепым певцом духовного стиха об Алексее человеке божием («Клин»). Его пение производит глубокое впечатление на слушателей.

«Возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных» – именно эта мысль побудила Александра Николаевича Радищева написать повесть под названием «Путешествие из Петербурга в Москву». Тот, «душа которого страданиями человечества уязвлена стала» пожелал излить свои мысли на бумагу, чтобы в одной книге изобразить жизнь простого русского народа во всей её неприглядности.

Главные герои повести

Рассказчик, или путешественник – человек, странствующий по свету в поисках правды. Увы, проезжая по селам и городам, он видит крайнюю бедность простого народа, угнетение его дворянами и знатью. От всего сердца желая помощь несчастным, он, однако, не имеет на это полномочий. Герой повести – человек добрый, честный, его сердце открыто для нужд народа. Вспомнить хотя бы эпизод с Аннушкой, которая не могла выйти замуж за любимого человека, если не будет уплачен выкуп. Путник с готовностью хотел помочь девушке. В образе своего героя мысли, тревожащие его, излагает сам автор, борющийся за справедливое отношение к крестьянам.
Автор «проекта в будущем» – человек с еще более прогрессивными взглядами, чем сам рассказчик. Оставил бумаги, в которых изложил гениальные идеи, как помочь бедным и страдающим людям.

Выезд

Повествование ведется от первого лица. После ужина со своими друзьями рассказчик выехал из города. Грустные мысли одолевали его. Наконец, они с извозчиком заехали на почтовый двор. «Где мы?» – спросил он. – В Софии! – был ответ.

София

В Софию прибыли ночью. Сонный комиссар наотрез отказался выдавать новых лошадей, необходимых для продолжения пути, соврав, что их нет. Автору ничего не оставалось делать, как обратиться к ямщикам за помощью, и они за небольшие чаевые запрягли коней. Рассказчик снова отправился в дорогу.

Тосна

Поначалу дорога из Петербурга казалась гладкой и ровной, но позже путники убедились в обратном: по улицам, размытым от дождей, ехать было совершенно невозможно. Поэтому пришлось остановиться в почтовой избе. Здесь рассказчик встретил человека, который разбирал какие-то бумаги. Это был стряпчий, который ехал в Петербург. При беседе с чиновником выяснилось, что, служа регистратором при разрядном архиве, он собирал родословную российских родов, чем очень гордился и хвастался, думая, что «великороссийское дворянство долженствовало бы купить этот труд, заплатив за него столько, сколько ни за какой товар не платят…» Однако, герой романа почитает все это глупостью и рекомендует продать эти бумаги разносчикам на обертки.

Любани

Рассказчик все ехал и ехал – может, и зимою, и летом. Однажды, устав от кибитки, решил он пройтись пешком. И вдруг увидел крестьянина, пашущего на ниве своей в жаркое время, да еще и в воскресенье.

Герой повести удивился: неужели нет времени работать в будние дни, а выходной оставить для отдыха? Оказалось, что у крестьянина шестеро детей, которых нужно кормить, а так как он всю неделю трудится на помещика, время обеспечить необходимым свою семью остается только по ночам, в праздники и воскресенье. «Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу» – сокрушается крестьянин, но поделать ничего не может. Огорчен и рассказчик, который стал свидетелем вопиющей несправедливости. Вдруг он вспомнил, что и сам иногда плохо поступает со своим слугой Петрушей – и устыдился.

Чудово

Раздался звук почтового колокольчика, и порог избы, куда только что зашел герой повести, переступил его друг Ч, который до того оставался в Петербурге. Он начал рассказывать о неудачной морской прогулке, ведь судно, на котором они плыли, чуть не утонуло. Перед лицом смерти исчезли границы, разделяющие людей на богатых и бедных. Особенно героически проявил себя правитель судна, решивший либо спасти всех, либо погибнуть самому. Он вышел из лодки и, «перебираясь с камня на камень, направил шествие свое к берегу», сопровождаемый чистосердечными молитвами пассажиров. Вскоре к нему присоединился другой, но «своими стопами остановился на камне недвижим». К счастью, первому удалось выбраться на берег, но равнодушные люди отказали в помощи: начальник спал, а подчиненный боялся разбудить его. Более того, Павла – так звали человека, спасавшего людей на судне – поразил ответ начальствующего: «Не моя это должность». Тогда в отчаянии Павел побежал к караульной, где находились солдаты. И не ошибся. Благодаря расположению этих людей, немедленно согласившихся дать лодки для спасения тонущих, все остались живы.
Но Ч., глубоко возмущенный поступком начальника, удалился из города навсегда.

Спасская Полесть

Не удалось рассказчику, как ни пытался, вернуть своего друга. Ночуя на станции из-за ненастной погоды, он услышал разговор двух супругов. Муж был присяжным заседателем и рассказал о чиновнике, который за исполнение прихоти – доставку устриц – награждал из государственной казны.

Тем временем ливень прошел. Герой повести решил ехать дальше, но в попутчики к нему попросился несчастный человек, который по дороге рассказал очень грустную историю: был он купцом, однако, доверившись нечестивым людям, попал под суд. Жена от переживаний родила раньше срока и через три дня скончалась. Умер и новорожденный. А бывшего купца чуть не взяли под стражу, хорошо, что добрые люди помогли бежать.

Эта история настолько потрясла рассказчика, что он раздумывал, как бы довести случившееся до верховной власти. Однако, неожиданный сон помешал благим намерениям. Герой повести сначала видит себя великим правителем, и уверен, что в государстве дела идут прекрасно. Однако, в толпе замечает женщину, называющую себя Истиной, которая снимает пелену с глаз правителя, и он ужасается, как на самом деле все плохо и ужасно. Увы, это только сон. На самом деле не бывает хороших царей.

Подберезье

Когда герой очнулся от сна, не мог продолжать путь дальше. Голова была тяжелой, и так как не нашлось подходящего лекарства, рассказчик решил выпить кофе. Но напитка оказалось много, и он захотел угостить им сидящего рядом молодого человека. Они разговорились. Новый знакомый учился в новгородской семинарии и шел в Петербург, чтобы увидеться со своим дядей. На протяжении беседы из жалоб студента герой повести понял, что уровень обучения оставляет желать лучшего. Попрощавшись, семинарист не заметил, как выронил небольшой пук бумаги. Этим воспользовался путник, потому что размышления молодого человека были интересны ему.

Вот, например, слова над которыми стоит задуматься: «Христианское общество вначале было смиренно, кротко, скрывалось в пустынях и вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось своего пути, вдалося суеверию…»

Семинарист огорчен тем, что истина в народе попирается, а вместо неё властвует невежество и крайнее заблуждение. Автор вполне согласен с ним.

Новгород

Терзаясь грустными помыслами, въезжал герой рассказа в Новгород. Несмотря на величие, на множество монастырей, на успех в торговых делах, автор понимал, в каком плачевном состоянии находится этот город, захваченный Иваном Грозным. А ведь раньше Новгород управлялся народом, имел свое письмо и колокол, и, хотя у них были князья, однако, мало имели влияния. Какое имел право соседский царь разорить процветающий город до основания? Почему тот, кто сильнее, может распоряжаться судьбами других? Эти мысли не дают покоя автору.

После обеда у купца Карпа Дементьевича герой повести убеждается в бесполезности вексельной системы, которая отнюдь не гарантирует честности, но, напротив, способствует воровству и обогащению легкими путями.

Бронницы

Здесь странник молится Богу: «…Не могу поверить, о Всесильный! чтобы человек мольбу сердца своего воссылал ко другому какому-либо существу, а не к Тебе…»

Он преклоняется перед Его могуществом, понимает, что Господь дал жизнь человеку. «Ты ищешь, Отец всещедрый, искреннего сердца и души непорочной; они отверсты везде на твое пришествие…» – восклицает рассказчик.

Зайцево

На почтовом дворе в Зайцево герой произведения встречается с давним приятелем по фамилии Крестьянкин. Беседы с другом, хотя и были редкими, все же отличались откровенностью. Вот и сейчас Крестьянкин открыл душу тому, кого не видел столько лет. Несправедливость по отношению к простым крестьянам была настолько вопиющей, что после одного случая он, которого называли человеколюбивым начальником, вынужден был подать в отставку. А произошло вот что. Один человек низкого состояния, который, однако, получил чин коллежского асессора, купил деревню, где поселился со своей семьей. Он жестоко издевался над крестьянами, почитая их скотами. Но более бесчеловечный поступок совершил сын этого новоявленного дворянина, когда попытался изнасиловать невесту одного из крестьян как раз накануне её венчания. Озлобленный жених вызволил девушку, но одному из сыновей проломил череп, что стало толчком к новой агрессии отца, решившего жестоко наказать виновных. И тогда против такой несправедливости взбунтовались крестьяне, восстав на семью изуверов и убив всех. Естественно, после этого они подверглись суду, казни, или вечным работам на каторге. При вынесении приговора никто, кроме Крестьянкина, не учел обстоятельства, приведшие к такому преступлению.

Крестьцы

В Крестьцах герой повести стал свидетелем расставания отца с сыновьями, отправляющимися на военную службу. Рассказчик рассуждает по поводу того, кем становятся дети дворян после армии, ведь начинать службу нужно со зрелыми нравами, а иначе «…чего доброго ожидать от такого полководца или градоначальника?»

Отцу тяжело отпускать юных отпрысков, но он считает это необходимостью, давая наставления, как правильно поступать в той или иной ситуации. Долго слушают сыновья эту речь, произносимую с чувством сильной тревоги за них. Наконец, пришло время расставаться. Юноши громко рыдали, сев в повозку, а старец стал на колени и стал горячо молиться Господу о том, чтобы Он сохранил их и укрепил в путях добродетели.

Яжелбицы

В Яжелбицах рассказчик проезжал мимо кладбища, но, услышав вопль человека, рвущего на себе волосы, остановился. Это был отец умершего сына. В великом отчаянии он говорил, что сам является убийцей юноши, потому что «смерть его уготовал до рождения его, дав жизнь ему отравленную…» Увы, ребенок этого человека появился на свет больным. Автор сокрушается из-за того, что «смрадная болезнь делает великие опустошения», и такое происходит слишком часто.

Валдаи

Валдаи – городок, который населен еще при царе Алексее Михайловиче пленными поляками, где разрумяненные девки без стыда предаются разврату, увлекая в сети любовных утех путешественников. Рассказчик, описав здешние нравы, с болью в сердце расстается с этим чрезвычайно распутным городом.

Едрово

Доехав до города Едрово, рассказчик увидел толпу из тридцати женщин. От его взора не ускользнула их привлекательность, но растревожили мысли о безрадостном будущем этих красавиц-крестьянок.

Вдруг герой повести встретился с одной из них по дороге и решил завести беседу. Анна – так звали девушку – сначала настороженно отвечала на его вопросы, думая, что проезжий, подобно другим, желает зла, но увидев, что незнакомец к ней расположен, сильно удивилась, ведь не привыкла к вежливому обращению. Наконец, поверив в искренние намерения путника, она разоткровенничалась и рассказала свою грустную историю. Оказалось, что отец Аннушки недавно умер, и осталась она с мамой и маленькой сестричкой. У девушки есть жених Ваня, но выйти замуж за него не представляется возможным до тех пор, пока не будет внесен выкуп – сто рублей. Тогда рассказчик принимает решение помочь молодой паре. Он просит Аню повести его к своей матери, но, зайдя к ним в дом, видит Ивана. Оказывается, в выкупе уже нет нужды, потому что отец жениха решил отпустить его, и в воскресенье ожидается свадьба. Как ни пытался новый знакомый Анны дать деньги на нужды будущей семьи, от него ничего не приняли.

Рассказчик восхищается целомудрием крестьянской девушки и размышляет об этом по дороге в Хотилов – следующий город.

Хотилов (проект в будущем)

Он написан от лица другого путешественника, который еще более прогрессивен в своих взглядах. Путник, проезжая, перед почтовой избой находит бумаги, оставленные его давним другом. В них крепостничество называется злом, преступлением, рабством, ведь «к недостатку прокормления и одежд присовокупили работу до изнеможения». Автор письма призывает к отмене крепостного права, к тому, чтобы все люди почитали друг друга братьями, чтобы внутренне чувствовали, как щедр к ним Отец всех – Бог.

Вышний Волчок

«В России многие земледелатели не для себя работают; и так изобилие земли во многих краях России доказывает отягченный жребий ее жителей» – эта мысль пугает рассказчика, который, проезжая город под названием Вышний Волчок, удивляется его богатству. Невозможно построить счастье на слезах и крови угнетенных крестьян – убежден автор. Процветание одних за счет бедствия других – вопиющая несправедливость.

Выдропуск

Рассказчик снова берется перечитывать бумаги его друга, написавшего «проект в будущем» и вполне согласен с тем, что пагубны последствия поступков царей, окружающих себя роскошью. Удивительные речевые обороты употребляет в этом отношении автор: « на месте благородства души и щедроты посеялися раболепие и самонедоверение», «истинные скряги на великое»… Он искренне сожалеет о таком положении вещей и призывает в умеренности желаний быть примером будущему потомству.

Торжок

Здесь рассказчика встречает человек, который хочет добиться права на свободное в городе книгопечатание, свободное от цензуры, и в связи с этим посылает прошение. Он возмущен тем, что цензура вредит свободомыслию, и высказывает прямо: необходимо, чтобы писателей контролировало общество. Автор рассказывает также об истории возникновения цензуры.

Медное

По пути в Медное рассказчик снова и снова перечитывает бумаги своего друга. И, углубляясь в текст, видит вопиющую проблему: если разоряется какой-то помещик, его крестьян продают с торгов, и подневольные люди даже не могут знать, какая их ждет участь. Это великое зло.

Тверь

Автор вместе со своим приятелем рассуждают о том, что стихосложение задавили на корню, не дав ему вступить в силу. Они беседуют о поэзии и постепенно приходят к теме вольности. Друг рассказчика, который едет в Петербург просить об издании авторской книги стихотворений, читает отрывки из оды собственного сочинения с подобным названием.

Городня

В этом городе стояло рыдание, причиной которого был рекрутский набор. Льют слезы матери, жены, невесты. Один из крепостных парней уходит в армию, вынужденный оставить маму одну; девушка, его невеста, тоже плачет, не желая расставаться с женихом, ведь им не дали даже обвенчаться. Слыша их вопль, парень пытается утешить любимых сердцу людей. И лишь один человек лет тридцати по имени Иван радуется такой перемене обстоятельств. Он подневольный своей барыни, и надеется, что армия станет освобождением от тяжкого гнета властной и жестокой повелительницы, принуждавшей насильно жениться на беременной горничной.

Завидово

Грустную картину увидел путник в Завидово. Бедный староста раболепствовал перед воином в гренадерской шапке, слыша сердитые окрики: «Лошадей скорее!» и видя нависшую над ним плеть. Ожидался приезд его превосходительства. Однако, лошадей не хватало. Наконец, велели выпрячь коней рассказчика, несмотря на его возмущение. Многие, кто возомнил себя высшими чинами, недостойны того уважения и почтения, которое им оказывается – уверен путешественник.

Клин

Здесь путник встречается со слепым стариком, сидящим у почтового двора, который поет грустную песню. Все окружающие подают ему милостыню. Сжалился и герой повести, дав рубль несчастному и был удивлен тем, что он сказал: «…На что он мне теперь? Не вижу, куда его и положить; подаст он, может быть, случай к преступлению…» Он отказался от такого щедрого подаяния и рассказал историю своей жизни. Слепец убежден, что лишился зрения за свои грехи, ведь во время войны «безоружному прощения не дарил».

Пешки

По окончании путешествия странник зашел в одну избу, желая пообедать. Увидев, что гость кладет в кофе сахар, бедная крестьянка попросила дать немного этого лакомства ребенку. Они разговорились, и несчастная стала сокрушаться о том, что хлеб, который они едят состоит из трех четвертей мякины и одной части не сеянной муки. Путника поразила крайне бедная обстановка жилища женщины: стены, покрытые сажей, деревянная чашка и кружки, называемые тарелками. Увы, в такой нищете жили те, чьим потом и кровью добывался боярам белый хлеб. Герой повести возмущен происходящим и говорит, что их злодеяния видит Справедливый Небесный Судья, который нелицеприятен.

Черная грязь

И наконец, путник стал свидетелем свадьбы, но весьма необычной, потому что вступающие в брак были очень унылыми и безрадостными. Почему так происходило? Почему молодожены, хотя и ненавидели друг друга, вынуждены были заключать союз? Потому что делалось это не по их воле, а по прихоти тех же дворян.

Слово о Ломоносове

В самой последней главе автор рассказывает о значительном вкладе Михаила Ломоносова в науку и культуру. Этот гениальный человек, родившись в бедности, смог решительно покинуть дом и за его стенами получить так необходимое ему образование. «Упорное прилежание в учении языков сделало Ломоносова согражданином Афин и Рима…» И такое прилежание щедро вознаградилось.

“Путешествие из Петербурга в Москву” – А. Н. Радищев. Краткое содежание

5 (100%) 4 votes