Грамматика, особенно морфология, является наиболее устойчивой стороной языка, но изменяется и она. Каждая грамматическая форма имеет две стороны: грамматическое значение и грамматическое средство, которым оно выражается. Исторические изменения касаются и самих грамматических значений, и их выражения.

Любая грамматическая форма существует не сама по себе, а в ряду других форм, которым она противопоставлена. Этот ряд грамматических форм имеет, таким образом, общее грамматическое значение (оно называется грамматической категорией), которое как раз и проявляется в противопоставлении этих форм. Например, категория времени в русском языке проявляется в противопоставлении настоящего, прошедшего и будущего времени. Благодаря такой связи всякое изменение в составе грамматических форм отражается на других формах той же категории, а иногда может привести к утрате самой категории. Например французский язык возник на основе латинского языка, который имеет пять падежных форм: именительный и четыре косвенных падежа. Но уже в старофранцузском языке число падежей сократилось до двух (именительный и косвенный). Значение этого косвенного падежа, который заменил собой четыре утраченных, конечно, не равнялось значению ни одного из прежних падежей. Оно стало более широким и абстрактным. Косвенный падеж указывал лишь на зависимость существительного от других слов, в отличие от независимого именительного падежа. Другие, более конкретные значения (например, значение принадлежности, которое прежде выражалось генитивом, адресата действия, выражавшееся ранее дативом) стали передаваться предлогами. На протяжении XIV-XV вв. утратилось различие между этими двумя падежными формами, а тем самым утратилась и категория падежа вообще. В современном французском языке падежей нет.

Но грамматические категории не только упрощаются и исчезают. Существуют и противоположные изменения. Возникают новые грамматические категории. Так, например, в современном русском языке есть грамматическая категория одушевленности - неодушевленности, которой не было в древнерусском языке. Категория одушевленности - неодушевленности проявляется в том, что у одушевленных существительных винительный падеж совпадает с родительным, а у неодушевленных - с именительным (Я вижу брата, но Я вижу стол). В древнерусском языке названия живых существ и неживых предметов первоначально склонялись одинаково, следовательно, одушевленности и неодушевленности как грамматической категории не было. Она сложилась в XV-XVII вв.

Некоторые изменения касаются только средств выражения грамматических значений, не затрагивая самих значений. Эти изменения разнообразны по характеру и масштабам. Здесь возможны и отдельные изолированные изменения. Например, местоимения я и ты прежде имели в родительном винительном падежах окончание -е (мене, тебе). Впоследствии его заменило окончание -я (меня, тебя) под влиянием кратких местоимений (мя, тя), которые затем исчезли из языка. Формы мене, тебе сохранились только в говорах. Но такие изолированные изменения редки. Не только сами грамматические значения, но и средства их выражения образуют систему (таковы, например, словоизменительные типы: типы склонения и спряжения). Поэтому изменения окончаний одних форм часто влекут за собой изменения всей системы словоизменительных типов.

Сейчас слова плод и мед принадлежат к одному склонению. В древнерусском языке эти существительные принадлежали к разным склонениям. В родительном падеже было плода, но меду, в дательном - плоду, но медови. Но некоторые формы у них совпадали: именительный и винительный падежи - плодъ, медъ. Под влиянием одних падежных форм объединились и другие, два склонения слились в одно (см. Аналогия в грамматике).

Изменения могут затрагивать и сам способ выражения грамматических значений. Например, формы числа существительных во французском языке когда-то различались при помощи окончаний. Затем окончания множественного числа утратились, сохранившись только на письме, а показателями числа существительных стали служебные слова - артикли (сравните: le talon - «каблук», les talons - «каблуки»; la maison - «дом», les maisons - «дома»» (конечное s не произносится).

Чтобы продемонстрировать различные типы грамматических изменений, мы отдельно рассмотрели изменения в самих грамматических категориях и в средствах их выражения. Но в действительности эти изменения часто совмещаются и переплетаются: изменения в выражении грамматических значений вызывают и изменения грамматических категорий, а изменение грамматических категорий оказывает влияние на перестройку словоизменительных типов.

Так обстояло дело с возникновением в русском языке категории одушевленности - неодушевленности. Что же послужило причиной возникновения новой категории? Причина была в совпадении окончаний именительного и винительного падежей у существительных мужского рода. В индоевропейском праязыке (предке многих европейских языков, в том числе и славянских) эти падежи различались. В результате различных фонетических процессов в праславянском языке и тот и другой падеж у существительных некоторых типов склонения оканчивался на редуцированные гласные ъ и ь (плодъ, сынъ, гость), которые потом утратились. Совпадение именительного и винительного падежей создавало то неудобство, что мешало различать субъект действия (того, кто совершает действие) и объект, на который направлено действие. Особенно неудобно было совпадение этих форм в названиях живых существ (и прежде всего людей), потому" что они могли быть и субъектом, и объектом действия: Иван победил Петр - кто кого победил? Избавляясь от этого неудобства, русский язык пошел по такому пути: вместо прежней формы винительного падежа стала употребляться новая форма, совпадающая с родительным (как у личных местоимений): Иван победил Петра. Сначала такая форма употреблялась только у существительных, обозначающих лицо мужского пола, но потом распространилась на названия других живых существ. Сложилась категория одушевленности - неодушевленности.

Другой пример влияния изменений в грамматических средствах на сами грамматические категории. Уже говорилось, что количество типов склонения в русском языке сократилось. В частности, слились два типа склонения существительных мужского рода: представителем одного типа является, например, слово лес, а другого - мед. Эти существительные в родительном, дательном и местном (впоследствии предложном) падежах имели разные окончания. После слияния двух типов склонения одно окончание у каждой падежной формы оказалось лишним.

Что же произошло?

Из двух окончаний дательного падежа (-у и -ови) сохранилось только окончание -у. Оба окончания родительного падежа (-а и -у) сохранились, но стали употребляться в разном значении. Окончание -у стало выражать значение части целого (наряду с некоторыми другими); например: вкус меда, но стати меду, дай мне меду (какое-то количество). В современном языке окончание -у постепенно вытесняется окончанием -айв этом значении. Оба окончания предложного падежа (в лес-е и в мед-у) тоже сохранились (хотя и в небольшой группе слов) и также стали различаться по значению; сравните: быть в лесу и понимать толк в лесе.

Так появились новые падежные значения Система падежей усложнилась.

Как видно из приведенных примеров, в исторических изменениях словоизменительных типов большую роль играет аналогия, т. е. изменение форм одних слов под влиянием других, в чем-то схожих (см. Аналогия в грамматике) . Однако аналогия только тогда становится активной действующей силой, когда она помогает осуществить полезные для грамматической системы преобразования, например освободить язык от излишнего многообразия в средствах выражения одних и тех же значений.

Однонаправленные изменения в выражении различных категорий могут изменить грамматический строй языка. Так, французский и английский языки из синтетических языков у которых грамматические значения выражаются преимущественно внутри слова превратились в аналитические, для которых характерно выражение грамматических значений вне слова, при помощи служебных слое и порядка слов (см. Аналитические и синтетические языки).

Исторические изменения происходят во всех сторонах грамматического строя языка. В частности, на протяжении истории наблюдается возникновение новых грамматических категорий или отдельных новых граммем.

Пример появления новой категории — возникновение категории определенности/неопределенности в романских и германских языках. В древнейшую пору ни этой категории, ни ее «носителя» — артикля в этих языках еще не было.

Постепенно, однако, расширялось употребление указательного местоимения `тот`, и одновременно шел процесс «угасания» его лексического значения. Из слова, специально подчеркивавшего частную предметную отнесенность существительного, оно превращалось в грамматический показатель определенности, в артикль, способный выступать уже и в случае общей предметной отнесенности. Латинское сочетание ilte canis еще значило `та собака`, развившаяся из него французская форма le chien уже значит `(определенная) собака`, а нередко и `собака как общее понятие`. Вслед за определенным артиклем появляется и неопределенный (tin chien `одна собака` → `неопределенная, какая-то собака` и, наконец, → `всякая собака`).

Пример пополнения уже существующей грамматической категории новой граммемой — развитие будущего времени в ряде языков. Специальные формы для выражения будущего появляются, как правило, на довольно поздней ступени. Они могут возникать как переосмысление форм, выражавших желательность или долженствование. Таково английское будущее время со вспомогательными глаголами will (букв, `хочу`) и shall (букв, `должен`), отчасти сохраняющее модальную окраску, сербское, болгарское и румынское будущее время, развившееся из сочетаний с глаголом, значившим `хочу`, западнороманское (типа фр. `faitnerai `буду любить`), восходящее к народно-латинским конструкциям типа amare habeo `имею любить` и т. д.

Другой путь — переосмысление образований со значением начала, становления (немецкое будущее время cwerden букв, `становиться`, русск. буду, первоначально значившее `стану`) или с видовым значением завершенности (русское будущее время типа напишу есть по форме настоящее время совершенного вида).

Ясно, что с появлением новой граммемы происходит большее или меньшее изменение всей грамматической категории в целом. Так, с возникновением будущего времени меняется сфера употребления и соответственно объем содержания настоящего.

Противоположные процессы — это отмирание отдельных граммем и целых грамматических категорий.

Примером утраты отдельных граммем могут служить исчезновение двойственного числа в ряде языков, исчезновение в романских языках среднего рода, имевшегося в латыни, слияние в шведском и датском мужского и женского рода в «общий род», сохраняющий противопоставленность среднему роду. Конечно, утрата граммемы тоже связана с перестройкой всей категории. Значение двойственного числа было поглощено множественным, расширившим сферу своего употребления, само противопоставление чисел стало в языке более обобщенным.

Пример утраты целой категории — судьба грамматического рода в английском языке: в древнеанглийском существовали, как и в других германских языках, три рода — мужской, женский и средний, а современный английский, утратив родовые различия в существительных и прилагательных, сохранил только в местоимениях противопоставление he / she / it, причем первые две формы использует в основном для лиц, сообразно их полу, а третью — для животных, предметов и абстрактных понятий вне зависимости от первоначального распределения соответствующих существительных между родами.

Яркий пример изменения внешних форм выражения грамматических значений — переход романских, германских и некоторых других языков от синтетических флективных падежей к аналитическому выражению синтаксических связей имени существительного с помощью предложных сочетаний, а также порядка слов. В ряде случаев и в истории русского языка старые беспредложные сочетания косвенных падежей заменились предложными. Ср. др.-русск. Мьстиславъ Новъгородъ (местн. п.) съде, придоша Кыеву (беспредл. дат.) и современ. «сидел в Новгороде», «они пришли в Киев, к Киеву».

Однако в языках прослеживается и противоположная тенденция — замена аналитических форм синтетическими, а также развитие новых синтетических форм. Так, древнерусский аналитический перфект писалъ есмь, писалъ ecu и т. д., утратив вспомогательный глагол, превратился в простую форму прошедшего времени писал.

В некоторых языках сочетания с послелогами превратились в синтетические падежные формы, а бывший послелог стал падежным окончанием. Известны и другие случаи происхождения грамматических аффиксов из отдельных слов, выступавших в служебной функции (ср. лат. aniare habeo и фр. j`aimerai). Все это показывает, что неверными были теории, считавшие эволюцию «от синтеза — к анализу» универсальной.

Ю.С. Маслов. Введение в языкознание — Москва, 1987 г.

У глухого ребенка, как и у слышащего, усвоение значений слов опережает осмысление особенностей строения слов и норм их грамматического изменения. Прямой, понятной глухому ре­бенку целью является накопление названий предметов, действий, их сохранение в памяти, надлежащее их.использование. В пре­дыдущей главе было показано, что глухие затрачивают немало усилий, чтобы добиться успеха в усвоении словарного состава языка.

Определяющая особенность русского языка, представителя флексирующих языков, - грамматическое изменение окончаний существительных, глаголов, прилагательных, местоимений. Изме­нения, присущие каждой из категорий слов, своеобразны и харак­теризуются значительной вариативностью. Отсутствие слуха и живого общения с особой силой проявляется в трудностях, кото­рые испытывают глухие при овладении грамматическими изме­нениями слов, их сочетанием в предложении. Своеобразие рече­вого развития глухого ребенка помимо прочего заключается в интенсивной умственной деятельности над морфологическим и синтаксическим строем языка при его усвоении. Начиная поль­зоваться речью, он должен обдумывать не только, какие слова применить, чтобы выразить свою мысль, но и как их изменить, сочетать в предложении, т. е. осмыслять их грамматические осо­бенности.

Исследования показали, что вначале глухие дети научаются дифференцировать друг от друга окончания, присущие разным частям речи. Это опирается на различение значений, на противо­поставление названия предмета (имени существительного) на­званию действия (глаголу), качества (прилагательному). Разли

чение частей речи достигается рано, так как грамматические осо­бенности слов тесно связаны с лексическими, оформляют их Труднее достигаются более тонкие по своей природе различения многообразных грамматических форм, характерных для каждой из изменяемых частей речи (например, различение склонений и норм пользования падежами, различение форм образования множественного числа, спряжений и норм пользования видами и временами глаголов и т. д.).

Способы образования множественного числа имен существительных

Для рассмотрения ранних этапов усвоения глухими детьми изменяемости слов и проявляющихся при этом особенностей их мышления исследовали, как они научаются образовывать мно­жественное число имен существительных.

Наблюдения многих авторов (К. и В. Штерн [К. и W. Stern], 1928; К. Бюлер [К. Bühler], 1930; A. H. Гвоздев, 1949; и др.) по­казали, что слышащие дети уже в 1 год 8 месяцев - 2 года поль­зуются в своей речи множественным числом имен существитель­ных. Этот факт справедливо объяснили тем, что данная грамма­тическая категория непосредственно связана с чувственным по­знанием, так как отражает воспринимаемое зрением противопо­ставление одного объекта многим. Грамматическое изменение слова мотивировано; грамматика связана с лексикой тем, что выражает дополнительное значение, которое приобретает имя существительное во множественном числе. Изменение «конца» существительного, отличающее его от единственного числа, до­ступно наглядному анализу, сравнению и обобщению. Все это было веским доводом в пользу изучения того, как глухие дети овладевают этой категорией.

С конца 30-х до середины 60-х годов было проведено много констатирующих экспериментов, позволивших изучить, как обра­зуют глухие дети множественное число имен существительных (Ж. И. Шиф, 19406, 1954, 1968).

Это были дети, которые знали много существительных в един­ственном числе, 10-15 существительных, а также многие гла голы во множественном числе. В экспериментах участвовали 146 школьников (образовали множественное число 2480 слов) и 53 дошкольника (940 слов). Опыты проводили с каждым ребенком отдельно. Он должен был назвать 20-30 показываемых ему предметов или изображений, а затем назвать показанные ему совокупности этих предметов.

В таблице дается общая характеристика образования мно­жественного числа 30 имен существительных, хорошо знакомых глухим школьникам в единственном числе. Эти данные отно­сятся к. началу 40-х годов.

Таблица 10

В середине 60-х годов, когда расширилась сеть дошкольных учреждений для глухих и улучшились методы их обучения речи, аналогичная задача была предложена глухим дошкольникам и небольшой группе школьников. Эксперименты проводились с каждым ребенком отдельно по типу занятий «Будем говорить», которые постоянно проводятся в детских садах для глухих детей. После того как ребенок называл предъявленный предмет, ему показывали группу из трех или пяти, семи, десяти тех же пред­метов и просили назвать их совокупность устно и дактильно. Воспользовались 20 различными предметами. Это были игрушки из пластмассы и металла - разные звери, поезда, автобусы, трамваи, которые стояли на столике. Тут же стояли чашки, ста­каны и блюдца, лежали шапки детей, пояса. Кровати с подуш­ками и одеялами находились рядом в спальне (туда переходили с детьми, когда предстояло образовать множественное число названий этих предметов). Стулья и буфеты (подлинные и игру­шечные) находились в учебной комнате, платья были надеты на девочках и куклах.

Таблица 11

Решения глухих детей дошкольного и школьного возраста, обучавшихся речи второй год, однотипны. И те и другие в неко­тором количестве случаев пользовались лексическими, а не грам­матическими способами решения.

Расположив лексические решения в порядке усложнения, можно говорить о ступенях перехода от лексических через лек-сико-грамматические к грамматическим решениям. Изучение этих ступеней показывает своеобразие наглядных обобщений, ранние этапы лексических обобщений и переход к пользованию грамматическими средствами обобщения.

Наиболее элементарная форма сообщения о множестве одно­родных предметов-это многократное повторение названия предмета («кукла, кукла, кукла», «мяч, мяч, мяч, мяч»), отражающее их последовательное восприятие и име­нование. Иногда дети различно именовали однородные, но не вполне тождественные объекты («кот, кошка, котенок, кот, кот») ; иногда они давали совокупности однородных предметов родовое обозначение: чашки называли «посуда», игрушечных слонов - «игрушки», «звери». Применение более общих и более частных обозначений показывало, что на этом этапе речевого развития у детей уже имеются начатки системы иерархических лексических связей между усвоенными существительными, но грамматиче­ским изменением слов они еще не пользуются. Были случаи, когда привлекали союз и как звено, вклинивающееся в цепь пов­торяющихся существительных («кошка, и кошка, и кошка, и кошка, и кошка»); встречались словосочетания, состоящие из грамматически неизменных существительных с числительным («пять мяч», «петух четыре», «много чашка»). Это показывало, что дети уже систематизируют заученные слова и по значениям, и по их принадлежности к разным разрядам слов. Объединяя слова, относящиеся к разным частям речи, они образовывали словосочетания, в которых лексические обобщения сочетаются с начатками грамматических обобщений. Использование этих словосочетаний - симптом расчленения наглядных обобщений речевыми средствами.

У слышащих детей психологами отмечен этап лексических решений (в 1 год 6 месяцев- 1 год 8 месяцев), когда, еще не изменяя слов, они используют наречие много. Но у них это быст­ро проходящий этап, а глухие пользуются этим способом дейст­вия гораздо шире и сохраняют его длительнее.

Обнаружилось, что глухие дошкольники, уже применявшие грамматический способ образования множественного числа имен существительных, «возвращались» к лексическим решениям в тех случаях, когда однородные предметы не составляли компакт­ных групп, были пространственно разделены. Например, буфеты стояли в комнате на расстоянии друг от друга; платья были надеты на разных куклах; кровати, находившиеся в детской спальне, были расположены в несколько рядов на известном рас

стоянии друг от друга, то же касалось лежавших на них одеял и подушек.

Чтобы проверить, действительно ли «спуск» от грамматиче­ского к лексическому выражению множественности вызван про­странственным разделением однородных объектов, подушки и одеяла положили стопками, кровати придвинули друг к другу, буфеты тоже. Изменение расположения предметов изменило ус­ловия их наглядного обобщения. Теперь, когда одеяла, кровати, подушки и т. д. составляли подобно всем остальным предметам нашей серии компактные группы, те же дети без труда пользо­вались грамматическими средствами.

Галя М. В первый раз: «Одеяло, одеяло, одеяло». После побуждения экзаменатора назвать иначе: «Много одеяло». После показа ей лежавших стопкой одеял: «Одеялья».

Лена С. «Подушка, подушка, подушка, подушка». Вторич­но: «Пять подушка». Когда подушки были положены друг на друга: «Подушки».

Шурик К. «Буфет, буфет...» Повторно: «Буфет два...» Когда буфеты были придвинуты друг к другу: «Буфеты...».

Так, в условиях эксперимента выявилось, что дети пользуются грамматическими обобщениями в том случае, когда их нагляд­ные обобщения достигают определенного уровня. В данном слу­чае их надо было научить обобщать однородные предметы не­зависимо от их расположения в пространстве; этому помогло грамматическое средство.

В преобладающем большинстве случаев глухие дошкольники и школьники на втором году обучения речи, т. е. примерно на том же этапе речевого развития, что и слышащие, грамматически из­меняли слова, образуя их множественное число. В их речи тогда уже имелись существительные разной меры общности, начала формироваться система лексических обобщений, возникли лек сико-грамматические обобщения в виде словосочетаний из слов, принадлежащих к разным частям речи. Тогда впервые восприни­мается дополнительное значение, которое приобретает слово, грамматически измененное для того, чтобы представлять мно­жество однородных предметов независимо от варьирования их свойств, пространственного положения, количества. В данном случае грамматическое изменение слов не только оформляет смысловое обобщение, но и продвигает его вперед.

Вместе с появлением грамматического изменения слов у глу­хих детей начинает развиваться принципиально новый способ их восприятия и обобщения, при котором умственная деятельность детей направлена на выделение и сравнение морфологических компонентов слов.

Ранние грамматические обобщения глухих при образовании множественного числа проявляются в своеобразных изменениях конца слова (рис. 34). Самостоятельно образуя множественное число новых слов, глухие дети вначале обычно пользуются пер

вым способом действия: они наращивают слова, т. е. к лю­бому существительному в единственном числе присоединяют окончание -и, свойственное множественному числу широко из­вестных им глаголов и ряда имен существительных («чашкаи», «партаи», «окнои»). Самостоятельно пользоваться вторым способом действия, т. е. заменять последний гласный звук в су­ществительных единственного числа женского рода, а затем в су­ществительных среднего рода окончанием множественного чис­ла, они начинают позднее. Второй способ действия появляется тогда, когда часто повторяющиеся в речи существительные жен­ского рода дети научаются обобщать по признаку последней тождественной гласной а.

Эти же эксперименты показали, что, подметив эту законо­мерность, глухие дети изредка заменяли окончанием множест­венного числа последнюю согласную в словах мужского рода («май» вместо маки, «стакаи» вместо стаканы). Эти решения, как и присоединения окончания множественного числа к сло­вам, оканчивающимся гласными («кошкаи»), показывают ак­тивный и самостоятельный характер интеллектуальной деятель­ности глухих детей, направленный на грамматическое изменение слов. Такие решения никогда не встречались у слышащих детей, которым они резали бы слух, а лишенным общения и слухового контроля глухим детям, воспринимающим речь в основном на оптической основе, они «глаз не режут». Способ грамматическо­го действия, применяемый для образования множественного числа, подмечается и осмысляется вначале глухими детьми в самом общем виде (нужно присоединить к концу слова опреде­ленную букву!). Затем дифференцируются два способа действия (последние а, о заменить, в остальных случаях присоединить!).

Подметив эту закономерность, глухие дети довольно быстро и относительно самостоятельно начинают пользоваться двумя грамматическими способами образования множественного числа.

Выбор окончания множественного числа

Гораздо больше затруднений испытывают глухие при вы­боре звуковой формы окончания множественного числа. Так, исследованные в 40-е годы ученики приготовительного и первого классов (см. табл. 10) в 85-90% случаев грамматически изме­няли существительные, образуя их множественное число, но правильно выбирали нужные окончания только 43-45%, да и это в ряде случаев происходило случайно, что будет показано дальше.

Эти дети, образуя множественное число 30 слов, из которых каждые 10 требовали окончаний -и, -ы, -а, приблизительно в 80% случаев пользовались окончанием -и, в остальных -ы.

Ошибки заключались преимущественно в неуместном использовании окончаний множественного числа имен существи­тельных; привлечение окончаний, присущих другим категориям имени существительного или другим частям речи встречалось редко.

Несмотря на то что между глухими детьми, обучающимися в одном классе, различия в успешности продвижения значитель­нее, чем у слышащих, так как условия речевого развития глухих не единообразны, у всех исследованных детей выявилась единая линия овладения формой звукового выражения множественного числа. Сперва доминирует -и, затем его неправомерная распрост­раненность начинает ограничиваться окончанием -ы, которым дети пользуются в заученных словах и которое применяют на­угад, ошибочно, «недораспространяя» в одних случаях и «пере­распространяя» в других.

В связи с этим у глухих детей накапливается значительное количество нерасчлененного и необобщенного «отрицательного» речевого опыта (Л. В. Щерба, 1947), который становится своего рода грузом, тормозящим их развитие.

В исследовании, проведенном в 60-е годы, обнаружилось, что старшие дошкольники в 90% случаев грамматически изменяли слова, но выбор правильных окончаний не превышал 45%, а у школьников достигал только 60%. Ход деятельности и правиль­ность решений оказались такими же, как у шнольников, исследо­ванных в 40-е годы. Вначале заученные существительные с окон­чанием -и, имеющимся также у глаголов в множественном числе, служили детям во всех случаях образцами для самостоятельных действий по подобию с ними. Допущенные детьми ошибки были исправлены, но без их объяснения. После этого неспецифиче­скими образцами стали также существительные с окончанием -ы

во множественном числе. (Следует отметить, однако, что оконча­ние -ы не распространялось на глаголы.)

Обе звуковые формы множественного числа -и и -ы ошибоч­но «перераспространялись» в одних случаях («парти», «слони», «флагы», «макы») и «недораспространялись» в других, потому что дети действовали наугад, опираясь на широкое, нерасчле­ненное обобщение. Это сопровождалось накоплением «отрица­тельного» речевого опыта, что вызывало переживание неуспеха и проявилось у глухих детей на втором году их обучения речи в не­желании действовать самостоятельно, колебаниях в выборе окончания. У них возникало недоумение - интеллектуальное переживание, порождавшее вопросы о том, как действовать.

Самостоятельно глухие дети могли осуществить грамматиче­ские обобщения, опиравшиеся на наиболее очевидные связи, те, которые им удавалось подметить, опираясь на зрительное вос­приятие, и закрепить благодаря частому повторению в речи (на­пример, устранение последних гласных в именах существитель­ных при образовании множественного числа, связь между последним о в существительных единственного числа и а во мно­жественном). Лишенные слухового восприятия и контроля, глу­хие дети не могут самостоятельно ни подметить, ни обобщить, в каких случаях следует воспользоваться окончанием -ы, а когда требуется смягчение согласных и привлечение окончания -и. Обходные сенсорные пути восприятия и развития речи не дают им необходимой для этого информации. В отличие от слышащих их этому надо специально обучать, иначе отрицательный речевой опыт возьмет перевес над положительным.

Специальное обучение - условие формирования практических грамматических обобщений

Применение различных вариантов обучающего эксперимента показало, что если определенным образом организовать умствен­ную деятельность глухих, то можно очень рано направить их на анализ и объединение написанных существительных по некото­рым морфологическим признакам. Обучение глухих детей ана­лизу строя написанного слова, при котором акцентируется его конец, помогает им сравнивать слова по этому признаку, уста­навливать их сходство, обобщать слова в группы, противопо­ставлять и связывать на этом основании с определенной формой множественного числа. Это в зоне их возможностей уже на вто­ром году обучения их речи в дошкольном возрасте (в 5 лет). Дети научаются выполнять эту деятельность, если им оказывают достаточную помощь и если сама деятельность для них ярко мотивирована. Для дошкольников это дидактические игры, для школьников - решение занимательных задач. Материалом дол­жны служить слова, которые дети знают и которыми часто поль­зуются. Если педагог поможет ребенку установить связь между

последним согласным к в нескольких знакомых словах и окон­чанием -и во множественном числе этих слов, а затем дети уста­новят связи с окончанием -и в знакомых словах, оканчивающихся на г, к, ж, ч, ш, щ и ь, то у них постепенно сформируется обоб­щенное умение действовать с вновь усваиваемыми словами по аналогии со знакомыми. Правильные, осознанные действия по аналогии обеспечивают накопление положительного речевого опыта. Дети приобретут в этих условиях и нечто большее, они начнут понимать, что во всех остальных случаях использование окончания -и является ошибочным и требуется применить окон­чание -ы (кроме слов среднего рода на -о, требующих оконча­ния -а).

Обучение определенному приему умственной деятельности над словом влечет за собой формирование системы приемов, в которую как звено входит данный прием. Устойчивость и гиб­кость пользования усваиваемыми приемами умственной дея­тельности зависят от многих условий, и прежде всего от их под­крепления речевой практикой.

Наблюдения показали, что после обучения глухих детей оп­ределенным приемам интеллектуальной деятельности над сло­вами приобретают значимость наглядные пособия (таблицы, на которых окончания выделены цветом, шрифтом, и т. д.).

Слова во множественном числе становятся своего рода обобщениями в том случае, если в них отражены и закреплены результаты умственной деятельности глухих детей над строем слов. Они становятся специфическими образцами, ориентируясь на которые дети правильно выполняют грамматические решения. Специальное обучение грамматическим обобщениям мотивиро­вано в рассматриваемом случае очень ранней готовностью глухих к приобретению знаний и потребностью в них (что обнаружи­лось при изучении глухих детей среднего дошкольного возраста), не только дает им нужные сведения, но и развивает приемы поз­навательной деятельности. Наблюдения показали, что анализ слова труднее для глухих в том случае, когда часть слова, кото­рую надо акцентировать, расположена в начале (приставка); особенно трудно выделить корень слова, когда он находится между приставкой и окончанием.

Так называемые ошибочные аналогии (например, «окнои», «партаи» и др.) - ступень в развитии правильных аналогий. Правильные действия по аналогии представляют собой грамма­тические обобщения высокого уровня, содействующие расчлене­нию и преодолению первичных, неправомерно широких обобще­ний. Они интенсивно формируются у глухих детей благодаря организованной педагогом умственной деятельности этих детей над строем слов.

Глухие постепенно в процессе специального обучения овладе­вают умением многоаспектно анализировать морфологический строй слов, т. е. выделять в словах различные составляющие их

морфологические компоненты, и благодаря этому научаются глубже осмыслять слова, точнее понимать их значение. Образ воспринимаемого слова становится при этом гибким и подвиж­ным, что обогащает не только речевую, но и интеллектуальную деятельность глухих детей. Гибкость и подвижность приобре­тают также представления слов, которые И. М. Сеченов называл «скрытыми следами» воспринятого.

В речевой деятельности следует различить непосредственное воздействие словом в момент его восприятия или произнесения и «след», остающийся от этого воздействия. Эти следы являются материальной базой представлений.

При самостоятельной устной и письменной речи, выполнении грамматических упражнений глухой ребенок не имеет перед глазами наглядных образцов, по подобию с которыми он мог бы анализировать и изменять нужные ему слова. Если учитель проводит с глухими детьми соответствующий их возрастным возможностям морфологический анализ строя слов, у них оста­ются «следы», являющиеся надежной материальной базой их речевых представлений. Так как формулированных правил, каса­ющихся изменений слов, учащимся младших классов не сооб­щают, да они и не могли бы их усвоить из-за недостаточного владения речью, представления измененных слов играют сущест­венную роль в их самостоятельной речевой деятельности. Они воплощают в себе результат работы, проделанной над словом под руководством учителя, являются реальными носителями практического анализа строя слов, их сравнения и обобщения.

Можно полагать, что грамматическое изменение новых слов происходит при участии представлений ранее измененных слов, что грамматический строй новых слов распознается как подоб­ный грамматическому строю имеющихся у детей представлений слов или отличный от них. Правильное использование отдель­ных заученных ранее слов в качестве образцов для грамматиче-"ского изменения новых слов показывает, что глухие дети могут привлекать их, выполняя новую деятельность, благодаря тому, что в этих образцах предшествующим анализом акцентированы определенные части.

Постепенное накопление в процессе обучения слов-образцов представляет собой значительное продвижение в практическом усвоении грамматического строя языка, так как они служат осно­ванием для все более правильных грамматических изменений слов по аналогии с собой. Сохраняемые памятью, они способст­вуют усвоению детьми грамматической системы языка и подго­тавливают их к усвоению грамматических правил.

Замечено, что, когда глухие дети уже несколько продвину­лись в усвоении грамматического строя языка, они чрезмерно широко распространяют грамматические формы, продуктив­ные в языке. Уже указывалось на использование окончания -и для образования множественного числа; это окончание продук

тивно в языке, встречается у существительных и глаголов. Ча­сты случаи изменения слов-исключений сообразно обычным языковым нормам, свойственным данной категории («домы», "деревы»).

Исследователями речи слышащих детей подмечено, что, ког да дети еще не овладели языком, именно продуктивные языко­вые формы встречаются в их «ошибочных аналогиях». Очевид­но, широкая распространенность продуктивных форм в языке, их выразительность и успешность применения способствуют неправомерному преобладанию этих форм у слышащих детей йад другими. Изменение глухими детьми формы слов по подобию с продуктивными в языке грамматическими формами рассмат­ривается нами как практическое обобщение ими основных грам­матических тенденций языка. Это обобщение нуждается в даль­нейшей дифференциации, возникающие же при этом ошибки- «умные ошибки», в которых проявляются приобретенные деть­ми знания, существенные для овладения языком. Причиной ошибок может быть забывание. Если новое зна­ние, приобретенное детьми, о строе слов и особенностях их из­менения недостаточно закреплено речевой практикой и неточно отграничено от имевшихся знаний, оно забывается и дети изме­няют слова соответственно старому, закрепленному памятью об­разцу.

Можно наблюдать также, что приобретаемые в данный пери­од времени знания об изменении слов оказывают уподобляющее влияние на заученные ранее правильные изменения формы слов. Так, узнав, что множественное число существительных образу­ется в ряде случаев присоединением окончания -ы, учащиеся стали пользоваться им при образовании множественного числа слов, требующих окончания -и, в которых они раньше не дела­ми ошибок. Из наблюдений известно, что усвоение 3-го склоне-»ия на известный промежуток времени приводит к тому, что раньше правильно изменявшиеся по падежам имена существи­тельные 1-го склонения изменяются как принадлежащие к 3-му склонению, т. е. уподобляются им. В специальных эксперимен­тах было обнаружено, что, научившись выделять приставки, глухие дети иногда ошибочно усматривали их в словах, началь-йые буквы которых совпадают с приставками: они членили сло­ва «по-лка», «по-года»; хорошо известное детям слово считать неожиданно было воспринято как "с-читать» и истолковывалось Как «читать с кем-нибудь». Прежде приобретенные знания как бы забылись, вытеснились вновь усвоенными.

Слишком широкое пользование новыми знаниями говорит о том, что они еще не нашли себе должного места в системе при­обретаемых детьми знаний, что связи между старыми и новыми знаниями вырабатываются постепенно (И. М. Соловьев).

Разного рода уподобления широко распространены при ус­воении грамматического строя языка глухими детьми, потому

что усваиваемые ими знания не закрепляются речевой прак­тикой.

Своеобразие грамматических изменений слов ярко проявля­ется на начальных этапах приобщения глухих к речи и сгла­живается по мере обучения и овладения речью. Исследования показали, что, несмотря на отсутствие слуха, глухой ребенок, как и слышащий, но обходными путями, способен «производить над словами, как символическими знаками предметов и их отно­шений, те же самые умственные операции, как над любым ря­дом реальных предметов внешнего мира» (И. М. Сеченов, 1947, стр. 250). Иначе говоря, доказано, что глухой ребенок обладает интеллектуальными возможностями, необходимыми для овладе­ния грамматическим строем языка.

Изменения в грамматике

§ 296. В предыдущем разделе (§ 292–294) речь шла, в основном, об изменениях в системе словообразовательных морфем – суффиксов и префиксов, которые во многих языках используются в качестве важнейших словообразовательных средств. Не менее существенные изменения происходили и происходят в системе грамматических средств, прежде всего морфологических, в результате чего в процессе языкового развития коренным образом изменяется грамматический строй разных языков.

Принято считать, что грамматический строй языка представляет собой наиболее устойчивую часть его системы. Тем не менее он претерпевает значительные изменения на протяжении всего исторического развития. По словам Н. Ю. Шведовой, "грамматический строй языка является ист. категорией, он находится в состоянии постоянного движения и развития и подчинен общим законам развития языка".

В лингвистической литературе внимание обращается также на то, что исторические изменения в грамматическом строе "чрезвычайно разнообразны и протекают в разных языках разными путями, порой даже в противоположных направлениях". Очевидно, следует различать два основных направления в изменении грамматического строя языка (языков). Во-первых, в грамматике, так же как и в других областях языковой системы, по мере ее развития возникают, формируются те или иные грамматические средства, определенные грамматические категории или отдельные их граммемы. Во-вторых, в ходе языкового развития утрачиваются многие из существующих грамматических средств, грамматических категорий или граммем. Кроме того, в ряде случаев происходит изменение существующих элементов грамматического строя, замена одних грамматических явлений другими, новыми для данного языка явлениями.

Происходящие в разных языках грамматические изменения касаются как плана выражения тех или иных элементов языковой системы, так и плана их содержания. Эти изменения происходят в разных частях грамматического строя языка – морфологии и синтаксисе – и изучаются в исторической грамматике (в исторической морфологии и историческом синтаксисе).

Изменения в морфологии

§ 297. Формирование разных элементов грамматического строя языка, в том числе и морфологических, обычно начинается на ранних этапах его исторического развития. В области морфологии весьма показательны языковые изменения, связанные с формированием системы частей речи. Формирование частей речи как грамматической категории представляет собой длительный языковой процесс, который во многих языках продолжается до настоящего времени.

Известно, что до определенного периода языкового развития слова не различались по частям речи, одно и то же слово выражало разные грамматические ("частеречные") значения, выполняло разные синтаксические функции.

По утверждению А. А. Леонтьева, "...первое слово (слово-звук), имевшее... нерасчлененное значение и приложимое как к действию, так и к предмету, тоже было “чистой основой”, т.е. было морфологически нерасчлененным".

Сравним также следующие высказывания: "Имя существительное и имя прилагательное в индоевропейских и других языках различаются отнюдь не исконно. Этому различению предшествовал период существования нерасчлененного имени, способного обозначать смешанные значения предмета и качества. И современное деление слов на имена и глаголы также не исконно, ему предшествовало такое состояние языка, когда не было ни имени, ни глагола, а было единое слово, применявшееся для обозначения процесса и деятеля".

"Тюрго очень своеобразно представлял себе первые слова. Он считал, что ими были существительные и глаголы вместе, причем существительные выражались словами, а глаголы – сопровождавшими их жестами: “Несколько слов для обрисования вещей и несколько жестов, соответствовавших глаголам, – вот одни из первых глаголов”".

По предположению ученых, формирование системы частей речи начинается с противопоставления имен и глаголов. При этом первичной частью речи считается имя существительное.

"Имя существительное и глагол были, вероятно, древнейшими частями речи... Можно думать, что факт их расчленения связан в первую очередь не с особенностями значения, а с синтаксической функцией (подлежащее – сказуемое)".

"В языке долгое время не было других слов, кроме названий, данных чувственно воспринимаемым предметам, таких слов, как “дерево”, “плод”, “вода”, “огонь" и другие, произносить которые часто представлялся случай".

"Имена родились раньше глаголов; это доказывает нам то вечное свойство, что речь не имеет смысла, если она не начинается с имени, выраженного или умолчанного".

Примечание . Существует мнение, согласно которому формированию имени и глагола как отдельных частей речи предшествовало появление таких слов, как междометия, местоимения, артикль, частицы. Так, по предположению Дж. Вико, "первыми частями речи были междометия, затем местоимения, потом члены (артикли). Позднее стали образовываться частицы (к последним Вико в большинстве случаев относит предлоги). Затем только появляются имена".

На базе имен существительных в свое время формируются другие именные части речи, прежде всего имена прилагательные. Предполагается, что выделение прилагательных в особую часть речи предшествовало формированию глагола.

"Имя прилагательное в большинстве языков возникло из имени существительного, как показал еще замечательный русский лингвист А. А. Потебня. Представление о качестве выражалось сначала сочетанием двух существительных: не зеленая трава, а зелень-трава".

"По Кондильяку, первые слова – это имена существительные... Потом появились слова, выражающие качества предметов – прилагательные (сюда же Кондильяк относит почему-то и наречия). Затем возникают глаголы".

Примечание . Факт неразличения имен существительных и прилагательных отражается и в некоторых современных языках, например, в языке хауса (распространен в Северной Нигерии, Камеруне, Гане, Бенине, Того и других странах). В бирманском языке слова, соответствующие прилагательным и существительным других языков, объединяются с глаголом.

К относительно раннему периоду языкового развития относится обособление местоимений как самостоятельной части речи. В специальной литературе утверждается, что эта часть речи формируется после обособления имен существительных и на их основе. Предполагается, что личные местоимения возникают после неличных (указательных, притяжательных и др.), при этом вначале появляются местоимения 1-го и 2-го лица, затем – местоимения 3-го лица.

Сравним следующие суждения А. А. Леонтьева: "Личное местоимение третьего лица возникло, по-видимому, позже местоимений первого и второго лица... В большинстве языков его можно вывести или из указательного местоимения, или из существительного. Напротив, происхождение местоимений первого и второго лица, как правило, не может быть установлено; это указывает на их относительную древность.

Личные местоимения вообще тесно связаны с указательными и притяжательными и во многих языках совпадают по форме с последними".

Значительно позже среди имен в качестве особой части речи выделяются имена числительные. По мнению некоторых ученых, например, А. Е. Супруна, в индоевропейских языках эта часть речи выделяется в XVIII–XIX вв.

"В европ. грамматич. традиции Ч. (т.е. числительное. – В. Н. ), первоначально не выделявшееся как самостоят. часть речи, по мере появления подробных грамматич. описаний стало рассматриваться особо среди разносклоняемых имен, а с 18–19 вв. нередко выделяется как часть речи".

В истории русского языка имя числительное как часть речи начинает формироваться в общевосточнославянскую эпоху, т.е. в древнерусском языке, в XIII–XIV вв.

Давнюю историю развития имеют слова, называемые наречиями. Во многих языках мира наречие как часть речи начинает формироваться в глубокой древности. В качестве самостоятельной части речи наречие выделялось уже в античной грамматике.

В истории русского и других славянских языков формирование названной части речи начинается "еще в далекую дописьменную эпоху" и продолжается до настоящего времени. Этот класс слов постоянно пополняется в результате "их образования на базе других частей речи".

§ 298. Складывающаяся система частей речи в разных языках в процессе их исторического развития постоянно пополняется различными грамматическими (морфологическими) категориями, граммемами, новыми грамматическими формами.

В системе имен существительных формируются такие морфологические категории, как род, число, падеж, одушевленность – неодушевленность, определенность – неопределенность.

Одной из древнейших грамматических категорий имени существительного в индоевропейских языках является категория рода. Первоначально существовала двухродовая система, которая позже преобразовалась в трехродовую, т.е. стали различаться мужской, женский и средний род. Наиболее известны две концепции происхождения грамматической категории рода. По одной из них в основу формирования категории рода положено противопоставление предметов по одушевленности – неодушевленности, по другой концепции – противопоставление предметов по их активности – пассивности.

Сравним следующие суждения: "Общеиндоевропейский язык противопоставлял “одушевленный” род, допускавший различие падежа подлежащего (именительного) и падежа дополнения к глаголу (винительного) в единственном и во множественном числе, роду “неодушевленному” (среднему), никогда не допускавшему этого различия. Одушевленный род содержал два подрода: мужской род – для существ мужского пола или воспринимаемых как таковые и женский (имевший форму основы, производной от основы мужского рода) – для существ женского пола или воспринимаемых как таковые (например, земля, деревья и т.д.)".

"Грамматический род в языках мира возникал, вероятнее всего, в связи с активной или пассивной функцией обозначаемого предмета... Так, в праиндоевропейском языке все существительные, видимо, делились на две категории: к “одушевленному роду” принадлежали те, которые могли быть субьектом активного действия; к “неодушевленному" – те, которые были потенциальным объектом такого действия. Очень похожую систему двух родов мы находим в хеттском языке. Затем “одушевленный род” распался на мужской и женский, а “неодушевленный” превратился в средний".

Грамматическая категория числа в разных языках, в том числе и славянских, возникает с появлением форм множественного числа имен существительных. По предположению ученых, формирование этой категории связано с образованием существительных с собирательным значением.

"Категория числа имен существительных в большинстве языков возникла, по всей вероятности, из собирательных по значению слов типа немецкого Gebirge “горы”, русского дурачье, листва и т.д.".

Позже в ряде языков возникают особые формы двойственного числа, как, например, в славянских, балтийских, а в некоторых еще и тройственное, четвертное и др.

Категория падежа, по предположению ученых, относится к числу поздних морфологических явлений. Считается, что в большинстве языков формирование данной категории начинается с противопоставления именительного, винительного и родительного падежей. Основой для образования разных падежных форм могли служить различные грамматические конструкции.

"Падеж , по-видимому, – довольно позднее образование. То, что называется в современных языках падежом, может восходить к очень разным явлениям. Например, многие из так называемых падежных форм в финно- угорских и кавказских языках... – это наречие с пространственным или другим конкретным значением, слившееся с основой имени. Такую же гипотезу применительно к индоевропейским языкам выдвинул в свое время немецкий лингвист Ф. Шнехт (1888–1949). Самые древние надежи, возникновение которых обычно связано с синтаксисом, – это в большинстве языков именительный, винительный и родительный".

По-разному в языках мира формировались и другие грамматические категории имени существительного – категории определенности – неопределенности, одушевленности – неодушевленности. Категория определенности – неопределенности, например, в германских и романских языках возникает относительно рано в результате семантического преобразования указательного местоимения со значением "тот". Данное местоимение утрачивает свое прежнее лексическое значение и превращается в артикль, служащий показателем определенности существительного. Затем появляется также артикль со значением неопределенности.

Характерной особенностью качественных имен прилагательных (так же как и наречий, а в некоторых языках – еще и существительных, глаголов) является способность образовывать формы степеней сравнения. В разных языках (и у разных частей речи) эти формы образовывались в разное время и с помощью разных грамматических средств.

В некоторых индоевропейских языках (славянских, балтийских) в дописьменный период их развития на базе существующих кратких (именных, нечленных) форм прилагательных образовывались полные (местоименные, членные) формы. Они создавались путем присоединения к кратким формам указательного местоимения. Появление полных форм прилагательных в истории славянских языков объясняется утратой краткими формами синтаксической функции определения и способности изменяться по падежам. В балтийских языках (в частности, в литовском) до настоящего времени склоняются как полные, так и краткие формы прилагательных.

В системе глагола в процессе языкового развития формируются такие грамматические категории, как лицо, время, наклонение, вид и др. Установлено, что из трех лиц, которые различаются в большинстве языков, первоначально возникли 1-е и 2-е лицо, форма 3-го лица появилась позже. Предполагается, что личные формы глагола могли возникнуть из конструкций типа "название действия + + притяжательное местоимение" (например, "лов мой"), "название деятеля + личное местоимение" (например, "ловец я", "ты убийца") и др.

Формирование грамматической категории глагольного времени, по предположению ученых, начинается с противопоставления настоящего и прошедшего времен. Будущее время в подавляющем большинстве известных языков выделяется значительно позже. В разных языках оно формируется разными путями. Наиболее простой из них – "употребление форм настоящего времени в функции будущего". На основе первичных форм прошедшего и будущего времен глагола во многих языках развиваются формы так называемых "относительных" времен, таких, как прошедшее результативное (перфект), предпрошедшее (плюсквамперфект), предбудущее (лат. futurum exactum), будущее в прошедшем (лат. futurum praeteriti) и др.

В ряде языков одновременно с появлением грамматической категории глагольного времени формируется категория вида, начинают различаться известные в современных языках видовые формы. В славянских языках, в том числе и в русском, противопоставляются совершенный и несовершенный виды (перфектив и имиерфектив).

К глагольным грамматическим категориям раннего происхождения относится категория наклонения, которая в индоевропейских языках с давних времен была представлена такими граммемами, во многом сохранившимися до настоящего времени, как, например: индикатив (изьявительное наклонение), императив (повелительное), коньюнктив (сослагательное), оптатив (желательное) и некоторые другие.

В рамках глагольной парадигмы в разное время развиваются причастия, деепричастия, полупричастия, которые по своим формальным и семантическим признакам сближаются с другими частями речи или переходят в другие части речи – в прилагательные (причастные формы), в наречия (деепричастия) и т.д.

§ 299. В процессе языкового развития некоторые грамматические явления по гем или иным причинам становятся избыточными и прекращают свое существование. Чаще всего утрачиваются отдельные граммемы существующих грамматических категорий, а иногда исчезают определенные грамматические категории в целом.

Ярким примером грамматических изменений в системе именных частей речи служит преобразование сложившейся трехродовой системы в индоевропейских языках. Во многих языках индоевропейской семьи прежняя трехродовая система изменилась в двухродовую. В одних из таких языков (например, в балтийских, романских, в большинстве новоиндийских) утрачивается средний род, который объединяется с мужским, т.е. сохраняется мужской и женский род; в других (например, в некоторых германских – датском, шведском) мужской и женский род объединяются в общий, т.е. сохраняется общий и средний род. В ряде индоевропейских языков (в английском, некоторых иранских – персидском, таджикском) грамматическая категория рода утрачена полностью. В некоторых индоевропейских языках (в славянских, в немецком, исландском, греческом) древняя трехродовая система целиком сохранилась до настоящего времени.

Во многих индоевропейских языках в процессе их исторического развития были утрачены формы двойственного числа. Не сохранились они как таковые в большинстве славянских языков, в том числе во всех восточнославянских языках. Утрата двойственного числа в древнерусском языке отражается в письменных памятниках начиная с XIII в.; она выражается в том, что вместо прежних форм двойственного числа начинают употребляться соответствующие формы множественного числа. Сначала такая замена происходит в конструкциях, в которых отсутствует числительное два, а позже распространяется на словосочетания с данным числительным. Предполагается, что окончательная утрата двойственного числа в древнерусском языке произошла в XIV–XV вв.

Значительные упрощения претерпела система склонения индоевропейских языков. С течением времени постепенно сокращается количество падежей, причем результаты этого процесса в языках различны. Так, например, в санскрите было семь падежей, в латинском языке пять, в греческом, немецком их количество сократилось до четырех. В одном из древних иранских языков, авестийском, было восемь падежей, а в некоторых современных языках сохранилось всего три (в белуджском) или два (в курдском, талышском, ягнобском). Сокращается также количество типов склонения существительных. Так, в истории русского языка на протяжении относительно небольшого промежутка времени их количество сократилось почти вдвое: из пяти древних типов склонения сохранились три. В ряде индоевропейских языков склонение существительных полностью утрачено. Это произошло, например, в английском, французском, болгарском, персидском, таджикском языках.

Как уже отмечалось, в истории русского языка на определенном этапе его развития утрачивается склонение кратких прилагательных.

В некоторых индоевропейских языках, например в романских, утрачены формы степеней сравнения, употреблявшиеся в латинском языке.

В системе глагола существенным преобразованиям подверглась грамматическая категория времени. В большинстве индоевропейских языков заметно сократилось количество времен. В истории русского и других славянских языков, это сокращение произошло, главным образом, в связи с преобразованием системы прошедших времен. Вместо традиционно различавшихся ранее четырех прошедших времен (перфекта, имперфекта, плюсквамперфекта и аориста) сохранилось одно, формы которого образовались на базе бывшего перфекта в результате отпадения вспомогательного глагола. Разные будущие времена гоже объединились в одном.

Известные упрощения произошли в системе индосвра- пейских наклонений. Так, например, в латинском языке не сохранились формы оптатива (желательного наклонения); они совпали с формами коньюнктива (сослагательного наклонения). Отсутствует данное наклонение также во многих современных индоевропейских языках, например, в современном русском и других славянских языках, в современном литовском литературном языке и др.

В большинстве индоевропейских языков утрачена глагольная форма супина, который в ряде источников рассматривается как отглагольное существительное. В языках, которым была свойственна данная форма, она чаще всего заменялась инфинитивом. В древнерусском языке, например, "уже в XI в. супин стал смешиваться с инфинитивом и вышел из употребления". Так же складывалась судьба супина в народной латыни. К настоящему времени супин полностью утрачен во всех восточнославянских и западнославянских языках, кроме чешского, сохранившего изолированные следы данной формы. Утрачен он и в современных романских языках. Из южнославянских языков данную форму сохранили нижнелужицкий и словенский.

§ 300. Изменение языков проявляется не только в том, что постоянно образуются новые элементы и утрачиваются некоторые из существующих, но и в том, что одни явления по тем или иным причинам заменяются другими, новыми для данных языков явлениями.

Ярким примером подобного рода изменений служит замена употребляющихся в разных языках грамматических морфем другими морфемами с тем же значением. Многие из таких изменений связаны с происходившими фонетическими преобразованиями. По этой причине в истории русского языка, например, окончание дательного падежа единственного числа существительных женского рода было заменено окончанием -е (ср.: вод"к → воде, гор"к → горе), окончание первого лица единственного числа настоящего времени глагола -ж – окончанием -у (ср. бери, → беру, несж → несу) и т.д. Некоторые из подобных изменений происходили в связи с действием закона аналогии, например, окончание родительного падежа множественного числа существительных мужского рода -ь (в словах типа кон-ь, цар-ь и т.п.) под воздействием аналогичных форм женского рода (типа кост-ей, ноч-ей, огн-ей) было заменено окончанием -ей и т.д.

В ходе исторического развития языков нередко заменяются не только отдельные грамматические морфемы, но и характер грамматических средств в целом, способы образования грамматических форм, выражения грамматических значений. Так, в немецком, французском и некоторых других индоевропейских языках флексийные средства выражения грамматического рода имен существительных в свое время были заменены артиклем (ср. немецкие der Mensch – "человек", die Frau – "женщина", das Buck – "книга"). Во многих языках простые (синтетические) формы разных прошедших и будущих времен глагола были заменены сложными (аналитическими) формами, которые образуются с помощью вспомогательных глаголов (ср., например, формы будущего времени от глаголов несовершенного вида в русском языке, формы некоторых прошедших и будущих времен в немецком и других индоевропейских языках). И наоборот, сложные временные формы могут заменяться простыми (ср., например, образование форм прошедшего времени из форм перфекта в истории русского языка).

Существенные изменения рассматриваемого характера происходят в системе частей речи. В процессе исторического развития языков многие слова или словоформы "переходят" из одной части речи в другую, т.е. изменяется их "частеречный" статус. По утверждению лингвистов, этот процесс так или иначе затрагивает все части речи. Особенно широко распространено превращение имен прилагательных в существительные (субстантивация прилагательных) и причастий в прилагательные и существительные (адьективация и субстантивация причастий). Исконно русские причастные формы с суффиксами -ач-(-яч-) и -уч-(-юч-) типа лежачий, сидячий, пахучий, вонючий полностью перешли в разряд имен прилагательных.

Возможны также грамматические изменения более широкого масштаба; они могут затрагивать всю грамматическую систему языка или определенной группы языков. В качестве примера можно привести изменение латинской системы склонения и спряжения в разных романских языках.

"Наиболее устойчивая часть языка – грамматика – тоже, конечно, подвержена изменениям. И эти изменения могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, как, например, в романских языках, где прежняя латинская система словоизменительной морфологии (склонение, спряжение) уступила место аналитическим формам выражения через служебные слова и порядок слов...".

Надо ли заставлять детей, да и себя самого читать? Почему падает интерес к литературе? Зачем читать много, и что это дает? На эти вопросы мы постараемся ответить в этой статье о книгах и чтении.

Любая статистика может подтвердить, что интерес к литературе заметно падает. Если в советское время мы еще считались самой читающей страной, то сегодня Россия занимает лишь 34-е место в мировом рейтинге. Вывод напрашивается сам собой. Значение книги в жизни человека явно меняется. Меняются авторы, меняются способы получения информации, ее носители и доступность. Но стоит ли этого опасаться и бить тревогу?

Так оценивает ситуацию известный писатель Виктор Ерофеев: «Огромное количество людей в разные времена кричали, что заканчивается культура. Видимо, на этом поколении она и закончится в том виде, в котором мы ее себе представляли многие века. На нашу планету наступает эпидемия в виде оглупления. Такая фатальная эпидемия глупости».

Журналист Иветта Смольянинова вспоминает: в детстве мои родители всегда говорили: «Читай больше книжек, иначе никогда не станешь достойным человеком». Что означало «быть достойным человеком», я все равно не понимала, но на меня этот метод подействовал. Спустя 10 лет тем же способом родители пытались привить любовь к чтению младшей сестре. Результат оказался неудовлетворительным. Ребенку элементарно было неинтересно перелистывать пожелтевшие страницы с мелким текстом. «И что, от этого я должна получать удовольствие?» - недоумевала сестра, разглядывая очередной книжный подарок. Это может показаться удивительным, но за относительно небольшое время ценность книги и ее роль в воспитании личности заметно поменялись.

С другой стороны, в книжных магазинах, действительно, все реже можно увидеть очередь за какой-нибудь книжной новинкой. Несмотря на то что ежедневно печатается огромное количество книг, все это разнообразие будто отталкивает читателя.

«Я очень хорошо помню эти толкучки у книжных магазинов в начале 80-х», - вспоминает музыкант Андрей Макаревич. - Тогда иметь у себя трехтомник Цветаевой считалось вещью действительно престижной”.

Почему же мода на чтение и представление о том, что интеллигентным и по-настоящему полноценным человеком и членом общества может быть только человек, не чуждый чтению прошло?

Ниже приведены несколько вариантов ответов на этот, в общем-то, риторический вопрос.

1. «Объелись чтением» в детстве. Отвращение к учебе, обязательные программы чтения теперь ассоциируются с чем-то неприятным. Не хочется возвращаться.

Кто-то считает, что период поглощения информации прошел, теперь время делать нечто другое.

2. У книг появились мощные конкуренты (ТВ с сотнями каналов, Интернет, социальные сети).

3. Слишком много работы, слишком мало свободного времени. Уставшему не до книг. В лучшем случае – телевизор, который можно смотреть, попутно делая какие-то свои дела.

Хотя как тут отдохнешь или расслабишься?

Для справки: за день семь ведущих каналов показывают «160 драк, 202 убийства, 6 ограблений, рассказали 302 негативные новости» (по статистике журнала Русский Дом, май 2009 г.).

4. Настоящее время требует активности, даже гиперактивности. Так считают многие. Иначе обгонят, иначе кто-то первый придет к успеху. Мы много суетимся и не выносим бездействия, полагая, что только действия и ведут к результату. Хотя, как правило – умение размышлять и есть необходимое качество в достижении цели. Чтение же требует временного бездействия, но разве мы готовы к таким жертвам.

Мы обращаемся к книге с какой-либо целью. Кто-то от того, что ему нечем заняться, кто-то – потому что это учебное задание, а кто-то ищет в книгах ответы на вопросы.

Без чтения была немыслима наша жизнь. Люди читают по разным причинам. Читают для того, чтобы получить новую информацию, необходимую для жизни, для работы. За чтением отдыхают от повседневных забот, отвлекаются, расширяют свой кругозор. На данный момент, развлекательному чтению отдана пальма первенства. Человек в течение дня испытывает множество стрессовых нагрузок, у него накапливаются отрицательные эмоции. Душевное напряжение. А «легкое чтение» помогает расслабиться и снять напряжение, погрузиться в другую жизнь, страну, век... Чтение обогащает эмоционально.

Настоящая литература помогает жить полнее. Человек ищет в книгах часто то, чего ему не хватает в жизни. Или в книге находит отражение того, что происходит в его душе, в его жизни.