Как быть с обидой на душе. Как простить обиду и отпустить человека: советы психологов. Почему обидам надо радоваться

Полтора года длился роман двух женщин, одна из которых – великий поэт.

Влюбленности обычных людей остаются фактами их личной биографии, любовные же отношения поэтов оставляют заметный след в их творчестве. Так было и с романом двух представительниц Серебряного века — Марины Цветаевой и Софии Парнок.

Поэт и лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский считал Марину Цветаеву первым поэтом XX века. Что касается Софии Парнок, то она была известной поэтессой своего времени, которую больше ценили как блестящего литературного критика. Она стала первым в истории отечественной литературы автором, заявившем о праве женщины на неординарную любовь, за что и была прозвана «русской Сафо».

Факт: Сафо — поэтесса и писательница (ок. 640 до н. э.) с греческого острова Лесбос, обучавшая поэзии в своем литературном салоне юных девушек. В античную эпоху современники называли ее «десятой музой» и музой Эроса за особенность тематики ее творчества.

Они познакомились, когда Цветаевой было 22 года, а Парнок — 29. У Марины был трепетно любимый муж Сергей Эфрон и двухлетняя дочь Ариадна , за плечами Парнок — особенная репутация и несколько громких романов с женщинами, о которых шепталась Москва.

Их пылкая любовь началась с первого взгляда и осталась в истории литературы обжигающе откровенным цветаевским циклом из 17 стихотворений «Подруга». Стихи Цветаевой, посвященные этим отношениям, были настолько шокирующими, что впервые их позволили напечатать аж 1976 году.

Марина и София познакомились 16 октября 1914 года и тем же вечером Цветаева написала предельно искреннее признание:

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И тёмный рок.

Надо сказать, что страстная поэтическая натура Цветаевой проявлялась с детства — она болезненно пылко влюблялась, при этом пол объекта внимания был не важен, так же, как и его реальное существование. По ее собственному признанию в автобиографической повести «Мой Пушкин» еще девочкой она «не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немного больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее - немножко больше), не в двух, а в их любовь».

Факт: Аромат однополых отношений в начале XX века пронизывал воздух литературных и театральных салонов — такие связи были не редки и не считались невозможными.

Об ограничениях в праве выбора Марина говорила категорически прямо: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное - какая скука!».

Влюбленные вели себя смело — в литературных салонах барышни сидели, обнявшись, и курили одну сигарету. В 1932 году в автобиографической прозе «Письма к Амазонке» Цветаева объяснила, что вызвало эту страсть: «этой улыбающейся молодой девушке встречается на повороте дороги другая я, она: ее не надо бояться, от нее не надо защищаться, она свободна любить сердцем, без тела, любить без страха, любить, не причиняя боли». Своим самым большим страхом молодая женщина считала страх «упустить волну. Я все боялась больше не любить: ничего больше не познать».

Кем же были эти две яркие женщины и почему их так влекло друг к другу?

Русская Сафо

Поэтесса, критик и переводчица София Парнок (1885-1933) родилась Таганроге в семье медиков. У девочки были сложные отношения с отцом, который после смерти матери быстро женился на гувернантке. Она окончила гимназию с золотой медалью, после чего училась в консерватории в Женеве и на Бестужевских курсах в Санкт-Петербурге. После короткого брака с литератором В. Волькенштейном Парнок стала известна благодаря своим романам с женщинами и лирике, посвященной гомосексуальной тематике.

По воспоминаниям одной из современниц, в ней было «какое-то обаяние — она умела слушать, вовремя задать вопрос, ободряющий или сбивающий с толку едва заметной иронией, — словом, это была женщина, которую могли слушаться».

Страстная бунтарка

Крупнейший поэт, прозаик и переводчица Марина Цветаева (1892-1941) была дочерью профессора Московского университета Ивана Цветаева — основателя Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина на Волхонке). Детство детей Цветаевых прошло в «царстве белых статуй и старых книг». Марина называла музей «нашим гигантским младшим братом», потому что родители неистово занимались его обустройством.

Отец был очень занятым и добрым, своей мягкостью он сглаживал буйный темперамент молодой и талантливой матери, чьими картинами, музыкой и настроением был наполнен весь дом. Марина с сестрами и братом достаточно рано остались без родителей — ей было всего 14, когда мама умерла от чахотки, и 21 год, когда умер отец. В будущем поэте всю жизнь гремучей смесью кипели два разных родительских характера — отцовская преданность идее, трудолюбие и материнская страстная нетерпимость.

Незакатные оны дни, От автора

ОТ АВТОРА

Эта книга посвящена значительному для Цветаевой как для человека и поэта событию в ее жизни — отношениям с С.Я. Парнок. Проследить их неровное течение, сложную психологическую атмосферу и отражение в поэзии оказалось возможным, так как автору посчастливилось познакомиться с архивом Цветаевой, когда он еще находился в частном хранении. Читатель найдет здесь не только неизвестные факты, но и впервые публикуемые стихи и письма Цветаевой.

* * *

Немногие знают, включая сюда и ученых, специально занимающихся личностью и творчеством Цветаевой, что более полутора лет София Парнок и Марина Цветаева заменяли друг другу весь мир . Самое имя поэтессы Софии Яковлевны Парнок (1885—1933) оставалось до последнего времени малоизвестным: стихи Парнок, отводящие ей почетное место в поэзии XX века, не увидели света, так как она долгие годы была лишена права печататься (не созвучна эпохе!) .

Памятником их любви остались посвященный Цветаевой Парнок стихотворный цикл «Подруга» вместе с примыкающими к нему пьесами и обращенные к Цветаевой пьесы Парнок. Все они не имеют дедикаций и лишь недавно с них был снят покров анонимности (адресаты некоторых стихотворений раскрываются впервые лишь в этой книге), и «Подруга», равно как и некоторые другие стихи Цветаевой к Парнок, не вошедшие в «Подругу», увидели свет .

Несколько слов о рукописном предании цикла «Подруга».

Составляющие его пьесы входили в сборник «Юношеские стихи», при жизни Цветаевой не увидевший света. Цикл по своему составу, порядку следования стихотворений и чтениям не единообразен в различных авторских рукописях, машинописных с пометами и написанной от руки, и позднейших списках, восходящих, по-видимому, к ним, но принадлежащих неизвестным копиистам.

Стихи «Подруги» были объединены в цикл (А) (1920) и озаглавлены «Ошибка»; (в (Р) мы застаем их в виде разрозненных листков). Едва ли первоначальное название цикла свидетельствовало о стремлении автора полемизировать с его тоном, подвергнуть сомнению ценность любви, о которой там идет речь. Естественнее толковать надписание в плане «иронической прелести, что Вы — не он», о которой говорится в пьесе, открывающей цикл.

Существуют три авторские рукописи «Подруги» — входящие в (ЮС) не собранные в цикл стихи, впоследствии его составившие (1919—1920 гг.), написанные автором от руки (Р), авторская машинопись (ЮС) с правкой 1920 года красными и черными чернилами (А 1920 г.), дополненная в 1940 году одной единственной правкой (синими чернилами) — новым заглавием — «Подруга» (А 1940 г.). Видимо, по забывчивости Цветаева дублировала в нем название раздела в «Стихах к Блоку», посвященного Н. А. Коган-Нолле, а также стихотворения 1923 года, вошедшего в сборник «После России». Третья авторская рукопись — машинопись (ЮС), воспроизведенная в (В), (М). Рукопись известна нам только по публикации и описанию ее В. Швейцер. Однако нам все же кажется, вопреки суждению издателя, что не (М), а (А) может рассматриваться как последняя редакция «Подруги»: (М) не имеет правки 1940 года — в (В) без каких бы то ни было оговорок даются чтения, вычеркнутые в (А) синими чернилами, то есть в 1940 году (цвет употребляемых Цветаевой чернил определяет хронологию ее рукописей). Как уже говорилось, «Подруга» была распространена в позднейших списках, два из которых были опубликованы и учтены нами в критическом аппарате (не отмечены только несомненные типографские опечатки). Цикл печатается по (А), рукописи, просмотренной Цветаевой в 1940 г. Стихи, не включенные ею в цикл, но связанные с тем же адресатом, С. Я. Парнок, помещены в «Приложениях».

М. Цветаева. Подруга

1

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли! И лучше — пусть! Вы слишком многих, мнится, целовали, Отсюда грусть. Всех героинь шекспировских трагедий Я вижу в Вас. Вас, юная трагическая леди , Никто не спас! Вы так устали повторять любовный Речитатив! Чугунный обод на руке бескровной— Красноречив! Я Вас люблю. — Как грозовая туча Над Вами — грех — За то, что Вы язвительны и жгучи И лучше всех, За то, что мы, что наши жизни — разны Во тьме дорог, За Ваши вдохновенные соблазны И темный рок, За то, что Вам, мой демон крутолобый, Скажу прости, За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! Уж не спасти! За эту дрожь, за то—что —- неужели Мне снится сон? — За эту ироническую прелесть, Что Вы — не он.

Заглавие — «Ошибка (А 1920); ст. 1 — не скажешь (К), (С); ст. 21 — круглолобый (К)

2

3

Ст. 3 — взгляд (К), (С).

4

5

4-е четверостишье: «Oh, je n"en puis plus, j"etouffe!»* / Вы крикнули во весь голос, / Размашисто запахнув / На ней меховую полость». (Р, А 1920) исключено автором (В), (С), (К). (* О, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.).)

6

Как весело сиял снежинками Ваш — серый, мой — соболий мех, Как по рождественскому рынку мы Искали ленты ярче всех. Как розовыми и несладкими Я вафлями объелась — шесть! Как всеми рыжими лошадками Я умилялась в Вашу честь. Как рыжие поддевки—парусом, Божась, сбывали нам тряпье, Как на чудных московских барышень Дивилось глупое бабье. Как в час, когда народ расходится, Мы нехотя вошли в собор, Как на старинной Богородице Вы приостановили взор. Как этот лик с очами хмурыми Был благостен и изможден В киоте с круглыми амурами Елисаветинских времен. Как руку Вы мою оставили, Сказав: «О, я ее хочу!» С какою бережностью вставили В подсвечник — желтую свечу... — О, светская, с кольцом опаловым Рука! — О, вся моя напасть! — Как я икону обещала Вам Сегодня ночью же украсть! Как в монастырскую гостиницу — Гул колокольный и закат — Блаженные, как имянинницы, Мы грянули, как полк солдат. Как я Вам — хорошеть до старости — Клялась — и просыпала соль, Как трижды мне — Вы были в ярости! Червонный выходил король. Как голову мою сжимали Вы, Лаская каждый завиток, Как Вашей брошечки эмалевой Мне губы холодил цветок. Как я по Вашим узким пальчикам Водила сонною щекой, Как Вы меня дразнили мальчиком, Как я Вам нравилась такой... Декабрь 1914

Ст. 34 — присыпала (К), (С).

7

8

Ст. 9-12 (К), (С) отсутствуют; ст. 17-18 Рука, достойная смычка, Ушедшая в шелка , (К), (С).

9

Ты проходишь своей дорогою, руки твоей я не трогаю. Но тоска во мне — слишком вечная, Чтоб была ты мне — первой встречною. Сердце сразу сказало: «Милая!» Всё тебе — наугад — простила я, Ничего не знав, — даже имени! — О, люби меня, о, люби меня! Вижу я по губам — извилиной, По надменности их усиленной, По тяжелым надбровным выступам: Это сердце берется — приступом! Красота, не увянешь за лето! Не цветок — стебелек из стали ты, Злее злого, острее острого Увезенный — с какого острова? Опахалом чудишь, иль тросточкой, — В каждой жилке и в каждой косточке, В форме каждого злого пальчика, - Нежность женщины, дерзость мальчика. Все усмешки стихом парируя, Открываю тебе и миру я Всё, что нам в тебе уготовано, Незнакомка с челом Бетховена !

Ст. 3 — Но платок в своей — слишком комкаю (Р) (зачеркнуто)

10

Могу ли не вспомнить я Тот запах White-Rose и чая, И севрские фигурки Над пышащим камельком... Мы были: я — в пышном платье Из чуть золотого фая, Вы — в вязаной черной куртке С крылатым воротником. Я помню, с каким вошли Вы Лицом — без малейшей краски, Как встали, кусая пальчик, Чуть голову наклоня. И лоб Ваш властолюбивый, Под тяжестью рыжей каски, Не женщина и не мальчик, — Но что-то сильней меня! Движением беспричинным Я встала, нас окружили. И кто-то в шутливом тоне: «Знакомьтесь же, господа». И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили, И нежно в моей ладони Помедлил осколок льда. С каким-то, глядевшим косо, Уже предвкушая стычку, — Я полулежала в кресле, Вертя на руке кольцо. Вы вынули папиросу, И я поднесла Вам спичку, Не зная, что делать, если Вы взглянете мне в лицо. Я помню — над синей вазой — Как звякнули наши рюмки. «О, будьте моим Орестом!», И я Вам дала цветок. Смеясь — над моей ли фразой? Из замшевой черной сумки Вы вынули длинным жестом И выронили—платок .

Ст. 1 — вспомнить (К), (С), (В); ст. 21 — движением (К); ст. 25 — отсутствует отбивка после слова льда (В); ст. 36 — отдала (К), (С); ст. — с зарницею сероглазой (К), (С), (В).

11

Ст. 12 — глазом (В); зачеркнуто (А).

12

Ст. 15 — стала (К); ст. 17 — и еще скажу тебе я (К).

13

14

15

Ст. 4 — вой (К); ст. 8 — человека (К), (С); ст. 13 — на (К); ст. 15 — вечерний закат сквозь блонды — (С) (опечатка!).

Стихи Парнок к Цветаевой

16

Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою. «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»— Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня! Ночью задумалась я над курчавой головкою, Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, — Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою, Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком... В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою: Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, — «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою». Но под ударом любви ты—что золото ковкое! Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени, Где словно смерть провела снеговою пуховкою... Благодарю и за то, сладостная, что в те дни «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» . Февраль 1915 (?)

17

СОНЕТ

18

19

Марине Баранович Ты, молодая, длинноногая! С таким На диво слаженным, крылатым телом! Как трудно ты влачишь и неумело Свой дух, оторопелый от тоски! О, мне знакома эта поступь духа Сквозь вихри ночи и провалы льдин, И этот голос, восходящий глухо Бог знает из каких живых глубин. Я помню мрак таких же светлых глаз. Как при тебе, все голоса стихали, Когда она, безумствуя стихами, Своим беспамятством воспламеняла нас. Как странно мне ее напоминаешь ты! Такая ж розоватость, золотистость И перламутровость лица, и шелковистость, Такое же биенье теплоты... И тот же холод хитрости змеиной И скользкости... Но я простила ей! И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина, Виденье соименницы твоей !

Ст. 6 — Средь вихрей ночи и обвалов льдин — автограф Парнок, принадлежавший М. К. Баранович; ст. 17 — холод мудрости змеиной — автограф М. К. Баранович. Холод хитрости змеиной — машинопись Л. В. Горнунга; ст. 19—20 — господня милость над тобой, Марина, И над далекой соименницей твоей — автограф М. К. Баранович.

Список сокращений

(A) — Машинопись сборника «Юношеские стихи» с авторской правкой Цветаевой 1920 г. (красными и черными чернилами) и 1940 г. (одна правка синими чернилами).

(B) — Марина Цветаева. Стихотворения и поэмы в пяти томах. Том первый. N.Y., 1980.

(Д) — Марина Цветаева. Сочинения в двух томах. Сост., подг. текста, коммент. А. Саакянц. Вст. ст. В. Рождественского. М., 1980.

(К) — Список цикла «Подруга» неизвестного происхождения, опубликованный в (НЦ).

(КП) — Каролина Павлова. Полное собрание стихотворений, М-Л., 1964.

(Л) — Марина Цветаева. Несобранные произведения. Мюнхен, 1971.

(НЦ) — Марина Цветаева. Неизданное (Стихи. Театр. Проза). Париж, 1976.

(П) — София Парнок. Собрание стихотворений. Изд. С. Поляковой. Анн Арбор, 1979.

(C) — Список цикла «Подруга» неизвестного происхождения, опубликованный в (П).

(Ц) — Марина Цветаева. Избранные произведения. Сост., подг. текста и примеч. А. Эфрон, А. Саакянц. Вст. ст. В. Орлова. М.-Л., 1965 (Библиотека поэта. Большая серия).

(РГАЛИ) — Центральный государственный архив литературы и искусства.

(ЦПр) — М. Цветаева. Избранная проза, в 2-х томах. Изд. А. Сумеркина. Нью-Йорк, 1979.

(ЦПС) — Цветаева, «Повесть о Сонечке», опубликованная в (НЦ).

(ЮС) — Цветаева, «Юношеские стихи», текст в (НЦ).

Примечания

1. Впервые об отношениях Цветаевой и Парнок в моем предисловии к (П).

2. По возвращении в Россию такой же вердикт ждал и Цветаеву: отданная ею в издательство книга стихотворений получила отрицательную рецензию, сводившуюся к аналогичному обвинению.

3. Адресат «Подруги» раскрыт в моем предисловии к (П). До появления (П), где цикл «Подруга» целиком опубликован в приложении, он был напечатан в (НЦ), а также выборочно в (Ц) и в сборниках «День поэзии» — всюду без указания адресата. Другие пьесы Цветаевой, обращенные к Парнок (тоже без раскрытия адресата), опубликованы в (Л) и (В).

4. Ст. 7. В «Юношеских стихах» Цветаевой эпитет «юный» употребляется очень часто. Удивительно, что в таком молодом возрасте — ведь пьесы этого сборника писались между 1913 и 1915 г.г., Цветаева так высоко ценила юность вообще и переживала радость собственной молодости.

5. Ст.12. Упоминание кота Цветаевой указывает, что местом этого любовного свидания был дом Цветаевой. Любимый ее кот по кличке Кусака, которого Цветаева вывезла из Крыма (Дневник Хин-Гольдовской, Запись от 16 июля 1914 г. (РГАЛИ) ф. 128, оп. 1, ед. хр. 22), был удостоен ею следующего замечательного стихотворения:

Ст. 13. В том поединке своеволий — словосочетание подробно рассмотрено в тексте (см. Раздел 3).

Ст. 16. Чье сердце: Ваше ли, мое ли / Летело вскачь — имеет параллель в поэме «Чародей» (окончена в мае 1914 г.):

Ст. 18. Чего так хочется и жаль — Ср.:

Это совпадение с Каролиной Павловой можно было бы счесть случайным; в противном, однако, убеждает наличие других — и не вызывающих сомнения в своей природе — соприкосновений с К. Павловой. Несколько позднее (1915 г.) Каролина Павлова была воскрешена изданием Брюсова и даже вошла в моду. Почитательницей ее поэзии была и Цветаева, у которой, как будет отмечено в соответствующих местах комментария, неоднократно встречаются реминисценции из К. Павловой. И впоследствии отношение Цветаевой к К. Павловой не изменилось — к ее стихотворению, как Цветаева сообщает в письме к Бахраху от 20 апр. 1923 г. («Новый мир», 1969, № 4, стр. 192), восходит название ее сборника «Ремесло». Среди ценителей поэзии Павловой была и С. Я. Парнок. В сент. 1915 г. она посвятила ее памяти пьесу (П № 17).

6. Ст. 11. Я Вашей юностью была, / Которая проходит мимо — ср.: Меня уж нет, она сказала, / Была я молодость твоя (КП «Спутница фей», 2).

7. Ст. 2. Большая Лубянка — одна из центральных улиц Москвы.

Ст. 5. Уже прозвеневший смех — несколько позднее Цветаева использует это сочетание в стихотворении из (НЮС) «Радость всех невинных глаз» — «Помню... Каждый прозвеневший смех».

Ст. 21-22. И гладила длинный ворс / На шубке своей — без гнева — Ср. К. Бальмонт «Дождь»:

Ст. 27-28. Одна из коллег обратила мое внимание на то, что подробности андерсеновской сказки повторяются в цикле: в № 10 ладонь героини (Снежной королевы из № 5) уподоблена осколку льда, в № 4 Приложений комната стилизована под чертог Снежной королевы, где все сияет, блестит и дышит зимним, ледяным холодом, в № 6 Кай превращается в Маленькую Разбойницу, а Снежная королева в обыкновенную женщину. К образам «Снежной королевы» Цветаева возвращается и позднее. В письме к Пастернаку от июля месяца 1927 г. она пишет в связи с легендой о Тристане и Изольде: «История ничем не отличается от истории Кая и Герды» (Новый мир, 1969, № 4, стр. 197 ).

8. Ст. 7-8. Как всеми рыжими лошадками / Я умилялась в Вашу честь — у С. Я. Парнок были волосы с рыжеватым отливом.

Ст. 11-12. Как на чудных московских барышень / Дивилось глупое бабье — эпитет «московские» указывает на то, что действие, происходит не в Москве; это подтверждает письмо Е. О. Волошиной к Ю. Л. Оболенской от 30.XII.1914 (РГАЛИ, ф. 2080, оп. 1, ед. хр. 21): «Она (Марина Цветаева — С. Я.) куда-то с Соней уезжала на несколько дней, держала это в величайшей тайне». «Мои службы» Цветаевой позволяют утверждать, что подруги уехали в Ростов Великий (подсказано мне Е. Б. Коркиной): (...) «Бегу домой за мешками и санками. Санки — Алипы, детские, бубенцовые, с синими возжами, — мой подарок ей из Владимирского Ростова. Просторное плетение корзиночкой, спинка обита кустарным ковром. Только двух собак и айда! в северное сияние...

Но собакой служила я, северное сияние же оставалось позади: се глаза. Ей тогда было два года, она была царственна. («Марина, подари мне Кремль», пальцем указывая на башни). Ах, Аля! Ах, санки по полуденным переулкам! Моя тигровая шубка (леопард? барс?), которую Мандельштам, влюбившись в Москву, упорно величал боярской. Барс! Бубенцы!» (М. Цветаева, Проза, Нью-Йорк, 1953, стр. 125).

Ст. 15. Как на старинной Богородице / Вы приостановили взор — ср. написанное раньше стихотворение к С. Я. Эфрону:

9. Задыхающийся ритм этого стихотворения передает смятение, скороговорку потрясенного любовью сердца.

Ст. 18. Не цветок — стебелек из стали ты — образ будет спустя несколько месяцев повторен: «Быть как стебель и быть как сталь» (ЮС стр. 77 «Легкомыслие милый грех»).

Ст. 28. Незнакомка с челом Бетховена — определение «незнакомка» странно звучит через несколько месяцев близкого общения; полагать же, что подразумевается неизвестность Парнок широкому кругу лиц, отсутствие у нее популярности не приходится. Скорее всего Цветаева намекала этим эпитетом на сложность, загадочность натуры своей подруги.

10. Ст.-2. White Rose — модные в то время духи. О них упоминает и Андрей Белый в «Первом свидании», Пг., 1921, стр. 17: «Меня онежили уайт-розы».

Ст. 13-14. И лоб баш властолюбивый / Под тяжестью рыжей каски — ср. прим. к № 12.

Ст. 35. — «О, будьте моим Орестом» — см. толкование этой фразы в разделе 1-м.

11. Ст. 5-6. И глаза — кого-кого-то / Взглядом не дарят! — ранее в (ЮС) стр. 15 «Как водоросли» — «Лежите, взглядом не даря!»

Ст. 21-24. «Взгляд — до взгляда — смел и светел, Сердце — лет пяти... — Счастлив, кто тебя не встретил На своем пути!» — ранее в (ЮС) «Мы весенняя одежда» (стр. 13):

О выражении «Сердце лет пяти» — см. раздел 1.

12 Ст. 5. Есть женщины. — Их волосы, как шлем. См. прим. № 10. Сравнение встречается в раннем стихотворении «Ты будешь невинной»: «И косы свои, пожалуй, Ты будешь носить как шлем» (ЮС стр. 45).

Ст. 7-8. Зачем тебе, зачем Моя душа спартанского ребенка. — ср. (КП) стр. 153 «Зачем душа»:

И ее же (стр. 337):

«Лакедемонское дитя» означает здесь сдержанную скрытную душу, т. е. в него вложен тот же смысл, что у Цветаевой — умение, подобно спартанскому мальчику, державшему под одеждой лисенка, который кусал его, стойко сносить боль. С таким пониманием хорошо согласуется поведение Цветаевой в ее сложной семейной ситуации; иначе сказать, «душа спартанского ребенка» определяет не возраст, а характер автора.

13. Ст. 11-12. — «Благословляю Вас на все четыре стороны» — много лет спустя Парнок ответит Цветаевой таким же благословением (см № 19).

14. Ст. 1-8 этого далеко не полного дон-жуанского списка Парнок, по-видимому, подразумевают неизвестную нам по имени героиню «Триолетов» Парнок (П № 33), прелестную охотницу, «женщину-ловца» (ср. у Цветаевой «стройный прыжок с коня»), амазонку, как у Цветаевой, сочетающую в прихотливом смешении атрибуты женскости («кудри с налетом хны» и «жалобный зов зурны» — музыка в те времена входила в круг специфически женских занятий) с мужскими вкусами, новоявленную Диану, в чьих руках «ружейный щелкает курок». Обеих роднит также восточное происхождение или связь с Востоком: упомянутая Цветаевой подруга Парнок играет на зурне или любит ее слушать и носит татарские чувяки: эта обувь с загнутым кверху носом только и может быть названа «челночком». В «Триолетах» о Востоке напоминает лишь «черный локон» героини. Сравнительно с «Триолетами» пьеса Цветаевой располагает дополнительной информацией: у Парнок не упоминается ни об окрашенных хной волосах, ни о любви амазонки к звукам зурны.

Стройный прыжок с коня И — в самоцветных зернах — два челночка узорных — ср. в «Триолетах»:

Очевидно, самоцветные зерна Цветаевой выросли из «росных зерен» «Триолетов». Это, однако, не означает, что «Триолеты» послужили источником Цветаевой. В пользу независимости ее пьесы от «Триолетов» говорят и наличие в ней отсутствующих у Парнок подробностей образа героини и, как будто, хронологические соображении: «Триолеты» появились в печати в 1916 г., т. е. спустя год после возникновения пьесы Цветаевой, и скорее всего были написаны около этого времени. Надо думать, что Цветаева использовала изустный рассказ своей подруги, имевшей обыкновение не расставаться с полюбившимися ей выражениями, употребляя их не только в поэтической речи, как это показано в моем предисловии и примечаниях к (П).

Ст. 9-16. Судя но описанию внешности и упоминанию о Лондоне, речь идет об Ираиде Карловне Альбрехт (подруге Парнок), одной из самых элегантных московских дам, с которой Парнок была в Лондоне. Об этой совместной поездке свидетельствует ее открытка к К. Липске-рову от 1 июля 1914 года (РГАЛИ, фонд 1737, оп. 1, ед. хр. 204) и следующие стихи:

15. Пьеса включена в группу стихотворений с засвидетельствованным бесспорно адресатом, так как сама Цветаева раскрыла его анонимность: «...Девочкой маленькой ты мне предстала неломкою.. — Сафо (кстати, дописанное С. Парнок и обращенное — ко «мне /.../»). Запись от 2 ноября 1940 г.

16. Ст. 8 и 12. — Немецкая писательница Беттина Арним (1785-1859) — синоним выдающейся женской одаренности; ее восторженная дружба с Гете служила приятельнице Цветаевой М. П. Кудашевой образцом своеобразной литературной игры — она видела в Вяч. Иванове своего Гете. С Мариной Мнишек Цветаева постоянно отождествляла себя.

17. Ст. 12. «О, Марина, соименница моря» - имя образовано от латинского прилагательного rnarinus, морской. Здесь Парнок подхватывает уже тогда свойственную Цветаевой манеру обыгрывать этимологию своего имени: «Но имя мне Бог иное дал, Морское оно, морское» (М. Цветаева. волшебный фонарь. М., 1913, ст. «Душа и имя»).

18 Марина Казимировна Баранович (1907-1975) — приятельница Парнок, чтица - любительница, последние годы жизни — переводчица.

За несколько лет до возникновения этого стихотворения, обращенного к М. К. Баранович и вместе к ее «соименнице» Цветаевой, Парнок вспомнила Цветаеву в статье 1924 г. «Пастернак и другие», а также прочитан ее «Поэму конца»: с Недавно Пастернак прочел нам новую поэму Марины «Поэма конца». Разнузданность полная, но талантливо необычайно» (письмо к Е. К. Герцык от 1 апреля 1926 г.).

Ст. 14.. Судя по «автопортрету», в период дружбы с Парнок Цветаева выглядела тик, как она описана а этой пьесе: «Слишком розовой и юной я была для Вас» (Ц № 4) или «Но облик мой невинно розов» (ЮС, с. 78).

Предыдущее

Вряд ли два человека могут быть

более счастливыми, чем были мы.

Из фильма "Часы".

I dedicate this to AWZ

"Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать, куда Вам путь
И где пристанище".

У кого хоть раз сжимало сердце при первых аккордах этой мелодии? Уже давно и сам романс, и фильм, в котором он звучит - неизменный атрибут новогодних праздников.

При работе над "Иронией судьбы" ее создатели искали музыку к фильму. Собственно, выбор бы между двумя вариантами: либо использовать модные тогда композиции, тем самым, придав ему современное звучание, либо наполнить сюжет классическим, давно знакомым всем мелодиями.

Эльдар Рязнов выбрал третий путь. Перерыв гору литературы, он отобрал несколько стихотворений известных русских поэтов, и, положив их на музыку, в этом новом качестве представил зрителю. С этим его шедевр и попал в вечность.

С тех пор песни на стихи Цветаевой, Ахматовой, Высоцкого и Пастернака не мыслятся вне стен квартиры на 3-ей улице Строителей. С тех самых пор в первую ночь наступающего года они звучат в каждом доме, повествуя о дружбе и предательстве, любви и ненависти, надежде и разлуке.

Особое место в музыкальном повествовании занимают романсы Марины Цветаевой "Хочу у зеркала, где муть" и "Мне нравится, что Вы больны не мной". Все они датируются периодом 1914-1916 годов.

Про то, что ранняя Цветаева близка Рязанову, говорит и то, что в "Жестоком романсе", снятом несколько лет спустя, зазвучит "Под лаской плюшевого пледа". Опять Цветаева и опять 1914-1916 года.

Чувство, что воплотилось в поэзию. Настолько сильное, что даже через десятилетия этот огонь горит в других глазах, а строки звучат из других уст.

Знал ли режиссер историю этой любви, когда наполнял этими стихотворениями свой фильм? Или действовал интуитивно? Не известно… Но, думаю, что знал

А зрители - знают ли они, какие страсти спрятаны в знакомых с детства строках? Страсти, бушевавшие ровно сто лет назад.

Знакомство

А началась эта история в один из октябрьских вечеров 1914 года. Когда две женщины встретились глазами... и ни одна не отвела взгляд. Их звали Марина и Софья. Дальнейшее было бы неинтересно, если бы не их фамилии - Цветаева и Парнок.

Биографы обеих до сих пор спорят о месте их встречи. Одни говорят, что это произошло на вечере у Герцык-Жуковских, другие - что в доме у А.Н.Толстого, третьи - у Волошиных. Точное место установить уже вряд ли удастся. Да и нужно ли?

Немного лучше дело обстоит со временем. 16-м октября Цветаева пишет стихотворение "Вы счастливы?", которым позднее откроет цикл "Подруга", посвященный Парнок. Исходя из этого, можно предположить, что важная для обеих поэтесс встреча произошла где-то в начале октября, но обязательно до 16 числа.

Предшественником Парнок в сердце Цветаевой был Пётр Эфрон - брат её мужа, незадолго до этого умерший от туберкулёза. 4 октября она ему посвящает стихотворение "Осыпались листья над Вашей могилой" (такое на пороге новой любви не пишется). Поэтому, вероятнее всего, встреча произошла где-то между 4-м и 16-м октября. Ибо 16-го у Цветаевой иное чувство, иная любовь, иной объект "проклятой страсти".

В момент их знакомства Парнок была известна в литературных кругах как критик и поет. Кроме того, имела скандальную славу дон Жуана в юбке. Своих предпочтений не скрывала. И после неудавшегося брака в жизни Софии Парнок присутствуют только женщины.

Марина Цветаева. За ее спиной раннее - наперекор близким - замужество, рождение дочери. Какую любовь она искала? К чему стремилась?

Позже, в эсе 37-го г. "Мой Пушкин" она напишет о своей страсти к " несчастной, невзаимной, невозможной любви ". " Любовь к проклятому ", поиск заранее неподходящего предмета - вот что во многом определит ее жизнь.

И такие предметы она будет находить на каждом шагу. Сначала запретная страсть к брату мужа, умирающему от чахотки, потом - она, София Парнок.

Ранняя поэзия Цветаевой показывает, что сафические склонности были у нее всегда. Эту тягу могли обусловить, и ранняя потеря матери (недостаток материнской любви подсознательно компенсировался любовью к женщине) и конфликты с отцом, желание самоутвердиться (комлекс амазонки).

Итак, знакомство Парнок и Цветаевой произошло, как нельзя вовремя и было предначертано свыше.

" Но тоска во мне - слишком вечная,
чтоб была ты мне - первой встречною "

Позднейшие цветаевские стихи показывают, что это была любовь с первого взгляда, чувство-вспышка, чувство-откровение.

"Сердце сразу сказало - "Милая"
Все тебе -наугад - простила я
Ничего не знав, - даже имени! -
О, люби меня, о, люби меня!"

На протяжении всего романа Цветаева не раз будет возвращаться к первому моменту их знакомства.

"Вы вынули папироску
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо".

Но это будет уже в январе 1915-го, а тогда, в октябре, стихи шли одни за другими, отражая тот сумбур мыслей и чувств, что поселился в душе женщины. Сразу же в первые дни их знакомства - "Я Вас люблю", и "Как грозовая туча Над Вами грех", и "Наши жизни разны во тьме дорог", и "Вам скажу: "Прости", потому что "Вас - хоть разорвись над гробом - уж не спасти". Какими пророческими впоследвствии оказались эти строк!.

Кроме своего пророческого дара начальные стихи "Подруги" ценны тем, что в них очень точно отразилась эмоциональная неуравновешенность отношений женщин.

Проследите сами. После "Вы счастливы" появляется "Под лаской плюшевого пледа". Поэзия, богатая на нюансы, раскрывающими психологию неофита - человека, вступающего в неизведанную доселе область любовных отношений. Здесь ярко отразилась и длительность чувства (" Всё передумываю снова, всем перемучиваюсь вновь ") и неожиданные сомнения (" была ль любовь ?").

В дальнейшем - полный спад (стихотворение "Сегодня таяло"): " Какое-то большое чувство сегодня таяло в душе "). И неожиданный всплеск ревности и обиды в поэзии "Сегодня, в часу восьмом", в которой героиня встречает свою подругу в компании с другой женщиной:

"И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд -
Не более - вслед глядела...
<...>
Ваш маленький Кай замёрз,
О, Снежная Королева".

Кто был охотник? Кто - добыча?

Для Цветаевой ее новое чувство, впрочем, и как вся ее жизнь, были игрой. И в этой новой игре роли она распределила сама и сразу.

Своей подруге Марина, согласно своим исканиям, отвела роль старшей - носительницы доминирующего начала. Позже эти отношения она охарактеризует как «материнские и дочерние»:

"В оны дни ты мне была, как мать,
Я в ночи тебя могла позвать,
<…>вспомяни
Незакатные оны дни.
Материнские и дочерние,
Незакатные, невечерние".

Поэзия самой Парнок свидетельствует о ее согласии с таким распределением ролей. Так в одном из ее стихотворений Цветаева предстает "девочкой маленькой и неловкою".

Но просто матерински-дочерние отношения были бы скучны для Цветаевой, искавшей «проклятой страсти». И поэтому она сознательно демонизирует образ своей подруги.

Недаром в ее поэзиях Парнок предстает роковой женщиной. Она - " незнакомка с челом Бетховен а". Она же - " юная трагическая леди ". Она - та, которая " язвительна и жгуча и лучше всех ". Она - та, " над которой грех" .

Рисуя портрет Парнок, Цветаева сознательно сгущает краски, изображая человека с " властолюбивым лбом ", " надменными губами " и " лицом без малейшей краски ". Даже предметы принадлежащие ей, заражаются этой демоничностью (" веер пахнет гибельно и тонко ").

Между тем многочисленные портреты Парнок тех лет и свидетельства ее современников представляют полную противоположность портрету, нарисованному Цветаевой.

Себя же в этой паре Марина видит в образе ребенка, инфантильного существа с детским сердцем. Позже к этому образу прибавятся черты жертвенности. Противопоставление Цветаевой-ребенка и Парнок-роковой женщины иллюстрируется такими неожиданными образами-антиподами, как Кай и Снежная королева.

Таким образом вся поэзия Цветаевой заряжается напряженным конфликтом, ведущим к трагической развязке.

Отношения Цветаевой и Парнок всегда оценивались неоднозначно. И всегда - по поэзиям самой Цветаевой. И поэтому в классических литературных кругах долго бытовало мнение о Софии Парнок, как о "ведьме, гибельной женщине, деспоте и эгоистке, решившей, во что бы то ни стало очаровать молодую Цветаеву".

В лесбийских же кругах сформировалось иное мнение. Парнок часто представляют безвольной игрушкой взбалмошной богатой дамы, бесправной любовницей замужней женщины.

Кто же из них прав? Поздние стихи и записи обоих проникнуты взаимными ревностью, обидой и упреками в неверности. Чтобы разобраться в этом, пройдем по шагам незакатные оны дни, их дни.

Развитие отношений

Итак, декабрь 1914. Роман Марины Цветаевой и Софии Парнок - в самом разгаре. Они настолько стали для друг друга всем, что остального мира как бы и не существует.

В декабре любовницы отправляются в Ростов - своеобразный побег из будней в страсть. Свобода в чужом городе, близость любимой выплескиваются у Цветаевой в поэзии № 7 из цикла "Подруга" - едва ли не лучшей во всем цикле и едва ли не самой эротической во всем творчестве.

Фрагментами описуется весь взбалмошный день двух влюбленных: сутолока рынка, мрачная тишина храма, любовная сцена в монастырской гостинице:

"Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.
Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой…"

Их духовная близость была невероятной. У обоих в одно и тоже время появляются тематически схожие стихотворения, начинается перекличка в поэзии. Парнок под влиянием Цветаевой начинает датировать свои произведения. У двух поэтесс даже вырабатывается общный язык, отголоски которого будут еще долгие годы после разрыва прослеживаться в творчестве обеих.

И все же внутренней идиллии противопоставляется напряженность внешняя. Разрывы чередуются с примирениями, сцены ревности - с нежностью. Внутренний надлом фиксирует их поэзия. У Цветаевой проскальзывают намеки о " кануне разлуки " и " конце любви ". И даже более резкое:

"Твоя душа мне встала
Поперек души
<…>
Счастлив, кто тебя не встретил
на своем пути".

Парнок же В поэзии " Этот вечер был тускло-палевый " жалуется на перебои чувств, возникавшие у Ц ветаевой:

"Помню руки от счастья слабые,
Жилки - веточки синевы.
Чтоб коснуться руки не могла бы я,
Натянули перчатки Вы
Ах, опять подошли так близко Вы,
И опять свернули с пути!

Стало ясно мне: как не подыскивай
Слова верного не найти.
Улыбнулась - Вы не ответили…
Человек не всегда ли прав!
И тихонько, чтоб не заметили,
Я погладила Ваш рукав".

Расставание для двух юных женщин

И все же, не внемля внутреннему голосу своих стихов, Цветаева и Парнок в мае отправляются в путешествие по Украине: сперва Коктебель, потом святые горы. Эта поездка и стала роковой для их чувств. Многие исследователи считают, что именно лето 1915 г. стало гибельным для их любви.

Цветаева разрывается между мужем и любимой: " Сережу я люблю…никогда от него не уйду. Соня меня очень любит и я ее люблю… Разорванность от дней, которые надо делить, сердце все совмещает ".

И вместе с тем в ее творчестве неожиданно всплывает тема предыдущей любви - к брату мужа Петру Эфрону. Творчество Парнок того периода тоже отмечено поэзиями, адресованными другим женщинам.

Тогда же Цветаевой предпринимается первая попытка разрыва их отношений. Об этом существует интересная легенда, связанная с поэзией " Мне нравится, что Вы больны не мной" , которая как известно посвящена М. Минцу - мужу сестры Цветаевой.

Окончательно решившись на разрыв Цветаева пишет "Хочу зеркала, где муть". И зачитывает их в присутствии Парнок и своей сестры с ее будущем мужем.

Наступает гробовая тишина. Парнок бледнеет: "Это все обо мне?" Цветаева, испугавшись, "Нет, последнее посвящено…Маврикию Александровичу".

По возвращению в Москву становится ясно, что их отношения исчерпали себя и идут к финалу. Тема предстоящей разлуки становится центральной в их творчестве. София Парнок для себя уже ясно определяет конец этой любви:

"Устам приятно быть ничьими,
Мне мил пустынный мой порог…
Зачем приходишь ты, чье имя
несет мне ветры всех дорог?"

Но все же близость и взаимная незаменимость не позволяют женщинам самостоятельно разрубить этот гордиев узел. Для окончательного разрыва необходим предлог. Который вскоре и появляется. В Москве у Цветаевой появляется недолговечное увлечение Мандельштамом. Коего Парнок ей простить уже не смогла.

И когда Цветаева после нескольких дней с Мандельштамом возвращяется к подруге, то застает у нее уже другую женщину - " очень большую, толстую, черную ". Парнок официально заявляет былой возлюбленной об окончательном разрыве их отношений. Как позднее напишет поэтесса, эта сцена стала для нее " первой жизненной катастрофой ", тень от которой ляжет на всю ее жизнь. Известно, что, уходя, Цветаева, потребовала от бывшей возлюбленной вернуть ей ее письма. На что Парнок ответила стихом:

"Краснеть за посвященный стих
И требовать возврата писем, -
Священен дар и независим
от рук кощунственных твоих!
Что возвращать мне? На, лови
Тетрадь исписанной бумаги,
Но не вернуть тепла и влаги,
И ветра ропотов любви!
Не ими ль ночь моя черна,
Пустынен взгляд и нежен голос,
Но знаю ли, который колос
Из твоего взошел зерна?"

О причинах их разрыва спорят до сих пор. Вряд ли им был этот злосчастный роман с Мандельштамом. Истинную причину Марина осознает позже, написав, что " Нельзя жить любовью ". Парнок поймет и воплотит ее в своих стихах гораздо раньше:

"Есть ли тайна скучнее нашей и проще:
Неслиянность души с душою возлюбленной ей".

Письмо к Амазонке …или к себе?

Спустя много лет после своего разрыва с Парнок, Марина Цветаева напишет эсе " Письмо к Амазонке ", адресованную лесьбиянке Натали Барни, автору книги " Мысли Амазонки ". Это произведение Цветаевой впоследствии позволит ее биографам утверждать о ее разочаровании в лесбийских отношениях и решительном демарше против любви женщин.

Вместе с тем более детальное изучение текста "Письма…" позволяет увидеть совеем обратное.

Начать хотя бы с аргументации. Основным оружием в дискуссии с Барни у Цветаевой выступает Ребенок. " Нельзя жить любовью. Единственное, что остается после любви - это Ребенок ". И это для нее, для Марины Цветаевой, доля которой "больше матери - быть Мариной"!

Впрочем не будем спорить с Цветаевой - это неблагодарное занятие. Давайте лучше поспорим о ней.

Если внимательно перечитать текст "Амазонки", то можно увидеть, что красной нитью сквозь него проходит ненависть Цветаевой к Парнок и ее …любовь к ней. Между рассуждений о тупиковости женской любви встречаются строки, говорящие и том, что это чувство, быть может, не совсем прошло в душе самой Цветаевой: "Когда другая уйдет, ей[младшей, то есть Марине], может захочется биться головой об стенку. Когда другая уйдет, ей, может, не захочется ласк". Вопреки желанию самого автора « Письмо», вместо того, чтобы стать могильной плитой на любви между женщинами, стало печальной одой такому чувству.

При внимательном прочтении писем, заметок и поэзий поздней Цветаевой откроются еще более интересные вещи. Практически все упоминания о Парнок в бумагах Цветаевой носят резко критический характер и говорят о негативном отношении автора к адресату высказывания.

В " Письме к Амазонке ", когда Младшая (Цветаева) узнает о смерти Старшей (Парнок), она " хочет написать, чтобы это проверить ".

Потом " я хочу знать " превратится в " Я бы хотела знать ", а потом в " Я не хотела бы ". И окончательный жесткий вердикт: " Ну и что, если она умерла?... она умерла во мне, для меня, вот уже 20 лет назад. Чтобы стать мертвой, не обязательно умереть" .

Чтобы доказать (себе?) полнейшей безразличие к судьбе Парнок, Цветаева не раз буде подчеркивать, акцентировать на том, что она полностью забыла, не помнит о былой любви: "… о которой не думаю никогда и смерти которой не пожалела не секунды (подчеркивание М. Ц)". А когда поэтессе предадут посмертное послание Парнок - стихотворение, в одной редакции, заканчивающиеся признанием в любви, а в другой благословлением, то та с жестоким равнодушием пожмет плечами: " Это было так давно ".

Что же кроется за этой маской равнодушия и ожесточенности? Скандально известная исследовательница творчества Парнок, выпустившая за на западе книгу об их с Цветаевой любви, С. Полякова предлагает следующую версию.

Цветаева по ее собственному признанию, обладала неукротимой гордостью. И то, что пресловутая "честь разрыва" принадлежала не ей, а Парнок, нанесло несокрушимый удар по ее самолбию. Ведь это она еще в начале их романа предвещала эту роль себе (" скажу прости "). Этот удар был таким сильным, что перерос со временем в не тяжелую психологическую травму.

Всю свою оставшуюся жизнь Цветаева мстила Парнок всеми мыслимыми и немыслимыми способами! Любое упоминание о ней было для Цветаевой смерти подобно. И потому она методически уничтожала в своей жизни все следы в ней Парнок. Никогда не упоминала о ней, а в воспоминаниях их общих дней заменяла, если уже не удавалось, избежать упоминания о Софье, заменяла ее другим лицом.

И все же осознано или нет, зримо или не зримо, хотела того Цветаева или нет, София Парнок присутствовала в ее жизни до самого конца. Она появлялась во снах, оговорках, в творчестве -реминисценциями из своих стихов.

Полякова считает, что подобное ломовое поведение нарочитая грубость по отношению к былой возлюбленной управлялись " оскорбленной памятью сердца " и скрывало за собой (как это не парадоксально звучит!) " обиду и нежность " - два чувства к Парнок, которые Цветаева пронесла через всю жизнь.

Особенно показательным в этом плане является сон Цветаевой, увиденный ею незадолго до смерти:

" Потом видела во сне С. Я П-к, о к-рой н думаю никогда и о смерти которой не пожалела ни секунды, -просто - тогда все чисто выгорело - словом, ее, с глупой (подчеркивание мое) подругой и очень наивными стихами (N.B) от которых - подруги и стихов, - я ушла в какой-то вагон 3-го или даже 4 класса".

В своем желании отомстить Парнок, за то что та предпочла ей другую, Цветаева лукавит - называет ее стихи наивными. Хотя сама же в свое время утверждала обратное:

"Все насмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Все, что нам в тебе уготовано -
Незнакомка с челом Бетховена ".

Их близость во время разлуки не смотр ни на расстояние ни на ожесточение достигла мистического уровня: у обеих практически в одно и тоже время появляются близкие стихи, создаются почти одинаковые рифмы, преобладают схожие настроения!

Сама Парнок не была настроена по отношению к Цветаевой негативно. Ее портрет она хранила на своем столе до конца жизни. Незадолго до смерти, чувство, которому не стали преградой ни многолетняя разлука, ни расстояния отобразилось в поэзии к другой, так напоминавшей и внешне и характером собой ее давнюю любовь:

"И я люблю тебя и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей" .

P.S Одним из последних стихотворений, обращенных Цветаевой к Парнок, стала поэзия, в которой она явствено мечтала о сближении и примирении:

"Будет день - умру - и день умрешь,
Будет день - пойму - и день - поймешь.
И вернется к нам в день прощеный
невозвратное время оно".

Для Цветаевой и Парнок такое время так и не наступило. В их земной жизни.

Зато теперь тысячи людей в строчках, оставшихся пеплом после их любви ищут разгадку величия и смерти, надежды и предательства, разлуки и любви, которая сильней разлуки. И сильнее времени.

У каждой творческой личности есть своя муза, стимул во плоти, который разжигает бурю в сердце поэта, помогая рождению на свет художественных и поэтических шедевров. Такой была София Парнок для Марины Цветаевой – любовью и катастрофой всей жизни. Она посвятила Парнок множество стихов, которые знают и цитируют все, порой даже не представляя, к кому они были обращены.

Девушка с профилем Бетховена

Сонечка родилась в интеллигентной еврейской семье в 1885 году в Таганроге. Отец был владельцем сети аптек и почетным гражданином города, а мама девочки - очень уважаемым доктором. Мать Сони умерла во вторых родах, дав жизнь близнецам. Глава семьи вскоре женился на гувернантке, с которой у Софии не сложились отношения.

Девочка росла своенравной и замкнутой, всю свою боль она изливала в стихах, которые начала писать в раннем возрасте. Соня создала свой мир, в который посторонним, даже отцу, прежде боготворимого, доступа не было. Наверное, с тех пор и появилась в ее глазах трагическая безысходность, оставшаяся навсегда.

Жизнь в родном доме стала невыносимой, и золотая медалистка Мариинской гимназии отправилась учиться в столицу Швейцарии, где показала потрясающие музыкальные способности, получив образование в консерватории.

По возвращении на родину, она начала посещать высшие Бестужевские курсы. В это время у Софии вспыхнул кратковременный роман с Надеждой Поляковой. Но поэтесса быстро остыла к возлюбленной. И эта близость чуть не закончилась для последней трагически.

Вскоре Парнок вышла замуж за известного литератора Владимира Волькштейна. Брак был заключен по всем иудейским канонам, но не выдержал даже короткого испытания временем. Именно тогда София поняла, что мужчины ее не интересуют. И она вновь начала находить утешение у подруг.

Пронзенная стрелой Сафо

Перед войной салон литературного критика Аделаиды Герцык был пристанищем талантливых московских поэтесс. Именно там произошла встреча Цветаевой и Парнок. Тогда Марине исполнилось двадцать три, а дома ее ждала двухлетняя дочь Ариадна и любящий муж Сергей Эфрон.

В гостиную вошла женщина в облаке аромата изысканных духов и дорогих сигарет. Ее контрастная одежда, белая с черным, как бы подчеркивала противоречивость натуры: резко очерченный подбородок, властные губы и грациозные движения. Она излучала притягательную ауру греха, нежно манипулируя хрипловатым голосом. Все в ней взывало к любви - трепетное движение изящных пальцев, достающих платок из замшевой сумки, соблазнительный взгляд зовущих глаз. Цветаева, полулежа в кресле, поддалась этому пагубному очарованию. Встала, молча поднесла зажженную спичку незнакомке, давая прикурить. Глаза в глаза - и сердце понеслось вскачь.

Марину представили как названую дочь Аделаиды. А дальше был звон бокалов, короткая беседа и несколько лет ошеломляющего счастья. Чувства Марины к Софии укрепились, когда она увидела Парнок, катающейся на извозчике с молодой симпатичной девушкой. Тогда Цветаеву охватил огонь негодования, и она написала первое стихотворение, посвященное своей новой подруге. Теперь Марина твердо знала - она ни с кем не хочет делить сердце Сони.

Зимой 1915 года, пренебрегая общественным мнением, женщины вместе уехали отдыхать сначала в Ростов, затем - в Коктебель, а позже - в Святогорье. Когда Цветаевой говорили, что так никто не поступает, она отвечала: “Я - не все.”

Эфрон терпеливо ждал, когда эта пагубная страсть перегорит, но вскоре ушел на фронт. В этот период Цветаева создала цикл стихов “Подруге”, откровенно признаваясь Парнок в любви. Но, как ни странно, и любовь к мужу ее не покидала.

Соперничество

К моменту встречи с Софией Цветаева, хотя уже и была матерью, чувствовала себя ребенком, которому не хватало нежности. Она жила в своем поэтическом коконе, иллюзорном мире, который создала сама. Вероятно, она тогда еще не ощутила страсти в интимных отношениях с мужем, поэтому так легко попала в сети опытной и эротичной Парнок. Женщина с лесбийскими наклонностями стала для нее всем: и ласковой матерью, и возбуждающей любовницей.

Но обе женщины были уже признанными поэтессами, много печатались, и понемногу между ними начало возникать литературное соперничество.

У каждой творческой личности есть своя муза, стимул во плоти, который разжигает бурю в сердце поэта, помогая рождению на свет художественных и поэтических шедевров. Такой была София Парнок для Марины Цветаевой – любовью и катастрофой всей жизни. Она посвятила Парнок множество стихов, которые знают и цитируют все, порой даже не представляя, к кому они были обращены.

Девушка с профилем Бетховена

Сонечка родилась в интеллигентной еврейской семье в 1885 году в Таганроге. Отец был владельцем сети аптек и почетным гражданином города, а мама девочки — очень уважаемым доктором. Мать Сони умерла во вторых родах, дав жизнь близнецам. Глава семьи вскоре женился на гувернантке, с которой у Софии не сложились отношения.

Софья Парнок

Девочка росла своенравной и замкнутой, всю свою боль она изливала в стихах, которые начала писать в раннем возрасте. Соня создала свой мир, в который посторонним, даже отцу, прежде боготворимого, доступа не было. Наверное, с тех пор и появилась в ее глазах трагическая безысходность, оставшаяся навсегда.

Жизнь в родном доме стала невыносимой, и золотая медалистка Мариинской гимназии отправилась учиться в столицу Швейцарии, где показала потрясающие музыкальные способности, получив образование в консерватории.

По возвращении на родину, она начала посещать высшие Бестужевские курсы. В это время у Софии вспыхнул кратковременный роман с Надеждой Поляковой. Но поэтесса быстро остыла к возлюбленной. И эта близость чуть не закончилась для последней трагически.

Вскоре Парнок вышла замуж за известного литератора Владимира Волькштейна. Брак был заключен по всем иудейским канонам, но не выдержал даже короткого испытания временем. Именно тогда София поняла, что мужчины ее не интересуют. И она вновь начала находить утешение у подруг.

Пронзенная стрелой Сафо

Перед войной салон литературного критика Аделаиды Герцык был пристанищем талантливых московских поэтесс. Именно там произошла встреча Цветаевой и Парнок. Тогда Марине исполнилось двадцать три, а дома ее ждала двухлетняя дочь Ариадна и любящий муж Сергей Эфрон.

Парнок София Яковлевна (1885-1933) — София Парнок, урождённая Парнох.

В гостиную вошла женщина в облаке аромата изысканных духов и дорогих сигарет. Ее контрастная одежда, белая с черным, как бы подчеркивала противоречивость натуры: резко очерченный подбородок, властные губы и грациозные движения. Она излучала притягательную ауру греха, нежно манипулируя хрипловатым голосом.

Все в ней взывало к любви — трепетное движение изящных пальцев, достающих платок из замшевой сумки, соблазнительный взгляд зовущих глаз. Цветаева, полулежа в кресле, поддалась этому пагубному очарованию. Встала, молча поднесла зажженную спичку незнакомке, давая прикурить. Глаза в глаза — и сердце понеслось вскачь.

Марину представили как названую дочь Аделаиды. А дальше был звон бокалов, короткая беседа и несколько лет ошеломляющего счастья. Чувства Марины к Софии укрепились, когда она увидела Парнок, катающейся на извозчике с молодой симпатичной девушкой. Тогда Цветаеву охватил огонь негодования, и она написала первое стихотворение, посвященное своей новой подруге. Теперь Марина твердо знала — она ни с кем не хочет делить сердце Сони.

София Парнок и Людмила Эрарская

Зимой 1915 года, пренебрегая общественным мнением, женщины вместе уехали отдыхать сначала в Ростов, затем — в Коктебель, а позже — в Святогорье. Когда Цветаевой говорили, что так никто не поступает, она отвечала: “Я — не все.”

Марина Цветаева и Сергей Эфрон.

Эфрон терпеливо ждал, когда эта пагубная страсть перегорит, но вскоре ушел на фронт. В этот период Цветаева создала цикл стихов “Подруге”, откровенно признаваясь Парнок в любви. Но, как ни странно, и любовь к мужу ее не покидала.

Соперничество

К моменту встречи с Софией Цветаева, хотя уже и была матерью, чувствовала себя ребенком, которому не хватало нежности. Она жила в своем поэтическом коконе, иллюзорном мире, который создала сама. Вероятно, она тогда еще не ощутила страсти в интимных отношениях с мужем, поэтому так легко попала в сети опытной и эротичной Парнок. Женщина с лесбийскими наклонностями стала для нее всем: и ласковой матерью, и возбуждающей любовницей.

Но обе женщины были уже признанными поэтессами, много печатались, и понемногу между ними начало возникать литературное соперничество.

Литературные соперницы София Парнок и Марина Цветаева.

Сначала София Парнок сдерживала в себе это чувство, ведь на первом месте для нее стояло удовлетворение плотских желаний. Но вскоре и у Цветаевой начинает преобладать двойственное отношение к своей подруге. В ее творчестве этого периода уже прослеживаются мрачные нотки по отношению к любимой ею Соне. Тогда Марина еще считала, что любить мужчин — это скучно. Она продолжала предаваться неге в квартире на Арбате, которую для встреч специально сняла ее муза.

Греховная связь всегда обречена. Так случилось и у двух талантливых поэтесс. Зимой 1916-го у Цветаевой несколько дней гостил Осип Мандельштам. Друзья бродили по городу, читали друг другу свои новые стихи, обсуждали творчество братьев по перу. А когда Марина пришла к Соне, “под лаской плюшевого пледа” она застала другую женщину, как она потом напишет, черную и толстую. Нестерпимой болью резануло сердце, но гордая Цветаева ушла молча.

С тех пор Марина пыталась забыть все события, связанные с Софией. Она даже равнодушно приняла известие о ее смерти. Но это была лишь маска, — от памяти убежать невозможно.

Могила Софии Парнок.

Что же касается Софии Парнок, то после расставания с Цветаевой у нее еще было несколько романов с дамами. Последней ее страстью была Нина Веденеева, которой поэтесса посвятила замечательный цикл стихов. На руках своей последней музы София, русская Сафо, и скончалась от разрыва сердца. Но до последнего дня на ее прикроватном столике стояла фотография Марины Цветаевой…