Прокопович Феофан родился в 1681 г. в Киеве в семье мелкого торговца, умер 8(19).IX.1736 г. в Петербурге .

Прокопович Феофан - видный деятель культуры Петровской эпохи, оратор, поэт, драматург и теоретик литературы.

Светское имя его Елеазар. В раннем детстве, потеряв отца, перешел на воспитание его дяди - наместника Киевского братского монастыря и ректора Киево-Могилянской академии, имя которого - Феофан Прокопович - взял себе при пострижении в православное монашество. Получил прекрасное образование, последовательно пройдя курс наук в польской униатской школе, в римской католической коллегии св. Афанасия, где наряду с духовными предметами серьезно увлекался изучением философии, римской и греческой классики, знакомился с памятниками архитектуры и живописи.

Пройдя большую школу католического богословия, Прокопович Ф., вернувшись в православие, тем не менее выступал за решительное подчинение богословской догмы и церковной практики светским государственным интересам. В противостоянии двух сил - церкви и государства - он без колебаний стал на сторону государства, проводя у нас идеи Ренессанса и Реформации.

В такой позиции русского церковника не было особенного противоречия, ибо именно в практике русской православной церкви выразилось и оформилось течение, признававшее приоритет и главенствующую роль централизованного государственного управления страной. Здоровый критический дух, рационализм мышления Прокопович характеризуют начавшееся после возвращения его из-за границы преподавание в Киевской академии. Уже в первом курсе составленной им пиитики он рекомендует учиться искусству поэзии у Гомера, Горация, Вергилия и полагаться на здравый смысл и естественность, избегая увлечения чисто словесными ухищрениями, лишенными живого содержания.

В 1706 стал преподавателем риторики и создал учебник, написанный, как и первое его учебное руководство по поэтике, на латинском языке. Ратуя за естественность и живость ораторских выступлений, Прокопович тщательно исследует виды и жанры проповеди не только духовной, но и гражданской тематики, а в своем подразделении ораторского слога на высокий, средний и низкий в значительной мере предвосхитил Ломоносова.

Теоретические взгляды его на природу ораторского искусства отразились и в его собственной проповеднической практике.

В 1706 Прокопович Феофан обратил на себя внимание Петра I , который выслушал речь оратора, обращенную к царю и в торжественных, но безыскусственных выражениях прославлявшую ратные подвиги и просвещенные взгляды Петра. Огромная его образованность позволяла ему ввести ряд новых курсов в академии - физику, арифметику и геометрию, придав тем самым известное естественнонаучное обоснование читавшемуся им же курсу общей философии.

В 1709, вскоре после победы под Полтавой, Феофан вновь выступил с блестящей речью-проповедью в присутствии Петра, в сильных и энергичных выражениях прославляя политическое значение победоносного сражения.

В 1710 Прокопович Феофан был назначен игуменом Киевского братского монастыря и ректором академии. Руководство лучшими учебными заведениями Южной Руси сочеталось у него с серьезной разработкой ряда философских проблем, внешне связанных с догматическим богословием, но во многих случаях представляющих полемические отклики Прокопович на злободневные политические вопросы его времени. Петр I высоко ценил рационалистический склад мысли Феофана, его борьбу с застойными церковными традициями, его начитанность и яркий публицистический талант.

В 1715 Петр вызывает его в Петербург, куда тот прибыл из-за болезни лишь в 1716. Он часто выступает с проповедями, посвященными государственному строительству и реформам Петра, настойчиво популяризируя различные петровские указы и распоряжения, хваля Петра, который «деревянную обрете Россию, а сотвори златую».

В 1718 6 апреля в связи с делом царевича Алексея Прокопович произнес «Слово о власти и чести царской», означавшее его открытую борьбу с теми церковными кругами, которые злобное неприятие петровских реформ маскировали богословскими рассуждениями о превосходстве церковной власти над светской.

В 1718 2 июня был посвящен в епископы, получил псковскую кафедру, но оставался в Петербурге деятельным сотрудником и помощником Петра. Он выступает с проповедями, создает учебники, руководит изданием и переводами книг, участвует в работе над морским уставом.

В 1720 был написан для предполагавшегося высшего церковного совета - Синода, учреждаемого взамен патриаршества, «Духовный регламент», определявший не только устройство церковных дел, но и ставивший задачей борьбу с суевериями, необходимость просвещения народа, усиление роли светских наук в системе обучения. Прокопович создал даже «Первое учение отроком» - букварь с присоединением церковно-поучительного материала. Страстно и ярко призывал он к внедрению нового в общественную и частную практику русских людей:

«Не оный ли безумный упрямым и безответным обычный ответ: дело новое?

О скудного и окаянного суесловия!

Аще бы и новое се дело, что же самая новость вредит?..

Зло - и старое зло есть; добро - и новое добро есть.

Разве бы еще сказал кто, что дело сие у нас не бывало.

Хотя бы и не бывало - что противно?

Первое явилося огненное оружие у прочих народов, нежели у нас; но если бы и к нам оное доселе не пришло,- что бы было и где бы уже была Россия?

Тожде разумей и о книжной типографии, о архитектуре, о прочих честных учениях.

Разумный есть и человек и народ, который не стыдится перенимать доброе от других и чуждых; безумный же и смеха достойный, который своего и худого отстать, чужого же и доброго принять не хощет».

После смерти Петра положение поэта могло сильно измениться; брали верх именно те церковные круги, против которых он так резко выступал в петровское время. Но большой политический опыт, сочетаемый, правда, с беззастенчивым использованием любых средств в борьбе с идейными противниками, позволил ему не только удержаться при различных правителях, но и содействовать проведению в жизнь основной своей цели - обновить Россию в соответствии с требованиями европейского прогресса.

Наибольший интерес, помимо ораторских произведений, представляют драматургия и стихотворство Прокопович Феофана.

В 1705 ученики Прокопович Ф. разыграли в академии его трагикомедию «Владимир». Сюжет произведения - выбор князем Владимиром христианства в качестве государственной религии и его борьба с невежественными и корыстолюбивыми защитниками прежней веры - жрецами. Воспроизводя эпизод далекого прошлого, трагикомедия его тем не менее ясно ассоциировалась с преобразовательной деятельностью Петра и его борьбой с консервативным духовенством, упорно цеплявшимся за старое. Публицистичность пьесы, ее политическая направленность несомненны. Трагикомедия «Владимир», при известной схематичности построения и следовании устоявшимся традициям школьной драмы, представляет собой в то же время во многом новаторское произведение в русской драматургии.

В пьесе изображается сложная внутренняя борьба Владимира, размышляющего по поводу серьезного решения, привлекающего весь свой жизненный опыт в период душевного кризиса. Это придает драматизм пьесе.

Соединение же серьезного и комического, вообще-то не новое в практике драматургии того времени, своеобразно у Прокопович в том отношении, что, в отличие от традиционного введения комического в одну часть пьесы, во «Владимире» комические персонажи и ситуации проведены по всей пьесе. Отсюда и жанровое своеобразие «Владимира», выраженное названием «трагедокомедия». К драматическим опытам Феофана Прокопович, написанным силлабическим тринадцатисложником с некоторыми особенностями (частые переносы и т. д.), относятся и его «Разговоры», где он высмеивает невежество, косность, отсталость.

В течение всей творческой жизни Феофан писал стихи на латинском, польском и русском языках.

Среди русских стихов его наиболее традиционную часть составляют оды в честь знатных особ и похвальные панегирические стихи, прославляющие петровские победы. В «Епиникионе» (отпечатанном на латинском, русском и польском языках) он воспел Полтавскую битву. Особый интерес представляет приближение Прокопович в отдельных стихотворениях силлабики к тоническому стиху. Большинство строк стихотворения, посвященного битве с турками в 1711, может быть сведено к хореическому размеру. Большое количество стихов Прокопович посвятил императрице Анне, часто переводя латинский оригинал на русский язык.

После опубликования первой сатиры Кантемира «К уму своему» он написал замечательное послание, в котором с большим поэтическим подъемом выразил свое накипевшее возмущение против тех реакционных сил, которые после смерти Петра I противились всему тому, что связано было с его реформами.

Стихотворство поэта разнообразно по жанрам - от торжественной оды до шуточных стихов. У него был незаурядный поэтический талант, хорошее чутье мелодии стиха, чувство инструментовки. Он обладал не только замечательным литературным даром, притягивавшим к нему лучших деятелей культуры петровского времени и последующих времен, но и незаурядным организаторским даром, позволившим ему объединить разрозненные усилия единомышленников, на которых после смерти Петра обрушилась реакция, и в сильной степени поддержать петровский дух в русской культуре и литературе 30-х гг. XVIII в.

В. Г. Белинский высоко ставил культурную деятельность Феофана Прокопович , называл его «одним из птенцов его (Петра) орлиного гнезда» и высказывал пожелание, что «труды таких людей очень стоили бы другого издания» (Полн. собр. соч., т. VIII, с.)

Феофан Прокопович, профессор и ректор Киево-Могилянской академии, глава «ученой дружины» Петра I, сыграл первостепенную роль в модернизации России, превращении ее из консервативного, замкнутого в своей косности и недоверии ко всему новому Московского царства в европеизированную, открытую новейшим культурным веяниям Российскую империю.

Личность яркая, энергичная и всесторонне одаренная, он в равной мере прославился как выдающийся богослов, философ, писатель, проповедник, историк, политический и церковный деятель. В этом отношении Ф. Прокопович, славный «птенец гнезда Петрова», внес в становление российской культуры петровского периода ни с чьим не сравнимый вклад.

Настоящее имя его Елисей (или Елизар) Церейский. Он родился 9 июня 1681 года (встречается и дата 1677 год) в Киеве, на Подоле, в купеческой семье. Вскоре после рождения сына его отец умер, а когда мальчику исполнилось семь лет, умерла и мать, принадлежавшая к старинному киевскому роду Прокоповичей. Заботы по воспитанию Елисея взял на себя его дядя, брат матери, уважаемый профессор, а со временем и ректор Киево-Могилянского коллегиума, Феофан Прокопович - человек, склонный к книжной премудрости и уединенным раздумьям. В его доме и рос Елисей, с детских лет войдя в круг образованнейших людей города.

Шумная жизнь коллегиума, первого в православных славянских землях университета, тяготила Ф. Прокоповича-старшего, и со временем, когда Елисей еще не достиг совершеннолетия, он удалился в Киево-Печерскую лавру для монашеского уединения, но к одаренному любознательному племяннику проявлял неизменную любовь и заботу. После смерти дяди в 1705 году Елисей стал называть себя его именем.

Обучение в прославленном Киево-Могилянском коллегиуме Елисей начал в 1687 году, когда ему исполнилось шесть лет. Видимо, сиротство и протежирование дяди, а также рано проявившиеся способности сделали это возможным. Одаренный великолепной памятью и незаурядными способностями, юный Елисей довольно скоро обогнал своих товарищей. Его гибкий ум с жадностью впитывал новые веяния в философии и других науках.

Киево-Могилянский коллегиум, официально утвержденный в ранге академии в 1694 году, давал среднее и высшее образование. Особое внимание уделялось латыни, греческому и церковнославянскому языкам. Обучение в высших классах Академии предполагало освоение философии и богословия. Отдельное место занимали такие дисциплины как логика и этика.

Система образования, принятая в Киево-Могилянской академии в конце XVII - первой половине XVIII века отставала от передовых европейских научно-философских достижений, связанных с именами Г. Галилея, Р. Декарта, Б. Паскаля, Б. Спинозы, И. Ньютона и Г. Лейбница. Однако этот упрек в равной степени справедлив и по отношению к любому западному университету того времени, где еще преобладала основанная на схоластических традициях книжная ученость. Курс философии, читавшийся тогда в Киевской академии, мало чем отличался от курса ведущих европейских университетов.

Освоив доступную в Киеве книжную премудрость, семнадцатилетний Елисей-Феофан, с благословения знавшего его с раннего детства Киевского митрополита Варлаама Ясинского, отправляется в Европу для пополнения знаний, по пути зарабатывая себе на пропитание. В 1698 году он оказался во владениях Речи Посполитой, на Волыни. Чтобы получить рекомендации и поступить в католическое учебное заведение, он формально переходит в униатство и принимает постриг в Битевском василианском монастыре, получив новое имя Самуил. В иезуитском коллегиуме во Владимире-Волынском он преподает поэтику и риторику, параллельно овладевая католической теологией и совершенствуясь в польском языке. Получив положительные рекомендации, он пешком, с остановками во Львове, Вене, Венеции и Флоренции, добирается до папского Рима.

В Вечном городе Самуил-Елисей Церейский три года слушал лекции в иезуитском коллегиуме св. Афанасия, специально открытом для принявших католицизм молодых людей из православных стран. Его имя в регистрах этого заведения значится с 14 ноября 1698 года. Самуил глубоко изучает античную классику, обстоятельно знакомится с западной теологической и философской литературой, посещая огромную, собиравшуюся не одно столетие Ватиканскую библиотеку. При этом он все более утверждается в мысли о том, что Аристотель и Фома Аквинский, при всем их величии, все же принадлежат прошлому, поэтому их авторитет, восстановленный в католической церкви во времена Контрреформации, не должен препятствовать развитию свободного, критического исследования, успехи которого во всех сферах знания продемонстрировала западная наука и независимая от схоластического богословия рационалистическая философия XVII века.

Подметившие особую одаренность Самуила Церейского иезуиты пытались соблазнить его блестящей карьерой в Ватикане, ему даже разрешили пользоваться секретными фондами библиотеки и слушать лекции не только в коллегии св. Афанасия, но и в Collegium Romanum. Такой чести удостаивались немногие!

В октябре 1701 года состоялась публичная защита диссертации Самуила, на которой присутствовал сам папа Римский Климент XI. Соискатель продемонстрировал столь блестящие познания, что ученый совет сразу, минуя магистерское звание, присвоил ему степень доктора богословия.

Но затем случилось неожиданное: в ночь на 28 октября 1701 года Самуил Церейский исчез из Рима. Найти его так и не смогли, но спустя некоторое время Ватиканская библиотека получила экземпляр изданного в Киеве памфлета «Описание иезуитов» некоего Феофана Прокоповича, в котором раскрывались и бичевались лживость, лицемерие и ханжество членов этого ордена, тонкие и изощренные методы воздействия на людей, к которым там прибегали. Эту сторону деятельности иезуитов мог знать лишь тот, кто сам жил в Риме и ежедневно общался с ними. Авторство сомнений не вызывало…

Тайком покинув Папскую область, Самуил-Елисей попал в трудное положение. Опасаясь быть разоблаченным вездесущими иезуитами, ему с величайшими предосторожностями пришлось выбираться из Италии. В Европе разгоралась война за испанское наследство, в которой Франция престарелого Людовика XIV, пытавшегося посадить на трон в Мадриде своего внука, противостояла Австрии, опиравшейся на союз с Нидерландами и Англией. Надо было возвращаться домой, минуя театры боевых действий. Пришлось выбирать самый трудный, но наименее опасный в военном отношении путь - через Альпы. В конце 1701 года он преодолел уже покрытый снегом перевал Сен-Готард, перезимовал в Швейцарии и с наступлением весны отправился в Австрию, затем обошел многие университетские города Германии, свободный и веротерпимый дух которых покорил его. Протестантская установка на самостоятельное, свободное от навязываемых авторитетов постижение Библии в сочетании с уважительным отношением к независимому от догматов научному знанию с этого времени навсегда вошла в душу Елисея-Самуила.

Пора было возвращаться домой. В 1702 году, уже в Украине, в Почаевской лавре, незадолго перед тем прославившейся на весь христианский мир героической обороной от турецких полчищ, Самуил отрекся от униатства и возвратился в лоно православной церкви.

Маскарад кончился: униатство открыло ему доступ к твердыне католицизма, и киевский юноша вполне освоил все его премудрости и тайны, тщательно скрываемые от посторонних глаз. В 1704 году, вступая в Киевское братство, он принял монашество. Отказавшись от своего униатского монашеского имени Самуил, он берет имя воспитавшего его дяди и называет себя Феофаном Прокоповичем.

По поручению ректора Киево-Могилянской академии Иннокентия Покровского и с благословения митрополита Варлаама Ясинского, знавшего и ценившего Феофана с детских лет, он сразу же становится профессором пиитики, а через два года и риторики в этом прославленном заведении. Академик Санкт-Петербургской академии наук Теофил Байер написал о Прокоповиче: «Науки методом новым, ясным и доступным излагать начал, которыми все поколения к гуманизму и великодушию будил». Критикуя в своих лекциях схоластику, Прокопович пытается сблизить философию с естествознанием, опытом, идеологической борьбой того времени.

Расцветает и литературный талант Феофана Прокоповича. Особый успех имела его трагикомедия «Владимир», на премьере которой 5 июня 1705 года присутствовал прибывший в Киев гетман Иван Мазепа. В конфликте князя-крестителя и невежественных языческих жрецов-шарлатанов нетрудно было уловить отголоски борьбы, которую Петр I в России и И. Мазепа в Украине вели с представителями консервативного лагеря. В ней едко высмеивались обскурантизм и умственная леность, четко проводилась мысль о том, что как во времена Владимира Русь нуждалась в христианском обновлении, так и теперь необходимы реформы, направленные на ее европеизацию. Гетман был в восторге от драмы. С этого момента у них с Прокоповичем установились доверительные отношения.

В 1706 году в Киев для осмотра городских укреплений (ввиду приближения к Днепру театра боевых действий затяжной Северной войны) пожаловал сам Петр I. По поручению ректора Феофан Прокопович 5 июля 1706 года выступил перед царем с торжественной речью. Составленная по всем правилам ораторского искусства, она не уступала тем, которые царю доводилось слышать от Стефана Яворского. Но на этот раз внимание самодержца было сосредоточено сугубо на военных задачах и аллегорические славословия мало занимали его. Тем не менее знакомство киевского интеллектуала и российского монарха состоялось.

В 1707 году Феофан занял вторую (после ректора) по значимости должность в Академии, став ее префектом. Тогда же он начал читать подготовленный им полный курс философии, а вскоре взял на себя труд по разработке и чтению курса теологии.

Богословские произведения Ф. Прокоповича того периода отмечены критичностью, рационалистичностью и историчностью, отражающими усвоение приемов современной ему западной теологии и философии. «Катехизис» Прокоповича, изданный Георгием Конисским, сыграл впоследствии важную роль в полемике православных с униатами.

В размеренную академическую жизнь врывались вихри Северной войны. В сентябре 1708 года Карл XII повернул войска на Украину и к концу года, соединившись с незначительными, пошедшими за И. Мазепой силами казаков, расположился на левом берегу Днепра между Киевом, Полтавой и Харьковом. Перевес сил был явно на стороне Петра, тем не менее военный гений шведского короля многим казался бесспорным, и потому исход войны оставался неясным до самого Полтавского сражения.

Киевские профессора и церковные иерархи, теснейшим образом связанные с Иваном Мазепой на протяжении всех лет его четвертьвекового гетманства, были к нему весьма расположены. Однако и они не ожидали от этого осторожного, расчетливого, умудренного опытом человека столь резкой смены политической ориентации. После разгрома А. Меншиковым шведского корпуса Левенгаупта под Лесной и последующего уничтожения гетманской столицы Батурина скорее можно было ожидать победы Петра. Киев с примыкающей к нему Печерской лаврой превратился в мощную крепость, в которой располагался сильный российский гарнизон. Времени и сил для осады города у Карла XII не оставалось. Поэтому если часть киевлян и поддерживала И. Мазепу в идее о создании независимого, ориентированного на союз со Швецией украинского государства, публично это никак не проявлялось. И когда после Полтавской «виктории» опьяненный успехом царь вступил в древний город, раскинувшийся на днепровских кручах, население во главе с высшим духовенством и руководством Киево-Могилянской академии встречало его триумфально.

Приветствуя царя в Софийском соборе, Феофан Прокопович блеснул не просто приевшимся царю красноречием, но и концептуальной глубиной произносимых фраз. Никто ранее столь ясно и красочно не формулировал государственные задачи, никто не мог столь убедительно возвестить миру о том, какой хотел видеть Россию царь. С этого дня Феофан Прокопович приобрел в лице российского самодержца могущественного покровителя.

В 1711 году Петр I отправился в неудачный для него Прутский поход против турок. В походе царя сопровождал Феофан Прокопович, оставивший стихи, посвященные этой кампании. Месяцы, проведенные в обстановке боев и военных тягот, окончательно сблизили их. В 1712 году вернувшийся в Киев тридцатилетний профессор был назначен ректором Киево-Могилянской академии и, по установившейся традиции, игуменом Братского Богоявленского монастыря. Эта вершина послужила Феофану Прокоповичу трамплином для последующей карьеры всероссийского масштаба. В 1713 году Феофан пишет панегирическую «Историю Петра Великого от рождения до Полтавской баталии», приведшую царя в восторг.

Сам Феофан, более для вида, нежели искренне, подчеркивал свое желание стоять в стороне от государственных дел. Он не мог не понимать, какие опасности подстерегают его на тех вершинах власти, к которым он приблизился. Как человек творческий, он высоко ценил имевшуюся у него в Киеве возможность заниматься философско-богословскими изысканиями и литературной деятельностью, чередуя их с лекциями по им самим избранным предметам.

Однако в Киеве человеку его масштаба уже было тесно, а с падением И. Мазепы Украина сохраняла лишь видимость прежней автономии. Поэтому Прокопович не мог устоять против искушения власти и, получив от Петра приглашение явиться ко двору, отправился в северную столицу. В октябре 1716 года он уже выступал с проповедями в Александро-Невской лавре, поражая российскую публику красноречием, эрудицией и глубокомысленными рассуждениями.

Впечатления от созданного на болоте по царской воле города, а еще более от уровня образованности его жителей были безрадостными, и Феофан весьма саркастически описывал их в посланиях своим киевским друзьям. Тем не менее он быстро сориентировался в расстановке сил и, всецело поддерживая Петра, намерения которого искренне разделял, довольно скоро вошел в круг доверенных лиц государя, бесспорно превосходя всех знаниями и масштабом мышления.

С этого времени Ф. Прокопович становится первым советником царя в вопросах реорганизации церкви и распространения образования, постепенно отодвигая на второй план Стефана Яворского, тогдашнего местоблюстителя патриаршего престола, пытавшегося обвинить Феофана в протестантской «ереси». Стефан был сторонником сохранения патриаршества, тогда как Петр хотел закрепить власть государства над церковью по образцу протестантских стран и планировал учреждение прямо подчиненного ему Св. Синода.

Считая католицизм главным врагом православия, Прокопович видел в протестантах естественных союзников, широко заимствуя у них антипапистские аргументы. К тому же протестанты выгодно отличались искренностью и живым стремлением самостоятельно постичь библейские истины, контрастируя с ханжеством и лицемерием, с которыми молодой Феофан столкнулся в Риме.

В церковных вопросах Ф. Прокопович был полностью на стороне царя в его противостоянии косной старомосковской боярско-церковной оппозиции. В свою очередь, царь-реформатор остро нуждался в этом образованном и широко мыслящем человеке, знакомом с порядками в государствах Европы.

По мере усиления влияния Феофана росло и количество его врагов, неизменно упрекавших Прокоповича в еретическом отступничестве от православия в сторону протестантизма. Их лагерь состоял не только из московских бояр и священнослужителей, но и из киевлян, занявших при Петре высокие посты в государстве и церкви (таких, к примеру, как Гедеон Вишневский, Маркелл Радышевский или ставший ректором Московской Славяно-греко-латинской академии Феофилакт Лопатинский).

В Киеве у Феофана появлялись многочисленные энергичные сторонники и последователи. Среди них особо следует назвать его ученика в Киево-Могилянской академии Якова Маркевича, сына лубенского полковника Андрея Маркевича. Яков был женат на дочери влиятельного черниговского полковника Павла Полуботка, провозглашенного после Ивана Скоропадского гетманом Украины (но позже замученного в Петербурге). Из писем Ф. Прокоповича к Якову Маркевичу многое можно узнать о его настроениях и обстоятельствах жизни после переезда в северную столицу.

Находясь в гуще политических событий, Ф. Прокопович не мог оставаться в стороне от громкого, потрясшего основы дворцовой жизни, дела царевича Алексея. В отличие от связанного с консервативными боярско-церковными кругами С. Яворского, пытавшегося умилостивить гнев монарха и выхлопотать прощение опальному престолонаследнику, Ф. Прокопович решительно поддержал Петра, концептуально обосновав не только право единоличной власти царя, но и необходимость подчинения церковных структур самодержавной воле.

Фактически Ф. Прокопович, опираясь на современные ему теории государственного права и учитывая давние традиции Московского царства, создал и обосновал концепцию российского просвещенного абсолютизма, заложенного Петром I, укрепившегося при Елизавете и расцветшего в годы правления Екатерины II. Эта концепция стала идейным фундаментом государственной системы Российской империи, и не вина Ф. Прокоповича в том, что далеко не все монархи, побывавшие на петровском престоле, действительно были просвещенными и достойными венца и скипетра.

Просвещенный абсолютизм в первые века Нового времени был явлением общеевропейским и без него встряхнуть, просветить и реорганизовать Московское царство, привить ему азы западной образованности и вывести его на уровень передовых европейских стран в военно-политическом и культурном отношении было невозможно. Сочетание самодержавной воли с просвещенностью и политическим рационализмом персонифицировалось в близости Петра и Феофана.

Литературная и ораторская деятельность Ф. Прокоповича с его переездом в Петербург всецело была направлена на разработку политических, церковных и культурно-просветительских программ петровских времен. Первостепенное значение в этом плане имело его «Слово о власти и чести царской» (1718), посвященное обоснованию идеи неограниченной власти монарха как персонификации абсолютистского государства и правомочности суда над царевичем Алексеем. В предисловии к «Морскому уставу» (1719) и в «Слове похвальном о флоте российском» (1720) Феофан доказывал необходимость создания и укрепления русского флота, прославляя его победы.

В 1718 году Ф. Прокоповича назначили епископом Псковским и Нарвским. Эта должность была почетной и необременительной, к тому же предполагала его постоянное нахождение в Петербурге рядом с Петром. В 1719–1720 годах Феофан работает над «Духовным регламентом», в котором обосновывает новую для России систему управления церковью во главе с подчиненным государю Св. Синодом вместо патриарха. В одном из писем Я. Маркевичу он сообщал:

«Наконец я написал для главной церковной Коллегии, или Консистории, Постановление, или Регламент, где содержатся следующие восемь глав: а) причины, по которым постоянное синодальное управление предпочитается управлению церкви одним лицом, то есть патриархом; б) правила общие для христиан всяческого чина; в) правила для епископов; г) правила для академии, семинарии, также для учителей и проповедников; д) правила для пресвитеров, диаконов и пр.; е) правила для монахов; ж) правила для мирян, насколько они подлежат церковному управлению; з) наконец, правила для самих президентов и асессоров коллегии. Всех правил почти триста».

Это был философско-публицистический труд, обосновывающий необходимость и задачи церковной реформы и подводящий под нее теоретическую базу в виде переработанных в монархическом духе положений утверждавшихся в Европе того времени понятий естественного права.

С учреждением Синода в начале 1721 года Ф. Прокопович становится его вице-президентом. Но фактически он с самого начала возглавлял работу Синода, поскольку С. Яворский, принужденный Петром возглавить это чуждое ему по замыслу и духу учреждение, от руководства им уклонялся, а в скором времени умер. С возведением в сан архиепископа Новгородского, Феофан в 1725 году становится также президентом Св. Синода, сосредоточив в своих руках все руководство русской православной церковью.

Не прекращал Феофан Прокопович и практической просветительской деятельности. В 1720 году был издан составленный им букварь под названием «Первое учение отрокам». В 1721-м он открывает на своем подворье школу, в которой мальчики под его наблюдением и руководством учились по составленным им правилам и учебнику.

Ф. Прокопович находился у постели царя в дни его тяжелой болезни и в час кончины 28 января 1725 года, пытаясь облегчить благочестивыми беседами страдания Петра, умиравшего в тяжких муках. Сразу же после смерти первого императора всероссийского Феофан выступил с поминальными речами, глубоко поразившими присутствующих. В опубликованном виде они назывались «Краткая повесть о смерти Петра Великого» и «На похвалу Петра Великого». Первая выражала неподдельную, вознесенную риторическим мастерством скорбь, а вторая подводила итог свершениям почившего самодержца.

Искренняя скорбь об умершем не затмила острый и расчетливый ум Прокоповича. В развернувшейся борьбе придворных партий за возведение на престол нового монарха он вместе с А. Меншиковым был лидером группы, которая обеспечила власть вдове императора Екатерине I. Именно Феофан сумел обосновать невиданное доселе на Руси дело - воцарение женщины, пусть и государевой жены, но безродной и не отличавшейся особыми достоинствами, к тому же не рожденной в православном законе.

Политическая обстановка оставалась неустойчивой, до предела накалившись, когда после смерти императрицы в мае 1727 года родовитая московская знать возвела на трон юного внука Петра, сына казненного им царевича Алексея, Петра II. Но Ф. Прокоповичу и на этот раз удалось сохранить свои позиции, теперь уже в борьбе с попытавшимся отстранить его от власти всемогущим Александром Меншиковым (вскоре отправленным в ссылку).

Когда венценосный юноша скончался и против Ф. Прокоповича объединились почти все сановники Российской империи - члены Верховного тайного совета во главе с князем Дмитрием Голицыным, он сумел, оперевшись на собравшееся в Москве дворянство, своим положением обязанное петровским преобразованиям, удержаться на прежней высоте. Более того, в 1730 году Ф. Прокопович сумел тайком передать избранной на престол племяннице Петра, Анне Иоанновне, инструкцию с рекомендациями, которым надлежало следовать для утверждения на престоле. Анна последовала его указаниям и быстро привлекла на свою сторону российское дворянство. Ф. Прокопович, разработавший сценарий ее утверждения на троне, мог торжествовать. Но радостным для него был лишь факт победы над противниками.

Само правление новой государыни, мелочной и скудоумной, а фактически - безраздельная власть ее фаворита, самодура Бирона, не могли радовать идеолога российского просвещенного абсолютизма. Вместо начертанного идеала в реальности воплотился тупой деспотизм. А до лучших времен киевскому профессору, вознесенному вихрем событий к вершинам власти в Российской империи, дожить было не суждено.

Единственным утешением престарелого Феофана оставались книги, чужие и свои. Под конец жизни он собрал огромную по тем временам библиотеку, которая насчитывала 3139 книг. С юности до последних лет жизни Феофан писал стихи на латинском и книжном украинском, а в петербургский период своей жизни - на книжном русском (почти не отличавшемся от принятого в Киево-Могилянской академии). В создании литературного языка петровских времен он принимал самое непосредственное и деятельное участие. Ф. Прокопович создал канон для российского театра XVIII века, расписывая правила деления спектакля на акты, выходы героев на сцену, во многом опираясь на принципы классицизма и опыт французской поэтики и драматургии века Людовика XIV. Но наибольшее влияние на формирование стиля и словарного состава новой русской литературы оказали проповеди Ф. Прокоповича.

Ф. Прокопович, один из образованнейших и талантливейших людей своего времени, отличался редкой разносторонностью дарований и колоссальной работоспособностью. Его вклад в развитие культуры и просвещения сначала Киева и Украины, а затем России неоспорим.

«Пусть просвещение волнует век» - эти слова Феофана Прокоповича звучат лейтмотивом всей его жизни. Идеи Просвещения, которые отстаивал Прокопович, были подхвачены и продолжены Татищевым, Кантемиром, Ломоносовым, Козачинским, Конисским, Сковородой, целой плеядой мыслителей-просветителей второй половины XVIII века.

Талант Феофана Прокоповича проявил себя во многих сферах государственной и общественной жизни. Однако деятельность Феофана в области религии и церкви имеет первостепенное значение. Он принадлежал к духовному сословию, но, будучи человеком высокообразованным понимал, что церковь в том состоянии, в котором она находилась, является препятствием для развития науки и просвещения, поэтому всю свою сознательную жизнь Феофан стремился к реформированию церковной сферы.

Его деятельность как новатора и реформатора в области религии началась еще в Киеве, когда по указу Петра I, Прокопович был назначен игуменом Киево-Братского монастыря, ректором академии и профессором богословия.

Практически все исследователи творчества Прокоповича отмечали, что курс теологии, который он преподавал в киевской академии, сильно отличался от предыдущих. Впоследствии, используя некоторые положения этого реформаторского по своей сути учения, враги Феофана будут упрекать его в «неправославии». Заслуга Феофана здесь состоит в том, что он оставил прежний схоластический метод преподавания богословия, и ввел новый, выработанный протестантскими учеными богословами. Как основу изучения и доказательства церковных догматов Прокопович видел изучение Святого Писания и церковной истории, между тем, как в схоластическом богословии истины христианского вероучения рассматривались и изъяснялись только как логические понятия, без отношения их к источникам.

Феофан предполагал составить полную систему богословия, но успел написать только семь трактатов, однако реформа, проведенная им в преподавании богословия, оказалась опережающей время. После него на кафедру вновь вернулась схоластика. Только через 60 лет лекции Феофана обратили на себя всеобщее внимание.

Известно также, что в Киеве Прокопович показал себя хорошим администратором, будучи игуменом Киево-Братского монастыря он значительно улучшил состояние дел в нем.

Особой критике Феофан подвергал католическую церковь и ее духовенство. В 1706 г., будучи преподавателем риторики, в составленном им на латинском языке учебнике по этой дисциплине Прокопович, насмотревшись на иезуитское воспитание и проповедничество в Польше и других странах, с особенной энергией высказывался против католических богословских авторитетов и иезуитского проповедничества.

В 1716 г. по распоряжению Петра Прокопович прибыл в Петербург, где 1 июня 1718 г. был посвящен в епископы псковские. Деятельность Феофана в сане епископа, на новом поприще и на высшем месте стала еще шире и разнообразнее, мимо него не проходило ни одного значительного события в государстве. В главных соборах столицы, звучали горячие, умные проповеди Феофана с разъяснением государственной политики.

Значительно вырос авторитет Прокоповича, когда, после своей заграничной поездки, Петр привез записку от сорбонских богословов с предложением о воссоединении католической и православной церквей. Именно Феофану удалось написать такой ответ на это предложение, который был одобрен царем, и отправлен во Францию. Суть ответа Феофана состояла в том, что само по себе стремление к объединению церквей является похвальным, но этот вопрос не может быть решен без согласия восточных патриархов. Позже Прокопович через своего знакомого протестантского богослова из Иены Буддея организовал публикацию на Западе небольшой брошюры, посвященной предложению сорбонских богословов, где говорилось, что католическая церковь возводит в догмат невежество, варварство и суеверие, то есть именно те свойства, которые русский царь пытается искоренить.

В первые годы прибывания в столице Феофан Прокопович вел активную деятельность, и об этом свидетельствует его письмо, написанное Я. Маркевичу датированное 10 мая 1720 г.:

«Что касается моих занятий, то вот сделанное почти в нынешнем году….

1. Каталог великих князей и императоров Руси, начиная, конечно от первого Рюрика и заканчивая нашим…

2. Апостольскую географию, то есть географию описания мест пройденных апостолами при их путешествиях…

3. Я написал также краткое изложение десяти заповедей …

4. Окончил, наконец, для коллегии или общей церковной консистории статут – по-простонародному регламент….

5. Теперь пишу трактат, в котором изложу, что такое патриаршество и когда оно получило начало в церкви и каким образом, в течении 400 лет, церкви управлялись без патриарха, и до селе еще некоторые им не подчинены. Этот труд я принял на себя для защиты утверждаемой коллегии.

Пишу я также трактат о мученичестве. Рассматривая вопрос: позволительно произвольно искать мученичества? И одна только казнь без правоты дела, сделает ли мучеником? Император приказал мне написать это, сожалея об испепелении фанатиков, которые, чтобы получить имя мучеников, показывают безрассудно ревность и с величайшею дерзостью кидаются не только на пастырей, но и на самого государя из-за перемены одежды, из-за париков, бритья бород и тому подобных мелочей…

Еще начал я большой трактат о лицемерах. Имея большой запас материалов по этому предмету…

Библиотека у меня сверх ожидания собралась очень большая …

Был я в Ревеле… посвятил там протоиерея и разослал по епархии инструкции для обуздания непослушных священников… посетил село Альп, чтобы взглянуть на семинарию…»

Можно по-разному относиться к Феофану, но, анализируя это письмо, нельзя не удивиться тому, сколько жизненной энергии и сил было в этом человеке.

Проповеди и иные произведения Феофана печатались в типографии, рассылались по церквам. Священники обязывались читать их в церквях по воскресеньям и праздничным дням, опираться на них в своих беседах с прихожанами. Все, что говорил и писал Феофан, дышало убежденностью, было красноречиво, но без неумеренной витиеватости, словесного украшательства, без того «деспотизма формы», который был столь характерен для многих современных ему церковных ораторов (Стефана Яворского, Гавриила Бужинского и др.).

В одном из своих сочинений Феофан высмеял Яворского за «нелепости» в проповедях. Почему во время потопа рыбы не погибли? – вопрашает проповедник и отвечает: «Рыбы заключаются в имени Богородицы, ибо Maria созвучно со словом mare во множественном числе. О, остроумие, не лучше глупости рыб!» – восклицает Феофан.

Первые две проповеди произнесенные Феофаном в Петербурге, могли подать повод к различным толкованиям. В одной из них (в день рождества 1716 г.) он в популярной форме изложил свое богословское учение об оправдании верой. В другой проповеди (в день рождения царевича Петра Петровича, 28 октября 1716 г.) Прокопович выступает уже как светский оратор и политический публицист, хотя на первый раз и не решился на открытую критику противников реформаторства, ограничившись лишь панегириком.

В следующем 1717 г. Прокопович еще произнес две проповеди, одну богословско-догматическую – о почитании икон, другую общественно-политическую – слово о баталии Полтавской. Проповедь об иконах имела важное значение, так как еще в 1713-1714 гг. в Москве и Петербурге наделало много шуму дело Тверетинова и других религиозных вольнодумцев. Проповедь о Полтавской битве имела целью объяснить значение победы для России. После этого он регулярно читал свои проповеди, которые были посвящены почти всем значительным событиям того времени.

Феофан преобразовал русскую церковную проповедь, он вывел ее из схоластической отвлеченности и сблизил с жизнью, с нуждами народа, с потребностями времени. Он произвел это преобразование как теоретически, так и на практике: теоретически – посредством наставлений и правил, практически же – своим примером и влиянием на современных проповедников. Именно для того, чтобы вывести проповедь из школьной замкнутости и обратить к жизни, к народу Феофан написал «Наставления проповеднику».

Изменяя направление проповеди, Прокопович в то же время старался изменить и сам стиль проповедования, стремился освободить проповедника от неумеренных жестов, кривляний и вообще всякой аффектации. Эти наставления о внешних качествах проповедника без сомнений были основаны на личных наблюдениях Феофана над современными ему проповедниками.

Вместо исторических и мифологических примеров, которыми любили украшать свои речи польские и украинские проповедники, Феофан советовал выбирать примеры из жизни святых, особенно тех, которые жили в России: «дабы узнали, наконец, пустейшие благоговеющие только пред своими баснями, что небезплодны доблестию наше отечество и наша вера, и чтобы перестали, наконец, уверять нас в скудости святыни».

Самарин находил, что проповеди Феофана значительно отличались от тех, стиль которых был выработан еще в XII в. он также замечал, что даже на первых проповедях, читанных Прокоповичем в Киеве, лежит отпечаток совершенно нового стиля.

Вводя проповедь в связь с жизнью, Прокопович вместе с тем сделал ее современной. Он старался донести до народа сознание дел Петра, объяснить слушателю пользу и необходимость предпринимаемых им преобразований.

Петр Великий с первой встречи с Феофаном, с первой проповеди оценил его талант и понял, чем он может стать для него и для народа, как проповедник. И ни одно из событий петровского царствования не прошло без того, чтобы Феофан не отозвался на него горячим словом с церковной кафедры. Конечно, иногда эти слова похожи на панегирики, но одушевление, которым проникнуты его проповеди петровского времени, нельзя с уверенностью отнести к лести придворного проповедника.

Точно можно сказать, что Феофан Прокопович стал во главе проповеднической школы XVIII в. Вокруг него группировались духовные ученые, которые и в проповеди усвоили его направление и его приемы. Это были: Гавриил Бужинский, Феофил Кролик, Симон Кохановский и др.

Одним из главнейших событий русской церковной жизни первой половины XVIII в. была синодальная (церковная) реформа.

Преобразовательная деятельность Петра Великого не могла не коснуться вопросов церковной организации в силу того большого и разностороннего значения, какое имела церковь в государственной и общественной жизни России. Высшие круги духовенства в значительной своей части примыкали к реакционной оппозиции феодальной знати петровским реформам. В среде высшей церковной иерархии не были изжиты идеи сильной и независимой от государства церкви – идеи «никонианства»; недовольство же рядовых священнослужителей проявлялось в многочисленных переходах в старообрядчество.

В целях укрепления новых государственных форм необходимо было не только ликвидировать консервативно-оппозиционные настроения духовенства, но и превратить церковь в составную часть правительственной административной системы, сделать ее надежной опорой феодально-абсолютистского государства. Конечно же, вмешательство государства в церковные дела отчасти было обусловлено и необходимостью навести порядок в управлении огромными богатствами, которыми обладала церковь и прежде всего монастыри.

Петр I много лет не решался нарушить вековой уклад религиозной жизни страны, но дело царевича Алексея убедило царя в том, что больше медлить с церковной реформой нельзя. К тому времени он уже имел рядом с собой человека, которому мог, смело доверить реформу. Этим человеком был Феофан Прокопович.

Известно, что процесс поглощения церкви государством, начавшийся еще в XVI в., при царе Алексее, на время как будто остановился. В лице патриарха Никона церковь сделала последнюю отчаянную попытку утвердить свою независимость от государства, опираясь на теорию параллелизма властей духовной и светской, «солнца и месяца», при этом, как солнце выше месяца, так и священство выше царства. Однако попытка эта, как известно, потерпела фиаско. Государство сделало церкви лишь одну уступку – уничтожило Монастырский приказ, в котором царь Алексей хотел сосредоточить контроль над церковным вотчинным хозяйством и суд над церковными людьми.

Для Петра, совершенно чуждого старому благочестию, церковь имела значение только как орудие власти и как источник государственных доходов. Его государственная политика требовала колоссального напряжения платежных сил населения и огромных людских резервов и вызывала против себя жестокую оппозицию, в первых рядах которой стояло православное ортодоксальное духовенство. Это последнее обстоятельство сыграло роль ускоряющего момента и придало мерам Петра особенно крутой характер; по существу церковные реформы Петра I, несмотря на их непривычную для тогдашнего общества фразеологию, лишь завершили процесс огосударствления церкви, начавшийся еще в середине XVI в., и дали ему совершенно точное юридическое оформление.

Другими словами, наступил такой момент в истории России, когда русский самодержец не мог и не должен был делить с кем-либо свою власть. Наличие же крупных беспорядков в русской церковной жизни еще более усиливало потребность в реорганизации духовенства. Распространение различных суеверий, грубость религиозного чувства и вкуса, незнание самых основных понятий христианской веры, низкий уровень образования большинства духовенства, составляли характерные черты религиозно-нравственной жизни русского народа того времени.

Положение, как белого, так и черного духовенства настоятельно требовало перемен, преобразований. Нужно было вывести духовенство из состояния невежества и нравственной распущенности, чтобы оно могло удовлетворять запросы времени и потребности общества, стать действительным, а не номинальным просветителем народа, руководителем нравственного воспитания.

По свидетельству С. Трегубова, в глаза иностранцев посещавших Россию в нач. XVIII в., бросалось, прежде всего невежество большинства духовенства. Фоккеродт писал о состоянии образования среди духовенства в начале царствования Петра I: «В начале его царствования духовенство было гораздо грубее, чем оно было в Европе в самые темные столетия папской власти. Проповедовать у него было решительно не в обычае. Кто мог читать и писать, да умел точно соблюдать церковные обряды, тот имел все нужные требования не только для священника, но даже и для архиерея; да если еще при этом он составил себе известность строгою жизнию, а от природы был награжден окладистою бородой то слыл за отличною духовное лицо».

Кроме того, С. Г. Рункевич в своем труде посвященному основанию Синода, среди основных пороков того времени отмечает сильное пьянство.

Монастыри, некогда питомники книжной мудрости и рассадники образования на Руси, задолго еще до Петра утратили значение просветительных центров. Научное образование даже в такой элементарной в те времена форме как знание латыни, было чуждо российским монахам. Бергольц говорил, что из 500 монахов знаменитого Троицкого монастыря ни один не владел языком древних римлян. А ростовский архиепископ Георгий Дашков в 1718 г. писал Петру I, что «чернецы спились и заворовались».

Первый этап своей церковной реформы Петр провел еще в самом начале XVIII века. После смерти патриарха Адриана в 1700 г. Петр по совету Курбатова не допустил назначения нового патриарха. Вместо патриарха 16 декабря на должность экзарха, блюстителя и администратора патриаршего престола, был назначен рязанский митрополит Стефан Яворский.

В 1701 г. был восстановлен Монастырский приказ, во главе с астраханским воеводой Мусиным-Пушкиным. Сюда, а не на патриарший двор стекались теперь доходы с епархий, отсюда управлялись духовные вотчины. Обратно выдавались лишь скромные суммы по штатам. Разницу алчно пожирала война. Власть местоблюстителя, сравнительно с патриаршей была значительно ограничена, Стефану были оставлены лишь духовные дела, но и в них он не имел всей полноты власти.

С годами росло сопротивление церкви петровским реформам. Многим не без причины казалось, что с отменой патриаршества церковь потеряет свою независимость. Повсюду слышен был ропот, и даже появились подменные печатные письма, которыми выводилось из пророчеств, что родился антихрист, а народ подстрекался к бунту. Потом, после следствия по этим письмам Петр запретил монахам иметь в кельях чернила и бумагу, а типографщик Талицкий, обличенный в печатании этих писем, приговорен был к смертной казни.

В связи с такой сильной оппозицией Петр долго не решался на дальнейшее реформирование, но далее медлить было нельзя.

В этот период времени приказы реорганизовывались в коллегии (своего рода министерства), и у Петра давно созрела мысль создать среди них и Духовную коллегию, которая вписывалась бы в новую государственную систему, и наравне с другими коллегиями была бы полностью подчинена монарху. Для этого нужно было составить устав новой коллегии, и Петр, конечно же, доверил это ответственное дело Феофану. Только этот молодой псковский епископ в силу своего таланта, и реформистских убеждений мог обстоятельно доказать общественности правоту церковной реформы.

Прокопович выполнял задание – учредить для управления русской церковью коллегию по образцу протестантских духовных консисторий. С этими очень удобными для государственной власти учреждениями Петр близко познакомился на практике после присоединения Лифляндии и Эстляндии. Протестантские духовные консистории, кое-где называвшиеся также синодами, возникли еще в XVI в., в эпоху реформации, когда главенство во вновь появившихся протестантских церквях перешло в руки князей. Эти консистории имели смешанный состав из пасторов и чиновников, назначавшихся князем. С 1711 г., после подчинения Лифляндии, Петр стал главой Лифляндской протестантской церкви и в качестве такового назначал и увольнял членов рижской обер-консистории и утверждал ее постановления.

В 1719 г. Прокопович упорно работал над написанием Духовного регламента. В письме Маркевичу он сообщал: «Наконец то, я написал для главной церковной коллегии или консистории постановление или регламент, где содержатся следующие восемь глав: I. Причины, по которым постоянное синодальное правление предпочитается управлению церкви одним лицом, т. е. патриархом. II. Правила общие для христиан всякого чина. III. Правила для епископов. IV. Правила для академии и семинарии, ученых и проповедников. V. Правила для священника, диакона и др. VI. Правила для монахов. VII. Правила для мирян, насколько они надлежат церковному управлению. VIII. Правила для самих президентов и асессоров коллегии. Всех правил почти триста».

Труд этот, строго говоря, нельзя назвать регламентом, то есть уставом будущего министерства по делам религии. Скорее этот труд похож на публицистическую статью, объясняющую замысел церковной реформы, подводящую под нее теоретическую базу в духе естественного права перелицованного на русский манер. Здесь впервые Прокопович официально проводит разграничительную линию между государством и церковью. Подразумевалось, что если в теократическом государстве конечной целью является приведение христианского народа в царство божье, и поэтому монарх является слугой этого идеала, то цель светского государства есть устроении жизни людей на земле, и государь в качестве носителя этой цели требует для себя абсолютной власти, включая и церковную.

11 февраля 1720 г. Петр слушал проект Духовного регламента и одобрил его, внесся ряд замечаний. Через две недели документ был зачитан в Сенате в присутствии архиереев. Резолюция – «Учинено изрядно». Затем Петр поручил подполковнику Семену Давыдову собрать подписи всех русских епископов, дав ему год сроку.

Синод и правительство позаботились о признании Духовной коллегии восточными патриархами. В архиве Синода за 1721 г. сохранился проект послания к восточным патриархам составленный Феофаном. Послание было отправлено, и в декабре 1723 г. через коллегию иностранных дел были получены ответные грамоты патриархов о признании легитимности Синода.

Одновременно с регламентом Феофан написал к нему две оправдательные статьи.

Сам регламент состоит из трех частей. В первой части Феофан подробно излагает причины замены патриаршества Духовной коллегией. Среди них можно выделить некоторые основные: 1) коллегиальное правление способнее для исследования истины, чем единоличное; 2) приговор соборный имеет большую силу, чем приговор одного лица; 3) дела скорее вершатся и т. п. В общем, первые шесть «вин», т. е. мотивов учреждения духовной коллегии взамен патриаршества, наполнены общими местами, среди них пикантна лишь пятая вина, в которой говориться, «что в Коллегиум таковом не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду», так как коллегия состоит из лиц «разного чина и звания», «которым отнюдь невозможно тайно всем слагатися».

Далее, анализируя причины учреждения Духовной коллегии, Феофан переходит к главной теме – о взаимоотношениях светской и духовной властей. Надобно сказать, что еще в начале регламента подчеркивается чисто государственный характер учреждения. «Коллегиум правительское не что иное есть», «и от Высочайшей власти учрежденным подлежат ко управлению». Теперь же в седьмой «вине» Феофан прямо говорит: «Велико и сие, что от Соборного правления не опасатися отечеству мятежей и смущения, яковые происходят от единого собственного правителя духовного. Ибо простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от Самодержавной; но, великою Высочайшего пастыря честию и славою удивляемый помышляет, что таковый правитель есть то вторый Государь Самодержцу равносильный, или и больши его, и что духовный чин есть другое и лучшее Государство, и се сам собою народ тако умствовати обвык. Что же егда еще и плевельныя властолюбивых духовных разговоры приложатся, и сухому хврастию огнь подложат? Тако простые сердца мнением сим разрешаются, что не так на Самодержца своего, яко на Верховного пастыря, в коем либо деле смотреть. И когда услышится некая между оными распря, вси духовному паче, нежели мирскому правителю, аще и слепо и пребезумно согласуют, и за него поборствовати и бунтоватися дерзают, и льстить себе окаянии, что они по самом Бозе поборствуют, и руки своя не оскверняют, но освещают, аще бы и на кровопролитие устремилися. Такому же в народе мнению вельми ради и не простые, но коварные человецы; тии бо на Государя своего враждующе, егда увидят ссору Государя с Пастырем, похищают то за добрый случай злобе своей, и под видом Церковной ревности, не сумнятся подносить руки на Христа Господня; и к тому же беззаконию, яко к делу Божию, подвизают простой народ. Чтож, когда и сам Пастырь таковым о себе надмен мнением, спать не поищет? Изреки трудно, коликое отсюду бедствие бывает… Таковому злу в Соборном духовном Правительстве нет места… А когда еще видит народ, что Соборное сие Правительство Монаршим указом и Сенатским приговором установлено есть; то и паче пребудет в кротости своей, и весьма отложит надежду имети помощь к бунтам своим от чина духовного».

Эти политические мотивы были, конечно, наиболее жгучими для петровского правительства. Организация нового учреждения, к которому правительство шло в течение двух десятилетий, оказалась очень удобной для государства и пережила даже всякую память о возможности церковного бунта под предводительством православного клира.

Во второй части Духовного регламента перечисляются дела, подлежащие ведению Духовной коллегии. Причем упор делался на борьбу с суевериями, ханжами, ложными чудесами, языческими пережитками, которых было великое множество. Феофан указывал на необходимость проверить новые акафисты и молебны, согласны ли они Св. Писанию. Также он предлагал проверить достоверность историй святых, разыскивать, нет ли где ложных мощей, и даже полагал, что исправления требуют некоторые церковные церемонии и обряды.

Эти мысли Феофан выразил в церковном слове, произнесенном по случаю открытия Синода, в Троицком соборе 14 февраля 1721 г., в присутствии царя, министров и всего генералитета. «Какой пользы надеятися от правительства духовного…», «каковую нищету и бедство страждет христианский народ, когда нет духовного учения и правления…», «до того пришло, что и приемшие власть наставляти и учити людей сами христианского перваго учения, еже апостоль млеком нарицает, неведают. До того пришло и в тая мы времена родилися, когда слепые слепых водят, сами грубейшие невежды богословствуют и догматы, смеха достойные пишут».

Одной из наиглавнейших обязанностей и забот церкви во второй части регламента объявляется развитие науки и просвещения, иначе говоря, коллегия должна была в какой-то мере стать и министерством образования. Такого гимна Просвещению, как это сделал Феофан во второй части регламента, не пел еще ни один русский иерарх. Но Прокопович не ограничивался патетикой. Регламент требовал «чтоб всяк епископ имел в доме, или при доме своем школу для детей священнических, или и прочих». Самые крупные из школ преобразовывались в семинарии. Здесь же Феофан предлагает и перечень предметов, которые должны преподаваться в духовных училищах. Также говориться о возможности в скором будущем открыть академию, и даже приводятся ее регулы.

Регламент подробно очерчивал круг дел епископов в духе тех руководств, которые были составлены ранее. Ведению епископа должны были подлежать все дела епархии, в особенности надзор за поведением духовенства и монахов, за состоянием духовного просвещения и за нравственным состоянием мирян. В помощь епископу придавались «закащики» или «благочестивые», которые «аки бы духовные фискалы, тое все подсматривали и ему бы, епископу, доносили». Но епископ обязывался и лично наблюдать за делами своей епархии. Особая часть регламента подробно описывает порядок осмотра, который должен был производиться не реже, чем через один-два года, и по прошению Синода присылать в коллегию рапорты о состоянии дел в епархии.

Третья часть Духовного регламента определяла состав, порядок работы и вопросы, находящиеся в компетенции Духовной коллегии. Во главе ее стояли: президент из митрополитов, два вице-президента из архиепископов, советник президента из архимандритов, четыре асессора из протопопов. Учреждалась и фигура обер-прокурора из светских лиц, но при Феофане она не играла серьезной роли. Надобно сказать, что постоянных членов в коллегии не предусматривалось, все члены были временные и назначались императором на неопределенный срок. Имея широкий простор для выбора членов коллегии, правительство не предоставляло такого простора последней в замещении свободных кафедр. Духовная коллегия должна была лишь предлагать императору кандидатов на утверждение.

Первоначально Феофан собирался по примеру протестантских стран ввести в регламент выборы прихожанами приходских священников, но Петр выразил сомнение относительно этой идеи, поэтому право назначать приходских священников, было отдано епископам, но за кандидата должны были поручиться уважаемые прихожане. Однако в дальнейшем это условие стало чистой формальностью. Второе требование к кандидату заключалось в том, чтобы он непременно окончил архиерейскую школу. По мнению Феофана, эта мера должна была способствовать повышению уровня духовного образования в стране. И нужно отметить, что этот замысел себя оправдал.

Принципиальным новшеством было и то, что регламент упразднял все домовые церкви. «Отсель не быть у мирских ни у кого (кроме фамилии Царского Величества) в домах церквам и крестовым попам: ибо сие лишнее есть, и от единыя спеси деется, и духовному чину уморительное. Ходили бы господа к церквам приходским, и не стыдились бы быть братиею, хотя и крестьян своих, во обществе Христианском». Таким образом, частный культ был запрещен. Это было демократическим решением, в духе истинного христианства, однако в результате часть русской знати отдалилась от православной церкви, допуская в свои дома клириков иных конфессий.

Как уже упоминалось, 14 февраля 1721 г. состоялось торжественное открытие новой коллегии. После молебна в Троицком соборе члены коллегии собрались на первое заседание в огромном деревянном доме умершего генерала Брюса, на котором коллегию решено было переименовать в Святейший Правительствующий Синод. Здесь также было решено, что это учреждение будет подчиняться непосредственно царю, а не Сенату, как предполагалось ранее.

Так возник высший правящий орган Русской православной церкви, ставший одним из самых долговечных нововведений петровской эпохи.

Президентом Синода был назначен рязанский митрополит, бывший местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский. Вице-президентами стали новгородский архиепископ Феодосий Яновский и автор Духовного регламента псковский епископ Феофан Прокопович. С самого начала было ясно, что опальный Яворский будет играть в Синоде чисто декоративную роль, а всеми делами будут заправлять два вице-президента.

Хотя бывший духовник императора Феодосий Яновский и был первым вице-президентом, и до поры Феофан предпочитал не конфликтовать с ним, оставаясь в роли «серого кардинала». Но таланты Прокоповича обеспечили его превосходство над Феодосием, вскоре он стал фактическим главой Синода. В этой роли Феофан ревностно защищал интересы духовного ведомства, разумеется, так, как он это понимал. Благодаря настойчивости и влиянию на императора Феофан поставил вопрос о церковном имуществе. Он прекрасно понимал, что без права управлять доходами, Синод теряет множество задуманных функций. Прокопович добился передачи управления церковным имуществом от Монастырского приказа в ведомство Синода. Пусть это не было правом собственности, в старом смысле, а только право на управление и пользование, но это было то, к чему долгие годы стремилось большинство духовенства. Однако такое положение дела продолжалось не долго. Уже через пять лет, в 1726 г. по указу Екатерины I Синод «освобождался от бремени хозяйственных забот», и оставлял ему «точию при едином правлении в духовных делах». Также этот указ делил синодальное правление на два «апартамента». Первый «апартамент», состоявший из шести архиереев, должен был «управлять всякия духовныя дела во всероссийской церкви»; во втором, состоявшем из пяти светских чиновников, указ определял «быть суду и расправе, також усмотрению сборов и экономии». Это была настоящая реформа Синода. Второй «апартамент» вскоре стал просто «коллегией экономии синодального правления»; эта коллегия была в 1727 г. подчинена Сенату.

Предоставив Синоду управление церковным имуществом, Феофан взялся за изымание из недр других коллегий всех вотчинно-церковных и религиозных дел. В частности, к Синоду перешли от Иностранной коллегии дела, касающиеся других вероисповеданий. Духовная коллегия пыталась расширить свои судебные полномочия, а также в своей власти она сосредоточила все дела по расколу, в ее ведомстве оказалась типография, школы, синодальный дом. В помощь себе Синод создавал ряд непосредственно ему подчиненных учреждений, которые вместе с приказами составили сложную систему духовного ведомства.

Исподволь Синод вырастал в конкурента Сенату, между ними завязалась упорная борьба, о которой свидетельствуют официальные документы. Так 31 мая 1721 г. Синод выдал так называемое «разъяснение Сенату прав своих и значения», а 5 июня вышло постановление о «невмешательстве Сената в дела, подлежащие ведению Правительствующего Синода. Всячески подчеркивая свою подчиненность императору, Феофан становился несговорчив, когда Синоду начинал указывать Сенат. В итоге Синод добился формального равенства с Сенатом.

После петровской церковной реформы, в которой Феофан принял самое активное участие, церковно-административная деятельность Прокоповича была сосредоточена в высшем русском церковном управлении. Но выделить из нее то, что принадлежит собственно Прокоповичу довольно трудно; потому что все распоряжения Синода закреплялись и утверждались всеми присутствующими в нем членами. Однако как один из главнейших представителей Синода Прокопович имел непосредственное отношение ко всем важным делам.

По регламенту в компетенцию Синода входили внутреннее управление церковью и духовный суд в делах религии. Эти дела подлежали обсуждению в Синоде, как высшей инстанции духовного суда и управления, и разделены были между членами по родам. Два синодала ведали делами следственными, двое других делами раскольничьими, еще двое – делами училищ и типографий, наконец, два асессора поочередно заседали в Туинской конторе, которая заведовала церковными делами столицы и завоеванных городов.

Вскоре после своего открытия Синод решительно принялся за наведение порядка в религиозной сфере. Кроме большого числа тех нововведений и запретов, которые предписывались регламентом, выходит ряд указов.

20 марта 1721 г. вышел указ об изъятии «листы всяки изображений и службы и каноны и молитвы, которые сочинены и сочиняются разных чинов людьми самовольно, письменные и печатные без свидетельства и позволения. …А продавцов допросить с очисткою, от кого они их получают, и кто сочинил и печатал эти листы». Вслед за этим 17 апреля того же года был обнародован другой указ о пресечении некоторых суеверных обычаев в народе, таких как, например, насильное купание не присутствовавших на утрени в праздник Пасхи. В декабре предписано было монастырским властям, архимандритам и игуменам, «чтобы в монастыри затворников и ханжей и с колтунами отнюдь не принимать и не держать». В следующем 1722 г. продолжились распоряжения Синода в том же духе преобразования, в частности велась борьба с «проявлением суеверия и ложно понимаемого благочестия». 19 января вышел указ, запрещавший «привешивать к образам привесы, т. е. золотые и серебряные монеты и копейки и всякую казну и прочее. «Усердствующим на такие приношения изъяснять, что на монетах иностранных таковые лица выбиты бывают, которым при иконах святых неподобает быти; а от серег и прочих таковых привесов иконам чинится безобразие, а от инославных укоризна и нарекание на св. Церковь наноситься может».

В феврале 1722 г. последовал указ, «чтобы в Москве и в городах из монастырей и церквей не с какими образами к местным жителям в домы отнюдь не ходить, под опасением штрафа». Также велась борьба с ложными чудотворными иконами. Что было чрезвычайно важно, так как недостаток духовного просвещения делал для народа иконы всем в христианстве, иконы имели самое широкое применение в быту. Особенным благоговением окружено было почитание так называемых «чудотворных икон». И эта вера в «чудотворные иконы», вследствие невежества народа, открывала широкое поприще для тех, кому совесть позволяла пользоваться наивностью народа.

Указ от 23 февраля запрещал изготовление новых и ремонт пришедших в негодность колоколов. Этим же указом запрещалась торговля якобы чудотворными предметами под страхом лишения сана и всего имущества.

28 марта вышел указ запрещающий выставлять иконы в людных местах, а также запрещались часовни. Указ этот был направлен против раскольников, которые не ходили в церковь, но в часовнях проводили службу на свой манер. В Москве этот указ произвел массовые волнения.

Костомаров признавал, что «на первых порах своего существования Синод посылал распоряжения за распоряжениями: он клонил к уничтожению всех тех обычаев, какие только можно было отменять без нарушения сущности православной веры».

Во всех этих указах явственно проглядывалась рука Феофана, испытывавшего отвращение к показной, лицемерной религиозности. Но все эти указы стали лишь прелюдией. Вскоре началась полная реорганизация социальной структуры церкви. Была введена единая иерархия церковных чинов, в 1724 г. учреждены единые штаты приходского духовенства. На церковь обслуживающую один приход, который обычно состоял из 100-150 дворов, полагалось по одному священнику, дьячку и пономарю. Количество церковнослужителей естественно увеличивалось для церквей, обслужива-ющих более одного фиксированного прихода. Введение штата привело к образованию значительной группы «безместных» церковнослужителей и священников, которые по своим правам отличались от тех, кто состоял на службе. Положение духовенства в отношении податей и повинностей точнее определилось в связи с введением подушной полати в 1724 г. Причетчики, то есть низшие церковные служители, не состоявшие на действительной службе при церквах, как и дети безработных священников и церковнослужителей подлежали обложению подушной податью и отбыванию рекрутской повинности. Таким образом, произошло расслоение монолитного ранее слоя низшего духовенства. Ломался и сам принцип принадлежности к духовному сословию, на смену прежнему наследственному, пришел новый, бюрократический.

В том же году к светскому суду от церковного перешла основная масса гражданских дел, в его ведении остались лишь преступления против религии, при этом церковь лишь изобличала преступника, определение наказания и его исполнение брал на себя светский суд.

В 1724 г. вышел и указ о монастырях, к которым Прокопович также приложил руку. Указ предполагал устроить монашество по древним обычаям. Указ этот был составлен самим Петром, но потом по его приказу в некоторых местах был дополнен Феофаном. Тогда же Феофан составил объяснение – «когда и коей ради вины начался чин монашеский и каковый был образ жития монахов древних».

Взгляд Феофана на монашество был тесно связан с его учением об оправдании. По его мнению, монашество само по себе не есть особая заслуга, а есть только чин, равный с иными в государстве, и истинно богоугодное дело заключается в том, чтобы всякий человек строго исполнял обязанности своего звания. Тон Феофана, когда он говорит о монахах, нарочито грубый: «Большая часть тунеядцы суть, и понеже корень всему злу праздность, сколько забобонов раскольных и возмутителей произошло, ведомо есть всем також. А что, говорят, молятся, то и все молятся». Вполне очевидно, что Феофан выполнял заказ Петра, видевшего в монастырях главный очаг сопротивления реформам. В «прибавлении к регламенту», которое вышло в начале мая 1722 г., имеются подробные указания кого и как принимать в монахи, регламентировалась также вся повседневная жизнь в монастырях и пр.

В 1724 и 1725 гг. Петр издавал указы, по которым ограничивалась численность монастырей, была проведена перепись монахов, вышел запрет на постриг новых монахов, в монастырях предписывалось устраивать больницы и богадельни для увечных воинов.

Вера, которая ранее рассматривалась как путь к спасению, стала рассматриваться как нечто полезное для государства. Синодские указы предписывали верующим посещать церковь и регулярно исповедоваться под угрозой штрафов, взыскивать которые, обязаны были приходские священники вместе со старостами. В религиозную жизнь по указам Синода вошли табельные праздники: 1 января – Новый год, 30 мая день рождения Петра и др.

Вероятно, самый позорный в своей истории указ Синод принял 17 мая 1722 г., который обязал священников нарушать тайну исповеди. «Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое не сделанное, но намеренное от него воровство, наипаче же измену, или бунт на Государя, или на государство, а объявляя только намеряемое зло, покажет, что не раскаивается, то должен духовник не токмо его за грехи разрешения не сподоблять, но донести вскоре о нем, где надлежит». Мало того, каждый священник, словно военнослужащий, давал императору верноподданную присягу, за нарушение которой мог лишиться «живота и сана».

Прокопович желал видеть в священниках не только служителей алтаря, но и государственных чиновников.

Вместе с тем Синод не мог не коснуться острейшей проблемы – раскольников. По регламенту предполагалось вести учет раскольников по епархиям. Было объявлено, «что по всей России никого из раскольников не возводить на власти ни духовные ни гражданские».

По вопросу о раскольниках Феофан впервые прямо столкнулся с Феодосием. Конфликт произошел из-за знаменитой Выговской пустыни, где обитали раскольники во главе со своим вождем Семеном Денисовым. Феодосий поддержал староцерковную партию, требовавшую от властей разорения раскольничьего убежища. Напротив, Феофан использовал свое влияние на царя, чтобы не допустить этого. Как впоследствии писал сам Семен Денисов: «Прокопович словесы свои за выговлян к великим персонам возношаша». Мнение Феофана возобладало, и Феодосий с досадой заявил в Синоде, что «Кабинет раскольникам прибежище и заступление». Еще в 1718 г. был издан указ о записи раскольников в двойной оклад, который ослаблял закон 1684 г. по которому за приверженность к расколу полагалась смертная казнь.

Вообще Феофан Прокопович раскол считал следствием народного невежества, которое требовало образования, и поэтому призывал к терпимости. Он уделял много внимания проблеме раскольников. В Синоде, как уже упоминалось, даже было особое отделение по делам раскольников. Феофан кроме трактата «о мученичестве» упоминаемого им в письме к Маркевичу, будучи уже на посту вице-президента Синода написал несколько увещеваний к раскольникам, которые были разосланы от имени Синода в виде объявлений или указов. В 1722 г. Феофан написал такие, как: «Увещевание к раскольникам, чтобы они безбоязненно явились в Синод, для рассуждения о своих сомнениях», «Ответы на предложенные из Приказа церковных дел пункты о записных и не записных раскольниках», «Объявление с увещеванием от Синода о предерзателях, неразсудно на мучение дерзающих». Поводом к последнему стало упорство некоторых из раскольников, которые охотнее подвергались наказанию, нежели соглашались на стрижение волос и перемену одежды. Синод предписывал священникам читать это увещевание по церквам в воскресные и праздничные дни раз в месяц.

В 1723 г. Прокопович по высочайшему повелению написал «Рассуждение о поливательном крещении», в котором защищал от нападок раскольников силу и святость поливательного крещения наравне с погружением. Но возражения по поводу поливательного крещения часто исходили и от представителей коренного московского духовенства, поборников древнего благочестия – это давало Феофану удобный повод обличить их в невежестве; и этому Феофан посвятил обширное предисловие своего рассуждения, которое он написал в юмористической форме. В этом же году вышло и «увещевание от св. Синода невеждам (раскольникам)». Тогда же Феофан составил устав келейного жития для монахов Александро-Невского монастыря, который всесторонне регулировал жизнь монахов. Последнее сочинение Прокоповича, адресованное раскольникам «О присяге или клятве» (1735-1736) осталось незаконченным, в связи с кончиной Феофана. В этой работе автор опровергал слухи о явлении антихриста то в лице Петра, то в лице Бирона.

Кроме этих произведений, направленных против раскола, перу Феофана принадлежат некоторые канонические произведения, а именно, «Розыск исторический», в котором он доказывал, что христианский государь имеет право управлять делами церкви, хотя и не может отправлять богослужения. Среди канонических сочинений Прокоповича также известность получили труды посвященные вопросу о браках: «О браках с иноверными» и «О правильном разводе мужа с женою».

Рассуждение по вопросу «О браках с иноверными» по-видимому, было заказом Петра. Дело в том, что после Северной войны в России проживало много пленных шведов, и многие из них были бы не против остаться, однако церковь запрещала им жениться на православных. 18 августа 1721 г. вышел указ, который объявил браки между православными и другими христианами законными и позволительными, при условии, что «еретик не станет тревожить совести своей жены» (то есть принуждать отказаться от своей религии), и что дети будут исповедовать православие.

Указ был, но необходимо было разъяснить народу его суть, вот поэтому по поручению царя Феофан и пишет свое сочинение. Аргументами из Св. Писания, творений отцов церкви и историческими примерами Прокопович доказывает, что браки православных с христианами других исповеданий не заключают в себе ничего противного вере. Это рассуждение в 1722 г. было издано в виде «послания к православным» от имени Синода, в количестве тысячи штук и разослано по епархиям.

В последнем трактате, «О разводе», Феофан отстаивает мнение, что единственным поводом к совершенному разводу (когда супругов освобождают не только от совместного сожительства, но и от данных перед Богом обязательств) является прелюбодеяние одного из супругов. Но здесь же, он высказывает мнение, что в случае такого развода, можно разрешать вступать в новый брак не только невиновному, но и виновному, потому что супруг, который прелюбодействовал в первом браке, может быть верным во втором. Темы, которых коснулся в этих произведениях Феофан, были очень острыми и злободневными, как для всего российского общества в целом, так и лично для Петра, который в личной жизни не был образцовым христианином.

В последние годы своей жизни Феофан как первый член Синода, старался пользоваться своим влиянием при дворе, чтобы поднять значение Синода, которое заметно пошатнулось при Петре II. Он написал несколько рассуждений по вопросам церковной администрации (о присутствии в Синоде большего числа архиереев, о жаловании членам Синода), в которых выступал защитником самостоятельности Духовной коллегии.

Благодаря своему влиянию, Прокоповичу удалось добиться от Анны восстановления Синода в том виде и значении, который он имел еще при Петре I.

Как уже упоминалось, одним из заветных желаний Феофана, как церковного иерарха, было желание очистить русскую религиозную жизнь от суеверных обычаев, многие из которых уходили своими корнями в языческое прошлое. Нередко религиозные тексты были неправильно переведены на древнеславянский язык, что рождало многочисленные споры относительно их толкования. Поэтому Прокопович был весьма озабочен исправлением Славянской Библии, и с этой целью начал даже учиться еврейскому языку, однако по разным причинам не смог окончит обучения, и передал это дело архиепископам, и прочим ученым мужам. В мае 1735 г. было начато издательство обновленной Библии на подворье Феофана, где для этой цели временно была помещена типография.

Как современники Феофана, так и позднейшие писатели XVIII в. отзывались о Прокоповиче с величайшими похвалами, как о человеке чрезвычайно образованном талантливом и преданном делу Просвещения. Прокоповичу отдал должное почитание даже его противник – доминиканец Рибера. Он писал: «Науки в России вообще не процветают, впрочем я знаю несколько человек отступников, воспитанных для России католическими школами. Между ними первое место занимает Феофан… он искусный церковный администратор, хотя я заметил, что духовенство скорее его боится, чем любит. Он устроил в своем доме замечательную школу для юношей. В храме он важен, в алтаре внушает к себе почтение, в проповеди красноречив, в беседе о божественных и мирских предметах учен и изящен, одинаково хорошо он владеет греческим, латинским и славянским языком…».

Таким образом, на основании вышеизложенного можно сказать, что церковно-административная деятельность Феофана Прокоповича была очень насыщена и разнообразна, однако она же породила множество негативных отзывов. Главным поводом к этому послужили те нововведения, к которым он имел прямое отношение.

Самым важным из них была замена патриаршества Синодом. Не Феофану принадлежит это нововведение, однако он был главным действующим лицом при осуществлении идеи Петра – организовать Синод и составить для него устав. Феофан стал самым видным идеологом церковной реформы. В своих политических и публицистических трактатах, речах и проповедях, он выступал с разъяснениями всех важнейших действий петровского правительства в этой области, доказывая их правомерность и необходимость. Через его руки проходили, им составлялись и редактировались практически все законодательные акты, относящиеся к церкви.

Конечно же, духовенство считало, что с утратой патриаршества церковь потеряла свое некое достоинство, лишилась представителя. Ведь само существование патриарха давало особый статус всему церковному иерархическому строю. Под главенством патриарха, из митрополитов, архиепископов и епископов образовывался состав высшего духовенства. И при равенстве епископского достоинства, каждое звание имело особую, иерархическую постановку, свои права, и свои внешние отличия. С учреждением Синода все эти привычные отношения изменялись. Ведь состав Духовной коллегии образован был из представителей всех степеней духовной иерархии. И для епископов было неприемлемым, что в состав Синода назначены члены из низших ступеней иерархии.

Сочиненный Феофаном и, после прочтения в совместном собрании высшего духовенства и Сената, утвержденный государем устав духовной коллегии под названием «Духовного регламента», затрагивал самые чувствительные и больные стороны жизни народа и духовенства. Свидетельствование мощей, житий святых, чудес, акафистов, запрещение вновь строить церкви без разрешения Синода, закрытие часовен, запрещение хождения с иконами и прочее – все это тяжело воспринималось. Эти нововведения раздражали духовенство и народ, которые считали Феофана и Феодосия главными виновниками. К тому же Феофан усугублял негативное отношение к себе тем, что при каждом случае показательно отзывался о прежних формах духовной жизни с несдерживаемой иронией, с каким-то враждебным чувством.

Значительная доля недовольных деятельностью Прокоповича принадлежала черному духовенству, которое сверх общих распоряжений, раздражено было указом, по которому монастыри отдавались под богадельни и училища, превращались в воспитательные дома для сирот, инвалидов и стариков.

Непринятие некоторыми людьми преобразований, к которым прямое отношение имел Прокопович, является понятным историческим явлением. Взгляды Феофана на религию и церковную организацию несли в себе реформаторские идеи, однако нельзя прямо упрекать Прокоповича в «неправославии», в чем были уверены его оппоненты, такие как Маркелл Радышевский. По мнению Чистовича, «самое строгое рассмотрение его (Феофана) сочинений, не откроет в них ничего, противного православной церкви… Но он отделял предметы и вопросы науки и исторической критики от строгого определенного учения церкви, и не хотел освящать именем православия различные обычаи, каких было много в допетровской России».



– знаменитый проповедник и государственный деятель. Род. в 1681 г. в Киеве, в купеческой семье; образование получил в киево-могилянской академии; по окончании курса уехал в Рим, где, чтобы поступить в прославленную тогда иезуитскую коллегию св. Афанасия, должен был перейти в католицизм. Прослушав в этой коллегии полный курс, Феофан приобрел громадную начитанность в сочинениях богословских и философских, а также в древнеклассической литературе и своими выдающимися дарованиями обратил на себя внимание папы, но не пожелал остаться в Риме и в 1704 году возвратился в Киев. Здесь, снова обратившись в православие, он стал преподавать в академии сначала пиитику, потом риторику, философию и, наконец, богословие, и по всем этим предметам составил руководства, очень замечательные для своего времени ясностью изложения и отсутствием схоластических приемов. Будучи преподавателем пиитики и удовлетворяя обычаю, требовавшему сочинения драматических представлений для школьной сцены, Феофан Прокопович написал "трагедокомедию" "Владимир", в которой, изображая победу христианства над язычеством и осмеивая жрецов, как поборников суеверия и невежества, выступил горячим защитником просвещения и сторонником начатой уже Петром Великим решительной борьбы со старыми русскими предрассудками. Восторженным панегиристом преобразовательных начинаний государя явился Феофан Прокопович также и в своих проповедях, одна из них - по случаю Полтавской победы 1709 г. - была, по приказанию Петра, переведена на латинский язык самим автором. В 1711 г. Феофан был вызван в царский лагерь во время турецкого похода, а по возвращении оттуда сделан игуменом Братского монастыря и ректором академии. Продолжая свою преподавательскую деятельность, он издал ряд популярных рассуждений, диалогов и проповедей о различных богословских вопросах. Все эти сочинения отличаются живым и остроумным изложением и стремлением к критическому анализу. Феофан является заклятым противником всего католического в науке и жизни и поклонником новой европейской науки, созданной Бэконом и Декартом; он решительно выступает с резким, принципиальным отрицанием всякого авторитета духовенства как учительского сословия, требуя свободного, критического отношения ко всем научным и жизненным вопросам и опровергая старую теорию о первенстве духовной власти над светской и вообще о первенстве духовенства над всеми прочими общественными классами. С такими взглядами на значение и положение духовенства в государстве Феофан Прокопович естественно должен был сделаться сторонником сильной светской власти в ее стремлении к реформам церковным и государственным. Петр Великий, узнав образ мыслей Феофана и убедившись в его выдающихся способностях, в 1716 г. вызвал его в Петербург. Здесь Феофан Прокопович сначала выступил в качестве проповедника-публициста, разъясняя действия правительства и доказывая необходимость преобразований, а также осмеивая и сатирически обличая ее противников. Из этих проповедей особенно замечательны слово о царском путешествии за границу и "слово о власти и чести царской" (1718), посвященное доказательству необходимости для России неограниченного самодержавия, причем проповедник особенно вооружался на "богословов", полагавших, что власть духовная выше светской. В 1718 г. Феофан Прокопович сделан епископом псковским и с этого же времени становится главным помощником Петра Великого в делах духовного управления. Через его руки проходят, им составляются или, по крайней мере, редактируются все важнейшие законодательные акты по делам церкви; он пишет, по поручению царя, предисловия и толкования к переводам иностранных книг, учебники, богословские и политические трактаты и проч. Им составлен "Духовный регламент" (1720), написаны предисловие к Морскому уставу (1719) и "слово похвальное о флоте российском", краткое руководство для проповедников, "Объявление" о монашестве (1724), трактат о патриаршестве, "Первое учение отроком", рассуждения о браках с иноверцами, о крещении, о расколе, подробный комментарий к "Уставу о престолонаследии", - под заглавием: "Правда воли монаршей во определении наследника державы своей" и мн. др. С 1720 г. Феофан Прокопович был архиепископом новгородским и вскоре затем сделался первенствующим членом св. синода. В то время, как представители великорусской церковной партии и старшие иерархи из киевских ученых, руководителем которых был Стефан Яворский (см.), в своих воззрениях на отношения светской власти к духовной, а также и в некоторых богословских вопросах, склонялись к католическому учению, Феофан стоял на точке зрения близкой к убеждениям протестантских богословов, среди которых он имел немало друзей и почитателей. Обладая ясным логическим умом и язвительным остроумием и выступая, притом, во всеоружии огромной эрудиции, он являлся в своей полемике очень опасным противником, - тем более, что его политические убеждения, основой которых была теория так называемого "просвещенного деспотизма", всецело разделялись государем. При таком положении дела многочисленные враги Феофана Прокоповича не имели возможности ему вредить. После смерти Петра Великого обстоятельства изменились. Староцерковная партия подняла голову и направила свои удары на Феофана. Ему пришлось выдержать ожесточенную и опасную борьбу, отражая обвинения уже не столько богословского, сколько политического характера. Эта борьба могла бы кончиться для него неблагополучно, если бы ему не удалось искусно воспользоваться обстоятельствами вступления на престол императрицы Анны и стать во главе той партии "среднего чина людей", которые разрушили замыслы "верховников" подачей государыне известной челобитной о восстановлении самодержавия. Благодаря своему деятельному участию в этом событии, Феофан Прокопович вновь приобрел прочное положение при дворе и в синоде - и обрушился на своих старых врагов, полемику с которыми на этот раз повел уже не столько в литературе, сколько в застенках тайной канцелярии. Прежний горячий защитник реформы, действовавший во имя интересов просвещения, в котором он видел единственный залог блага России, теперь, при изменившихся условиях русской жизни, хотя и старается ограждать результаты реформы от посягательств реакции, но по существу своей роли официального проповедника-публициста обращается из деятеля прогрессивного в строгого консерватора и становится панегиристом, оправдывающим существующий порядок даже и в тех случаях, когда он противоречил его собственному идеалу. Впрочем, и в эту тяжелую для него пору Феофан Прокопович все-таки оставался человеком, высоко ценившим и, по возможности, отстаивавшим науку и просвещение. В лучших своих произведениях Феофан является представителем критически-обличительного направления. Исходя из понятий современного ему научного рационализма и протестантской теологии, он отрицательно относится к старым формам нашей церковной и общественной жизни, которые считает особенно благоприятствующими процветанию невежества или показной псевдоучености, ханжества и суеверия; во имя выставленного им идеала просвещенного человека и сильного своим просвещением государства, он сатирически изображает современную ему русскую жизнь и в этом смысле может быть назван первым русским сатириком, первым представителем того направления, к которому впоследствии примкнули наши лучшие литературные силы. Его влияние на Кантемира, сатиры которого нередко являются только перифразом проповедей Феофана Прокоповича, было чрезвычайно сильно; не подлежит также сомнению и влияние его на В. Н. Татищева, взгляды которого на русскую историю и современность вырабатывались, можно сказать, в школе Феофана. Феофан Прокопович умер 8 сентября 1736 г. Его соч. на латинском языке изданы в XVIII в. в Кенигсберге и Лейпциге Дамаскиным Семеновым-Рудневым, Иакинфом Карпинским, Давидом Нащинским и Самуилом Миславским; некоторые переводились на русский язык. "Слова и Речи" изданы в 3-х частях (СПб., 1765). См. Ю. Ф. Самарин, "Стефан Яворский и Феофан Прокопович, как проповедники" (М. 1844, и "Соч." Самарина, т. V, М., 1880), И. А. Чистович, "Феофан Прокопович и его время" (СПб., 1868); П. О. Морозов. "Феофан Прокопович как писатель" (СПб., 1880).

Введение
1.Жизнь и личность Феофан Прокоповича. Феофан как публицист, пропагандирующий и защищающий реформы Петра I
1.1 Жизнь и личность Феофан Прокоповича
1.2. Феофан как публицист, пропагандирующий и защищающий реформы Петра I
2.Феофан Прокопович как поэт-панегирист и как лирик. Феофан Прокопович - патриот России
2.1. Феофан Прокопович как поэт-панегирист и как лирик
2.2. Феофан Прокопович - патриот России
3.2. Феофан Прокопович как теоретик ораторского искусства
4. Трактат «De arte poetica»
Заключение
Список используемой литературы

Введение

Феофан Прокопович (1681-1736). – один из замечательных политических и литературных деятелей петровской эпохи, горячий защитник новой культуры. Он был верным помощником Петра в осуществлении реформ и как ученый, публицист, писатель, оказал большое влияние на современников. Сын киевского мелкого лавочника, Ф.Прокопович окончил Киево - Могилянскую академию (так называлось высшее духовное учебное заведение в Киеве), а затем продолжал свое образование в Польше и в Риме. Это один из самых образованных людей петровской эпохи, глубоко изучивший не только историю и литературу, но и математику, физику и другие естественные науки. Петр встретился с ним в Киеве в 1709 году. В 1716 года Ф.Прокопович – в Петербурге. Он выступает с горячими проповедями, пишет ряд публицистических сочинений, предисловие к «Морскому уставу»; книгу, в которой определяются основы церковной организации в России («Духовный регламент»). Его проповеди – образец красноречия того времени. Каждый его труд – это развитие идей Петра, доказательство необходимости петровских реформ. Сын купца. Окончил Киево-Могилянский коллегиум (1698). Переехав в Польшу, принял униатство и отправился для продолжения образования в Рим, где изучал римских и греческих классиков, философскую и богословскую литературу. В Киеве в 1704 году возвратился в православие. Будучи одним из образованнейших людей своего времени, П. сразу же решительно поддержал преобразовательную деятельность Петра I. Сопровождал Петра в Прутском походе (1711); по возвращении в Киев - ректор академии; преподавал пиитику и риторику. В 1715 году был вызван в Петербург, где стал помощником Петра по управлению церковью (уничтожение патриаршества и учреждение Синода, вице-президентом которого Прокопович был назначен в 1721 году). Литературно-публицистическая деятельность Прокоповича была подчинена обоснованию и защите политических и культурных мероприятий Петра. В "Слове о власти и чести царской" (1718) защищал неограниченную самодержавную власть и правомерность суда над царевичем Алексеем; в предисловии к "Морскому уставу" (1719) и в "Слове похвальном о флоте российском" (1720) прославлял создание сильного военно-морского флота. В "Духовном регламенте" (1721) обосновал новую систему управления церковью во главе с Синодом вместо патриарха. Прокопович писал русские и латинские стихи, но наибольшее влияние на литературу своего времени имел как проповедник. Его проповеди - яркий образец публицистического жанра. Прежде церковного долга он призывал исполнять долг гражданский, служить государству, а не церкви. В своих проповедях он отказывался от нагромождения словесных украшений и риторических фигур, но окончательно с этой традицией не порвал. М. В. Ломоносов и А. П. Сумароков создавали свои оды под сильным идейно-тематическим влиянием ораторской прозы Прокоповича.

Прокопович принимал участие в создании Академии наук. Возглавлял т. н. учёную дружину, в которую входили А. Д. Кантемир, В. Н. Татищев и др. Оставил ряд исторических сочинений: "Историю императора Петра Великого от рождения его до Полтавской баталии" (около 1713), "Краткую повесть о смерти Петра Великого, императора Российского" (1726), "Историю об избрании и восшествии на престол государыни Анны Иоанновны" (1730) и др. В этих сочинениях идеализировал Петра I и его деятельность.

1. Жизнь и личность Феофан Прокоповича. Феофан как публицист, пропагандирующий и защищающий реформы Петра I.

   1. 1.1. Жизнь и личность Феофан Прокоповича.

Феофан Прокопович (1681-1736) - крупнейший общественный и политический деятель первой трети XVIII столетия, талантливейший проповедник - оратор, публицист, писатель, страстный защитник петровских преобразований. Феофан Прокопович вырос в относительно демократической среде. Он был сыном мелкого киевского торговца. Рано лишился отца. Жил с матерью в крайней нищете. Свой второй удар судьба нанесла, когда ему (Елеазару - имя от рождения) исполнилось семь лет. Измучившись в постоянной борьбе с нищетой, мать заболела и умерла, оставив сына без средств к существованию. «Но, словно устыдясь собственной жестокости, - пишет один из биографов, - судьба послала Елеазару доброго ангела в лице дяди.

Звали дядю Феофан Прокопович, и годы спустя Елеазар возьмет себе это имя в память о человеке, которому он был столько обязан. Дядя был известным и уважаемым в Киеве человеком. Он много лет преподавал в духовной коллегии, славился образованностью и красноречием, в конце карьеры был избран ректором коллегии, но, тяготясь должностью, удалился в келейную тишь Киево-Печерской лавры. К себе в Лавру он и увел осиротевшего племянника. Так Елеазар перешел в духовное сословие, что давало ему шанс подняться по общественной лестнице. Иной путь наверх безродному сироте был заказан...».

Феофан Прокопович учился в Киево-Могилянской академии, где получил характерное схоластическое образование. Не ограничившись этим, он отправился совершенствоваться в науках "в чужие края". Учился в польских школах (для чего даже принял униатство). Затем - в коллегиуме святого Афанасия в Риме, специально созданном для учеников - греков и славян - с целью воспитывать из них проповедников католицизма.

«Папежским духом» (так впоследствии Феофан называл католические пристрастия, которыми грешили многие представители южнорусской образованности) он никак не заразился. Напротив, оказавшись в самом центре католического мира, он вынес из него идеи Возрождения и Реформации, а также неистребимую на всю свою жизнь ненависть ко всякого рода мракобесию и изуверству.

Около 1704 г. Феофан Прокопович возвратился в Киев, снова принял православие. Он постригся в монахи и стал преподавателем пиитики и риторики в Киево-Могилянской академии.

1706 год оказался заметной вехой в его жизненной судьбе. Феофан произнес приветственную проповедь в честь приехавшего в Киев Петра. В 1709 г., вскоре после Полтавской битвы, Феофан вновь выступает с речью, в присутствии Петра. То был «Панегирикос» или «Слово похвальное о преславной над войсками шведскими победе».

С этой поры начинается сближение Феофана с царем. В 1711 году он находится при Петре в турецком походе, затем назначается ректором академии. В 1716 году по вызову Петра переезжает в Петербург. Пройдет немного времени, и он будет возведен в сан епископа, затем архиепископа и первенствующего члена Синода. Феофан Прокопович становится одним из ближайших пособников Петра. Он его правая рука по делам церкви.

В своих многочисленных проповедях и приветственных словах царю Феофан поддерживает все его начинания. Он доказывает текстами священного писания важность просвещения, необходимость укрепления военной мощи России, в частности, её морского флота. Феофан пишет предисловие к морскому уставу. Это предисловие было развернуто в великолепное «Слово похвальное о флоте Российском».

Сам Бог определил снабдить Россию флотом, - говорил Феофан, - сам Бог возбудил в монаршем сердце охоту к плаванию. Не сыщем ни единой деревни, которая, над рекой расположена, не имела бы лодок, а столь славной и сильной монархии не иметь кораблей бесчестно и укорительно. Стоим над водой и смотрим, как гости к нам приходят и отходят, а сами того не умеем. Как жить и от нежданного неприятеля обороняться? Видишь, о Россия, пользу флота своего!

В слове своем Феофан рассказал о первых победах русского флота. Говорил проповедник искренне, с глубоким чувством и патриотизмом. Феофан напоминал своим коллегам о пастырском долге - «изъяснять народу, что мы были прежде и что есть ныне, какова была Россия и какова есть уже».

Своим словом о флоте Феофан окончательно покорил Петра. Царь был самозабвенно влюблен в море и корабли. Эту любовь он привил и Феофану. «Петербуржцы только крестились, когда мимо них, лихо кренясь, пролетал под парусами буер, управляемый шкипером в рясе с развевающейся на ветру смоляной бородой».

В 1720 г. Феофаном был составлен «Духовный регламент», который и был положен в основу церковного устройства. Патриаршество было ликвидировано. Церковь получила коллегиальное управление под главенством самого царя. Это вызвало ненависть к Феофану со стороны значительной части духовенства.

Политическая дальнозоркость Феофана обусловливалась не только влиянием Петра.