Философские миниатюры
Кроме этого стихотворения, Тютчев написал несколько других философских миниатюр-моностроф («Когда пробьёт последний час природы», «Природа - сфинкс», «Нам не дано предугадать») .
Написание и публикация
Стихотворение было написано Тютчевым на клочке бумаги. Оригинал хранится в Пушкинском Доме (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 2. ), копия есть в Муранове . Датируется через пометку в альбоме Тютчевой-Бирилёвой, где содержится копия стихотворения. Первая публикация в 1868 году (Стихотворения Ф. И. Тютчева М. , 1868, с. 230) .
Автограф содержит необычную пунктуацию: тире в первой строке: «Умом - Россию не понять», отсутствие знака препинания в конце четверостишия, тире вместо точки во второй строке, запятая после «У ней» в третьей строке. При перепечатке иногда сохраняется тире в первой строке для подчёркивания паузы .
Анализ
По мнению Ф. Б. Тарасова, Тютчев понимал революцию как «нравственный факт общественной совести, обличающий внутреннее настроение человеческого духа и оскудение веры в Западной Европе». Антихристианские корни революции привели Тютчева к мысли о России как «святом ковчеге», всплывавшем над всеобщим «громадным крушением». Ф. Б. Тарасов считает, что уподобление России Ноеву ковчегу здесь «очевидно» . В течение XX века поэтичность стихотворения ставилась под сомнения, его сводили к «лозунгу мессианской роли России» .
Согласно А. П. Сковородникову и Г. А. Копниной, всё творчество Тютчева свидетельствует о том, что в стихотворении речь идет об уникальности и самобытности России и её народа , но оно сегодня используется для пропаганды с использованием тактики манипулятивного использования цитат (на примере статьи «Встреча со свинксом» , в которой стихотворение используется как иллюстрация тезиса о том, что Тютчев придумал свой «парадокс» потому, что был «иностранцем»). Манипулятивные возможности использования этого четверостишия подчёркивает и Александр Кушнер : «Существует особое искусство выдергивать из поэта цитату, как перо из птицы, - и затем размахивать ею…» .
Русский менталитет
Четверостишие неоднократно использовалось философами при обсуждении русского менталитета .
Многие авторы рутинно отождествляют мысль четверостишия с русским иррационализмом («апология русского маниакального иррационализма» ).
Влияние на культуру
Максим Горький противопоставлял революционеров, ориентированных на Запад, на котором «горел, не угасая, огонь свободы», «мещанам», считающим, что формы жизни Запада не годятся для русского народа: «В эти дни, когда рыцари бились насмерть со змеем, мещанство в стихах и прозе доказывало, что „Умом Россию не понять“» . К мещанам Горький при этом относил как самого Тютчева, так и Толстого с Достоевским. Горький, как впоследствии и другие, также написал пародию на четверостишие (Беглые заметки // Нижегородский листок. 1896. № 229, 20 августа)
Умом - Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.
КОММЕНТАРИИ:
Автограф - РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 2.
Список в Альбоме Тютч. - Бирилевой. С. 51, ее рукой.
Первая публикация - Изд. 1868. С. 230. Вошло в Изд. СПб., 1886. С. 288; Изд. 1900. С. 296.
Печатается по автографу.
В автографе своеобразная расстановка знаков препинания. Обращает на себя внимание тире в первой строке: «Умом - Россию не понять» (оно сохраняется как обозначающее паузу в ритме стиха). Отсутствует какой-либо знак в конце всего четверостишия, во 2-й строке вместо точки тире, а в 3-й поставлена запятая после «У ней».
Датируется 28 ноября 1866 г. согласно помете в списке Альбома Тютч. - Бирилевой (и датировки первой публикации).
И. С. Аксаков писал, что «любовь к России, вера в ее будущее, убеждение в ее верховном историческом призвании владели Тютчевым могущественно, упорно, безраздельно, с самых ранних лет и до последнего издыхания. Они жили в нем на степени какой-то стихийной силы, более властительной, чем всякое иное, личное чувство. Россия была для него высшим интересом жизни: к ней устремлялись его мысли на смертном одре…». Тютчев ранее других постиг революцию как «нравственный факт общественной совести, обличающий внутреннее настроение человеческого духа и оскудение веры в Западной Европе». Мысль об антихристианском начале, вдохновлявшем революцию и доставившем ей «такое грозное господство над миром», обусловливала взгляды Тютчева на историческую роль России, «прежде всего державы христианской», которые были высказаны им еще в статье «Россия и революция», написанной в 1848 г. Видя в «Западных царствах» цивилизацию, «убивающую себя собственными руками», Тютчев сравнивал Россию с всплывающим над «громадным крушением» «святым ковчегом» (Биогр. С. 76, 135–138, 148). Уподобление библейскому Ноеву ковчегу очевидно.
Стихотворение часто цитировалось в конце XIX - начале XX в., т. е. в период серьезных в истории России перемен, среди прочих и такими деятелями русской словесной культуры, как В. Г. Короленко (см., напр., «Волжский вестник». 1890, 13/25 дек.) и М. Горький (Заметки о мещанстве // Новая жизнь. 1905. № 1, 4, 12). Кроме того, М. Горький, как впоследствии и многие другие, пародировал тютчевское четверостишие (Беглые заметки // Нижегородский листок. 1896. № 229, 20 августа; то же - Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1953. Т. 23. С. 177) (Ф. Т. ).
Останавливается подвыпивший Тихон Кабанов и рассказывает, что вся их семья «пришла в расстройство». Катерина гуляла с любовником. Маменька Тихона за это её теперь целыми днями «поедом ест», говорит: её надо живую в землю закопать. Катерина молчит, ходит, «как тень безответная», да тает, как воск.
Бориса дядя его, Дикой, отсылает в Тяхту, на китайскую границу. Борис плачет. Тихон с Диким ругали его, а он говорит: «Со мной, что хотите, делайте, только ее не мучьте».
А. Н. Островский. Гроза. Спектакль
Кулигин советует Тихону простить жену: «ведь вы и сами, чай, не без греха»? Тихон сознаётся: «да, тоже грешен». Рассказывает, как в последней поездке «всю дорогу пил и в Москве всё время пил: так радовался, что от маменьки на волю вырвался». Тихон и рад бы простить Катерину, но не позволяет Кабаниха. Она и Варвару начала было точить, а та взяла да и сбежала из дому с Ванькой Кудряшом.
К Тихону и Кулигину подбегает служанка Глаша, крича: «Катерина куда-то пропала, доискаться её никак не могут». Тихон в беспокойстве бежит домой: «Как бы она от горя руки на себя не наложила!»
Островский «Гроза», действие 5, явление 2 – кратко
Кулигин уходит вслед за Тихоном, но вскоре на сцене показывается Катерина, произнося монолог : «Мне бы с Борисом проститься. А то себя погубила, его погубила, себе бесчестье – ему вечный покор!.. Ночью спать не могу, лежу, как в могиле… Лучше бы бросили меня в Волгу, я бы рада была. Долго ль еще мне мучиться? Для чего мне теперь жить? Как мне по нем скучно! Уж коли не увижу я тебя, так хоть услышь ты меня издали! Радость моя, жизнь моя, душа моя! Откликнись!»
Островский «Гроза», действие 5, явление 3 – кратко
Входит Борис. Катерина подбегает и бросается ему на шею.
«Ты не забыл меня? Не сердишься?» – «За что мне сердиться?» – «Ну, как ты теперь?» – «Усылают меня в Сибирь». – «Возьми и меня с собой!» – «Нельзя, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает». – «Ну, поезжай с богом! Не тужи обо мне. А надо мной дома все в глаза смеются, каждую минуту попрекают. На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя. Но хорошо, хоть попрощалась с тобой. Как гора с плеч свалилась». – «Пора мне, Катя. Не застали б нас здесь!» – «Ты, как поедешь, ни одного нищего не пропускай, всякому подай да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу… Дай погляжу на тебя в последний раз… Ну, поезжай!» – «Катя, не задумала ли ты чего? Я всю дорогу этой мыслью мучиться буду». – «Нет. Поезжай с Богом!»
Борис уходит. Катерина долго смотрит ему вслед.
Действие пьесы разворачивается в приволжском городке Калинове, где, по словам одного из жителей, местного самоучки Кулигина, царят «жестокие нравы». Об этом Кулигин рассуждает с Ванькой Кудряшом, молодым конторщиком, весельчаком и балагуром.
Они становятся свидетелями сцены, в которой известный в городе купец Савел Прокофьич Дикой ругает своего племянника Бориса. Тот приехал вместе с сестрой к дяде, чтобы получить свою долю наследства, оставленного бабушкой. Но есть условие, которое Борису никогда не выполнить: нужно быть почтительным к своему дяде. Все жители города понимают, что наследства Борису не видать, ведь Дикой, в силу своего капризного и своенравного характера, не скрываясь, заявляет, что у него есть свои дети и негоже отдавать деньги чужим. Борис продолжает терпеть унижение только ради сестры.
Появляется странница Феклуша, которая, наоборот, хвалит Калинов, его купечество, в особенности семью Кабановых. Кулигин поясняет Борису, что Кабаниха – почтенная купчиха, только вот «домашних заела совсем». В это время на площадь выходит сама Марфа Игнатьевна Кабанова, ее сын Тихон, дочь Варвара и невестка Катерина. Кабаниха распекает сына за то, что он не слишком почтителен к ней; достается и невестке, которая пытается вступить в разговор. После она уходит, Тихон отправляется в трактир, а Катерина с Варварой остаются одни и говорят по душам.
Катерина рассказывает о своем детстве, родительском доме, где она жила, «точно птичка на воле». Молодая женщина сетует, что в доме Кабановых «завяла совсем», и невольно признается, что ей нравится племянник Дикого Борис. Варвара, которая давно скрывает от матери свои любовные похождения с Кудряшом, готова устроить для Катерины любовное свидание с Борисом, когда Тихон уедет на пару недель. Но тут появляется сумасшедшая барыня и грозит Катерине, что ей гореть в аду из-за своей красоты. Девушке становится страшно от ее слов и от начинающейся грозы, и она зовет Варвару домой, чтобы помолиться перед иконами.
Действие 2
В доме Кабановых. Странница Феклуша со служанкой Глашей рассуждают о грехе. Варвара намекает, что Катерина симпатична Борису, отчего та пугается и клянется, что любит только Тихона. Если же жизнь в доме Кабанихи ей опостылеет, то она в окно выбросится или в реке утопится, уж такой она «зародилась горячей». Она вспоминает случай, когда еще в детстве, обидевшись на своих родных, бросилась к реке, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. Только на следующее утро нашли лодку с Катериной в десяти верстах от того места.
Приходит Кабанова вместе с сыном, который собирается в дальнюю дорогу. Мать требует, чтобы он дал наставления жене, как ей себя вести, пока муж в отъезде. Это оскорбляет Катерину, и, оставшись с ним наедине, она умоляет взять ее с собой. Но Тихон заявляет, что его заездили совсем и он не чает, как вырваться из дома. Катерина бросается на колени и просит взять с нее самую страшную клятву верности, но Тихон только отмахивается.
На крыльце Кабаниха вновь стремится показать свое влияние на сына: требует, чтобы он заставил жену не на шею вешаться, а прощаться «по порядку», как было веками положено. Оставшись одна, Катерина сожалеет, что «детушек Бог не дал». Она решает, что будет верно ждать возвращения Тихона, но Варвара дает ей ключ от задней калитки, чтобы вечером встретиться с Борисом. Катерина долго борется с искушением, но все-таки кладет ключ в карман, чтобы пойти на свидание.
Действие 3
Сцена 1
Феклуша с Кабанихой рассуждают о том, что жизнь стала суетливой, правда, в других городах, где царит содом, где люди торопятся попусту. В Калинове же люди все благочестивые, поэтому им торопиться незачем. Феклуша рассказывает диковинные истории о Москве, где стали запрягать «огненного змея», об иных землях, где водятся «люди с песьими головами» и разные другие небылицы.
Появляется подвыпивший Дикой и по привычке начинает скандалить с Кабановой, но она быстро усмиряет его, и тот признается, что только она одна может его «разговорить». Кабаниха едко замечает, что воюет он всю жизнь только с бабами, а это нехитрое дело. Сердит же он от того, что все с утра у него денег просят.
Борис подходит к дому Кабановых в надежде хотя бы издалека увидеть Катерину. Он слушает рассуждения Кулигина о красоте природы, которую никто не замечает: бедным некогда, а богатые сидят за своими высокими заборами и изводят домочадцев. Появляются Кудряш и Варвара, целуются, а Варвара манит к воротам Бориса и тайно сообщает ему о месте будущей встречи с Катериной.
Сцена 2
Ночь. За садом Кабановых встречаются Кудряш и Борис. Они сначала повздорили из-за места, но потом Борису пришлось признаться, что он здесь тайно должен встретиться с замужней женщиной - Катериной Кабановой.
Появляются обе Кабановых. Кудряш уходит с Варварой, а Борис остается наедине с Катериной. Сначала она робеет, обвиняет его в том, что он желает ее погибели, хочет ввести в грех. Но потом все-таки признается в своих чувствах и заявляет, что ради своей любви не побоится ни людского осуждения, ни божьего наказания. Возвращается парочка влюбленных – Варвара и Кудряш, а Борис с Катериной уговариваются о следующей встрече.
Действие 4
Жители города гуляют под сводами полуразрушенной галереи, на стенах которой изображены картины Страшного Суда. Вдали слышны раскаты приближающейся грозы. Кулигин возмущен тем, что люди боятся грозы – этого прекрасного природного явления. Он убеждает Дикого пожертвовать деньги на солнечные часы в центре города и на строительство громоотвода, но купец суеверен: он думает, что гроза дается в наказание от Бога всем грешникам, поэтому отказывает в просьбе, а мастера называет безбожником.
Борис встречается с Варварой, и та рассказывает ему, что Тихон вернулся раньше срока, а Катерина «сделалась сама не своя». Варвара опасается, что она бухнется мужу в ноги и все расскажет: боится и за себя, и за Бориса.
Появляется семья Кабановых. Катерина напугана приближающейся грозой, ведь она набожна и воспринимает ее как божью кару. Заметив Бориса, она еще больше бледнеет. Она слышит слова прохожих о том, что гроза возвращается неспроста, говорит Тихону, что это ее должно убить молнией, и просит молиться за нее.
В это время появляется сумасшедшая барыня с лакеями и, обращаясь к Катерине, кричит, чтобы та не пряталась, а молилась о том, чтобы Бог забрал ее красоту. В конце своего монолога полоумная барыня заявляет, что лучше в омут с такой красотой. Катерина почти в обмороке. Варвара предлагает ей отойти в сторону и помолиться. Но присев возле стены галереи, Катерина видит изображение геены огненной. Она не выдерживает и прилюдно признается Тихону в том, что все десять ночей гуляла с Борисом Григорьевичем. После Катерина без чувств падает на руки мужу. В полной тишине Кабаниха со злорадством заявляет, что она предупреждала, «к чему воля-то ведет», а Тихон не слушал, вот теперь и дождался.
Действие 5
В сумерках на скамейке в общественном саду на берегу Волги сидит Кулигин. Появляется Тихон и заявляет, что вся семья их «в расстройство пришла». Он рассказывает, что в Москве загулял, а жена ему в это время изменяла. Ему тяжело, даже выпивка у Дикого не помогает. Кулигин говорит, что это его «маменька больно крута», а Катерина была хорошей женой. Тихон соглашается, что Кабаниха крута, ведь она советует Катерину живой в землю закопать, а он любит ее, теперь жалеет, но простить не может. Поэтому побил немножко, потому что «маменька приказала», а теперь пьет каждый день вместе с Диким. А Бориса Дикой отсылает в Сибирь на три года. Варвара же сбежала из дома вместе с Ванькой Кудряшом.
Глаша сообщает Тихону, что Катерина куда-то пропала, и Тихон высказывает предположение, как бы она руки с тоски на себя не наложила. Вслед за Глашей Тихон и Кулигин уходят.
Катерина знает об отъезде Бориса и ищет встречи с ним в надежде, что он увезет ее с собой в Сибирь. Но при встрече Борис говорит, что ему нельзя взять ее, ведь едет не по своей воле. Он обеспокоен тем, что их могут увидеть, торопится закончить разговор, хотя понимает, что Катерине сейчас очень тяжело. Тогда Катерина просит по дороге подавать милостыню всем нищим, чтобы они за нее молились. Борис чувствует, что женщина задумала что-то недоброе, и даже восклицает, что смерть будет для нее спасением.
Действие пятое
А. Н. Островский. Гроза. Спектакль
Декорация первого действия. Сумерки.
Явление первое
Кулигин (сидит на лавочке), Кабанов (идет по бульвару).
Кулигин (поет) .
Ночною темнотою покрылись небеса.
Все люди для покою закрыли уж глаза… и пр.
(Увидав Кабанова.) Здравствуйте, сударь! Далеко ли изволите?
Кабанов . Домой. Слышал, братец, дела-то наши? Вся, братец, семья в расстройство пришла.
Кулигин . Слышал, слышал, сударь.
Кабанов . Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве все пил, так это кучу, что на-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что делается. Слышал?
Кулигин . Слышал, сударь.
Кабанов . Несчастный я теперь, братец, человек! Так ни за что я погибаю, ни за грош!
Кулигин . Маменька-то у вас больно крута.
Кабанов . Ну да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я вот зашел к Дикому, ну, выпили; думал – легче будет, нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя…
Кулигин . Мудреное дело, сударь. Мудрено вас судить.
Кабанов . Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало. Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтобы она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она, как тень какая, ходит безответная. Только плачет да тает, как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кулигин . Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать! Вы бы простили ей, да и не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!
Кабанов . Уж что говорить!
Кулигин . Да уж так, чтобы и под пьяную руку не попрекать. Она бы вам, сударь, была хорошая жена; гляди – лучше всякой.
Кабанов . Да пойми ты, Кулигин: я-то бы ничего, а маменька-то… разве с ней сговоришь!..
Кулигин . Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.
Кабанов . Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума. И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.
Кулигин . Эх, сударь! Дела, дела! Ну, а Борис-то Григорьич, сударь, что?
Кабанов . А его, подлеца, в Тяхту, к китайцам. Дядя к знакомому купцу какому-то посылает туда на контору. На три года его туды.
Кулагин . Ну, что же он, сударь?
Кабанов . Мечется тоже, плачет. Накинулись мы давеча на него с дядей, уж ругали, ругали, – молчит. Точно дикий какой сделался. Со мной, говорит, что хотите, делайте, только ее не мучьте! И он к ней тоже жалость имеет.
Кулигин . Хороший он человек, сударь.
Кабанов . Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует, беда! Уж я вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно на части, чтобы знал…
Кулигин . Врагам-то прощать надо, сударь!
Кабанов . Поди-ка, поговори с маменькой, что она тебе на это скажет. Так, братец Кулигин, все наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила, а та не стерпела, да и была такова, – взяла да и ушла.
Кулигин . Куда ушла?
Кабанов . Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, – говорит, – хуже будет!» Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне? Научи ты меня, как мне жить теперь? Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возмусь – руки отваливаются. Вот теперь домой иду: на радость, что ль, иду?
Входит Глаша .
Глаша . Тихон Иваныч, батюшка!
Кабанов . Что еще?
Глаша . Дома у нас нездорово, батюшка!
Кабанов . Господи! Так уж одно к одному! Говори, что там такое?
Глаша . Да хозяюшка ваша…
Кабанов . Ну что ж? Умерла, что ль?
Глаша . Нет, батюшка; ушла куда-то, не найдем нигде. Сбились с ног искамши.
Кабанов . Кулигин, надо, брат, бежать искать ее. Я, брат, знаешь, чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует, что ах! На нее-то глядя, сердце рвется. Чего же вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
Глаша . Недавнушко, батюшка! Уж наш грех, недоглядели. Да и то сказать: на всякий час не остережешься.
Кабанов . Ну, что стоишь-то, беги?
Глаша уходит.
И мы пойдем, Кулигин!
Уходят.
Сцена несколько времени пуста. С противоположной стороны выходит Катерина и тихо идет по сцене.
Явление второе
Катерина (одна) . Нет, нигде нет! Что-то он теперь, бедный, делает? Мне только проститься с ним, а там… а там хоть умирать. За что я его в беду ввела? Ведь мне не легче от того! Погибать бы мне одной! А то себя погубила, его погубила, себе бесчестье – ему вечный покор! Да! Себе бесчестье – ему вечный покор. (Молчание.) Вспомнить бы мне, что он говорил-то? Как он жалел-то меня? Какие слова-то говорил? (Берет себя за голову.) Не помню, все забыла. Ночи, ночи мне тяжелы! Все пойдут спать, и я пойду; всем ничего, а мне – как в могилу. Так страшно в потемках! Шум какой-то сделается, и поют, точно кого хоронят; только так тихо, чуть слышно, далеко-далеко от меня… Свету-то так рада сделаешься! А вставать не хочется: опять те же люди, те же разговоры, та же мука. Зачем они так смотрят на меня? Отчего это нынче не убивают? Зачем так сделали? Прежде, говорят, убивали. Взяли бы да и бросили меня в Волгу; я бы рада была. «Казнить-то тебя, – говорят, – так с тебя грех снимется, а ты живи да мучайся своим грехом». Да уж измучилась я! Долго ль еще мне мучиться? Для чего мне теперь жить? Ну, для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило, и свет божий не мил! А смерть не приходит. Ты ее кличешь, а она не приходит. Что ни увижу, что ни услышу, только тут (показывает на сердце) больно. Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую я и видела… Что ж: уж все равно, уж душу свою я ведь погубила. Как мне по нем скучно! Ах, как мне по нем скучно! Уж коли не увижу я тебя, так хоть услышь ты меня издали! Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску! Батюшки, скучно мне, скучно! (Подходит к берегу и громко, во весь голос.) Радость моя, жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Откликнись! (Плачет.)
Входит Борис .
Явление третье
Катерина и Борис .
Борис (не видя Катерины) . Боже мой! Ведь это ее голос! Где же она? (Оглядывается.)
Катерина (подбегает к нему и падает на шею) . Увидела-таки я тебя! (Плачет на груди у него.)
Молчание.
Борис . Ну, вот и поплакали вместе, привел бог.
Катерина . Ты не забыл меня?
Борис . Как забыть, что ты!
Катерина . Ах, нет, не то, не то! Ты не сердишься?
Борис . За что мне сердиться?
Катерина . Ну, прости меня! Не хотела я тебе зла сделать; да в себе не вольна была. Что говорила, что делала, себя не помнила.
Борис . Полно, что ты! что ты!
Катерина . Ну, как же ты? Теперь-то ты как?
Борис . Еду.
Катерина . Куда едешь?
Борис . Далеко, Катя, в Сибирь.
Катерина . Возьми меня с собой отсюда!
Борис . Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись.
Катерина . Поезжай с богом! Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно будет тебе, бедному, а там и позабудешь.
Борис . Что обо мне-то толковать! Я – вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?
Катерина . Мучает меня, запирает. Всем говорит и мужу говорит: «Не верь ей, она хитрая». Все и ходят за мной целый день и смеются мне прямо в глаза. На каждом слове все тобой попрекают.
Борис . А муж-то?
Катерина . То ласков, то сердится, да пьет все. Да постыл он мне, постыл, ласка-то его мне хуже побоев.
Борис . Тяжело тебе, Катя?
Катерина . Уж так тяжело, так тяжело, что умереть легче!
Борис . Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!
Катерина . На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет! Вот теперь тебя видела, этого они у меня не отнимут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увядать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
Борис . Что ты, что ты!
Катерина . Да нет, все не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по тебе, вот что, ну, вот я тебя увидала…
Борис . Не застали б нас здесь!
Катерина . Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать… Вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего.
Борис . Время мне, Катя!
Катерина . Погоди, погоди!
Борис . Ну, что же ты сказать-то хотела?
Катерина . Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу.
Борис . Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!
Катерина . Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай!
Борис (отходит несколько шагов и останавливается) . Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.
Катерина . Ничего, ничего. Поезжай с богом!
Борис хочет подойти к ней.
Не надо, не надо, довольно!
Борис (рыдая) . Ну, бог с тобой! Только одного и надо у бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтоб ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
Катерина . Прощай!
Борис уходит. Катерина провожает его глазами и стоит несколько времени задумавшись.
Явление четвертое
Катерина (одна) . Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу – все равно. Да, что домой, что в могилу!.. что в могилу! В могиле лучше… Под деревцом могилушка… как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком ее мочит… весной на ней травка вырастет, мягкая такая… птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие… всякие (задумывается) , всякие… Так тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А о жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет, нет, не надо… нехорошо! И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду… Придешь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это? Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберешь… Умереть бы теперь… Что поют? Все равно, что смерть придет, что сама… а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться… Руки крест-накрест складывают… в гробу? Да, так… я вспомнила. А поймают меня да воротят домой насильно… Ах, скорей, скорей! (Подходит к берегу. Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай! (Уходит.)
Входят Кабанова , Кабанов , Кулигин и работник с фонарем.
Явление пятое
Кабанов , Кабанова и Кулигин .
Кулигин . Говорят, здесь видели.
Кабанов . Да это верно?
Кулигин . Прямо на нее говорят.
Кабанов . Ну, слава богу, хоть живую видели-то.
Кабанова . А ты уж испугался, расплакался! Есть о чем. Не беспокойся: еще долго нам с ней маяться будет.
Кабанов . Кто ж это знал, что она сюда пойдет! Место такое людное. Кому в голову придет здесь прятаться.
Кабанова . Видишь, что она делает! Вот какое зелье! Как она характер-то свой хочет выдержать!
С разных сторон собирается народ с фонарями.
Один из народа . Что, нашли?
Кабанова . То-то что нет. Точно провалилась куда.
Один из народа . Да найдется!
Другой . Как не найтись!
Третий . Гляди, сама придет.
Кулигин (с берега) . Кто кричит? Что там?
Кулигин и за ним несколько человек убегают.
Явление шестое
Те же , без Кулигина .
Кабанов . Батюшки, она ведь это! (Хочет бежать.)
Кабанова удерживает его за руку.
Маменька, пустите, смерть моя! Я ее вытащу, а то так и сам… Что мне без нее!
Кабанова . Не пущу, и не думай! Из-за нее да себя губить, стоит ли она того! Мало она нам страму-то наделала, еще что затеяла!
Кабанов . Пустите!
Кабанова . Без тебя есть кому. Прокляну, коли пойдешь!
Кабанов (падая на колени) . Хоть взглянуть-то мне на нее!
Кабанова . Вытащат – взглянешь.
Кабанов (встает. К народу) . Что, голубчики, не видать ли чего?
1-й . Темно внизу-то, не видать ничего.
Шум за сценой.
2-й . Словно кричат что-то, да ничего не разберешь.
2-й . Вон с фонарем по берегу ходят.
1-й . Сюда идут. Вон и ее несут.
Несколько народу возвращается.
Один из возвратившихся . Молодец Кулигин! Тут близехонько, в омуточке, у берега с огнем-то оно в воду-то далеко видно; он платье и увидал и вытащил ее.
Кабанов . Жива?
Другой . Где уж жива! Высоко бросилась-то: тут обрыв, да, должно быть, на якорь попала, ушиблась, бедная! А точно, ребяты, как живая! Только на виске маленькая ранка, и одна только, как есть одна, капелька крови.
Кабанов бросается бежать; навстречу ему Кулигин с народом несут Катерину.
Явление седьмое
Те же и Кулигин .
Кулигин . Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело ее здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед судией, который милосерднее вас! (Кладет на землю и убегает.)
Кабанов (бросается к Катерине) . Катя! Катя!
Кабанова . Полно! Об ней плакать-то грех!
Кабанов . Маменька, вы ее погубили, вы, вы, вы…
Кабанова . Что ты? Аль себя не помнишь? Забыл, с кем говоришь?
Кабанов . Вы ее погубили! Вы! Вы!
Кабанова (сыну) . Ну, я с тобой дома поговорю. (Низко кланяется народу.) Спасибо вам, люди добрые, за вашу услугу!
Все кланяются.
Кабанов . Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться! (Падает на труп жены.)
Для перехода к предыдущему действию «Грозы» пользуйтесь кнопкой Назад под текстом статьи. Ссылки на материалы о других произведениях А. Н. Островского см. ниже, в блоке «Ещё по теме…»
