Война не окончена, пока не сказана вся правда о ней.
Я родился в 1937 году и по закону Украины от 18 ноября 2004 года отношусь к категории «дети войны». Мои детские впечатления о войне совершенно недостаточны для создания сколь-нибудь полной картины мировой трагедии, но, научившись читать и писать, я довольно рано осознал, что даже то немногое, что мне довелось тогда увидеть и пережить, находится в вопиющем противоречии с пафосом и героикой отечественной военной литературы. Кстати, сама эта литература начала появляться отнюдь не сразу после 1945-го, да и в сталинские времена войну скорее замалчивали, чем героизировали: слишком свежей была память, слишком горькой и страшной, слишком болезненной… А потом, спустя два десятилетия, будто бы разверзлись небеса и обрушился шквал, смерч, тайфун величия и героизма. Началась трансформация победы, оплаченной десятками миллионов человеческих жизней, в национальную религию…
Л.Улицкая: "Пафос, цветущий вокруг нашей победы, так велик, что забывается, какой ценой это далось и какую цену платили еще много лет после". Но война, любая война, это не только и не столько героика, пафос, фанфары, победы, сколько грязь, кровь, глупость, предательство, ложь, насилие, страдание, страх, смерть, моря крови, тысячи и миллионы смертей… По словам Николая Никулина, "война это смерть и подлость, подлость, подлость. И свинство".
Нам говорят, что правдивая история Второй мировой войны вообще невозможна, потому что она подрывает чувство патриотизма, снижает уровень групповой самооценки, очерняет страну и народ. «А человеку противно, неприемлемо снижение групповой самооценки. Все военные истории (да и вообще все истории всех народов) идеализированы. Каждый народ идеализирует себя. Это относится к любому народу». Это правда, но не вся правда. Потому что историческая правда рано или поздно все равно торжествует, а историческая ложь навсегда остается ложью. Не верю я и в теорию «двух правд» — положительной и отрицательной, генеральской и солдатской. Правда не только многолика и многоуровнева, но эволюционна: время отшелушивает от нее всё сервильное, служивое, пафосное, и в конце концов человечество узнает, кем на самом деле были люди, воевавшие по подлому принципу «Война всё спишет».
Я уже не говорю о давно забытом нападении СССР на маленькую Финляндию (1939-40), когда соотношение жертв грандиозной и милитаризованной страны и маленькой безоружной Финляндии сотносилось как 7,5:1, а СССР как военный агрессор был исключен из Лиги Наций...
Какая историческая правда, когда даже дневники ленинградских блокадников по сей день заперты в спецхранах и фактически изъяты из обращения… Откуда нам узнать, что смертность блокадников достигала порой 10 тысяч человек в день? Пока история в руках фальсификаторов, пафос будет полностью заменять трагедию и ужасающие потери. Пренебрегая всем этим, по словам историка Н.Соколова, нигде в мире победа в этой войне не сделалась едва ли не единственной скрепой гражданского социума, как у нас сейчас.
Официальная военная история СССР была филиалом идеологического отдела ЦК КПСС. Поэтому естественно, что она соткана из военно-патриотической мифологии, то есть это — параистория, как большая часть совковой литературы о войне — паралитература. Почему В.Суворов и М.Солонин привели в дикое раздражение, я бы сказал — в неистовство — официальную советскую историческую школу, это своеобразное подразделение Министерства обороны? Потому что она исправно и подло выполняла военно-политический заказ. Потому что параисторию писали не историки, а мошенники-фальсификаторы, делавшие то, что им велено. А когда велели другое, они писали другое. Мне трудно судить, верна или нет версия Суворова о подготовке Сталиным войны, хотя я знаю, что ее поддерживают многие западные историки. Лично я разумею иное: после "генеральной чистки" высшего командного состава Красной Армии Сталин жутко боялся начала войны в 1941 г., и похоже, Гитлер использовал этот страх себе на пользу.
В военное время эта фальшивая мифология создавалась военными корреспондентами, а затем ангажированными писателями. Сервильность, служивость, продажность наших историков и писателей на протяжении многих лет, прошедших после 1945 года, привели к сильнейшей, грандиознейшей деформации событий военных лет, сделали войну чуть ли не парадной, отечественной, победоносной, героической. Фактически это было живописание на незахороненных трупах, на морях крови, на страданиях миллионов и миллионов людей — виды из Кремля, из генеральских и маршальских кабинетов, из переделкинских дач и цековских «распределителей»… Хуже того, война с нацизмом не была войной за свободу, и это даже не скрывалось властью, один из представителей которой (Молотов) прямо признал: «Не просто бессмысленна, но преступна война против гитлеризма под флагом фальшивой борьбы за демократию».
По мере удаления от ужасов Второй мировой официальные книги о ней все больше напоминали победные реляции и фанфары. По словам писателя М.Веллера, лак на историю ВОВ (пример киноэпопея Озерова "Освобождение") нашими историками поливался бочками. Кто-то из украинских историков сказал: «Мы — историки — подобны гильдии факиров. Мы знаем все тайные страницы, мы знаем, как оно было на самом деле. А обществу надо давать удобоваримый и полезный продукт. Им стоит знать только то, что они знают — и не больше». Вот в итоге и получилось, что на самом деле всё было даже не совсем так, а совсем не так. И лишь изредка в это море обманок, партийных кличей и генеральских мемуаров попадали капельки солдатской и народной правды… Я попытался оценить соотношение правды и героики, горечи и фанфар, искренних признаний и генеральско-исторического пафоса, "солдатской и лейтенантской прозы" и видов из Кремля — получилось что-то невероятное, немыслимое, несравнимое: на тысячи и тысячи книг, генеральских мемуаров, героических романов и рассказов, ангажированных трудов историков — всего несколько десятков действительно правдивых книг, тут же заклейменных «патриотами» от «СМЕРШа» и «заградотрядов» предательскими, русофобскими, проплаченными Западом. Кстати, зачем их было проплачивать Западу, где в море литературы о Второй мировой как раз доминировали историческая правда и честность. Но большевистско-гебистское зомбирование населения СССР делало свое дело: именно те силы, по вине которой война оказалась столь бездарной, кровавой, разрушительной, гибельной, теперь обвиняли честных авторов в предательстве, русофобии и проплаченности из-за рубежа.
Я согласен с тем, что историческая правда сложна и многоуровнева, что ее нельзя упрощать или освещать односторонне, но ведь именно совковая история Второй мировой стала ярким примером однобокости и вселенской лжи. Попытка Марка Солонина развенчать грандиозное по масштабам Военное Вранье сделала подвижника изгоем и «предателем», чья цель — «оправдать фашистскую агрессию против СССР, опорочить, а то и опровергнуть победу Советского Союза». Верные Русланы от совковой истории, все эти гавриловы, тельманы, никифоровы, куманевы, ермолаевы, исаевы и являются современными фальсификаторами. Между тем, именно Марк Солонин подверг коренному пересмотру истоки разгрома РККА в начале войны, показав, что его причиной было не неравенство сил, но полномасштабный развал армии, выразившийся в массовом дезертирстве и сдаче в плен: «Массовое дезертирство и массовая сдача в плен были одновременно и причиной, и следствием, и главным содержанием процесса превращения Красной Армии в неуправляемую толпу». Еще одной причиной стало резко отрицательное отношение значительной части населения к Советской власти, которая обманула народ, превратила колхозников в новых рабов-крепостных, устроила раскулачивание и голодомор. Массовые репрессии 1937-1938 годов в армии, по мнению М.Солонина, «превратили значительную часть командных кадров Красной Армии в смертельно и пожизненно запуганных людей», которые боялись проявить всякую инициативу и были лишь передаточными шестеренками» великого полководца»: «...Участие товарища Сталина в войне — это нечто подобное тому, что пьяный ханыга напился, в пьяном угаре поджег дом, потом проснулся, кинулся его тушить…»
Свидетельствует М.Веллер: "Писать о войне неправду нельзя. Это чрезвычайно подло, кроме всего прочего. Когда Никулин говорит: "Больше всего вреда было от этих редакторов дивизионных газет, которые сидели где-то в корпусных армейских штабах за 50 километров от передовой и писали свои статьи — розовая водичка, не имеющая отношения к действительности и сплошная ложь". Сами корреспонденты к этой лжи привыкали. И когда Константин Симонов в своих дневниках "Разные дни войны" — книга из лучших, которая у нас выходила в послевоенные советские десятилетия — писал о том, что его фотокор Яша Халип для того, чтобы были правильные снимки, всегда имел с собой каску, бритву с мылом и помазком, белый подворотничок (тряпочку белую) и ниточку с иголочкой. Потому что бойца, который снимался... Он лично иногда его брил, надевал на него каску. Боец подшивал подворотничок и вот в таком виде сидел на фотографии. А на самом деле всё это был тихий ужас... Вся эта мерзость, вся эта грязь, все эти муки и ужас — вот это и есть война, которую надо видеть для того, чтобы не хотеть".
Война — это не лживая военная корреспонденция и не миф о 28 панфиловцах, придуманный корреспондентом "Красной звезды" Александром Кривицким и подправленный главным редактором Давидом Ортенбергом, а, скажем, — правда о том, что почти всё мирное население Сталинграда погибло и было на гибель обречено, потому что командование выполняло приказ перевозить за Волгу только раненых. "И все книги о Сталинграде писали о боях, которые проходили как будто на Луне. Как будто народу, жителей, мирных граждан — детей, стариков, там не было". Выпуская через 60 лет после войны книгу «Мой лейтенант», Даниил Гранин признавался: «Раньше я не хотел писать про войну, считал, что о ней уже есть много замечательных книг. Но в них нет МОЕЙ войны, а она была особенной».
Зимой 1941-42 гг. ЗАГСЫ Ленинграда не только не регистрировали смертность во время блокады города, но разрешили массовые захоронення «по спискам». Официоз не просто ввел в оборот фальшивое число жертв Ленинградской блокады в 191 тыс. человек, но дал указание историкам не отклоняться от этой цифры. А ко всем, кто имел смелость «отходить», то есть говорить правду о миллионе погибших от голода, немедленно привешивалась бирка фальсификаторов истории. Существовали запреты на многие темы блокады — истинной смертности гражданского населения, масштабов каннибализма, дезертирства, предательства, литерного снабжения партбонз, ответственности за просчеты и преступления последних, даже на публикации «живой истории», «блокадних дневников», «осадных записей» и т.д., и т.п. Только недавно узнал, что именно в тот самый страшный момент блокады, когда иждивенцам полагалось 125 грамм «хлеба», — в этот самый момент самолетами в Ленинград завозили 346 тонн мяса, копченостей, 51 тонну шоколада, 18 тонн масла, 9 тонн сыра. Догадываетесь — кому? Зимой 1941-42 гг.
О масштабах запретов и фальсификаций свидетельствует даже назавание одной из недавних научных конференций — «Блокада рассекреченная»… Я уж не говорю о других «запретных темах» или регулярных «чистках» архивов (уничтожении множества прискорбных или шокирующих документов и о засекречивании менее «опасных»). Еще — о выступлениях главы государства на темы истории, которые становятся «руководством» для историков или предостережением оных от «идеологического мусора» (терминология самого главы)...
Кстати, об архивах и исторических документах. Настоятельно рекомендую читателям прочесть замечательную статью Валерия Лебедева "Слепые архивы России", опубликованную в "Независимом бостонском альманахе" (http://lebed.com/2015/art6715.htm). Перед Вами откроется детективно-увлекательная история российской истории в целом, иллюстрируемая уникальными примерами, например, связанными с историями убийства Сталина и Берии. Гарантирую огромное удовольствие и новизну.
Вот она, правда о войне: средняя продолжительность жизни русского солдата на передовой в битве под Сталинградом не превышала суток... То есть ежедневно в Сталинград отправляли огромное количество солдат и почти всех — в один конец. Их даже отправляли больше количества погибших, потому что помимо убитых на передовой нужно было заменять раненых. Тут уж было не до гражданского населения...
Уровень ужасов Сталинградской битвы был таков, что даже не засекреченные исторические документы времен войны ныне практически полностью выведены из обращения. Даже по официальным данным во время Сталинградской битвы потери Красной армии составили 1 347 214 человека (без учета войск НКВД, народного ополчения и гражданского населения). По неофициальным данным эта цифра может быть в полтора раза больше.
Из 750 тысяч гражданского населения (жителей и эвакуированных) к февралю 1943 года в Сталинграде осталось… 28 тысяч человек… Причем количество эвакуированных точно никто не считал, а цифра в 250 тысяч носит скорее идеологический, чем реальный характер. Очень даже возможно, что немцы эвакуировали в Белую Калитву даже больше жителей города, чем сталинградские райкомы партии.
Только за время Сталинградской битвы 13500 советских военнослужащих были приговорены военным трибуналом к смертной казни. Расстреливали за дезертирство, переход на сторону противника, "самострельные" ранения, мародерство, антисоветскую агитацию, отступление без приказа. Солдаты считались виновными, если не открывали огонь по дезертиру или бойцу, намеревающемуся сдаться в плен. Огромное количество перебежчиков на первой фазе битвы вселяло в немцев неоправданный оптимизм.
Виктора Некрасова как только не черкали и не гнобили, но стоило ему, вопреки всему, сказать правду о войне, как он немедленно оказался персоной нон грата и далее мог неслышно говорить только из Парижа. Оказавшись в эмиграции, Виктор Некрасов написал статью «Советская литература и эквилибристика» — в каком-то смысле почти вся литература о войне оказалась именно такой. А задолго до этого писатель с зажатым властью ртом писал: «Неправда — главный бич искусства. Она бывает разная — в желании увидеть то, чего нет, или не видеть того, что есть. Я не знаю, что хуже».
Когда маршал С.К.Тимошенко поставил перед ВГК вопрос об эвакуации гражданского населения и беженцев, находящихся в Сталинграде, Сталин не только не дал ход этому предложению, но предупредил о строгой ответственности за распространение пораженческих и эвакуационных настроений. Тогда же в историю вошла фраза Сталина: «Пустых городов солдаты не защищают». Хотя приказа о запрете эвакуации гражданских лиц из Сталинграда не существовало, в сталинские времена он — после сказанного вождем — был излишним. К тому же транспорты, курсирующие через Волгу в блокированном Сталинграде, могли перевозить исключительно военные грузы. Всякие сантименты были отброшены, солдаты и гражданское население получили предупреждение: «Те, кто не помогает Красной Армии всеми возможными способами, не соблюдает дисциплину и порядок, являются предателями и должны быть безжалостно уничтожены». Результат известен — более 200000 (по другим даным — чуть ли не вдвое больше) погибших в Сталинграде гражданских лиц. В том или другом случае больше, чем в Хиросиме. Точное число жертв этой страшной битвы с абсолютной уверенностью не может быть определено. Оно, по разным данным, находится в интервале от 700000 до 2 миллионов военнослужащих и лиц гражданского населения, причем грандиозность самого этого интервала является наглядным свидетельством отношения большевиков к людям как к скотине. Кстати, о скоте: по некоторым данным к эвакуации скота во время войны большевики относились гораздо внимательнее, чем к эвакуации людей: за неэвакуированный скот можно было получить наказание, а за неэвакуированных людей никому ничего не грозило…
Марк Солонин: «Та страна, в которой с 17-го по 41-й год через колено ломали общество, истребляя целые социальные группы, и тот искусственный целенаправленный негативный отбор, который был произведен на всех ступенях управленческой лестницы, не могла победить Гитлера без чудовищных колоссальных человеческих потерь. Так она была, эта страна, сделана, и в таком состоянии она подошла к моменту начала войны».
Документы высшего руководства страны времен ВОВ засекречены по сей день и практически на 100%. Я уж не говорю о засекреченных миллионах дел в Подольске и идущих по сей день изъятиях из этих документов. Такая вот «правдивая» история…
Сакраментальный вопрос: почему Минобороны России до сих пор скрывает огромный массив документов по истории ВОВ? Стыдно открывать? Всплывут какие-то вещи, которые могут стать пятном на потомках многих известных тогда людей? если откроется беспрепятственный доступ ко всем документам ЦАМО, в том числе и тем, которые хранятся за пределами собственно архива в Подольске, та версия войны, которую нам создал Сталин, окажется совсем несостоятельной?
Служивые и ангажированные историки по сей день елозят и перетирают хрень Сталина о военном и техническом превосходстве вермахта перед Красной армией накануне войны. Почему хрень? — Потому что по Версальскому договору вооруженные силы Германии были ограничены 100-тысячной сухопутной армией, обязательная военная служба отменялась, основная часть сохранившегося военно-морского флота подлежала передаче победителям и Германии запрещалось иметь многие современные виды вооружения. Мобилизация в армию и перевооружение страны Гитлером были начаты даже не после прихода последнего к власти, а лишь за 3-4 года (!!!) до начала Второй мировой. Причем СССР во многом способствовал восстановлению германской армии: для подготовки немецких военнослужащих в СССР были организованы учебно-исследовательские центры «Липецк» (авиаторы), «Кама» (танкисты), «Томка» (химическое вооружение). Стажировку в СССР проходили будущие военные командиры Третьего рейха и войск СС. НКВД и гестапо согласовывали репрессивные акции во время раздела Польши, создали совместный учебный центр, а также провели ряд совместных конференций в Кракове и Закопане. Незадолго до нападения на СССР в руки гестапо были переданы немецкие коммунисты и антифашисты, бежавших в Советский Союз после прихода к власти Гитлера. Большинство из них были убиты нацистами.
В 1939 году Сталин категорически отверг попытки организовать антигитлеровскую коалицию при участии СССР, потребовав за участие в союзе с Францией и Великобританией предоставить ему возможность оккупировать восточные регионы Польши. Подобное условие для этих стран было неприемлемым.
Превосходство действительно было, но — Красной армии над вермахтом… Чем же в таком случае объяснить сокрушительное ее поражение, можно сказать, разгром 1941-начала 1942 гг.? Дело в том, что Гитлер обвел Сталина вокруг пальца, как лоха: развел не только пактом о ненападении, но глубоко внушенной мыслью, что главный враг Германии — Англия и что им необходимо объединиться для ее разгрома. И «великий полководец» не только поверил «братцу», но даже в день нападения немцев 22 июня запретил своим солдатам стрелять в противника. Вплоть до 12 июля Сталин вообще считал, что на западной границы страны идет не война, а отвлекающий конфликт и надеялся урегулировать его переговорным путем.
Накануне войны наши войска не находились на границе. Они были сосредоточены в зоне от 30 до 300 километров от нее, тогда как вермахт перед ударом находился на расстоянии 800 метров от границ СССР... Как такая военная дикость вообще могла происходить в атмосфере, когда только слепой и глухой могли не знать о приближении войны? Я уж не говорю о том, что накануне войны немецких специалистов возили по нашим военным заводам, в деталях показывая производственные линии по созданию новейшего оружия. Свидетельствует историк: «Здесь приведены реестры немецкой делегации авиационной, которая объезжает наши авиационные заводы, и им показывают только два самолета, полный цикл их, Пе-2, наш лучший, так сказать, пикирующий бомбардировщик, и МиГ-3, самый высотный, который может доставать самолеты, летающие на высоте, где не летают немцы, а летают англичане. Их пускают везде».
Разумея, что в одиночку Германии Англию не одолеть, Гитлер загодя "развел" Сталина, предложив участвовать в войне против англичан. Берлинские переговоры в ноябре 1940 года, якобы закончившиеся ничем, скорее всего завершились тайным соглашением между советским и германским руководством о совместном проведении этой операции. С этого момента главной для Сталина стала идея вывести с помощью немцев свои армии на берег Северного моря, а потом решить, куда ударить: по Лондону — вместе с немцами — или по Берлину — вместе с англичанами.
Накануне вторжения в СССР Гитлер через посла Деканозова передал Сталину план операции «Барбаросса» (!), внушив «дружку», что этот план — только отвлекающая фальшивка, созданная для обмана англичан. И «союзничек» клюнул на этот крючок, восприняв все данные собственной разведки о подготовке немцами войны как английские диверсии. Гитлеру он верил, а собственным агентам — нет!
Таким был диктаторский стиль руководства: вождь знает всё, «фальшивый» план операции «Барбаросса» лежит у него на столе, друг-союзник не подведет, а все остальные — предатели и вредители. Даже Лаврентий Берия не знал тогда, какие у Сталина планы на 41-й год…
Германия потерпела сокрушительное поражение в Первой мировой из-за того, что вела битву на два фронта. «Братец» Гитлер никогда не повторит эту ошибку, считал Сталин. В голове «марксиста» просто не укладывалось, что «гений Гитлера» — именно так он воспринимал «братца» — способен на такую смертельную ошибку.
Свидетельствует историк:
И произошло то, что никогда в истории не было: русских разгромили наголову. За 41-й год в плен попало 3,8 миллиона человек, миллион погиб, это 4,8. Вся наша армия к началу войны была 5,2 миллиона. То есть, фактически была разгромлена вся армия... Самое поразительное второе, что Германия, начиная с 19-го года, не имела армии. Ей было запрещено иметь армию, и она стала… Гитлер издал закон о воинской повинности только в 35-м году. И поэтому Германия в 39-м году, то есть за 4 года, не могла создать армию, превосходящую колоссальную армию СССР, в принципе.
Если положить на две ладони, на одну 22 июня, и что произошло, ну, конечно, с последствиями, в этот день, а на второй — все остальные дни войны, я еще не уверен, какая рука перетянет. Потому что 50% всех военных запасов СССР, которые были свезены к границе, были захвачены или подорваны, взорваны, пропали. То есть, это был неслыханный разгром… Тысяча самолетов в первый день, за два дня — две с половиной тысячи самолетов. Это вообще неслыханно в истории.
Я не являюсь профессиональным историком, но твердо знаю, что еще никогда и никому не удалось скрыть нелицеприятную правду, особенно когда речь шла о великих исторических событиях. Правду можно секретить, прятать в архивах, деформировать, уничтожать, но еще ни одному тирану не удалось войти в историю в мантии «осчастливливателя» и ни одному некрофилу — предстать в тоге гуманиста. Правда о чудовищных преступлениях Ленина, Сталина, Гитлера, Гиммлера, Мао, Пол Пота не может быть скрыта именно в силу их чудовищности, и никаким количеством лжи и насилия кровь нельзя превратить в «брызги шампанского»… Подобным образом никакая государственно-большевистская политика зомбирования населения, никакие пафосные книги и фильмы не способны скрыть жутких реалий Второй мировой, полной неподготовленности к ней страны и армии, заваливании врагов трупами наших мальчишек, грандиозных, заоблачных потерь, бездарности новоиспеченных командиров (когда дивизиями командовали бывшие капитаны, потому что высшие чины были арестованы и казнены) или, короче, — жуткой, бесчеловечной цены победы.
Чего стоит только один страшный факт: к концу октября 1941 года, то есть через 4 месяца после начала войны, в Красной Армии оставалось лишь 8% (!) от участников боев на 21 июня 1941 г. Одними лишь пленными армия за три месяца боев потеряла свыше 3 миллионов. Общие потери Красной Армии с 22 июня 1941 г. по 1 апреля 1942 г. составили 6.328.592 человека, в том числе безвозвратные — 3.812.988 человек. Для сравнения приведу общие потери Германии с 22 июня по конец февраля 1942 г. — 1.005.636 человек, соотношение 6:1.
Кстати, в новом пропутинском учебнике истории не нашел отражение НИ ЕДИНЫЙ ПРАВДИВЫЙ ФАКТ войны из новых книг о ней. Медведевско-путинская концепция «героической» истории вообще-то заставляет учителей открыто врать, скажем, фальсифицировать историю Второй мировой, то есть с младых лет приучает к нормальности государственной лжи. Я уж оставляю за скобками принудительную ангажированность учителей истории.
Когда Вермахт захватывал западные районы СССР, до прихода захватчиков повсеместно начинались массовые расстрелы — это войска НКВД уничтожали «политических» дабы последних не захватил враг. А почему никто и никогда не требовал расследования военных злодеяний в Восточной Пруссии, столь рельефно описанных Леонидом Рабичевым в книге «Война всё спишет»?.. И разве достаточно для их оправдания слов «святая месть»? Чудовищные преступления нацизма осуждены Нюрнбергским процессом, а кто и когда осудил варварство ковровых бомбардировок Дрездена, атомных — Хиросимы и Нагасаки или массовых изнасилований и убийств немецких женщин и детей на территории самой Германии?..
Я давно задумал книгу «Другая правда о Второй мировой», но реалии жизни отодвигали и отодвигали выполнение замысла: интенсивная научная работа, научные монографии, многие книги по реставрации разрушенных тоталитаризмом пластов культуры… Короче, когда я вернулся к своему замыслу и начал накапливать материал, то быстро понял, что «мой поезд ушел»: нет никакого смысла повторять написанное. Но поскольку материал для книги был уже в значительной мере собран, в один прекрасный день я осознал, что книгу писать нет надобности по другой причине: собранное мной само по себе уже является книгой, к которой мне нечего прибавить. Оставалось лишь расставить собранный материал по неким условным рубрикам — и получилась антология, которую я отдаю на суровый суд читателя. Почему суровый? Потому что воспитанный на пафосе и героике войны русский читатель уже успел высказаться по сути честного освещения войны, и это высказывание совершенно определенно: злобное очернительство, оплаченное из-за рубежа. Поскольку из-за рубежа, как, впрочем, и от собственной страны, мне ничего не «перепало», нахожу утешение в том, что единственное, в чем меня не смогут обвинить злопыхатели, — это в добровольном принятии предстоящего очернительства, поношения и клеветы.
Книга включает четыре разновеликих раздела: ДОКУМЕНТЫ, ХУДОЖЕСТВЕННО-МЕМУАРНАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПУБЛИЦИСТИКА И ПОЭЗИЯ.
Прежде чем переходить собственно к документам, хочу довести до внимания читателей два материала документального характера, принадлежащих перу небезразличных и честных людей.
Президент Центра розыска и увековечивания без вести пропавших и погибших защитников Отечества, академик, генерал-полковник, адмирал Степан Савельевич Кашурко.
ВЫСТРАДАННАЯ ПОБЕДА
«ХВАТИТ ЛИКОВАТЬ!», ИЛИ ПОБЕДА ГЛАЗАМИ ПОЛКОВОДЦА
На склоне лет странно вглядываться в те далекие времена, когда ты еще не понимал многих вещей, впоследствии прояснившихся со всей беспощадной очевидностью. Неужели можно было в упор не видеть того, что перед глазами, не осознавать неоспоримой истины?
Можно. Это дело нехитрое. Такова уж человеческая природа: мы часто слепы и глухи к тому, чего не хотим знать. Иное знание причиняет такую боль, что душа спешит инстинктивно отгородиться от него. Но правда от этого не перестает быть правдой. Доверчивому оптимизму, сохраняемому ценой самообмана, грош цена, в конечном счете, он лишь умножает зло. Надобно сказать спасибо тем, кто избавляет нас от трусливой слепоты, каким бы горьким ни было прозрение. Что до меня, хочу принести эту дань благодарности памяти знаменитого военачальника, маршала Ивана Степановича Конева. А было так.
В канун 25-летия Победы маршал Конев попросил меня помочь ему написать заказную статью для «Комсомольской правды». Обложившись всевозможной литературой, я быстро набросал «каркас» ожидаемой «Комсомолкой» победной реляции в духе того времени и на следующий день пришел к полководцу. По всему было видно: сегодня он не в духе.
— Читай, — буркнул Конев, а сам нервно заходил по просторному кабинету. Похоже, его терзала мысль о чем-то наболевшем.
Горделиво приосанившись, я начал с пафосом, надеясь услышать похвалу: «Победа — это великий праздник. День всенародного торжества и ликования. Это...»
— Хватит! — сердито оборвал маршал. — Хватит ликовать! Тошно слушать. Ты лучше скажи, в вашем роду все пришли с войны? Все во здравии вернулись?
— Нет. Мы недосчитались девятерых человек, из них пятеро пропали без вести, — пробормотал я, недоумевая, к чему это он клонит. — И еще трое приковыляли на костылях.
— А сколько сирот осталось? — не унимался он.
— Двадцать пять малолетних детей и шестеро немощных стариков.
— Ну и как им жилось? Государство обеспечило их?
— Не жили, а прозябали, — признался я. — Да и сейчас не лучше. За без вести пропавших кормильцев денег не положено... Их матери и вдовы глаза повыплакали, а все надеются: вдруг хоть кто-нибудь вернется. Совсем извелись…
— Так какого черта ты ликуешь, когда твои родственники горюют! Да и могут ли радоваться семьи тридцати миллионов погибших и сорока миллионов искалеченных и изуродованных солдат? Они мучаются, они страдают вместе с калеками, получающими гроши от государства...
Я был ошеломлен. Таким я Конева видел впервые. Позже узнал, что его привела в ярость реакция Брежнева и Суслова, отказавших маршалу, попытавшемуся добиться от государства надлежащей заботы о несчастных фронтовиках, хлопотавшему о пособиях неимущим семьям пропавших без вести.
Иван Степанович достал из письменного стола докладную записку, видимо, ту самую, с которой безуспешно ходил к будущему маршалу, четырежды Герою Советского Союза, кавалеру «Ордена Победы» и трижды идеологу Советского Союза. Протягивая мне этот документ, он проворчал с укоризной:
— Ознакомься, каково у нас защитникам Родины. И как живется их близким. До ликованья ли ИМ?!
Бумага с грифом «Совершенно секретно» пестрела цифрами. Чем больше я в них вникал, тем больнее щемило сердце: «...Ранено 46 миллионов 250 тысяч. Вернулись домой с разбитыми черепами 775 тысяч фронтовиков. Одноглазых 155 тысяч, слепых 54 тысячи. С изуродованными лицами 501342. С кривыми шеями 157565. С разорванными животами 444046. С поврежденными позвоночниками 143241. С ранениями в области таза 630259. С оторванными половыми органами 28648. Одноруких 3 миллиона 147. Безруких 1 миллион 10 тысяч. Одноногих 3 миллиона 255 тысяч. Безногих 1 миллион 121 тысяча. С частично оторванными руками и ногами 418905. Так называемых "самоваров", безруких и безногих — 85942».
— Ну, а теперь взгляни вот на это, — продолжал просвещать меня Иван Степанович.
«За три дня, к 25 июня, противник продвинулся вглубь страны на 250 километров. 28 июня взял столицу Белоруссии Минск. Обходным маневром стремительно приближается к Смоленску. К середине июля из 170 советских дивизий 28 оказались в полном окружении, а 70 понесли катастрофические потери. В сентябре этого же 41-го под Вязьмой были окружены 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артполк Резерва Главного командования и полевые Управления четырех армий.
В Брянском котле очутились 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артполков и полевые Управления трех армий.
Всего же в 1941-м в окружение попали и не вышли из него 92 из 170 советских дивизий, 50 артиллерийских полков, 11 танковых бригад и полевые Управления 7 армий.
В день нападения фашистской Германии на Советский Союз, 22 июня, Президиум Верховного Совета СССР объявил о мобилизации военнообязанных 13 возрастов — 1905-1918 годов. Мгновенно мобилизовано было свыше 10 миллионов человек.
Из 2-х с половиной миллионов добровольцев было сформировано 50 ополченческих дивизий и 200 отдельных стрелковых полков, которые были брошены в бой без обмундирования и практически без надлежащего вооружения. Из двух с половиной миллионов ополченцев в живых осталось немногим более 150 тысяч».
Говорилось там и о военнопленных. В частности, о том, что в 1941 году попали в гитлеровский плен: под Гродно-Минском — 300 тысяч советских воинов, в Витебско-Могилёвско-Гомелъском котле — 580 тысяч, в Киевско-Уманьском — 768 тысяч. Под Черниговом и в районе Мариуполя — еще 250 тысяч. В Брянско-Вяземском котле оказались 663 тысячи, и т.д.
Если собраться с духом и все это сложить, выходило, что в итоге за годы Великой Отечественной войны в фашистском плену умирали от голода, холода и безнадежности около четырех миллионов советских бойцов и командиров, объявленных Сталиным врагами и дезертирами.
Подобает вспомнить и тех, кто, отдав жизнь за неблагодарное отечество, не дождался даже достойного погребения. Ведь по вине того же Сталина похоронных команд в полках и дивизиях не было — вождь с апломбом записного хвастуна утверждал, что нам они ни к чему: доблестная Красная Армия врага разобьет на его территории, сокрушит могучим ударом, сама же обойдется малой кровью. Расплата за эту самодовольную чушь оказалась жестокой, но не для генералиссимуса, а для бойцов и командиров, чья участь так мало его заботила. По лесам, полям и оврагам страны остались истлевать без погребения кости более двух миллионов героев. В официальных документах они числились пропавшими без вести — недурная экономия для государственной казны, если вспомнить, сколько вдов и сирот остались без пособия.
В том давнем разговоре маршал коснулся и причин катастрофы, в начале войны постигшей нашу «непобедимую и легендарную» Красную армию. На позорное отступление и чудовищные потери ее обрекла предвоенная сталинская чистка рядов командного состава армии. В наши дни это знает каждый, кроме неизлечимых почитателей генералиссимуса (да и те, пожалуй, в курсе, только прикидываются простачками), а ту эпоху подобное заявление потрясало. И разом на многое открывало глаза. Чего было ожидать от обезглавленной армии, где опытные кадровые военачальники вплоть до командиров батальона отправлены в лагеря или под расстрел, а вместо них назначены молодые, не нюхавшие пороху лейтенанты и политруки...»
— Хватит! — вздохнул маршал, отбирая у меня страшный документ, цифры которого не укладывались в голове. — Теперь понятно, что к чему? Ну, и как ликовать будем? О чем писать в газету, о какой Победе? Сталинской? А может, Пирровой? Ведь нет разницы!
— Товарищ маршал, я в полной растерянности. Но, думаю, писать надо по-советски.., — запнувшись, я уточнил: — по совести. Только теперь вы сами пишите, вернее, диктуйте, а я буду записывать.
— Пиши, записывай на магнитофон, в другой раз такого уж от меня не услышишь!
И я трясущейся от волнения рукой принялся торопливо строчить:
«Что такое победа? — говорил Конев. — Наша, сталинская победа? Прежде всего, это всенародная беда. День скорби советского народа по великому множеству погибших. Это реки слез и море крови. Миллионы искалеченных. Миллионы осиротевших детей и беспомощных стариков. Это миллионы исковерканных судеб, не состоявшихся семей, не родившихся детей. Миллионы замученных в фашистских, а затем и в советских лагерях патриотов Отечества». Тут ручка-самописка, как живая, выскользнула из моих дрожащих пальцев.
— Товарищ маршал, этого же никто не напечатает! — взмолился я.
— Ты знай, пиши, сейчас-то нет, зато наши потомки напечатают. Они должны знать правду, а не сладкую ложь об этой Победе! Об этой кровавой бойне! Чтобы в будущем быть бдительными, не позволять прорываться к вершинам власти дьяволам в человеческом обличье, мастерам разжигать войны.
— И вот еще чего не забудь, — продолжал Конев. — Какими хамскими кличками в послевоенном обиходе наградили всех инвалидов! Особенно в соцобесах и медицинских учреждениях. Калек с надорванными нервами и нарушенной психикой там не жаловали. С трибун ораторы кричали, что народ не забудет подвига своих сынов, а в этих учреждениях бывших воинов с изуродованными лицами прозвали «квазимодами» («Эй, Нина, пришел твой квазимода!» — без стеснения перекликались тетки из персонала), одноглазых — «камбалами», инвалидов с поврежденным позвоночником — «паралитиками», с ранениями в область таза — «кривобокими». Одноногих на костылях именовали «кенгуру». Безруких величали «бескрылыми», а безногих на роликовых самодельных тележках — «самокатами». Тем же, у кого были частично оторваны конечности, досталось прозвище «черепахи». В голове не укладывается! — с каждым словом Иван Степанович распалялся все сильнее.
— Что за тупой цинизм? До этих людей, похоже, не доходило, кого они обижают! Проклятая война выплеснула в народ гигантскую волну изуродованных фронтовиков, государство обязано было создать им хотя бы сносные условия жизни, окружить вниманием и заботой, обеспечить медицинским обслуживанием и денежным содержанием. Вместо этого послевоенное правительство, возглавляемое Сталиным, назначив несчастным грошовые пособия, обрекло их на самое жалкое прозябание. Да еще с целью экономии бюджетных средств подвергало калек систематическим унизительным переосвидетельствованиям во ВТЭКах (врачебно-трудовых экспертных комиссиях): мол, проверим, не отросли ли у бедолаги оторванные руки или ноги?! Все норовили перевести пострадавшего защитника родины, и без того нищего, на новую группу инвалидности, лишь бы урезать пенсионное пособие...
О многом говорил в тот день маршал. И о том, что бедность и основательно подорванное здоровье, сопряженные с убогими жилищными условиями, порождали безысходность, пьянство, упреки измученных жен, скандалы и нестерпимую обстановку в семьях. В конечном счете, это приводило к исходу физически ущербных фронтовиков из дома на улицы, площади, вокзалы и рынки, где они зачастую докатывались до попрошайничества и разнузданного поведения. Доведенные до отчаяния герои мало-помалу оказывались на дне, но не их надо за это винить.
К концу сороковых годов в поисках лучшей жизни в Москву хлынул поток обездоленных военных инвалидов с периферии. Столица переполнилась этими теперь уже никому не нужными людьми. В напрасном чаянии защиты и справедливости они стали митинговать, досаждать властям напоминаниями о своих заслугах, требовать, беспокоить. Это, разумеется, не пришлось по душе чиновникам столичных и правительственных учреждений. Государственные мужи принялись ломать голову, как бы избавиться от докучной обузы.
И вот летом 49-го Москва стала готовиться к празднованию юбилея обожаемого вождя. Столица ждала гостей из зарубежья: чистилась, мылась. А тут эти фронтовики — костыльники, колясочники, ползуны, всякие там «черепахи» — до того «обнаглели», что перед самым Кремлем устроили демонстрацию. Страшно не понравилось это вождю народов. И он изрек: «Очистить Москву от "мусора"!»
Власть предержащие только того и ждали. Началась массовая облава на надоедливых, «портящих вид столицы» инвалидов. Охотясь, как за бездомными собаками, правоохранительные органы, конвойные войска, партийные и беспартийные активисты в считанные дни выловили на улицах, рынках, вокзалах и даже на кладбищах и вывезли из Москвы перед юбилеем «дорогого и любимого Сталина» выброшенных на свалку истории искалеченных защитников этой самой праздничной Москвы.
И ссыльные солдаты победоносной армии стали умирать. То была скоротечная гибель: не от ран — от обиды, кровью закипавшей в сердцах, с вопросом, рвущимся сквозь стиснутые зубы: «За что, товарищ Сталин?»
Так вот мудро и запросто решили, казалось бы, неразрешимую проблему с воинами-победителями, пролившими свою кровь «За Родину! За Сталина!».
— Да уж, что-что, а эти дела наш вождь мастерски проделывал. Тут ему было не занимать решимости - даже целые народы выселял, — с горечью заключил прославленный полководец Иван Конев.
Зловещее слово «война» с древних времен знакомо нашему народу. У нас особое отношение к защите Отечества. С кем только не сражались наши предки! Им довелось обороняться от древних гуннов, аваров, хазаров, печенегов, половцев, шведских феодалов, немецких псов-рыцарей, татаро-монголов, поляков, на протяжении многих веков громивших и разорявших Русь. Всё это не могло не сказаться на формировании национального характера или, выражаясь по старинке, русского духа.
Только почему именно русского? Народ у нас многонациональный, не вчера он таким стал, и во все времена, чуть настанет година опасности, этот народ проявлял небывалую решимость к объединению, сплачивался. А если его вожди оказывались безвольными, неспособными возглавить воинство, повести на борьбу с врагом, люди брали судьбу страны в свои руки. Свою решимость бороться с чужеземными захватчиками они скрепляли устной присягой, клятвой на оружии и перед Господом Богом. Но так было в старые времена, когда народ чувствовал себя хозяином своей земли. И вот настало новое время. Сталинское. Не надо объяснять, какое. Все и так хорошо знают, что тогда творилось. И грянула новая война — Великая Отечественная. Народ встрепенулся, готовый дать сокрушительный отпор фашистским ордам. Люди были уверены — Сталин поведет их к победе...
Но что за наваждение?! Гитлеровские полки всего за три дня прорвались в глубь страны на 250 километров, а вождь затаился, не кажет глаз, да и гласа его что-то не слыхать. Прошло еще три дня. Немцы уже в Минске, захватили пол-Белоруссии, а вождь — отец родной — всё помалкивает. Стар и млад рвется в бой, атакует военкоматы, осаждает призывные пункты, а те, само собой, и денно и нощно проводят мобилизацию, гонят наспех сколоченные, порой, чуть ли не безоружные команды на фронт, которого практически уже нет. Народ недоумевает, народ в смятении: да где же он, где любимый и мудрый заступник всего человечества? Куда подевался кумир, воспетый в песнях и былинах?
Не ведали обманутые массы, какая тайна скрывается за этим державным безмолвием. Знали бы они, что великий вождь великой страны оказался великим трусом! Что целых десять дней, как пугливый зайчишка в кустах, он отсиживался на своей подмосковной даче, в панике ждал ареста от своих приближенных, которых не успел окрестить врагами народа и расстрелять, как расстрелял Рыкова, Косиора, Тухачевского, Якира, Блюхера и еще полтора миллиона людей, некогда завоевавших советскую власть и выпестовавших на свою голову этого головореза.
«О, если бы знали, кто такой Сталин…» Сказал и тут же спохватился. Да ничего бы особенного не произошло. Никто бы не стал брать, как в старые добрые времена, судьбу страны в свои руки. Почему? Разве не было у нас талантливых людей, отважных и толковых? Конечно, были. Но именно они первыми гибли в предвоенных чистках: кто покрупней, позаметнее, кто выделялся в серой толпе. Так что их мало осталось, да и уцелели из них те, кто либо научился не высовываться, либо за десятилетнее сталинское правление дал себя оболванить, как сказали бы позднее — зомбировать безудержной кампанией возвеличивания мелкого человечка, но большого тирана, «отца народов», безжалостно пожиравшего своих «сыновей». Видимо, его хваленая мудрость сводилась к наглой бандитской поговорочке: «Бей своих, чтобы чужие боялись!»
Чужие не испугались, а обезволенный советский народ способен был только на одно: безропотно проливать кровь. Снова и снова идти, повинуясь командам, в смертельный бой. Не задумывался - отучили. Что из этого вышло? Именно то, о чем говорят цифры докладной записки маршала Конева. От полного разгрома Советский Союз спасли безбрежные просторы и неисчерпаемые людские ресурсы, которых командование не жалело. И, конечно, неодолимое желание народа изгнать гитлеровских захватчиков с родной земли — когда дошло до дела, не крикливый энтузиазм, не навязанная извне любовь к вождю, а это естественное чувство вело и поддерживало.
Между тем Сталин, насилу оправившись от шока, наконец-то 3 июля выступил по радио. Ну, слава Богу, живой! Народ тоже ожил, воспрял духом, услышав необходимое в ту пору уму и сердцу воззвание: «Братья и сестры, идите в бой. Родина вас не забудет!» И люди, у которых эта власть украла веру в Отца Небесного, пошли, ища опоры в имени того, кто с наглостью самозванца заменил его собственной усатой персоной. Бессмертного Бога нет, но смертный идол назвался их братом, он обещал не забыть… Пошел и чечено-ингушский народ. На защиту огромной многонациональной державы маленькая кавказская республика послала более 40 тысяч лучших сынов и дочерей, смотревших на это как на исполнение своего святого долга. Сражаясь, они проявляли высшую воинскую доблесть. А вот и неопровержимое свидетельство, те же упрямые цифры: в Чечено-Ингушетии к званию Героя Советского Союза было представлено 96 чеченцев и 24 ингуша — ни в одной республике не нашлос
В июне 1941 года Максим Пассар, узнав о вероломном нападении фашистской Германии на нашу Родину, пешком прошел 60 километров от села Муха до Троицкого, чтобы попроситься добровольцем на фронт. Ему только что исполнилось 18 лет. Продемонстрировав военкому умение стрелять и проявив настойчивость, Максим был призван в Красную армию.
Вначале прошел курс обучения в снайперской школе. Летом 1942 года Максим был зачислен в 117-й стрелковый полк 23-й стрелковой дивизии (которая с 1 марта 1943 года стала 71-й гвардейской). Так началась его звездная снайперская дорога. Боевой счет свой он начал на Калининском фронте в том же сорок втором. На берегах озера Селигер на мушку снайперской «мосинки» Пассара попал первый фашист.
21 сентября 1942 года Максиму Пассару вручили как лучшему снайперу дивизии снайперскую винтовку, до этого он «охотился» с помощью обычной «трехлинейки».
29 сентября 1942 года на личном счету М. Пассара было уже 59 уничтоженных немцев, а в октябре этого же года 123 врага. Только за сентябрь-октябрь 1942 года 145 снайперов, которых обучал М. Пассар, уничтожили 3175 гитлеровцев. Лучшим снайпером дивизии оставался Максим Пассар. Свою «охоту» он согласовывал с боевыми действиями минометчиков и стрелков. Минометчики «выкуривали» фашистов из укрытий и тем самым подставляли их под меткие пули Максима. Стрелки трассирующими пулями указывали Максиму огневые точки противника и создавали благоприятную обстановку для выбора цели снайперу.
Максиму Пассару политуправление Сталинградского фронта посвятило листовку с хлесткой подписью под фотографией снайпера: Выстрел без промаха - пассаровский выстрел. Бей по-пассаровски в сердце фашиста.
Родоначальнику снайперского движения на Сталинградском фронте посвящали стихи и песни. В газете «Красная армия» были напечатаны стихи Евгения Долматовского:
Слушай песню о Пассаре на мотив дальневосточный.
Научи нас всех, охотник, хитрости своей, сноровке.
Слава воину Пассару, слава снайперской винтовке!
Командующий 65-й армии генерал П. Батов вручил 31 октября 1942 года Максиму Пассару орден Красного Знамени. В ноябре 1942 года на счету М. Пассара было уже 152 уничтоженных фашиста. Он был назван лучшим снайпером Сталинградского фронта. К 22 января 1943 года командир снайперского отделения гвардии старший сержант уничтожил уже 234 гитлеровца. В этот день он успел истребить еще несколько фашистов, но и сам пал смертью храбрых. Посмертно он был навечно зачислен в списки 117-го стрелкового полка.
За героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками Максим Пассар был награжден двумя орденами Красного Знамени. Командующий армией имел право награждать только орденом Красного Знамени. Не исключено, что генерал Павел Иванович Батов ходатайствовал о присвоении звания Героя Советского Союза Максиму Александровичу Пассару. Командующий в своих мемуарах тепло отзывался о славном сыне нанайского народа и указал, что на счету Максима Пассара 280 уничтоженных гитлеровцев.
На боевом счету снайперов Героев Советского Союза Василия Зайцева - 225, Ивана Вежлинцева - 134, Федосия Смолячкова - 125, Владимира Пчелинцева - 102, Ивана Богатырева - 75 уничтоженных немцев.
Гвардии сержант Максим Пассар, снайпер - ас, вполне заслужил высокое звание Героя страны. В 2010 году президент Российской Федерации Дмитрий Медведем, исправляя историческую несправедливость относительно славного сына нанайского народа Максима Пассара, своим Указом № 199 присвоил ему звание Героя России. Посмертно.
М. А. Пассар похоронен в братской могиле на площади Павших борцов рабочего посёлка Городище Волгоградской области.
Имя М. А. Пассара носят средняя школа и дом культуры в посёлке Найхин Нанайского района.
В 1956 году именем героя названа улица в Советском районе Волгограда. 28 сентября 1984 года на доме № 33 по улице Максима Пассара установлена мемориальная доска.
28 Сентября 1942 года в своем дневнике Максим Пассар сделал такую запись:
"Сегодня у меня хороший день: убил 100-го гитлеровца. Первый был в Июне в лесу западнее Москвы, а сотый - вот здесь. Сотый - это не последний. Буду беспощадно истреблять захватчиков!"
Родился 30 августа 1923 года в селе Нижний Катар Дальневосточного края (ныне - Нанайского района Хабаровского края). С 1933 года учился в школе в селе Найхин. С детства вместе с отцом занимался традиционным промыслом нанайцев - охотой на пушного зверя.
В феврале 1942 года добровольцем ушёл на фронт. В мае 1942 года прошёл снайперскую подготовку в частях Северо-Западного фронта. Уничтожил 21 военнослужащего вермахта. Вступил в ВКП(б).
Плакат 1942 года, посвященный М. Пассару
С июля 1942 года служил в 117-м стрелковом полку 23-й стрелковой дивизии, воевавшей в составе 21-й армии Сталинградского фронта и 65-й армии Донского фронта.
Являлся одним из наиболее результативных снайперов Сталинградской битвы, в ходе которой уничтожил более двухсот вражеских солдат и офицеров. За ликвидацию М. А. Пассара германским командованием была назначена награда в 100 тысяч рейхсмарок.
Внёс большой вклад в развитие снайперского движения в Красной Армии, принимал активное участие в практическом обучении стрелков. Подготовленные им снайперы 117-го стрелкового полка уничтожили 775 немцев. Его выступления о тактике ведения снайперской борьбы неоднократно публиковались в многотиражной газете 23-й стрелковой дивизии.
8 декабря 1942 года М. А. Пассар получил контузию, однако остался в строю.
22 января 1943 года в бою в районе селения Песчанка Городищенского района Сталинградской области обеспечил успех наступления подразделений полка, остановленного фланговым пулемётным огнём противника с замаскированных укреплённых позиций. Скрытно приблизившись на расстояние около 100 метров, старший сержант Пассар уничтожил расчёты двух станковых пулемётов, что решило исход атаки, в продолжение которой снайпер погиб.
М. А. Пассар похоронен в братской могиле на площади Павших борцов рабочего посёлка Городище Волгоградской области.
Мемориальная плита Максима Пассара на Мамаевом кургане
Официальный счет Максима Пассара - 227 (299) подтвержденных, награды два ордена БКЗ 17.10.1942 и 23.04.1943 - за бой у с. Песчанка (посмертно). Указом Президента РФ №199 от 16.02.2010 старшему сержанту Пассар Максиму Александровичу присвоено звание Герой России
(посмертно).
Снайпер Максим Пассар
Пожалуй, из всех героев Сталинградской битвы судьба Пассара — самая необычная. Дело в том, что звание Героя и заслуженная награда нашла его, а точнее, его родственников, только в 2010 году.
Указ о присвоении звания посмертно подписывал тогдашний президент Дмитрий Медведев. Но присвоить Пассару звание Героя несуществующей страны — СССР — разумеется, было невозможно, поэтому он стал Героем России.
Пассар по-нанайски означает «меткий глаз». Он ушел на фронт добровольцем в 1941 году. Но потомственный рыбак и охотник мечтал о снайперской школе. Его отправили учиться снайперскому делу в 1942 году. После окончания снайперской школы оказался в 117 стрелковом полку 23 стрелковой дивизии 21 армии, с 10 ноября 1942 года переименованной в 65 армию, 71 гвардейскую дивизию.
Дороги войны привели его под Сталинград. Здесь и стал он знаменитым снайпером. Фронтовые газеты называли его бесстрашным и смелым, хитрым и ловким, находчивым и сообразительным.
Когда бойцы 71-й Гвардейской стрелковой дивизии сражалась под Сталинградом, на счету Пассара числилось уже более 50 убитых врагов. Однажды начальник политотдела В. Ф. Егоров вызвал редактора дивизионной газеты В. П. Паркова.
— Валентин Павлович, надо больше писать о Пассаре. Пусть каждый боец учится у него, перенимает опыт. А когда он ухлопает 60-го фашиста — отметить этот день!
Газета последовала этому совету. На её полосах несколько раз выступил сам снайпер. В корреспонденциях Пассара, в статьях и очерках Николая Контрова рассказывалось о приёмах ведения огня знаменитого снайпера, о том, как он охотится за целью, как маскируется. Вскоре увлечение снайперской стрельбой в дивизии стало массовым. Противник на своей шкуре ощутил меткость выстрелов учеников Пассара.
"Сегодня у меня хороший день: убил 100-го гитлеровца. Первый был в Июне в лесу западнее Москвы, а сотый — вот здесь. Сотый — это не последний. Буду беспощадно истреблять захватчиков! "
«Нужно быть Пассаром, — писал командир 117-го стрелкового полка Полковник Сиваков, — чтобы с такой быстротой, в полутьме за одну минуту подстрелить 5 гитлеровцев».
О том, как Пассар это делал, рассказывает его фронтовой друг — слесарь Волжского завода асбестотехнических изделий Александр Иванович Фролов, сам истребивший не менее 63 врагов:
«Обычно Пассар выходил на свою позицию, когда на востоке чуть брезжил рассвет, и возвращался ночью. Как — то вражеский снайпер решил обмануть Максима. Из своего окопа он стал показывать каску. Максим туда навел бинокль. Снова каска появилась, а внизу палка торчит. Разгадал он уловку врага и не стрелял. Немец успокоился и высунул голову. А в это время Максим его на мушку и взял»...
Маленький, стройный, с горящими глазами, Максим умело выслеживал врага и уничтожал его. За Пассаром стали охотиться немецкие снайперы. Враги сбрасывали листовки с дикими угрозами в адрес М. Пассара.
К Октябрю 1942 года на его боевом счету значилось уже 227 убитых фашистов.
«Но этого пока ещё мало, — говорил Максим Пассар на слёте снайперов 65-й армии. — Мало потому, что враг ещё не уничтожен. Мой Амур — большая река, очень сердит он в бурю. Пусть наша злость будет, как сердитый Амур».
Немцы установили за голову Максима Пассара награду в 100 тысяч марок, на него охотились снайперы противника. Один такой, пытаясь обмануть таежного охотника, высунул из окопа надетую на палку каску. Пассар в бинокль убедился, что это подсадка, и не стрелял. Тогда немец высунулся сам и получил пулю в лоб.
272 фашиста уничтожены рукой охотника — снайпера (в некоторых источниках, например сборнике «Подвиг земли богатырской» — Издат. «Мысль», 1970 год, указывается на 236 убитых врагов, в отдельных — даже 299). Президиум Верховного Совета СССР наградил М. А. Пассара орденом боевого Красного Знамени, а командование армии вручило ему именные золотые часы.
«Имя его было известно всему Донскому фронту, — пишет о герое нанайского народа бывший командующий 65-й армией Генерал П. И. Батов. — Немцы сбрасывали листовки с дикими угрозами в адрес Максима Пассара... В последнюю свою атаку он шёл, как всегда, неистово. Треух его развевался на бегу, полушубок нараспашку, гимнастёрка и рубаха расстегнуты, обнажённая грудь подставлена обжигающему ветру. Таким я хотел бы видеть памятник этому замечательному солдату».
Максим Пассар погиб 17 Января 1943 года в бою в районе селения Песчанка Городищенского района. Снайперскую винтовку Максима взял его брат Иннокентий. «Я отомщу за смерть моих братьев, как этого требует человеческая совесть и гражданский долг», — сказал он.
Максим Пассар был одним из тех, благодаря отваге, храбрости и мастерству которых советские воины одержали блестящую победу на Волге.
В Советском районе города Волгограда находится улица Максима Пассара. Её назвали так в 1956 году.
В 2009 году старшеклассники средней школы села Найхин — родового села Пассара, написали письмо президенту страны Дмитрию Медведеву о нанайском герое, попросили присвоить ему звание посмертно. Член Общественной палаты журналист Ирина Полникова на одной из встреч с президентом передала ему эту просьбу. Звание Героя России Максиму Пассару было присвоено в апреле 2010 года.
