Считается, что молниеотвод был изобретён Бенджамином Франклином в 1752 году, хотя есть свидетельства о существовании конструкций с молниеотводами и до этой даты (например, Невьянская башня , бумажные змеи Жака Рома) .
Описание первого способа защиты от молний появляется в ежегоднике «Альманах Бедного Ричарда». «Способ этот таков, - писал Франклин. - Возьмите тонкий железный стержень (каким, например, пользуются гвоздильщики) длиною достаточною для того, чтобы три-четыре фута одного конца опустить во влажную землю, а шесть-семь другого поднять над самой высокою частью здания. К верхнему концу стержня прикрепите медную проволоку длиной в фут и толщиной с вязальную спицу, заостренную как игла. Стержень можно прикрепить к стене дома бечевкой (шнуром). На высоком доме или амбаре можно поставить два стержня, по одному на каждом конце, и соединить их протянутой под коньками крыши проволокой. Дому, защищенному таким устройством, молния не страшна, так как острие будет притягивать её к себе и отводить по металлическому стержню в землю, и она уже никому не причинит вреда. Точно так же и суда, на верхушке мачты которых будет прикреплено острие с проволокой, спускающейся вниз на палубу, а затем по одному из вантов и обшивке в воду, будут предохранены от молнии» .
Состоит из трёх связанных между собой частей:
- молниеприёмник - служит для приёма разряда молнии и располагается в зоне возможного контакта с каналом молнии; в зависимости от защищаемого объекта может представлять собой металлический штырь, сеть из проводящего материала или металлический трос, натянутый над защищаемым объектом.
- заземляющий проводник или токоотвод - проводник , служащий для отвода заряда от молниеприёмника к заземлителю; обычно представляет собой провод достаточно большого сечения.
- заземлитель - проводник или несколько соединённых между собой проводников, находящихся в соприкосновении с грунтом ; обычно представляет собой металлическую плиту, заглублённую в грунт.
Элементы молниеотвода соединяются между собой и закрепляются на несущей конструкции. Поскольку вероятность поражения наземного объекта молнией растёт по мере увеличения его высоты, молниеприёмник располагается на возможно большей высоте либо прямо на защищаемом объекте, либо как отдельное сооружение рядом с объектом. Радиус защитного действия молниеотвода определяется его высотой и приближенно рассчитывается по формуле:
где h - высота от самой высокой точки дома до пика молниеотвода.
Иногда молниеотвод встраивается в декоративные элементы здания или сооружения (флюгеры , навершия колонн и т. д.).
История создания громоотводов
Обычно молния ударяет и храмы, башни, колокольни, деревья и другие высокие предметы. Так как культовые сооружения в старину, как правило, были выше других строений, то они чаще всего и поражались молнией. Особенно много их пострадало до появления громоотвода. И примеров этому в литературе описано великое множество.
Вот некоторые из них.
За одну только ночь, 14 апреля 1718 года, во время сильной грозы над побережьем Бретани было повреждено 24 церковных шпиля. В 1774 году пронесшаяся над Лондоном гроза нанесла значительный ущерб собору Святого Петра, подожгла корабль на рейде, два дома и разрушила обелиск в Сент — Джордж — Филдэ. 11 января 1815 года в районе между Северным морем и Рейнской областью от молнии сильно пострадали двенадцать церковных шпилей.
Широко распространено мнение, что молния никогда не ударяет дважды в одно и то же место. Но, как свидетельствуют документы, это пе так. Возьмём колокольню собора Святого Марка в Венеции. Возвышаясь над местностью более чем на сто метров, она, будучи деревянной, в 1388 году была сильно повреждена ударом молнии. В 1417 году во время грозы колокольня почти полностью сгорела. В 1489 году опять горела от молнии, а в 1548, 1565 и 1633 годах получила сильные повреждения. В 1745 году после удара молнии она была разрушена до основания. После реставрации колокольня снова подвергалась серьёзным разрушениям в 1761 и 1762 годах.
Южная и средняя части Западной Европы — области грозовые. Но и в России страшные грозы - не редкость. Из составленной в 1539 — 1542 годах Никоновской летописи известно, что «в лето 6958 от сотворения мира», то есть в 1450 году по нашему летосчислению, «августа 5 бысть туча велика на Москве и гром страшен, и прорази церковь каменну соборную Архангела Михаила».
Окраинные города в допетровской Руси строились в основном из дерева и поэтому загорание одного какого — либо строения часто служило причиной уничтожения пожаром всего поселения.
В своде архивных материалов под названием «Пермская летопись», опубликованном в 1880-х годах историком и краеведом В. П. Шишонко, содержатся краткие сведения о выгорании уральских городов во время гроз: в 1557 году «в Соликамске был пожар от молнии, который, начавшись от летней Троицкой церкви, все постройки истребил», в 1614 году «Верхотурье выгорело от молнии», в 1645 году «Пыскорская обитель от пожара, происшедшего от молнии, дотла сгорела», в 1681 году «в Абалецком селе сгорели от молнии две деревянные церкви».
С глубокой древности считалось, что молния — это проявление гнева божьего, от которого единственным спасением была только молитва. Грозовые явления были загадочны и непонятны. Учёные не могли объяснить причины возникновения и протекания гроз, не имея никакого представления об их природе.
Но и в древние века в некоторых высоко цивилизованных по тем временам странах Средиземноморья имелись своеобразные средства защиты от разрушительного действия молний.
В книге И. С. Стекольникова «Физика молнии и грозозащита» (1943 год) сообщается о том, что при археологических раскопках в Египте на стенах разрушенных храмов были обнаружены древние надписи, из которых видно, что 40-метровые (в переводе на метрические меры) мачты, заострённые сверху н позолоченные по приказанию фараона Рамсеса III (1198 — 1167 годы до нашей эры) устраняли грозы.
А из одной надписи прямо явствует, что установленные вокруг храма бога Солнца Гора в городе Эдфу мачты служили для защиты от небесного огня. Храм Гора воздвигнут был в 237 — 57 годах до нашей эры и является замечательным памятником древнеегипетского зодчества.
В двенадцатой книге «Талмуда», памятника древнееврейской религиозной и правовой литературы (III век до нашей эры — V век нашей эры) упоминается о попытках защиты от грозы жилых палаток: «Кто между шалашами (палатками) ставит железы, тот поступает против запрещения подражать язычникам; для охраны перед громом и молнией делать это разрешается».
Прошли столетия. И, как это часто бывает, многие достижения древних цивилизаций, в том числе и способы грозозащиты, были забыты. Да это и не удивительно: духовенство не было заинтересовано в разгадке тайн природы и рассматривало гром и молнию как наказание божие, с которым надо смиряться, а отнюдь не бороться.
Однако люди всегда пытались защититься от разрушительного действия молний. В некоторых местностях Европы в случае приближения грозы сельские жители зажигали кучи соломы, располагая их на некотором удалении друг от друга.
Считалось, что пламя костров является лучшим средством предупреждения грозы и делает её менее опасной. Дым от костров или от печных труб якобы притягивал к себе молнию. Считалось, что теплый воздух да ещё и с частицами сажи, подымаясь вверх в виде столба, хорошо принимает на себя удар молнии.
Отгоняли грозу и колокольным звоном. Но часто от ударов молнии погибали звонари. В 1784 году в Мюнхене вышла небольшая книжечка под названием «Доказательство того, что звонить в колокола во время грозы более опасно, чем полезно». В ней приводились такие данные: за 33 года молния поразила 386 церковных колоколен, убив при этом 103 звонарей. Именно из — за этого парижское законодательное собрание в 1786 году запретило звонить в колокола во время грозы.
Некоторые высокие сооружения в Европе были, однако, устроены таким образом, что оставались невредимыми во время гроз, хотя окрестные здания неизменно страдали от них. Так, Женевский собор, построенный в XV веке и являвшийся самым высоким в городе, ни разу за все время существования не поражался молнией, а колокольня церкви Святой Жервезы, намного меньшая по высоте, неоднократно испытывала значительные разрушения.
Обследование собора показало, что деревянная башня его была вся обшита листами жести, которые соединялись с землёй и металлическими частями здания.
Старая деревянная церковь Святого Павла в Лондоне со времени постройки дважды подвергалась ударам молний. В июне 1561 года во время грозы загорелся шпиль, он был уничтожен огнём. На месте деревянной церкви архитектор Рен в 1675 — 1710 годах отстроил новый собор (так называемый «шедевр Рена»), который в дальнейшем ни разу серьёзно не повреждался молнией. Дело в том, что собор был покрыт металлической крышей, имеющей по стенам соединение с землёй.
Почему некоторые высокие здания часто страдали от молний, а другие — нет? Никто не мог найти этому правильное научное объяснение, пока люди не открыли явление электричества.
В январе 1746 года Питер ван Мушенброк из Лейдена изобрел электрический конденсатор — знаменитую лейденскую банку, в которой можно было накапливать и некоторое время сохранять электрические заряды.
Житель американского города Филадельфии Бенджамин Франклин обратил внимание на большое сходство между электрическими искрами и грозовыми разрядами и установил общие их свойства. Называя электрический разряд электрической жидкостью, он писал, что последняя «притягивается остриём. Мы не видим, обладает ли тем же свойством молния. Но, если все остальные свойства молнии и электрической искры, которые нам удалось сравнить, совпадают, почему бы не предположить, что совпадает и это? Поставим же опыт».
И опыт был поставлен. Правда, не Франклином, а его единомышленником — французским физиком Далибаром. Опыт был проведен очень просто, по результаты его оказались ошеломляющими.
Франклин в июне 1752 года провел свой опыт и убедился, что его идея заряженности грозовых облаков электричеством блестяще подтвердилась. От этого открытия недалеко было и до претворения в жизнь идеи громоотвода.
К осени 1752 года на крыше своего дома в Филадельфии Франклин установил заземлённый металлический стержень. Этот громоотвод был испытан при первой весенней грозе 12 апреля 1753 года и блестяще подтвердил своё предназначение.
После 1752 года грозозащитные приспособления начали устанавливать во многих городах Америки. Количество разрушений и пожаров от ударов молнии резко уменьшилось.
Признали «франклиновский стержень» англичане, установив в 1760 году громоотвод на деревянном Эддинстонском маяке, затем молнезащитные приспособления были установлены и на многих английских общественных зданиях.
Во Франции впервые громоотвод был поставлен в 1773 году на здании Дижонской Академии наук.
О великом открытии Франклина узнали и в Российской империи. Об этом русским читателям сообщили «Санкт-Петербургские ведомости» в 1752 году. Первый же в России громоотвод был устроен на Петропавловском соборе в 1786 году.
Но история полна неожиданностей. И Россия, где величайшее открытие века — громоотвод — официально было применено намного позднее, чем в европейских странах, оказалось, опередила их в этом отношении.
Громоотвод Невьянской башни
Невьянский железоделательный завод возник на рубеже двух веков и выплавил первый чугун 15 декабря 1701 года. Завод строился казной и был сперва предприятием государственным. Затем он был передан тульскому оружейных и железных дел мастеру Никите Демидову.
Начав восстановление и расширение завода, Никита Демидов вскоре передал бразды правления старшему сыну Акинфию, который и стал руководителем Невьянского завода на многие годы.
На Невьянском заводе работало 420 опытных специалистов — молотовых, доменных, дощатых мастеров, подмастерьев, кузнецов и других рабочих. Через два десятилетия после пуска завод давал чугуна и железа намного больше, чем все казённые заводы Урала вместе взятые. Начальник уральских и сибирских горных заводов генерал де Геннин написал Петру Первому об Акинфее Демидове: «...такого в заводском деле искусного человека едва сыскать можно».
Поэтому не случайно на Невьянском заводе при Акинфии Демидове вводились различные технические новшества: каменная башня с первой в мире своеобразной конструкцией железочугунных балок в зонах растяжения верхних этажей — восьмериков, первая в России частная химическая лаборатория для опробования руд, наиболее крупная в России коллекция руд, башенные часы — куранты с колоколами, громоотвод. Да, и громоотвод!
Как и любое современное устройство для грозовой защиты, громоотвод Невьянской башни состоит из трёх частей: молниеприёмника, молниеотводов и заземления.
Молниеприёмник представляет собою вертикальный металлический стержень, на который насажен шар диаметром около тридцати сантиметров с толщиной металла около одного миллиметра.
На наружной поверхности шара когда — то были наглухо прикреплены два с половиной десятка полых треугольных остроконечных шипов длиною до сорока сантиметров из такого же, как и шар, металла. Шипы вместе с выступающей из шара вертикальной осью выполняли роль заостренных стержней для притяжения ударявших в башню молний. От ударов молнии многие лучи полностью разрушены, а на некоторых, частично или полностью сохранившихся, видны оплавленные отверстия.
Шар, или, как его называли в старое время из — за шипов — лучей, шар — солнце, через отверстия в нижней и верхней своих частях крепился муфтами к вертикальному металлическому стержню, который служил одновременно и осью для двухметрового флага — флюгера, расположенного под шаром.
По данным спектральных анализов вертикальный стержень и муфты крепления к нему шара — солнца содержат совершенно одинаковое количество примесей — кремнезема, хрома, марганца и никеля. В составе железных флага — флюгера и шара с шипами содержание этих же элементов также одинаково. Отсюда можно заключить, что флюгер и шар — солнце изготавливались и монтировались на вертикальной оси одновременно.
Об этом же говорит и то, что при установке оси, выступающей над шпицем башни более чем на полтора метра, заранее предусматривалось место для флага — флюгера (высота семьдесят два сантиметра) и для шара — солнца (диаметр около тридцати сантиметров).
Металлическая ось, на которой вращается флаг флюгера и кропится шар — солнце, своей нижней и средней частями накрепко входит в прямоугольные отверстия в двух поперечных горизонтальных металлических балках. Эти балки своими концами уходят вовнутрь кирпичной кладки шпица и скрепляют её. Внутри этой кладки проходят вертикальные металлические стержни, составляющие каркас шпица.
Не будь каркаса, шпиц был бы разрушен, так как вибрация поперечных балок при вращении флюгера расшатала бы стенки, толщина которых всего лишь длина башенного кирпича, то есть примерно около трети метра.
Каркас шпица соединён с продольными металлическими прутьями — полосами, вмонтированными внутри кирпичной кладки ярусов и четверика и уходящими в землю под башню. Многочисленные железные выступы, расположенные через равные промежутки с внутренней стороны стен башни, подтверждают наличие этих металлических полос.
В 1978 году Невьянскую башню исследовал кандидат технических наук В. М. Слукин. С помощью современных геофизических методов и совершенных приборов он выявил аномалии, позволяющие предположить, что внутри западной стены четверика башни проходят вертикальные металлические стержни.
Как считает смотритель Невьянской башни А. И. Саканцев, балконы башни имеют связь с землей, то есть заземлены, хотя никаких металлических проводников ни с наружной, ни с внутренней сторон не видно.
Вывод напрашивается сам: без хороших молниеотводов и заземления башня могла быть не единожды разрушена при попадании в неё молнии. А молния ударяла в неё не однажды. Об этом можно судить по многочисленным следам ударов на поверхности шара — солнца и шипов. Да и простейшие расчёты говорят об этом же.
Известно, что во время приезда академика И. Г. Гмелина в августе 1742 года на Невьянский завод башня была уже построена и даже успела наклониться. Краткое описание наклонной башни приводится И. Г. Гмелиным в книге «Путешествие по Сибири», опубликованной па немецком языке в Геттингене в 1752 году.
Однако имеются сведения, что башня была сооружена ранее. В рукописной книге генерала де Геннина «Описание Уральских и Сибирских заводов», завершённой в первые месяцы 1735 года, имеется рисунок («план — пропшект») Невьянского завода, где у западного конца плотины показана каменная башня с четвериком, тремя ярусами и шпилем.
Проанализировав имеющиеся документы и данные, сравнив состав чугуна балконов башни с найденной в Невьянске чугунной плитой, на которой указана дата отливки (1 января 1725 года), считается, что время строительства Невьянской башни — 1721 — 25 годы. А художественное оформление её из металла — наружные части балконов, часы -куранты, флюгер с гербом — было выполнено в течение 1725 — 32 годов.
В книге В. П. Ларионова «Защита жилых домов и производственных сооружений от молнии» приводятся такие данные: на Урале бывает от 20 до 30 грозовых дней в году, а на один квадратный километр территории приходится около четырёх грозовых ударов в год.
Используя эти данные и зная размеры Невьянской башни (высота - 57,6 метра, ширина квадратного основания - 9,2 метра), а также учитывая наибольшую её высоту по сравнению с другими строениями в Невьянске, можно легко определить, что за прошедшие почти 300 лет в башню молния попадала более 150 раз. А ведь и одного попадания было бы вполне достаточно, чтобы разрушить башню, если бы она не была защищена хорошим громоотводом.
Об этом знали первые Демидовы - Никита и сын его Акинфий. Да и как им было не знать. Акинфий Демидов самолично распорядился прислать в Москву из Невьянска «железа дощатого сибирского» для покрытии шпицера и двух полуглавий Меншиковой башни Московского кремля, сильно пострадавшей от молнии в июне 1723 г.
Упоминаемые выше средневековые здания в Европе сохранились от поражения молнией вследствие своих необычных конструкций, созданных то ли случайно, то ли на основе многовековых наблюдений. Говорить о сознательном устройстве специальных молниеотводящих приспособлений не приходится.
Совсем другое дело — громоотвод Невьянской башни. Ведь не случайно же горизонтальные металлические балки для крепления оси флюгера устанавливались одновременно с кладкой кирпичпого шпица, не без надобности же уложили вдоль всей башни, сверху донизу, металлический стержень?
Однако остаётся и много неясных вопросов. Кто предложил устроить громоотвод на Невьянской башне? Кто его устанавливал? Были ли чертежи громоотвода?
Если бы удалось ответить на эти вопросы, тогда смело и определённо можно было утверждать, что Акинфий Демидов на четверть века опередил открытие американского изобретателя.
В быту также употребляется некорректное, но более благозвучное «громоотвод ».
Во время грозы на Земле появляются большие индуцированные заряды и у поверхности Земли возникает сильное электрическое поле. Напряжённость поля особенно велика возле острых проводников, и поэтому на конце молниеотвода зажигается коронный разряд . Вследствие этого индуцированные заряды не могут накапливаться на здании и молнии не происходит. В тех же случаях, когда молния всё же возникает (такие случаи очень редки), она ударяет в молниеотвод и заряды уходят в Землю, не причиняя разрушений .
Считается, что молниеотвод был изобретён Бенджамином Франклином в 1752 году, хотя есть свидетельства о существовании конструкций с молниеотводами и до этой даты (например, Невьянская башня , бумажные змеи Жака Рома) .
Описание первого способа защиты от молний появляется в ежегоднике «Альманах Бедного Ричарда». «Способ этот таков, - писал Франклин. - Возьмите тонкий железный стержень (каким, например, пользуются гвоздильщики) длиною достаточною для того, чтобы три-четыре фута одного конца опустить во влажную землю, а шесть-семь другого поднять над самой высокою частью здания. К верхнему концу стержня прикрепите медную проволоку длиной в фут и толщиной с вязальную спицу, заостренную как игла. Стержень можно прикрепить к стене дома бечевкой (шнуром). На высоком доме или амбаре можно поставить два стержня, по одному на каждом конце, и соединить их протянутой под коньками крыши проволокой. Дому, защищенному таким устройством, молния не страшна, так как острие будет притягивать её к себе и отводить по металлическому стержню в землю, и она уже никому не причинит вреда. Точно так же и суда, на верхушке мачты которых будет прикреплено острие с проволокой, спускающейся вниз на палубу, а затем по одному из вантов и обшивке в воду, будут предохранены от молнии» .
Состоит из трёх связанных между собой частей:
- молниеприёмник - служит для приёма разряда молнии и располагается в зоне возможного контакта с каналом молнии; в зависимости от защищаемого объекта может представлять собой металлический штырь, сеть из проводящего материала или металлический трос, натянутый над защищаемым объектом.
- заземляющий проводник или токоотвод - проводник , служащий для отвода заряда от молниеприёмника к заземлителю; обычно представляет собой провод достаточно большого сечения.
- заземлитель - проводник или несколько соединённых между собой проводников, находящихся в соприкосновении с грунтом ; обычно представляет собой металлическую плиту, заглублённую в грунт.
Элементы молниеотвода соединяются между собой и закрепляются на несущей конструкции. Поскольку вероятность поражения наземного объекта молнией растёт по мере увеличения его высоты, молниеприёмник располагается на возможно большей высоте либо прямо на защищаемом объекте, либо как отдельное сооружение рядом с объектом. Радиус защитного действия молниеотвода определяется его высотой и приближенно рассчитывается по формуле:
где h - высота от самой высокой точки дома до пика молниеотвода.
Иногда молниеотвод встраивается в декоративные элементы здания или сооружения (флюгеры , навершия колонн и т. д.).
См. также
Напишите отзыв о статье "Молниеотвод"
Примечания
Ссылки
- Ларионов В. П. . - М .: Энергоиздат, 1960. - С. 34.
Отрывок, характеризующий Молниеотвод
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
