Три имени - Иван Сергеевич Тургенев, Игорь Васильевич Северянин и Иван Петрович Мятлев. Три разных поэта, разные эпохи, разный стиль письма. Но есть одна строка, которая стала основой их лучших стихов: ".. ." Сегодня день памяти автора этой строки и прекрасного стихотворения, куда она вошла - Ивана Петровича Мятлева - 165 лет назад в 1844 году 25 февраля его не стало. Сегодня, к сожалению, мало кто помнит этого поэта и даже авторство этой знаменитой фразы отдают И.С.Тургеневу.
И.П.Мятлев был сыном богатого помещика, сенатора, он имел репутацию острослова, его куплеты, экспромты и каламбуры ценили Жуковский, Вяземский, Крылов, Пушкин, Гоголь.Стихи Мятлев начал сочинять рано и мастерски читал их повсюду. В 1834 и 1835 годах вышли два его сборника, включившие по 14 стихотворений и сопровождавшиеся надписью: "Уговорили выпустить". Его "Сенсации и замечания госпожи Курдюковой" оставили след в стихотворной юмористике, предварив появление сатирических и комических литературных афоризмов Козьмы Пруткова. При жизни Мятлева "Сенсации" выходили трижды. Последний раз - в год смерти поэта, неожиданно скончавшегося в Петербурге среди масленичных развлечений.
РОЗЫ Как хороши, как свежи были розы Как я берег, как я лелеял младость Но в мире мне явилась дева рая, И мне в венке цветы еще казались И заодно они цвели с девицей! В ее очах - веселье, жизни пламень; |
Стихотворение "Розы" стало классикой и лишь за одну строчку имя Мятлева достойно того, чтобы быть в одном ряду с великими поэтами. Так впрочем и произошло. Иван Сергеевич Тургенев написал по мотивам этой строки свое знаменитое стихотворение в прозе, а Игорь Васильевич Северянин одно из пронзительнейших стихотворений, последняя строчка из которого стала эпитафией на его могильном памятнике.
Как хороши, как свежи были розы...
И.С.Тургенев
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною... но первый стих остался у меня в памяти:
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит:
Как хороши, как свежи были розы...
И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка - и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею,- но как она мне дорога, как бьется мое сердце!
Как хороши, как свежи были розы...
А в комнате все темней да темней... Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною - и чудится скучный, старческий шепот...
Как хороши, как свежи были розы...
Встают передо мною другие образы... Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино - и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара...
Как хороши, как свежи были розы...
Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну... и все они умерли... умерли...
Как хороши, как свежи были розы...
Сентябрь 1879
Классические розы
И.Северянин
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Мятлев, 1843 г.
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут - уже стихают грозы.
Встречаются в отечественной словесности лица оригинальные, от которых, однако, остается вроде бы совсем немного - домашнее имя, две-три строки. В лучшем случае - какой-нибудь куплет без привязки к автору. Такова судьба Ивана Мятлева. Или Ишки Мятлева, как звали его современники.
- Не ву пле па -
Не лизе па.
Из стихов Ивана Мятлева
Самые знаменитые его строки звучат у Тургенева, в стихотворении в прозе из цикла «Senilia»: «Как хороши, как свежи были розы…» .
Тургенев то ли действительно забыл (по сенильности), то ли сделал вид, что забыл (для настроения), что так начинается элегия Мятлева «Розы» (1834). Промчав сквозь годы, эти свежие розы появились у Игоря Северянина, уже в горько-трагическом контексте:
…Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
(«Классические розы», 1925).
Они же выбиты эпитафией на могиле Северянина в Таллинне.
В наше время неблагодарные потомки, в пику школьному Тургеневу, ёрничали: «Как хороши, как свежи были рожи!» Что, впрочем, потешило бы душу ёрника Мятлева.
Смеяться над всем
Друг Сверчка, Асмодея и Светланы, богатый барин и веселый версификатор, человек светский, аристократ, любимец литературных салонов и лиц, облеченных властью, он прожил жизнь не слишком долгую (1796-1844), но насыщенную событиями, в том числе и историческими. И - вполне благополучную жизнь. Корнет Белорусского гусарского полка, он участвовал в войне с Наполеоном. Демобилизовался по болезни. На гражданской службе дослужился до действительного статского советника и камергера и вышел в 1836 году в отставку. Располагая средствами, отправился путешествовать по Европе. Вернулся в Петербург, написал по следам своих путешествий про госпожу Курдюкову, издал последний том поэмы - и умер.
Как говорилось в одном некрологе, «он ставил честолюбие гораздо ниже каламбура, почитав первую потехою - жить честно, благородно и первым делом смеяться безвредно над всем, начиная с самого себя, - кончил веселую книгу и с последнею шуткой бросил перо и жизнь вместе, как вещи отныне впредь ненужные…»
Бесконечное, возбужденно-нервное его остроумие - есть такой тип всегда острящих, каламбурящих и рифмующих людей! - выглядело бы болезненным, не будь он столь добродушен и (внешне, по крайней мере) простодушен. Хотя порой мятлевские штучки могли показаться чрезмерно экстравагантными. Так, на балу, где присутствовал сам Николай Первый, веселый поэт порезал меленько-меленько букет своей соседки, маркизы де Траверсе, заправил цветами салат и отправил блюдо адъютанту наследника, в которого маркиза была влюблена. Или еще: в одном доме сын хозяина полюбил играть с щегольской шляпой Мятлева. Это поэту надоело, и, не желая, чтобы его замечательную шляпу спутали с чьей-нибудь другой, он написал внутри нее стишок: «Я Мятлева Ивана, а не твоя, болвана. Свою ты прежде поищи! Твои, я чай, пожиже щи» . Грубовато, надо сказать…
Душа литературных салонов, великолепный чтец и импровизатор, Мятлев, особенно после бокала – другого, нанизывал рифмы виртуозно. «…он просто говорил стихи, и всегда говорил наизусть, беззаботно рассказывал в стихах, беседовал стихами; … Он говорил этими стихами по целым часам», — свидетельствует современник.
Провинциалы, прибывшие в Петер¬бург, непременно хотели попасть «на Мятлева». Особенно он часто выступал там, где все друг друга знают и друг над другом мило так подшучивают - оттого почти все его стихи домашние . Однако социальный статус участников этих собраний весьма высок - это был междусобойчик людей знатных. Что придавало - в исторической перспективе - альбомным, домашним сочинениям особый шарм и размах.
Русская критика, в отличие от посетителей салонов, Мятлева не особенно жаловала. Белинского, только начавшего входить в силу, этот штукарь просто-напросто раздражал: строгий критик чуял в стихах Мятлева безответственное веселье аристократа. Снисходительной похвалы Белинского удостоился лишь «Разговор барина с Афонькой», тоже, стоит отметить, довольно легкомысленный.
Какое- то время (незадолго до смерти) Мятлев издавал «Листок для светских людей». Там была, например, такая картинка. Молодой офицер спрашивает у дамы: «В каком ухе звенит?» - «В левом» , -отвечает дама. «Откуда вы знаете?» - изумляется офицер… Люди серьезные возмущались подобной пошлостью. (А мне, в силу простых вкусов, нравится.)
Типы эпохи
Дам, вдохновляющих его на стихи, Мятлев ласково называл своей «парнасской конюшней» . Среди «лошадок» были Софья Карамзина, Наталья Пушкина и роковая женщина российского Парнаса - Александра Смирнова-Россет. С последней Мятлева связывали особо теплые, но исключительно дружеские отношения.
Женщина она была своеобразная. Князь Вяземский, большой похабник и цинический острослов с язвительно-едким умом, восхищался: «Обыкновенно женщины худо понимают плоскости и пошлости; она понимала их и радовалась им, разумеется, когда они были не плоско-плоски и не пошло-пошлы». Моралист Иван Аксаков, напротив, сетовал: «…я до сих пор не видел в ней теплоты эстетического ощущения, никакого сердечного движения… Среди «Шинели», в самых чудесных местах она вдруг по поводу какого-нибудь квартального вспомнит какие-нибудь глупые стихи Мятлева и скажет или пропоет: «Напился, как каналья, пьян» … - и т.п., всегда с особенным удовольствием». (Кстати, из этих двух характеристик одной и той же особы можно вывести два основных русла, по которым шло наше эстетическое и идеологическое развитие.)
Смирнова-Россет представляла собой женский вариант того характернейшего типа эпохи, который в чистом виде воплощал сам Мятлев, как, впрочем, и его знаменитые сверстники - князь Вяземский, Пушкин, Грибоедов и т.д. Тип этот вскоре исчезнет, и уже младший Вяземский напишет, не без дидактизма и морализма: «Для нашего поколения, воспитывавшегося в царствование Николая Павловича, выходки Пушкина уже казались дикими. Пушкин и его друзья, воспитанные во время наполеоновских войн, под влиянием героического разгула» видели во всей этой эстетической и поведенческой лихости «последние проявления заживо схороняемой самобытной жизни».
Пушкин посвятил Мятлеву известное стихотворение: «Сват Иван, как пить мы станем…» (1833). Но особенно был близок с Мятлевым, возился с ним и с его стихами князь Вяземский, удовлетворяя таким образом свою страсть (усиленную ирландской кровью) к дурацким шуткам. Троице этой – Пушкину, Вяземскому и Мятлеву – принадлежит знаменитое коллективное «Надо помянуть, непременно надо» (1833) - сочиненье насколько абсурдно-безумное в своей дурной бесконечности, настолько и смешное. Со слегка меняющимся рефреном: «Надо помянуть, помянуть непременно надо…»
Вяземский, посылая этот дикий стишок Жуковскому, писал, что Мятлев «в этом случае был notre chef d’ecole» (переводим: «нашим наставником»).
Александра Смирнова-Россет, в свою очередь, вспоминает, как Гоголь «научил Пушкина и Мятлева вычитывать в «Инвалиде», когда они писали памятки. У них уже была довольно длинная рацея:
Михаил Михайловича Сперанского
И почт-директора Еромоланского,
Апраксина Степана,
Большого болвана,
и князя Вяземского Петра,
Почти пьяного с утра.
Они давно искали рифм для Юсупова. Мятлев вбежал рано утром с восторгом: «Нашел, нашел: Князя Бориса Юсупова / И полковника Арапупова » (потом на рифмовке имен собственных поедет крыша у Дмитрия Минаева).
Стихи на случай
Любимый жанр Мятлева - стихи на случай. Он мог запросто посвятить генералу Ермолову абсолютно пустую фантазию «на день наступающего тысяча восьмисот четвертого года» , выдержанную в игривом и бессмысленном духе:
Коль пройдет мадам Эстер
Ле канкан де ля Шольер -
Весь театр набит народом…
Поздравляю с Новым годом!
(«Новый 1944. Фантазия»)
Несоответствие поэтического пустяка статусу адресата - его высокопревосходительству - Мятлева ничуть не смущало. Впрочем, все это вполне соответствовало нормам и духу времени.
Поэт пользовался благосклонностью царей. Однажды, прочитав стихи Якова Грота «Берегитесь; край болотный, град отравой переполнен…» , наследник, будущий царь Александр Второй, попросил Мятлева защитить Петербург. В результате на свет явилось стихотворение: «Ужель ты веришь наговорам, сплетенным финнами на нас?» (1841). Как и стихотворение Грота, мятлевский ответ был посвящен той самой маркизе де Траверсе, с чьим букетом поэт так жестоко обошелся…
Так же сильно, как дамы, цари и князь Вяземский, полюбил Мятлева Лермонтов: «Вот дама Курдюкова, / Ее рассказ так мил, / Я от слова до слов / Его бы затвердил…» На что Мятлев отвечал, может быть, не слишком изящным, но, несомненно, искренним стихом «Мадам Курдюкова Лермонтову»: «Мосье Лермонтов, вы пеночка, / Птичка певчая, времан! Ту во вер сон си шарман…» (перевод: «Поистине! Все ваши стихи так прекрасны…»)
Лермонтов фамильярничал: «Люблю я парадоксы ваши / И ха-ха-ха, и хи-хи-хи, / С[мирновой] штучку, фарсу С[аши] / И Ишки М[ятлева] стихи…» Так ведь подумать: ну какой Мятлев для него «Ишка» при разнице в возрасте чуть ли не в 20 лет - Иван Петрович!.. Но, видимо, было в Мятлеве что-то вечно-подростковое.
Travel blog госпожи Курдюковой
Кажется, поэтическое честолюбие Мятлева (если оно вообще у него было) вполне удовлетворялось вот такими милыми пустяками и любовью окружающих. Первые два сборника его стихов вышли без имени автора, сопровождаемые симпатично-простодушным уведомлением: «Уговорили выпустить» (1834 и 1835), что соответствовало действительности.
Однако его ждало и чуть ли не всенародное ха-ха-ха и хи-хи-хи после выхода в свет «Сенсаций и замечаний госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже» с карикатурами Василия Тимма (1840-1844). Местом издания в шутку значился Тамбов, где жила госпожа Курдюкова.
Здесь Мятлев дал полную волю своей страсти к макароническому стиху, приводившему в бешенство пуристов от языка. «Сенсациям и замечаниям…» предшествовал ёрнический эпиграф: «Де бон тамбур де баск / Дерьер ле монтанье» с пояснением: «Русская народная пословица» (перевод: «Славны бубны за горами»). Но ведь и жил поэт в эпоху лингвистической диффузии, во времена «двуязычья культуры» (Юрий Лотман).
Беско¬нечно долго сопрягая русские слова с иноязычными, он создал презабавную, хотя и несколько, быть может, затянутую (страниц эдак на 400) шутку. В разудалом плясовом ритме:
Но по мне, весьма недурно
Этот бронзовый Сатурно
Тут представлен; он, злодей,
Собственных своих детей
Ест, как будто бы жаркое,
А Сатурно что такое -
Время просто, се ле тан,
Ки деворе сез анфан…
(перевод: «Это время, которое пожи¬рает своих детей»)
Иногда вдруг поэт меняет тон и серьезно и строго говорит о торжестве «русской веры православной», об увиденной в Ватикане картине, изображающей Спасителя на Фаворе. При всем своем легкомыслии Мятлев был глубоко верующим человеком.
«Сенсации и замечания госпожи Курдюковой…» критика восприняла без юмора. Как эмблему русской провинции, над которой смеются столицы. Но решили, что «лицо Курдюковой - лицо замечательное: оно принадлежит к клоунам или шутам Шекспира, к Иванушкам, Емелюшкам-дурачкам наших народных сказок». Удивились склонности к неприли¬чиям, которая «доходит в госпоже Курдюковой до какой-то непобе¬димой страсти». Но ничего удивительного в этом не было: ведь госпожу Курдюкову Мятлев списывал преимущест¬венно с себя и отчасти - со своей подруги Смирновой-Россет. А еще критики отмечали, что Курдюкова «излишне умна» и образована – и, стало быть, это не тамбовская помещика, а сам Мятлев. Но сдается, что сочинителя уличали не столько ум и образованность Курдюковой, сколько ее постоянное и заинтересованное внимание к женским прелестям. (Если она не лесбиянка, конечно.)
Иллюстрируя поэму, Василий Тимм изображал эту туристку похожей на Мятлева. Или так: перед зеркалом Мятлев, а в зеркале госпожа Курдюкова.
Меж тем
Да, конечно, шутки, пустяки, причуды барина, искусство для искусства… Меж тем бывал он истинно поэтичен в обычной речи: «Завернулась в кусочек неба, да и смотрит, как ангел…» - в стихах это вышло несколько хуже (см.: «Что я видел вчера», 1840).
Фонарики-сударики,
Скажите-ка вы мне,
Что видели, что слышали
В ночной вы тишине…
Фонарики-сударики
Горят себе, горят,
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят…
«Под именем фонариков сочинитель разумел чиновников, состоящих в государственной службе», - значилось на одной из копий стихотворения. Ну да, чиновники да сановники, которым дела нет до «горестей людских» . Как пишет советский исследователь, «Фонарики» - «глубоко сатирическое, хотя художественно завуалированное изображение … бюрократической системы николаевской эпохи». Так или иначе, но «Фонарики» попадали в сборники подпольной поэзии. И даже, кажется, понравились Герцену.
А еще Мятлев - автор лапидарно-разговорного «Нового года» (1844), который держится преимущественно на ритме: «Весь народ / Говорит, Новый год, / Говорит, / Что принес, / Говорит, / Ничего-с, / Говорит, / Кому крест, / Говорит, / Кому пест, / Говорит, / Кому чин, / Говорит, / Кому блин, / Говорит…»
Интригующий литературный сюжет связан с мятлевской «Фантастической высказкой» (1833), она же - «Таракан»:
Таракан
Как в стакан
Попадет -
Пропадет,
На стекло
Тяжело
Не всползет.
Так и я:
Жизнь моя
Отцвела,
Отбыла…
С одной стороны, «Таракан» пародирует «Вечернюю зарю» Полежаева. А с другой, - становится кастальским ключом для несравненного капитана Лебядкина: «Жил на свете таракан, / Таракан от детства, / И потом попал в стакан, / Полный мухоедства…» Потом таракан естественным образом переползет к Николаю Олейникову, потом объявится где-то в окрестностях «Жизни насекомых» Виктора Пелевина.
И Козьма Прутков, и Дмитрий Александрович Пригов, и Тимур Кибиров, и другие сочинители ловили (и поймали) лучи, летящие от стихов этого беспечного шута русской литературы. И его немыслимые ха-ха-ха и хи-хи-хи …
«Не нравится - не читайте» , - так переводится эпиграф.
Многим люд ям знакомы эти строфы. Одни приписывают их И. Тургеневу (у него, как известно, есть стихотворение в прозе с таким названием), другие указыва ют на Игоря Северянина. А о настоящем авторе Иване Мятлеве практически никто не знает. Приводим статью Дмитрия Шеварова «Сорванные цветы» в Российской газете №4 за 2 февраля 2012г .
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг ее вились и радость и любовь.
В ее очах - веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне - роз моих завянувший венок.
Иван Мятлев, 1834 г.
Иван Петрович Мятлев родился в Петербурге 8 февраля 1796 года в богатой и влиятельно й семье. Его крестной была сама Екатерина II. В 1813 году семнадцатилетним корнетом Мятлев принял участие в заграничном походе русской армии. Очевидно, что его любили в полку за веселый нрав и способность зарифмовать все: от приказа командира до меню.
Вернувшись с войны, Иван Петрович успешно служит по разным департаментам, счастливо женится, становится действительным статским советником и камергером. Сочинительство тоже дается ему легко. Мятлев не корпит над рукописями, а импровизирует. Особенно ему удается словесный коктейль из русских и французских слов. По Петербургу разлетаются его блестящие экспромты, каламбуры, эпиграммы, шутейные басни, комические диалоги, послания, куплеты... Не человек, а фейерверк!
Для людей, разбиравшихся в литературе, было очевидно, что у шутника Мятлева нешуточный литературный дар. Жуковский пытался внушить Ивану Петровичу сколько-нибудь серьезное отношение к своему призванию. Но он будто не слышал. Или просто уже не мог выйти из роли.
А.С. Пушкин (из дневника): «Обедал у гр. А. Бобринского... Мятлев читал уморительные стихи...»
Е.А. Баратынский (из письма жене): «...Также познакомился с Мятлевым, которого ты знаешь несколько шутовских стихов... Я думал найти молодого повесу. Что ж? Это человек важный, придворный забавник, лет 45...»
М.Ю. Лермонтов: «Люблю я парадоксы ваши, // И ха-ха-ха, и хи-хи-хи... // И вушки М ятлева стихи...»
В.А. Жуковский (из дневника, 18 апреля 1841 г.): «Мятлев — полный шут...»
В памяти современников Мятлев остался чудаковатым барином и веселым жизнелюбом. Но, думая о его судьбе, почему-то возникает горькое чувство. Кажется, что свой дар от Бога он если не промотал, как иные проматывали богатое наследство, то распорядился им как-то нелепо. Да, кто-то должен отвлекать людей от тягот жизни, и без Мятлева петербургские салоны многое потеряли бы, но как короток век шуточной поэзии! Как быстро она вянет...
На надгробии И. Северянина выбиты эти строки
но не все знают, что данная фраза была написана поэтом Иваном Петровичем Мятлевым (1796-1844), современником А. С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, довольно известным в своё время многими лирическими и шутливыми сочинениями
В стихотворении «Розы» , впервые напечатаном в «Собрании стихотворений» в 1835 года без указания имени автора.
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг ее вились и радость и любовь.
В ее очах - веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне - роз моих завянувший венок.
<1834>
Эти строки, вернее первая строка, стали более известны благодаря И. С. Тургеневу, который использовал её в одном из своих «стихотворений в прозе» (1882). Поэтому иногда ошибочно автором этих поэтических строк считают именно его, хотя он тогда заметил:
«Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочёл одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но первый стих остался у меня в памяти: «Как хороши, как свежи были розы …»
И.С. Тургенев:
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною... но первый стих остался у меня в памяти:
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит:
Как хороши, как свежи были розы...
И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка - и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею,- но как она мне дорога, как бьется мое сердце!
Как хороши, как свежи были розы...
А в комнате все темней да темней... Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною - и чудится скучный, старческий шепот...
Как хороши, как свежи были розы...
Встают передо мною другие образы... Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино - и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара...
Как хороши, как свежи были розы...
Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну... и все они умерли... умерли...
Как хороши, как свежи были розы...
Сентябрь 1879
Запись стихотворения в прозе И. Тургенева,
https://www.youtube.com/watch?v=Q6FoYWYFk0I
* * * * *
И ещё немного о поэте
- "Он был лирическим поэтом, автором элегий, на его стихи создавались романсы, несмотря на то, что имя Ивана Петровича Мятлева сегодня почти забыто, его поэзия, его строки в произведениях других поэтов, вдохновлённых им, звучат в романсах, которые и сегодня исполняются и, более того, создаются и сегодня, подобно огню зажжённого когда-то им костра.
Иван Петрович Мятлев родился 28 января 1796 года в Санкт-Петербурге, в дворянской семье, получил домашнее образование. В 1813 и 1814 годах воевал против Наполеона в звании корнета Белорусского гусарского полка, участвовал в заграничных походах, выйдя в отставку, жил в Петербурге. В 1821 году поступил на службу в канцелярию министра финансов по департаменту мануфактур и внутренней торговли, спустя несколько лет стал действительным статским советником и камергером*. В 1836 году он оставил службу, отправился в заграничное путешествие, посетил Германию, Швейцарию, Италию, Францию. Вернувшись в Петербург, регулярно устраивал в своем доме музыкальные вечера.
Иван Петрович, быв завсегдатаем аристократических литературных салонов, остроумный, склонный к эксцентрическим шуткам и розыгрышам, был встречаем в обществе как весельчак, всегда смешивший присутствующих.
Свои серьёзные стихи он долгое время не печатал, вероятно, многие поэтому судили о нём поверхностно. Но Мятлев общался и с Карамзиным, и с Жуковским, и с Вяземским, и с Пушкиным, который посвятил ему своё стихотворение: «Сват Иван, как пить мы станем…»
***
Сват Иван, как пить мы станем,
Непременно уж помянем
Трёх Матрён, Луку с Петром
Да Пахомовну потом.
Мы живали с ними дружно,
Уж как хочешь - будь что будь -
Этих надо помянуть,
Помянуть нам этих нужно.
Поминать так поминать,
Начинать так начинать,
Лить так лить, разлив разливом.
Начинай-ка, сват, пора.
Трёх Матрён, Луку, Петра
В первый раз помянем пивом,
А Пахомовну потом
Пирогами да вином...
Это стихотворение, сочинённое вместе с Вяземским, было отправлено Жуковскому со словами: «Не поговорим ли о словесности, то есть о поэзии, например о нашей с Мятлевым, который в этом случае был notre chef d’ecole»
Мятлев считал себя любителем и поэтому долго не хотел издавать своих стихотворений. Первый сборник он издал в 1834г. без имени автора с простодушным уведомлением: «Уговорили выпустить». Известность ему принёс юмористический роман в стихах «Сенсации и замечания г-жи Курдюковой за границей, дан л’Этранже», где он изложил свои впечатления от заграничного путешествия. Он часто с успехом читал отрывки его в санкт-Петербургских гостиных. «Сенсации г-жи Курдюковой» были переделаны для сцены и поставлены в Александринском театре. В романе и постановке героиней была провинциальная барыня, которая на французско-нижегородском языке то восторгалась Европой, то критиковала всё непонятное ей.
Стихи так лились из поэта, как из рога изобилия, часто в беседах он просто говорил стихами.
СОН
Зачем так скоро прекратился
Мой лучший сон?
Зачем душе моей явился
Так внятно он?
Зачем блаженство неземное
Мне посулил,
И всё заветное, родное
Расшевелил?
Как дым, его исчезла младость
С сияньем дня.
И без него я знал, что радость
Не для меня!
Соловей
Сладкозвучный соловей!
Говори душе моей;
Пой мне песнь бывалых дней,
Сладкозвучный соловей.
Как я любовался ей,
Без заботы, без затей,
В светлой юности моей,
Сладкозвучный соловей.
Верил я словам друзей,
Верил доброте людей,
Песне радуясь твоей,
Сладкозвучный соловей.
Песнь твоя в тиши ночей
Нынче стала мне грустней;
Спой мне песнь бывалых дней,
Сладкозвучный соловей.
4 марта 1842
Что я видел вчера
П. А. Плетневу
России ангел облачился
В кусочек неба и слетел
В концерт, где русских рой толпился
И где Итальи гений пел.
И я смотрел на то виденье,
На тот небесный, дивный лик,
И чудное гремело пенье,
И взором в небо я проник.
Осуществилась мысль поэта,
Душа святыней обдалась...
Но песнь чудесная допета,
И ангел вдруг исчез из глаз.
Так недосказанной умчалась
Святая тайна в небеса!
Но ангела в душе осталась
Залогом дивная краса.
В ней вижу рая обещанье,
Награду жизни скорбных дней,
И благодать, и упованье
Теперь живут в душе моей.
27 ноября 1840, С.-Петербург
***
Вот луна глядится в море,
В небе вещая горит,
Видит радость, видит горе
И с душою говорит...
Говорит душе беспечной:
«Пой, любуйся, веселись!
Дивен мир, но мир не вечный!
Выше, выше понесись,
Жизни слишком скоротечной
Не вдавайся, не держись.
Думам здесь не развернуться,
Не успеешь оглянуться —
Всё прекрасное пройдет!
А на небе безопасно,—
Небо чисто, небо ясно,
В нем обширнее полет».
* - Использованы материалы с (1) -
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Как я берег, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы еще казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг ее вились и радость и любовь.
В ее очах — веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне — роз моих завянувший венок.
(No Ratings Yet)
Еще стихотворения:
- Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! Мятлев, 1843 г. В те времена, когда...
- Во дни надежды молодой, Во дни безоблачной лазури Нам незнакомы были бури,- Беспечны были мы с тобой. Для нас цветы благоухали, Луна сияла только нам, Лишь мне с тобою по...
- На сумрачных стенах обителей святых, Бывало, Истина в картинах представала Очам отшельников, и лед сердец людских, Убитых подвигом, искусство умеряло. Цвели тогда, цвели Христовы семена! Немало иноков, прославленных молвою, Смиренно...
- Перед воротами Эдема Две розы пышно расцвели, Но роза — страстности эмблема, А страстность — детище земли. Одна так нежно розовеет, Как дева, милым смущена, Другая, пурпурная, рдеет, Огнем любви...
- О, берегитесь, убегайте От жизни легкой пустоты. И прах земной не принимайте За апельсинные цветы. Под серым небом Таормины Среди глубин некрасоты На миг припомнились единый Мне апельсинные цветы. Поверьте,...
- Иначе писать не могу и не стану я. Но только скажу, что несчастная мать. А может, пойти и поднять восстание? Но против кого его поднимать? Мне нечего будет сказать на...
- Люблю пиров веселый шум; Люблю в кругу красот забавы; Люблю таланты, знанья, ум, Достоинства и прелесть славы; Люблю друзей моих, как самого себя; Подругу больше всех, умру, ее любя; Любить...
- На утре дней моих о подвигах мечтая, Я долго звонких слов от дел не отличал, И, как пророк добра, гремя и обличая, Меня пустой крикун нередко увлекал; Я наряжал его...
- Посвящается П. Н. Островскому Нам звезды кроткие сияли, Чуть веял тихий ветерок, Кругом цветы благоухали, И волны ласково журчали У наших ног. Мы были юны, мы любили, И с верой...
- В голоде, В холоде, В городе Вологде Жили мы весело — Были мы молоды. Я со своей богоданной Ровесницей Под деревянной Под жактовской лестницей. В крошке Сторожке, В сарае ли...