Келлер генерал белой армии. Генерал граф Келлер: жизнь отданная долгу. III. Становление русского офицера и монархиста

Келлер Федор Артурович (Августович) (1857-1918), граф, генерал-лейтенант, командир 2-го Восточно-Сибирского армейского корпуса в Маньчжурии, во время Первой мировой войны командир 10-й кавалерийской дивизии и 3-го кавалерийского корпуса. Окончил Николаевское кавалерийское училище, с 1904 г. командир 15-го Драгунского Александрийского полка, 1905 г. ранен бомбой, брошенной террористом. С 1906 г. - командир лейб-гвардии Драгунского полка, с 1910 г. - 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии; с 1912 г. - 10-й Кавказской дивизии. С апреля 1915 по март 1917 г. - командир 3-го кавалерийского корпуса, отказался признать отречение императора Николая II и присягнуть Временному правительству. В 1918 г. жил в Киеве, занимал пост командующего вооруженными силами на территории Украины. Расстрелян петлюровцами.

Использованы материалы кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Тома 1 и 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.

Келлер Федор Артурович, граф (12.10.1865-21.12.1918) Генерал-майор (31.05.1913). Генерал от кавалерии (31.05.1913) Окончил Николаевскую кавалерийскую и Офицерскую кавалерийскую школы. Участник Первой Мировой войны: командир 10-й кавалерийской дивизии, 1914 - 1915; с 03.04.1915 командир 3-го конного казачьего корпуса, 04.1915-04.1917. Отказался присягать Временному правительству, сдал 3-й конный корпус генералу Крымову 04.1917. Уехал в Харьков 04.1917. Получил приглашение генерала Деникина командовать Северной группой Добровольческих (белых) войск в районе Пскова 11.1918. Приняв предложение генерала Деникина, одновременно (находясь в пути в Псков) получил предложение гетмана Скоропадского командовать его войсками на Украине. Учитывая, что район Пскова был оккупирован немецко-австрийскими войсками, а также неустойчивость общей обстановки, принял решение остановиться в Киеве и рассмотреть предложение Скоропадского. Однако приезд Келлера в Киев совпал со взятием города петлюровскими войсками 20.12.1918. Генерал Келлер был арестован и в ночь на 21.12.1918 расстрелян петлюровцами.

Использованы материалы кн.: Валерий Клавинг, Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.

Келлер Федор Артурович (12.10.1857 - 21.12.1918, Киев), граф, рус. генерал от кавалерии (15.1.1917). Племянник героя русско-японской войны графа Ф.Э. Келлера. Образование получил в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища, выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище (1878). С началом русско-турецкой войны 1877-1878 годов ушел добровольцем на фронт, за выдающуюся храбрость был награжден солдатскими Знаками отличия ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени. Выпущен в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк. Командовал эскадроном, Крымским дивизионом. С 16.2.1904 командир 15-го драгунского Александрийского полка (Киев). Во время волнений в 1905-07 исполнял обязанности временного Калишского генерал-губернатора, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы. С 6.11.1906 командир лейб-гвардии Драгунского полка, с 14.6.1910 командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, с 25.2.1912 - 10-й кав. дивизии, с которой вступил в мировую войну. Келлер выделялся среди других кавалерийских начальников своей личной храбростью и пользовался большой популярностью в войсках. В начале войны дивизия К. вошла в состав 3-й армии ген. Н.В. Рузского. 8 авг. в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 авг. (13 сент.) взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. За боевые отличия награжден орденами Св. Георгия 4-й (сентябрь 1914 года) и 3-й (мая 1915) степени. С 3.4.1915 командир 111 конного корпуса (10-я кавалерийская, 1-я Донская и 1-я Терская каз. дивизии). В ночь на 17(30) марта атаковал неприятельскую группу, осуществлявшую обход левого фланга 9-й армии Юго-Западного фронта, и нанес ей поражение под Хотинам. Во время проведенного в конце апреля 1915 года армией наступления сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26-28 апреля (9-11 мая). 27 апреля (10 мая) провел знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, взяв ок. 4 тыс. пленных. Во время общего наступления Юго-Западного фронта в 1916 корпус Келлера входил в состав 9-й армии ген. П.А. Лечицкого. В начале июня на корпус Келлера вместе с корпусом ген. М.Н. Промтова возложено преследование отходившей южной группы 7-й австро-венгерской армии. 10(23) июня занял Кымполунг, взяв 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и 11 пулеметов. По убеждениям монархист. Узнав об отречении Николая II, Келлер направил ему телеграмму, предлагая свои услуги и свои войска для подавления мятежа. Когда был получен текст присяги Временному правительству, Келлер отказался приводить к присяге корпус 5 апреля был уволен «за монархизм» и, оставив службу, уехал в Харьков. Здесь летом 1918 года ген. Б.И. Казанович тщетно убеждал уехать на Дон в Добровольческую армию. Вскоре Келлер переехал в Киев. 5.11.1918 назначен гетманом П.П. Скоропадским главнокомандующим войсками на территории Украины с подчинением ему также и гражданских властей, однако уже13 ноября перемещен на пост помощника ген. князя А.Н. Долгорукова. Видел будущее России в восстановлении монархии и возрождении «великой и неделимой» империи. В конце ноября принял предложение возглавить формирующуюся в Витебской и Полтавской губерниях белую Северную армию, но не успел отбыть к месту ее развертывания. Накануне занятия Киева войсками С. Петлюры взял на себя руководство обороной, ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. После занятия города петлюровцами расстрелян на Софийской площади у памятника Богдану Хмельницкому.

Использованы материалы кн.: Залесский К.А. Кто был кто во второй мировой войне. Союзники Германии. Москва, 2003

Келлер Федор Артурович (1857-8.12.1918), граф, генерал от кавалерии (1917). Происходил из дворян Смоленской губ. Воспитанник приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского училища. На правах вольноопределяющегося 2-го разряда нижним чином был принят в 1-й лейб-драгунский Московский Его Императорского Величества полк (1877). Участник русско-турецкой войны 1877-78. Награжден: знаком отличия Военного ордена 4-й степени - «за отличия в делах под Шейновым»; 3-й степени - «за занятие станции Семенли Тернова». В первый офицерский чин прапорщика произведен за отличие Высочайшим приказом (1878). Выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище на право производства в следующие чины (1878). Переведен в 6-й гусарский (18-й драгунский) Клястицкий полк, в котором прошел путь от корнета до ротмистра, последние 7 лет командуя эскадроном (1880-94). На «отлично» закончил Офицерскую кавалерийскую школу (отдел эскадронных командиров) (1888-89). «За отличия по службе» произведен в подполковники (1894) и полковники (1901). Служил в полках: 24-м драгунском Лубенском (1894-1901) и 23-м драгунском Вознесенском (1901). Адъютант командующего войсками Киевского военного округа (1882-83). Командир Крымского дивизиона (1901-03). Служил в 11-м драгунском Харьковском полку (1903-04). Командир 15-го драгунского Александрийского (1904-06) и лейб-гвардии Драгунского (1906-10) полков. Флигель-адъютант Его Императорского Величества (1907). «За отличие» произведен в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества (1907-13). Командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии (1910-12). Командир 10-й кавалерийской дивизии (1912-15). Блестяще провел бой с превосходящими силами противника под д. Ярославице (1914) - названный военными историками «последним конным боем» не только великой войны, но и всей мировой военной истории. В к. 1914 Государыня Александра Феодоровна отзывалась о нем: «…Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: "иду вперед". Большой он молодец…» Генерал-лейтенант, командир 3-го кавалерийского корпуса (1915-17). Награжден: Орденом св. Георгия 4-й (1914) и 3-й (1915) степеней и Георгиевским оружием (1916).

Один из двух командующих корпусами, которые открыто высказались в телеграмме на запрос генерала-предателя Алексеева против отречения Государя Императора. Вот как это происходило. Генерал Келлер, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей, сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): "3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя”». А. Г. Шкуро вспоминает: «Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. - Поддержим все, не дадим в обиду Императора. - Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя». Испуганные генералы-изменники отрядили в штаб 3-го конного корпуса, стоявший в Оргееве, начальника 12-й кавалерийской дивизии генерала-лейтенанта барона К. Маннергейма. На все уговоры этого генерала-предателя «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии» Федор Артурович твердо отвечал: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу». Вскоре под угрозой объявления бунтовщиком генерал Келлер был отстранен от командования корпусом. Подчинившись, он прощался с проходившими мимо него войсками под звуки Русского Народного Гимна «Боже Царя храни».

Отказавшись присягать Временному правительству, генерал оказался в резерве чинов при штабе Киевского военного округа (апр. 1917). В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал (1917): «В виду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».

После создания Добровольческой армии, отказавшись от сомнительной «чести» служить в ней, он в июне 1918 писал генералу Алексееву: «Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете...» «Верно, что вам, Михаил Васильевич, - писал он далее, - тяжело признаться в своем заблуждении, но для пользы и спасения родины… вы обязаны на это пойти и покаяться откровенно и открыто в своей ошибке… и объявить всенародно, что вы идете за Царя». Высказался он как-то и о другом белом вожде: «Корнилов - революционный генерал... пускай пытается спасать российскую демократию... Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с Царем в душе. Только вера в Бога и мощь Царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и "свободный" народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению». Тем не менее, по словам хорошо знавшего генерала Келлера генерал-лейтенанта П. И. Залесского, граф «принять активное участие в борьбе с большевиками... очень хотел, но только при условии, чтобы эта борьба велась открыто именем Самодержавного Царя всея Руси». Возможность такая ему будто бы представилась. Еще будучи в Харькове, он приступил к формированию штаба Северной армии («Северо-Западной Псковской монархической армии»). В выпущенном «Призыве старого солдата» генерал Келлер писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию». По приезде в Киев (1918) он продолжает собирать вокруг себя офицеров. Был установлен нарукавный знак армии - Православный восьмиконечный серебряный крест. (Существовал еще т. н. нагрудный «Крест генерала Келлера» - белый мальтийский крест, эмблематически аналогичный кресту обетного рыцаря Мальтийского ордена, - о котором сохранились сведения как о награде). В Киеве за несколько дней до планируемого отъезда во Псков митр. Антоний (Храповицкий) отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая гр. Келлеру свое благословение. Благословил его и Патриарх Тихон. В 1967 «г-жа Е. Б.» (речь идет о Е. Н. Безак, урожденной Шиповой (1880-1971), супруге Ф. Н. Безака (1865-?), известного киевского монархиста) свидетельствовала: «Патриарх Тихон прислал тогда (в к. 1918) через еп[ископа] Нестора Камчатского графу Келлеру (рыцарю чести и преданности Государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную Армию…» Но генералу не суждено было исполнить свое намерение - «через два месяца поднять Императорский Штандарт над Священным Кремлем».

Как раз в это время пошатнулось положение правившего с янв. 1918 в Киеве гетмана П. П. Скоропадского. Войска самостийников (С. Петлюры) подходили к Киеву. По усиленной просьбе гетмана Келлер берет на себя командование «всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины». Успех сопуствовал генералу, но 14 нояб. он был отставлен за слова о переходе к нему всей власти до восстановления монархии, высказанные им в этот день на Лукьяновском кладбище в Киеве во время похорон зверски убитых 33 офицеров Киевской добровольческой дружины генерал-майора Л. Кирпичева. Менее чем через 3 недели власть гетмана пала. 1 дек. в Киев вошли войска Директории. Генерал Келлер был арестован петлюровцами в Михайловском монастыре вместе с решившими разделить участь своего генерала двумя его адъютантами полковником А. А. Пантелеевым и ротмистром Н. Н. Ивановым. В 4 час. утра 8 дек. 1918 все трое были убиты выстрелами в спину петлюровцами на Софийской площади у памятника Богдану Хмельницкому. Саблю убитого генерала поднесли «головному атаману» Петлюре. Вмерзшая рядом с памятником кровь Келлера через несколько дней оттаяла, что среди киевлян породило поверье, будто кровь эта и впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины».

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Литература:

Марков С. В. Покинутая Царская Семья. Вена, 1928;

Топорков С. Граф Ф. А. Келлер // Военно-исторический вестник. Т. 19. 1962;

Е. Б[езак]. Еще раз о Державной иконе Божией Матери // Православная Русь. Джорданвилль, 1967. № 8;

Кручинин А. Христианский рыцарь // Военная быль. М., 1993. № 3.

В описании въезда в Киев Петлюры Константином Паустовским обращает на себя одна деталь - колоритная шашка главы Директории «Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне. Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение – кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, – била его по ляжкам» .
«Запорожская сабля» была не из музея, а богато украшенное боевое георгиевское наградное оружие, подаренное Николаем ІІ генералу Келлеру. Оно было выковано под рост могучего, почти двухметрового генерала. Сабля, выкованная под богатыря Келлера, совершенно не подходила под рост семинариста Петлюры (166 см.). В итоге помпезная картина въезда полководца в Киев выглядела карикатурно, что и подметил писатель Паустовский.

Речь идет о генерале от кавалерии графе Федоре Артуровиче Келлере. Прославившийся безумной личной храбростью еще рядовым в русско-турецкую войну и будучи награжден солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степени, во время Первой Мировой войны он стал заслуженно считаться наиболее выдающимся кавалерийским начальником не только Русской армии, но и обеих противостоящих коалиций.

В 1914 году, командуя 10-й кавалерийской дивизией, в бою у деревни Ярославице на Юго-Западном фронте он разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. Бой потряс воображение современников – обе дивизии сошлись в полном составе в конном бою, что было последним крупным кавалерийским сражением в мировой военной истории.
Императрица Александра Федоровна так писала о последующем наступлении Келлера в ходе Галицийской битвы: «Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед» .

После этого еще были блестящие победы возглавляемого Келлером III конного корпуса под Хотинами, в Заднестровском сражении, в ходе Брусиловского прорыва. Только во время последнего келлеровские кавалеристы взяли в плен 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и захватили 11 пулеметов.
Когда пришло известие из Петрограда о победе Февральской революции и отречении Николая II от престола, Келлер стал одним из двух(!) военачальников (вторым был генерал от кавалерии Хан Нахичеванский) Русской армии, кто не побежал выражать верноподданные чувства революционным властям. Оставшись верным присяге императору до конца, он послал ему следующую телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя» .

Это не были только слова, хотя и одни такие слова в этой ситуации были Поступком с большой буквы. Генерал, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона, сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю» .

Генерал Шкуро следующим образом описал в своих мемуарах реакцию собравшихся у командира корпуса: «Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. - Поддержим все, не дадим в обиду Императора. - Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя» .

Генерал граф Федор Артурович Келлер (сидит второй слева) с чинами штаба кавалерийских и казачьих частей. Сидят: командир бригады
Терской казачьей дивизии генерал-майор И.З.Хоранов (четвертый слева) и начальник Отряда особого назначения есаул А.Г.Шкура (пятый)

Испуганное командование армии срочно послало в Келлеру генерала Маннергейма с требованием подчиниться Временному правительству, на что будущий лидер Финляндии получил ответ: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу» .

Слабовольный царь не решился идти с Келлером на Петроград, хотя успех был практически обеспечен. У мятежников не было ни одной части, готовой вступить в бой и, обожествлявший своего командира, лучший в армии конный корпус легко бы выполнил поставленную задачу. История России и мира могла пойти в другом направлении…

Отказавшись даже после молчания Николая II, присягнуть Временному правительству Келлер принял последнее торжественное прохождение корпуса перед собой под звуки «Боже, царя храни!», что могло ему стоить, как минимум, свободы.

В 1918 г. Келлер начал формировать «Северную армию», задачи которой он прямо назвал в выпущенном призыве к своим бывшим солдатам и офицерам: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию» .

Показательно, что Келлер был единственным лидером Белого движения, которого благословил на борьбу патриарх Тихон.

Однако в Киеве планы Келлера временно изменились. На столицу «Украинской Державы» наступали петлюровцы и, 5 ноября генерал принимает предложение растерявшегося гетмана Скоропадского стать главнокомандующим войсками с одновременным подчинением ему всех гражданских властей. Фактически Келлер стал главой государства и его полномочия были выше, чем у гетмана.

Главком сразу же добился значительных успехов. Жесткими мерами, включая аресты готовившего восстание в Киеве петлюровского подполья и привлечением в армию русского офицерства и добровольцев, он предотвратил немедленный крах «Скоропадии» и стабилизировал ситуацию. Если бы ему хватило времени для окончания формирования армии, то Директория никогда не захватила бы Киев.
А, возможно, последствия оказались бы еще более глобальными. Келлер обещал через два месяца «войти в Москву» и вероятность того, что он после создания боеспособной армии сделал бы это – достаточно велика. Генерал никогда не бросал слов на ветер…

Но, как и в 1917 г. перелома истории не состоялось. Скоропадский испугался, что Келлер навсегда оттеснит его от власти и станет единоличным диктатором. Поэтому под надуманным предлогом 13 ноября снимает легендарного кавалериста с должности главнокомандующего. Для генерала подобные действия гетмана стали полной неожиданностью - как политик он был предельно наивен, не понимая, как можно пожертвовать интересами государства и народа ради личных амбиций.

К Скоропадскому он действительно относился не слишком хорошо. Человеку, не приемлющему никаких компромиссов с совестью, было непонятно, как русский генерал мог стать самостийником (пусть только внешне) и пойти в услужение немцам. Как писал Келлер относительно своих жизненных принципов: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения» .

Однако никаких планов по проведению государственного переворота у него не было – слишком прямолинеен был генерал для подобных действий. Об этом свидетельствует и то, что он подчинился приказу, хотя, полностью контролируя все воинские части и добровольческие офицерские дружины в городе и пользуясь огромным авторитетом, легко мог сам устранить Скоропадского.

В итоге, данным решением гетман сам предопределил свое свержение и победу националистов.

Во время захвата Киева войсками Директории, лишенный возможности выехать из осажденного города для принятия командования Северной армией, Келлер располагался с двумя адъютантами в Михайловском Златоверхом монастыре. Бывший главнокомандующий категорически отверг предложение германского командования перейти под его защиту. Слишком генерал презирал победивших бандитов и насильников, чтобы скрываться от них, тем более при помощи немцев.
Более того, зная о начавшейся в Киеве вакханалии расстрелов и убийств, он отказался снять генеральскую форму и ордена. 20 декабря Келлер был арестован петлюровцами, а в ночь на 21 декабря был получен приказ о его переводе в Лукьяновскую тюрьму.

На самом деле - это был приказ на циничное убийство, согласованный между Петлюрой и командиром галичанских сечевых стрельцов Коновальцом, боявшихся Келлера даже пленным. Из монастыря Келлера с адъютантами Пантелеевым и Ивановым галичане повели не на Большую Житомирскую, чтобы ехать на Лукьяновку, а налево, мимо Присутственных мест – на Софийскую площадь.

При этом конвой шел в нескольких метрах позади. Почему - стало ясно через несколько минут. Когда арестованные дошли до памятника Богдану Хмельницкого, из сквера налево начали стрельбу расположившиеся в нем сечевики. Но, несмотря на многочисленные попадания (у Келлера потом насчитали 11 огнестрельных ран), убиты арестованные не были. Увидев, что генерал и офицеры живы, конвой начал их зверски рубить саблями и, вокруг памятника снег был забрызган кровью жертв.
Почему убийство произошло подобным образом понятно. Сначала его планировалось списать на неких «неустановленных злоумышленников», но когда конвойные увидели, что Келлер и адъютанты живы, им пришлось добивать мучеников, чтобы выполнить полученный приказ.

Стоит привести прекрасное художественное описание произошедшей трагедии, сделанное через десять лет известным поэтом белой эмиграции Петром Шабельским-Борком:

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
«Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» - ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нём,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним - благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой - Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляд,
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе

Обращает на себя внимание место убийства – не только около подножия памятника Хмельницкому, но и непосредственно под находившейся на нем надписью «Богдану Хмельницкому Единая Неделимая Россия». Место было выбрано явно неслучайно - ему придавался символический смысл. О последнем косвенно свидетельствует то, что там же, галичанами чуть раньше был убит герой войны георгиевский кавалер генерал Адрианов.
Разумеется, не обошлось и без воровства и мародерства. Подчиненные преподнесли Коновальцу отобранное у Келлера георгиевское оружие - саблю с бриллиантами, которой он был награжден за выдающуюся личную храбрость. Командир сечевиков, в свою очередь, презентовал ее Петлюре, без колебаний нацепившим на себя украденный у мертвого генерала клинок.

Это преступление, поскольку стандартная фраза «застрелены при попытке к бегству» не смогла никого обмануть, взволновало население города. Уже отвезенное на свалку тело графа благодаря епископу Нестору Камчатскому было найдено и под чужой фамилией предано земле на погосте Свято-Покровского монастыря.

Сразу после убийства по Киеву начала распространяться легенда, что, умирая, Келлер проклял своих палачей и пролитая кровь падет на их голову. Они и вправду не умерли своей смертью. Петлюре недолго пришлось любоваться в Париже вывезенной им саблей с бриллиантами – его настигли пули мстителя, а Коновальца разорвала бомба, спрятанная умельцами из НКВД в коробку конфет.

24 октября - день рожденья выдающегося деятеля Белого Движения, героя Первой Мировой войны Фёдора Артуровича Келлера. По такому случаю "Политнавигатор" разместил обширую биографическую статью о нём, которую мне и хотелось бы предложить своим читателям. Оригинал

Гражданская война имеет множество ликов. Здесь и противостояние патриотов с агентами других государств, и противостояние поколений, и противостояние народов. Но любая смута содержит в себе противостояние государственников и авантюристов. Победа авантюристов затягивает смуту. Яркий тому пример - судьба генерала Келлера.

Фёдор Артурович Келлер

Гибель генерала Келлера в ночь с 20 на 21 декабря 1918 г. у подножия памятника Богдану Хмельницкому вовсе не была случайностью в гражданской войне всех против всех и против государственности прежде всего. Так старый солдат, защитник Руси, расплатился за то, что на протяжении целых десяти дней полновластным правителем Украины.

Кавалергард

В описании въезда в Киев Петлюры Константином Паустовским обращает на себя одна деталь - колоритная шашка главы Директории «Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне. Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение - кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, - била его по ляжкам».

Петлюра любил помпезность

«Запорожская сабля» была не из музея, а богато украшенное боевое георгиевское наградное оружие, подаренное Николаем ІІ генералу Федору Келлеру. Оно было выковано под рост могучего, почти двухметрового генерала. В 1918 году галицкие сечевые стрельцы выстрелами в спину убили безоружного генерала, а их руководитель Е. Коновалец преподнес георгиевскую саблю Симону Петлюре. Сабля, выкованная под богатыря Келлера, совершенно не подходила под рост семинариста Петлюры (166 см.). В итоге помпезная картина въезда полководца в Киев выглядела карикатурно, что и подметил писатель Паустовский.

В Федоре Артуровиче Келлере, многие, в том числе и Олесь Бузина, видели прототипа булгаковского полковника Най-Турса.

В этом качестве он опознается по примечательным деталям: картавости, хромоте и тем, что он не шею поворачивал, а поворачивался всем корпусом. Раны, которые привели к таким увечьям, Федор Артурович получил не в кавалерийской атаке. Их история раскрывает совершенно неизвестный аспект «Белой Гвардии».

Фёдор Артурович Келлер был огромного роста

В 1905 году Келлер прибывает в польский Калиш, и «жестоко подавляет уличные беспорядки». В Царстве Польском тогда бурлили через край политические страсти. Польская Партия Социалистов по примеру социал-демократов, обзавелась собственной боевой организацией, полностью автономной от «Центрального Комитета Партии». В деятельности этой организации тесно переплетались мотивы социалистические и националистические, а руководил ею известный читателям «ПолитНавигатора» по предыдущим выпускам «Киевского хронографа» Юзеф Пилсудский, впоследствии диктатор Польши.

Под его руководством боевая организация социалистической партии приговорила Федора Келлера к смертной казни. Первое покушение вышло с конфузом. Федор Артурович поймал летящую бомбу, положил ее на сиденье коляски, и помчался за террористом. Однако второе покушение во время смотра было более результативным. Контуженый и тяжелораненый в ногу Келлер удержался в седле и отдавал приказы до тех пор, пока не миновала опасность атаки вооруженными и разозленными солдатами безоружной толпы.

«Суров» был с поляками Федор Артурович. Бунтарей, зачинщиков беспорядков, романтиков Второй Речи Посполитой он, как правило, приказывал пороть, а не вешать. В один из дней беcпорядков, когда вся площадь была занята бастующими, а русские эскадроны были поседланы во дворе штаба, в Келлера из толпы кинули камень. Указав рукой на русские эскадроны, Келлер крикнул: «Ты видишь, что сзади меня находится? Вон отсюда!». Толпа разбежалась.

Воля против инстинктов

Граф Келлер был одним из самых известных военачальников Царской Армии. Его род, восходящий к швабским немцам и получивший графское достоинство от Пруссии, верой и правдой служил Империи. Его дядя был одним из директоров Пажеского Корпуса (элитное военное училище), защищал честь русского оружия в Турции, Сербии, Болгарии и погиб в Восточном походе.

Сам Федор Артурович стяжал славу первой шашки России в Первой Мировой Войне. Кавалерийские баталии и рейды под его руководством стали легендой.

Военный историк Антон Керсновский в «Истории Русской армии» особо выделил 10-ю кавалерийскую дивизию. «Она прославила свои штандарты в конном бою 8 августа 1914 года у Ярославице, изрубив 4-ю австро-венгерскую дивизию (эскадроны и сотни всех четырех полков), у Перемышля и Яворова - беззаветными атаками на пехоту и артиллерию, у Равы Русской, где одесские уланы выручили 9-ю пехотную дивизию, в карпатских предгорьях, в краковском походе.

Переброшенная ранней весной 1915 года на бессарабско-буковинский рубеж, она под командованием генерала Маркова (оставаясь все время в III конном корпусе графа Келлера), отличилась у Хотина, Баламутовки и Ржавенцев, изрубив 42-дивизию гонведа».

Келлер на фронте Первой Мировой войны

Кроме того, генерал был близок к императорской семье, например, одно время командовал Крымским Дивизионом, охранявшим царя, когда тот находился в Ливадии, командовал разными элитными воинскими соединениями.

Федор Келлер из череды высших царских офицеров выделился тем, что не просто не принял февральского переворота. Когда ему стало известно о отречении Николая II, то он отправил телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя». Когда же Временное Правительство потребовало принять присягу новой власти, ответ был не менее однозначный: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу».

Отречение императора Николая Второго. Картина П. Рыженко

Голгофа генерала Келлера

Осенью 1918 года у гетьмана Павла Скоропадского земля горела под ногами. Зашатались в далекой Германии немецкие штыки, на которых в Украине держалась его власть. Политика лавирования между «украинофилами» и сторонниками белых, привела к разногласиям внутри стана даже его горячих поклонников.

Граф Келлер, остановившись в Киеве и набирая офицеров для Северной Армии, формируемой им в Пскове, описывал ситуацию так: «Здесь часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть — приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».

Как утопающий за соломинку ухватился Павел Петрович Скоропадский за Келлера. Само его имя Келлера было настоящим знаменем, за которое боролись совершенно разные силы гражданской войны, и волею случая «джек пот» достался Скоропадскому.

Гетман Павло Скоропадский - одна из самых противоречивых фигур в истории Украины.
С одной стороны - его сотрудничество с немецкими оккупантами в 1918 году переходило
все границы приличия. С другой - многие русские офицеры в тех условиях именно ему обязаны
спасением своих жизней. Большая часть армии Скоропадского после падения гетманата
присоединилась к Деникину.

Объявив всю Украину театром военных действий, в грамоте от 5 ноября 191 года гетман написал: «Ввиду чрезвычайных обстоятельств общее командование всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины, я вручаю генералу от кавалерии графу Келлеру».

Сравнивая два правления двух властителей Украины в одних и тех же условиях можно только удивляться тому, насколько разными были поступки этих людей.

В Киеве генерал развернул энергичную деятельность по обороне города, и в первый же день своего командования нанес петлюровцам успешный контрудар, лично возглавив под Святошиным атаку гетманских сердюков (гвардейцев), в результате которой был разгромлен курень (батальон) Черноморского коша и взято 2 орудия.

«Гетманское правительство испугалось определенности и решительности действий графа Келлера»,- писал Николай Тальберг, занимавший видную должность в министерстве внутренних дел Украинской Державы. Скоропадский выражался яснее: «Его правые убеждения, ненавистничество ко всему украинскому меня пугали».

Но, конечно, гораздо больше пугало гетмана устранение его от власти. А этого он допустить не мог. Генерал, хоть и был невысокого мнения о гетмане, все же надеялся на то, что он хозяин своего слова. А Скоропадский захотел - дал слово и всю полноту власти, захотел - забрал обратно. Келлер, несмотря на то, что он имел реальную власть в городе, подчинился.

Место гибели Фёдора Артуровича Келлера

Гетманская власть продержалась еще три недели и пала. В обороне города принимал участие и отставной Главнокомандующий с преданными ему офицерами, который не имел возможности выехать из осажденного и окруженного петлюровцами Киева в Псков. Именно этот момент отображен Булгаковым в «Белой Гвардии».

Как генералу Келлеру, так и гетману Скоропадскому немцы предлагали эвакуацию вместе с немецкими частями, которые договорились с петлюровцами о нейтралитете. Им легко удалось убедить гетмана, и тот покинул город, как сообщает М. Булгаков, в немецкой шинели, и с перебинтованным лицом. Келлера же пришлось убеждать всю ночь, и, когда, казалось, это удалось, и немцы сказали ему отдать наградное оружие и георгиевские ордена он возмутился: «да вы совсем из меня немца хотите сделать!». И не пошел.

Биография

Молодые годы

Окончив приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища , в 1877 году без ведома родителей вступил вольноопределяющимся II разряда в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк , с которым 30 августа выступил на фронт. За выдающуюся храбрость в боях был награждён двумя солдатскими Георгиевскими крестами. В 1878 году выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище и 31 марта был произведен в чин прапорщика .

Военная служба

В 1888-1889 годах «на отлично» прошёл курс обучения в Офицерской кавалерийской школе , после чего служил в драгунских полках: 24-м Лубенском, 23-м Вознесенском и 11-м Харьковском. «За отличия по службе» в 1894 году был произведён в подполковники , а в 1901 году - в полковники . С 1904 года командует 15-м драгунским Александрийским его императорского высочества великого князя Николая Николаевича Старшего полком, а с 6 ноября 1906 года - Лейб-Гвардии драгунским полком .

Отношения с подчинёнными гвардейцами у Келлера не сложились - отдавая должное его храбрости, они считали его жестоким.

В 1905 году, временно исполняя обязанности Калишского генерал-губернатора во время усмирения Польши, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы, лишь благодаря своей ловкости избежав смерти.

В 1907 году был пожалован чином флигель-адъютанта и зачислен в Свиту Его Императорского Величества с производством в генерал-майоры . 14 июня 1910 года был назначен командиром 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, а 25 февраля 1912 года - начальником 10-й кавалерийской дивизии.

Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. За время нашей службы при 3-ем конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчинённые, положительно не чаявшие в нем души. Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчинённых; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. Неутомимый кавалерист, делавший по сто вёрст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования» (А. Г. Шкуро) .

Первая мировая война

Выступил на фронт во главе 10-й кавалерийской дивизии, которая вошла в состав 3-й армии ген. Н. В. Рузского . 8 августа 1914 года в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 августа (13 сентября) взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. 17-го марта 1915 года атаковал в конном и пешем строю в районе деревень Рухотин, Полянка, Шиловцы, Малинцы 42-ю гонведскую пехотную дивизию и бригаду гусар 5-й гонведской кавалерийской дивизии, наступавших на г. Хотин , разбив и частью уничтожив их, взял в плен 33 офицера, 2100 нижних чинов, захватил 40 походных кухонь и 8 телеграфных вьюков. За боевые отличия награждён орденами Св. Георгия IV и III класса.

Ф. А. Келлер в начале 1915 года

С 3 апреля 1915 года командовал 3-м конным корпусом (10-я кавалерийская, 1-я Донская и 1-я Терская казачьи дивизии). Во время армейского наступления в конце апреля 1915 года сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26-28 апреля (9-11 мая). 27 апреля (10 мая) провёл знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, выбив противника из тройного ряда окопов с проволочными заграждениями у д. Гремешти на берегу Днестра , прорвался в тыл австрийцев и овладел высотами правого берега ручья Онут, при этом захватил в плен 23 офицера, 2000 нижних чинов, 6 орудий, 34 зарядных ящика. Во время общего наступления Юго-Западного фронта в Буковине в 1916 году корпус Келлера входил в состав 9-й армии ген. П. А. Лечицкого . В начале июня корпусу Келлера вместе с корпусом ген. М. Н. Промтова было поручено преследовать отходившую южную группу 7-й австро-венгерской армии. 10 (23) июня занял Кымполунг, взяв в плен 60 офицеров и 3,5 тысячи нижних чинов и захватив 11 пулеметов.

После отречения Николая II Келлер, убеждённый монархист , от имени корпуса послал императору телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрёкся от престола. Прикажи, Царь, придём и защитим Тебя». Келлер был одним из двух генералов императорской армии, оставшихся верными присяге, - он отказался приводить корпус к присяге Временному Правительству, за что 5 апреля 1917 года был уволен из армии с формулировкой «за монархизм» и уехал в Харьков , сдав корпус ген. Александру Крымову .

Последние годы жизни

Летом 1918 года в Харькове ген. Б. И. Казанович тщетно убеждал уехать на Дон в Добровольческую армию . Келлер ответил Деникину следующим образом: «Каждый Ваш доброволец чувствует, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определённому месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирождённый, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идёте за законного Государя, и за Вами пойдёт без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшийся по твёрдой власти».

В конце ноября в Киев прибыли псковские монархисты от имени Северной армии , по окончании формирования готовившейся принести присягу «законному Царю и Русскому государству». В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки - белого креста на левом рукаве. Келлеру было предложено возглавить формирующуюся в Витебской и Полтавской губерниях армию. Патриарх Тихон благословил Келлера, послал ему с Николаем Анисимовым просфору и Державную икону Божией Матери . Келлер принял предложение, обещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлём». В Киеве при новом командующем был сформирован монархический Совет обороны во главе с графом Фёдором Безаком .

Однако уехать в Псков Келлер не успел - к Киеву приблизились повстанцы Семёна Петлюры . Келлер взял на себя руководство обороной города, но ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. Германские военные предложили ему снять форму и оружие и бежать в Германию, но Келлер не хотел расставаться ни со своими погонами, ни с полученной от императора наградной шашкой. Он совершенно открыто поселился в Михайловском монастыре с двумя адъютантами . Когда петлюровцы явились в монастырь с обыском, вопреки уговорам монахов он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим. Патруль объявил всех троих арестованными.

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
«Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» - ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нём,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой<
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним - благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой - Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляд,
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе

Петр Шабельский-Борк
Париж, 1928

В ночь на 8 (21) декабря 1918 года был получен приказ о переводе Келлера и его спутников в Лукьяновскую тюрьму. Их вели вдоль стен Софийского собора , мимо памятника Богдану Хмельницкому, когда из ближайшего сквера раздался залп по арестованным. Стрельба была продолжена патрульными, добивавшими раненых выстрелами и ударами штыков в спины.

Останки Федора Артуровича Келлера покоятся в Покровском монастыре в Киеве.

14 декабря Киев пал... Началась охота на людей, вновь потекли потоки крови... На улицах шла настоящая охота за офицерами, их безжалостно расстреливали, оставляя лежать на мостовых... Генерал граф Теодор <Федор Артурович> Келлер и два его адъютанта, полковники Пантелеев и Иванов, были жестоко убиты во время перевода из одной тюрьмы в другую... (Воспоминания княгини Е. М. Кантакузин, графини Сперанской) .

Награды

• Орден Святого Георгия III класса , 11 мая 1915 года.

17-го марта 1915 года во главе вверенного ему корпуса атаковал в конном и пешем строю в районе д.д. Рухотин, Полянка, Шиловцы, Малинцы 42-ю гонведскую пехотную дивизию и бригаду гусар 5-й гонведской кавалерийской дивизии, наступавших на гор. Хотин, разбил их и частью уничтожив, взял в плен 33 офицера, 2100 нижних чинов, 40 походных кухонь и 8 телеграфных вьюков. 27-го апреля, выбив противника из тройного ряда окопов с проволочными заграждениями у д. Гремешти на берегу Днестра, прорвался в тыл австрийцев и овладел высотами правого берега ручья Онут и д.д. Баламутовка, Ржавинцы и Гремешти, при этом захватил в плен 23 офицера, 2000 нижних чинов, 6 орудий, 34 зарядных ящика.

• Орден Святого Георгия IV класса , ноябрь 1914 года.

За отличия в делах против неприятеля.

Крест Келлера

В конце 1918 года, после падения гетмана Скоропадского, полковник Бермондт-Авалов эвакуировался из Киева с немцами. Русские офицеры были интернированы в лагере Зальцведель. Здесь у него родилась мысль сформировать в Прибалтике союзную с Германией добровольческую армию. Символом её стал т. н. «крест Келлера»: белый мальтийский крест «терпения и неутомимой борьбы» - в память о носившем его (как выпускник Пажеского корпуса) Ф. А. Келлере. Позднее цвет креста был изменён на чёрный .

Семья

Жена: Княжна Мария Александровна Мурузи

Источники

• Н. А. Ганина, С. В. Фомин, Р. Г. Гагкуев, С. С. Балмасов. Граф Келлер . - Посев, 2007. Серия «Белые воины». ISBN 5-85824-170-0

Ссылки

• Михаил Фомин, Максим Воробьев. «Прикажи, царь, придем и защитим тебя!»
• Руслан Гагкуев, Сергей Балмасов. Генерал Ф. А. Келлер в годы Великой войны и русской смуты
• Георгиевская страница: Кавалеры Ордена Святого Георгия 3 класса

Wikimedia Foundation . 2010 .

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
« Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» – ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нем,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним – благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой – Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляде
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе...

Петр Шабельский-Борк

…Ты слышишь, о чем говорят те молитвы?
Мы снова готовы схватиться за меч,
Готовы мы вынести новые битвы,
Готовы за Родину лечь.
Чу, слышится стон из души наболевшей,
То голос из Русской груди.
Россия! Мы слышим! Твой вопль долетевший
Позвал нас! Страдалица жди!

Борис Ушаков

«Алексей. …Я думал, что каждый из вас поймёт, что случилось несчастье, что у командира вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать: Ответьте мне…
3-й офицер. Гетмана обещали защищать.
Алексей. Гетмана? Отлично! Сегодня в три часа утра гетман бросил на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде, в Германию. Так что, в то время как поручик собирается защищать его, его давно уже нет.
Юнкера. В Берлин! О чём он говорит?! Не хотим слушать!
Алексей. Но этого мало. Одновременно с этой канальей бежала по тому же направлению другая каналья, его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только некого защищать, но даже и командовать нами некому. Ибо штаб князя дал ходу вместе с ним…»
Это, наверное, одна из самых запоминающихся сцен пьесы М.А. Булгакова «Дни Турбиных». Михаил Афанасьевич, как известно, был в ту пору военным врачом в Киеве. В 1918-м году город с трепетом ожидал пришествия Петлюры. Гетман Скоропадский и генерал Долгоруков (у Булгакова – Белоруков), в самом деле, бежали с немцами, бросив на произвол судьбы офицеров, которые в этот критический момент оказались совершенно растеряны и судорожно искали человека, которому можно было бы вверить свою судьбу, судьбу армии, а, в общем-то, в каком-то смысле и судьбу России. Описав это трагическое время, М.А. Булгаков умолчал лишь об одном – такой человек был найден, и, благодаря тому, современник получил возможность записать в своих воспоминаниях: "...Гибель гетманской власти сопровождалась и светлой страницей, озарившей хоть на миг нашу не блещущую красотой историю революции". Этим последним героем был прославленный генерал от кавалерии, «первая шашка Империи» граф Фёдор Артурович Келлер.
В марте 17-го, получив телеграмму об отречении Государя, он собрал свой корпус и во всеуслышание прочитал перед его чинами телеграмму, направленную им Николаю II в Царское село: «С чувством удовлетворения узнали мы, что Вашему Величеству благоугодно было переменить образ управления нашим Отечеством и дать России ответственное министерство, чем снять с Себя тяжелый непосильный для самого сильного человека труд. С великой радостью узнали мы о возвращении к нам по приказу Вашего Императорского Величества нашего старого Верховного главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича, но с тяжелым чувством ужаса и отчаяния выслушали чины кавалерийского корпуса Манифест Вашего Величества об отречении от Всероссийского Престола и с негодованием и презрением отнеслись все чины корпуса к тем изменникам из войск, забывшим свой долг перед Царем, забывшим присягу, данную Богу и присоединившимся к бунтовщикам. По приказанию и завету Вашего Императорского Величества 3-й кавалерийский корпус, бывший всегда с начала войны в первой линии и сражавшийся в продолжении двух с половиною лет с полным самоотвержением, будет вновь так же стоять за Родину и будет впредь так же биться с внешним врагом до последней капли крови и до полной победы над ним. Но, Ваше Величество, простите нас, если мы прибегаем с горячей мольбою к нашему Богом данному нам Царю. Не покидайте нас, Ваше Величество, не отнимайте у нас законного Наследника Престола Русского. Только с Вами во главе возможно то единение Русского народа, о котором Ваше Величество изволите писать в Манифесте. Только со своим Богом данным Царем Россия может быть велика, сильна и крепка и достигнуть мира, благоденствия и счастья…»
Офицеры встретили эту телеграмму бурными аплодисментами:
- Ура, ура! Поддержим все, не дадим в обиду Императора!
Однако, ответа на неё так и не последовало. В сложившейся ситуации Фёдор Артурович предпринял все меры, чтобы обуздать анархию, проникающую в армейскую среду. Даже в это время генерал продолжал держать свой корпус «в ежовых рукавицах», не допуская в нём преступлений и сохраняя дисциплину. В приказе, написанном им после разгона демонстрации, в которой приняли участие и некоторые офицеры, были такие строки: «На всех фронтах наши братья дерутся с наседающим на них врагом, а в России в некоторых городах еще льется кровь православная, да не от вражеских пуль, а от своих, братских. И в это время в Оргееве играет военная музыка и устраивается парад. Я не хотел верить своим глазам, когда в голове этого позорного парада увидел офицеров, а в его рядах унтер-офицеров и Георгиевских кавалеров. Я увидел среди них тех людей, которые должны были объяснить молодым весь позор и стыд такого торжества в такое время. Кто такому параду может радоваться – да только внутренние и внешние враги России, ждущие удобного момента, чтобы ударить по нам, что они давно готовили. И этот момент наступает – мы сами создали у себя беспорядки. Кроме врагов, такому явлению радоваться некому. Настоящий русский человек посмотрит на такой парад, покачает головой и больно ему станет за Русскую землю. И мне больно и стыдно было смотреть на офицеров и молодцов Георгиевских кавалеров с красными тряпками на груди. Мне, как старому солдату, тяжело было видеть, что войска показывают пример беспорядка. Образумьтесь же, господа офицеры и солдаты 5-го запасного пехотного полка, берегите пуще глаза своего порядок и дисциплину. Враг не дремлет…»
Ф.А. Келлер оказался единственным военачальником, не пожелавшим присягать новому правительству. Зная об этом намерении ряд высших кавалерийских офицеров Юго-Западного фронта решили попытаться переубедить старого генерала или же, во всяком случае, уговорить его не препятствовать принятию присяги корпусом. С этой миссией к Фёдору Артуровичу явился начальник 12-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант барон К.Г. Маннергейм. Сохранились воспоминания очевидца: «16 или 17 марта, точно не помню, генерал Маннергейм выехал на автомобиле из Кишинева в Оргеев, где был штаб Келлера. Генерал граф Келлер подтвердил справедливость слухов о том, что лично он не принесет присяги Временному правительству и показал письмо, написанное им по этому поводу командующему 4-й армией генералу Рагозе, а равно и письмо Рагозы. Все убеждения генерала Маннергейма пожертвовать личными политическими верованиями для блага армии пропали втуне. Граф Келлер, по-видимому, к этому времени уже окончательно решил, где его долг. Зато он вполне успокоил барона Маннергейма, уверив его, что воздействие на волю войск никогда не входило в его, графа Келлера, расчеты. Он заявил, что и не подумает удерживать свои войска от принесенной присяги.
Тогда барон Маннергейм спросил, не повлияет ли на войска уже самый факт личного отказа от присяги графа Келлера. Этот последний ответил, что, по его мнению, полки 1-й Донской [казачьей] дивизии все равно присягать не станут, полки 10-й кавалерийской дивизии не присягнут только в том случае, если он, Келлер, окажет на них воздействие в этом смысле; относительно 1-й Терской [казачьей] дивизии он ничего сказать не может.
Как показали последующие события, когда все части 3-го кавалерийского корпуса без всяких затруднений присягнули, генерал граф Келлер тоже жил в мире иллюзий и уже не знал истинных настроений своих войск.
Впрочем, можно думать, что его мало интересовало, как поступят его офицеры и солдаты. Он знал, как надо поступить ему самому и поступал так.
- Я христианин, – сказал он генералу Маннергейму, – и думаю, что грешно менять присягу…»
А.И. Деникин вспоминал: «Граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определенным лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты… "Князь Репнин 20 века" после судебной волокиты ушел на покой, и до самой смерти своей не одел машкеры…»
После этого генерал Келлер, который изначально был не ко двору у новых правителей, был отправлен в отставку к их вящей радости, а его место занял генерал Крымов, вначале приветствовавший революцию, а через несколько месяцев покончивший с собой при виде её плодов со словами: «Я слишком люблю свою Родину, чтобы увидеть, как она погибнет».
16 марта 1917 года Федор Артурович отдал свой последний приказ: «Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса!
Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с Божьей помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь!»
Говорят, что в то время Федор Артурович часто вспоминал слова Святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Бог отнимет благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами». Под звуки «Боже, Царя храни!» шестидесятилетний генерал прощался со своими солдатами и офицерами, принимая их последний парад. В глубокой горести и со слезами провожали его бойцы, боготворившие своего легендарного командира.
После этого Ф. А. Келлер перебрался в Харьков, где жила его семья. За годы войны он бывал там дважды, когда проходил лечение от полученных ранений. В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал: «В виду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств». В этом Келлеру было отказано. По свидетельству Н. Д. Тальберга, Федор Артурович открыто жил в Харькове и не скрывал своих монархических убеждений, фактически находясь под защитой своих бывших подчиненных. Тронуть заслуженного генерала не посмели даже в декабре 1917 года, когда Харьков впервые заняли красные войска. Более года Ф. А. Келлер был далек от активной политической деятельности, работал над своими воспоминаниями о Великой войне, которые, по-видимому, погибли в годы смуты.
После Брестского мира, по заключенному Центральной радой соглашению войска Германии и Австро-Венгрии оккупировали почти всю территорию Украины. 23 марта (5 апреля) немцы заняли Харьков, в котором находился Ф. А. Келлер. Нетрудно догадаться, что испытывал боевой генерал при виде вчерашних противников, празднующих победу. Встретившемуся с ним в июне 1918 года генерал-майору Б. И. Казановичу Фёдор Артурович говорил, что "почти не выходит на улицу, так как не переносит вида немецких касок". Германское влияние и германские деньги стали основными причинами, по которым Келлер с большим недоверием отнесся к формированию летом 1918 года в Киеве союзом "Наша Родина" Южной армии.
Вскоре немцы, нуждавшиеся в твёрдой власти на богатой территории Украины, разогнали Центральную раду и заменили её правительством гетмана П.П. Скоропадского, который упразднил Украинскую народную республику и ввел в созданной Украинской державе единоличное диктаторское правление.
К происходящему на Украине Келлер относился неоднозначно. С одной стороны, создание независимого украинского государства и немецкая оккупация были для него неприемлемыми, но с другой – некоторые обстоятельства позволяли надеяться на изменение ситуации к лучшему: в Киеве работали монархические организации, и были надежды на появление вооруженной силы, открыто провозгласившей бы борьбу за восстановление монархии. Предполагая, что кадры армии Украинской державы могут быть впоследствии использованы для создания армии монархической, Федор Артурович открыто не осуждал П.П. Скоропадского.
Летом 1918-го года Келлер совершил поездку на Юг России, побывал в Екатеринодаре, только освобожденном к тому времени от большевиков Добровольческой армией, и Крыму, где жила вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Взаимоотношения Ф. А. Келлера с Добровольческой армией, имевшей в его глазах республиканскую окраску, не были простыми. С одной стороны, убеждения Федора Артуровича делали невозможным борьбу против большевиков в ее рядах, с другой – политическая ситуация на Юге России и немецкая оккупация Украины приводили его к мысли о необходимости как минимум совместной работы против общего врага – большевиков. Еще до поездки в Екатеринодар 20 июля (2 августа) граф направил письмо М. В. Алексееву, одновременно разослав его копии ряду других политических деятелей: "Единственной надеждой являлась до сих пор для нас Добровольческая армия, но в последнее время и к ней относятся подозрительно, и подозрение, вкравшееся уже давно, растет с каждым днем… Большинство монархических партий, которые в последнее время все разрастаются, в Вас не уверены, что вызывается тем, что никто от Вас не слышал столь желательного, ясного и определенного объявления, куда и к какой цели Вы идете сами и куда ведете Добровольческую армию. Немцы это, очевидно, поняли, и я сильно опасаюсь, что они этим воспользуются в свою пользу, то есть для разъединения офицерства…
Боюсь я также, что для того, чтобы отвлечь от Вас офицеров, из которых лучший элемент монархисты, немцы не остановятся перед тем, чтобы здесь в Малороссии или Крыму формировать армию с чисто монархическим, определенным лозунгом. Если немцы объявят, что цель формирования – возведение законного Государя на Престол и объединение России под Его державою, и дадут твердые гарантии, то для такой цели, как бы противно ни было идти с ними рука об руку, пойдет почти все лучшее офицерство кадрового состава.
В Ваших руках, Михаил Васильевич, средство предупредить еще немцев (чистым намерениям коих я не верю), но для этого Вы должны честно и открыто, не мешкая, объявить – кто Вы, куда и к какой цели Вы стремитесь и ведете Добровольческую армию.
Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, который может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идете за законного Государя, если Его действительно уже нет на свете, то за законного же Наследника Его, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшейся по твердой власти…"
Не встретив поддержки своим монархическим взглядам у Алексеева и Деникина, Келлер вернулся на Украину. Съехавшиеся в Киев правые деятели желали видеть Федора Артуровича во главе монархической Южной армии, создаваемой ими при помощи германских военных. Келлер отказался. «Здесь, - отмечал он, - часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть – приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации». После этого в Киев прибыли псковские монархисты от имени Северной армии, по окончании формирования готовившейся принести присягу «законному Царю и Русскому государству». В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки – белого креста на левом рукаве; в Пскове развешивались плакаты с именами известных генералов – Юденича, Гурко и Келлера как вероятных вождей. "Совет обороны Северо-Западной области" предложил ему возглавить формируемую Северную армию, монархическую по своей идеологии, создаваемую в районе Пскова. После некоторых раздумий Ф.А. Келлер согласился, не зная, что, по свидетельству очевидца, «он бы ничего не нашел там, кроме разрозненных и слабых полупартизанских отрядов, зависимых от немцев, не имевших дисциплины и не доверявших своему командиру, генерал-майору Вандаму», и сразу же приступил к формированию штаба Северной армии, обещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлем». В выпущенном «Призыве старого солдата» генерал Келлер писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».
По приезде в Киев (1918) Фёдор Артурович продолжал собирать вокруг себя офицеров для будущей армии. Был установлен нарукавный знак армии - Православный восьмиконечный серебряный крест. (Существовал еще т. н. нагрудный «Крест генерала Келлера» - белый мальтийский крест, эмблематически аналогичный кресту обетного рыцаря Мальтийского ордена, - о котором сохранились сведения как о награде). В Киеве за несколько дней до планируемого отъезда во Псков митрополит Антоний (Храповицкий) отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая графу Келлеру свое благословение. Благословил его и Патриарх Тихон. В 1967 Е.Н. Безак, супруга известного киевского монархиста Ф.Н. Безака свидетельствовала: «Патриарх Тихон прислал тогда через епископа Нестора Камчатского графу Келлеру (рыцарю чести и преданности Государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную Армию…»
По прибытии в Киев 30 октября (12 ноября), Ф.А. Келлер уже 2 (15) ноября отправил телеграмму генералу А.И. Деникину, поставив Северную армию в зависимость от Екатеринодара и выразив готовность в случае отрицательного ответа отказаться от этой должности: "Признаете ли Вы меня командующим Северной Псковской монархической армией или мне следует сдать эту должность? Если признаете, то с какими полномочиями? Необходимо разрешение принять меры к охране разграбляемых в Малороссии военных складов, воспользоваться украинскими кадрами и продолжать формирование, для чего необходим немедленный отпуск денег, которые можно добыть в украинском правительстве". Командующий Добровольческой армии ответил на письмо Келлера "принципиальным согласием", что фактически, несмотря на имевшиеся расхождения в политических взглядах, делало Федора Артуровича подчиненным А.И. Деникина.
Однако, вскоре, ситуация резко изменилась. Германия заключила перемирие со странами Антанты и готовилась вывести свои войска с Украины. Части гетманской армии, созданные летом 1918 года, не представляли серьезной боевой силы. В этой обстановке Скоропадский обратился к Ф.А. Келлеру с предложением возглавить "все вооруженные силы, действующие на территории Украины". Келлер, по словам генерала В. А. Кислицина, принял предложение гетмана, понимая отказ в этой ситуации как уклонение "от поддержки страны в критический момент". Возглавив войска Украинской державы, Ф.А. Келлер полагал, что в его распоряжении находятся также и кадры его Северной армии, и отдельные подразделения Южной и Астраханской армий, а также офицерские дружины на территории Украины, больше тяготевшие к Добровольческой армии. Фактически Федор Артурович воспринимал свою деятельность на посту главнокомандующего как начало объединения всех антибольшевистских сил на Юге России. "До сведения моего дошло, – писал он вскоре после назначения, – что некоторые из призванных… отказываются принимать участие в подавлении настоящего восстания, мотивируя это тем, что они считают себя в составе Добровольческой армии и желают драться только с большевиками, а не подавлять внутренние беспорядки на Украине. Объявляю, что в настоящее время идет работа по воссозданию России, к чему стремятся Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астраханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим начальством. На основании этого все работающие против единения России почитаются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна, а не желающие бороться будут предаваться военно-полевому суду как за неисполнение моих приказов".
Вскоре после назначения Ф.А. Келлером был образован Совет обороны, в который вошли многие представители монархических кругов Киева. Федор Артурович отдавал приказания министрам и вызывал их к себе для доклада, со свойственной ему откровенностью он не признавал искусственной украинизации, проводимой державным правительством. "В высокой степени достойный и храбрый генерал, граф Келлер, – вспоминал А.И. Деникин, – как политический деятель был прямо опасен своими крайними убеждениями, вспыльчивостью и элементарной прямолинейностью. Уже на третий день по пришествии к власти он написал приказ – призыв о восстановлении монархии, от распространения которого его, однако, удержал "блок", считавший такое обращение к пылающей Украине преждевременным".
Такая политика уже в скором времени привела к серьезному конфликту с правительством Украинской державы и отставке Ф.А. Келлера. Генералу было заявлено, что он "неправильно понимает существо своей власти: ему не может быть подчинена власть законодательная, какою до созыва Державного сейма является Совет министров" и поставлено в вину то, что в своих воззваниях он "говорит об единой России, игнорируя вовсе Украинскую державу". В ответ на это Ф. А. Келлер потребовал всей полноты власти. В тот же день П.П. Скоропадский издал приказ об его отставке и назначении на место Федора Артуровича его заместителя – генерал-лейтенанта князя А.Н. Долгорукова. Прощаясь, Келлер объяснял причины своего ухода: "1. Могу приложить свои силы и положить свою голову только для создания Великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства. 2. Считаю, что без единой власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губерниях, установить спокойствие в стране невозможно".
За десять дней, которые Фёдор Артурович занимал пост Главнокомандующего, имея в своём распоряжении далеко не самые сильные в боевом отношении части, он, тем не менее, успел несколько улучшить ситуацию с обороной Киева. Необученная и необстрелянная гетманская гвардия, до этого терпевшая на фронте неудачи, с приездом на фронт Ф. А. Келлера неожиданно перешла в наступление, отбросив в первом же бою петлюровцев и захватив четыре орудия. Старый генерал лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на палку.
1 (14) декабря в Киев вошли войска Петлюры. Гетман Скоропадский и главнокомандующий украинскими войсками князь А.Н. Долгоруков, несмотря на данные им ранее обещания "умереть среди вверенных ему войск", бежали, а отправленный менее трех недель в отставку Ф. А. Келлер продолжал оставаться в городе. Один из его подчиненных вспоминал: «Когда оставленное своими штабами русское офицерство, металось из стороны в сторону по Киеву в поисках тех, кому слепо вверило свою судьбу, группе офицерства пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда уже на частной квартире с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из Киева. Времени для рассуждения не было и граф Келлер, отлично понимавший в душе всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не пойти на зов русского офицерства»…
Совсем недавно, когда большевики пришли к власти, в Москве офицеры и юнкера также бросились с аналогичной просьбой к прославленному и прежде обласканному Государем генералу Брусилову. Но тот, всегда безошибочно угадывавший, откуда дует ветер, лицемерно ответил им, что будет исполнять приказания Временного правительства, которому присягал, доподлинно зная, что правительства этого больше не существует.
Не таков был граф Келлер. «Часов около двух неожиданно раздался звонок и в переднюю вошли три вооруженных винтовками офицера, старший из которых заявил мне, что дружина, сформированная Долгоруковым и записавшаяся в состав "Северной армии", не желает сдаваться уже входящим в город войскам Петлюры и просит меня принять ее под мое начальство, вывести из города, куда я хочу, и что к этой дружине примкнула еще конная сотня (пешком), тоже сформированная для "Северной армии", с тем же намерением не сдавать оружия. О других войсках имелось сведение, что они собрались у городского музея с намерением пробиться на Дон, но что во главе их нет начальства.
Что было делать, выбраться из города, уже со всех сторон занимаемого противником, было не легко, но при некоторой энергии я полагал все же еще возможно было пробиться и выйти к Днепру, к тому же мне казалось, что если противник увидит организованное войско, готовое вступить в бой, то он согласится пропустить без сопротивления и кровопролития все добровольческие дружины на Дон, т. к. задерживать их в Киеве у него никакого расчета быть не могло. В виду таких соображений, считая себя не вправе оставить на произвол судьбы обратившиеся за моей помощью части, я, взяв с собою данные мне на хранение "Советом Обороны Северо-Западных губерний" в запечатанной наволочке, "как мне сказали", 700000 руб., приказал мне моему денщику Ивану привезти мне на извозчике самые необходимые вещи и белье в гостиницу на Крещатике, сел на автомобиль и поехал в сопровождении офицеров, приехавших за мной и полковника Пантелеева на сборный пункт в помещение, занимаемое дружиной полковника Всеволожского.
Как только мы доехали до угла и повернули на Банковскую улицу, наш автомобиль начали обстреливать из домов и из-за домов, а когда мы выехали на середину улицы, то послышалось что-то вроде залпа, но, несмотря на близкое расстояние - ни одной пулей в нас обстреливавшие нас волшебные стрелки не попали. Не скажу, чтобы, войдя в помещение дружины в гостинице "Бояр" на Крещатике, я вынес бы хорошее впечатление: большинство офицеров было без оружия и как будто совершенно не собиралось уходить, а тем более немедленно вступить в бой для того, чтобы пробиться через окружающее их кольцо неприятеля. Когда я скомандовал "в ружье", то заметил, что, во-первых, не было ни начальников, повторивших команду и строивших свои взводы, [во-вторых,] не было и порядка и по-видимому дисциплины. Подошедший конный отряд, хотя и произвел на меня лучшее впечатление, но и он при моем приказании выслать авангард в цепочку долго мялся на месте и, очевидно, не знал, как исполнить это простое приказание, так что мне самому пришлось выслать дозорных и организовать движение по улице. Автомобиль, на который были погружены пулеметы, за нами не двинулся и я его впоследствии и не видел. Уже не доходя Думы, от дозоров донесся крик: "идут петлюровцы" - и все, что было впереди, бросилось назад и сбилось в одну кучу. Я приказал свернуть в переулок, рассчитывая избежать встречи и кровопролития и боковыми улицами вывести отряд к музею, где по сведениям собрались уже дружины Кирпичева и Святополк-Мирского. Не успели мы пройти и 30 шагов, как из-за Думы послышалось несколько редких выстрелов, думается мне провокаторских - ни одна пуля близко не просвистела, но в моем отряде произошло замешательство. Около меня осталось не более 50 человек, уменьшавшихся при каждом повороте в следующую улицу, и к приходу нашему к Софийскому собору было лишь 30 человек, которых я благополучно и довел до Михайловского монастыря, в ограде которого все почувствовали себя почти в безопасности…»
Перед тем как возглавить безнадёжный поход, Ф.А. Келлер испросил благословения у Владыки Нестора, который позже вспоминал о том вечере: «…граф Келлер решил с остатками офицеров прорваться из Киева, чтобы соединиться с Добровольческой армией.
С предложением мне присоединиться к его отряду граф Келлер прислал в Михайловский монастырь своего адъютанта Пантелеева, кавалергарда, племянника М. В. Родзянко. Я отправился с ним в штаб графа на Крещатик и, видя безнадежность его плана, стал убеждать гр. Келлера не рисковать жизнью своей и офицеров, ибо из города выхода не было, так как петлюровские войска окружили Киев.
Граф все же просил его благословить, оставшись твердо при своем решении - прорываться из Киева с 80 офицерами.
Тяжело вынужденно благословлять на предприятие, которое рассудок ясно изображает, как невыполнимое. Получив благословение, граф ушел с офицерами, а я вернулся в монастырь с чувством тяжкого гнета на душе и с опасением за участь этого отряда…»
После короткого боя у Городской думы, в ходе которого, петлюровцы были отброшены, генерал Келлер обронил:
- Бывают такие победители, которые очень похожи на побежденных…

Глава 2.

Граф Федор Артурович Келлер родился 12-го октября 1857-го года в Курске, в семье военного. Представители этого старинного рода традиционно занимали высокие посты на Государевой военной и дипломатической службе. Не стал исключением и Фёдор Артурович, воспитывавшийся в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища. В это время назревала Балканская война. Боснийские сербы и болгары, находившиеся под турецким владычеством и угнетаемые магометанами, подвергались чудовищным мучениям за Христову веру. В Болгарии бесновались горцы-черкесы, бежавшие туда от русского оружия с Кавказа; привыкшие повсюду жить разбоем, они обирали крестьян, насиловали женщин, угоняли в рабство молодежь. В Боснии лютовали албанцы-арнауты. Но настал долгожданный момент, когда в славянских землях поднялось знамя восстания, и прозвучал призыв: «С верою в Бога – свобода или смерть!» Против непокорного народа двинулись турецкие войска, производившие истребления тысячами и десятками тысяч. Из отрубленных голов строились высокие башни. Привозимые в Россию болгарские сироты рассказывали своим избавителям о страшных, изощренных злодеяниях, творимых в родных селениях. Едва уцелевшие, они вспоминали о том, как перед посаженными на колья детьми черкесы живьем сдирали кожу с их родителей, как на глазах поруганных матерей солдаты в красных фесках подбрасывали и ловили на штык младенцев, как гордились иные башибузуки особенным умением – для потехи разорвать голыми руками пополам схваченного за ножки грудного ребенка. Всем сердцем откликнулись русские люди на боль братских народов: в городах и деревнях собирали пожертвования, вся огромная страна провожала отъезжавших на Балканы добровольцев.
В апреле 1877-го года произошло давно ожидаемое и призываемое русским обществом событие: Император Александр Второй объявил о начале войны с Турцией. Офицерская молодежь стремилась к жертвенному подвигу, простые солдаты и именитые генералы испытывали одни чувства. С фронта приходили вести о русском героизме и первых потерях; в России люди перечисляли крупные суммы на раненых воинов, а записывались неизвестными. 19-летний Федор Келлер без ведома родителей вступил в 1-й Лейб-драгунский Московский полк нижним чином на правах вольноопределяющегося и отправился на войну. Примером для него был двоюродный брат Федор Эдуардович Келлер, молодой подполковниа, недавно окончивший Николаевскую академию Генерального штаба и в числе нескольких тысяч русских добровольцев отправившийся на Балканы. Поступив на службу в Сербскую армию, он вскоре прославил себя дерзкой вылазкой-рекогносцировкой накануне большой битвы при Фундине, а чуть позже разгромил турок в схватках в долине Моравы. Под его началом русские и болгарские добровольцы отражали набеги головорезов-башибузуков и подавляли мятежи боснийских мусульман. Прирожденный воин, каковыми являлись все Келлеры, Федор Эдуардович был удостоен за свои ратные труды высших военных наград княжества, врученных ему сербским командованием… Его имя и сегодня помнят на Балканах наряду с именем Скобелева.
Современный исследователь так описывает переправу драгун через пограничный Дунай: «Длинные колонны пленных потянулись мимо заваленных мертвыми телами траншей. И вот, теперь кавалеристам наряду с прочими частями предстояло морозной зимой преодолеть по горным проходам хребты Балкан – подвиг, сравнимый с великими деяниями не знавших поражений суворовских богатырей. Шли налегке, оставив обозы. Узкие, скользкие тропы вились между глубоких пропастей и снежных заносов; крутость подъема не позволяла ехать верхом, вынуждая вести коней в поводу. Костры на привалах не жгли, чтобы не привлекать внимания турок. Спускаться с круч драгунам приходилось, держась за поводья лошадей, скатывавшихся вниз по склону на задах…» Испытав все тяготы войны, граф Келлер любил повторять, что на войне все трудно, а невозможного на свете нет, и считал необходимым требовать от молодых людей, мечтавших носить офицерские погоны, прослужить хоть один год вольноопределяющимся в рядах, чтобы лучше узнать внутренний мир рядовых бойцов и тем разрушить стену непонимания, столь часто возникающую, своими личными качествами приобрести их доверие и расположение.
Когда 1-й Лейб-драгунский Московский полк присоединился к колонне легендарного генерала Скобелева, Фёдор Артурович встретил своего вернувшегося из Сербии брата, только что возглавившего штаб Скобелева вместо раненого Куропаткина. В последовавших боях под Шейновым и Терновым юный «вольнопер» выказал такую молодецкую удаль, что был отмечен знаками отличия Военного Ордена – серебряными солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степеней, пожалованными ему собственноручно Главнокомандующим армией. В день жестокого шейновского сражения, когда едва спустившиеся с горных высот пехотные батальоны под грохот барабанов и с развернутыми знаменами атаковали по открытой равнине осыпающие их огнем неприятельские редуты и укрепленный лагерь турецкого паши, отличились сразу оба Келлера. Много позже Федор Артурович с нарочитой скромностью отзывался о заслуженных в ту пору боевых наградах, неизменно сиявших на его генеральском кителе: «Сам не знаю за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!»
Через полтора месяца после окончания войны 20-летний граф Келлер был произведен за отличие в первый офицерский чин – в прапорщики своего полка, а после выдержал в Тверском кавалерийском юнкерском училище экзамен на право производства в следующие чины.
Половину жизни Фёдор Артурович прослужил в драгунских полках, пройдя путь от командира эскадрона до полкового командира. В 1905-м году он был отправлен на усмирение переведенной на военное положение Польши. Исполняя обязанности временного Калишского генерал-губернатора, Келлер подвергся нападению революционеров: раненый и контуженный при взрыве брошенной в него бомбы, он избежал гибели лишь благодаря собственной ловкости, позволившей ему поймать снаряд на лету…
В 1907-м году Николай II назначил графа флигель-адъютантом с зачислением в свою Свиту и производством в генеральский чин. Дворцовый комендант Воейков, близко знавший Келлера в бытность его командиром Лейб-гвардии Драгунского полка, назвал Федора Артуровича в своих записках «истинно русским, кристально чистым человеком, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине».

«Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования», - вспоминал А.Г. Шкуро. Такого-то человека избрали своим вождём оставшиеся в Киеве офицеры. Во время войны о генерале, по праву считавшимся лучшим кавалерийским начальником, с восторгом писали газета. Об удивительной популярности Ф.А. Келлера в русском обществе говорит тот факт, что служить к нему убегали из дома 15-летние и даже 13-летние мальчишки из вполне благополучных и даже богатых семей… Эти мальчишки оказались и в его отряде холодной киевской ночью. Один из них, чудом уцелевший юнкер, писал в эмиграции: «...В последний день перед приходом петлюровцев мы, конвойные, - самая верная была часть - решили остаться в Киеве и воевать с петлюровцами. Я получил винтовку и решил оставаться верным до последнего... и в последний день, помню, я уже с винтовкой в руках решил пообедать в городе... пошел в такой маленький ресторан в подвале, в котором мы с родителями иногда обедали... зашел туда и вижу: сидят мама, папа и Коля... я к ним присел, поставил винтовку в угол, съел там какой-то борщ или не знаю что, а потом говорю им: "До свиданья, я теперь иду воевать с петлюровцами". Они говорят: да нет, да то, да сё... "Нет, не могу. Вот иду". Взял свою винтовку в руки и пошел.
Вылез на улицу, там офицерские взводы собрались, во главе был... кажется, Скоропадский уже был сброшен, и командовал граф Келлер, тоже кавалергард, сам командует этой горсточкой офицеров, которые решили пробиваться на юг через петлюровские ряды.
Пролом на юг был очень короткий. Мы вышли на Крещатик, это главная улица Киева, впереди шел граф Келлер, за ним конвой: мы и другие офицеры, группа войсковая, - и пошли по Крещатику, впереди единственная была подвода, ломовая телега, которая везла казенные деньги и что-то еще, в основном все шли пешком, вооруженные кто винтовкой, кто карабином, кто чем; вышли мы на этот широкий Крещатик и двинулись по нему в сторону юга, не прошли ста шагов приблизительно, как вдруг перед нами стена петлюровцев, сплошная от дома до дома, все занято, их было очень много... Пешие... на нас двигаются...
Мы остановились как вкопанные, и тогда Келлер говорит, я помню эту фразу: "Заворачивай оглобли". Мы завернули оглобли и пошли обратно, и тут Келлер нам сказал: "Господа, должен вам сказать, что дело наше проиграно, расходитесь по домам, кто куда может". Мы остановились на небольшой площади, окруженные, улицы там проходили наверху над нами... И лестница была в стене вделана... И нас поливают из пулеметов и из ружей сверху, а мы на этой площади как в котловине оказались...
Келлер говорит: "Надо штурмовать эту лестницу каменную, чтобы выбить тех, кто нас там обстреливает". Мы бросились на лестницу - как ни странно, впереди были: один кадет, мальчишка лет семнадцати, и я, мы вдвоем по этой лестнице пустились, а там наверху нас поливали, при виде этого за нами другие пошли, а увидев, что добровольцы поднимаются по лестнице, наверху сиганули. Значит, мы поднялись, и тут был последний момент прощания с Келлером, его надо было спрятать. Было решено спрятать его в каком-то монастыре, и нас осталось при нем только пять человек конвойцев, остальные все рассиропились... и вот мы его проводили до этого монастыря тут же в городе... проводили до дверей, он вошел, попрощался с нами и говорит: "Теперь тоже разбредайтесь, как можете"».
Отряд графа Келлера быстро растаял, и лишь прядка 70 человек пробились с ним к Софийской площади, где получили приказание разойтись. Сам Фёдор Артурович с несколькими приближёнными направился в Михайловский монастырь.
Офицер Н.Д. Нелидов вспоминал: «Граф поместился в келлии, офицеры в монастырской чайной. На маленьком совещании решено было отпустить остатки отряда, так как сопротивление было бессмысленно.
Граф прошел к офицерам.
Там было около 40 человек. В коротких и теплых выражениях он поблагодарил гг. офицеров, с каждым из них попрощался и со слезами на глазах смотрел, с каким отчаянием уходившие в неизвестность старались испортить оружие и с какою горечью бросали его. Тяжело было всем и слезы на глазах бесстрашного героя разрывали сердце на части…»
Князь П.М. Бермонт-Авалов писал: «Имя графа было слишком популярно, - писал, - чтобы тяжелое положение его прошло бы незаметно. Не только русские сердца дрогнули в тревоге за участь графа, но даже бывшие враги его по войне - германцы сочли своим долгом принять все меры к его спасению».
Однако, генерал не пошел на попытку его освобождения, предпринятую штабом германского командования. "...Приехал полковник Купфер с германским майором. Последний предложил графу поехать в германскую комендатуру, где он ручался за безопасность. Граф, хотя и владевший прекрасно немецким языком, но глубоко не любивший немцев, по-русски, через Купфера, отказался.
Несмотря на отказ, мы вывели графа почти силой из келлии во двор и довели уже до выхода из ограды. По дороге, по просьбе майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную папаху русской фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: "Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду". После чего он повернулся и ушел обратно в келлию. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения", - вспоминал Н.Д. Нелидов.
В это время в монастырь явились петлюровцы и начали производить обыск. По воспоминаниям генерала В. Н. Воейкова, «монахи предложили графу Келлеру провести его потайным ходом в обысканный уже корпус; но генерал не только не согласился на это, но приказал одному из адъютантов сообщить производившим обыск, что он находится в монастыре. Тотчас же прибыл патруль, объявивший графа и его адъютантов арестованными, и к ним был поставлен караул из сечевых стрельцов...»
Находясь под арестом, Келлер писал в дневнике: «Просидев несколько дней под караулом, я убедился, что мои опасения были напрасны, все чины караула относились все время к нам не только вежливо, но даже предупредительно и я ни одного слова упрека предъявить им не могу, а, напротив, должен быть благодарен как командиру батареи, так и солдатам за те мелкие услуги, которыми они облегчали наше заключение. Эти дни памятны мне еще и тем милым самоотверженным отношением к нам нескольких дам, живущих в Киеве. Так, М. . Сливинская, которой родной сын был арестован и муж далеко не в безопасности, все же находила время ежедневно заходить к нам, приносить нам продукты и справляться о наших нуждах. Елена Николаевна Бенуа ежедневно находила время прибегать к нам с другого края Киева, приносить папиросы, съедобное и нашла даже где-то на мой рост штатское платье на тот случай, что от меня потребуют, чтобы я снял погоны. Моя милая племянница Н. Келлер, с которой я только один раз встретился на пять минут, несмотря на то, что была покинута, без денег, своим мужем в Киеве и что при падении несколько дней тому назад ушибла себе ногу, ежедневно приходила нас навещать и заваливала нас котлетами, ветчиной, колбасой и даже конфетами. Как я был бы счастлив, если в будущем мне удастся услужить и сделать доброе этим славным русским женщинам.
(…)
Часов около 11 вошел к нам в келлию командир батареи с довольно смущенным видом, на который я, привыкший за последние дни относиться к нашим сторожам с доверием, не обратил внимания, и заявил мне, что он получил приказание меня обезоружить. Одновременно с ним вошли 3 солдата, сразу наведшие винтовки на меня. На мой вопрос, откуда исходит такое приказание, он мне ответил, что от коменданта. Вся эта компания, несмотря на усилие казаться воинственной и решительной, скорее показалась мне смешной, т. к. командир, ставший между мной и дверью, ведущей в мою спальню, где было мое оружие, с трудом вытащил свой револьвер, а его подчиненные очевидно с винтовками были мало знакомы, так что у одного из них затвор был не довернут, а другой, наведя на меня дуло, копался, стараясь засунуть патрон в коробку, что ему плохо удавалось. Я в это время сидел на диване и, если захотел бы, то, конечно, успел бы до первого выстрела отскочить за дверь, но этим мог бы вызвать стрельбу по моим ординарцам, к тому же обращение к нам последних дней доказало, что оскорблений и истязаний ожидать мне нечего. Правда, я не ждал обезоружения, так как после трех дней, в которые я не воспользовался оружием и не нарушил данного мною честного слова ни обороняться, ни бежать, казалось бы, должны отпасть всякие сомнения насчет нашего дальнейшего поведения. Очевидно все клонилось только к исполнению формальности и того, что эти люди прочли в уставах, и силятся исполнить все по правилам уставов и инструкций, но делают это часто невпопад, что, конечно, немудрено при молодости армии. Моя шашка и револьвер были взяты, я остался сидеть на диване, не протестуя, но очевидно мой насмешливый вид оскорбил одного из солдат, так как он задал мне вопрос: "Разве это смешно?" - На это я ответил: "Конечно смешно наводить три винтовки на безоружного старика, которого этим ведь не испугаешь. Лучше было бы просто попросить его и взять оружие".
Ф.А. Келлер, не раз бывавший на краю смерти (за войну он получил три ранения, из которых два тяжёлых), давно перестал бояться её, и теперь основной заботой его было спасти остававшийся при нем "отрядный штандарт" - неодушевленный символ его воинской чести. В этом ему, рискуя жизнью, помог епископ Нестор, вспоминавший: «…По окончании Литургии я решил исполнить поручение графа Келлера и постарался пройти к нему. Без панагии на груди, под видом простого монаха с просфорой, я прошел в дверь, где был расположен штаб сечевиков, и, поднявшись на 2-й этаж, не обращая внимания на часовых, стоявших у келлии графа, смело открыл дверь и прошел к пленнику. Быстро благословив узников и приняв от графа пакет, я тотчас же вышел из комнаты. Стражи уже у дверей не было.
Конечно, я сразу понял, что мне грозит опасность, и был готов ко всяким неожиданностям.
Только лишь я подошел к крыльцу, чтобы выйти за ограду обители, как из комнаты штаба выбежали какие-то петлюровские офицеры и закричали на меня по-украински - на каком основании был я у графа Келлера без разрешения. Я ответил им по украински же: "шо це таке, я ж монах, та принес святый хлиб до графа, та и все".
В ответ я получил удар по затылку кулаком и пинок в спину такой, что у меня искры из глаз посыпались, и я кубарем полетел со ступеней крыльца за ограду.
Очнувшись и встав с земли, я пошел, не оглядываясь, вокруг храма, думая только о том, чтобы скорее унести ноги, так как иначе меня неминуемо должны были арестовать.
Вход в корпус, где находилась моя келлия, был рядом с крыльцом штаба, но, чтобы замести следы, я не пошел прямо к себе, а обошел храм.
Через две минуты уже по всему двору монастыря бегали солдаты и кричали: "где тот монах, що ходыв до грахва Келлера?"".

Глава 3.

Занявшие Киев петлюровцы жестоко расправлялись с офицерами. Мариинский парк в Киев превратился в братскую могилу офицеров Русской Армии и Флота.
В дневнике вдовствующей Государыни Марии Феодоровны сохранились такие записи:
(16.12.1918): "…Говорят, будто убиты граф Келлер и все члены его штаба, - это страшное несчастье, ведь он самый разумный и самый энергичный из всех и знал, что нужно делать. Все же остальные действуют словно бы вслепую".
(28.1.1919): "Приняла двух офицеров моего Псковского полка, прибывших из Ростова. Я испытала душевное потрясение, снова увидевшись с ними после всех этих страшных событий, случившихся в наше грустное время. Слушать их было весьма интересно, они рассказывали о героической смерти бедного графа Келлера и Пантелеева. Когда эти мерзавцы явились, он вышел к ним и сказал: "Я знаю, что вы хотите убить меня, но прежде я хотел бы помолиться Господу". Закончив молитву, он встал между двумя своими адъютантами - Пантелеевым и Ивановым - и сам скомандовал: "Пли!" Истинный герой и христианин! Какая невосполнимая потеря - и ведь совсем ни за что!"
Это случилось в ночь с 20 на 21 марта. Казаки Черноморского коша, слывшие среди современников "большевиствующими", пришли в Михайловский монастырь за графом и состоящими при нем офицерами. Арестованным они заявили, что намереваются перевести их в Лукьяновскую тюрьму. Генерал В.Н. Воейков вспоминал: "21-го декабря, в 11 часов вечера, как я впоследствии узнал, арестованных приказано было препроводить в помещение контрразведки, где находились в заключении гетманские министры и русские общественные деятели. Одновременно с выводом графа Келлера и его адъютантов, на монастырском дворе солдаты запрягли телегу. Арестованных повели по Большой Владимирской, мимо памятника Богдана Хмельницкого, по трамвайным путям. Едва они достигли того места, где пути несколько отклоняются в сторону сквера, из засады, почти в упор, грянул залп. Сраженный несколькими пулями, упал полковник Пантелеев. Тотчас патрульные открыли огонь в спину уцелевшим после залпа графу Келлеру и штабс-ротмистру Иванову. Граф был убит пулей в затылок, а штабс-ротмистр Иванов - пулей в голову и 4-мя штыковыми ударами. Окончив свою работу, доблестные республиканские солдаты разбежались. Трупы были взвалены на подоспевшую к месту убийства телегу, которая была отвезена в Михайловский монастырь и брошена сопровождавшими ее солдатами на произвол судьбы. Через некоторое время монахи доставили повозку с трупами в военный госпиталь. На следующий день тела убитых были выставлены в анатомическом театре. Родными и друзьями опознаны были Главнокомандующий Северной армией генерал граф Келлер, полковник Пантелеев и штабс-ротмистр Иванов".
В теле Федора Артуровича было одиннадцать пулевых ран. Саблю убитого генерала поднесли «головному атаману» Петлюре. Вмерзшая рядом с памятником кровь Келлера через несколько дней оттаяла, что среди киевлян породило поверье, будто кровь эта и впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины»…
Граф Фёдор Артурович Келлер воплощал собой лучшие черты русского офицерства, того офицерства, в традициях которого была старинная заповедь: душу – Богу, сердце – Даме, жизнь – Государю, честь – никому. В соответствии с этими принципами он и жил, сохраняя всю жизнь глубокую веру в Господа, верность Династии, Государю, которому присягал и при деде которого начинал свой славный путь, и честь, ни толикой которой он не пожертвовал сиюминутным обстоятельствам, предпочтя смерть. Его жена родила ему двоих сыновей и дочь. Все они прожили долгую жизнь и обрели последнее пристанище на чужбине…