В наши дни средневековый замок Шомон — это место паломничества туристов, которые интересуются историей средневековой Европы и традициями королевских семей Франции в частности. Здесь на протяжении веков разыгрывались самые настоящие драмы. Множество заговоров и дворцовых переворотов времен правления Екатерины Медичи было придумано и осуществлено именно здесь. В государственную собственность замок Шомон был передан лишь в 1938 году. До этого времени здесь располагалось действующее производство глиняной керамики из глины Луары. Это было высокодоходное предприятие. Сюда приезжали знатные особы со всех концов Европы для того, чтобы заказать для себя различные именные фрески и собственные портреты из великолепной глины здешних речных берегов.
В настоящее время замок Шомон и прилегающие к нему территории являются историческими памятниками культуры. Здесь расположено большое количество музеев и выставочных комплексов. Для заинтересованных лиц предоставляется возможность провести несколько ночей под кровлей старинного сооружения.
История замка Бют Шомон
История замка Шомон уходит своими корнями к началу тринадцатого века. Именно тогда некто Желдэн обосновал здесь первые деревянные постройки для обустройства жилья собственной семьи. По традиции замок Шомон должен был быть передан по наследству его дочери Клер. Однако незадолго до смерти месье Желдэна у него появился на свет долгожданный сын Жоффруа. Именно это реальное историческое лицо известно всем нам по комедийному фантастическому фильму «Пришельцы из прошлого». Как свидетельствуют кинематографисты, большинство исторических сцен из этой кинокомедии снималось именно на территории данного замка. Теперь вы сможете воочию увидеть все интерьеры, которые когда видели в этом фильме и познакомиться поближе с историей замка Шомон.
К сожалению, Жоффруа, по преданиям был гермафродитом и не имел возможности оставить после себя потомство. Поэтому вскоре после эго смерти замок Шомон перешел во владение влиятельной французской семьи д’Амбуаз. Пьером д’Амбуаз была проведена полная реконструкция замка. На месте деревянных сооружений выросли величественные каменные башни. Но уже в 1465 году замок Шомон был полностью разрушен королем Людовиком XI. Таким образом, правитель страны отомстил своему подданному за то, что он вступил в лигу народных борцов за справедливость. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в современном внешнем облике замка. После разрушительных действий короля, Пьер д’Амбуаз начал строительство замка Шомон в стиле укрепительного оборонительного сооружения. Именно таким и предстает перед нами замок Шомон в наши дни.
В 1560 году замок Шомон перешел во владение Екатерине Медичи. Она приобрела его за некоторую сумму денег для того, чтобы выменять у любовницы своего мужа замок Шенонсо. Однако сделка задержалась на несколько лет. Поэтому в память о своем владении Екатерина Медичи успела оставить потомкам прекрасную украшенную гобеленами комнату в замке Шомон и удивительные истории своего пребывания здесь.
Во Францию Екатерина Медичи прибыла не в одиночестве. На протяжении всей её жизни её сопровождал преданный её астролог Руджиери. Именно для него в замке Шомон была построена обсерватория, где он проводил свои опыты и наблюдения. Многие средневековые жители Франции считали Руджиери шарлатаном и проходимцем. Однако Екатерина Медичи верила ему и постоянно советовалась с ним про поводу принятия важных решений. В конце концов преданный ей астролог предал её и был замечен в организации заговора и дворцового переворота. За это Руджиери был отправлен в работу на галеры. А его соратники были казнены.
После этого замок на некоторое время перешел во владение Диане де Пуатье, фаворитке покойного короля. В память о её проживании тут осталась богато украшенная комната, в которой до сих пор находится именная эмблема Дианы. Это лук, колчан со стрелами и крупный рог.
Следующая историческая веха замка Шомон связана с изгнанием из Парижа мадам де Сталь. Наполеоном был издан указ о том, что ей запрещено селиться на расстоянии ближе 40 лье от Парижа. Для заточения был избран замок Шомон. Мадам де Сталь возвела здесь конюшни и занималась разведением породистых лошадей. Великолепные сооружения до сих пор можно наблюдать во время посещения исторического сооружения.
Конюшни и парк Бют Шомон
В ходе экскурсионной программы вам обязательно предложат осмотреть конюшни этого замка. Здесь можно увидеть — насколько в восемнадцатом веке французы дорожили лошадьми. Многие стойла в прямом смысле этого слова отделаны золотом и драгоценными камнями.
Не меньшее значение имеют знаменитый на весь мир парк Шомон. Именно здесь в период с мая по ноябрь вы сможете увидеть всю красоту цветочного растительного мира нашей планеты. На территории парка Шомон Сюр Луар действует государственная программа поддержки любителей цветочных искусств. Сюда приезжают селекционеры и садовники со всех материков для того, чтобы показать миру свои достижения.
Весь мир - театр.
В нём женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник ,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,-
Так он играет роль. Шестой же возраст -
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса - кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы -
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
All the world’s a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse’s arms.
And then the whining school-boy, with his satchel,
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woful ballad
Made to his mistress’ eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bobble reputation.
Even in the cannon’s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin’d,
With eyes severe, and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper’d pantaloon
With spectacles on nose well and pouch on side,
His youthful hose well sav’d a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends his strange eventful history,
In second childishness and mere oblivion
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.
МОНОЛОГ ГАМЛЕТА. ОРИГИНАЛ И ВСЕ ПЕРЕВОДЫ
1. Original english version
To be, or not to be: that is the question:
Whether "tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, "tis a consummation
Devoutly to be wish"d. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there"s the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there"s the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor"s wrong, the proud man"s contumely,
The pangs of despised love, the law"s delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover"d country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o"er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action.-Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember"d.
2. Русские варианты перевода
(пер. Владимир Набоков)
Быть иль не быть - вот в этом вопрос; что лучше для души - терпеть пращи и стрелы яростного рока или, на море бедствий ополчившись покончить с ними? Умереть: уснуть не более, и если сон кончает тоску души и тысячу тревог, нам свойственных, - такого завершенья нельзя не жаждать. Умереть, уснуть; уснуть: быть может, сны увидеть; да, вот где затор, какие сновиденья нас посетят, когда освободимся от шелухи сует? Вот остановка.
Вот почему напасти так живучи; ведь кто бы снес бичи и глум времен, презренье гордых, притесненье сильных, любви напрасной боль, закона леность, и спесь властителей , и все, что терпит достойный человек от недостойных, когда б он мог кинжалом тонким сам покой добыть? Кто б стал под грузом жизни кряхтеть, потеть, - но страх, внушенный чем-то за смертью - неоткрытою страной, из чьих пределов путник ни один не возвращался, - он смущает волю и заставляет нас земные муки предпочитать другим, безвестным. Так всех трусами нас делает сознанье, на яркий цвет решимости природной ложится бледность немощная мысли, и важные, глубокие затеи меняют направленье и теряют названье действий. Но теперь - молчанье... Офелия...
В твоих молитвах, нимфа, ты помяни мои грехи.
Б. Пастернак
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескоры суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Что выше:
Сносить в душе с терпением удары
Пращей и стрел судьбы жестокой или,
Вооружившись против моря бедствий,
Борьбой покончить с ним? Умереть, уснуть -
Не более; и знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукою и с тысячью терзаний,
Которым плоть обречена,- о, вот исход
Многожеланный! Умереть, уснуть;
Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот оно!
Какие сны в дремоте смертной снятся,
Лишь тленную стряхнем мы оболочку,- вот что
Удерживает нас. И этот довод -
Причина долговечности страданья.
Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды,
Гнет притеснителей, кичливость гордецов,
Любви отвергнутой терзание, законов
Медлительность, властей бесстыдство и презренье
Ничтожества к заслуге терпеливой,
Когда бы сам все счеты мог покончить
Каким-нибудь ножом? Кто б нес такое бремя,
Стеная, весь в поту под тяготою жизни,
Когда бы страх чего-то после смерти,
В неведомой стране, откуда ни единый
Не возвращался путник, воли не смущал,
Внушая нам скорей испытанные беды
Сносить, чем к неизведанным бежать? И вот
Как совесть делает из всех нас трусов;
Вот как решимости природный цвет
Под краской мысли чахнет и бледнеет,
И предприятья важности великой,
От этих дум теченье изменив,
Теряют и названье дел.- Но тише!
Прелестная Офелия!- О нимфа!
Грехи мои в молитвах помяни!
П. Гнедич
Быть иль не быть - вот в чем вопрос.
Что благороднее: сносить удары
Неистовой судьбы - иль против моря
Невзгод вооружиться, в бой вступить
И все покончить разом... Умереть...
Уснуть - не больше,- и сознать - что сном
Мы заглушим все эти муки сердца,
Которые в наследье бедной плоти
Достались: о, да это столь желанный
Конец... Да, умереть - уснуть... Уснуть.
Жить в мире грез, быть может, вот преграда.-
Какие грезы в этом мертвом сне
Пред духом бестелесным реять будут...
Вот в чем препятствие - и вот причина,
Что скорби долговечны на земле...
А то кому снести бы поношенье,
Насмешки ближних, дерзкие обиды
Тиранов, наглость пошлых гордецов,
Мучения отвергнутой любви,
Медлительность законов, своевольство
Властей... пинки, которые дают
Страдальцем заслуженным негодяи,-
Когда бы можно было вековечный
Покой и мир найти - одним ударом
Простого шила. Кто бы на земле
Нес этот жизни груз, изнемогая
Под тяжким гнетом,- если б страх невольный
Чего-то после смерти, та страна
Безвестная, откуда никогда
Никто не возвращался, не смущали
Решенья нашего... О, мы скорее
Перенесем все скорби тех мучений,
Что возле нас, чем, бросив все, навстречу
Пойдем другим, неведомым бедам...
И эта мысль нас в трусов обращает...
Могучая решимость остывает
При размышленье, и деянья наши
Становятся ничтожеством... Но тише, тише.
Прелестная Офелия, о нимфа -
В своих святых молитвах помяни
Мои грехи...
М. Лозинский
Быть или не быть,- таков вопрос;
Что благородней духом - покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством? Умереть, уснуть,-
И только; и сказать, что сном кончаешь
Тоску и тысячу природных мук,
Наследье плоти,- как такой развязки
Не жаждать? Умереть, уснуть.- Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум,
Вот что сбивает нас; вот где причина
Того, что бедствия так долговечны;
Кто снес бы плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей неправду,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге,
Когда б он сам мог дать себе расчет
Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,
Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
Когда бы страх чего-то после смерти,-
Безвестный край, откуда нет возврата
Земным скитальцам,- волю не смущал,
Внушая нам терпеть невзгоды наши
И не спешить к другим, от нас сокрытым?
Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным,
И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия. Но тише!
ОФелия? - В твоих молитвах, нимфа,
Да воспомнятся мои грехи.
