Средовой подход, его сущность и преимущества (применительно к Ирбиту)

Средовая ориентация деятельности архитектора -- дизайнера предельно широка и касается самых различных областей материально -- художественной культуры -- архитектуры, промышленного дизайна, прикладного и оформительского искусства, искусства экспозиции, театра, кино, непосредственно формирующих окружающую нас предметно -- визуальную реальность. Лидер при этом -- очевидно, тот, кого выдвигает сама ситуация, ее сложившийся опорный контекст.

Современный средовой подход отложился в профессиональном проектном сознании рядом ценных для сегодняшней практики понятий, наделяя проектную деятельность повышенной концептуальностью. Так, касаясь синтеза архитектуры (как «дальнодействия») и дизайна (как «близкодействия»), он показывает, что их соединение может осуществляться в том числе за счет формирования образа человека на пересечении его пространственных передвижений и реальности среды, в которой он себя «собирает». Отсюда необходимость «концептуальной ориентации проектирования» и «концептуальной информатики» как части системы проектирования и образования.

С другой стороны, специфика этого подхода исключает возможность заранее заданной, однозначной иерархии факторов формирования среды в процессе проектной работы и предполагает относительное равноправие как «случайных» условий и обстоятельств («дух места», причуды «стиля жизни» и т.д.), так и «объективных» предпосылок -- функциональных и художественных задач, технологических особенностей, производственных возможностей и пр.

Средовым называют только такой подход, в котором на всех стадиях работы сохраняется целостность и естественнонаучного, и социотехнического, и социокультурного, и «надзирающего над самою целостностью» методологического отношений к городу. Однако для того, чтобы не только заявить возможность средового подхода к развитию города, но и осуществлять эту возможность, был только один путь -- через программы, проекты, планы, действия, через процесс взаимодействия с городом.

Первый охватывает любые специальные виды деятельности, где внешний по отношению к наблюдателю объект исследуется как таковой. Классическим примером этого может послужить экологический анализ гидрогеологической карты города, на которой проступают все уровни, направления и интенсивности перемещения подземных и поверхностных вод. Извечной ключевой философской категорией для первого подхода выступает истинность.

Второй подход оказывается общим для всех видов операций, где мыслимый объект должен быть воплощен в действительность согласно воле автора, дисциплинированной в соответствии с накопленным знанием и умением: характерней им примером этого подхода служит традиционное архитектурное и инженерное проектирование, результатом которого являются все постройки города и все его технические инфраструктуры, начиная с водопровода и канализации и кончая системами электронной почты и сотовой телефонной связи. Говорить здесь об истинности нелепо, и ключевой категорией подхода выступает дееспособность или реалистичность проекта, оцениваемые, естественно, соответственно времени его разработки.

Третий ключевой подход охватывает область более или менее рафинированной оценки окружающего мира: философия, религия, искусство, литературная критика, да и все обыденные человеческие реакции на внешние раздражители. Здесь, в рамках этого подхода, город оценивается как комфортный и неуютный, прекрасный и безобразный, скучный и завлекающий. Здесь, в конечном счете, формируется то самое не вполне определенное общественное мнение, которое прямо или косвенно проступает вовне в сфере принятия экономических и политических решений (которые явно должны быть отнесены ко второму, или социотехническому подходу).

Следует признаться в том, сама возможность перечислить три основных подхода осуществима только из некоторой внешней позиции по отношению к любому из них, а это предполагает наличие четвертого подхода, методологического. Необходимо было зрительно представить модель данного подхода. Лишь одна стереометрическая фигура связывает воедино четыре плоскости, даже если это только умозрительные плоскости рассмотрения объекта, -- это четырехгранная пирамида, тетраэдр.

Принципиальное отличие от традиционного аналитико-проектного подхода заключается в том, что, отдавая должное обычной объективированной информации о состоянии застройки, инфраструктуры, составе жителей и пр., сосредоточивается внимание на всем том, что всегда оставалось за рамками. В изучении проблемы, является важным, насколько люди отождествляют себя с местом: «старый город» и «новый город», как жители воспринимают окружающий городской мир, как и насколько готовы к самостоятельному мышлению жители городов, готовившиеся вступить во взрослую жизнь.

Прозрачная конструкция модели все заметнее дразнила своей внутренней пустотой -- было все очевиднее, что необходимо найти способ соединить вместе целостное четырех подходное (естественнонаучный, социотехнический, социокультурный и методологический подходы) отношение к городу, этот подход Глазычев В.Л. и стал называть средовым подходом, с технологиями взаимодействия внешнего эксперта и города. Это удалось сделать сначала сугубо формальным образом, протащив тетраэдр через самое себя и получив гораздо более сложную стереометрическую фигуру (она известна в геометрии как гипертетраэдр.), в которой все вершины пирамиды оказались «связаны» на ее центр тяжести жесткими стержнями, которым оставалось дать названия: программирование, проектирование, планирование, действие.

Пространственная модель выполнила свою роль: сама уже возможность видеть ее «извне», заданная как, скорее, формальный прием, все же означает некую внешнюю позицию по отношению к тому целостному отношению, которое Глазычев называет средовым подходом. И эта внешняя позиция означает практическое отношение, деятельный подход.

Казалось бы, мы не получили ничего, кроме трюизма: кто же не согласен с тем, что городская среда в богатстве составляющих ее взаимосвязей предметов в пространстве, индивидов и групп есть прежде всего мир человеческой деятельности? Очевидным является тот факт, что нет иной возможности обеспечить целостность средового подхода, кроме как наращивать средства всех традиционных подходов в единой цепочке: программа (процесс создания программы), проект (процесс создания и апробации проектов), план (процесс создания, согласования и реализации планов) и, наконец, само действие как сложное по природе взаимодействие внешних экспертов, горожан и городских властей.

Повсюду это новое понимание наталкивается на сопротивление заинтересованных групп, традиционных институтов и учреждений, привычного мышления специалистов. Средовой подход к городским проблемам несет в себе потенциал революционного сдвига в мышлении, когда эксперт по работе с предметом необходимо превращается в эксперта по сотрудничеству людей на основе их теоретически равной заинтересованности в предмете. Такого рода сдвиг неосуществим в течение нескольких лет, он требует длительной работы поколений, однако именно поэтому он -- не абстрактное будущее, а реальность сегодняшнего выбора для всякого специалиста, действующего на арене города.

Единство нового и старого, оригинального и традиционного -- вот девиз, который можно применить к Ирбиту начала XXI века.

Новизна, появившаяся из глубин традиций, столкновение различных подходов, смена значений и смыслов -- стремительное движение пути развития города -- естественная эволюция.

Происходит смена основных акцентов организации города Ирбит, как в плане смыслов, так и в плане формообразования и организации пространства. Взаимодействие противоположностей в процессе развития городской среды создает единую ось смыслообразного потенциала, которая придает определенную направленность развития города. Внесение в рациональную, устоявшуюся структуру элементов иррационального характера свидетельствует о движении сознания, прогрессе социокультурного слоя, предпочитающего жить и развиваться даже путем совмещения несовместимого.

1

Настоящая статья является частью исследования теории средового подхода в архитектуре конца XX – начала XXI в. В данной работе предпринята попытка выявить приемы средового подхода для проектирования гуманной городской среды. Обозначены основные причины возникновения данного движения в архитектуре второй половины XX в. Приведено определение средового подхода, наиболее полно отражающее его суть. Исходя из причин возникновения данного движения в архитектуре прошлого столетия рассматриваются исследования, затрагивавшие все аспекты средового подхода: проблему исторического сохранения застройки при проектировании новых объектов, вовлечение «потребителя» в процесс проектирования, создание гуманной среды в современном городе, уменьшение негативного воздействия окружающей среды на человека, создание многообразной архитектуры, с целью улучшения эмоционального состояния людей. В статье приведен анализ основных методов средового подхода. Обозначены приемы, которые использовались в том или ином методе, и на основе обобщения рассмотренной информации автором выделяются четыре группы приемов (традиционно ансамблевые, «смысловые» или «семантические», «рациональные» и «социальные»). Приводятся три ситуации реализации идей средового движения в городской застройке, которые сопоставляются с соответствующими приемами.

теория средового подхода

архитектурное проектирование

контекстуализм

соучаствующее проектирование

1. Эллард К. Среда обитания: Как архитектура влияет на наше поведение и самочувствие / Пер. с. англ. М.: Альпин Паблишер, 2018. 288 с.

2. Горожанин: что мы знаем о жителе большого города? М.: Strelka Press, 2017. 216 с.

3. Проектирование городских улиц / Коллектив авторов NACTO: пер. с. англ. М.: Альпин нон-фикшн, 2016. 192 с.

4. Высоковский А.А. Средовой подход в архитектуре и градостроительстве. М.: ВНИИТАГ, 1989. 157 с.

5. Гутнов А.Э. Эволюция градостроительства. М.: Стройиздат, 1984. 256 с.

6. Вентури Р., Браун Д.С., Айзенур С. Уроки Лас-Вегаса: Забытый символизм архитектурной формы / Пер. с англ. И. Третьяков. М.: Strelka Press, 2015. 212 c.

7. Зайцев А.А. Контекстуализм как стилистическое течение в архитектуре конца XX начала XXI вв.: автореф. дис. ... канд. архитектуры: 05.23.20. Нижний Новгород, 2013. 20 с.

8. Капустин П.В. «Средовой подход» и перестройка профессии // Городская среда. Часть II: под ред. А.А. Высоковского, Г.З. Каганова. М.: ВНИИТАГ, 1989. С. 17–25.

9. Санофф Г. Соучаствующее проектирование. Практики общественного участия в формировании среды больших и малых городов / Пер. с. англ. Н. Снигирева, Д. Смирнов. Вологда: Проектная группа 8, 2015. 170 с.

На сегодняшний день вопрос качества городской среды остается открытым. В этой области продолжают проводиться исследования: анализируется воздействие городской среды на психику человека и его поведение ; идет поиск ответов на вопрос, как мы воспринимаем среду, как она на нас влияет , как ее улучшить, начиная с улиц и закачивая крупными градостроительными объектами. Все эти аспекты подтверждают актуальность идей средового проектирования, которые стали развиваться в прошлом столетии.

К 1970-м гг. обострилась проблема однотонности и невзрачности «второй» природы, создаваемой человеком, стал подниматься вопрос о гуманности городской среды в условиях разрастающихся городов, возрос интерес к исторической застройке и проблемам ее сохранения. Все эти причины обусловили появление нового направления в архитектуре, призванного поддержать или создать среду, отвечающую запросам современного общества.

Таким образом, «средовой подход родился как гуманистическое движение, направленное на “очеловечивание” всех материально-технических и организационно-деятельностных систем жизнеобеспечения, как реакция на отчуждение человека в городе, безликость массового стандартного жилья, нарушения экологии» .

Цель исследования: в конце XX в. разрабатывается теоретическая база средового направления в архитектуре. Одни исследователи видели в средовом подходе способ сохранения исторического наследия города; другие - возможность объединения интересов населения, архитекторов и властей с целью улучшения качества жизни; третьи - средство создания гуманной среды; четвертые - решение социально-психологических проблем. Различность подходов в исследовании данного направления обусловила отсутствие единой методологической базы, которая могла бы быть применима в практической деятельности архитекторов. В связи с чем для реализации идей средового подхода в проектировании необходимо выявить приемы, которые позволяют архитектору создавать более гуманную городскую среду.

Материалы и методы исследования

Вопросами сохранения исторической среды города, привнесением «нового» без ущерба для окружения занимались А.Э. Гутнов, А.А. Зайцев, А.А. Скокан, А.В. Иконников, Р. Вентури. В рамках данной ветви развития средового подхода разрабатывались метод «скрытой реконструкции» , «включающий» или «инклюзивный» метод и контекстуальный метод . Метод «скрытой реконструкции» подразумевал использование приемов работы с исторической средой, позволяющих сохранять ценные памятники архитектуры и обновлять среду так, чтобы она соответствовала требованиям современной жизни. «Включающий» метод основывался на вписывании новых зданий в существующий контекст. Архитектор не должен был навязывать потребителю свою точку зрения, он должен был стремиться к созданию нейтральной среды, на фоне которой впоследствии будет разворачиваться активность жителей. Контекстуальный метод - способ взаимосвязи нового объекта с исторической средой или отдельными зданиями в составе ансамбля. Принципами контекстуализма являются разновидности средовой адаптации, которые берут свои начала в достижении ансамблевости застройки.

Метод «скрытой реконструкции» включал в себя несколько групп приемов, в соответствии с принципами контекстуализма и «включающего» метода:

Первая связана с увеличением темпов освоения городского пространства (использование дворовых территорий, крыш, подземных этажей, пространственное совмещение городских функций) композиционный, типологический;

Вторая направлена на поддержку исторической составляющей среды (соблюдение периметра застройки (традиционный контур), пластичный силуэт, пластичная стена (деталировка фасадов), имитация (подражание стилевым особенностям окружения), аппликация (наложение на старое здание элементов новой архитектуры), соблюдение масштабности и воспроизведение объемно-планировочных стереотипов среды (масштабная расчлененность застройки)) композиционный, стилистический, тектонический, морфологический, колористический;

Третья связана с пространственным разнообразием городской среды и ее сомасштабности человеку (пешеходные проходы, крытые галереи, рекреационные пространства) композиционный, тектонический, декоративный;

Четвертая объединяет специфические средства, связанные с благоустройством «контактной зоны» городского пространства («пластика земли», озеленение, водоемы и мощение, малые архитектурные формы, оборудование улиц, знаки и символы, связанные с разными видами визуальной информации), декоративный, семиотический.

Также одной из ключевых проблем средового подхода является стремление совместить представления архитектурно-профессионального сообщества и представления горожан о среде. Если рассматривать средовой подход в узкопрофессиональном плане, то его суть сужается до традиционного ансамблевого метода, а если стремиться выйти за рамки профессионального мышления, то архитектор неизбежно сталкивается с проблемой перевода полученных знаний от потребителей (горожан) в проектный вид . Таким образом, в рамках средового подхода сосуществуют одновременно идея создания смысловой иллюзии в окружении посредством традиционных архитектурных средств и идея принятия решений в координации с населением.

Проблемами взаимодействия профессионалов и горожан (потребителей) в отечественной теории архитектуры начали заниматься еще в середине XX в. посредством опросов населения, анкетирования в газетах. На Западе социальная проблематика начинает развиваться еще в начале прошлого столетия, например, исследования чикагской школы Р. Парка. К концу XX в. в рамках средового движения формируются деятельностно-средовой подход и метод соучаствующего проектирования.

В.Л. Глазычевым была предложена концепция деятельно-средового подхода, которую он соотносил с принятым на западе «целостным планированием» (comprehensive planning). Суть данного подхода заключалась в «отстраненном» взгляде на город и его жизнь. Каждый специалист, участвующий в проектировании, заинтересован в достижении собственных целей, в то время как требуется независимый эксперт, способный соединить все разрозненные точки зрения и выдвинуть предложение, удовлетворяющее большинству потребностей. В рамках деятельно-средового подхода были выдвинуты две теоретические модели: тетраэдр и гипертетраэдр. Тетраэдр - это исключительно теоретическая часть концепции. Она предполагает выделение четырех подходов: естественнонаучного, социотехнического, социокультурного и объединяющего их методологического. Но модель тетраэдра невозможно применить на практике, в то время как модель гипертетраэдра можно. Она соединяет вершины тетраэдра в центре посредством стержней: действиями, планированием, проектированием и программированием. Именно эти действия, по мнению Глазычева, позволят создать среду, в которой будет возможно развитие потенциала ее жителей. Таким образом, средовой подход - это направление, которое преследует одновременно две цели: создание гуманной среды для человека и превращение горожанина из объекта городской жизни в непосредственного ее участника.

С 1960-х гг. идея о превалировании рациональности и функциональности в западной архитектуре стала признаваться антигуманной. Распространялось понимание, что среда должна быть адресной и конкретной. Начинаются исследования в области поиска вкусовых предпочтений потребителей, чтобы затем учесть их в реальном проектировании. Эти тенденции повлияли на развитие так называемого соучаствующего проектирования с привлечением жителей, представителей администрации, экспертного сообщества и других заинтересованных сторон для определения целей и задач развития территории и принятия решений по их реализации. На Западе одним из крупных современных исследователей в этой области является Г. Санофф . Он проводил с группой активных граждан различные воркшопы, круглые столы, интерактивные игры для выявления компромиссного проектного решения, удовлетворяющего потребностям людей и администрации города.

Исходя из определения средового подхода, данного в начале статьи, необходимо более подробно рассмотреть вопрос гуманности среды. А.Г. Раппапорт в статье «Архитектура с человеческим лицом» говорил о том, что внимание к индивидуальному в масштабах всемирной глобализации может стать основанием действительной гуманизации архитектуры. Это утверждение подчеркивает необходимость ориентации профессионального сообщества к частному «потребителю», что подтверждает актуальность идей соучаствующего проектирования и деятельностно-средового подхода в архитектуре. Говоря о гуманности в городе, вспомним слова А. Аалто, призывавшего искать формы, которые обеспечивали бы людям условия, не напоминающие существование в гигантском «муравейнике» городов. Следовательно, комфортной средой можно называть в первую очередь ту, которая сомасштабна человеку.

Также одной из характеристик комфортной среды является ее освоенность людьми, поскольку «человечная» среда это та, которая принимается населением и с которой они активно взаимодействуют. При этом гуманность среды не ограничивается только комфортом. Еще одной составляющей является образ и его запоминаемость, поскольку индивидуальность предметно-пространственной среды потребность людей. Монотонность окружения может приводить к внутреннему диссонансу у человека, поэтому чем разнообразнее среда не только визуально, но и в смысловом плане, тем она более гуманна в современных условиях.

Результаты исследования и их обсуждение

Можно выделить следующие характеристики гуманной среды: образность, неповторимость, сомасштабность, освоенность, историческая преемственность, экологичность и многозначность. В рамках средового подхода они достигаются приемами методов, которые были рассмотрены выше.

Средовой подход в современной сложной и многообразной городской застройке может быть реализован тремя способами: новое здание может быть полностью согласовано с историческим контекстом слияние (рис. 1); контрастировать с ним (рис. 2); или занимать срединное положение адаптация, совмещая в архитектуре черты существующей застройки и новые элементы (рис. 3).

Рис. 1. Жилой комплекс «Римский дом», Москва. Архитектор М. Филиппов (фото А.В. Татарченко из личного архива)

Рис. 2. Жилой комплекс Cooper House, Москва. Архитектор С. Скуратов (фото А.В. Татарченко из личного архива)

Рис. 3. Дом в Брюсовом переулке, Москва. Архитектор А. Бавыкин (фото А.В. Татарченко из личного архива)

Во всех случаях могут быть использованы пространственные традиционно ансамблевые приемы, «семантические» или «смысловые» приемы, «рациональные» приемы, а также «социальные» приемы средового подхода. Традиционно ансамблевые приемы и «смысловые» приемы - результат анализа метода «скрытой реконструкции» и контекстуального метода. К ансамблевым приемам можно отнести пропорции, ритмический порядок, симметрию, асимметрию, подобие, масштаб, цвет, соблюдение градостроительных особенностей участка, имитацию (подражание стилевым особенностям окружения). К «семантическим» приемам относятся тектоника (зрительное воплощение внутренней конструкции сооружения во внешнем облике), образность и знаковость здания. Под «рациональными» приемами подразумеваются те приемы в исследуемых методах средового подхода, которые отвечают за функциональную, типологическую и экологическую составляющую здания: соответствие нового архитектурного объекта типологии окружающей застройки; привнесение новой или поддержание существующей функции; снижение воздействия шума на людей; уменьшение транспортной нагрузки; улучшение экологии места; использование местных строительных материалов, характерных для данной среды. В группу «социальных» приемов автором отнесены те, которые имеют отношение к работе с населением анкеты, опросы, когнитивные карты, воркшопы, собрания, интерактивные игры.

Возвращаясь к трем способам реализации зданий в рамках средового подхода, необходимо подчеркнуть, что для случая, когда здание сливается с окружением, наиболее активно используются традиционно ансамблевые приемы. На первом рисунке приведен пример здания, построенного во 2-м Казачьем переулке. Большинство фасадов зданий на этой улице решено в традициях классицизма, поэтому «Римский дом», сочетающий в себе элементы «классического» языка архитектуры, по-новому переосмысленного, привносит новые черты в городскую среду, не разрушая. Во втором случае, когда здание контрастно вписано в среду, наибольшее значение приобретают «смысловые» приемы, которые либо подчеркивают чувство места, либо создают новую среду. В качестве примера был выбран жилой комплекс Copper House в Бутиковском переулке в Москве. Он определенно контрастирует с окружением, однако не нарушает целостность города. Здание выделяется облицовкой фасада и необычным решением навесных стеклянных панелей. При этом общий объем решен согласно идее «паркового дома», между тремя объемами комплекса созданы «зеленые оазисы». Этот дом вместе с соседними зданиями образует собственную среду, не нарушающую гармонию исторической части города. В случае адаптации нового здания под окружающую застройку активно используются как ансамблевые, так и смысловые приемы. В качестве примера выбран жилой дом в Брюсовом переулке. В нем присутствуют элементы авторской архитектуры, при этом сохранена художественная и функциональная связь с местом. На фасаде здания оригинальным способом интерпретирован ордер в виде колонн-деревьев, которые не являются несущими элементами, что подчеркивает карниз здания, отступивший внутрь и превратившийся в навес. Колористическое решение здания, вертикальные и горизонтальные членения на фасаде, а также трехчастность объема перекликаются с архитектурными «мотивами» соседних зданий, что в совокупности с учетом жилой функции дома свидетельствует о попытке сохранить существующую городскую среду. Однако не стоит забывать про «рациональные» и «социальные» приемы. Первая группа приемов является неотъемлемой частью современного проектирования как в рамках средового движения, так и любого другого направления в архитектуре. Однако их целью в средовом подходе является создание гуманной среды для человека, чему способствуют и «социальные» приемы. Поэтому последние две группы приемов должны быть свойственны любому из трех способ реализации идей средового подхода в городской среде. В приведенных выше примерах данные приемы выражаются в соблюдении функциональных особенностей территорий, использовании соответствующей типологии зданий, стремлении снизить нагрузку от транспорта (посредством строительства подземного паркинга), а также в применении различных архитектурных приемов для создания гуманной среды.

В архитектурном средовом проектировании традиционно ансамблевые приемы дополнились смысловыми образно тектоническими приемами, а также вниманием к естественно научным аспектам экологии городской среды. В условиях плотной застройки исторических центров городов новые архитектурные объекты могут сливаться с контекстом, частично адаптироваться под него, либо полностью контрастировать, создавая современное пространство внутри исторической среды.

Заключение

Средовой подход это более тонкое понимание знаковости места при проектировании нового здания; совместимость архитектоники в окружении, создающий общий масштаб; чувство материалов и детализации, наряду с ритмической соразмерностью; освобождение территории от автотранспорта и забота об экологии жизни города. Все эти идеи, зародившиеся в прошлом столетии, актуальны и на данный момент. В современной городской среде необходимо сохранение образности, которая часто подменяется современными технологиями; требуется поиск архитектурных решений, выражающих смысловую составляющую здания, а не имитирующую ее; также необходимо стремление к сохранению особенностей «места», которые складывались в течение долгого времени. Тенденция к преемственности, разнообразию, освоенности, художественной ценности городской среды ведет к ее гуманизации, а каким образом достичь этого в настоящее время, является перспективным направлением развития средового подхода.

Библиографическая ссылка

Татарченко А.В. СРЕДОВОЙ ПОДХОД В АРХИТЕКТУРЕ: ОТ ТЕОРИИ К РЕАЛИЗАЦИИ // Современные наукоемкие технологии. – 2018. – № 9. – С. 115-119;
URL: http://top-technologies.ru/ru/article/view?id=37170 (дата обращения: 06.04.2019). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания» Дата: 28.08.1978 03:36
Источник публикации: Выступление в Союзе архитекторов УССР 22.08.1978

Как известно, средовой подход есть реплика на экологическую проблематику. Если экология является сохранением и воспроизведением естественных, природных, натуральных ресурсов человека и в этом смысле является частью и развитием натуралистического и естественнонаучного подхода к природной среде, то средовой подход занимается средовой проблематикой скорее в переносном, метафорическом смысле, ибо речь идет не столько о природной среде, сколько о среде культурной, семиотической, наполненной всякого рода знаками и символами, в которой человек осуществляет осмысленное и переживательное поведение.

Как только эта проблематика была признана культурно значимой, так обнаружилось, что дизайн и архитектура, немало того не подозревая, сначала оказались местом зарождения новой средовой действительности и даже новой эстетической действительности, которую я рискую назвать экологической эстетикой, и к процессам которой собираюсь подойти в конце своего сообщения.

Учет средовых условий и ограничений является общим местом в профессиональной практике дизайна и архитектуры, поэтому речь пойдет не о таких достаточно известных понятиях, как предметная среда (предметно-материальная среда, о которой много писалось в теории дизайна), а я постараюсь говорить о другой стороне вопроса, более тесно связанной со средовой семиотикой, о том, как и из чего устроены знаковые среды. И в конце сообщения постараюсь дать эстетическую трактовку средовых понятий.

В первой части моего сообщения я буду говорить о ситуационном строении среды и о функциональной типологии средовых ситуаций.

Основным подходом средового понятия является, собственно говоря, даже не понятие среды, а именно понятие ситуации, а точнее говоря, противопоставление трех категорий: среды, ситуации и предмета. Они находятся друг к другу, во-первых, в иерархическом отношении, в том смысле, что ситуации могут состояться в предметах, а среды могут состояться в ситуациях. И поэтому наиболее просто эти понятия можно было бы определить так: ситуации, во-первых могут разлагаться на другие, более дробные ситуации, во-вторых, складываться из более дробных ситуаций; предметы – суть такие ситуации, которые уже не являются средами ни для каких других ситуаций, т. е. элементарные средовые образования, которые не могут быть расчленены на какие-либо новые ситуации; и, наоборот, среды – суть такие ситуации, которые никогда не являются предметами ни в каких других ситуациях, т. е. предметы – это наиболее низкий уровень реализации ситуаций, а среда, наоборот, есть верхний слой этого рассмотрения, она сама ни в одну из ситуаций не входит и является предельной массой ситуаций.

Место включения одного и другого применительно к проблематике дизайна и архитектуры может быть очень просто определено, ибо за точку отсчета здесь принимается человек, который может перемещаться из одной ситуации в другую. Ситуация – это то, в чем человек может перемещаться, в чем он может пребывать, из чего он может выходить, а среды – суть то, где мы пребываем всегда, не входя туда и не выходя никуда – это ситуация постоянного местопребывания.

Вот, если это иерархическое определение принять, а также принять образ человеческого перемещения, то тогда можно обратиться к функциональной типологии ситуации, связанной прежде всего с признаком сохранения и воспроизведения ситуации. Я сначала задам эту типологию формально, конструктивно, а затем расскажу о тех содержаниях, которые лежат за данной типологией. В частности, я постараюсь обосновать такой важный вывод, что если в рамках системного подхода функции, которые мы рассматриваем обычно организуются в сложные функциональные структуры и рассматриваются во взаимодействии, то есть как друг от друга зависимые, то суть средового подхода заключается в том, что эти функции к нам обращаются автономно, и из этого последует ряд интересных и важных выводов.

Каждая ситуация, поскольку человек может пребывать внутри нее, может попадать в эту ситуацию, перемещаясь в нее, и может выходить из этой ситуации, характеризуется по отношению к человеку по сути дела, как нейтрино. И вот одна из типологий ситуаций, которые мы рассматриваем, и говорит как раз об этих трех временных состояниях.

Первый момент – попадание в пространственную символику среды, попадание в ситуацию.

Второй – момент выхода из ситуации.

Третий – пребывание в ней.

Это одно измерение.

Затем, поскольку каждая ситуация предметна, наполнена предметами и сама может быть предметом для каких-то других ситуаций, мы можем апеллировать к каким-то обобщенным предметам, а также можем различать ситуации функционально. В частности, на основании различения, мы заодно различим и сами функции, к которым мы будем апеллировать, и которые мы можем организовать в функциональные структуры (рис. 1).

		S	M	F
	Tr
	An
	Ad
	Pr
	Pl
	Ut
	X
	N

Рис. 1

Первый и простейший тип ситуации – это транслирующаяся ситуация, которая совершенно не зависит от факта пребывания в ней человека, попадания в нее и выхода из ситуации. Признак, которым мы эту ситуацию характеризуем, как независимость от того, что человек попадает в ситуацию, пребывает в ней и выходит из нее – ситуация от этого никак не изменяется. Это значит, что она транслируется в средовой структуре совершенно независимо от человека. Тут существуют природные предметы и все предметно-воплощенные образования, в частности, сооружения и предметы в них пребывающие, так существуют и городские образования.

Если бы мы оставались на такой чисто естественной, естественнонаучной точке зрения, или научно-технической точке зрения на городские структуры, то мы бы их и рассматривали как бы безотносительно к существованию человека: сколько народу посещает какой-то объект, каким образом они его посещают и посещают ли они его вообще – это как бы не сказывается на функциональных качествах городских ситуаций.

Рассмотрение ситуации может быть другого типа – оно характеризует уже не предметную часть городских средовых образований, а способ их функционирования и способ освоения этих ситуаций человеком.

Второй тип – мы его назовем «аннигилирующимися» ситуациями – это ситуации, которые таким образом изменяются от попадания в них человека, что пребывая в этой ситуации мы переживаем ее определенность, а выходя из этой ситуации, мы этот признак каким-то образом утрачиваем. Вот дальше, когда мы будем дифференцировать среды на психологические, социально-психологические и чисто природные, там мы разведем те разные стороны, которые будут трактовать как о сохранении объективной точки зрения, так и о сохранении впечатлений, которые человек приобретает.

К другим типам подобных аннигилирующихся ситуаций относятся тексты коммуникации. Вот пока идет какое-либо заседание, и мы все свое внимание обращаем на его содержание, а затем кто-то запаздывающий попадает сюда и еще находит это внимание в полном порядке, затем он уходит и у него ничего не остается, - такой неудачный доклад, что в конце концов ничего от ситуации не осталось – вот функциональный тип аннигилирующейся ситуации, который относится к плоскости социально-психологического переживания акта совместного пользования ситуацией.

Третий тип – это адаптирующиеся ситуации. Они существуют до нашего попадания в ситуацию, затем они адаптируются или восстанавливаются после нашего попадания в нее, но в процессе нашего пребывания в этих ситуациях внешние признаки их утрачиваются, ситуации как бы нет. Например, ситуация, когда люди разговаривают о чем-то хорошо им понятном, и в эту ситуацию «врубается» посторонний, и прежняя характеристика коммуникации одного и другого как бы пропадает, затем посторонний уходит и общее согласие восстанавливается. То же самое может происходить и с таким начетчиком-интеллектуалом, который отправляется смотреть, скажем, памятники архитектуры. Он предварительно нагрузил себя всевозможной книжной и прочей вторичной информацией, но когда он попадает к искомому предмету, когда начинается активное хождение, смотрение и переживание, он не находит в себе никакого отклика на то, что он видит, хотя вернувшись к себе в кабинет или в какое-то привычное состояние, ход ассоциаций все же всплывает, но уже задним числом.

Четвертый тип – продуктивная ситуация, которая, наоборот, порождает в нас содержание, которое сохраняется. В человеческом общении это - разговор, в ходе которого рождается взаимопонимание, в отношении какого-то предмета, возникает какой-то образ, и затем он устойчиво сохраняется нами по выходе из ситуации.

Далее (пятый тип) – реализующиеся ситуации. Они таковы, что внешний изначальный смысловой потенциал, с которым мы входим в ситуацию, реализуется, воплощается в нечто иное, и выходя из ситуации мы уже не имеем того, с чем туда пришли. Таковы затраченные силы или же воплощенные переживания, или что-то другое, что мы приносим туда, куда идем и оставляем там.

Шестой тип – виртуальные ситуации, преследующие нас в сознательном активном поведении. Это, как правило иллюзорные следствия переживаний, чувствований, которыми мы не владеем ни в ситуации, ни вне ее. Что-то происходит в данный момент и кажется нам очень важным, предполагает остаться на всю жизнь, но очнувшись или уйдя за порог мы обнаруживаем, что ничего не осталось, что переживания ничего не произвели.

И два других типа. Седьмой характеризует наше сознательное, подсознательное, непреднамеренное участие в ситуации, когда только задним числом, выйдя из ситуации, мы вдруг обнаруживаем, что в нашем сознании осталось некоторое знание.

И, наконец, нейтральные ситуации, в которых вообще ничего не происходит, мимо которых мы проходим совершенно их не заметив.

Перечислив различительные и функциональные типы ситуаций, мы можем сделать несколько замечаний, относительно того, какое эти функции имеют значение для эстетического применения средового подхода.

Самое характерное, что можно было бы отметить – это абстракция независимости функций. Суть и смысл понятия среды состоит в том, что ситуации сохраняются в среде независимо от нашего пребывания в них, попадания в них и порождения этих ситуаций, и от ситуации выхода из них. Основу и фундамент среды составляют как раз ситуации транслирующегося типа.

Только потому, что каким-то образом, либо в силу естественной природной инертности, либо в силу особого устройства механизма социального функционирования, ситуации способны жить, когда мы в них можем попасть, и остаются в своем первозданном виде, когда мы из них выходим. Наличие этого основного пласта воссоздающихся ситуаций и характеризует средовой подход.

Конечно, в искусственной городской среде все ситуации когда-то были порождены, а затем внедрены, и когда-нибудь они либо сами изменятся, либо будут перестроены, реконструированы, переделаны. Но важно, что каким-то образом, каким мы сейчас не оговариваем, функция трансляции является автономной, она являются задающей, именно поэтому мы имеем право говорить, что среда состоит из ситуаций, что они как бы сами существуют и воссоздаются, и можем рассматриваться типы пространственных перемещений, которые свойственны для всякого рода сетевой архитектурной действительности.

Хотя возможна профессиональная коммуникация тех, кто пребывает в ситуации (жители, живущие в городе), тех, кто ее создает (архитекторы, градостроители, дизайнеры) и всех прочих авторов, участвующих в кооперации труда, эта коммуникация относится как бы к особому, верхнему профессиональному слою жизни среды и в рамках средового подхода рассматривается как несущественная, нерелевантная тому, что имеет место в этой среде.

Это первое суждение – абстракция независимости функций трансляции от функциональных типов сред другого вида.

Другие ситуации скорее характеризуют способ участия человека в среде, способ переживания средовой ситуации, и то, как происходит это переживание, я постараюсь рассмотреть далее. И соотнести зафиксированные типы среды с видами знаков, которые вырабатываются в восприятии и с видами способности сознавания, которым мы воспринимаем эти ситуации.

Для того, чтобы сделать следующий шаг в обсуждении, я сопоставлю два ряда понятий, один из которых относится к обычным пространственным представлениям человека, и другой, который относится к действительности …… сознания.

Для того, чтобы отделить, собственно, функционально определенные ситуации, заданные в перечисленных мной пока понятиях, от тех пространственных образов, ……

……

наши непосредственные пространственные переживания. Тем самым мы установим соответствие, вернее, опишем своего рода пространственную метафизику сознания ибо наши пространственные представления обращаются одновременно двояко: с одной стороны, в буквальном смысле слова, поскольку наш зрительный аппарат как бы служит для …… нашего перемещения в пространстве, и поэтому всякие пространственные понятия ему нужны в утилитарном, прагматическом смысле, и с другой стороны, язык пространственных образов переносного, метафорического плана, который характеризует внутренний мир человека, его мышление и сознание.

И вот, если мы сейчас такое однозначное соответствие между буквальными пространственными представлениями и этими представлениями в переносном смысле установим, то дальше мы сможем говоря на пространственном языке, создать и действительность внутреннего опыта. К чему мы, собственно, и стремимся, ибо нас интересуют среды прежде всего знакового и социально-психологического типов.

Вот для того, чтобы эту метафизику зарегистрировать, можно использовать достаточно простую схему, фиксирующую разные типы оспособления отношения мышления, сознания и ситуации. (рис. 2)

среда

(рис. 2)

Это будут концентрические круги, внешний из которых будет изображать среду, она предельна и за ней поэтому ничего нет; средний будет изображать ситуацию, а самый маленький – предмет.

Допускается два вида отношения человека и ситуации. Два вида отношений, которые обеспечиваются двумя разными особенностями сознания. Одно отношение – это отношение к предметам, к тому, что «брошено» перед нами, и что отображается человеком его способностью к представлению. Способность к представлению – это способность, благодаря которой мы нечто можем представить перед собой, как в буквальном, физическом смысле – поставить предмет перед собой, так и в ……. логическом смысле, когда мы представляем себе некоторый образ.

Второе отношение, о котором мы можем говорить – это отношение понимания, которое регистрирует нашу включенность в некоторую ситуацию или среду в целом, когда мы не представляем себе никакого предмета, не созерцаем его внешнеположенных свойств, а напротив, воссоздаем в себе осмысленное состояние, которое никак не лимитировано, и которому нельзя поставить в соответствие ни предмет, ни человека, с которым мы общаемся, ни какого-либо воспоминания, относящегося к ним, и никаких состояний понимания, заданных нашим включением в какую-то общность.

Таким образом, мы понимаем некоторые свойства природной среды, в которой мы живем, мы понимаем некоторые черты народной психологии, языка и культуры своего народа в котором мы родились и выросли, не видя его никогда целиком перед собой, но владея этим содержанием.

Таким образом мы понимаем представителей той общности, уже более полной: профессиональной группы или той или иной первичной группы, владей знаками и средствами, с помощью которых мы общаемся друг с другом, и опознаем друг друга, но не всегда мы сможем выразить это в чем-то внешнем, в вещи, в предмете…

Кроме этих типов отношений есть еще и ряд других, крайне важных для нашей логико-пространственной метафорики. Мы будем различать два вида свободы, которой человек обладает: внутренняя, внешняя и ……. И будем строить системы опять в наличии отсутствия (рис. 3).

	внешняя
внутренняя
	Оспособление Способность суждения	Отождествление Понимание
	Отстранение Представление	Апперцепция Оестествление

(рис. 3)

В случае с представлением, поскольку когда мы находимся вне предмета, в сам предмет или в ситуацию попасть не можем, мы обладаем

Так вот, в случае с представлением, поскольку мы находимся вне предмета, а в сам предмет или в ситуацию попасть не можем, мы обладаем лишь внешней свободой, мы отстранены от предмета и представляем его. Пространственное состояние отстранения от предмета порождает представление.

В другом случае, напротив, мы регистрируем полную включенность в ситуацию, внутреннее отождествление с ней, и делаем это в форме понимания.

Эти два случая противопоставлены друг другу.

Теперь спросим себя относительно чего вот эту внутреннюю и внешнюю свободу мы регистрируем.

На рисунке это некая граница или то, чем мы эту границу изображаем. Это состояние, которое обладает одновременно внешней и внутренней свободой. Пространственно – это возможность выхода и входа в (из) ситуацию, в переносном смысле – это также возможность включения или невключения в какой-то род отношений, т. е. это «оспособление», ибо здесь мы обладаем полной способностью, а если говорить относительно представления и понимания, то это способность суждения.

Ну и, наконец, четвертое состояние, когда мы не обладаем ни внутренней, ни внешней свободой, по известной оппозиции с другими, это апперцепция, способность обладать неким внутренним опытом, образами и символами без включения в какую-либо ситуацию, это то, что непосредственно воплощено……

…… в той его расчлененности, которую мы приобрели вместе с самим сознанием в процессе обучения и воспитания. Это состояние можно было бы назвать оестествлением.

Здесь мы уже видим, что каждой из позиций соответствует какая-то способность. Теперь эту метафорику можно сформулировать уже в явном виде.

Что такое граница? То чем оперирует способность суждения. Чем оперирует способность суждения? Она оперирует со знаками и со значениями этих знаков, которые не способны суждение, т. е. суждение это есть акт решения по значению какого-то предмета или какой-то ситуации. Судя мы как бы вырабатываем знак или даем определение знака. Именно поэтому всякая граница, разграниченность и оказывается, так сказать, пространственным синонимом логического понятия знака, а способность перемещения становится синонимом способности суждения.

Точно так же внутренние …….., о которых мы можем говорить на языке пространственном, соответствует тому, с чем имеет дело способность понимания, а она имеет дело …… мыслями, которые мы понимаем и которыми мы владеем.

Поэтому такая синонимика – все, что мы в пространственных символах квалифицируем как внутреннее, то в логических символах квалифицируется как осмысленное или смысл.

Поэтому мы и говорим, что человек не понимает внутреннего смысла, это значит, что он не включен в эту проблематику, он находится вне ее, у него внешний, поверхностный взгляд. Это значит, что он не понимает того, что составляет внутреннее смысловое ядро проблематики. Он может внешне представить себе, о чем идет речь, но он не владеет сутью дела.

Тогда получается такой график (рис. 4):

A (x ) = S (┐x );

Знаки соответствуют границам, мышлению соответствует перемещение из одной ситуации в другую: мы посмотрели в окно, а потом двинулись дальше – значит проделано рассуждение, сделан ряд суждений, которые приведут нас в новую логическую ситуацию.

Само …….. суждения соответствует способности наносить границы на некоторое смысловое пространство, остраняет и предоставляет себе мысль, что мы выходим из ситуации и смотрим на нее со стороны и через что мы начинаем понимать смысл.

Поняв все это, мы зарегистрировали ту логическую семантику, которая стоит за естественными, бытовым пространственными представлениями. И вообще все естественно-бытовые представления – это, как правило, представления пространственного типа и лишь метафорически намекают на то, что происходит в сознании в определенном его построении. На самом деле в сознание входят представление, понимание, суждение, апперцепция, знаки, смыслы, значения предметов, а мы говоря о нем так, как если бы внутреннем пространстве. Хотя, где это внутреннее пространство – неясно.

Мы говорим – вот представьте себе…, мы говорим, - мы себе представляем…, мы говорим о некоторых внутренних перемещениях, мы говорим о внутреннем мире, который более сложно или менее сложно устроен. Религиозно настроенные люди говорят, что царство Божие внутри нас. Хотя ясно, что не внутри черепа, как физически ограниченного объема, а внутри какого-то другого пространства, которое нигде в нас, вроде бы, не помещено, но тем не менее мы не испытываем никаких недоразумений говоря на пространственном языке, значит для нас его существование достаточно достоверно.

И вот, что же такое это внутреннее смысловое пространство, в котором все эти ощущения оправданы, об этом мы поговорим в самом конце сообщения. Порка мы просто применяя наивно, на веру то, что естественный ……,

поэтому обыденный опыт сознания вполне, так сказать, правилен, и что наши представления нас не обманывают, и что мы можем говорить о логических идеализированных сущностях… принимая это на веру можно сказать, что функциональные ситуации, о которых я говорил ранее, только по видимости, по этому обыденному пласту являются буквально пространственными, а если осуществить перевод на логический язык, то видно, что это ситуации логические, т. е. относящиеся к действительности мышления, и дальше эти ситуации следует уже трактовать в логических терминах. На этом этапе не будут рассматриваться ни естественные, ни известные исторические представления о городе как книге, которая перемещается по ходу ее прочитывания, которые говорят именно о такой действительности.

Неважно, что и перед чем перемещается: текст ли литературный, развертывается ли страница за страницей или мы как воспринимающие перемещения в среде – характер считывания может быть здесь однонацеленным, по крайней мере, он здесь описывается в одних и тех же понятиях. И эта метафора, свойственная мало-мальски рафинированному восприятию и реализуется в отмеченной мною синонимике.

Заканчивая вторую часть, мы могли заметить одну простую внутреннюю структуру перечисленных функциональных ситуаций. Если мы наличие или отсутствие признаков примем буквально, т. е. в смысле процедуры отрицания, то тогда получается такая своеобразная вещь: если мы примем наличие этих признаков (как и отрицание) буквально и если мы в грубом смысле будем противопоставлять человека (Автора) и поля ситуации, то получится вполне естественная для это типологии вещь, что образ ситуации, объективное, так сказать, строение ситуации, и образ, который человек уносит из нее, оказываются полярно разнесенными. Скажем, ситуации транслирующаяся в этом смысле синонимичны ситуациям нейтрального типа (рис. 5).

Tr=N;Ad=Vt;

An=X; Pr=Rl;

(рис. 5)

На самом деле ситуация как бы так и осталась, независимо от того, вошли мы в нее или вышли – она положительна, она есть, независимо от того входим мы в нее или выходим, она все равно такая же. Но именно потому, что ничего не меняется при входе или выходе из нее, при пересечении границы, то сознанием не регистрируется никакого приращения, никакой производной от нашего пребывания в ситуации в сознании не произошло и поэтому она будет восприниматься как нейтральная, а человек в ней как аноним, который никакими признаками не обладает.

В таком классическом, научно-техническом, объективирующем представлении о городской среде так и обстоит: человек выступает как аноним, который сам не обладает никакими признаками, которого не осознает ни с каким личностным свойством любой другой человек, и он быстро перемещается из одной функциональной ситуации в другую, удовлетворяя одну потребность за другой, для него все ситуации в городе известны, ничего нового не происходит и ни одна ситуация никакой образной или какой-либо иной характеристикой не обладает, поскольку само базовое структурное строение среды исходит из того образа горожанина, который описан в антиурбанистической критике.

Собственно в ней город и критикуется за то, что чем более безупречно отправляется каждая функция, тем нейтральнее каждая ситуация для человека и тем нейтральнее каждый горожанин для другого горожанина. В пределе каждая ситуация рисуется предельно нейтрализованной, все горожане – не знающими друг друга, это венец функциональной свободы, но это свобода совершенно бесчеловечная – хорошо ею обладать в отрицательном смысле, т. е. не быть связанным плохо функционирующей ситуацией, но в пределе это …….

То, что происходит в результате, исходит из представления о среде и о человеке как об объектах, из предположения, что признаки могут принимать только два значения, идеализация анонимного гражданина, есть простое следствие того представления, что идеальный город устроен из хорошо действующих функциональных ситуаций.

Все это говорит о том, что сознание всегда усваивает обратный образ того, как устроена ситуация: если она разрушается от нашего участия в ней, то в нашем сознании остается то, что неизменно.

Вот уже из ряда……… , не вводя никаких определений, никаких…… функциональных типов ситуаций и соотнося пространственные типы с переноснологическими, мы можем отметить это все как……… пространства разговора, интерпретировать разные типы городского поведения в ситуации.

Мне пока важно зафиксировать сам прием, ради которого мы функциональные ситуации определяем и то, как мы переводим пространственные свойства в непространственные, поэтому я дальше не буду на этом останавливаться.

Вопрос : Может ли одна и та же ситуация обладать разными признаками?

О. Г.: Я говорю о ситуации и об участии в ней только одного человека. Поэтому каждая ситуация может иметь много авторов и переживаться по-разному, т. е. быть разными ситуациями, иметь разные признаки. Один признак – один человек…

Вопрос: Ситуация имеет объективный характер по отношению к воспринимающему или какой-то другой?

О. Г.: Они имеют объективный характер с точностью до того, что они транслируются, если механизм трансляции налажен, то тогда они совершенно объективны.

Вопрос.: То же самое, но другими словами?

О. Г.: Вот именно потому, что мы говорим не о природных а о социокультурных средах которые без внимания в них понимающего существа немыслимы, не существуют.

Вопрос об адекватности некоей действительной, объективно существующей ситуации считыванию ее индивидом.

О. Г.: Ответ на Ваш вопрос заключается в самом понятии ситуации. Если бы считывание было абсолютно эффективным, если человек обладал абсолютной информационной емкостью, тогда бы никаких ситуаций не было, он воспринимал бы сразу всю среду целиком. Именно потому, что человек существо конечное, пространственно конченое, оно может в каждый данный момент пребывать только в одной пространственной ситуации, в другую ему надо еще переместиться . И в ситуациях проявляется факт человеческой конечности. Для того среда и расчленена на ситуации человеческого масштаба, где бы он мог пребывать и перерабатывать соответствующий объем информации. Он конечен в своих силах и возможностях, в конце концов. Именно то, что мы рассматриваем ситуации, а не среды, это и выражает факт, я не стал бы говорить – объективной, но жизненной, конечности человека.

И тогда мы можем зафиксировать следующие четыре позиции (рис. 6).

i (внутр.); e (внеш.);

T (опред. для сознания);

┴ (неопред. для сознания)

ОТОЖДЕСТВЛЕННОСТЬ

СИТУАЦИИ ВОВНЕ И ВНУТРИ

T (i ) ┴(e )/ i -обмен коммун. типа

T (i ) ┴(e )/ e - перемещение

┴ (i ) T (e )/ i - превращение

┴(i ) T (e )/- преобразование

которыми мы должны отразить уже известные понятия. Мне только важно, чтобы……. из одного ряда и они относятся к одному и тому же ……

Если предмет внутренне самотождественен, внешне же он не самотождественен, т.е. внешнее его положение в пространстве изменяется, и при этом……. как бы отразиться от внешнего ко внешнему, то это – обычное движение, но не перемещение, однако если при тех же предположениях отнесение у нас будет ко внутреннему, то это обмен, и что для нас очень важно, это обмен коммуникативного типа.

Таким образом, перемещение и обмен – это, по сути дела, одно и то же, только когда мы говорим об этом… значит я даю… эту пачку своей жене и если мы без внимания смотрим на саму пачку (на что , чем обмен), тогда это обмен а сели мы говорим, где он происходит, в каких пространствах, тогда это фиксируемое движение, хотя, по сути говоря, объективно происходит одно и то же. Как и в случае с коммуникацией: мы обмениваемся текстами и для нас важны именно тексты, а мы говорим о коммуникации. А если говорить о сегодняшнем сообщении, то мы обратим внимание не на содержание, а на то как все это идет по проводам… как все это происходит. Точно так же обратный случай, если самотождественны это или что другое, тогда мы делаем два других различения: превращение и преобразование.

Когда мы говорим о преобразовании, то мы говорим о том, что некоторые предметы и некоторые структуры преобразуются как бы извне, а когда мы говорим о превращении, то мы говорим о собственном разложении или преформировании предмета.

Мне важно здесь отметить одну простую вещь, что, безусловно, структурный подход, постольку, поскольку он формулировался в практике научно-технического отношения к социотехническим системам, прежде всего в области машинерийной, где машины это устройства чисто внешние человеку, то деятель отдает это собственно деятельным установкам на преобразование каких-то предметов, на преобразование состояний системы, на преобразование какого-то материала этой системы… когда она перерабатывает этот материал – это установка на преобразуемость. За этим стоит целая система… посылок о том, что материал всегда не только может, но и всегда должен быть преобразован; если в какой-то ситуации или в каком-то месте что-то не в порядке, то нужно принять срочные меры, нужно преобразовать эту ситуацию, улучшить ее. Таким образом, вот это техническое , или системно-техническое отношение, свойственное системному подходу, связано с некоторым профессиональным оптимизмом, с верой в то, что все проблемы могут быть решены путем принятия каких-то мер, путем выработки проекта мероприятий, путем внедрения какого-то устройства или какого-то замечательного проекта в жизнь – и тогда все изменится. Если в пространстве истории мы переместимся вслед будущему – то это будет процесс.

Вместе с тем, вторая пара характеризует мировоззренчески другое отношение к действительности. Во-первых, оно настаивает на самоценности общения, диалога, коммуникации. Если в случае системного подхода такой рационализм, установка на выработку, на обоснованность проекта, то на возможность выработки проекта – она относится также и к превращенным состояниям сознания, то в средствах подхода подчеркивается обратная функция, не ценность перспективы, а ценность коммуникации. А именно то, что искомое решение или предварительное понимание должно быть выработано в процессе взаимопонимания, должно быть согласием общающихся, а не подчинение логичным авторитетам выполнения проекта. И, соответственно, предметная часть ситуации должна или может быть улучшена насколько это возможно не путем применения внешних усилий, т. е. внедрения в ситуацию и преобразования ее, а только путем естественного превращения ситуации в результате подбора… коммуникативного типа, нахождения взаимопонимания и согласия, выработки обретения той основы, которая может послужить затем принятию решения.

Значит, если в первом случае ставка делается на отчетливость…….. логической концепции, в которую преобразуется решение, то во втором случае – это ставка скорее на традиционные основы сознания, это отсылка к исторической традиции, к ее содержанию, т. е. к тому, что может быть основой для взаимопонимания и коммуникации.

Так вот, средовой подход естественно тяготеет к историзму и подчеркивает ценность традиционных образований, являющихся естественными доминантами, вокруг которых закручивается средовое общение.

Противопоставляя друг другу превращение, с одной стороны, преобразование и перемещение в пространстве с другой, я не хочу настаивать на каком-то антагонизме или даже сугубом логическом различии средового и системного подходов, но мне важно подчеркнуть, что по своей внутренней форме, по внутреннему содержанию средовой подход ближе к действительности дизайна и архитектуры, во-первых, вследствие историчности самих объектов архитектуры и дизайна, формы участия потребностей, пользователей, вместе с тем пребывания в ситуации.

Поэтому нужно сказать, что возникновение на фоне среды зловещей фигуры проектировщика меня как-то не порадовало, в этом смысле, потому что утверждение проектной природы архитектуры, а, во-вторых, нагрузить проектировщика при этом объявить его системным проектировщиком – все это переводит дело в совсем другую сторону, поэтому очень много системных проектов – проектов организации проектирования, которые как правило совершенно равнодушны к естественной средовой жизни объектов и к тому, что, собственно, происходит в процессе средового общения.

Теперь я хочу столь же вкратце рассказать о типах отношений в среде, которые отправляет этот наш превращающийся и общающийся индивид. Все говорит за то, чтобы сделать это в такой типологической форме, с тем, чтобы весь…….. смысл говоримого перевести в комментарий к нему.

В первом случае, в первой типологии, которую я потом сопоставлю со второй, речь пойдет о социальных свойствах среды. Здесь нам понадобится видовое различие между словами «все» и «каждый» (рис. 7).

	все
Каждый
	Экзотическая среда	Психическая среда
	Социально-групповая среда	Естественная среда (размещенность)

(рис. 7)

Поскольку это, если мы как-то зафиксируем на этом внимание, не одно и то же, и в этом случае речь идет о типах среды в связи с разного рода социально-психологическими характеристиками, т. е. среда может быть разной для всех и для каждого.

Ясно, что природная среда в буквальном смысле соответствует типу……. Пространственно-временные материальные объекты, которые существуют в силу инертности своего существования, и поскольку речь идет о совершенно отчужденных от нас процессах, они образуют среду, которая совершенно не релевантна отношению к ней человека. Это природная среда в буквальном смысле, но такова же, в сущности, и искусственная среда, которая существует оестествленно, как бы условно-естественно. Это поддерживается скрытой, невидимой нам активностью, таков, например, отмеченный уже идеальный, нейтральный город, где все автоматически осуществляется, работа и обеспечение организованы тоже идеально, где каждый объект для пользования становится как бы естественным и как бы природным (в смысле второй природы). Поэтому такая оестествленная как-бы среда относится к этому нейтральному типу регистрируются после того как все другие типы сред будут зарегистрированы.

Есть такой тип сред, и это прежде всего социально-функциональные среды города, относящиеся к некоторым сферам обслуживания, которые релевантны их групповому потребителю как представителю группы, и которые не релевантны для самого потребителя как лица. Если в первом случае, средовые характеристики такого типа среды будут иметь какой-то параметр размещения, помещенности в среду, т. е. это пространственная характеристика, ну а также возможность посещения этой среды, то в случае социально-групповой среды важна лишь не персональная для каждого относящегося к этой характеристике ситуации, а идет типовая характеристика для потребителя определенного типа. Речь идет о контингенте, который функцией ситуации связан с ней групповыми признаками, а не своими индивидуальными.

Таково большинство ситуаций в системах стандартного обслуживания, если пользоваться известным различием между стандартными и избирательным обслуживанием. Эти ситуации должны быть активны, т. е. узконаправлены, в функциональном смысле, только для типового потребителя. И, наоборот, они остаются нейтральными, в этом смысле, для каждого из индивидов. И поэтому в стандартных системах обслуживания естественна установка на минимизацию затрат времени, на предельную конкретность обслуживания посетителей, стремление к минимизации контактов как с другими посетителями, так и с самими представителями сферы обслуживания и т. д. Установка на предельную нейтрализацию тех предметов и людей, с которыми сталкивается посетитель в системе стандартного обслуживания (так же как и в нейтральном городе, она в то же время означает предельную обесцененность пространственности среды, потому пространство не имеет самостоятельной ценности) в этом смысле, в стандартных сетях обслуживание, в частности транспортное, когда они кладутся в основу города, возникает замечательный парадокс, что установка на минимизацию всех элементов в пределе означало бы сведение всех элементов сферы к нулю. Это конечно идеализировано, оно означает только, что для этого стандартного, нейтрального города, пространство самодостаточной ценности не имеет, оно лишь помеха для перемещения из одной ситуации в другую, а время, которое на это уходит – это «затраты времени», непроизводительно истраченное время. Времяпрепровождение как таковое тоже не значимо. На пространство ни время не являются ценностями, которые были бы неотъемлемы от природы человека. Хотя они и являются в то же время неустранимым свидетельством и поэтому пространственным, и поэтому временным и эта неустранимая характеристика всего живого на земле (в отличие от мертвого) и казалось бы что именно пространственно-временные свойства создали все желания и как-то /…/ с самим фактом жизни, а в то же самое время у этого функционального, нейтрального города установка на обесценивание всего этого.

И поэтому такой тип сред выделяет с одной стороны функцию предмета, а с другой – стандартного потребителя, психологически стандартизованную группу, здесь релевантна для всех, входящих в эту группу, но этот тип сред не релевантен для каждого, в особенности.

Полярная этому типу сред среда, которую условной можно обозначить социально-психологической или просто «психической» средой. Это такой тип сред, который совершенно не релевантен мотивированным социологическим (психологическим) признакам человека, его анкетным или каким-либо другим опросным данным, и который закручивается только в актахкоммуникативного согласия человека с самим собой или одного человека с другим человеком и как-то стихийно возникающие в городе точки тяготения, либо отмеченные какими-либо социальными характеристиками, эстетического или исторического свойства, либо же иногда возникающие на совершенно неожиданных местах, которые отличаются только актами внутреннего общения и потому эти акты теснейшим образом связаны со временем вообще и со внутренним сознанием человека, ибо внутреннее время человека измеряется актами согласия разногласия в коммуникациях, вступления в контакт и выхождения из контакта. В то же время события возникновения связи и разрыва времени этого состояния означаются предметами, входящими в ситуацию или самими ситуациями и потому эти ситуации становятся как бы отметками на внутреннем времени или часами, которые его организуют и которые его просто создают. Поэтому можно сказать, что ситуация такого типа – это своего рода городские часы, расчленяющие внутреннее время горожанина. Надо сказать, что различие, в подчеркивании ценности времени или наоборот – в обесценивании его, оно и для города в целом – имеет место: если нейтральный функциональный город, он кстати, парадоксален еще в одном смысле: поскольку все-таки пространство неустранимо, то сокращение времени приводило бы к идеалу абсолютно однородного, гомогенного города, когда в каждой его точке, либо в каждый данный момент точно было бы удовлетворить любую потребность, т. е. все ситуации функционально тождественны.

Для ситуаций обратного типа город, наоборот, представляет из себя пространство непревышенных возможностей, где в каждой точке можно удовлетворить только какую-то одну определенную потребность и только в какое-то одно определенное время. Именно поэтому одно пространство и время нагружают какой-то определенной ценностной нагрузкой и характерно, что этот тип ситуаций сугубо субъективен так как он относится ко внутреннему времени человеческого существования.

И наконец, тип среды, который одновременно релевантен для всех и доля каждого. Такое может быть, если мы уже по внутренним структурам и времени сознания настраиваемся, если мы это регистрируем… это как бы набор средств, который как бы не желает быть внутренним пространством или внутренним миром. Это то, что характеризует не групповую, не индивидуальную, а родовую природу человека, его включенность в какой-то род, либо в человечество вообще, либо в народ в целом, т. е. то, что как бы тождественно в нас друг другу совершенно безотносительно к нашей собственной активности, к нашему желанию или нежеланию понимать друг друга, то, что составляет собственно пространство человеческого существования. Декарт называл его Lumen Natural сверхъестественным светом, в котором внутренние процессы – мышление… это то, где мы перемещаемся ясным взором – идеал ясности и отчетливости предполагает, что мы видим ясно при каком-то свете. Метафорически это – как бы светящееся пространство, в котором мы видим, внутренне созерцаем предметы, в котором мы перемещаемся делая суждения и расчерчиваем границы того внутреннего передвижения в отличие от внешнего, откуда мы отталкиваемся.

И это не какая-то таинственная метафора в том смысле, что по оппозиции признаков признаки мы берем вполне конкретные различения. И среды, отличаемые сначала, тоже тогда полнее, больше субъективируются при рассмотрении, потому что само наличие ряда рассмотрения свидетельствует о том, что пределом его является не только в какой-то мере полное но и содержательно-естественное, то, если сначала мы говорим о чисто природной среде, затем мы посредством функциональной принадлежности социальной среды, релевантной каким-то группам, затем – о психологической среде, релевантной только актам внутреннего общения и взаимопонимания, то, наконец, мы видим тоже релевантный человеку тип среды, то это мы можем объяснить пространством внутреннего мира, которое и позволяет нам внутренне ясно (во внутреннем свете) как-бы созерцать все происходящее вокруг.

Если социальная среда противоположна психической среде, т. е. одна релевантна только для групп, а вторая – только для каждого, причем так, что каждый противостоит каждому как лицо, то вот эта графическая среда внутреннего мира противопоставлена только природной среде.

Ясно, что именно она как предельный тип является предпосылкой средового созерцания как для… открытых типов. Когда мы говорили в предыдущей картинке о границе, о внутреннем и внешнем, о мышлении как перемещении, о пограничных знаках и т. д., то там для нас вопрос о том, что же это за внутреннее пространство остался открытым, т. е. где эти внутренние мыслительные акты происходят (там все-таки имеет дело непосредственно…), что в данном случае мы можем сказать, что эта синонимика логического и «механического» опыта возможна только потому, что этот механический опыт перемещения в массах тел в личном пространстве происходящий в естественной среде, еще раз дополняется социальной и психологической коммуникацией в соседствующих средах и может быть реализован и возможен логически в этой вот «предметной» среде, которой может быть город.

Данная диссертационная работа должна поступить в библиотеки в ближайшее время

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация, - 480 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Гелла, Елена Ивановна. Средовой подход и программы участия в архитектуре 1960-1990 г. : автореферат дис. ... кандидата архитектура: 18.00.01.- Харьков, 1999.- 22 с.: ил.

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Работа посвящена рассмотрению аязи между средовым подходом и профаммами участия (которые также назы-ают «партисипацей», «движением к потребителю» и пр.). Эти явления новей-іей архитектуры имели решающее значение в формировании современной рофессиональной идеологии и проектной практики.

В середине 60-х гг. в мире быстро распространяется осознание того, что іункциональньш ригоризм и формальный аскетизм современного движения ве-ут к обеднению городского окружения. В 70-е гг. все чаще как ключевое вы-вигается требование проектировать не отдельные здания или комплексы, а соз-авать их как часть среды.

К основным идеям «средового подхода» относятся: признание того фак-а, что развитие городской среды подлежит своим собственным законам, кото-ые не зависят от волн проектировщика и выступают для него как «естествен-іьіе» законы; признание априорной ценности существующей городской среды; юнимапие среды как единого морфологически-деятелыюспого явления и ключение в понятие среды не только морфологической и функциональной, но акже и субъективной составляющей.

Концептуальные основы средового подхода были заложены в рабо-ах К. Александера, Р. Вентури и Д. Скотт-Браун, Б. Дзеви, К. Линча, Дж. Сай-юндса, К. Танге, И. Фридмана. Наиболее ранние из отечественных псследова-ііії"і принадлежат Е. Ассу, А. Беляевой, Ю. Вооглайду, А. Высоковскому, В. "лазычеву, В. Голофасту, А. Зинченко, Р. Каганову, Г. Лебедевой, А. Махров-:кой. А. Рудницкому, В. Середкжу, Т. Товстенко, А. Урбаху, В. Хорошилову. В mix работах архитектурное среда рассматривается как антропогенный ланд-нафт, в контекстах екосистем ного подхода, процессов восприятия архитектур-юго окружения человеком и т.п.

Профессиональные средства современной архитектуры изучали Р. Бенем, }. Гидион, Ч. Дженкс, Н. Певзнер, К. Фремптон, а из отечественных авторов - А. Иконников, А. Пучков, А. Рябушин. В. Тасалов, В. Хаит, А. Шукурова (мировоз-ірение и эстетика), Г. Меерович, С. Хан-Магомедов (модернизм в советской архитектуре), А. Буряк, Д. Сладков (развитие способов проектирование) и др.

Различные формы т.н. партисипашюнных профамм («профамм участия», зт participation - участие, далее ПУ), также распространяются в 60-е годы. В рамках ПУ разработка и принятие проектных решений осуществляются при деятельном участки всех заинтересованных сторон. ПУ направляются на включение фа-ждан в процесс проектирования и охватывают фадостроительные и образовательные профаммы, защиту прав жителей, экспертизу инвестиционных проектов, профамм городского развития, размещение проблемных производств и мн. др.

Принципы привлечения потребителей к процессу проектирования разра батывалнсь уже упомянутыми К. Алексаидером, Й. Фридманом и Д. Скотт Браун. Опыт первых «программ соучастия» освещенный в публикациях, посвя щенных роботам Л. Кролля, Р. Хекнп, Р. "Эрскнна, в стаїьях Ч. Дженкса, Л Крие, М. Кюлло, А. Грюмбака п пр., іде рассматривались взаимоотношени: люден и среды, влияние архитектурной продукции на человеческое поведение примеры «обратной связи» между потребителем и архитектором.

Проблемы взаимодействия население и проектировщиков в Советско» Союзе рассматривались Е. Гольдзамтом, Л. Коганом, А. Лолою, В. Морозовым Н. Рыковым, В. Хаитом. Но монографические исследования по этому вопрос практически отсутствуют (исключение составляют диссертация А. Зинченко пособие «Городская среда. Технология развития» под ред. В. Глазычева).

Хотя СП и ПУ были вызванные к жизни сходными обстоятельствами развивались параллельно, они рассматриваются в профессиональной литератур по отдельности. Практически не исследованы как причины их одновременног появления, так и природа взаимосвязи между ними. Мотивы недостаточног внимания к данному вопросу на Западе и в странах бывшего СССР различив Для западных архитекторов здесь нет проблемы, так как параллельность во: нпкновсиия и развития обоих явлений для западного архитектора является оч

Сегодня, с возрождением в Украине института местного самоуправлени эта тема приобретает особую актуальность. Строительство и архитектура пері стали быть государственной монополией. Появились частный и мунпципальнь заказчики, ассоциации собственников жилья и другие новые субъекты проек ного процесса. Архитектурная среда начинает находить конкретных хозяев. Пі этому на повестку дня становятся задачи формирования практического ередові го проектирования и сопряженных с ним форм общественного участия.

В 70-е - 80-е гг. отечественная архитектурная практика накопила пок зательный перечень провалов и полуудач при осуществлении средовых пр грамм (напр., реконструкция ул. Арбат в Москве). Нет особых достижений и і внедрении средовых и партисипационных методов в подготовку архиіекіорс Продолжительный период спекулятивного теоретизирования и творческих и удач в попытках реализации СП сформировал у наших архитекторов компле недоверия к этому перспективному направлению развития профессии. Все э обьекшипые н субьекипшые причины нмімнлюї поіребпоси. в іеореіпческ(анализе природы и развития СП и ПУ, как единого явления, как в архміекту Запада, так н в новом осмыслении аналогичного опыта в нашей стране.

Целью данной работы является выявление причин, обусловивших одн

ременное появление в архитектуре XX ст. средового подхода и практики уча-гия потребителей в проектировании, раскрытие природы взаимосвязи между ими и, на этой основе, разработка предложений относительно активного ос-оения этих методов в отечественном архитектурном проектировании и образо-ании архитекторов.

Задачи исследования:

проанализировать происхождения и развитие в архитектурной идеоло-ии XX ст. средовых идей, а также представлений о роли потребителя в проектом процессе, и выявить системную общность в процессе генезиса профессио-іально-идеологических оснований СП и ПУ;

провести анализ и систематизацию прецедентов средового проектиро-ания и программ участия в мировой и отечественной архитектурной практике;

на основе анализа подходов к реализации принципов средового проек-ирования в отечественной архитектуре 70-х - 90-х гг. выявить основные про-ілемьі, которые препятствуют эффективному использованию средовых методов і широкому внедрению ПУ в отечественную практику архитектурного проекти-ювания и управления городским развитием;

проанализировать изменения в мировой практике средового и партиси-іашюнного подходов и наметить пути развития соответствующих направлений в:истеме архитектурной деятельности и в подготовке архитекторов в Украине.

Объектом исследования является средовой подход и программы участия

Предмет исследования - продвижение фронта средовых и партисипа-LXiioiiHiix разработок во взаимосвязи со становлением профессиональных пред-:тавлений об архитектурной среде.

Границы исследования. Хронологически предмет исследования ограничен периодом 60-х - 90-х гг. нашего века, в меру необходимости привлекается также материал предыстории средовых представлений, который касается к. XIX - н. XX века. Географически работа охватывает развитие подходов, которые исследуются, в Западной Европе, США и Японии, а также в странах бывшего СССР, в первую очередь в Украине и России.

Методика исследования включает:

анализ процесса становление идей средового подхода в архитектурной идеологии сер. - 2-й пол. XX ст.;

сбор и систематизацию материалов о реализованных ПУ;

упорядочение исторично-типологической диаграммы развития школ и направлении архитектуры XX ст. в их отношении к идеологии СП и ПУ, с использованием оценок экспертов и контент-анализа литературных источников;

анализ, с помощью созданной историко-тинолої ическои диаіраммьі, основных тенденций развития СП и ПУ в архитектурной деятельности;

Проработка перспективных моделей организации проектирования архитектурного образования, которые включают использование ПУ и принт пов СП.

Научная новизна полученных результатов. Исследован и описан пр

Предложены модели включения партисипационно-середовых методов практику архитектурного проектирования и муниципального управления и п строения процесса архитектурной подготовки с использованием средовой иде логин и приемов междисциплинарной (партисипационной) организации учебн го процесса.

Личный вклад соискателя. Соискателю принадлежат в работе [!] выявление системной общности средовых идей и представлений о роли потг. бителя в процессе проектирования и их профессионально-идеологических с нов.

Практическое значение полученных результатов может состоять в использовании для экспериментального внедрения программ участия в пракі ку архитектурно-градостроительного проектирования, а также в програми подготовки и переподготовки архитекторов. Важной областью применения f зультатов роботы является муниципальное обучение членов территориальні общин, направленное, главным образом, на выработку у жителей навыков взг модействия с архитектором и участия в принятии решений на муниципальн уровне.

Апробация результатов диссертации - основные положения рйбо докладывались автором в 1996 - 1999 гг. на научных семинарах кафедры (нов архитектуры ХТУСА, а также на LI - LIV научно-технических и научі методических конференциях ХТУСА. Основное содержание диссертации on; ликовано в 6 статьях, одна из которых написана в соавторстве.

Автор принимал участие в подготовке и проведении Координационж совещания «Города Украины - выбор дороги» и семинара «Политика развит для г. Луганска» (Луганск, 13-14 ноября 1995 г.), 11-х и 111-х Общеукраина муниципальных слушаний (1996 - 1997 гг.), международного семинара « сурсы городского развития» (Львов, 26 - 28 марта 1996 г.), учебно-проекп игры «Концепция развития предметно-пространственной среды центра г. Лю тина» (Люботин Харьковской обл., 1996 г.).

Структура и объем работы - диссертационное исследование состоит і текстовой части объемом 202 стр., которая содержит вступление, три основах раздела, 33 листа иллюстраций и список литературы из 173 наименований з 13 страницах.