Замысел создания произведения о неунывающем бойце Васе Тёркине возник у Твардовского ещё во время финской кампании, когда он был военным корреспондентом. В редакции газеты «На страже Родины» решили создать комикс о бойце, а Твардовскому было поручено вступительное слово, в котором определится характер героя и манера общения с читателем. Стихотворение «Вася Тёркин» было напечатано в 1940 г, а затем появилась книжка «Вася Тёркин на фронте».
Весной 1941 г. были написаны первые главы поэмы «Василий Тёркин» и напечатаны в газете «Красноармейская правда» в четырёх сентябрьских номерах 1942 г. В том же году эти главы вышли отдельной книгой. В последующие три года поэма многократно перерабатывалась, в неё добавлялись новые главы. Последнюю главу Твардовский написал летом 1945 г.
Литературное направление и жанр
Поэма относится к литературному направлению реализма, описывает типичного героя в типичных обстоятельствах. Не зря в одной из глав появляется второй Тёркин, который уверен, что книга о нём, да и в каждом взводе есть свой Тёркин.
Сам Твардовский определил жанр произведения как «книга про бойца без начала и конца». Это очень точная характеристика особенностей лиро-эпического жанра поэмы, основанная на целях поэта.
Он решил «писать не поэму, повесть или роман в стихах», потому что отказался от последовательно развивающегося сюжета. Многожанровую природу произведения, которое довольно формально относят к жанру поэмы, Твардовский осознавал и определял в нём наличие следующих жанров: лирика, публицистика, песня, поучение, анекдот, присказка, разговор по душам, реплика к случаю. Твардовский ещё не упомянул былину и сказку, влияние которой особенно чувствуется в главах «Солдат и смерть», «От автора», «Два солдата».
Из литературных предшественников поэмы можно указать народные поэмы Некрасова и «Евгения Онегина» Пушкина, в котором автор – товарищ главного героя, взявшийся описать его жизнь. Если «Евгений Онегин» - энциклопедия русской жизни, то «Василий Тёркин» - энциклопедия военной жизни, жизни народа на войне и во время войны. Даже «Война и мир» Толстого созвучна «Василию Тёркину». Приметы героической эпопеи в повести – всестороннее изображение войны (бой, быт, фронт и тыл, подвиги и награды, жизнь и смерть). Кроме того, «Василий Тёркин» - хроника, которую можно писать «без начала и конца, без особого сюжета».
Тема, основная мысль и композиция
Поэма об обычном бойце Василии Тёркине, пехотинце, прошедшем всю войну и дошедшем до Берлина. Тёркин пережил все военные тяготы, трижды был ранен и однажды чуть не умер, мёрз и голодал, отступал и шёл в атаку, но не проявлял малодушия и был душой своего взвода, роты, батальона. Твардовскому недаром писали письма воины-бойцы, рассказывая, что Тёркин был именно в их взводе. Тема Великой Отечественной – жизнь на войне простого бойца, народа и всей Родины.
Основная мысль стихотворения в святости и праведности боя за жизнь и свободу родной земли. Эта идея многократно повторяется рефреном в нескольких главах. В этой праведной борьбе на фронте и в тылу, в тяжёлое время, очень нужен такой неунывающий Тёркин, а каждый боец должен искать в себе этот источник оптимизма и надежды, а также героизма.
В поэме отдельные главы слабо связаны между собой по сюжету, даже не во всех есть главный герой, а в некоторых Василий Тёркин играет эпизодическую роль. Как говорил сам Твардовский, это «стихи, а всё понятно». Таки образом, эпичность достигается благодаря широкому изображению жизни человека на войне, повествованию простым и доступным языком. Лирические элементы поэмы традиционны. Это главы «От автора», в которых автор описывает своё отношение к войне, к герою и к произведению. Есть в поэме и пейзажи, и лирические отступления, и внутренние монологи, раскрывающие душу героев, и рассуждения героев и автора.
Предмет изображения в каждой главе свой. Поскольку Твардовский писал свои главы прямо в военной обстановке, то они хронологически соответствуют течению войны (отступление – наступление – победное движение на Запад). В то же время главы раскрывают хронику жизни на войне главного героя. «На привале» - о том, как Тёркин попал в свою часть. «Перед боем» - о выходе Тёркина из окружения. «Переправа» - о неучтённом подвиге героя, переплывшего реку. «Тёркин ранен» - о ранении Тёркина в руку и спасении его танкистами. «Поединок» - о рукопашной с немцем. «Кто стрелял?» - о подвиге Тёркина, сбившего из винтовки самолёт. «Генерал» - о вручении Тёркину награды. «Бой в болоте» - о многодневном взятии населённого пункта «Борки». «В наступлении» - о том, как Тёркин повёл в наступление взвод после смерти командира. «Смерть и воин» - о тяжёлом ранении Тёркина в ногу. «По дороге на Берлин» - о движении Тёркина от западной границы до Германии.
Хотя поэма в целом не имеет завершённого сюжета, каждая из 30 глав закончена сюжетно и композиционно. Твардовский стремился в каждой высказаться до конца и заботился о тех читателях, которые не доживут до следующей главы. Отдельные главы близки то к героической балладе, то к лирическим стихам, то к сюжетным стихотворениям.
Герои и образы
В центре повествования – Василий Тёркин, крестьянин из-под Смоленска, начавший воевать рядовым в пехоте, но за время войны совершивший героические поступки, награждённый орденом. Тёркин – воплощение всего русского народа, русского характера, неунывающий оптимист, притерпевшийся к тяготам военного быта, шутник и балагур, но сентиментальный парень. Тёркин не забывает поддержать и помочь, но и совершает подвиги. Он боится смерти и имеет недостатки. Герой символизирует каждого человека, весь народ-победитель.
Подобно фольклорному, сказочному герою или богатырю, Тёркин защищён от гибели, пуля или бомба по нему ещё не нашлась. Герой остаётся невредим «под огнём косым, трёхслойным, под навесным и прямым». Ранения, даже тяжёлые, заживают на герое легко. А уж в тех случаях, когда боец лежит, истекая кровью, на помощь приходят боевые товарищи, потому что самая святая и чистая дружба – военная. Так происходит, когда Тёркин ранен в руку и его подбирают танкисты («Тёркин ранен»), когда Тёркин ранен в ногу после наступления и спасён похоронной командой («Смерть и воин»).
Во второй главе «От автора» Твардовский опровергает слухи о гибели своего героя как несостоятельные и несуразные: «Неподвержен Тёркин смерти, коль войне не вышел срок». Здесь же Твардовский описывает Тёркина, с одной стороны, как литературного героя, который переживёт самого автора, с другой – как типичного и обычного русского человека, который изведал всё худое, терял родимый край, при этом не только не унывал, но и подбадривал остальных. Тяготы может пережить только тот, кому «нипочём труды и муки, горечь бедствий и потерь».
В этой главе, написанной в переломное время войны, Твардовский делает фамилию Тёркина говорящей. Это не просто тёрка, острое слово и шутка. Тёркин повторяет два девиза: «Не унывай» и «Перетерпим, перетрём». На этих двух китах народного характера покоится победа русского народа.
Ещё одна причина непобедимости Тёркина – его богатырская природа. Тёркин – богатырь не сказочный, а былинный. Это не фантастический герой, а человек, чьё призвание – защита родной Русской земли, которую он прошёл пешком. Твардовский перечисляет все черты такого бойца-богатыря, которые часто противоположны: простой, опасающийся в бою, но весёлый, твёрдый и гордый, серьёзный и потешный, ко всему привыкший, святой и грешный.
Определение «русский чудо-человек» не делает героя сказочным или волшебным. Наоборот, Твардовский каждого читателя превращает в своего героя и богатыря.
Несколько глав «От автора» и глава «О себе» посвящены автору, который не выпячивает себя, признавая первенство в поэме Тёркина. Автор – только земляк героя, впрочем, их судьбы похожи.
Поэма как энциклопедия жизни народа-освободителя изображает разные народные типы. Это командир, который, зайдя в отступлении домой, не спал ни с женой, ни один, а рубил дрова, стараясь ей помочь. Героями показаны спасшие Тёркина танкисты, которые потом, в другой главе, дарят Тёркину гармонь убитого командира, фольклорные дед и баба, сначала провожавшие отступающие войска, а потом встречавшие при наступлении.
Твардовский подчёркивает и выделяет подвиг русской женщины, находящейся в тылу. Она привечает не только своего мужа, но и его товарищей-бойцов, она провожает на войну сына или мужа, пишет ему письма и даже смиряет свой плохой характер, чтобы радовать мужа на фронте. Автор кланяется и «доброй женщине простой», и матери-солдатке, которая, воплощая всех матерей, получает награду за страдания в виде материального добра (лошадка с подводой, перина, домашняя утварь, коровка, овечка). Девчонки для героев – воспоминание о мирной жизни, которую все вынуждены были оставить. Быть рядом с девушкой, хороша она собой или нет, – награда для воина. Именно девушкам Тёркин стремится показать свою воображаемую медаль, именно безвестной санитарке, которая подарила ему шапку при перевязке, он обязан спасением.
Ни одной фамилии, кроме Тёркина, не упомянуто в поэме. И это неспроста, если герои – всякий и каждый. Немного также сказано о врагах. Они показаны как бы общим планом. Подробно прописан только немец, с которым Тёркин сражался врукопашную. В нём, как и в других немецких врагах, подчёркиваются сытость, холёность, размеренность и точность, забота о здоровье. Но эти, в общем, положительные качества вызывают омерзение и отвращение, как чесночный запах изо рта. Другие вскользь упомянутые немцы достойны только насмешек и жалости, но не страха или благоговения.
Героями поэмы становятся даже предметы – постоянные спутники солдата в войне: шинель, оду которой поёт Твардовский, гармонь и кисет, баня, вода и пища.
Художественное своеобразие
Изображая фольклорного добра молодца, Твардовский использует фольклорные сюжеты. В главе «Два солдата» улавливается сюжет сказки «Суп из топора». В главе «Солдат и Смерть» - сюжет сказки о солдате и чёрте. Твардовский использует пословицы и поговорки: лишь бы дети были здоровы, пушки к бою едут задом, делу время – час потехе. Кроме того, строки многих народных и авторских песен вошли в текст: «Три танкиста», «Москва майская», «По долинам и по взгорьям», «Походная песня» Пушкина .
Многие выражения поэмы стали афоризмами: «Бой идёт святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле», «Мне не надо, братцы, ордена», «У войны короткий путь, у любви – далёкий».
Почти в каждой главе трагическое и смешное перемежаются, как и лирические и эпические отрывки. Но несколько глав более смешные, чем грустные: «В бане», «О награде». Рассказ идёт то от имени автора, то от имени Тёркина, не меняется только точка зрения на войну, на своих и врагов.
Строфы, размер и рифмовка
Почти вся поэма написана разговорным четырёхстопным хореем, передающим шаг пехотинца. Находкой Твардовского стали строфы с разным количеством строк (от двух до десяти). Твардовский завершал строфу вместе с каждой отдельной мыслью. Рифмовка в пределах строфы разнообразная: неупорядоченно чередуется смежная и перекрёстная. Некоторые строки могут не иметь рифмы или рифмоваться по три строки.
Сами рифмы часто неточные, ассонансные или диссонансные. Всё это разнообразие рифмовок и строф служит одной цели – приблизить речь к разговорной, сделать стихи понятными и живыми. С этой же целью Твардовский отдаёт предпочтение простой бытовой лексике, просторечным выражениям и грамматическим конструкциям (использование предлога про вместо о). Он говорит просто даже о патетическом, речь его героя и автора подобны и просты.
К циклу послевоенных произведений Александра Твардовского принадлежит стихотворение «Признание», созданное в 1951 году. Русский поэт отошел от темы крестьянской жизни, от подвигов военных и в произведениях последних лет обратился к размышлениям о смысле жизни человеческой и творческой.
«Признание» – далеко не любовная лирика, – это стихотворная попытка самопознания, обрамленная пейзажными зарисовками. Чувствуется в строках сожаление автора об ушедших молодых годах и горечь от осознания краткости жизни.
В первой фразе «Признания» читается противоречие: «Я не пишу…». За вводной репликой следует череда картин природы, написанных кратко и выразительно. Автор якобы не пишет о скоротечности существования, слабости и увядании, меркнущей красоте, выцветании, об улетающих птицах, закатах, болезнях и утратах. Однако, 6 четверостиший уже написаны и Твардовскому ничего не остается, кроме как признаться в том, что все-таки сочиняет он об этом, думает и живет этим. В последнем стихе упоминается ощущаемая поэтом на закате жизни молодость.
Твардовский без использования дополнительных метафор, с помощью ярких эпитетов передает читателю восторженность от красоты природы. «Рябиновый закат» моментально рисует в воображении живописную пламенеющую красками картину. Упоминает поэт и про дождик, который приносит аромат сена; про распустившийся из почки слабенький листочек; прогулку по скошенному сену и щебетание маленьких цыплят.
Поэтические иллюстрации отрывистые, нежные, ностальгические… Описание внутренней жизни автора выражено в смелом признании о пришедшей молодости. «Помолодел» – признается он нам, забывая о слетевшем пухе с отцветших деревьев, о «малом сроке» весеннего обновления и об увядших некогда пышных ветвях сирени; юность вовсе не отходит, скорее, наоборот, – овладевает душой с новыми силами. Стихотворение, таким образом, хоть и наполнено некими мрачными символами, в итоге преобразуется в произведение бодрое, рассветное, юное и цветущее.
«Вся суть в одном-единственном завете...» Твардовский
Анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.
Среди так называемых «вечных» тем, к которым все они явно в зрелом возрасте тяготели, — тема поэта и поэзии. Ниша вроде бы хорошо освоенная, но только не Твардовским. Долгое время он отвергал самую попытку создания произведений об искусстве («это почти наверняка мертвое дело»), отдавая безусловное предпочтение «существенной объективной теме». В 30—40-е годы (за вычетом нескольких строф из «Василия Теркина») в качестве особой, итоговой, лирической проблема поэтического призвания была для него сомнительна. Судя по стихам и особенно по дневникам, А. Твардовский устойчиво завидовал людям, занятым насущной, очевидной работой: пахарям, печникам, рядовым бойцам, — и уж тем более не приходило ему в голову кичиться своей необычной деятельностью. И лишь с середины 1950-х тема поэта и поэзии впервые получает у него законные права (стихотворения «Ни ночи нету мне, ни дня...», «He много надобно труда...», «Моим критикам», «Собратьям по перу» и др.).
В том же ряду и написанная в 1958 году миниатюра «Вся суть в одном-единственном завете... ». Впрочем, тема ее шире, чем чисто литературная. Твардовский отстаивает право на высказывание, собственную точку зрения не обязательно писателя, но любого человека как личности. Отсюда — столь необычное для его творчества настойчивое повторение местоимения «я» (6 раз на 12 строк), причем в самых ключевых позициях стиха — в начале и в конце, т. е. там, куда стягиваются обычно логические ударения.
Лирический герой настаивает на индивидуальной неповторимости, выношенности, выстраданности своего видения и понимания жизни. Ни одну истину он не склонен принимать теперь слепо, любую идею считает необходимым обдумать и проверить, даже открыть заново, непременно соотнося ее с личным опытом. И говорит обо всем этом автор стихотворения уверенно, убежденно.
Вот отчего стихотворение строится как монолог и как декларация — с преобладанием здесь риторического стиля. Твардовский скуп в традиционных средствах создания поэтического образа.
Ho тем не менее стихотворение звучит весьма выразительно прежде всего за счет ритмико-синтаксической организации.
Заметьте, что повторы не везде у поэта буквальные, подчас усиление достигается несколько иначе: например, «Я никогда бы ни за что не мог». Активно используются и ритмические ресурсы: в пятистопном ямбе регулярная внутристиховая пауза приходится на вторую стопу, что позволяет поэту дополнительно подчеркнуть отдельные важные для него слова: «Сказать хочу. // И так, как я хочу».
Повторы в напевной лирике встречаются обычно чаще, чем в программных выступлениях. Ho если там они, как правило, идут подряд, дабы завораживать читателя-слушателя, внушать ему некое настроение (взять хотя бы фетовское: «Это утро, радость эта, // Эта мощь и дня и света, // Этот синий свод...»), то в произведениях, подобных разбираемому, выполняя роль своеобразного курсива, они обычно рассредоточены и конструктивны.
Впрочем, скрепляют стихотворение не одни повторы. Задействовано поэтом и прямо противоположное вроде бы средство — антитеза.
Они оказываются следствием внутренней полемичности выступления. Автор не просто утверждает — он доказывает вероятным оппонентам, а, может быть, и самому себе мысль о собственной человеческой и творческой уникальности.
В устах поэта естественны для такого повода художественного высказывания ораторские интонации. И все же стиль не однотонен. Категоричность, патетика несколько снижаются малозаметными, но почти неизбежными для Твардовского просторечиями («пусть себе он бог. А я лишь смертный»; «при жизни хлопочу»). Это позволяет установить более доверительный контакт с читателем. Поэт не напускает на себя ложную многозначительность, в его поздней лирике мы находим простые истины, но истины добытые и пережитые лично как открытия.
В этом отношении особенно значима дальняя перекличка анализируемого стихотворения с более поздним в творческом наследии Твардовского — «К обидам горьким собственной персоны...» (1968). Получается, что кольцо — не просто один из видов синтаксического повтора, прием усиления («Я это знаю лучше всех на свете — Живых и мертвых, — знаю только я») — два названных текста тоже образуют как бы смысловое кольцо в составе поздней лирики поэта, подчеркивая устойчивость его заветных убеждений.
Долгий, богатый событиями и впечатлениями жизненный путь дает Твардовскому право говорить по-своему и о своем, которое лирик-реалист воспринимает как ответственность. «Талант — это обязанность», — считал А. Твардовский. Подобным импульсом заряжены многие литературные произведения периода «оттепели» («Середина века» В. Луговекого, «Я отвечаю за всё» Ю. Германа, повести В. Тендрякова и др.), когда люди освобождались от психологии «винтиков» государственной машины, от самозабвенного поклонения недавним кумирам. И Твардовский был тогда одним из наиболее чутких и последовательных выразителей новых настроений и идей — причем не только в поэме «За далью — даль», но и в книге «Из лирики этих лет».
Автор не может передоверить собственную задачу, как сказано в миниатюре «Вся суть в одном-единственном завете...», «даже Льву Толстому». Вечные темы воспринимаются теперь Твардовским как темы личные, конкретные и современные, которые остаются, по его диалектичной формуле, «неизменно актуальными». He допуская ни поэтической конъюнктурщины, ни «лирической академичности», в своих поздних стихах он обращается к проблемам самым существенным и самым животрепещущим. Поэт не впадает ни в экзальтацию, ни в рассудочность, он благородно сдержан. Крайности, противоположности в книге «Из лирики этих лет» не взаимоуничтожаются, но снимаются, взаимодействуют, воплощаются в синтезе.
"Книга про бойца" ("Василий Теркин") Александра Твардовского стала народной книгой во время войны, потому что ее автору удалось рассказать о войне устами солдата, на котором всегда держались и будут держаться величие России и ее свобода. Даже такой сверхстрогий ценитель, как И. А. Бунин, откровенно враждебно относившийся к советской литературе, восхищался "Теркиным" и талантом его автора. Особенности военного времени определили художественное своеобразие поэмы: она состоит из отдельных глав, сюжетно не связанных между собой ("На войне сюжета нету", - говорит автор), каждая из которых повествует о каком-то эпизоде из боевой жизни главного героя. Такая композиция произведения вызвана еще и тем, что оно печаталось во фронтовых газетах, на отдельных листовках, и читатель не имел возможности следить за сюжетом - кто его знает, попадет ли к нему "продолжение" истории Тёркина, ведь война есть война, тут загадывать нельзя...
Анализ главы "Переправа"
В главе "Переправа" Твардовский определяет отличие этой войны от всех предыдущих: "Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле". В этих словах выражается авторская позиция, авторская оценка происходящего, определяющая и его взгляд на события и героев, и его отношение к ним. Подвиг Тёркина, описанный в этой главе, стал составной частью общего подвига "ребят", выполнивших свое задание ценой потерь: "Этой ночи след кровавый В море вынесла волна". "Вцепившийся" в правый берег "первый взвод" не оставлен на произвол судьбы, о нем помнят и переживают, ощущая свою вину: "Словно в чем-то виноваты, Кто на левом берегу". И в этот драматический момент, когда судьба оставшихся на чужом берегу бойцов неизвестна, появляется Тёркин, переплывший зимнюю реку ("Да, вода.. Помыслить страшно. Даже рыбам холодна") для того, чтобы сообщить "Взвод на правом берегу Жив-здоров назло врагу!". После того, как он сообщает о готовности первого взвода "переправу обеспечить", Теркин возвращается к боевым товарищам, снова подвергая себя смертельной опасности, потому что товарищи его ждут - и он должен вернуться.
Анализ главы "Два солдата"
Глава "Два солдата" в юмористическом духе показывает связь поколений, на которой держится боевой дух армии. Теркин, солдат войны нынешней, и "дед-хозяин", отвоевавший свое, отдавший свой долг отечеству, быстро находят общий язык, и происходит это не только потому, что Тёркин легко и просто решает все "хозяйственные проблемы", а потому, что оба они - защитники Родины, и их разговор - "разговор... солдатский". Этот полушутливый разговор, в котором каждый из собеседников норовит "подколоть" другого, на самом деле касается очень важной темы - исхода нынешней войны, самого главного вопроса, который только может волновать сейчас любого русского человека: "Отвечай: побьём мы немца Или, может, не побьем?". Его, вопрос этот, задаёт Тёркину старый солдат, и ответ Теркина, данный им тогда, когда солдат, готовясь уходить, был уже "у самой двери", короток и точен: "Побьём, отец...". Здесь автор замечательно использует знаки препинания: троеточие в конце предложения лишает этот ответ "казённого патриотизма", оно показывает, что Теркин знает, сколь трудным будет путь к победе, но и уверен также, что победа обязательно наступит, что русский солдат сумеет ее добиться. От такой интонации раздумья и уверенности одновременно слова героя приобретают особое значение, становятся особенно весомыми. Автор заканчивает явно юмористическую главу (одно предложение Тёркина "помочь" старухе жарить сало чего стоит!) серьезными, выстраданными словами героя, которые доходят до сердца читателя и становятся его собственным убеждением в победе.
Анализ главы "Поединок"
Глава "Поединок" имеет в поэме "Василий Теркин" особое значение, потому что в ней автор показывает рукопашный бой, схватку Тёркина один на один с немцем, который "был силен и ловок, Ладно скроен, крепко сшит", но в этой схватке как бы в обобщенных, но индивидуальных образах сошлись Россия и Германия, их армии: "Как на древнем поле боя, Грудь на грудь, что щит на щит, - Вместо тысяч бьются двое, Словно схватка всё решит". Получается, что от исхода этого поединка Василия Тёркина зависит исход всей войны, и герой это понимает, он отдаёт этой схватке все силы, он готов умереть, но только вместе с врагом. Описание поединка местами как бы носит былинный характер, местами - натуралистический, но герой знает, что его моральное превосходство над врагом ("Человек ты? Нет. Подлец!", - говорит Тёркин о немце и доказывает это, описывая "подвиги" этого вояки) должно ему помочь, он ощущает могучую поддержку всей страны, всего народа: "Бьется насмерть парень бравый. Так что дым стоит сырой, Словно вся страна-держава Видит Теркина: - Герой!" Твардовский показывает, что истоки мужества и героизма русского солдата кроются именно в этом - в ощущении и понимании своего единства с народом, в осознании себя как части народа, что делает невозможным отступление в бою, каким бы трудным этот бой ни был.
Анализ главы "Кто стрелял?"
Глава "Кто стрелял?" начинается с описания пейзажа, "вечера дивного", который принадлежит не войне, а мирной жизни, и этот вечер "растревожил" солдат, привыкших к войне и сейчас как бы вернувшихся в ту мирную жизнь, ради которой они воюют. Они как бы переносятся в эту мирную жизнь, но "со страшным ревом" появляется немецкий самолет, который несет с собой смерть, и картины мирной жизни отступают перед страхом смерти: "Вот сейчас тебе и крышка, Вот тебя уже и нет". Однако автор, понимая причины этого страха, все же не может согласиться с тем, что русскому солдату пристало бояться смерти: "Нет, товарищ, зло и гордо, Как закон велит бойцу, Смерть встречай лицом к лицу...". И на его слова откликается один из солдат, который "бьет с колена Из винтовки в самолет", и этот "бой неравный, бой короткий" заканчивается тем, что немецкий самолет "штопором" врезается в землю! Великолепна деталь: "Сам стрелок глядит с испугом: Что наделал невзначай"! Глава заканчивается словами Теркина, обращенными к сержанту, сказавшему, что "парню счастье, Глядь - и орден, как с куста": "- Не горюй, у немца этот - Не последний самолет...", и юмор автора помогает избежать ненужных рассуждений о героизме, о подвиге, который и в самом деле совершил Тёркин, причем автор показывает, что подвиг героя не в том, что он сбил самолёт (это как раз и могло быть случайностью), а в том, что он сумел преодолеть свой страх, бросить вызов смерти и победить ее.
Анализ главы "Смерть и воин"
Одна из самых психологически глубоких глав поэмы "Василий Теркин" Твардовского - глава "Смерть и воин", в которой автор показывает героя в едва ли не самый трудный момент его жизни: Тёркин тяжело ранен, он бредит, и в этом бреду к нему приходит Смерть, с которой он разговаривает и которая убеждает его, чтобы он сам отказался от жизни: "Нужен знак один согласья, Что устал беречь ты жизнь, Что о смертном молишь часе…". Полная капитуляция героя - если он сам станет просить Смерть "забрать" его, поэтому она уговаривает его отказаться от борьбы за жизнь, объясняя, что может так статься, что его подберут, и "пожалеешь, что не умер Здесь, на месте, без хлопот..." Ослабевший герой вроде бы и сдаётся на уговоры Смерти ("‘И со Смертью Человеку Спорить стало выше сил"), однако он хочет выторговать у нее хотя бы один день "погулять среди живых", но она отказывает ему в этом. Этот отказ воспринимается героем как знак того, что он должен продолжать бороться за жизнь: " - Так пошла ты прочь, Косая, Я солдат ещё живой". Эти слова героя не были восприняты Смертью всерьез, она была уверена, что никуда он от неё не денется, она даже готова пойти следом за бойцами из похоронной команды, которые стали санитарами и доставляют раненого в санбат. Разговоры солдат - полуживого и тех, кто спасает его ("Берегут, несут с опаской"), отдавая ему свои рукавицы и тепло своих душ, заставили Смерть "впервые" подумать о том, что она не всемогуща, что ее сила должна отступить и отступает перед силой людских душ, перед силой солдатского братства, поэтому ей приходится "нехотя" давать "отсрочку" раненому, которого из ее рук вырывают такие же простые солдаты, как и он сам. В этой главе произведения Твардовского "Василий Теркин", анализ которого мы провели, автор сумел показать непоколебимую силу солдата, который никогда не будет одинок и всегда может рассчитывать на помощь и поддержку товарищей по оружию, по общей борьбе за свободу Родины.
В годы войны Твардовским были написаны такие шедевры лирики, как «Две строчки» (1943), «Война - жесточе нету слова...» (1944), «В поле, ручьями изрытом...» (1945), «Перед войной, как будто в знак беды...» (1945) и др., которые впервые были опубликованы в январском номере журнала «Знамя» за 1946 год. Как точно заметил в связи с этой публикацией критик А. Макаров: «Облик войны предстает в них более сложным и суровым, мы бы сказали, более реалистическим, а сам поэт раскрывает перед читателем новые стороны своей гуманной души».
В этих стихах глубоко проникновенно и с большой впечатляющей силой обнажается трагическое лицо войны.
Такова небольшая на первый взгляд стихотворная зарисовка «Две строчки», пронизанная горькими воспоминаниями о предшествовавшей Великой Отечественной войне непродолжительной, но обернувшейся немалыми бессмысленными жертвами финской зимней кампании 1940 года:
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал,
Да лед за полу придержал...
И здесь это воспоминание, описание, почти дневниковая запись обрывается многоточием. А после невольной паузы переходит в глубоко лирическое размышление, острое переживание, вызванное двумя полустертыми строчками в записной книжке сорокового года:
Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу, -
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Эти вроде бы простые и непритязательные стихи отмечены глубиной исповедаль- ности, личного авторского чувства и самораскрытия.
И вместе с тем они исполнены пронзительной боли за каждую так слепо и беспощадно оборванную человеческую жизнь. Жестокая память о войне и предвоенных испытаниях несет в лирике Твардовского мощный заряд трагического гуманизма. Это качество отчетливо проявилось в одном из лучших стихотворений цикла «Стихи из записной книжки» (1941-1945):
Перед войной, как будто в знак беды,
Чтоб легче не была, явившись в новости,
Морозами неслыханной суровости
Пожгло и уничтожило сады.
На первый взгляд речь идет прежде всего о природе. Причем сразу впечатляет сила изобразительности («...Торчащие по-зимнему, по-черному // Деревья, что не ожили весной»), личностный характер переживания («И тяжко было сердцу удрученному...»). Важно, однако, подчеркнуть глубину и силу художественного обобщения, философско- поэтической концепции, когда за непосредственно изображаемым и переживаемым встает нечто большее. На это наталкивают весь ход развития мысли-переживания и конечно же заключительная строфа, а также особо выделенная последняя строка стихотворения:
Прошли года. Деревья умерщвленные С нежданной силой ожили опять,
Живые ветки вы дали, зеленые...
Прошла война. А ты все плачешь, мать.
На протяжении всего стихотворения развертываются непростые ассоциативные связи социально-исторических и природных явлений. За погибшими деревьями видятся иные жертвы - военные, и не только...
Они, деревья, не просто вымерзли: их «пожгло и уничтожило» (второе слово появилось только в издании 1954 года), их - а ведь они «избранные, лучшие» - постиг «гибельный удар», деревья были «умерщвлены», и это было «перед войной», о чем говорится в начале стихотворения, и это - «знак беды». Трагические ассоциации и контраст сфокусированы в последней строфе, где противопоставлен вечное обновление природы и невосстановимость людских потерь - все, чего лишилась родина-мать.
Творчество Твардовского первых послевоенных лет пронизано тем особым чувством, состоянием души, которое поэт в одном из стихотворений назвал «жестокой памятью». Подвиг народа, простого солдата раскрывается с особым драматизмом и силой личностного сопереживания, ощущения себя на месте каждого из павших.
«Стихи эти, - отмечал сам автор, - продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны и в послевоенные годы более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное чувство как бы себя в них, а их в себе, - так приблизительно можно определить эту мысль и чувство».
Эти слова сказаны Твардовским по поводу стихотворения «Я убит подо Ржевом» (1945-1946), написанного от первого лица:
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна ни покрышки.
Условная форма - монолог павшего воина - избрана поэтом не случайно:
«Форма первого лица в “Я убит подо Ржевом” показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших “ради жизни на земле”».
Горький и жестокий мотив воспоминания о полегших на поле брани разрешается обновленным чувством безграничной любви к жизни, за которую погиб солдат.
