Не сестра месяца из темного болота
В жемчуге кокошник в небо запрокинула, -
Ой, как выходила Марфа за ворота,
Письменище черное из дулейки вынула.
Раскололся зыками колокол на вече,
Замахали кружевом полотнища зорние;
Услыхали ангелы голос человечий,
Отворили наскоро окна-ставни горние.
Заходила буйница выхвали старинной,
Бороды, как молнии, выпячили грозно:
«Что нам Московия, - как поставник блинный!
Там бояр-те жены хлыстают загозно!»
Марфа на крылечко праву ножку кинула,
Левой помахала каблучком сафьяновым.
«Быть так, - кротко молвила, черны брови
сдвинула -
Не ручьи - брызгатели выцветням росяновым…»
Не чернец беседует с господом в затворе
Царь московский антихриста вызывает:
«Ой, Виельзевуле, горе мое, горе,
Новгород мне вольный ног не лобызает!»
Вылез из запечья сатана гадюкой,
В пучеглазых бельмах исчаведье ада.
«Побожися душу выдать мне порукой,
Иначе не будет с Новгородом слада!»
Вынул он бумаги - облака клок,
Дал ему перо - от молнии стрелу.
Чиркнул царь кинжалищем локоток,
Расчеркнулся и зажал руку в полу.
Зарычит антихрист земным гудом:
«А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет!
Как пойдет на Москву заморский Иуда,
Тут тебе с Новгородом и сладу нет!»
«А откуль гроза, когда ветер шумит?» -
Задает ему царь хитрой спрос.
Говорит сатана зыком черных згит:
«Этот ответ с собой ветер унес…»
На соборах Кремля колокола заплакали,
Собирались стрельцы из дальних слобод;
Кони ржали, сабли звякали,
Глас приказный чинно слухал народ.
Закраснели хоругви, образа засверкали,
Царь пожаловал бочку с вином.
Бабы подолами слезы утирали, -
Кто-то воротится невредим в дом?
Пошли стрельцы, запылили по полю:
«Берегись ты теперь, гордый Новоград!»
Пики тенькали, кони топали, -
Никто не пожалел и не обернулся назад.
Возговорит царь жене своей:
«А и будет пир на красной браге!
Послал я сватать неучтивых семей,
Всем подушки голов растелю в овраге».
«Государь ты мой, - шомонит жена, -
Моему ль уму судить суд тебе!..
Тебе власть дана, тебе воля дана,
Ты челом лишь бьешь одноей судьбе…»
В зарукавнике Марфа богу молилась,
Рукавом горючи слезы утирала;
За окошко она наклонилась,
Голубей к себе на колени сзывала.
«Уж вы, голуби, слуги боговы,
Солетайте-ко в райский терем,
Вертайтесь в земное логово,
Стучитесь к новоградским дверям!»
Приносили голуби от бога письмо,
Золотыми письменами рубленное;
Села Марфа за расшитою тесьмой:
«Уж ты, счастье ль мое загубленное!»
И писал господь своей верной рабе:
«Не гони метлой тучу вихристу;
Как московский царь на кровавой гульбе
Продал душу свою антихристу…»
А и минуло теперь четыреста лет.
Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,
Исполнить святой Марфин завет:
Заглушить удалью московский шум?
А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,
Отошлем дикомытя с потребою царю:
Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,
Чтоб не застил он новоградскую зарю.
Ты шуми, певунный Волохов, шуми,
Разбуди Садко с Буслаем на-торгаш!
Выше, выше, вихорь, тучи подыми!
Ой ты, Новгород, родимый наш!
Как по быльнице тропинка пролегла;
А пойдемте стольный Киев звать!
Ой ли вы, с Кремля колокола,
А пора небось и честь вам знать!
Пропоем мы богу с ветрами тропарь,
Вспеним белую попончу,
Загудит нам с веча колокол, как встарь,
Тут я, ребята, и покончу.
Не сестра месяца из темного болота
В жемчуге кокошник в небо запрокинула,-
Ой, как выходила Марфа за ворота,
Письменище черное из дулейки вынула.
Раскололся зыками колокол на вече,
Замахали кружевом полотнища зорние;
Услыхали ангелы голос человечий,
Отворили наскоро окна ставни горние.
Заходила буйница выхвали старинной,
Бороды, как молнии, выпячили грозно:
«Что нам Московия – как поставник блинный!
Там бояр те жены хлыстают загозно!»
Марфа на крылечко праву ножку кинула,
Левой помахала каблучком сафьяновым.
«Быть так, – кротко молвила, черны брови сдвинула,-
Не ручьи – брызгатели выцветням росяновым...»
Не чернец беседует с Господом в затворе –
Царь московский антихриста вызывает:
«Ой, Виельзевуле, горе мое, горе,
Новгород мне вольный ног не лобызает!»
Вылез из запечья сатана гадюкой,
В пучеглазых бельмах исчаведье ада.
«Побожися душу выдать мне порукой,
Иначе не будет с Новгородом слада!»
Вынул он бумаги – облака клок,
Дал ему перо – от молнии стрелу.
Чиркнул царь кинжалищем локоток,
Расчеркнулся и зажал руку в полу.
Зарычит антихрист зёмным гудом:
«А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет!
Как пойдет на Москву заморский Иуда,
Тут тебе с Новгородом и сладу нет!»
«А откуль гроза, когда ветер шумит?» –
Задает ему царь хитро́й спрос.
Говорит сатана зыком черных згит:
«Этот ответ с собой ветер унес...»
На соборах Кремля колокола заплакали,
Собирались стрельцы из дальных слобод;
Кони ржали, сабли звякали,
Глас приказный чинно слухал народ.
Закраснели хоругви, образа засверкали,
Царь пожаловал бочку с вином.
Бабы подолами слезы утирали,-
Кто то воротится невредим в дом?
Пошли стрельцы, запылили по́ полю:
«Берегись ты теперь, гордый Новоград!»
Пики тенькали, кони топали,-
Никто не пожалел и не обернулся назад.
Возгово́рит царь жене своей:
«А и будет пир на красной браге!
Послал я сватать неучтивых семей,
Всем подушки голов расстелю в овраге».
«Государь ты мой, – шомонит жена,-
Моему ль уму судить суд тебе!..
Тебе власть дана, тебе воля дана,
Ты челом лишь бьешь одноей судьбе...»
В зарукавнике Марфа Богу молилась,
Рукавом горючи слезы утирала;
За окошко она наклонилась,
Голубей к себе на колени сзывала.
«Уж вы, голуби, слуги Боговы,
Солетайте ко в райский терем,
Вертайтесь в земное логово,
Стучитесь к новоградским дверям!»
Приносили голуби от Бога письмо,
Золотыми письменами рубленное;
Села Марфа за расшитою тесьмой:
«Уж ты, счастье ль мое загубленное!»
И писал Господь своей верной рабе:
«Не гони метлой тучу вихристу;
Как московский царь на кровавой гульбе
Продал душу свою антихристу...»
А и минуло теперь четыреста лет.
Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,
Исполнить святой Марфин завет:
Заглушить удалью московский шум?
А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,
Отошлем дикомытя с потребою царю:
Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,
Чтоб не застил он новоградскую зарю.
Ты шуми, певунный Волохов, шуми,
Разбуди Садко с Буслаем на торгаш!
Выше, выше, вихорь, тучи подыми!
Ой ты, Новгород, родимый наш!
Как по быльнице тропинка пролегла;
А пойдемте стольный Киев звать!
Ой ли вы, с Кремля колокола,
А пора небось и честь вам знать!
Пропоем мы Богу с ветрами тропарь,
Вспеним белую попончу,
Загудит наш с веча колокол, как встарь,
Тут я, ребята, и покончу.
1 Не сестра месяца из тёмного болота В жемчуге кокошник в небо запрокинула, - Ой, как выходила Марфа за ворота, Письменище чёрное из дулейки вынула. Раскололся зыками колокол на вече, Замахали кружевом полотнища зорние; Услыхали ангелы голос человечий, Отворили наскоро окна-ставни горние. ВозговОрит Марфа голосом серебряно: «Ой ли, внуки Васькины, правнуки Микулы! Грамотой московскою извольно повелено Выгомонить вольницы бражные загулы!» Заходила буйница выхвали старинной, Бороды, как молнии, выпячили грозно: «Что нам Московия - как поставник блинный! Там бояр-те жёны хлыстают загозно!» Марфа на крылечко праву ножку кинула, Левой помахала каблучком сафьяновым. «Быть так, - кротко молвила, чёрны брови сдвинула, - Не ручьи - брызгатели выцветням росяновым…» 2 Не чернец беседует с Господом в затворе - Царь московский антихриста вызывает: «Ой, Виельзевуле, горе моё, горе Новгород мне вольный ног не лобызает!» Вылез из запечья сатана гадюкой, В пучеглазых бельмах исчаведье ада. «Побожися душу выдать мне порукой, Иначе не будет с Новгородом слада!» Вынул он бумаги - облака клок, Дал ему перо - от молнии стрелу. Чиркнул царь кинжалищем локоток, Расчеркнулся и зажал руку в полу. Зарычит антихрист зёмным гудом: «А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет! Как пойдёт на Москву заморский Иуда, Тут тебе с Новгородом и сладу нет!» «А откуль гроза, когда ветер шумит?» - Задает ему царь хитрОй спрос. Говорит сатана зыком чёрных згит: «Этот ответ с собой ветер унёс…» 3 На соборах Кремля колокола заплакали, Собирались стрельцы из дальных слобод; Кони ржали, сабли звякали, Глас приказный чинно слухал народ. Закраснели хоругви, образа засверкали, Царь пожаловал бочку с вином. Бабы подолами слёзы утирали, - Кто-то воротится невредим в дом? Пошли стрельцы, запылили пО полю: «Берегись ты теперь, гордый Новоград!» Пики тенькали, кони топали, - Никто не пожалел и не обернулся назад. ВозговОрит царь жене своей: «А и будет пир на красной браге! Послал я сватать неучтивых семей, Всем подушки голов расстелю в овраге». «Государь ты мой, - шомонит жена, - Моему ль уму судить суд тебе!.. Тебе власть дана, тебе воля дана, Ты челом лишь бьёшь одноей судьбе…» 4 В зарукавнике Марфа Богу молилась, Рукавом горючи слёзы утирала; За окошко она наклонилась, Голубей к себе на колени сзывала. «Уж вы, голуби, слуги Боговы, Солетайте-ко в райский терем, Вертайтесь в земное логово, Стучитесь к новоградским дверям!» Приносили голуби от Бога письмо, Золотыми письменами рубленное; Села Марфа за расшитою тесьмой: «Уж ты, счастье ль моё загубленное!» И писал Господь своей верной рабе: «Не гони метлой тучу вихристу; Как московский царь на кровавой гульбе Продал душу свою антихристу…» 5 А и минуло теперь четыреста лет. Не пора ли нам, ребята, взяться за ум, Исполнить святой Марфин завет: Заглушить удалью московский шум? А пойдёмте, бойцы, ловить кречетов, Отошлём дикомытя с потребою царю: Чтобы дал нам царь ответ в сечи той, Чтоб не застил он новоградскую зарю. Ты шуми, певунный Волохов, шуми, Разбуди Садко с Буслаем на-торгаш! Выше, выше, вихорь, тучи подыми! Ой ты, Новгород, родимый наш! Как по быльнице тропинка пролегла; А пойдёмте стольный Киев звать! Ой ли вы, с Кремля колокола, А пора небось и честь вам знать! Пропоём мы Богу с ветрами тропарь, Вспеним белую попончу, Загудит наш с веча колокол, как встарь, Тут я, ребята, и покончу.
Сентябрь 1914
Под именем Марфы Посадницы в русскую историю (а впоследствии и в литературу) вошла вдова новгородского посадника И. А. Борецкого, выступившая в 1471 г. во главе части новгородских бояр против Ивана III Васильевича, великого князя Московского. Политика Ивана III, стремившегося объединить под своей эгидой русские земли в единое целое, привела в 1478 г. к падению «Господина Вольного Новгорода» и вхождению его в состав Русского государства. Марфа Борецкая была выслана в Москву (по другим сведениям, в Нижний Новгород).
Внуки Васькины
- имеется в виду Василий Буслаев, один из героев новгородских былин.
Правнуки Микулы
- речь идёт о былинном богатыре Микуле Селяниновиче.
Дулейка
(дулетка) - род верхней женской одежды; безрукавка с ватной подкладкой и накладными украшениями.
Извольно
- своевольно, своенравно.
Поставник
- шкаф, ящик.
Дикомыть
- ловчая птица, выученная своему ремеслу уже после того, как она сменила оперение.
Ушук
- шорох, шуршание.
1 Не сестра месяца из тёмного болота В жемчуге кокошник в небо запрокинула, - Ой, как выходила Марфа за ворота, Письменище чёрное из дулейки вынула. Раскололся зыками колокол на вече, Замахали кружевом полотнища зорние; Услыхали ангелы голос человечий, Отворили наскоро окна-ставни горние. Возгово́рит Марфа голосом серебряно: «Ой ли, внуки Васькины, правнуки Микулы! Грамотой московскою извольно повелено Выгомонить вольницы бражные загулы!» Заходила буйница выхвали старинной, Бороды, как молнии, выпячили грозно: «Что нам Московия - как поставник блинный! Там бояр-те жены хлыстают загозно!» Марфа на крылечко праву ножку кинула, Левой помахала каблучком сафьяновым. «Быть так,- кротко молвила, чёрны брови сдвинула,- Не ручьи - брызгатели выцветням росяновым...» 2 Не чернец беседует с Господом в затворе - Царь московский антихриста вызывает: «Ой, Виельзевуле, горе мое, горе, Новгород мне вольный ног не лобызает!» Вылез из запечья сатана гадюкой, В пучеглазых бельмах исчаведье ада. «Побожися душу выдать мне порукой, Иначе не будет с Новгородом слада!» Вынул он бумаги - облака клок, Дал ему перо - от молнии стрелу. Чиркнул царь кинжалищем локоток, Расчеркнулся и зажал руку в полу. Зарычит антихрист зёмным гудом: «А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет! Как пойдёт на Москву заморский Иуда, Тут тебе с Новгородом и сладу нет!» «А откуль гроза, когда ветер шумит?» - Задаёт ему царь хитро́й спрос. Говорит сатана зыком чёрных згит: «Этот ответ с собой ветер унёс...» 3 На соборах Кремля колокола заплакали, Собирались стрельцы из дальных слобод; Кони ржали, сабли звякали, Глас приказный чинно слухал народ. Закраснели хоругви, образа засверкали, Царь пожаловал бочку с вином. Бабы подолами слёзы утирали,- Кто-то воротится невредим в дом? Пошли стрельцы, запылили по полю: «Берегись ты теперь, гордый Новоград!» Пики тенькали, кони топали,- Никто не пожалел и не обернулся назад. Возгово́рит царь жене своей: «А и будет пир на красной браге! Послал я сватать неучтивых семей, Всем подушки голов расстелю в овраге». «Государь ты мой,- шомонит жена,- Моему ль уму судить суд тебе!.. Тебе власть дана, тебе воля дана, Ты челом лишь бьёшь одноей судьбе...» 4 В зарукавнике Марфа Богу молилась, Рукавом горючи слёзы утирала; За окошко она наклонилась, Голубей к себе на колени сзывала. «Уж вы, голуби, слуги Боговы, Солетайте-ко в райский терем, Вертайтесь в земное логово, Стучитесь к новоградским дверям!» Приносили голуби от Бога письмо, Золотыми письменами рубленное; Села Марфа за расшитою тесьмой: «Уж ты, счастье ль моё загубленное!» И писал Господь своей верной рабе: «Не гони метлой тучу вихристу; Как московский царь на кровавой гульбе Продал душу свою антихристу...» 5 А и минуло теперь четыреста лет. Не пора ли нам, ребята, взяться за ум, Исполнить святой Марфин завет: Заглушить удалью московский шум? А пойдёмте, бойцы, ловить кречетов, Отошлём дикомытя с потребою царю: Чтобы дал нам царь ответ в сечи той, Чтоб не застил он новоградскую зарю. Ты шуми, певунный Волохов, шуми, Разбуди Садко с Буслаем на-торгаш! Выше, выше, вихорь, тучи подыми! Ой ты, Новгород, родимый наш! Как по быльнице тропинка пролегла; А пойдёмте стольный Киев звать! Ой ли вы, с Кремля колокола, А пора небось и честь вам знать! Пропоём мы Богу с ветрами тропарь, Вспеним белую попончу, Загудит наш с веча колокол, как встарь, Тут я, ребята, и покончу.
