Основоположники акмеизма в литературе. Русский акмеизм как литературное направление — основные черты и представители. И человек, бесчисленный, как звезды

Сегодня христианский мир невероятно многообразен. Существует большое число разных взглядов, мнений и воззрений, которое может сбить с толку новообращенного. Кто-то ценит такое многообразие и даже гордится им, кто-то замыкается, пытаясь дистанцироваться от разношерстного христианства. Кто-то считает такое многообразие преимуществом, а наличие разных взглядов — образованностью.

Множество христианских учебных заведений гордится тем, что не держится какого-то конкретного учения, а культивирует обширность взглядов, как бы не навязывая студентам одну точку зрения, а предлагая выбор из множества вариантов. Так или иначе такое многообразие ударяет по достоверности Библии. Приверженность одному учению считается узколобостью или сектантством. Кто-то вину за такую раздробленность в христианстве возлагает на саму Библию, что якобы она изначально написана в таком стиле, что тексты можно понимать и так и эдак, и поэтому, чтобы верно понимать эти истины, надо иметь что-то еще кроме Библии — традицию, братство, предания, собственную опытность, внебиблейские откровения, и т. д.

Еще одна трудность заключается в том, что ранее, в период гонений о каком-то диалоге с миром или о каком-то принятии миром не могло идти и речи. Граница между верующими и неверующими была очевидна. Сейчас же церковь, стремясь создать для себя хорошую репутацию боится показаться узколобой или устаревшей, и пытается идти на диалог с миром. Чтобы не выглядеть фанатиками некоторые библейские истины либо просто умалчиваются, либо начинают подвергаться сомнениям. И эта тенденция только набирает обороты.

Как же нам удержаться среди всего этого разнообразия? Как подкрепить свою уверенность в достоверность Библейских текстов? Как не быть «младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения»?

Самоподтверждение

Как я уже говорил выше, Библия часто становится объектом разного рода обвинений. Ее обвиняют в неисторичности, непоследовательности, неточности. Кто-то частично или же полностью подвергает сомнению божественность ее авторства.

Когда люди позволяют себе такое отношение к Божьему Слову то, как правило, их мало волнует, что сама Библия говорит о себе и о своем происхождении. С одной стороны их можно понять, ведь если они изначально не доверяют Библии, то мало вероятности, что они поверят тем ее текстам, в которых говорится о ее божественном авторстве. Но постойте! Ведь ни для кого не секрет, что когда какого-либо человека задерживают с подозрением в совершении преступления, первое, что должны сделать следователи безотлагательно, так это допросить самого обвиняемого! Эти принципы однозначно изложены в нашем законодательстве1, и никто не осмелится усомниться в их логичности. Поэтому, раз Библия многократно подвергалась обвинениям со стороны разных людей, в первую очередь, что мы сделаем, так это спросим ее саму о том чем же она является.

Первое, на что стоит обратить внимание, то, что как в Ветхом так и в Новом Заветах многократно цитируются прямая речь Бога2. В частности, в Новом Завете мы видим записанные слова как Сына, так и Отца3. Во-вторых, Бог говорил через пророков, и не смотря на то, что для передачи слов использовались уста людей, их авторитетность при этом не страдала4. Как Он использовал в Ветхом Завете пророков, так в Новом апостолы имели полномочия передавать Слова Божьи5. Третье — апостолы цитируя Ветхий Завет, называли его Божьим Словом6. Более того, Павел говоря о всём Ветхом Завете подчеркнул, что написание его было вдохновлено самим Богом7.

Думаю нет смысла приводить все места Писания которые говорят о том что Библия — это Божье Слово, ведь библейских текстов, которые говорят об этом прямо или косвенно более полутора тысяч!

Уникальность структуры

Ранее я приводил пример с допросом обвиняемого в преступлении, а теперь давайте представим, что обвиняемый не один, а преступление совершили несколько человек. Следователь может прибегнуть к раздельному допросу, когда обвиняемых допрашивают по отдельности, а потом сверяют их показания. И если показания по каким-то причинам не сходятся, то у следователя есть все основания не доверять таким показаниям. Какие причины того, что рассказанное обвиняемыми может различаться? Либо один или несколько обвиняемых лгут, либо кто-то из них не принимал участия в преступлении и не являлся его свидетелем, поэтому историю приходится придумывать. А вероятность того, что несколько обвиняемых в отдельности друг от друга могут выдумать общую историю близка к нулю.

А теперь давайте посмотрим на библейских авторов. Как минимум сорок человек, которые жили в разных эпохах, в корне отличались по происхождению и социальному статусу, были гражданами разных государств и империй, могли говорить на разных языках, и при этом, то, что было написано ими в течении полутора тысяч лет затрагивает на разном уровне многие аспекты жизни человечества, включая как и мелкие детали, так и обширные вопросы, уникальным образом согласуется, и формируется вокруг общей темы. В написанном библейскими авторами нет противоречий, более того авторы дополняют друг друга формируя целостный законченный труд, который мы сегодня называем Библией.

Итак, 44 автора, написавшие 66 книг на трех языках в течении полутора тысяч лет, стали участниками грандиозного проекта, будучи руководимыми и направляемыми Всевышним. Это руководство Библия называет богодухновенностью. И именно это руководство сделало возможным то, что сегодня читая Библию, мы видим в разных характерах авторов разные обстоятельства в которых они жили и трудились, но при этом их труды не являются сборником несогласующихся идей или противоречащих взглядов, а цельным гармоничным повествованием, которое как песня, исполненная слаженным хором под чутким руководством Великого Дирижера услаждает слух, тренирует разум, и воспитывает сердце.

Достоверность пророчеств

Меня всегда удивляло то, как современные люди с внимательностью относятся к гороскопам. Прочитав пару раз выдержки из гороскопов, меня посещала мысль о том, что если вдруг у меня настанут финансовые трудности, всегда можно будет успеть подработать составителем таких вот «предсказаний». Это, конечно же, шутка, да и серьезно к этим «пророчествам» относиться не получается. Их главная черта — расплывчатость и универсальность применения. Они заведомо подходят к множествам обыденных ситуаций в жизни каждого человека. Поэтому предсказанное в таких творениях «сбывается» с большой долей вероятности.

Другое дело — Библейские пророчества. Те из них, время исполнения которых уже прошло, удивляют своей точностью. В Библейских пророчествах мы можем встретить не только описание предстоящих событий, но и указание географических названий8, имен действующих лиц9, временных рамок и других деталей. Сегодня исполнение многих библейских пророчеств мы принимаем как исторический факт. Мы так же видим библейские примеры, когда пророчества понимались буквально, и сопоставлялись с происходящими событиями.

Вспомните, например, историю рождества. Когда мудрецы пришли в Иерусалим к царю в поисках младенца, то царские книжники, руководствуясь только библейским пророчеством Михея10 указали точное местоположение новорожденного. Мало того, Ирод счел ветхозаветнее пророчество достаточно веской причиной для радикальных шагов по сохранению своего трона.

Точность исполнения пророчеств, описывающих события прошлого, вселяет в нас много уверенности в том, что пророчества будущего исполнятся с такой же точностью и неотложностью.

Важно отметить, что те библейские пророчества, время исполнения которых еще не наступило, нельзя использовать для любых других целей, кроме обозначенных самим Богом. Так например, глупо будет используя вечерний прогноз погоды угадать какой будет курс той или иной валюты. Но как ни прискорбно, среди тех, кто называют себя христианами, постоянно попадаются всё новые и новые шарлатаны, заявляющие о том, что смогли вычислить дату конца света, ссылаясь на какие-то библейские тексты, подрывая тем самым авторитет Библии среди неокрепших христиан, когда эти пророчества оказываются ложью.

Историческая достоверность

В последнее время я все чаще сталкиваюсь с христианами (или теми, кто просто считает себя таковыми), которые будучи частью ученого мира не хотят упасть лицом в грязь перед коллегами, начинают разбирать Библию по частям, используя неверные предпосылки. Так например, они подвергают сомнению те библейские тексты, которые каким-либо образом не согласуются или не подчиняются научным изысканиям. Но если их скептическое отношение к библейским чудесам еще можно попытаться понять, то скептицизм в отношении историчности тех или иных повествований для меня совершенно не ясен. В частности я встречал такой подход, что историчность событий, описанных на страницах Библии подвергается сомнению до тех пор, пока современная археология либо внебиблейские документальные источники не смогут подтвердить их правдивость. Довольно странный подход, ведь археология как наука носит сугубо фрагментарный характер, и чем дальше во времени мы отстоим от изучаемых событий, тем эта фрагментарность будет более очевидной.

Вы когда нибудь наблюдали, как дети собирают пазл? А может сами принимали участие в этом? Однажды я собирал небольшой пазл со своими племянниками, и заметил интересную особенность - дети почему-то не любят подсматривать на картинку-миниатюру, где видна общая картина. Я же начал именно с изучения этой картинки. Пока я рассматривал отдельные детали, один из племянников уже начал собирать. В итоге у нас должно было получится изображение полянки посреди леса, по которой бегают разные звери, и я среди частей пазла начал искать фрагменты изображений этих зверюшек. Как только я нашел ухо одного из зверей, я дал эту часть племяннику, и попросил его разместить примерно посередине, где по моим расчетам должна была находится поляна. На что племянник сказал, что никакой поляны тут быть не должно. И знаете почему он пришел к этому выводу? Потому что до этого ему попадались только фрагменты облаков!

Некоторые скептические выводы ученых-христиан мне напоминают такую же игру в пазл. И из-за такого подхода мне трудно называть их христианами, ведь их уровень доверия Божьему Слову стремится к нулю. И они готовы подвергнуть сомнению историчность библейских событий как только для этого появится хоть какая-то мало-мальски веская причина.

Но давайте посмотрим с другой стороны. На сегодняшний день просто не существует каких-либо археологических данных, которые бы опровергли правдивость текстов Библии. Более того, есть достаточно много трудов историков и разного рода исследователей которые декларируют археологические подтверждения многих событий описанных в этой Книге Книг. А раз фрагментарная наука археология, периодически подтверждает историчность отдельно взятых библейских событий, то это должно вселять всё больше уверенности и в те тексты, историчность которых по разным причинам пока не доказана.

Убежденность апостолов

Читая Ветхий Завет не сложно заметить одну отличительную черту библейских пророков. Она заключается в том, что когда пророк передавал Божье Слово слушателям, он не говорил «мне так кажется», или «я так чувствую», или «опыт мне подсказывает», он провозглашая утверждал: «Так говорит Господь!». Эта же уверенность сопровождала и апостолов Нового Завета.

Они были уверены, что проповедовали Божье Слово (1Фесс.2:13, 1Пет.1:25).

Они утверждали достаточность Божьего Слова для спасения и практической христианской жизни (2Пет.1:16-21, 2Тим.3:16-17, Иоан.20:30,31).

Они боролись за проповедь неповрежденного Слова, и утверждали других держаться одной единственной истины (Гал.1:6-8, Откр.22:18,19).

У нас есть полная уверенность в том, что апостолы относились к Ветхому Завету, как Словам произнесенным самим Богом. Но так же очевидно и их отношение к тем текстам, которые мы сейчас называем Новым Заветом. Если вы прочитаете тексты, ссылки на которые я привел выше, то увидите, что апостолы проповеданное ими считали Божьим Словом. Помимо этого в записанном учении апостолы могли цитировать записанные ранее тексты других апостолов и называли их Писанием (ставя их в один ряд с текстами Ветхого Завета). Пару ярких примеров:

Петр пишет о людях, которые берут послания Павла и «к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2Пет.3:15). Петр причисляет послания Павла к Писанию!

Павел же в послании Тимофею говорит следующее: «Ибо Писание говорит: не заграждай рта у вола молотящего и: трудящийся достоин награды своей»(1Тим.5:18). В этом тексте, Павел цитирует книгу Второзаконие и Евангелие от Луки, называя и то и другое авторитетным словом «Писание»!
Апостольские послания читались перед церковью, и передавались для прочтения другим церквям11. Тексты, которые мы называем новозаветными, по мере их появления принимались церковью и пользовались авторитетом наравне с текстом Ветхого Завета.

Христианский опыт

Однажды, когда Давид уже был помазан на царство, но еще не вступил в должность, он, скрываясь от царя Саула пережил сильное унижение. Надеясь получить защиту Анхуса царя Гефского, Давид пришел в его дом. Но почувствовав недружелюбную обстановку решил притвориться сумасшедшим, чтобы его не узнали. Давид пускал слюни, неестественно размахивал руками, как бы рисуя в воздухе какие-то символы12. Казалось бы, неудача за неудачей! Смертельная опасность и унижения — совсем неблагоприятные обстоятельства. Но выйдя из дома Анхуса Давид воспевает величественный гимн:

«Благословлю Господа во всякое время;

хвала Ему непрестанно в устах моих.

Господом будет хвалиться душа моя;

услышат кроткие и возвеселятся.

Величайте Господа со мною,

и превознесем имя Его вместе.

Я взыскал Господа, и Он услышал меня,

и от всех опасностей моих избавил меня.

Кто обращал взор к Нему,

те просвещались, и лица их не постыдятся.»13

Давид, за которым гоняются все вооруженные силы страны, которому обещано царство, но вместо этого он переживает насмешки и унижения, вдруг говорит, что Бог избавил его от всех опасностей! Казалось бы — что-то не стыкуется, ведь обстоятельства говорят об обратном? Где же тут избавление? На это недоумение Давид отвечает следующими строками Псалма:

«Вкусите, и увидите, как благ Господь!

Блажен человек, который уповает на Него!

Бойтесь Господа, святые Его,

ибо нет скудости у боящихся Его.»14

Давид вкусил и узнал всю благость Господа! И никакие обстоятельства теперь не смогут переубедить его! Такая же убежденность сопровождала апостола Павла:

«Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.»

(Рим.8:38,39)

О, какое блаженное знание! Нет больше счастья, чем знать, что ты в руках Господа! Все обстоятельства и трудности мельчают перед этой уверенностью! Чем больше христианин доверяет словам Господним, тем больше он убеждается в Божией заботе и верности!

Человек, который никогда не доверял Богу не сможет провозгласить вместе с Моисеем: «Он твердыня; совершенны дела Его, и все пути Его праведны; Бог верен, и нет неправды [в Нем]; Он праведен и истинен».15 Но тот кто доверился — знает сладость такого упования!

Авторитет Христа

И последний, самый важный на мой взгляд факт — убежденность Иисуса Христа в истинности Писаний.

Сегодня среди христиан есть много тех, которые по каким-то причинам не верят в правдивость части библейских текстов. Кто-то не верит в рассказ о шести днях творения, а Адама с Евой считают не конкретными личностями, а прообразом всего человечества. Кто-то подвергает сомнению Моисеево авторство пятикнижия. Кому-то тяжело представить как возможно человеку пробыть три дня в желудке большой рыбы и потом иметь силы самостоятельно передвигаться. Для кого-то кажется совсем невероятной история потопа, с большим кораблем, в котором поместились представители всех животных. Такие люди считают, что авторы соответствующих текстов где-то приукрасили, где-то приврали, а где-то и вовсе скомбинировали древние мифы разных народов, чтобы как-то ободрить читателей или побудить к чему-то.

Все эти домыслы разбиваются в прах, как только мы берем в руки Евангелие и начинаем читать о том, как Христос относился к ветхозаветным текстам. Он не сомневался в существовании Адама и Евы16, он подтверждал историчность потопа17, историю с Ионой он упоминал вместе с деталями этого события18, авторство Моисея в написании закона для него было одним из ключевых фактов в проповеди19. Более того, однажды в проповеди Иисус сказал, что «… доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все»20, тем самым подтвердив правдивость и действенность каждой буквы Писаний!

О Нем говорили, что «Он учил, как власть имеющий»21, так что никто не мог подвергнуть сомнения сказанное Им. Но сегодня есть множество гордецов, которые считают позволительным усомниться в том, в чем не сомневался Христос. Мы же не будем уподобляться им в их безрассудстве, а будем расти в покорности истинному безошибочному действенному богодухновенному Божьему Слову!

———————-

1 ст. 107 КПК Украины, ст. 173 УПК РФ

2 Исх.20:1-3; Исх.7:1,2; Ис.1:2; Иер.1:9,11,13; Быт.1:28-30, 3:9-19; Быт.12:1-3, 15:1-21, 17:1-21; Исх.3:1 — 4:23; и многие другие.

3 Матф.3:16,17; Матф.17:3-6; Иоан.12:27,28

4 Например, в истории, описанной в 1Цар.13:13,14, не послушаться Самуила значило не послушаться самого Бога.

5 ср.: 1Кор.14:37,38; 1Фесс.2:13; 1Фесс.4:15

6 ср.: Деян.4:25 и Пс.2:1-6

8 Пророчество Иезекииля о разрушении города Тир. Иез. 26 гл.

9 Пророчество Исаии о персидском царе Кире. Ис. 44 гл.

11 Кол. 4:16; 1Фес. 5:27

12 1-я Царств 21:10-15

15 Втор.32:4

16 Матф.19:4,5

17 Матф.24:37-39

18 Матф.12:39-41

19 Матф.19:8, Мар.7:10, Лук.16:29, Лук.20:37, Иоан.3:14, Иоан.5:45, Иоан.7:19, Иоан.7:22 и другие.

20 Матф.5:18

Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич, - сказал профессор.

Поэт провел рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на Патриарших вечер.

Вода в пруде почернела, и легкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки на всех трех сторонах квадрата, кроме той, где были наши собеседники.

Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами звучали мягче, по-вечернему.

«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. - подумал Бездомный в изумлении, - ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и все это мне приснилось?»

Но надо полагать, что все-таки рассказывал профессор, иначе придется допустить, что то же самое приснилось и Берлиозу, потому что тот сказал, внимательно всматриваясь в лицо иностранца:

Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.

Помилуйте, - снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, - уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия как на исторический источник… - он еще раз усмехнулся, и Берлиоз осекся, потому что буквально то же самое он говорил Бездомному, идя с тем по Бронной к Патриаршим прудам.

Это так, - заметил Берлиоз, - но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.

О нет! Это может кто подтвердить! - начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.

Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, черт знает почему, то пропадал, то появлялся:

Дело в том… - тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, - что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас - никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!

Наступило молчание, и Берлиоз побледнел.

Вы… вы сколько времени в Москве? - дрогнувшим голосом спросил он.

А я только что сию минуту приехал в Москву, - растерянно ответил профессор, и тут только приятели догадались заглянуть ему как следует в глаза и убедились в том, что левый, зеленый, у него совершенно безумен, а правый - пуст, черен и мертв.


«Вот тебе все и объяснилось! - подумал Берлиоз в смятении, - приехал сумасшедший немец или только что спятил на Патриарших. Вот так история!»

Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта, и дурацкие речи про подсолнечное масло и Аннушку, и предсказания о том, что голова будет отрублена, и все прочее - профессор был сумасшедший.

Берлиоз тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись на спинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездомному, - не противоречь, мол, ему, - но растерявшийся поэт этих сигналов не понял.

Да, да, да, - возбужденно говорил Берлиоз, - впрочем, все это возможно! Даже очень возможно, и Понтий Пилат, и балкон, и тому подобное… А вы одни приехали или с супругой?

Один, один, я всегда один, - горько ответил профессор.

А где же ваши вещи, профессор? - вкрадчиво спрашивал Берлиоз, - в «Метрополе»? Вы где остановились?

Я? Нигде, - ответил полоумный немец, тоскливо и дико блуждая зеленым глазом по Патриаршим прудам.

Как? А… где же вы будете жить?

В вашей квартире, - вдруг развязно ответил сумасшедший и подмигнул.

Я… я очень рад, - забормотал Берлиоз, - но, право, у меня вам будет неудобно… А в «Метрополе» чудесные номера, это первоклассная гостиница…

А дьявола тоже нет? - вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича.

И дьявола…

Не противоречь! - одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

Нету никакого дьявола! - растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван Николаевич не то, что нужно, - вот наказание! Перестаньте вы психовать.

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.

Ну, уж это положительно интересно, - трясясь от хохота проговорил профессор, - что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! - он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность - раздражился и крикнул сурово: - Так, стало быть, так-таки и нету?

Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, - бормотал Берлиоз, опасаясь волновать больного, - вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездомным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас проводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города…

План Берлиоза следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха.

Позвонить? Ну что же, позвоните, - печально согласился больной и вдруг страстно попросил: - Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас будет предъявлено.

Хорошо, хорошо, - фальшиво-ласково говорил Берлиоз и, подмигнув расстроенному поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца, устремился к тому выходу с Патриарших, что находится на углу Бронной и Ермолаевского переулка.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

Михаил Александрович! - крикнул он вдогонку Берлиозу.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:

Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев?

И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает о существовании Киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше.

Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.

Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.

Турникет ищете, гражданин? - треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему регенту! - кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.

Берлиоз не стал слушать попрошайку и ломаку регента, подбежал к турникету и взялся за него рукой. Повернув его, он уже собирался шагнуть на рельсы, как в лицо ему брызнул красный и белый свет: загорелась в стеклянном ящике надпись «Берегись трамвая!».

Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал.

Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку, переложил руку на вертушке, сделал шаг назад. И тотчас рука его скользнула и сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику, откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на рельсы.

Стараясь за что-нибудь ухватиться, Берлиоз упал навзничь, несильно ударившись затылком о булыжник, и успел увидеть в высоте, но справа или слева - он уже не сообразил, - позлащенную луну. Он успел повернуться на бок, бешеным движением в тот же миг подтянув ноги к животу, и, повернувшись, разглядел несущееся на него с неудержимой силой совершенно белое от ужаса лицо женщины-вагоновожатой и ее алую повязку. Берлиоз не вскрикнул, но вокруг него отчаянными женскими голосами завизжала вся улица. Вожатая рванула электрический тормоз, вагон сел носом в землю, после этого мгновенно подпрыгнул, и с грохотом и звоном из окон полетели стекла. Тут в мозгу Берлиоза кто-то отчаянно крикнул - «Неужели?..» Еще раз, и в последний раз, мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски, и затем стало темно.

Трамвай накрыл Берлиоза, и под решетку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный откос круглый темный предмет. Скатившись с этого откоса, он запрыгал по булыжникам Бронной.

Это была отрезанная голова Берлиоза.

Глава 4

ПОГОНЯ

Утихли истерические женские крики, отсверлили свистки милиции, две санитарные машины увезли: одна - обезглавленное тело и отрезанную голову в морг, другая - раненную осколками стекла красавицу вожатую, дворники в белых фартуках убрали осколки стекол и засыпали песком кровавые лужи, а Иван Николаевич как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался на ней.

Несколько раз он пытался подняться, но ноги его не слушались - с Бездомным приключилось что-то вроде паралича.

Поэт бросился бежать к турникету, как только услыхал первый вопль, и видел, как голова подскакивала на мостовой. От этого он до того обезумел, что, упавши на скамью, укусил себя за руку до крови. Про сумасшедшего немца он, конечно, забыл и старался понять только одно, как это может быть, что вот только что он говорил с Берлиозом, а через минуту - голова…

Взволнованные люди пробегали мимо поэта по аллее, что-то восклицая, но Иван Николаевич их слов не воспринимал.

Однако неожиданно возле него столкнулись две женщины, и одна из них, востроносая и простоволосая, закричала над самым ухом поэта другой женщине так:

Аннушка, наша Аннушка! С садовой! Это ее работа! Взяла она в бакалее подсолнечного масла, да литровку-то о вертушку и разбей! Всю юбку изгадила… Уж она ругалась, ругалась! А он-то, бедный, стало быть, поскользнулся да и поехал на рельсы…

Из всего выкрикнутого женщиной в расстроенный мозг Ивана Николевича вцепилось одно слово: «Аннушка»…

Аннушка… Аннушка?.. - забормотал поэт, тревожно озираясь, - позвольте, позвольте…

К слову «Аннушка» привязались слова «подсолнечное масло», а затем почему-то «Понтий Пилат». Пилата поэт отринул и стал вязать цепочку, начиная со слова «Аннушка». И цепочка эта связалась очень быстро и тотчас привела к сумасшедшему профессору.

Виноват! Да ведь он же сказал, что заседание не состоится, потому что Аннушка разлила масло. И, будьте любезны, оно не состоится! Этого мало: он прямо сказал, что Берлиозу отрежет голову женщина?! Да, да, да! Ведь вожатая была женщина?! Что же это такое? А?

Не оставалось даже зерна сомнения в том, что таинственный консультант точно знал заранее всю картину ужасной смерти Берлиоза. Тут две мысли пронизали мозг поэта. Первая: «Он отнюдь не сумасшедший! Все это глупости!», и вторая: «Уж не подстроил ли он это сам?!»

Но, позвольте спросить, каким образом?!

Э, нет! Это мы узнаем!

Сделав над собой великое усилие, Иван Николаевич поднялся со скамьи и бросился назад, туда, где разговаривал с профессором. И оказалось, что тот, к счастью, еще не ушел.

На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими светила золотая луна, и в лунном, всегда обманчивом, свете Ивану Николаевичу показалось, что тот стоит, держа под мышкою не трость, а шпагу.

Отставной втируша-регент сидел на том самом месте, где сидел еще недавно сам Иван Николаевич. Теперь регент нацепил себе на нос явно не нужное пенсне, в котором одного стекла вовсе не было, а другое треснуло. От этого клетчатый гражданин стал еще гаже, чем был тогда, когда указывал Берлиозу путь на рельсы.

С холодеющим сердцем Иван приблизился к профессору и, взглянув ему в лицо, убедился в том, что никаких признаков сумасшествия нет и не было.

Сознавайтесь, кто вы такой? - глухо спросил Иван.

Иностранец насупился, глянул так, как будто впервые видит поэта, и ответил неприязненно:

Не понимай… русский говорить…

Они не понимают! - ввязался со скамейки регент, хотя его никто и не просил объяснять слова иностранца.

Не притворяйтесь! - грозно сказал Иван и почувствовал холод под ложечкой, - вы только что прекрасно говорили по-русски. Вы не немец и не профессор! Вы - убийца и шпион! Документы! - яростно крикнул Иван.

Загадочный профессор брезгливо скривил и без того кривой рот и пожал плечами.

Гражданин! - опять встрял мерзкий регент, - вы что же это волнуете интуриста? За это с вас строжайше спросится! - а подозрительный профессор сделал надменное лицо, повернулся и пошел от Ивана прочь.

Иван почувствовал, что теряется. Задыхаясь, он обратился к регенту:

Эй, гражданин, помогите задержать преступника! Вы обязаны это сделать!

Регент чрезвычайно оживился, вскочил и заорал:

Где твой преступник? Где он? Иностранный преступник? - глаза регента радостно заиграли, - этот? Ежели он преступник, то первым долгом следует кричать: «Караул!» А то он уйдет. А ну, давайте вместе! Разом! - и тут регент разинул пасть.

Растерявшийся Иван послушался шуткаря-регента и крикнул «караул!», а регент его надул, ничего не крикнул.

Одинокий, хриплый крик Ивана хороших результатов не принес. Две каких-то девицы шарахнулись от него в сторону, и он услышал слово «пьяный».

А, так ты с ним заодно? - впадая в гнев, прокричал Иван, - ты что же это, глумишься надо мной? Пусти!

Иван кинулся вправо, и регент - тоже вправо! Иван - влево, и тот мерзавец туда же.

Ты нарочно под ногами путаешься? - зверея, закричал Иван, - я тебя самого предам в руки милиции!

Иван сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но промахнулся и ровно ничего не поймал. Регент как сквозь землю провалился.

Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот был уже у выхода в Патриарший переулок, и притом не один. Более чем сомнительный регент успел присоединиться к нему. Но это еще не все: третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами. Тройка двинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних лапах.

Иван устремился за злодеями вслед и тотчас убедился, что догнать их будет очень трудно.

Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Cпиридоновке. Сколько Иван не прибавлял шагу, расстояние между преследуемыми и им ничуть не сокращалось. И не успел поэт опомниться, как после тихой Cпиридоновки очутился у Никитских ворот, где положение его ухудшилось. Тут уж была толчея, Иван налетел на кой-кого из прохожих, был обруган. Злодейская же шайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский прием - уходить врассыпную.

Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади, и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил свое внимание на коте и видел, как этот странный кот подошел к подножке моторного вагона «А», стоящего на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно.

Поведение кота настолько поразило Ивана, что он в неподвижности застыл у бакалейного магазина на углу и тут вторично, но гораздо сильнее, был поражен поведением кондукторши. Та, лишь только увидела кота, лезущего в трамвай, со злобой, от которой даже тряслась, закричала:

Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!

Ни кондукторшу, ни пассажиров не поразила самая суть дела: не то, что кот лезет в трамвай, в чем было бы еще полбеды, а то, что он собирается платить!

Кот оказался не только платежеспособным, но и дисциплинированным зверем. При первом же окрике кондукторши он прекратил наступление, снялся с подножки и сел на остановке, потирая гривенником усы. Но лишь кондукторша рванула веревку и трамвай тронулся, кот поступил как всякий, кого изгоняют из трамвая, но которому все-таки ехать-то надо. Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-то кишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом, гривенник.

Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трех - профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть. Иван увидел серый берет в гуще в начале Большой Никитской, или Герцена. В мгновение ока Иван и сам оказался там. Однако удачи не было. Поэт и шагу прибавлял, и рысцой начинал бежать, толкая прохожих, и ни на сантиметр не приблизился к профессору.

Как ни был расстроен Иван, все же его поражала та сверхъестественная скорость, с которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплен огнями на Арбатской площади. Еще несколько секунд, и вот какой-то темный переулок с покосившимися тротуарами, где Иван Николаевич грохнулся и разбил колено. Опять освещенная магистраль - улица Кропоткина, потом переулок, потом Остоженка и еще переулок, унылый, гадкий и скупо освещенный. И вот здесь-то Иван Николаевич окончательно потерял того, кто был ему так нужен. Профессор исчез.

Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме N 13 и обязательно в квартире 47.

Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашел эту квартиру и позвонил нетерпеливо. Ждать пришлось недолго: открыла Ивану дверь какая-то девочка лет пяти и, ни о чем не справляясь у пришедшего, немедленно ушла куда-то.

В громадной, до крайности запущенной передней, слабо освещенной малюсенькой угольной лампочкой под высоким, черным от грязи потолком, на стене висел велосипед без шин, стоял громадный ларь, обитый железом, а на полке над вешалкой лежала зимняя шапка, и длинные ее уши свешивались вниз. За одной из дверей гулкий мужской голос в радиоаппарате сердито кричал что-то стихами.

Иван Николаевич ничуть не растерялся в незнакомой обстановке и прямо устремился в коридор, рассуждая так: «Он, конечно, спрятался в ванной». В коридоре было темно. Потыкавшись в стены, Иван увидел слабенькую полоску света внизу под дверью, нашарил ручку и несильно рванул ее. Крючок отскочил, и Иван оказался именно в ванной и подумал о том, что ему повезло.

Однако повезло не так уж, как бы нужно было! На Ивана пахнуло влажным, теплом и, при свете углей, тлеющих в колонке, он разглядел большие корыта, висящие на стене, и ванну, всю в черных страшных пятнах от сбитой эмали. Так вот, в этой ванне стояла голая гражданка, вся в мыле и с мочалкой в руках. Она близоруко прищурилась на ворвавшегося Ивана и, очевидно, обознавшись в адском освещении, сказала тихо и весело:

Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?.. Федор Иваныч сейчас вернется. Вон отсюда сейчас же! - и махнула на Ивана мочалкой.

Недоразумение было налицо, и повинен в нем был, конечно, Иван Николаевич. Но признаться в этом он не пожелал и, воскликнув укоризненно: «Ах, развратница!..» - тут же зачем-то очутился на кухне. В ней никого не оказалось, и на плите в полумраке стояло безмолвно около десятка потухших примусов. Один лунный луч, просочившись сквозь пыльное, годами не вытираемое окно, скупо освещал тот угол, где в пыли и паутине висела забытая икона, из-за киота которой высовывались концы двух венчальных свечей. Под большой иконой висела пришпиленная маленькая - бумажная.

Никому не известно, какая тут мысль овладела Иваном, но только, прежде чем выбежать на черный ход, он присвоил одну из этих свечей, а также и бумажную иконку. Вместе с этими предметами он покинул неизвестную квартиру, что-то бормоча, конфузясь при мысли о том, что он только что пережил в ванной, невольно стараясь угадать, кто бы был этот наглый Кирюшка и не ему ли принадлежит противная шапка с ушами.

В пустынном безотрадном переулке поэт оглянулся, ища беглеца, но того нигде не было. Тогда Иван твердо сказал самому себе:

Ну конечно, он на Москве-реке! Вперед!

Следовало бы, пожалуй, спросить Ивана Николаевича, почему он полагает, что профессор именно на Москве-реке, а не где-нибудь в другом месте. Да горе в том, что спросить-то было некому. Омерзительный переулок был совершенно пуст.

Через самое короткое время можно было увидеть Ивана Николаевича на гранитных ступенях амфитеатра Москвы-реки.

Сняв с себя одежду, Иван поручил ее какому-то приятному бородачу, курящему самокрутку возле рваной белой толстовки и расшнурованных стоптанных ботинок. Помахав руками, чтобы остыть, Иван ласточкой кинулся в воду. Дух перехватило у него, до того была холодна вода, и мелькнула даже мысль, что не удастся, пожалуй, выскочить на поверхность. Однако выскочить удалось, и, отдуваясь и фыркая, с круглыми от ужаса глазами, Иван Николаевич начал плавать в пахнущей нефтью черной воде меж изломанных зигзагов береговых фонарей.

Когда мокрый Иван приплясал по ступеням к тому месту, где осталось под охраной бородача его платье, выяснилось, что похищено не только второе, но и первый, то есть сам бородач. Точно на том месте, где была груда платья, остались полосатые кальсоны, рваная толстовка, свеча, иконка и коробка спичек. Погрозив в бессильной злобе кому-то вдаль кулаком, Иван облачился в то, что было оставлено.

Тут его стали беспокоить два соображения: первое, это то, что исчезло удостоверение МАССОЛИТа, с которым он никогда не расставался, и, второе, удастся ли ему в таком виде беспрепятственно пройти по Москве? Все-таки в кальсонах… Правда, кому какое дело, а все же не случилось бы какой-нибудь придирки или задержки.

Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе:

К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он там.

Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины. Все окна были открыты. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин».

Опасения Ивана Николаевича полностью оправдались: прохожие обращали на него внимание и оборачивались. Вследствие этого он решил покинуть большие улицы и пробираться переулочками, где не так назойливы люди, где меньше шансов, что пристанут к босому человеку, изводя его расспросами о кальсонах, которые упорно не пожелали стать похожими на брюки.

Иван так и сделал и углубился в таинственную сеть Арбатских переулков и начал пробираться под стенками, пугливо косясь, ежеминутно оглядываясь, по временам прячась в подъездах и избегая перекрестков со светофорами, шикарных дверей посольских особняков.

И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне.