Историю своего брата Николая Ивановича рассказывает в гостях Иван Иванович, с грустью рассказывает, хотя, казалось бы, у брата все отлично. Николай, еще в молодости, еще на службе мечтал о собственном домике, и во всех его мечтах почему-то присутствовал как символ крыжовник. Только мечтания эти были весьма приземленные, а цель всего - просто уйти от мира, жить в довольстве и сытости. Ради этой мечты Николай Иванович шел на все обманы и подлости, даже женился "на деньгах", мучил жену своей жадностью. Но вот его мечта сбылась, а его "барское" поведение печалит брата Ивана. Человек интеллигентный никак не может понять, как брат (и подобные ему) могут быть счастливы до слез, когда в мире столько страдания, более того, они сами причина этого страдания.
Рассказ о жадном брате с грустью слушают знакомые Ивана Ивановича. Все силы души положил Николай Иванович на то, чтоб обзавестись поместьем, и теперь он счастлив, но это лишь материалистическая иллюзия, кроме того, он делает несчастными всех вокруг.
Читать краткое содержание Крыжовник Чехов
Два друга-охотника попадают в дождь. Они решают зайти к знакомому (Петру Алехину), чтобы переждать непогоду. Петр встречает их радушно. Вот только он не очень чистый - работал. Он предлагает промокшим гостям помыться, сам тоже идет в купальню. Они видят, как он намыливает голову, а вода становится черной. Петр сам немного смущен.
После они пьют чай, отдыхают. У Алехина очень приятная спутница – добрая и красивая женщина. За чаем, за разговорами Иван Иванович начинает рассказывать о своем брате Николае. Иван говорит, что у Николая всегда была мечта – жить в поместье. Николай даже журналы когда смотрел, то внимание обращал на объявления про земли, дома, про покупку и продажу всего, что могло бы быть связано с «его домом». Он даже делился с братом, мол, представляешь, как было б здорово… Но почему-то всегда в его этих образах появлялся шиповник. Если сад, то в саду крыжовника кусты. Если вечером пьют чай, то подают и тарелку ягод крыжовника к столу. Ивану эти стремления казались странными, как уход в монастырь. Только монахи стремятся к духовности, молятся, мало о мирском думают, а Николай, наоборот, уходил от этого сложного мира в детали поместья.
Николай Иванович очень старался заработать на поместье. Он и служил, и экономил каждую копейку. Стоило ли поместье таких жертв? Но мечтатель зачастую жертвовал не собой. Например, до Ивана, который уже мало общался с братом, дошли слухи, что тот женился. Зря обрадовался Иван, что брат влюбился, вернулся к нормальной жизни, за ум взялся. Нет, Николай женился на богатой вдове. Деньги все ее положил на свой счет, а её, которая привыкла к хорошей жизни, держал почти на хлебе и воде. Из-за этого она скоро заболела и умерла, но вдовец не испытал никаких угрызений совести. Может быть, даже немного порадовался. Он ни о чем не мог думать, кроме поместья. И он его купил.
Вот Николай Иванович и добился своего. Сразу стал представлять себя настоящим помещиком. Он требовал, чтоб его крестьяне называли «благородием». Быстро забыл Николай свой собственный род. Иван замечает, что многие так делают: купят поместье, забудут, что дед их мужиком простым был, а говорят о себе, дескать, мы – дворяне. Говорят глупыми казенными фразами, которые ничего не значат, только пыль в глаза пускают.
Скоро, конечно, Николай Иванович от праздной жизни обрюзг, а характер его совсем испортился. Всё делает он напоказ, даже молебен заказывает для крестьян, а после ставит им ведро водки. Эта деталь особенно раздражает Ивана. То есть получается, что «барин» за мельчайшую провинность тащит своего трудягу к уряднику, а вот раз в неделю ему водку выставляет. Мужики отвратительно напиваются, славят при этом жестокого и глупого «барина».
Самое интересное для Ивана то, что он знает – его брат счастлив. У Николая при виде его собственного шиповника даже слёзы радости выступают на глазах. Вот тут-то и недоумевает Иван… И не только по поводу своего брата, но из-за всех таких «счастливцев». Они отгородились от жизни, от страданий других, которые часто сами им и причиняют, но счастливы, благодаря какой-то ерунде. Иван Иванович был почти в отчаянии, увидев такое вот счастье брата. Ест-пьёт, живёт-умирает… Ничего такие люди не делают, заботясь только о насущном. Ничто их не интересует, ни один человек, кажется, не способен достучаться до них – пробить броню этого счастья. И поразмыслив, Иван делает вывод о том, что рядом со счастливцами хорошо бы приставить человека с молоточком, чтобы напоминать, как много в мире страдающих, несчастных людей. Иван считает, что в жизни должен быть смысл, тогда и счастье появится, даже если нет благополучия материального.
Слушатели не совсем понимают мораль этого рассказа. Хозяин бы хотел, чтоб беседа была более светской, легкой. Он отправляет гостей спать.
Картинка или рисунок Крыжовник
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Шесть Наполеонов Дойла
Одна из захватывающих историй о великом сыщике Шерлоке Холмсе. Суть повествования состоит в том, что инспектор Лейтрид, который частенько наведывается в гости к Шерлоку, однажды рассказывает странную историю, которая не укладывается в рамки здравомыслия
- Краткое содержание Шукшин Волки!
Рассказ «Волки» сталкивает в экстремальной двух героев: тестя и зятя. У них нет друг к другу симпатии. Они вечно посмеиваются друг над другом, критикуют друг друга, но ради женщины, которая их связала, сохраняют мир.
- Краткое содержание Железников Путешественник с багажом
Пионер Сева Щеглов всю жизнь живет в совхозе. Поскольку совхоз считался лучшим на Алтае, Сева получает путевку в «Артек». Мальчик считает, что не достоин этой путевки, потому что он много врет окружающим и дает обидные прозвища. Но отказаться он не может
- Краткое содержание Жуковский Кубок
Как-то раз царь решил проверить преданность своих подданных, предложив своим рыцарям показать себя смельчаками и спрыгнуть с обрыва в пучину моря. Правитель сбросил с горы свой золотой кубок
- Краткое содержание Домбровский Хранитель древностей
В книге описывается жизнь в Казахстане в 30 – е годы. Главным персонажем романа является Зыбин. Зыбин переезжает в Алма-Ату и устраивается на работу хранителем городского музея, который следит за сохранностью экспонатов.
На нашем сайте вы можете прочитать и краткое содержание рассказа «Крыжовник» . Ссылки на тексты и краткие содержания других произведений А. П. Чехова - см. ниже в блоке «Ещё по теме...»
Еще с раннего утра все небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждешь дождя, а его нет. Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю, и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.
– В прошлый раз, когда мы были в сарае у старосты Прокофия, – сказал Буркин, – вы собирались рассказать какую-то историю.
– Да, я хотел тогда рассказать про своего брата.
Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин остановились в раздумье; собаки, уже мокрые, стояли, поджав хвосты, и смотрели на них с умилением.
– Нам нужно укрыться куда-нибудь, – сказал Буркин. – Пойдемте к Алехину. Тут близко.
– Пойдемте.
Они свернули в сторону и шли всё по скошенному полю, то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу. Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров; заблестела река, и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней. Это было Софьино, где жил Алехин.
Чехов. «Крыжовник». Читает Д. Журавлёв
Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга. В одном из амбаров шумела веялка; дверь была открыта, и из нее валила пыль. На пороге стоял сам Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика. На нем была белая, давно не мытая рубаха с веревочным пояском, вместо брюк кальсоны, и на сапогах тоже налипли грязь и солома. Нос и глаза были черны от пыли. Он узнал Ивана Иваныча и Буркина и, по-видимому, очень обрадовался.
– Пожалуйте, господа, в дом, – сказал он, улыбаясь. – Я сейчас, сию минуту.
Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом остановились и поглядели друг на друга.
– Вы не можете себе представить, как я рад видеть вас, господа, – говорил Алехин, входя за ними в переднюю. – Вот не ожидал! Пелагея, – обратился он к горничной, – дайте гостям переодеться во что-нибудь. Да, кстати, и я переоденусь. Только надо сначала пойти помыться, а то я, кажется, с весны не мылся. Не хотите ли, господа, пойти в купальню, а тут пока приготовят.
Красивая Пелагея, такая деликатная и на вид такая мягкая, принесла простыни и мыло, и Алехин с гостями пошел в купальню.
– Да, давно я уже не мылся, – говорил он, раздеваясь. – Купальня у меня, как видите, хорошая, отец еще строил, но мыться как-то все некогда.
Он сел на ступеньке и намылил свои длинные волосы и шею, и вода около него стала коричневой.
– Да, признаюсь… – проговорил Иван Иваныч значительно, глядя на его голову.
– Давно я уже не мылся… – повторил Алехин конфузливо и еще раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.
Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте, и поплыл дальше, и все нырял, стараясь достать дна. «Ах, боже мой… – повторял он, наслаждаясь. – Ах, боже мой…» Доплыл до мельницы, о чем-то поговорил там с мужиками и повернул назад, и на середине плеса лег, подставляя свое лицо под дождь. Буркин и Алехин уже оделись и собрались уходить, а он все плавал и нырял.
– Ах, боже мой… – говорил он. – Ах, господи помилуй!
– Будет вам! – крикнул ему Буркин.
Вернулись в дом. И только когда в большой гостиной наверху зажгли лампу, и Буркин и Иван Иваныч, одетые в шелковые халаты и теплые туфли, сидели в креслах, а сам Алехин, умытый, причесанный, в новом сюртуке, ходил по гостиной, видимо с наслаждением ощущая тепло, чистоту, сухое платье, легкую обувь, и когда красивая Пелагея, бесшумно ступая по ковру и мягко улыбаясь, подавала на подносе чай с вареньем, только тогда Иван Иваныч приступил к рассказу, и казалось, что его слушали не одни только Буркин и Алехин, но также старые и молодые дамы и военные, спокойно и строго глядевшие из золотых рам.
– Нас два брата, – начал он, – я, Иван Иваныч, и другой – Николай Иваныч, года на два помоложе. Я пошел по ученой части, стал ветеринаром, а Николай уже с девятнадцати лет сидел в казенной палате. Наш отец Чимша-Гималайский был из кантонистов, но, выслужив офицерский чин, оставил нам потомственное дворянство и именьишко. После его смерти именьишко у нас оттягали за долги, но, как бы ни было, детство мы провели в деревне на воле. Мы, все равно как крестьянские дети, дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу и прочее тому подобное… А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю. Мой брат тосковал в казенной палате. Годы проходили, а он все сидел на одном месте, писал все те же бумаги и думал все об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера.
Он был добрый, кроткий человек, я любил его, но этому желанию запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу я никогда не сочувствовал. Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. И говорят также теперь, что если наша интеллигенция имеет тяготение к земле и стремится в усадьбы, то это хорошо. Но ведь эти усадьбы те же три аршина земли. Уходить из города, от борьбы, от житейского шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе – это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига. Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.
Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. Сельскохозяйственные книжки и всякие эти советы в календарях составляли его радость, любимую духовную пищу; он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами. И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.
– Деревенская жизнь имеет свои удобства, – говорил он, бывало. – Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо, и… и крыжовник растет.
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: а) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек идеей, то ничего не поделаешь.
Годы шли, перевели его в другую губернию, минуло ему уже сорок лет, а он все читал объявления в газетах и копил. Потом, слышу, женился. Все с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И, конечно, брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось. Как-то на вокзале я осматривал гурты, и в это время один барышник попал под локомотив, и ему отрезало ногу. Несем мы его в приемный покой, кровь льет – страшное дело, а он все просит, чтобы ногу его отыскали, и все беспокоится: в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали.
– Это вы уж из другой оперы, – сказал Буркин.
– После смерти жены, – продолжал Иван Иваныч, подумав полминуты, – брат мой стал высматривать себе имение. Конечно, хоть пять лет высматривай, но все же в конце концов ошибешься и купишь совсем не то, о чем мечтал. Брат Николай через комиссионера, с переводом долга, купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком, но ни фруктового сада, ни крыжовника, ни прудов с уточками; была река, но вода в ней цветом как кофе, потому что по одну сторону имения кирпичный завод, а по другую – костопальный. Но мой Николай Иваныч мало печалился; он выписал себе двадцать кустов крыжовника, посадил и зажил помещиком.
В прошлом году я поехал к нему проведать. Поеду, думаю, посмотрю, как и что там. В письмах своих брат называл свое имение так: Чумбароклова пустошь, Гималайское тож. Приехал я в «Гималайское тож» после полудня. Было жарко. Везде канавы, заборы, изгороди, понасажены рядами елки, – и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь. Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, – того и гляди, хрюкнет в одеяло.
Мы обнялись и всплакнули от радости и от грустной мысли, что когда-то были молоды, а теперь оба седы, и умирать пора. Он оделся и повел меня показывать свое имение.
– Ну, как ты тут поживаешь? – спросил я.
– Да ничего, слава богу, живу хорошо.
Это уж был не прежний робкий бедняга-чиновник, а настоящий помещик, барин. Он уж обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами, и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие». И о душе своей заботился солидно, по-барски, и добрые дела творил не просто, а с важностью. А какие добрые дела? Лечил мужиков от всех болезней содой и касторкой и в день своих именин служил среди деревни благодарственный молебен, а потом ставил полведра, думал, что так нужно. Ах, эти ужасные полведра! Сегодня толстый помещик тащит мужиков к земскому начальнику за потраву, а завтра, в торжественный день, ставит им полведра, а они пьют и кричат «ура» и, пьяные, кланяются ему в ноги. Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое. Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «Телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».
– Я знаю народ и умею с ним обращаться, – говорил он. – Меня народ любит. Стоит мне только пальцем шевельнуть, и для меня народ сделает все, что захочу.
И все это, заметьте, говорилось с умной, доброю улыбкой. Он раз двадцать повторил: «мы, дворяне», «я как дворянин»; очевидно, уже не помнил, что дед наш был мужик, а отец – солдат. Даже наша фамилия Чимша-Гималайский, в сущности несообразная, казалась ему теперь звучной, знатной и очень приятной.
Но дело не в нем, а во мне самом. Я хочу вам рассказать, какая перемена произошла во мне в эти немногие часы, пока я был в его усадьбе. Вечером, когда мы пили чай, кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник молча, со слезами, – он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
– Как вкусно!
И он с жадностью ел и все повторял:
– Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своей судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию. Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда – болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, – и все обстоит благополучно.
– В ту ночь мне стало понятно, как я тоже был доволен и счастлив, – продолжал Иван Иваныч, вставая. – Я тоже за обедом и на охоте поучал, как жить, как веровать, как управлять народом. Я тоже говорил, что ученье свет, что образование необходимо, но для простых людей пока довольно одной грамоты. Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? – спросил Иван Иваныч, сердито глядя на Буркина. – Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не все сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, в свое время. Но кто это говорит? Где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек, стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам или затянет его илом, в то время как, быть может, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!
Я уехал тогда от брата рано утром, и с тех пор для меня стало невыносимо бывать в городе. Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я не способен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать… Ах, если б я был молод!
Иван Иваныч прошелся в волнении из угла в угол и повторил:
– Если б я был молод!
Он вдруг подошел к Алехину и стал пожимать ему то одну руку, то другую.
– Павел Константиныч! – проговорил он умоляющим голосом, – не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет, и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!
И все это Иван Иваныч проговорил с жалкой, просящею улыбкой, как будто просил лично для себя.
Потом все трое сидели в креслах, в разных концах гостиной, и молчали. Рассказ Ивана Иваныча не удовлетворил ни Буркина, ни Алехина. Когда из золотых рам глядели генералы и дамы, которые в сумерках казались живыми, слушать рассказ про беднягу чиновника, который ел крыжовник, было скучно. Хотелось почему-то говорить и слушать про изящных людей, про женщин. И то, что они сидели в гостиной, где всё – и люстра в чехле, и кресла, и ковры под ногами говорили, что здесь когда-то ходили, сидели, пили чай вот эти самые люди, которые глядели теперь из рам, и то, что здесь теперь бесшумно ходила красивая Пелагея, – это было лучше всяких рассказов.
Алехину сильно хотелось спать; он встал по хозяйству рано, в третьем часу утра, и теперь у него слипались глаза, но он боялся, как бы гости не стали без него рассказывать что-нибудь интересное, и не уходил. Умно ли, справедливо ли было то, что только что говорил Иван Иваныч, он не вникал; гости говорили не о крупе, не о сене, не о дегте, а о чем-то, что не имело прямого отношения к его жизни, и он был рад и хотел, чтобы они продолжали…
– Однако пора спать, – сказал Буркин, поднимаясь. – Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и в углу было распятие из слоновой кости; от их постелей, широких, прохладных, которые постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.
Иван Иваныч молча разделся и лег.
– Господи, прости нас, грешных! – проговорил он и укрылся с головой.
От его трубочки, лежавшей на столе, сильно пахло табачным перегаром, и Буркин долго не спал и все никак не мог понять, откуда этот тяжелый запах.
Дождь стучал в окна всю ночь.
В пасмурный нежаркий день ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин шли по полю, которое уже стало им казаться бесконечным. Они разговаривали.
Когда же пошел сильный дождь, путники со своими собаками решили укрыться у Алехина. Он жил в Софьино.
«Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга»
Помещик Алехин стоял на пороге одного из амбаров. Это был «мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника». Мужчина очень обрадовался гостям и пригласил их в большой двухэтажный дом. Сам же Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики. Обстановка была простая. В парадных комнатах, которые находились наверху, он бывал редко, только когда приезжали гости. Алехин предложил гостям помыться, да и сам с ними отправился в купальню. Красивая горничная Пелагея принесла простыни и мыло.
Когда же вымытые гости с хозяином оказались в большой гостиной, Иван Иваныч приступил к рассказу о себе и своем брате. Его звали Николай Иваныч. И был он на два года моложе. Иван Иваныч пошел по ученой части, стал ветеринаром, а Николай уже с девятнадцати лет сидел в казенной палате. «Наш отец Чимша-Гималайский был из кантонистов, но, выслужив офицерский чин, оставил нам потомственное дворянство и именьишко. После его смерти именьишко у нас оттягали за долги, но, как бы ни было, детство мы провели в деревне на воле. Мы, все равно как крестьянские дети, дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу и прочее тому подобное...» Николай Иваныч тосковал в казенной палате и мечтал о том, как купит себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера. Иван Иваныч не понимал желания брата «запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу». Он не хотел «уходить из города, от борьбы, от житейского шума...».
Николай Иваныч даже стал чертить план своего имения, «и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: а) барский дом, b) людская, с) огород, (d) крыжовник». Для того чтобы построить дом, Николай «недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк. Страшно жадничал».
Прошли годы, минуло Николаю Иванычу уже сорок лет, а он все продолжал копить. Вскоре женился «на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И, конечно, брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком».
Позже Николай купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком. Только фруктового сада и крыжовника там не было. Но Николай Иваныч решил не отступать от намеченного плана: он посадил двадцать кустов крыжовника и «зажил помещиком».
Вскоре Иван Иваныч поехал проведать брата. Там везде были канавы, «заборы, изгороди, понасажены рядами елки, — и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь. Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, — того и гляди, хрюкнет в одеяло».
В общем, Николай Иваныч стал настоящим помещиком, барином. Ему было приятно, когда мужики его называли «ваше высокоблагородие» . Творил помещик и добрые дела. «Лечил мужиков от всех болезней содой и касторкой и в день своих именин служил среди деревни благодарственный молебен, а потом ставил полведра, думал, что так нужно. Ах, эти ужасные полведра! Сегодня толстый помещик тащит мужиков к земскому начальнику за потраву, а завтра, в торжественный день, ставит им полведра, а они пьют и кричат «ура» и «пьяные» кланяются ему в ноги. Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое».
Николай Иваныч считал, что его народ любит, что сделает для него все, стоит ему только пальцем шевельнуть. Совсем он позабыл, что дед его был мужик, а отец — солдат.
За то время, пока Иван Иваныч был в гостях у брата, в нем произошла перемена. Вечером кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник. С жадностью ел Николай Иваныч кислые и жесткие ягоды и все время их нахваливал.
Заветная мечта этого человека осуществилась. Он был счастлив и доволен собой. При виде счастливого человека Иваном Иванычем «овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию». Ночью он размышлял о жизни. О том, что несмотря на сложные жизненные условия, счастливых людей много. Кругом бедность, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье, а на улицах тишина, спокойствие. Громко никто не возмущается. Протестует одна только немая статистика: люди сходят с ума, выпивается с каждым днем гораздо больше, дети гибнут от недоедания.
Иван Иваныч приходит к мысли, что «без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз». В ту ночь Ивану Иванычу стало понятно, что он тоже был доволен и счастлив. Он поучал, говорил, что ученье свет, что образование необходимо, но для простых людей пока довольно одной грамоты, что без свободы жить нельзя.
Теперь же Иван Иваныч не понимает: «во имя чего ждать?» «Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!
Я уехал тогда от брата рано утром, и с тех пор для меня стало невыносимо бывать в городе. Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я не способен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать... Ах, если б я был молод!»
Затем Иван Иваныч просил Павла Константиныча не успокаиваться, делать добро.
После этого наступила тишина. Буркин, Алехин и Иван Иваныч расселись в разных концах гостиной. Ведь им хотелось слушать про изящных людей, про женщин, а не про скучного чиновника. Вскоре Алехин простился и ушел спать. Гости остались наверху и всю ночь слушали дождь.
Конец 19 века - время, ознаменовавшееся периодом застоя в общественно-политической жизни России. В эти непростые для нашего Отечества дни известный писатель А. П. Чехов пытается донести благие идеи до мыслящих людей. Так, в рассказе «Крыжовник» он задает читателю вопросы о смысле жизни и истинном счастье, обнажая конфликт между материальными и духовными благами.
Вошедший в «маленькую трилогию» рассказ А.П. Чехова «Крыжовник» напечатали издатели «Русской мысли» в 1898 году. Он был создан писателем в селе Мелихово, Московской области. Данная история является продолжением произведения «Человек в футляре», которое тоже повествует об омертвевшей человеческой душе с искаженным понятием о счастье.
Считается, что за основу своего сюжета Чехов взял рассказ, который известный юрист Анатолий Кони поведал писателю Л.Н. Толстому. Эта история повествует об одном чиновнике, который подобно Н.И. Чимше-Гималайскому, всю жизнь откладывал сбережения ради осуществления своей мечты. Чиновник верил, что парадный мундир с золотыми вышивками принесет ему почет и уважение, сделает его счастливым. Вот только при жизни «счастливая» вещь ему не пригодилась. Более того, потускневший от нафталина мундир надели на беднягу лишь на его собственных похоронах.
Жанр и направление
Произведение «Крыжовник» написано в жанре рассказа и относится к такому направлению в литературном творчестве, как реализм. Лаконичная прозаическая форма позволяет автору изложить свои мысли наиболее кратко, и как следствие, привлечь внимание читателя, достучаться до его сердца.
Как известно, рассказ от других жанров отличает наличие всего лишь одной сюжетной линии, присутствие одного или двух главных героев, небольшое количество второстепенных действующих лиц и небольшой объем. Все эти признаки мы наблюдаем в «Крыжовнике».
О чем?
Ветеринар Иван Иваныч Чимша-Гималайский и учитель гимназии Буркин застигнуты в поле дождем. Герои пережидают непогоду в усадьбе Алехина - приятеля Ивана Иваныча. Тогда врач делится с сотрапезниками историей своего брата, судьба которого сложилась печально.
Братья с детства познали одну простую истину - за удовольствие надо платить. Они происходили из небогатой семьи, старались сами себя обеспечить.
Особенно стремился к обогащению младший из братьев — Николай Иваныч. Пределом всех его мечтаний были усадьба и сад, в котором рос бы спелый и ароматный крыжовник. Ради достижения своей цели Чимша-Гималйский даже сгубил жену, пусть и не нарочно. Он экономил на всем, казалось, ничего не замечал вокруг, кроме объявлений о продаже «десятин пашни и луга с усадьбой». В конечном итоге ему все-таки удалось приобрести желанный участок. С одной стороны, главный герой счастлив, он с удовольствием уплетает свой крыжовник, строит из себя сурового, но справедливого барина… Но с другой стороны, нынешнее положение Николая Иваныча не радует его брата, который приехал погостить. Иван Иваныч понимает, что есть вещи, ценность которых намного значительнее удовольствия есть собственный крыжовник. Именно в этот момент конфликт материального и духовного достигает апогея.
Композиция
Сюжет «Крыжовника» строится по принципу «рассказ в рассказе». Нелинейное повествование помогает автору углубить смысл произведения.
Помимо истории главного героя рассказа, Николая Иваныча Чимши-Гималайского, существует и другая реальность, в которой живут Иван Иванович, Алехин и Буркин. Последние два дают свою оценку произошедшему с Николаем Иванычем. Их представления о жизни - наиболее распространенный вариант существования людей. Важно обратить внимание на экспозицию рассказа, которая содержит подробное описание природы. Пейзаж в имении Николая Ивановича подтверждает духовную нищету новоиспеченного барина.
Главные герои и их характеристика
- Чимша-Гималайский Иван Иваныч - представитель дворянского сословия, который служит на медицинском поприще – лечит животных. Он также является персонажем рассказов «Человек в футляре» и «О любви». Этот герой выполняет важные функции в рассказе «Крыжовник». Во-первых, он — рассказчик, во- вторых, герой-резонер, так как из его уст читатель может услышать обращение автора, его главные мысли. Например, слова Ивана Иваныча о быстротечности жизни, необходимости действовать и жить здесь и сейчас.
- Чимша-Гималайский Николай Иваныч - представитель дворянского сословия, мелкий чиновник, а затем и помещик. Он на два года моложе своего брата, «добрый, кроткий человек». Персонаж стремился вернуться в деревню - вести тихую жизнь помещика. Грезил о том, как будет кормить уток на пруду, гулять по саду, купаясь в лучах теплого солнца, срывать с еще мокрых от утренней росы веток спелые ягоды крыжовника. Ради мечты он отказывал себе во всем: экономил, женился не по любви. После смерти жены он, наконец, смог купить имение своей мечты: обжился, стал полнеть и важничать, рассуждать о своем благородном происхождении, а мужиков просил обращаться к себе «Ваше благородие».
Темы
В данном произведении затронуты темы счастья, мечты, поиска смысла жизни. Все три темы тесно связаны друг с другом. Мечта о собственной усадьбе с крыжовником привела Николая Иваныча к его счастью. Он не только с наслаждением ел крыжовник, но и с умным видом рассуждал о народном образовании, искренне верил, что благодаря ему каждый простой мужик сможет стать полноценным членом общества. Только вот счастье главного героя является ложным: это всего лишь покой, праздность, что ведут его к застою. Время вокруг него буквально остановилось: ему не нужно утруждать себя, стараться и отказывать себе в чем-либо, поскольку теперь он — барин. Раньше Николай Иваныч был твердо уверен в том, что счастье нужно завоевывать, заслуживать. Теперь же, по его мнению, счастье - это дар божий, и только избранному вроде него под силу жить в раю на земле. То есть, его сомнительное достижение стало лишь плодородной почвой для эгоизма. Мужчина живет только для себя. Став богатым, он обеднел духовно.
Можно выделить и такую тему, как равнодушие и отзывчивость . Рассказчик, рассуждая на эту тему, отмечает, что ни Алехин, ни Буркин до конца не поняли его идей, проявили пассивность к весьма поучительной истории о смысле жизни. Сам Иван Иваныч Чимша-Гималайский призывает каждого искать счастье на протяжении всей жизни, помнить о людях, а не только о себе.
И таким образом, герой признает, смысл жизни заключается не в удовлетворении плотских желаний, а в более возвышенных вещах, например, помощи ближним.
Проблемы
- Алчность и тщеславие . Главной проблемой в рассказе «Крыжовник» являются заблуждения человека о том, что истинное счастье - это материальные блага. Так, Николай Иваныч всю жизнь трудился ради денег, жил во имя них. В итоге, его представления оказались ошибочными, оттого он и ел кислый крыжовник, улыбаясь и приговаривая: «Ах, как вкусно!». В его представлении только деньги дают человеку значимость: будучи барином, он и сам стал превозносить себя, как будто без усадьбы
- Не менее важная проблема - эгоизм . Главный герой, как и многие люди на земле, забывал или не хотел помнить о несчастьях окружающих. Он следовал такому правилу: мне хорошо, а до остальных и дела нет.
Смысл
Главная мысль А.П. Чехова выражается во фразе Ивана Иваныча о том, что нельзя радоваться тогда, когда другим плохо. Нельзя закрывать глаза на чужие проблемы, важно помнить, что беда может постучаться в любой дом. Важно уметь вовремя откликаться на просьбы о помощи, чтобы и вам помогли в трудную минуту. Таким образом, автор выражает свое презрение к постоянному покою и стагнации в жизни человека. Счастье, по Чехову - это движение, действие, при этом направленное на совершение добрых и справедливых поступков.
Эта же идея прослеживается во всех частях трилогии.
Критика
Положительно рассказ «Крыжовник» оценивал В. И. Немирович-Данченко:
Хорошо, потому что есть и присущий тебе колорит, как в общем тоне и фоне, так и в языке, и еще потому, что очень хорошие мысли…
Но не только критики и литературоведы высказались о прочитанном. Антону Павловичу активно писали письма простые люди. Например, как-то раз писатель получил письмо от Наталии Душиной, ученицы технического училища. Вот ее цитата:
Когда я читаю что-нибудь Ваше, то я чувствую всегда, что я жила с этими людьми, что я хочу то же сказать о них, что сказали Вы, и не одна я это чувствую, и это потому, что Вы пишете только правду и всё сказанное не так, как сказали Вы, - будет ложь…
Наиболее развернутое описание творческой манеры Чехова описывать реалии русской жизни дал Б. Эйхенбаум в своей статье в журнале «Звезда»:
С годами художественные диагнозы Чехова уточнялись и углублялись. Болезнь русской жизни приобретала под его пером все более резкие и яркие очертания. <…> От диагнозов Чехов стал переходить к вопросам лечения. С особенной силой это выступило в рассказе «Крыжовник». <…> Чехов никогда не сочинял - он услыхал эти слова в жизни и обрадовался им, потому что сам он и был этим человеком с молоточком. Он стучал в самое сердце России - и достучался.
Особенно эмоционально о рассказе высказался Г.П. Бердников, заявив о том, что «стыдно быть счастливым» в той реальности, которую описывает Чехов.:
Драма… раскрывается перед нами в рассказе «Крыжовник». <…> Однако под пером Чехова охватившая чиновника мечта-страсть так поглощает его, что в конце концов совершенно лишает человеческого облика и подобия.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
98dce83da57b0395e163467c9dae521b
Иван Иваныч с Буркиным прогуливаются по полю. Из-за начавшегося дождя они решают укрыться у хорошо знакомого им помещика - Павла Константиныча Алехина, чье имение находилось поблизости - в деревушке Софьино.
Павел Алехин, выглядящий лет на сорок и обладающий большим ростом, упитанный и длинноволосый. Внешность его скорее соответствовала профессорской внешности или виду художника. Одет он был небрежно, нос с глазами были черны от пыли. Он встретил гостей с порога амбара, было видно, что он чрезвычайно рад им. Проследовав с Павлом в купальню и помывшись, втроем они заходят в дом, а там, во время чаепития, Иван рассказывает о своем младшем брате Николае.
Детство братьев проходило вольно, в отцовском имении. Отец их был кантонистом, заработавшим впоследствии чин офицера и оставившим сыновьям в наследство дворянство и имение, которое забрали вслед за его кончиной за долги. Мечтой младшего брата была свой дом у реки, а не отведенная ему казенная палата. Иван же не разделял стремления брата, видя в таком желании лишь монашество человека, ищущего для себя самого клетки. Но Николай не способен был думать о чем-то, кроме такой желанной усадьбы, в которой без сомнения рос бы крыжовник. Накапливая деньги, Николай ограничивал себя в пище, женился на состоятельной вдове лишь ради денег, заставляя голодать и жену.
Через некоторое время, не вынося тяжелых условий, она умерла. На оставшееся ему состояние, Николай, не терзаемый муками совести, приобрел именье, а вместе с ним – целый кустарник крыжовника, посадив который, он стал вести жизнь помещика.
Увидев спустя время своего брата, Иван ужаснулся: тот располнел, состарился – сказался новый образ жизни и возраст. Николай был истинным барином: ел максимально, судился с обществом, разговаривая напыщенным министерским тоном. Оскорблялся, если называли иначе, чем «Ваше высокоблагородие» Угощаясь крыжовником, его брат легко мог понять, что для человека этого всего достигнутого было достаточно для довольства собой.
Почти отчаяние напало при виде брата на Ивана Иваныча. Ночуя в усадьбе, размышлял Иван лишь о судьбах людей, о том, что множество несчастных людей теряют рассудок, пьют, а многие дети погибают от истощения. А в это же время иные люди живут в свое удовольствие, едят и спят, когда вздумается, разговаривают о чепухе, женятся, умирают в старости. И если этим людям не напоминать обо всех бедах и несчастьях других людей, то они и не подумают помогать кому-то, помогать тому, от кого когда-нибудь может зависеть жизнь этих самых господ.
Иван Иваныч в заключение рассказа утверждает, что абсолютного счастья не существует; что если и есть смысл в жизни, то он в добрых поступках, благодетели. На Буркина и Алехина не производит впечатления рассказ. Алехину сложно было разобраться в правдивости сказанных слов, ведь сказаны они были не о пшене или сене, тема была для него слишком далека. Однако он был доволен, ему хотелось продолжения беседы с гостями. Но поздний час не позволял, и было решено, всем отправиться спать.
