Эрнст Рём: Чреватая страсть к мужчинам

1 – Причины Ночи длинных ножей

Обещание Гитлера уменьшить численность штурмовиков было вполне искренним. Многие годы СА проявляли независимость, которая постоянно беспокоила фюрера. Он знал, что без полной поддержки военных ему никогда не добиться успеха, и постарался четко разграничить функции армии и штурмовиков. «Рейхсвер, – объявил он, – является единственным носителем оружия, а СА отвечает за политическое воспитание народа». Эти слова усилили старые обиды четырех миллионов коричневорубашечников. Хотя штурмовики и оставались верными Гитлеру как своему духовному лидеру, многие из них считали, что он предал «коричневую революцию» и продался правым. Они рассматривали себя как символ радикализма партии и совершенно не были удовлетворены реформами фюрера.

Сам Гитлер, симпатизируя радикалам, все же понимал, что дальнейшая революция неосуществима, пока Германия не преодолеет экономический кризис и не возродит вооруженные силы, а этого невозможно добиться без поддержки промышленных магнатов и военных. В то же время, выступая в традиционной роли примирителя, он сделал капитана Рема министром без портфеля, обещал назначить его министром обороны и в первый день 1934 года направил ему теплое поздравление, предупреждая, однако, между строк, что оборону страны следует оставить военным. Но Рем этому не внял. Осмелев, он послал меморандум в министерство обороны, в котором утверждал, что национальная безопасность – прерогатива СА.

Естественно, возник конфликт, и генерал фон Бломберг просил Гитлера призвать Рема к порядку. В последний день февраля 1934 года фюрер созвал совещание руководителей СА и рейхсвера, призывая обе стороны к компромиссу. Партия, сказал он, решила проблему безработицы, но через восемь лет наступит экономический спад, тогда единственным выходом будет обеспечение жизненного пространства для «лишнего» населения. Сначала будет предпринята короткая, но решительная военная акция на Западе, а потом мы устремимся на Восток. Но гражданской милиции такое не под силу. Решить эту задачу способна только народная армия, тщательно подготовленная и оснащенная самым современным оружием. СА должен ограничиться внутриполитическими делами. Гитлер заставил Бломберга и Рема подписать в его присутствии соглашение. На долю СА достались полувоенные функции: некоторые его части будут в качестве полицейских сил действовать на границах страны; кроме того, СА поручается начальная военная подготовка юношей в возрасте от 18 до 21 года, а те, кто в возрасте от 21 до 26 лет не служат в армии, станут тоже под руководством СА заниматься спортом, а фактически – военной подготовкой.

Это было ударом для Рема. «То, что говорит этот дурак-ефрейтор, – откровенничал он в кругу единомышленников, – ничего для нас не значит. Я не имею ни малейшего намерения соблюдать это соглашение. Гитлер – предатель. Если мы не добьемся своего с ним, мы добьемся этого без него». Один из присутствующих – обергруппенфюрер СА Виктор Лутце – счел эти слова государственной изменой и доложил Гессу. Но тот не отважился говорить с Гитлером. Тогда Лутце сам поехал в Оберзальцберг и рассказал фюреру о настроениях в высшем эшелоне СА. Фюрер внешне не проявил к его сообщению особого интереса. Но противники Рема в СС втайне уже плели против него заговор. Инициатором его стал Рейнхард Гейдрих, руководитель СД, а не сам шеф СС, как следовало бы ожидать. Но Гиммлер не решался сначала поддержать эту интригу, возможно, из опасения, что открытый конфликт с СА приведет к расколу в партии. Но узнав, что на стороне заговорщиков выступил Геринг, он решился. Геринг являлся не только ближайшим соратником фюрера, но и мог дать Гиммлеру пост, о котором тот давно мечтал, – начальника бюро тайной полиции Пруссии (гестапо). Глава СС получил его, как только присоединился к заговорщикам. Гейдриху было поручено собрать доказательства о заговоре Рема с целью захвата власти. Рем на самом деле ни о каком путче даже не помышлял. Он лишь хотел заставить Гитлера обеспечить СА соответствующее положение в рейхе, а для этого стремился изолировать фюрера от вредных советников. Он вел войну нервов, а не замышлял государственную измену. 4 июня Гитлер пригласил Рема к себе. Их беседа, по словам фюрера, продолжалась почти пять часов. «Я просил Рема, – говорил он, – прекратить это бессмысленное противостояние и использовать свой авторитет для того, чтобы не доводить дело до катастрофы. Начальник штаба заверил меня, что доносы на него были частично неверные, частично преувеличенные и что в будущем он сделает все, чтобы исправить положение».

По достигнутой договоренности всем штурмовикам предоставлялся месячный отпуск, о чем было объявлено 7 июня. А на следующий день в отпуск ушел и сам Рем «для поправки здоровья», как подчеркивалось в сообщении агентства печати. Эти два объявления успокоили военных, решивших, что капитан укрощен, но привели в замешательство Гейдриха, который еще не собрал достаточно материалов для представления Гитлеру, чтобы убедить фюрера в измене лидера СА. Свояченица Рема предупреждала его о слухах насчет заговора Геринга – Геббельса – Гиммлера против него. «Он чувствовал, что против него что-то замышляется, – вспоминала она, – но не принимал это всерьез. Он верил Гитлеру».

2 – Подготовка Ночи длинных ножей

После возвращения из унизительной поездки к Муссолини Гитлера ожидал неприятный сюрприз. Его преподнес фюреру Франц фон Папен, выступивший в Марбургском университете 17 июня. Когда Папен вошел в зал, заполненный студентами, преподавателями и членами партии в форме, аудитория застыла в ожидании. Заместитель канцлера начал свою речь с критики Геббельса, лишившего печать какой бы то ни было свободы. Публика была ошарашена таким заявлением, исходившим от второго человека в правительстве, но это было только начало. Осудив нацистских фанатиков, доктринеров и однопартийную систему, он призвал Гитлера порвать с теми, кто призывает ко второй революции. «Неужели мы прошли через антимарксистскую революцию, чтобы осуществить марксистскую программу?– вопрошал Папен. – Ни один народ не может все время восставать, если хочет сохранить себя в истории. В какой-то момент движение должно остановиться и заняться формированием солидной социальной структуры».

Нацисты стали протестовать, но их голоса заглушили бурные аплодисменты. Однако опубликовать некоторые выдержки из речи Папена решилась лишь газета «Франкфуртер цайтунг». Геббельс приказал немедленно конфисковать весь ее тираж и запретил передачу речи Папена по радио. Но ее текст попал за границу и вызвал сенсацию не только там, но и в Германии, а когда Папен появился на ипподроме, его приветствовали криками: «Хайль Марбург!»

Первые дни Гитлер молчал. Но потом, когда Папен выразил недовольство решением Геббельса замолчать его речь и даже пригрозил уйти из-за этого в отставку, Гитлер попытался успокоить своего заместителя. Он признал, что Геббельс допустил ошибку, потом посетовал на непослушание СА и обещал отменить запрет на публикацию речи. Он просил Папена лишь об одном – взять обратно свое прошение об отставке до их встречи с Гинденбургом.

Папен согласился подождать, но Гитлер нарушил слово. 21 июня, так и не отменив запрет, он один поехал в резиденцию президента в Нойдеке, объявив официально, что хочет доложить Гинденбургу об итогах переговоров с Муссолини. Вполне возможно, что Гитлер собирался просто поговорить со стариком без Папена, выяснить, каково состояние его здоровья, и обдумать меры, которые следует принять, чтобы сделаться его преемником. Для этого ему необходима была поддержка военных, и примечательно, что первым человеком, которого фюрер встретил на ступеньках резиденции Гинденбурга, был министр обороны фон Бломберг в парадной форме, несмотря на сильную жару.

У президента были свои основания для беседы с Гитлером. Ему хотелось больше узнать о причинах такой шумихи вокруг речи Папена, но право вести беседу он уступил Бломбергу, который заявил, что главное – это сохранить мир в стране. И если Гитлер не сможет поправить нынешнее нетерпимое положение, президент передаст власть в стране армии. О Реме и второй революции не было сказано ни слова. Гинденбург дрожащим голосом выразил согласие со словами Бломберга. А через четыре минуты Гитлер уже был в самолете, летящем в Берлин.

«Если в эти месяцы я неоднократно колебался, прежде чем принять окончательное решение, – говорил Гитлер в рейхстаге через несколько недель после встречи с президентом, – это объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, я не мог убедить себя в том, что отношения, которые, как я полагал, основывались на верности, оказались ложными; во-вторых, я питал тайную надежду, что смогу избавить движение и СА от позора склок и ликвидировать конфликт без особого скандала».

На следующий день Гитлер позвонил Виктору Лутце, который предупреждал его о заговоре Рема, и приказал ему немедленно явиться в резиденцию. «Он привел меня в свой кабинет, – писал Лутце в своем дневнике, – и, взяв за руку, велел дать клятву молчать, пока это дело не урегулируется». По словам Лутце, фюрер взволнованно сказал, что Рема надо устранить, поскольку он хочет вооружить СА и натравить на армию.

Между тем Гейдрих и Гиммлер времени даром не теряли. Гиммлер приказал фон Эберштайну, одному из командиров СС, предупредить командующих военными округами о том, что Рем собирается захватить власть. По армейским каналам это предупреждение было передано за несколько часов. Начальник общего управления армии сообщил офицерам, что готовится мятеж СА и что персонал СС, который поддерживает армию, должен получить оружие.

К этому времени Гитлера уже убедили в измене Рема, и он сообщил министру обороны о том, что созывает всех командиров СА в Бад-Висзее, курортном местечке, близ которого отдыхал Рем. Когда они соберутся, сказал Гитлер, он лично их арестует. Армия была готова к действиям. Главнокомандующий рейхсвера генерал-полковник Вернер фон Фрич издал приказ о приведении всех войск в состояние боевой готовности. Были отменены отпуска, военнослужащие должны были оставаться в казармах.

Гитлер и Рем в 1933. Фото из Немецкого федерального архива

Почти одновременно по радио выступил Гесс. «Горе тому, кто нарушает клятву и думает служить делу революции, поднимая восстание!» – заявил он, называя заговорщиков «доверчивыми идеалистами». Эти слова мог произнести и сам Гитлер, они звучали как призыв к Рему отказаться от второй революции и вернуться на путь истинный. На следующий день еще откровеннее высказался Герман Геринг. Любой, кто подрывает доверие к фюреру, «заплатит своей головой», – пригрозил он. В своем уединении в Бад-Висзее Эрнст Рем должен был услышать и осмыслить эти предупреждения. Очередное было сделано 28 июня, когда Лига германских офицеров официально исключила капитана из своего состава.

В Берлине уже вовсю ходили слухи о предстоящих боях. Помощник советника Папена по печати сообщил в эти дни английскому журналисту Сефтону Делмеру, что идет война за пост преемника Гинденбурга. «В этой войне, – объяснял он, – на одной стороне – Гитлер, на другой – вице-канцлер и его единомышленники-консерваторы. Решительный бой состоится на следующем заседании кабинета, когда Папен потребует от Гитлера подавить террористов и провокаторов второй революции во главе с Ремом. Если фюрер откажется, группа Папена подаст в отставку, а Гинденбург отстранит Гитлера и передаст исполнительную власть армии. Что бы ни произошло, мой хозяин считает, что он держит Гитлера за фалды».

Сам Гитлер в этот момент находился в Эссене, наслаждаясь отдыхом на свадьбе местного гауляйтера. Но другой гость, Лутце, был встревожен. «У меня было ощущение, – писал он в дневнике, – что определенным кругам было выгодно ускорить события, пока фюрера не было к Берлине и он не мог сам все видеть и слышать, полагаясь лишь на телефон».

И телефон сыграл чуть ли не главную роль в дальнейшем развитии событий. Не успели Гитлер с Герингом прибыть на свадебный завтрак, как из Берлина позвонил Гиммлер, зачитавший серию тревожных сообщений о приготовлениях СА. Гитлер был настолько взвинчен, что сразу же отправился в местный партийный штаб. «Здесь, в номере отеля, – писал Лутце, которого тоже спешно вызвали, – телефон звонил почти беспрерывно. Фюрер был молчалив, очевидно, принимая окончательное решение».

Кульминационный момент наступил, когда прибыл секретарь Геринга и привез сведения о готовящемся восстании коричневорубашечников. Это сообщение наряду с информацией от агента Гейдриха о том, что штурмовики оскорбили иностранного дипломата, решило исход дела. «С меня хватит, – заявил Гитлер, – надо их проучить». Он приказал Герингу выехать в столицу и быть готовым к действиям, как только услышит кодовое слово «колибри». Потом фюрер сам позвонил Рему, выразив недовольство по поводу издевательств его людей над иностранцами. Такие вещи недопустимы, гневно заключил он и предупредил капитана, что хочет лично встретиться с руководителями СА в Тегернзее через два дня в 11 утра.

Либо этот разговор не встревожил Рема, либо он сделал вид, что не придал ему особого значения, поскольку к обеденному столу он вернулся с «довольным видом» и сообщил присутствующим, среди которых был генерал фон Эпп, что 30 июня Гитлер сам приедет на совещание лидеров СА. Рем считал, что может положиться на СА и армию. А это означало, что он живет в мире собственных фантазий, не осознавая опасности интриг, плетущихся вокруг него.

Геринг, прибыв в Берлин, привел в боевую готовность прусскую полицию и отборную часть СС, недавно получившую звание «Пожизненное знамя СС – Адольф Гитлер». Более того, он дал командующему южным округом СС в Силезии полномочия арестовать ряд руководителей СА, разоружить охрану его штаба и захватить штаб полиции в Бреслау.

К 29 июня армия была готова выступить, хотя многие старшие офицеры не верили в то, что Рем намерен поднять восстание. Генерал Эвальд фон Клейст заявил главнокомандующему фон Фричу в присутствии генерала Людвига Бека, что приготовления штурмовиков к действиям, по словам начальника СА в Силезии, являются лишь реакцией на действия армии против них. Клейст считал, что третья сторона – он упомянул Гиммлера – пытается натравить СА и армию друг на друга. Встревоженный Фрич вызвал начальника армейского управления генерала фон Райхенау. Тот выслушал мнение Клейста и сказал: «Возможно, это верно, но уже слишком поздно».

По армейским каналам, не прекращаясь, шел поток все новых сообщений – слухов, подтасованной информации и сфальсифицированных документов, убеждающих скептиков, что после путча Рем казнит или уволит всех старших офицеров армии, начиная с Фрича. Распространялись фальшивые списки приговоренных к расстрелу, и многим это начинало казаться правдоподобным. Нагнетанию обстановки способствовала и статья министра обороны фон Бломберга, заверявшая фюрера в верности ему армии.

Если Рем и читал эту статью, он, похоже, не воспринял ее как предупреждение лично ему самому. Он спокойно встречал съезжающихся в пансионат руководителей СА и выражал удовлетворение по поводу предстоящей встречи с фюрером. Капитана не встревожили слова фронтового друга, который убеждал его не совершать «роковой ошибки» – не рассчитывать, что армия не откроет огня по взбунтовавшимся штурмовикам. Действия Рема в этот вечер мало походили на действия человека, готовящего восстание. Вечером врач сделал ему укол от невралгии, и он ушел спать.

А Гитлер спать не пошел. Его апартаменты в отеле в Бад-Годесберге стали своего рода военным штабом накануне сражения, но вел он себя как нерешительный генерал, только что назначенный командующим. Около полуночи он приказал группенфюреру Йозефу Дитриху, командиру отряда телохранителей, с двумя ротами отправиться в Бад-Висзее, но через несколько минут после телефонных разговоров с Берлином и Мюнхеном изменил свой план. Из Берлина Гиммлер сообщил, что берлинские штурмовики планируют начать путч в 5.00 с захвата правительственных зданий. Гитлер отвечал ему лишь междометиями, но, положив трубку, воскликнул: «Это путч!» Ему сообщили, что глава берлинских штурмовиков Карл Эрнст вместо того, чтобы ехать в Бад-Висзее, остался в Берлине, чтобы руководить восстанием. На самом же деле Карл Эрнст находился в Бремене и готовился к морскому путешествию после свадьбы.

Тирада Гитлера с осуждением изменников была прервана звонком от Адольфа Вагнера, гауляйтера Баварии, который доложил, что разбушевавшиеся коричневорубашечники шляются по мюнхенским улицам и кричат: «Рейхсвер против нас!»

Ярость фюрера уступила место панике. «Мне наконец стало ясно, – говорил он позднее, – что только один человек мог справиться с СА. Ведь именно мне он клялся в верности и нарушил клятву, а за это только я должен призвать его к ответу».

И Гитлер принял внезапное решение, застигшее врасплох его соратников: он сам поедет в Бад-Висзее – это «гнездо предателей». Приказав подготовить свой личный самолет, фюрер в ожидании предстоящей встречи нервно мерил шагами комнату. Как мог Рем докатиться до этого? Как он мог предать фюрера?

3 – Ночь длинных ножей – арест и казнь вождей СА

Потрясенный Гитлер поднялся на борт трехмоторного «Юнкерса-52»: его личный самолет не мог вылететь в связи с неполадками в двигателе. Было примерно два часа ночи. Фюрер уселся на свое место и уставился в бесконечность. Его пресс-секретарь Отто Дитрих «понятия не имел, что задумал фюрер», пока адъютант не дал указание снять пистолеты с предохранителей.

Ночь была облачной, временами шел дождь. Начинался серый рассвет, когда Баур посадил самолет на мокрую полосу военного аэродрома Обервизенфельд, где двенадцать лет назад Гитлер впервые вступил в схватку с полицией и армией. Начальник аэропорта растерялся. Он получил указание от Рема при приближении самолета фюрера предупредить все руководство СА. Но самолет оказался не тот, и Гитлера встретила лишь небольшая группа – партийные деятели и армейские офицеры. «Это самый черный день в моей жизни, – сказал он. – Но я поеду в Бад-Висзее и вынесу суровый приговор».

Гитлера привезли к баварскому министерству внутренних дел. Фюрер выскочил из машины и быстро прошел в здание в сопровождении озабоченного гауляйтера Вагнера, одновременно занимавшего пост министра внутренних дел. Войдя в его кабинет, Гитлер заметил в прихожей одного из командиров баварского СА и неожиданно скомандовал: «Взять его!» Затем он обрушился на предателей – лидеров штурмовиков, замышлявших измену. «Вы арестованы и будете расстреляны!» – бушевал он.

В шесть часов утра фюрер вышел из министерства все еще в «ужасно возбужденном состоянии». Второй самолет, с вооруженным подкреплением, еще не приземлился, но Гитлер не захотел ждать. Он сел в машину Кемлки, как обычно, рядом с ним, и приказал ехать в Бад-Висзее. За ним помчалась вторая машина, где за рулем был Шрек. Всего с фюрером выехали восемь или девять мужчин и его секретарша фройляйн Шредер. На заднем сиденье Геббельс громко рассуждал о подлости штурмовиков, но Гитлер молчал. Через облака стало пробиваться солнце.

Менее чем за час они доехали до Тегернзее. С озера поднимался утренний туман. «Теперь – к пансионату Ханзельбауэра», – приказал фюрер Кемпке. Было уже почти семь, зазвонили церковные колокола. Кемпка медленно и осторожно подъехал к пансионату. Первым вошел Гитлер. На нижнем этаже никого не было, столовая, подготовленная к обеденному банкету, тоже была пуста. Потом появилась хозяйка. Фюрер приказал ей показать комнату Рема.

Гиммлер, Рем и Курт Далюге в 1933. Фото из Немецкого федерального архива

Пока остальные занимали посты у дверей в другие комнаты, охранник в штатском постучал в дверь к Рему. За ним вошел Гитлер с пистолетом в руке. Кемпка, стоявший сзади него, увидел Рема, еще толком не проснувшегося и моргающего в изумлении. «Эрнст, – сказал Гитлер, – ты арестован». Рем пытался протестовать, но фюрер уже вышел и стал громко стучать в дверь напротив. Она открылась, и на пороге возник сонный обергруппенфюрер Хайнес. За ним стоял его партнер по постели – красивый молодой человек. «Это была безобразная сцена, меня чуть не вырвало», – писал позже Геббельс. Гитлер сразу же пошел к другой двери, оставив Лутце искать оружие. «Лутце, я же ничего не сделал! Помогите мне!» – взмолился Хайнес. «Ничего не могу поделать», – ответил Лутце, скорее смущенный, чем убежденный в своей правоте. Хайнес повиновался и был вместе с Ремом и его единомышленниками заперт в кладовой. Туда же отправили с десяток часовых, проспавших приезд Гитлера, шофера Хайнеса и нескольких мальчиков, застигнутых на месте преступления.

Пока Гитлер обсуждал с подчиненными, что же делать дальше, Кемпку послали в соседний пансионат задержать двоюродного брата Рема Макса Фогеля, который был у него шофером. Кемпка, друживший с коллегой, смущенно объявил Фогелю, что он арестован. Когда он привел задержанного в «Ханзельбауэр», из Мюнхена прибыл грузовик примерно с сорока вооруженными штурмовиками из охраны штаба Рема. Командира задержали, а штурмовикам адъютант Гитлера Вильгельм Брюкнер приказал немедленно возвращаться в Мюнхен. Они не двинулись с места. Затем подошел фюрер. «Вы что, не слышали, что сказал Брюкнер?– закричал он. – По дороге вы встретите войска СС, и они вас разоружат». Его тон лишил их боевого духа, и грузовик тронулся.

Арестованных усадили в два автобуса, и колонна двинулась. Впереди шел «мерседес» Гитлера. Встречавшихся по дороге штурмовиков останавливали и допрашивали. Тем, кто был в составленном Геббельсом списке, приказывали сдать оружие и следовать на своих машинах за фюрером в Мюнхен.

К 9.30 колонна остановилась у «Коричневого дома». Он был оцеплен солдатами. Гитлер поблагодарил их за помощь и заверил, что они не будут использованы против СА. В штабе партии Гитлер приказал Геббельсу позвонить Герингу и сообщить ему кодовое слово. Чистка началась. Камеры тюрьмы «Штадельхайм» были уже заполнены лидерами СА, арестованными эсэсовцами. Оставшиеся в «Коричневом доме», в том числе и Рем, требовали встречи с Гитлером, но фюрер отказался их видеть, Геббельс тоже. Тогда их доставили в тюрьму. Рема поместили в одиночку.

В «Коричневом доме» генерал фон Эпп потребовал военного суда над Ремом. Гитлер гневно прервал генерала, заявив, что Рем – изменник и заслуживает смерти без суда. Генерал был настолько ошеломлен этим приступом ярости, что ничего не смог ответить, а потом сказал своему помощнику: «Чокнутый!»

В 11.30 началось совещание по поводу лидеров СА. Гитлер был по-прежнему разъярен, сумбурно перечислял свои обиды на СА. У него даже появилась пена у рта. Он обвинял Рема в намерении убить его, фюрера, чтобы потом отдать Германию во власть ее врагам. Рема и его заговорщиков ждет расстрел, заявил он.

Но казни еще не начались, так как Гитлер ждал прибытия Зеппа Дитриха с его отрядами СС. Когда Дитрих появился, фюрер приказал ему ждать, пока не будет вынесено окончательное решение. На это ушло три часа.

В Берлине, однако, не медлили. Услышав пароль «колибри», триумвират Гиммлер – Гейдрих – Геринг приступил к действиям. Случайно узнав об их плане, Папен пытался уговорить Геринга ничего не предпринимать до получения согласия Гинденбурга на введение чрезвычайного положения. Но Геринг игнорировал его протесты и порекомендовал вице-канцлеру отправляться домой. По Берлину уже разъезжали полицейские машины, хватая противников режима. Сам Папен фактически оказался под домашним арестом, его телефон отключили, а многих сотрудников его аппарата увезли в тюрьму.

Но мало кто из берлинцев заметил что-либо необычное в это жаркое субботнее утро, хотя роскошная резиденция Рема была оцеплена полицией.

В берлинском пригороде кухарка генерала фон Шляйхера открыла дверь двум агентам гестапо и повела их в его кабинет. Один из агентов спросил у нее: «Тот, за столом, Шляйхер?» Бывший канцлер ответил: «Да, это я». Тогда агенты открыли огонь. Фрау Шляйхер, сидевшая в углу, бросилась к мужу, но ее тоже сразила пуля.

А Гитлер в Мюнхене все еще колебался. В 5 часов дня к нему вошли Мартин Борман и Зепп Дитрих. «Возвращайтесь в казармы, – приказал Дитриху фюрер. – Подберите офицера с шестью рядовыми и тех, кто занесен в список, расстреляйте за измену». Дитрих просмотрел переданный ему Борманом список. В нем были фамилии всех доставленных в тюрьму, но Гитлер поставил крестики лишь перед двенадцатью. Среди них были Хайнес и другие, но Рема фюрер все еще не решался убрать.

Когда баварский министр юстиции Ганс Франк узнал, что в тюрьму посажены многие лидеры СА, он решил пойти и выяснить, в чем же дело. Он зашел в камеру Рема. «Что все это значит? – спросил его капитан. – Что происходит?» Франк ничего не мог ему сказать. Он лишь выразил надежду, что все будет делаться по закону. Рем ответил, что готов к самому худшему. «Меня мало волнует собственная жизнь, но прошу вас, – говорил он, – позаботьтесь о моих близких, они ведь женщины, и все были на моем иждивении». Когда Франк открыл дверь. Рем схватил его за руку. «Все революции, – горько заметил он, – пожирают собственных детей».

Вскоре к Франку явился Зепп Дитрих с помощником и объявил, что он имеет приказ расстрелять ряд лидеров СА. Ошеломленный Франк воскликнул, что казнь не может состояться ни при каких обстоятельствах, и убедил Дитриха позвонить в «Коричневый дом». Вначале тот сам разговаривал с Гессом, потом протянул трубку Франку, пояснив: «С вами хочет говорить фюрер». Гитлер, не слушая Франка, сразу же начал кричать: «Вы что, отказываетесь выполнить мой приказ? Может, вы симпатизируете этим преступным отбросам? Я их вырву с корнем!»

В тюрьме уже вывели во двор первую шестерку обреченных. «Фюрер и рейхсканцлер приговорил вас к смертной казни, – объявил офицер СС. – Приговор будет приведен в исполнение немедленно». Когда командир верхнебаварских штурмовиков Аугуст Шнайдхубер увидел, что главным палачом является Зепп Дитрих, он крикнул: «Зепп, мы же друзья, что происходит? Мы совершенно невиновны!» Дитрих с каменным лицом произнес: «Вы приговорены к смертной казни фюрером. Хайль Гитлер!»

К стенке поставили первого приговоренного. Он отказался от повязки на глаза. Прозвучали выстрелы. Вторая и третья жертвы тоже попросили не завязывать им глаза. Дитрих присутствовал при расстреле первых двух. Когда дошла очередь до Шнайдхубера, он ушел.

Поздно вечером Гитлер поехал на аэродром. «Я помиловал Рема, – сказал он провожавшему его генералу фон Эппу, – благодаря его заслугам». Поднявшись в самолет, фюрер сел на переднее сиденье, и Баур взял курс на Берлин.

Хотя в Берлине внешне все было спокойно, город наполнили зловещие слухи об арестах и расстрелах. Но мало кто знал об убийстве генерала фон Шляйхера и его жены или о том, что Грегора Штрассера схватили за обеденным столом и доставили в тюрьму гестапо. Там в него начали стрелять через окошко в двери камеры. Грегор метался из угла в угол, пытаясь увернуться. Наконец один из охранников вошел в камеру и прикончил его. Так погиб враг Геринга и Геббельса, сохранявший своеобразную верность фюреру.

Грегор Штрассер. Фото из Немецкого федерального архива

В столице чисткой руководил Геринг. К концу дня он собрал в здании министерства пропаганды иностранных корреспондентов и сделал официальное сообщение. «Геринг прибыл одетый в один из своих многочисленных парадных мундиров, – вспоминал бывший сотрудник гестапо. – Он шел медленно, торжественным шагом и, поднявшись на трибуну, выдержал длинную, многозначительную паузу, зажав рукой подбородок и закатив глаза, словно боялся того, о чем сейчас скажет. Когда он упомянул в числе заговорщиков Шляйхера, кто-то спросил, что же случилось с бывшим канцлером. «Он имел глупость сопротивляться, – ответил Геринг со злорадной ухмылкой, – и был убит».

К вечеру число жертв чистки резко возросло. Друг Шляйхера генерал фон Бредов был убит у входа в свой дом. У исполняющего обязанности комиссара полиции в Бреслау были выпущены кишки. Командир кавалерии СА был убит в курительной комнате. Составитель последней нашумевшей речи Папена лежал мертвый в подземной камере гестаповской тюрьмы. Был расстрелян пресс-секретарь вице-канцлера. В казармах СС погибли чиновники министерства транспорта, председатель «Католической акции», а также Карл Эрнст, который не успел уехать в свадебное путешествие. Его последними словами были: «Хайль Гитлер!»

Коричневорубашечники были полностью деморализованы. Некоторых из них подняли по тревоге, вооружили, приказали арестовывать предателей, а затем эсэсовцы бросили в тюрьму их самих. Многих штурмовиков Гиммлера избивали прямо на улицах и расстреливали на месте.

Наконец в 10 часов вечера самолет Гитлера приземлился на аэродроме Темпельгоф. Его встречал узкий круг приближенных: Геринг, Гиммлер, Фрик и несколько сотрудников гестапо, а также полицейский эскорт. На фюрере были коричневая рубашка, черный галстук-бабочка, кожаная куртка и черные армейские сапоги. Он выглядел усталым, бледным, осунувшимся. Поздоровавшись, Гитлер отвел в сторону Геринга и Гиммлера и внимательно выслушал их доклады. Гиммлер передал ему список, который Гитлер стал внимательно изучать. Затем тройка села в машину, за ней двинулся эскорт. Гитлер сообщил, что Рема казнить не следует, он дал слово генералу фон Эппу. Соратники запротестовали. Зачем тогда понадобилось такое побоище, если Рем помилован? Они спорили всю дорогу.

4 – Ночь длинных ножей – убийство Рема

Гинденбург воспринял репрессии спокойно. Его первой реакцией на доклад Мейснера было ворчливое: «Я же вам говорил». «Я много раз советовал канцлеру, – бурчал старик, – бросить за решетку этого аморального и опасного Рема. Но он меня не слушал. А вот теперь сколько крови пролилось!»

Утро следующего дня, 1 июля, было теплым и солнечным. Берлинцы с детьми не спеша прогуливались по улицам. Мало кто обратил внимание на короткое сообщение о казни шести заговорщиков за измену. Те же, кто был посвящен в политические интриги, узнали, что Гитлер после мучительных размышлений наконец был вынужден согласиться на казнь Рема. Но он проявил своеобразное великодушие: приказал бригаденфюреру Теодору Айке дать Рему шанс застрелиться самому.

Было еще светло, когда Айке с двумя помощниками прибыл в тюрьму «Штадельхайм» с устным приказом Гитлера. Начальник тюрьмы сначала отказался передать заключенного без письменного документа, но сдался после угроз Айке. В камере № 474 на койке лежал Рем, голый до пояса из-за сильной жары. «Вы потеряли право на жизнь, – объявил ему Айке. – Фюрер дает вам еще одну возможность сделать правильный выбор». После этих слов эсэсовец положил на стол пистолет с одним патроном и вышел из камеры. В коридоре Айке ждал почти пятнадцать минут, потом снова вошел к Рему с двумя помощниками. «Герр Рем, приготовьтесь!» – крикнул он. Потом, заметив, что револьвер дрожит в руке помощника, скомандовал: «Целься медленно и спокойно». В маленькой камере оглушительно прозвучали два выстрела. Рем грохнулся на пол. «Мой фюрер, – прошептал он, – мой фюрер». – «Об этом раньше надо было думать, теперь слишком поздно», – сказал Айке. Было 6 часов вечера. После казни Рема пришла очередь тех, кто был внесен в берлинские списки.

Папен быожить Гинденбургу об итогах переговоров с Муссолини. Вполне возможно, что Гитлер собирался просто поговорить со стариком без Папена, выяснить, каково состояние его здоровья, и обдумать меры, которые следует принять, чтобы сделаться его преемником. Для этого ему необходима была поддержка военных, и примечательно, что первым человеком, которого фюрер встретил на ступеньках резиденции Гинденбурга, был министр обороны фон Бломберг в парадной форме, несмотря наp сильную жару. л еще жив, потому что его влиятельные друзья все время кружили на машинах, объезжая его дом. А посол Додд даже оставил у двери визитную карточку с припиской: «Надеюсь, мы скоро встретимся». Додд считал Папена коварным и трусливым, но пошел на этот шаг «в знак протеста против нацистских жестокостей».

Люди еще мало знали о том, что происходит. Не прояснило ситуацию и заявление Геринга, сделанное им в конце дня. «Чистка будет проведена безжалостно», – сказал он, заверив граждан, что в стране теперstrongь все спокойно и фюрер владеет положением. Как большинство официальных сообщений, и это было смесью правды и выдумки, а публика поверила тому, во что хотела верить: ничего страшного не произошло, просто ради блага государства была проделана неприятная, но необходимая работа.

Убийства продолжались до утра 2 июля. Без суда были казнены человек сто, возможно, двести, точное число никогда не будет известно.

По всей стране в этот жаркий понедельник средний немец радовался тому, что этих дебоширов в коричневых рубашках наконец-то призвали к порядку. «Никто не любил Рема и его выскочек, – вспоминал корреспондент Делмер, – этих бывших официантов, портье, водопроводчиков, которые третировали простых людей хуже, чем прусские гвардейцы во времена кайзера. Их, мчавшихся по улицам в шикарных новых автомобилях, боялись и ненавидели простые бюргеры». Устранив этих головорезов, Гитлер стал героем толпы.

Но у Гинденбурга усиливались сомнения. Особенно его потрясло зверское убийство генерала фон Шляйхера и его жены, и он потребовал провести расследование. Принять официальную версию о сопротивлении аресту фельдмаршал не мог, в то же время он уже не был способен к действию и послушно подписал составленную нацистами поздравительную телеграмму Гитлеру, в которой фюреру выражалась признательность за спасение Германии.

5 – Отношение Германии к Ночи длинных ножей

Одобрение чистки не шло дальше границ Германии, и иностранная пресса была полна осуждающих материалов. Гитлер отмахивался от этой критики. Его гораздо больше заботил рост подспудного недовольства внутри страны: уже немало людей стали подозревать, что их обманывают. Причем всплывали все новые и новые факты о зверствах гитлеровского режима. Например, был казнен старый противник Гитлера бывший комиссар Баварии фон Кар, по ошибке вместо штурмовика Вильгельма Шмида был расстрелян музыкальный критик Вилли Шмид.

Гитлер, конечно же, был потрясен ликвидацией старых друзей и товарищей и, возможно, даже испытывал чувство раскаяния. В частном порядке он поручил Гессу выразить соболезнование вдовам и родственникам погибших. Гесс выполнил это поручение. Вдове музыкального критика он посоветовал считать гибель мужа мученичеством за великое дело и обещал назначить ей государственную пенсию. Пенсии были предложены фрау Штрассер и матери Рема. Последняя не верила, что ее сын был гомосексуалистом, и холодно отвергла это предложение, не желая брать ни пфеннига от убийцы сына.

Гитлер также сделал попытку помириться с Папеном и пригласил его на чрезвычайное заседание кабинета, будто тот не находился под арестом. Он весь был воплощением дружеских чувств, когда пригласил вице-канцлера занять свое обычное место за столом. Разгневанный Папен сказал, что об этом не может быть и речи, и потребовал разговора наедине. Оба вышли в соседнюю комнату. Папен, возмущенный своим домашним арестом и убийством пресс-секретаря, потребовал немедленного расследования и заявил, что уходит в отставку. Но Гитлер вежливо отказался принять эту отставку.

На заседании кабинета генерал фон Бломберг от имени вооруженных сил поблагодарил фюрера за решительные действия против предателей. Это позволило Гитлеру оправдать погром СА. «Когда вспыхивает бунт, – сказал он, – капитан корабля не может ждать, пока корабль доплывет до берега, чтобы отдать бунтовщиков под суд. Он сам должен навести порядок». Как всегда, протеста не выразил ни один из членов кабинета, в том числе и министр юстиции, у которого погибли несколько друзей. Мало того, кабинет издал постановление, узаконившее «меры, принятые 30 июня и 1 и 2 июля» как «чрезвычайную защиту государства».

Папен был не единственным, кто хотел уйти в отставку. Баварский министр юстиции Франк тоже высказал такое намерение. Гитлер на это резко ответил: «Вы что, хотите покинуть корабль посреди океана? Мы же в бою. Не забывайте, что в каждой революции есть жертвы».

Он даже дал весьма любопытное объяснение росту числа концентрационных лагерей. «Если бы у меня, как у Москвы, была необъятная Сибирь, – говорил он, – не было бы нужды в этих лагерях. Кто в мире говорит о миллионах жертв большевизма? Еврейская пресса всего мира меня преследует, потому что я антисемит. Герр Сталин – ее любимец». И Франк порвал свое заявление.

Папен не унимался. Он потребовал отдать ему урну с прахом своего пресс-секретаря и организовал его похороны на кладбище, игнорируя предупреждение Гиммлера, что такие действия могут спровоцировать беспорядки. Вице-канцлер бомбардировал фюрера письмами с протестами против содержания в тюрьме четырех его сотрудников. Гитлер терпеливо советовал Папену подождать предстоящего специального заседания рейхстага по вопросу о чистке, заявляя в то же время, что берет на себя полную ответственность за случившееся, в том числе и за ошибки, совершенные в «чрезмерном рвении».

Заседание открылось в здании оперного театра 30 июля. Меры по обеспечению его безопасности были беспрецедентные. На всем пути Гитлера от рейхсканцелярии до театра с обеих сторон стояли цепи полицейских и эсэсовцев, в вестибюле театра гостей подвергали обыску. В зале среди публики сидели агенты в штатском. Как вспоминал один западный дипломат, «все присутствующие – демонстративно отсутствовали лишь американский, французский и русский послы – признавали, что среди власть имущих начался период дикого, панического страха».

В восемь вечера на трибуну поднялся мрачный фюрер. Выбросив в приветствии руку, он начал говорить, в резких выражениях характеризуя заговор «деструктивных элементов» и «патологических врагов германского государства». Он подробно остановился на принятых для его подавления мерах и о своей личной роли в этом. И если не считать иностранных наблюдателей, почти все немцы в театре были заворожены его выступлением, вся Германия, затаив дыхание, застыла у репродукторов. Американский посол Додд, поклявшийся никогда не присутствовать на выступлениях канцлера и не разговаривать с ним, кроме как по официальным поводам («глядя на этого человека, я испытываю чувство ужаса»), с недоверием слушал утверждения Гитлера о том, что казнены были лишь семьдесят четыре заговорщика и что он, фюрер, приказал расстрелять троих членов СС за «грубое обращение с арестованными». Последнее, вероятно, адресовалось Папену с целью убедить вице-канцлера, что убийцы невинных, таких как его пресс-секретарь, были наказаны. Фюрер обратился также к избежавшим наказания участникам заговора, заявив, что прощает их, что все до единого должны работать на благо германского народа и государства.

Когда Гитлер закончил выступление, хорошо подобранная аудитория устроила ему бурную овацию, а рейхстаг тут же принял резолюцию, одобряющую меры по подавлению заговора, фактически выдавая канцлеру лицензию на убийства. Не прозвучало ни единого слова протеста.

Среди военных не только министр обороны поддержал расправу над СА и убийство генералов фон Шляйхера и фон Бредова. Офицерский корпус воспринял гибель двух товарищей с удивительным хладнокровием, закрыв глаза на методы Гитлера на том основании, что подавление мятежа было гарантией мира внутри страны. Чувства офицеров передавались рядовым, восторженно встретившим Гитлера, когда несколько дней спустя он объезжал колонну солдат в открытом автомобиле.

Лишь горстка офицеров набралась достаточно смелости, чтобы выразить протест. Их возглавил престарелый фельдмаршал Август фон Макензен, который вместе с другими двадцатью восемью старшими офицерами 18 июля послал Гинденбургу меморандум. В нем выражался резкий протест против убийства Шляйхера и Бредова и содержалось требование наказать виновных. Но этот шаг не имел последствий. До больного Гинденбурга документ, очевидно, не дошел. Во всяком случае никаких мер принято не было.

Казалось, все влиятельные слои германского общества были либо запуганы, либо убеждены в правоте Гитлера. В итоге то, что могло стать его личной катастрофой, оказалось своего рода победой: чистка по крайней мере положила конец фракционной борьбе в партии. Одним ударом с «крамолой» в СА было покончено.

От разгрома СА в первую очередь выиграл Гиммлер. 20 июля фюрер наделил СС статусом независимой организации и разрешил ей формировать вооруженные подразделения.

Сама же нацистская партия понесла тяжелые потери. Многие самые верные ее бойцы, мечтавшие о справедливом обществе, жертвовавшие ради этого жизнью, вдруг узнали, что их предали. Тысячи самых убежденных нацистов до конца жизни не могли забыть об этих днях позора. Уцелевшие лидеры СА объявили предавшему их фюреру тайную войну. Их ненависть к элитарным СС нередко прорывалась наружу. Новый командир СА Виктор Лутце на пьянке в штеттинском ресторане, изливая душу товарищам-штурмовикам, заявил, что когда-нибудь «позор 30 июня будет смыт», и обрушился на Гиммлера и СС, которые заманили Рема в ловушку. Один из эсэсовцев попытался урезонить подвыпившего Лутце, но тот упорствовал: «Я это буду говорить, даже если завтра попаду в концлагерь».

(Подзаголовки в тексте материала даны нами для удобства читателей. В книге Джона Толанда главы обозначаются только цифрами 1-5)

Рем (Rohm) Эрнст (28.11.1887, Мюнхен - 2.7.1934, тюрьма Штаделыейм), создатель и руководитель штурмовых отрядов нацистской партии (СА). Сын мелкого чиновника.


Участник 1-й мировой войны, капитан. В 1911 был ранен - часть носа ему оторвало пулей. За боевые отличия награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса. После окончания, войны вступил в Добровольческий корпус. Еще в армии Р. стал гомосексуалистом, из них впоследствии подбирал свое ближайшее окружение. Участвовал в заговоре, организованном ген. Ф. фон Эппом по свержению правительства Красной Баварии. В 1919 служил в штабе VII военного округа (Мюнхен). В 1919, раньше А. Гитлера, вступил в Немецкую рабочую партию (ДАН), стал членом ее комитета (позже получил билет № 623). Был талантливым организатором. Считал, что восстановить Германию сможет только партия, опирающаяся на поддержку низших классов. Создал первые ударные группы ПСДАП, получившие затем название Штурмовых отрядов - СА. «Еще когда я был незрелым хилым юнцом, война и тревоги привлекали меня куда больше, чем славный буржуазный порядок», - говорил Р. Один из ближайших друзей Гитлера; единственный, с кем Гитлер до конца оставался на «ты». Р. привлек в партию многих бывших военных и членов Добровольческо1 о корпуса, которые создали костяк партии. Кроме того, Р. продолжая состоять на действительной службе, обеспечивал защиту Гитлеру и НСДАП. По ряду сведения, именно Р. убедил ген. Эппа выделить 60 тыс. марок на покупку центрального органа партии - газеты «Фёлькише беобахтер». В февр. 1923 добился присоединения к ПСДАП 4 вооруженных формирований Баварии и создания под руководством Гитлера «Рабочего объединения союзов борьбы за отечество». В 1923 уволился из армии в чине капитана. Участвовал, являясь командиром подразделения штурмовиков «Военное знамя империи», в «Пивном путче» (9.11.1923). Занял со своими штурмовиками штаб-квартиру командования сухопутных сил в Баварии и др. объекты, в т.ч. здание телеграфа. Был арестован и привлечен к суду вместе с Гитлером, освобожден сразу после суда. Возглавил нелегальные СА (они были официально запрещены после «Пивного путча», как и НСДАП) и привлек к ним около 30 тыс. ветеранов войны. В конце 1923 уехал в Боливию, куда был приглашен в качестве военного инструктора в чине подполковника. В сент. 1930, когда у Гитлера возник очередной конфликт со ставшими неуправляемыми СА, Р. был вызван в Берлин и назначен начальником штаба СА (верховным фюрером СА с 1930 стал сам Гитлер). Реформировал СА, создал новую структуру, привлек новых членов. К середине 1931 разделил СА на 34 гауштурма и 10 групп. Всего же численность СА, в т.ч. в результате деятельности Р., достигла 400 тыс. чел. - в 4 раза больше, чем рейхсвер. 13.4.1932 указом правительства и президента СА, как вооруженные формирования, были распушены. Р. призвал к вооруженному сопротивлению, но Гитлер отклонил эту идею. Уже 15.6.1932 запрет па деятельность СА был снят. К концу 1933 Р. довел численность СА до 2 млн чел. Резкий рост численности и влияния СА, авторитет Р. в которых был непререкаем, вызывал настороженность руководства НСДАП. Кроме того, Р. активно выступал с идеей т.н. «Второй революции», считая, что захват власти - только первый этап; и в этом его поддерживало большинство руководства СА. Одновременно, Р. выдвинул концепцию превращения СА в народную армию, с подчинением им вооруженных сил, и, естественно, во главе с собой. Эти действия вызвали беспокойство в высшем командовании армии, с которым Гитлер не собирался обострять отношения, а также в промышленных кругах, которым не правились призывы Р. к социальной революции. 1.12.1933 Р. был введен в состав правительства в качестве имперского министра без портфеля, а также стал членом государственного правительства Баварии. 21.2.1934 Гитлер распорядился сократить численность СА. 28.6.1934 Р. был исключен из Германской офицерской лиги. Гитлер сделал попытку примирения с СА, Р., пойдя ему навстречу, отдал 1.7.1934 приказ распустить СА на месяц в отпуск с запрещением им ношения формы. Перед отпуском, 30.6.1934 решено было провести совещание высшего руководства и старых бойцов СА в гостинице «Ганзльбауэр» в Бад-Висзее, на берегу озера Тегернзее. 30.06.1934 в «Ночь длинных ножей» Р. и его ближайшее окружение были арестованы. Отправл

ен в тюрьму Штадельгейм. Была предпринята попытка заставить Р. покончить жизнь самоубийством, но Р. отказался это сделать. После этого застрелен в камере эсесовцем Т. Эйке.

Смерть: 1 июля (1934-07-01 ) (46 лет)
Мюнхен , Бавария , Третий рейх Место погребения: Династия: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Имя при рождении: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Отец: Юлиус Рём (1847-1926) Мать: Эмилия Бальтхайзер (1857-1935) Супруг: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Дети: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Партия: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Образование: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Учёная степень: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Сайт: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Автограф: Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Монограмма : Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). Награды:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

Ранние годы

В то время Рём вместе с членом Земельного охотничьего совета Георгом Эшерихом создавал баварское народное ополчение (нем. Einwohnerwehren ), призванное обойти ограничения численности вооружённых сил, наложенные Версальским договором . Для его обеспечения оружием и боеприпасами Рём создал огромные тайники, которых впоследствии хватило, чтобы вооружить треть созданного в 1935 году вермахта . Однако в 1921 году организация была запрещена. После этой неудачи Рём пришёл к выводу, что для захвата власти необходима поддержка широких слоёв населения. Наиболее подходящей кандидатурой для решения данной задачи оказался Гитлер.

Для обеспечения безопасности Гитлера из солдат 19-й миномётной роты Рём организовал подвижную группу. На её основе была создана служба порядка партии, впоследствии переименованная в физкультурно-спортивное отделение, а затем - и в штурмовой отряд (нем. Sturmabteilung , сокращённо СА).

Рём также искал офицеров для командирских должностей. Основу руководства СА составили выходцы из штаба 2-й морской бригады, расформированной за участие в Капповском путче , во главе с её командиром капитаном 3 ранга Германом Эрхардтом .

Практически сразу же между Рёмом и Гитлером стали возникать разногласия по вопросу целей и задач СА. Гитлер видел в штурмовых отрядах группы бойцов, готовых выполнить любое задание партийного руководства. Рём же воспринимал СА как ядро будущей революционной армии. В этом его поддерживали военные, рассматривавшие штурмовиков как резервные части .

Для того чтобы усилить своё влияние в СА, Гитлер назначил командующим отрядами Германа Геринга , а затем как противовес создал свою личную охрану, превратившуюся в дальнейшем в СС .

Пивной путч

Рём принял активное участие в Пивном путче . Во главе созданного им отряда «Рейхскригсфлагге» он захватил здание военного министерства .

После провала путча Рём был арестован, но затем выпущен на поруки. Находившийся в Ландсбергской тюрьме Гитлер назначил его руководителем подпольных штурмовых отрядов . В качестве легального прикрытия Рём создал «Фронтбан» (объединение фронтовиков) под формальным руководством генерала Людендорфа . Во главе союза Рём развернул бурную деятельность по расширению влияния национал-социалистов за пределами Баварии. Ему удалось привлечь на свою сторону бывших бойцов фрайкоров и других полувоенных формирований Северной Германии, увеличив численность СА с 2 тыс. накануне Пивного путча до 30 тыс . В некоторых случаях поводом для сближения была нетрадиционная сексуальная ориентация .

В декабре 1924 года Гитлер, выйдя из тюрьмы, поручил Рёму сформировать новые штурмовые отряды. Но тут между ними возник конфликт, который в итоге привел к разрыву отношений. Гитлер ни в коем случае не хотел допустить независимости штурмовиков, которые диктовали бы ему свою политическую волю .

В память о тяжёлых и прекрасных часах, проведённых вместе, сердечно благодарю тебя за товарищеское отношение и прошу не лишать меня твоей дружбы .

Через месяц Гитлер ответил, но не лично, а через своего секретаря:

Никакой военной организации г-н Гитлер впредь создавать не намерен. И если в своё время он и пошёл на подобный шаг, то лишь по настоянию некоторых господ, которые в итоге предали его. Сегодня же он нуждается только в охране партийных собраний, как до 1923 года .

В 1925 году Рём подал в отставку. До 1928 года он работал в области торговли и, кроме того, опубликовал свою автобиографию «История государственного изменника».

Боливия

В 1928 году Рём, который всегда считал себя солдатом, а не политиком, уехал в Боливию . До 1930 года он служил там военным советником в чине подполковника боливийской армии . За время пребывания в Южной Америке в совершенстве овладел испанским языком.

Гомосексуальные скандалы

1 апреля Рём стал начальником штаба СА, оказавшись вскоре в центре скандала. Сторонники Вальтера Штеннеса , смещённого командира штурмовиков Берлина, выражали явное недовольство назначением на руководящий пост гомосексуалиста , позорившего, по их мнению, СА. Рём также был уличён в использовании служебного положения в личных целях. Доверенные лица из числа штурмовиков находили для него сексуальных партнёров, которых Рём в дальнейшем назначал на должности в СА. Если избранник проявлял неверность или недовольство, его жестоко избивали. Встречи происходили в пивной «Братвурстглёкль». Рём открыто посещал излюбленные заведения гомосексуалов «Кляйст-казино» и «Силуэт» вместе с новым руководством штурмовых отрядов Берлина. Гитлер в ответ на поступавшую к нему информацию, компрометирующую Рёма, говорил, что примет решение, когда ему будут предоставлены доказательства.

И доказательства вскоре появились. В социал-демократической газете «Мюнхнер пост» стали печататься рассказы о похождениях Рёма и публиковаться его письма. Пытаясь найти источник утечки информации, Рём поручил журналисту Георгу Беллу встретиться с Карлом Майром, ставшим к тому времени демократом. Майр сообщил, что некоторые из деятелей НСДАП планируют физическое устранение Рёма.

И, действительно, после очередного отказа Гитлера снять Рёма со своего поста верховный судья партии Вальтер Бух задумал убийство некоторых высших руководителей СА, однако вследствие нерешительности исполнителей замысел провалился.

После того как стало известно о контактах Рёма с Майром, разразился новый скандал. Мартин Борман , зять Буха и его доверенное лицо, в ярости сказал:

«Вторая революция»

После прихода национал-социалистов к власти Рём стал планировать военную реформу. В 1933 году - министр без портфеля . Будучи командиром роты во время Первой мировой войны, он осознал, что старая прусская военная школа уже не соответствует требованиям времени. Новая армия, по его мнению, должна была комплектоваться по милицейскому принципу на основе СА. Себя же он видел во главе этой армии. Потребовав роспуска рейхсвера (армии) и создания «революционной народной милиции» под главенством СА, он вступил в конфликт с Гитлером, СС и рейхсвером.

Гибель

Рём и члены СА считали себя авангардом «национал-социалистической революции». После прихода Гитлера к власти они ожидали кардинальных перемен в жизни Германии, в том числе, привилегий для себя. Они не догадывались, что Гитлер более не нуждался в штурмовиках с их опытом уличного насилия.

Офицерский корпус требовал устранения Рёма и роспуска СА в качестве условия поддержки Гитлера. Несмотря на идейную близость, Гитлер принял решение пожертвовать Рёмом . Гитлер обвинил Рёма в заговоре и принял личное участие в его аресте (30 июня 1934). Одновременно с арестом Рёма была расстреляна без суда большая группа руководителей СА.

Через день Гитлер приказал принести Рёму в камеру свежую газету со статьей о его разоблачении и казни сторонников, и пистолет с одним патроном, надеясь, что, прочитав статью, Рём застрелится, но тот отказался или, возможно, не успел решиться. Через 10-15 минут после этого в камеру вошли бригадефюрер СС Теодор Эйке и его адъютант штурмбаннфюрер СС Михель Липперт , вооруженные пистолетами. Рём отложил газету, подошел к окну, стал лицом к двери, вскинул правую руку и крикнул «Славься, мой фюрер!», через секунду Липперт и Эйке произвели в область торса Рёма четыре выстрела (по два каждый), от которых Рём скончался на месте. В дневнике Эйке была запись, согласно которой он просто стоял в дверях камеры, а Липперт убил Рёма, выстрелив ему сначала в грудь, а затем в голову. Также, согласно тем же записям, Рём якобы крикнул не «Славься, мой Фюрер!», а «Пусть Адольф лично стреляет в меня!».

Сочинения

  • Geschichte eines Hochverräters. München: Franz Eher Nachf., 1928.
  • SA. und SS. // Almanach der nationalsozialistischen Revolution. Berlin: Brunnen, 1934. S. 64-71.

В культуре

  • Эрнст Рём фигурирует в пьесе японского писателя Юкио Мисимы «Мой друг Гитлер », в которой ярко изображены события, непосредственно предшествовавшие гибели Рёма.
  • В романе Лиона Фейхтвангера «Братья Лаутензак » (1943) Рём является прототипом Манфреда Проэля, главы штурмовиков.

В кино

  • «Гитлер: Восхождение дьявола » / «Hitler: The Rise of Evil» (Канада , США ; ) режиссёр Кристиан Дюге , в роли Эрнста Рёма - Петер Стормаре .

Напишите отзыв о статье "Рём, Эрнст Юлиус"

Примечания

Литература

  • Залесский К.А. Вожди и военачальники Третьего рейха: Биографический энциклопедический словарь.. - М .: «Вече», 2000. - С. 331-332. - 576 с. - ISBN 5-7838-0550-5.
  • Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь.. - М .: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2002. - С. 554-556. - 942 с. - ISBN 5-17-015753-3 (ООО «Издательство АСТ»); isbn 5-271-05091-2 (ООО «Издательство Астрель»).
  • Залесский К.А. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. - М .: Эксмо , 2005. - С. 463-466. - 672 с. - ISBN 5-699-09780-5.
  • Хайнц Хёне . . - М .: ОЛМА-ПРЕСС , 2003. - 542 с. - 6000 экз. - ISBN 5-224-03843-X.
  • Evans, Richard J. (2005) The Third Reich in Power ISBN 1-59420-074-2
  • Fest, Joachim (2004) Inside Hitler’s Bunker: The Last Days of the Third Reich , ISBN 0-374-13577-0
  • Irving, David Hitler’s War . London: Focal Point Publications. ISBN 1-872197-10-8.
  • Shirer William L. The Rise and Fall of the Third Reich. - New York: Simon & Schuster, 1960. - ISBN 0-671-72869-5.

Отрывок, характеризующий Рём, Эрнст Юлиус

И вот она, как ни в чём не бывало, пришла сегодня к нам в гости со своим маленьким сынишкой, который оказался точно таким же «одарённым» как я, и которого она дико боялась кому-то показать, чтобы не дай Бог, кто-то не увидел, что её милый малыш является таким же точно «проклятием», каким являлась, по её «показному» понятию, я... Теперь я была уверена, что ей не доставило большого удовольствия к нам приходить, но отказать она тоже не очень-то могла, по той простой причине, что её старший сын – Альгис – был приглашён на мой день рождения, и с её стороны не было ни какой серьёзной причины, чтобы его не пустить, и было бы уже чересчур невоспитанно и «не по-соседски», если бы она на это пошла. А пригласили мы её по той простой причине, что жили они от нас через три улицы, и возвращаться вечером домой её сыну пришлось бы одному, поэтому, естественно поняв, что мать будет волноваться, мы решили, что будет правильнее пригласить её также вместе с её маленьким сынишкой провести вечер за нашим праздничным столом. А она «бедная», как я теперь понимала, здесь всего лишь мучилась, ожидая возможности как можно скорее нас покинуть, и по возможности без каких-либо происшествий, как можно раньше вернуться домой...
– Ты в порядке, милая? – прозвучал рядом ласковый мамин голос.
Я тут же ей как можно увереннее улыбнулась и сказала, что, конечно же, я в полном порядке. А у самой, от всего происходящего кружилась голова, и душа уже начинала «уходить в пятки», так как я видела, что ребята понемногу начинают на меня оборачиваться и, хочешь-не-хочешь, мне приходилось быстренько брать себя в руки и «установить» над своими разбушевавшимися эмоциями «железный контроль»... Я была основательно «вышиблена» из своего привычного состояния и, к большому стыду, совершенно забыла про Стеллу... Но малышка тут же постаралась о себе напомнить.
– А ты ведь говорила, что у тебя нет друзей, а их вон даже сколько?!.. – удивлённо и даже как-то чуть-чуть расстроено, спросила Стелла.
– Это не те друзья, которые настоящие. Это просто ребята, с которыми я рядом живу или с которыми вместе учусь. Они не такие, как ты. А вот ты – настоящая.
Стелла сразу же засияла... А я, «отключённо» ей улыбаясь, лихорадочно пыталась найти какой-то выход, абсолютно не зная, каким образом из этого «скользкого» положения выйти, и уже начинала нервничать, так как ни за что не хотела обижать свою лучшую подругу, но наверняка знала, что скоро моё «странное» поведение обязательно начнут замечать... И опять посыпятся глупые вопросы, на которые у меня сегодня не было ни малейшего желания отвечать.
– Ух ты, какая у вас здесь вкуснятина!!! – в восторге разглядывая праздничный стол, затараторила Стелла. – Как жалко, я уже не могу попробовать!.. А что тебе подарили сегодня? А можно мне посмотреть?.. – как обычно, из неё градом сыпались вопросы.
– Мне подарили мою любимую лошадку!.. И ещё много всего, я даже ещё не смотрела. Но я тебе обязательно всё покажу!
Стелла просто искрилась от счастья быть вместе со мной здесь, на Земле, а я всё больше терялась, никак не находя решения из создавшегося щекотливого положения.
– Как это всё красиво!.. И как же всё-таки это наверное вкусно!.. – Какая ты счастливая – есть такое!
– Ну, я тоже такого не получаю каждый день, – засмеялась я.
Бабушка за мной лукаво наблюдала, видимо от души забавляясь возникшей ситуацией, но пока не собиралась мне помогать, как всегда сперва ожидая, что же я такое предприниму сама. Но мне, наверное, от слишком бурных сегодняшних эмоций, как на зло, ничего не приходило в голову... И я уже серьёзно начинала паниковать.
– Ой, а вот и твоя бабушка! Можно я приглашу сюда свою? – радостно предложила Стелла.
– Нет!!! – сразу же мысленно чуть ли не закричала я, но обижать малышку было никак нельзя, и я, с самым счастливым видом, который в тот момент сумела изобразить, радостно сказала: – Ну, конечно же – приглашай!
И тут же, в дверях появилась всё та же самая, теперь уже хорошо мне знакомая, удивительная старушка...
– Здравствуйте, дорогие, я тут к Анне Фёдоровне шла, а попала прямо на пир. Вы уж простите за вторжение...
– Да что вы, заходите пожалуйста! Места всем хватит! – ласково предложил папа, и очень внимательно уставился прямо на меня...
Хотя на моего «гостя» или «школьного товарища» Стеллина бабушка никак не походила, но папа, видимо почувствовав в ней что-то необычное, сразу же «свалил» это «необычное» на меня, так как за всё «странное», происходящее в нашем доме, обычно отвечала я...
У меня от смущения за то, что я не могу ему сейчас ничего объяснить, покраснели даже уши... Я знала, что после, когда все гости уйдут, обязательно сразу же всё ему расскажу, но пока мне очень не хотелось встречаться с папой глазами, так как я не была привыкшая что-то от него скрывать и чувствовала себя от этого сильно «не в своей тарелке»...
– Да что с тобой опять, милая? – тихо спросила мама. – Ты прямо витаешь где-то... Может сильно устала? Хочешь полежать?
Мама по-настоящему беспокоилась, и мне было совестно говорить ей неправду. А так как правду я, к сожалению, сказать не могла (чтобы снова её не пугать), то я тут же постаралась её заверить, что у меня всё правда-правда совершенно прекрасно. А сама лихорадочно думала, что же такое всё-таки предпринять...
– А что ты так нервничаешь? – неожиданно спросила Стелла. – Это потому, что я пришла?
– Ну, что ты! – воскликнула я, но, увидев её пристальный взгляд, решила, что нечестно обманывать боевого товарища.
– Ладно, ты угадала. Просто когда я говорю с тобой, для всех остальных я выгляжу «замороженной» и это смотрится очень странно. Особенно это пугает маму... Вот я и не знаю, как выйти из такого положения, чтобы было хорошо всем...
– А что же ты мне не сказала?!.. – очень удивилась Стелла. – Я ведь хотела тебя обрадовать, а не расстроить! Я сейчас же уйду.
– Но ты ведь меня и вправду обрадовала! – искренне возразила я. – Это просто из-за них...
– А ты скоро придёшь опять? Я соскучилась... Так неинтересно одной гулять... Хорошо бабушке – она живая и может ходить куда хочет, даже к вам....
Мне стало дико жаль эту чудесную, добрейшую девчушку...
– А ты приходи когда захочешь, только когда я буду одна, тогда нам никто не сможет мешать, – искренне предложила я. – А к тебе я скоро приду, вот только кончатся праздники. Ты только подожди.
Стелла радостно улыбнулась, и снова «украсив» комнату сумасшедшими цветами и бабочками, исчезла... А мне без неё сразу стало пусто, как будто она унесла с собой частичку радости, которой был наполнен этот чудесный вечер... Я посмотрела на бабушку, ища поддержки, но она о чём-то очень увлечённо беседовала со своей гостьей и на меня никакого внимания не обращала. Всё опять вроде бы встало на свои места, и снова всё было хорошо, но я не переставала думать о Стелле, о том, как она одинока, и как несправедлива иногда почему-то бывает наша Судьба... Так, пообещав себе как можно скорее вернуться к своей верной подружке, я опять полностью «возвратилась» к своим «живым» друзьям, и только папа, очень внимательно целый вечер за мной наблюдавший, смотрел на меня удивлёнными глазами, как будто сильно стараясь понять, где же и что же такое серьёзное он со мной так обидно когда-то «проморгал»...
Когда гости уже начали расходиться по домам, «видящий» мальчик вдруг начал плакать... Когда я его спросила, что же такое случилось, он надул губки и обиженно произнёс:
– А где зе девоська?.. И миска? И бабосек нету...
Мама лишь натянуто улыбнулась в ответ, и быстренько забрав, никак не желающего с нами прощаться, второго сына, ушла домой...
Я была очень расстроена и очень счастлива одновременно!.. Это было впервые, когда я встретила другого малыша, у которого имелся похожий дар... И я дала себе слово не успокоиться, пока не удастся убедить эту «несправедливую» и несчастную маму, каким по-настоящему огромным чудом являлся её малыш... У него, как и у каждого из нас, должно было оставаться право свободного выбора, и его мама не имела права это у него отнимать... Во всяком случае, до тех пор, когда он сам начнёт что-то понимать.
Я подняла глаза и увидела папу, который стоял, оперевшись на дверной косяк, и всё это время с большим интересом за мной наблюдал. Папа подошёл и, ласково обняв меня за плечи, тихонечко произнёс:
– Ну-ка пойдём, ты расскажешь мне, за что это ты здесь так горячо воевала...
И тут же мне стало на душе очень легко и спокойно. Наконец-то он всё-всё узнает и мне больше никогда не придётся ничего от него скрывать! Он был моим лучшим другом, который, к сожалению, не знал даже половины правды о том, в чём по-настоящему заключалась моя жизнь... Это было нечестно и это было несправедливо... И я только сейчас поняла, как странно было всё это время от папы скрывать мою «вторую» жизнь только лишь потому, что маме казалось – папа не поймёт... Я должна была дать ему ещё раньше такой шанс и теперь была очень рада, что могу это сделать хотя бы сейчас...
Удобно устроившись на его любимом диване, мы говорили очень долго... И как же сильно меня обрадовало и удивило то, что, по мере того, как я рассказывала ему о своих невероятных приключениях, папино лицо всё больше и больше светлело!.. Я поняла, что вся моя «невероятная» история его не только не пугает, а наоборот, почему-то делает очень счастливым...
– Я всегда знал, что ты у меня будешь особенной, Светленькая... – когда я закончила, очень серьёзно сказал папа. – Я тобой горжусь. Могу ли я чем-то тебе помочь?
Я была настолько потрясена происшедшим, что ни с того, ни с сего, разревелась навзрыд... Папа баюкал меня в своих руках, как маленького ребёнка, тихонечко что-то нашёптывая, а я, от счастья, что он меня понял, ничего не слышала, только понимала, что все мои ненавистные «тайны» уже позади, и теперь уж точно всё будет хорошо...
Я написала об этом дне рождения потому, что он оставил в моей душе глубокий след чего-то очень важного и очень доброго, без чего мой рассказ о себе наверняка оказался бы неполным...
На следующий день всё снова казалось обычным и каждодневным, как будто и не было вчера того невероятно счастливого дня рождения...
Привычные школьные и домашние заботы почти полностью загружали отпущенные сутками часы, а что оставалось – как всегда, было моим самым любимым временем, и использовать его я старалась очень «экономно», чтобы как можно больше полезного узнать, и как можно больше «необычного» в себе и во всём окружающем отыскать...
К «одарённому» соседскому мальчику меня, естественно, не подпускали, объясняя тем, что малыш простыл, но как я чуть позже узнала от его старшего брата, мальчик чувствовал себя совершенно прекрасно, и «болел» видимо только для меня...
Было очень жаль, что его мать, которая наверняка прошла в своё время достаточно «тернистый» путь того же самого «необычного», категорически не желала принять от меня никакую помощь, и старалась всячески оградить от меня своего милого, талантливого сынишку. Но это, опять-таки, был лишь один из множества тех горьких и обидных моментов моей жизни, когда никто не нуждался в предлагаемой мною помощи, и таких «моментов» я теперь уже старалась как можно тщательнее избегать... Опять же – людям невозможно было что-то доказать, если они не хотели этого принимать. А доказывать свою правду «с огнём и мечом» я никогда не считала правильным, поэтому предпочитала оставлять всё на самотёк до того момента, когда человек придёт ко мне сам и попросит ему помочь.
От своих школьных подружек я снова чуточку отдалилась, так как в последнее время у них появились почти что постоянно одни и те же разговоры – какие мальчишки им больше всего нравятся, и как можно было бы одного или другого «заполучить»... Откровенно говоря, я никак не могла понять, чем это так сильно их тогда привлекало, что они могли безжалостно тратить на это такие дорогие нам всем свободные часы, и при том находиться в совершенно восторженном состоянии от всего, друг другу сказанного или услышанного. Видимо, я для всей этой сложной эпопеи «мальчишки-девчонки» была почему-то пока ещё совершенно и полностью не готова, за что и получила от своих подружек злое прозвище – «гордячка»... Хотя, думаю, что именно гордячкой-то я никак не была... А просто девчонок бесило, что я отказывалась от предлагаемых ими «мероприятий», по той простой причине, что меня честно это пока ещё никак не интересовало, а выбрасывать своё свободное время напрасно я не видела никакой серьёзной на то причины. Но естественно, моим школьным товарищам такое моё поведение никоим образом не нравилось, так как оно, опять же, выделяло меня из общей толпы и делало другой, не такой, как все остальные, что, по мнению ребят, было по школьному «противочеловечно»...
Вот так, опять наполовину «отверженной» школьными друзьями и подружками, проходили мои зимние дни, что меня больше уже ничуть не огорчало, так как, поволновавшись из-за наших «взаимоотношений» несколько лет, я увидела, что, в конечном итоге, в этом нет никакого смысла, так как каждый живёт так, как считает нужным, ну, а что из нас получится позже – это уже, опять же, частная проблема каждого из нас. И никто не мог меня заставить праздно тратить моё «ценное» время на пустые разговоры, когда я предпочитала его проводить, читая интереснейшие книги, гуляя по «этажам» или даже катаясь по зимним тропинкам на Пурге...
Папа, после моего честного рассказа о моих «приключениях», почему-то вдруг (к моей огромной радости!!!) перестал считать меня «малым ребёнком» и неожиданно открыл мне доступ ко всем своим раннее не разрешённым книгам, что ещё больше привязало меня к «одиночеству дома» и, совмещая такую жизнь с бабушкиными пирогами, я чувствовала себя абсолютно счастливой и уж точно никоим образом не одинокой...
Но, как это было и раньше, долго спокойно заниматься моим любимым чтением мне было явно «противопоказано», так как, уже почти что в обязательном порядке, что-то «неординарное» обязательно должно было произойти... Так и в тот вечер, когда я спокойно читала новую книжку, с наслаждением хрустя только что испечёнными вишнёвыми пирожками, неожиданно появилась взвинченно-взьерошенная Стелла и безапелляционным голосом заявила:
– Как хорошо, что я тебя нашла – ты должна сейчас же со мной пойти!..
– А что такое случилось?.. Пойти куда? – удивившись такой необычной спешке, спросила я.
– К Марии, там Дин погиб... Ну, давай же!!! – нетерпеливо крикнула подружка.
Я сразу же вспомнила маленькую, черноглазую Марию, у которой был один-единственный друг – её верный Дин...
– Уже иду! – всполошилась я и быстро кинулась за Стеллой на «этажи»...

Нас опять встретил тот же хмурый, зловещий пейзаж, на который я уже почти не обращала внимания, так как он, как и всё остальное, после стольких хождений в Нижний Астрал, стал для нас почти что привычным, насколько можно было привыкнуть к такому вообще...
Мы быстренько осмотрелись вокруг, и тут же увидели Марию...
Малышка, сгорбившись, сидела прямо на земле, совершенно поникшая, не видя и не слыша ничего вокруг, и только ласково гладила замёрзшей ладошкой мохнатое, неподвижное тело «ушедшего» друга, как бы пытаясь этим его разбудить... Суровые, и горькие, совсем не детские слёзы ручейками струились из её грустных, потухших глаз, и, вспыхивая блестящими искорками, исчезали в сухой траве, орошая её на мгновение чистым, живым дождём... Казалось, весь этот и без того уже достаточно жестокий мир стал для Марии теперь ещё более холодным и ещё более чужим... Она осталась совсем одна, такая удивительно хрупкая в своей глубокой печали, и некому больше было её ни утешить, ни приласкать, ни хотя бы просто по-дружески защитить... А рядом с ней, огромным, неподвижным бугром лежал её лучший друг, её верный Дин... Она жалась к его мягкой, мохнатой спине, бессознательно отказываясь признавать его смерть. И упорно не желала его покидать, как будто зная, что даже сейчас, после смерти, он всё ещё также верно её любил и также искренне оберегал... Ей очень не хватало его тепла, его сильной «мохнатой» поддержки, и того привычного, надёжного, «их мирка», в котором обитали только лишь они вдвоём... Но Дин молчал, упорно не желая просыпаться... А вокруг него шныряли какие-то маленькие, зубастые существа, которые так и норовили ухватить хотя бы малый кусок его волосатой «плоти»... В начале Мария ещё пыталась отгонять их палкой, но, увидев, что нападавшие не обращали на неё никакого внимания, махнула на всё рукой... Здесь так же, как и на «твёрдой» Земле, существовал «закон сильного», но когда этот сильный погибал – те, кто не могли достать его живым, теперь же с удовольствием старались наверстать упущенное, «отведав» его энергетического тела хотя бы мёртвым...

Из моей книги "Фюреры Третьего рейха"

Рем был третьим ребенком в семье высокопоставленного служащего баварской железной дороги. Он родился 28 ноября 1887 года и с самого детства отличался довольно тяжелым характером. Эрнст с малых лет недолюбливал отца, и это чувство еще больше обострилось из-за сложных отношений между родителями. Некоторые исследователи считаю, что причиной гомосексуальной ориентации Эрнста Рема стал эдипов комплекс, развившийся из постоянных семейных сцен и скандалов, свидетелем которых он был на протяжении всего детства. Кроме того, отец практически не принимал участие в его воспитании, и Рем вырос на руках у матери.

Ненависть к отцу в конечном итоге и привела Эрнста Рема в армию. Он не желал иметь ничего общего с коррумпированным и лицемерным буржуазным обществом, в котором его отец смог сделать карьеру. Единственным общественным институтом, с которым Рем мог поддерживать связи и членом которого он себя ощущал, стала королевская баварская армия. После окончания гимназии, к удивлению своих родителей Эрнст Рем пошел в юнкерское училище. Спустя несколько лет, в 1908 году он получил чин лейтенанта и был зачислен в 10-й королевский пехотный полк.
Когда началась первая мировая война, Эрнст Рем уже командовал ротой. В боях он заслужил Железный крест 1-й степени, но получил три тяжелых ранения, последнее – под Верденом, после чего не мог продолжать службу в строевых частях. Тогда его перевели на должность офицера Генштаба 12-го Баварского пехотного полка. Здесь он отличился как талантливый организатор, особенно во время отвода немецкий войск из Фландрии осенью 1918 года. Но, война была проиграна, а в Германии началась революция.
Поражение в войне и свержение Гогенцоллернов стали для Эрнста Рема личной катастрофой – смысл его жизни был раздавлен колоннами союзных войск Антанты и германских революционных матросов с красными бантами на бушлатах. Оправившись от первого потрясения, капитан Рем решил употребить свой организаторские способности и военный талант на борьбу с немецким обществом: «Я заявляю, что я не принадлежу больше к немецкому народу. Я припоминаю только, что некогда входил в состав германской армии». Даже свои мемуары, опубликованные в 1928 году, он назвал «История государственного изменника».
В конце ноября 1918 года полк, в котором служил Эрнст Рем, вернулся на родину и был расквартирован в Мюнхене. После установления в этом городе власти коммунистов весной 1919-го, Рем, переодевшись в гражданскую одежду, покинул Мюнхен и добрался до Тюрингии, где вступил в добровольческий корпус полковника Франца Ксавера фон Эппа. Как опытному генштабисту, ему было поручено вооружение и обеспечение фрайкоровцев. В конце апреля 1919 года примерно две сводные дивизии рейхсвера, состоявшие из прусских, вюттембергских и баварский частей, двинулись на «красный» Мюнхен. С юга на город наступал фрайкор Эппа в составе 380 офицеров, 221 унтер-офицера и 451 рядового, среди которых был и капитан Эрнст Рем. После окончания штурма он был назначен военным комендантом баварской столицы. Однако пробыл на этой должности Рем недолго: разместив войска в городе и наладив систему обеспечения, он вернулся в штаб фон Эппа.
28 июня 1919 года немецкая делегация подписала в Версале мирный договор. Теперь германская армия должна была состоять всего лишь из 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизий. Эрнст Рем ненавидел республиканский строй, но вместе с фрайкором Эппа, уже генерал-майора, через несколько недель после «позора Версаля» вошел в состав 7-й Баварской пехотной дивизии. Он стал политическим советником в штабе дивизии, из которой, собственно, и состоял Мюнхенский округ, и создал при нем Отдел пропаганды и информации, который возглавил его фронтовой друг капитан Карл Майр. Именно эти два человека и создали Адольфа Гитлера.
При отделе пропаганды и информации были организованы курсы для ветеранов-фронтовиков, где бы они могли пройти переподготовку в соответствии со своими новыми задачами. Специально приглашенные преподаватели, среди которых было много известных профессоров, читали слушателям лекции по политической, военной и экономической истории Германии и Европы, а также учили основам ораторского искусства и пропаганды. По окончании курсов военные получали квалификацию «офицера-преподавателя» (не имевшую ничего общего с офицерским званием) и начинали действовать в качестве осведомителей рейхсвера, посещая собрания различных политических группировок, огромное количество которых заполонило задние комнаты мюнхенских пивных. Одним из таких осведомителей был ефрейтор Адольф Гитлер.
После ого, как Гитлер «обнаружил» Германскую рабочую партию (ДАП) слесаря Антона Дрекслера, рейхсвер начал быстро прибирать этот политической кружок к своим рукам. Эрнст Рем был убежден, что руководить политикой должны военные. Однако он прекрасно понимал, что под эгидой рейхсвера добиться объединения ультраправых реакционных союзов невозможно. Это нужно было делать не в приказном порядке, но только на добровольной основе, путем подчинения их общему политическому руководству. Рем был хорошо знаком с лидерами правых партий и знал, что они не горят желанием пожертвовать своей независимостью во имя общего дела. Поэтому, наиболее подходящей кандидатурой на роль «собирателя земель» был Гитлер, который целиков и полностью зависел от армии, старательно выполнял все поручения и указания Майра и не выказывал никаких стремлений к самостоятельности. Капитаны Рем и Майр хорошо относились к Гитлеру как начальники к подчиненному, а последний прекрасно понимал, что сможет сделать карьеру в ДАП только лишь с помощью своих покровителей в погонах.

Эрнст Рем сам вступил в нацистскую партию и получил билет № 623 и привел туда еще трех осведомителей Отдела пропаганды и информации: Эссера, Беггеля и Шюсселя, которые сразу же вошли в руководящий комитет ДАП. Эссер стал вторым по значимости после Гитлера оратором в партии, а Шюссель был назначен управляющим делами ДАП и, из-за отсутствия у будущего фюрера собственного офиса, хранил все партийные бумаги у себя в казарме.
В течении 1920 года бывший кружок Дрекслера превратился в Национал-социалистическую рабочую партию Германии (НСДАП). Приток военных обеспечил Гитлеру довольно прочное положение внутри нацистского движения, а в декабре того же года Рем и Эккарт помогли фюреру найти 60 тысяч рейхсмарок, чтобы выкупить «Фелькишер Беобахтер», обанкротившийся еженедельный листок Общества Туле – они уговорили фон Эппа предоставить партии заем из фондов рейхсвера. Однако, пока на политической сцене Мюнхена Адольф Гитлер был фигурой второго, если не третьего плана. Он смог вырваться из толпы статистов, но до исполнения главных ролей ему было пока еще очень далеко. Наряду с НСДАП капитан Рем активно занимался своим военизированным союзом «Железный кулак» и поддерживал прочные связи с ультраправыми силами в Берлине.
Когда в марте 1920 года в Берлине вспыхнул правый путч, организованный капитаном Капом, Рем и Эпп делегировали Эккарта и Гитлера в столицу в качестве наблюдателей. Позднее капитан Майр писал Капу: «Национальная рабочая партия [НСДАП – прим. автора] должна составить основу для мощного ударного отряда, на который мы уповаем. Ее программа еще несколько беспомощна, и, возможно, в ней есть пробелы, Мы дополним ее. Верно лишь, что под этим знаменем мы завоевали уже немало сторонников. С июля прошлого года я стремлюсь усилить движение. Я привлек к движению молодых людей. Движущей силой, например, стал господин Гитлер. В мюнхенской группе мы имеем свыше 2 тысяч членов, в то время как летом 1919 года не было и 100».
В середине 1920 года Адольф Гитлер поручил своему шоферу, часовщику по профессии, Эмилю Морису подбор людей для военизированной организации при НСДАП. Судимый за злостное хулиганство Морис сумел сколотить небольшие отряды «ордненов» (распорядителей), которые следили за порядком на партийных митингах. Год спустя, 3 августа 1921 года при партии был создан отдел гимнастики и спорта, переименованный 5 октября того же года в штурмовые отряды – СА. В воззвании, составленном по этому случаю, говорилось: «Национал-социалистическая партия создала в рамках своей структуры отдел спорта и гимнастики. Он особенно тесно должен сплотить молодых членов нашей партии, спаять их в железную организацию, которая будет служить всему движению в качестве тарана. В этом отделе должна воплотиться идея обороны свободного народа. Он должен защищать своей силой идейно-политическую работу вождей. Но прежде всего он должен воспитывать в сердцах нашей молодежи неукротимую волю к действию, вдалбливать и внушать ей, что не история делает людей, а люди историю, и что человек, который без сопротивления носит цепи своего рабства, заслуживает своего ярма. Кроме того отдел должен воспитывать взаимную любовь и культивировать радостное повиновение своему фюреру».
В штурмовые отряды набирали фронтовиков и деклассированные элементы, что было достаточно распространено во всех немецких политических партиях, располагавших военизированными формированиями. Созданный Рудольфом Гессом студенческий отряд СА только подтверждал это правило, поскольку полностью состоял из ветеранов первой мировой войны. Первым командиром штурмовиков стал офицер рейхсвера Клинч, один из руководителей ультраправой террористической организации «Консул» (впоследствии она влилась в СА), которого командование специально откомандировало из 2-й бригады морской пехоты в распоряжение НСДАП. Главной задачей СА был «захват улицы», то есть борьбы с политическими противниками физическими методами. В Германии начала 20-х годов практически все влиятельные политические объединения имели подобные формирования, которые состояли из сходной социальной прослойки. Партийные боевые отряды занимались охраной митингов и собраний и участвовали в уличных потасовках с представителями противоположных политических убеждений.

В 1922 году экономическое положение Веймарской Германии значительно ухудшилось, что благотворно повлияло на рост популярности нацисткой партии. Не последнюю роль в этом сыграла и бурная деятельность штурмовиков. Ряды СА значительно увеличились и окрепли после того, как правительство по требованию держав-победительниц распустило фрайкоры, и их личный состав, переместившись в Баварию, влился штурмовые отряды. Рем, уже в звании полковника, взял на себя материальное обеспечение и вооружение СА. Однако, очень скоро он был поставлен перед дилеммой: Гитлер стал все настойчивее добиваться независимости от армии, и Эрнсту Рему приходилось все чаще задумываться над тем, на чьей стороне он останется – рейхсвера или нацисткой партии. К тому времени место фон Эппа занял генерал фон Лоссов. Сперва Лоссов с недоверием относился Эрнсту Рему. Дело дошло даже до того, что генерал нанес Рему довольно тяжелое оскорбление, и тот потребовал дисциплинарного суда над собой. Но со временем они смогли найти общий язык.
Первые серьезные расхождения между Ремом и Гитлером возникли после того, как фюрер отказался участвовать в пассивном сопротивлении французским войскам, оккупировавшим в середине января 1923 года Рур. Иоахим Фест так описывал происходившие на западе Германии события: «Вступавшие в Рурскую область французские войска встречали на улицах огромные скопления людей, с неприязнью и ожесточением певших «Вахту на Рейне». На этот вызов французы ответили целым набором изощренных унижений, драконовская оккупационная юстиция налагала произвольно тяжелые наказания, многочисленные стычки умножали возмущение и той и другой стороны. В конце марта французские войска расстреляли из пулеметов демонстрации рабочих на территории завода Круппа в Эссене – было тринадцать убитых и свыше тридцати раненых. В похоронах приняло участие более полумиллиона человек, а французский военный суд приговорил хозяина фирмы и восемь его служащих, занимавших руководящие посты, к пятнадцати годам тюрьмы». Гитлер получал деньги от разведки французского Генштаба, поэтому, естественно, пытался воздержаться от прямых действий против оккупантов. Однако, Рем все же заставил его дать согласие на вступление СА в союз с крайне правыми военизированными союзами. В феврале 1923 года штурмовики вошли в блок с «Оберландом», «Имперским флагом», «Патриотическим союзом Мюнхена» и «Боевым союзом Нижняя Бавария». Это объединение получило название «Рабочее содружество боевых патриотических союзов», во главе которого встал подполковник Герман Крибель. Гитлер не смог навязать «Содружеству» свою политическую программу и практически утратил контроль над штурмовыми отрядами. Крибель и Рем начали выводить из под его подчинения штурмовиков, созданных фюрером как партийное войско, превращая его в нелегальную часть рейхсвера. И тогда Адольф Гитлер сделал «ход конем» -- он назначил командиром СА лично преданного ему знаменитого на всю Германию героя первой мировой войны Германа Геринга, против кандидатуры которого Рем не осмелился бы возражать, равно как и оспаривать его действия. Геринг был объявлен союзниками военным преступником, носил на шее высший немецкий орден «голубой крест», происходил из довольно известной семьи и был лично знаком с членами дома Гогенцоллернов; на его фоне Эрнст Рем со своими довольно скромными военными заслугами и одним Железным крестом смотрелся довольно блекло и незаметно. Кроме того, желая перестраховаться на случай дальнейших «неожиданностей» со стороны соратников и сподвижников фюрер создал личный отряд телохранителей – будущие СС.
В конце апреля 1923 года Гитлер самолично, несмотря на запрет рейхсвера, решил силой разогнать первомайскую демонстрацию мюнхенских рабочих. Штурмовики по собственной инициативе буквально разграбили армейские склады и, вооружившись до зубов, готовились устроить бойню на улицах Мюнхена. Узнав об этом, фон Лоссов немедленно вызвал с себе Рема и приказал ему вернуть все оружие в армейские арсеналы. В сопровождении офицеров штаба 7-й дивизии полковник Эрнст Рем направился в лагерь СА и на грузовиках вывез винтовки и пулеметы обратно на склады. Для Рема эта история едва не закончилась увольнением из армии. Однако между властями и нацистами после длительных переговоров было достигнуто полюбовное согласие. Командование штурмовиков подписало обязательство не предпринимать враждебных действий против рейхсвера и баварской полиции, а за это армия обязалась прочитать СА курс лекций по тактике уличных боев.

Тем временем другой политический деятель, фельдмаршал Людендорф, прославившийся тем, что в 1914 году в одиночку захватил французский форт на границе, попробовал установить свою власть над ультраправыми военизированными формированиями. По его инициативе 2 сентября 1923 года в Нюрнберге прошел слет националистических сил, «Германский день», на который собралось более 100 тысяч боевиков. На этом сборище «Содружество» и ряд других формирований объединились в «Германский союз борьбы» («Kampfbund»), во главе которого встал сам Людендорф. Так Гитлер во второй раз за восемь месяцев лишился своего лидирующего положения. И тут на помощь ему пришел Рем. После того, как 24 сентября 1923 года правительство Штрезермана официально заявило о прекращении пассивного сопротивления в Рурском районе, Эрнст Рем собрал совещание руководства «Кампфбунда», на котором Гитлер был единогласно избран лидером этого объединения. После этого Рем вышел в отставку и целиков посвятил себя подготовке грядущего государственного переворота.
27 сентября 1923 года «Фелькишер Беобахтер» начала пропагандистскую кампанию против «еврейской диктатуры Штрезермана-Секта». В опубликованной статье нацисты открыто заявляли, что жена главнокомандующего рейхсвера Доротея фон Сект – еврейка, которая самым пагубным образом влияет на своего мужа. В ответ на это фон Сект приказал командующему 7-й баварской дивизии генералу фон Лоссову закрыть газету НСДАП. Но, Эрнст Рем уговорить Лоссова встретиться с Гитлером, после чего генерал решил проигнорировать приказ главнокомандующего. Однако затем рейхсвер и баварское правительство в лице его канцлера фон Кара в последний момент отказались участвовать в перевороте. Утром второго дня мюнхенского путча на улицах города появились плакаты следующего содержания:
«Честолюбивые проходимцы с помощью обмана и измены своему слову превратили манифестацию национального возрождения в сцену отвратительного насилия. Заявления, вынужденные у меня, генерала фон Лоссова и полковника Зейсера под угрозой револьвера, недействительны и не имеют силы. Немецкая национал-социалистическая рабочая партия, а также боевые союзы «Оберланд» и «Имперский флаг» распущены.
Фон Кар»
«Пивной путч» закончился полным провалом. Из всех его участников только Рем действовал как военный, то есть сообразно поставленной задаче. Пока остальные участники переворота готовились к бесполезному маршу к Фельрхеррнхалле, он вместе с отрядами штурмовиков блокировал штаб рейсхвера и ждал дальнейших распоряжений, но их не последовало. Прибывшая на место полиция открыла по штурмовикам огонь, и, потеряв двух человек убитыми, Эрнст полковник Рем сдался. Члены «Кампфбунда», среди которых был и молодой Генрих Гиммлер, сложили оружие и разошлись по домам, а Рем был арестован. Но, несмотря на то, что мюнхенский народный суд вынес ему обвинительный вердикт, 1 апреля 1924 года Эрнста Рема выпустил на свободу.

Сразу после освобождения Рем попытался сохранить то, что осталось от штурмовых отрядов после поражения путча. Он наладил связи с находившимся в Австрии Герингом, добился, чтобы тот назначил его своим заместителем по СА, и приступил к делу. Затем отставной полковник быстро сформировал новую организацию – «Фронтбан», в уставе которой записал, что члена союза должны принести присягу верности Людендорфу и назначенным им начальником. Мюнхенская прокуратура использовало этот как зацепку, чтобы отменить освобождение Гитлера и его сообщников из крепости, как это планировалось сделать 1 октября 1924 года.
Время, проведенное в стенах Ландсбергской крепости, равно как и поражение на улицах Мюнхена в ноябре 1923 года, заставили Гитлера серьезно задуматься над дальнейшей судьбой нацистского движения. Сидя в камере, он части вспоминал слова своего погибшего друга Шойбнер-Рихтера, который буквально закрыл его своим телом от пуль полицейских: «Национальная революция не должна предшествовать взятию власти; овладение полицейским аппаратом государства является предпосылкой национальной революции. Другими словами – необходимо по крайней мере сделать попытку овладеть этим аппаратом хотя бы внешне легальным путем; при этом мы безусловно согласны, что на этот легальный путь придется вступать под более или менее сильным нелегальным давлением. Риск будет тем меньшим, чем больше выступление будет опираться на симпатию народа и чем больше оно будет производить впечатление легальности». Гитлер вышел из тюрьму в твердой уверенности, что нацистское движение имеет шанс прийти к власти только тогда, когда оно будет действовать легально, то есть участвовать в выборах, чтобы добиться парламентского большинства и сформировать правительство.
В отличии от фюрера, Эрнст Рем не извлек никаких уроков из поражения в ноябре 1923 года. Он по-прежнему оставался сторонником насильственного свержения существующего строя и считал, что штурмовики должны быть вспомогательными частями рейхсвера, полностью независимыми от партии. Он требовал от Гитлера строго размежевания между СА и НСДАП и настаивал на праве командовать своими подразделениями как частной армией. Сложность положения Гитлера состояла в том, что Рем опирался на поддержку фельдмаршала Людендорфа. Однако это не стало для фюрера слишком серьезной проблемой. Сперва он объездил пол Германии, встречаясь с местными руководителями «Фронтбана» и убеждая их отказаться от шефства Людендорфа. Он смог в значительной мере восстановить свое влияние на штурмовые отряды, но на общем собрании фюреры «Фронтбана» пришли к следующему решению: «Адольф Гитлер остается фюрером и национал-социалистического движения, тогда как Людендорф является покровителем штурмовых дружин». Этот компромисс не мог удовлетворить Гитлера, и он продолжил наступление на своего политического конкурента. Подходящим случаем для этого стали выборы рейхспрезидента после смерти Эберта в начале 1925 года. Людендорф выдвинул свою кандидатуру, которую официально вместе с другими националистическими силами поддержала и НСДАП. Но на деле Гитлер не сделал ничего для победы фельдмаршала. В первом туре Людендорф набрал на выборах менее 1 процента голосов, после чего это политическая карьера была закончена. А Гитлер со спокойной совестью приказал членам своей партии во втором туре голосовать за Гинденбурга.

Теперь очередь была за непокорным Эрнстом Ремом. По словам немецкого исследователя Феста «Рем был страстным приверженцем Гитлера, он вообще был искренним, ненавязчивым человеком, столь же непоколебимо сохранявших верность своим друзьям, как и своим взглядам. Надо полагать, что Гитлер не забыл, чем он обязан Рему с самого начала своей политической карьеры, но в то же время он видел, что времена изменились и обладавший когда-то немалым влиянием человек стал своенравным, обременительным другом, едва ли вписывавшимся в изменившиеся условия. Правда, какое-то время он еще колебался и уходил от настойчивых домогательств Рема, но затем без каких-либо угрызений совести решился на разрыв». 8 апреля 1925 года Эрнст Рем подал в отставку. Вскоре он уехал военным советником в Боливию.
После смешения Рема «Фронтбан» довольно долгое время оставался без центрального руководства. Местные группы штурмовиков были переподчинены гауляйтерам, которые получали распоряжения относительно СА непосредственно от фюрера. В течении 1925-26 годов наиболее сильные формированиями штурмовиков были созданы в Берлине (Sportverband-Groß Berlin) и Рурской области (Gausturm Ruhr). Последний благодаря бурной деятельности рурского гауляйтера отставного капитана Франца Феликса Пфеффера фон Заломона добился значительных успехов. Это сыграло решающую роль в назначении фон Пфеффера командующим штурмовиков. 1 ноября 1926 года Гитлер назначил Заломона фон Пфеффера начальником штаба СА (Obersten SA-Führer – OSAF), объединив под его командованием штурмовиков, СС, гитлерюгенд и национал-социалистский союз студентов. В помощь Пфефферу фюрер издал ряд приказов по СА (SA-Behfele – SABE), в которых определил структуру, задачи и функции штурмовых отрядов. Так, «SABE-2» от 2 ноября 1926 года гласил, что «СА являются средством для достижения цели. Цель наша состоит в победе мировоззрения, носителем которого выступает НСДАП. Политическое руководство НСДАП определяет задачи СА, которые должны привести нас к скорейшей победе нашей партии». «SABE-4» давал более подробное представление об этих задачах, разделяя функции СС и штурмовиков. СС было предписано выполнять те задания, «для которых СА не достаточно пригодны или не соответствуют их целям. Многие задания, для выполнения которых политическое руководство должно обеспечить нужный уровень дисциплины, требуют энергичных и мужественных борцов. Сюда относятся все те задания, которые подразумевают действия в одиночку, а также задания, связанные с открытым соприкосновением с противником. Так же поддержание порядка с залах собраний и на митингах, контроль на входе, распространение листовок и пропагандистских материалов, торговля газетами, расклейка афиш и объявлений, наблюдение и другие более сложные задачи. Поскольку требования к действующим индивидуально эсэсовцам выше, чем к действующим в составе отрядов штурмовикам, члены СС должны тщательно обираться из более лучшего человеческого материала». Таким образом, Гитлер изначально заложил под СА бомбу с часовым механизмом: набранные по остаточному принципу, части штурмовиков должны были сыграть свою роль в борьбе за власть и сойти с политической сцены – люмпен нужен только для того, чтобы совершить переворот, управлять государством он не способен ввиду отсутствия склонности к какому-либо организованному созидательному труду. Грабить и работать – совершенно противоположные вещи, требующие различных способностей.

Рем (Rohm) Эрнст (28.11.1887, Мюнхен, ‒ 30.6.1934, там же), один из главарей фашистской Германии. В 1919, будучи офицером рейхсвера в Мюнхене, начал сотрудничать с А. Гитлером, которого использовал в качестве тайного осведомителя. В начале 20-х гг. вступил в Национал-социалистскую партию и занимался военным обучением штурмовиков. Участник фашистского путча 1923. В 1931 начальник штаба штурмовых отрядов . После установления фашистской диктатуры (1933) был назначен имперским министром. Однако Р. и его приближённые стремились подчинить себе генералитет, превратить штурмовые отряды в костяк создававшейся массовой армии. С санкции Гитлера Р. вместе с группой др. главарей штурмовиков был расстрелян (т. н. ночь длинных ножей).

"Рем Эрнст" в книгах

Эрнст НЕИЗВЕСТНЫЙ

Из книги Не только Бродский автора Довлатов Сергей

Эрнст НЕИЗВЕСТНЫЙ У Неизвестного сидели гости. Эрнст говорил о своей роли в искусстве. В частности, он сказал:- Горизонталь - это жизнь. Вертикаль - это Бог. В точке пересечения - я, Шекспир и Леонардо!..Все немного обалдели. И только коллекционер Нортон Додж вполголоса

Эрнст Тельман

Из книги Сто сорок бесед с Молотовым автора Чуев Феликс Иванович

Эрнст Тельман – Тельман – замечательный, очень хороший, из рабочих. Очень крепкий. Но недостаточно культурный. Поэтому ему помогал составлять речи, теоретически кое-что обосновывать Нейман – был такой у него. Такого троцкистского типа, но культурный, поворотливый,

Эрнст Поссарт

Из книги Моя жизнь в искусстве автора Станиславский Константин Сергеевич

Эрнст Поссарт В Москве основался немецкий театр Парадиза. Туда приезжали на гастроли все лучшие немецкие и австрийские артисты: Барнай, Поссарт, Гаазе, Зонненталь и проч. Одно время новый театр привлекал общее внимание, особенно во время гастролей Поссарта и

КРЕЧМЕР ЭРНСТ.

Из книги 100 великих психологов автора Яровицкий Владислав Алексеевич

КРЕЧМЕР ЭРНСТ. Эрнст Кречмер родился 8 октября 1888 г. в Вюстенроте близ Хайльбронна (Германия). В 1906 г. он начал изучать философию, всемирную историю и историю искусств в университете города Тюбинген, но вскоре меняет специализацию и учится медицине в Мюнхене, посещая в том

Эрнст Удет

Из книги Перелетные птицы автора Маркуша Анатолий Маркович

Эрнст Удет Пожалуй, это будет правильно - начать разговор об Удете воспоминаниями Манфреда Браухича - известнейшего автогонщика, вообще человека любопытной судьбы. «Моя первая встреча с Удетом, этим чрезвычайно живым невысоким мужчиной с добродушным выражением лица и

5. ЭРНСТ ГЕККЕЛЬ И ЭРНСТ МАХ

Из книги Материализм и эмпириокритицизм автора Ленин Владимир Ильич

5. ЭРНСТ ГЕККЕЛЬ И ЭРНСТ МАХ Посмотрите на отношение махизма, как философского течения, к естествознанию. Весь махизм борется с начала и до конца с «метафизикой» естествознания, называя этим именем естественноисторический материализм, т.е. стихийное, несознаваемое,

Буш, Эрнст фон

автора Воропаев Сергей

Буш, Эрнст фон (Busch), (1885–1945), генерал-фельдмаршал германской армии (1943). Родился 6 июля 1885 в Бохуме. Участник 1-й мировой войны, затем служил в рейхсвере. Приняв присягу на верность фюреру, Буш начал быстро подниматься по служебной лестнице. 2 февраля 1938, после происшедших в

Рем, Эрнст

Из книги Энциклопедия Третьего Рейха автора Воропаев Сергей

Рем, Эрнст (Roehm; Rihm), (1887–1934), руководитель нацистских штурмовых отрядов СА. Родился 28 ноября 1887 в Мюнхене в семье государственного служащего. Став профессиональным военным, участвовал в 1-й мировой войне. После окончания войны вступил в одно из подразделений

5. Эрнст Геккель и Эрнст Мах

Из книги автора

5. Эрнст Геккель и Эрнст Мах Посмотрите на отношение махизма, как философского течения, к естествознанию. Весь махизм борется с начала и до конца с «метафизикой» естествознания, называя этим именем естественноисторический материализм, т. е. стихийное, несознаваемое,

Май Эрнст

БСЭ

Май Эрнст Май (May) Эрнст (27.7.1886, Франкфурт-на-Майне, -11.9.1970, Гамбург), немецкий архитектор. В 1910-е годы учился в Высшей технической школе в Мюнхене у Т. Фишера. Кроме Германии, работал в СССР (1930-1933) и Восточной Африке (1934 - начало 50-х годов). Будучи главным архитектором

Мах Эрнст

Из книги Большая Советская Энциклопедия (МА) автора БСЭ

Мах Эрнст Мах (Mach) Эрнст (18.2.1838, Турас, ныне Туржани, Чехословакия, - 19.2.1916, Хар, близ Мюнхена), австрийский физик и философ-идеалист. Окончил Венский университет. Приват-доцент в Венском университете (с 1861), профессор физики в Граце (с 1864), профессор физики и ректор немецкого

Рем Эрнст

Из книги Большая Советская Энциклопедия (РЕ) автора БСЭ

Рем Эрнст Рем (Rohm) Эрнст (28.11.1887, Мюнхен, - 30.6.1934, там же), один из главарей фашистской Германии. В 1919, будучи офицером рейхсвера в Мюнхене, начал сотрудничать с А. Гитлером, которого использовал в качестве тайного осведомителя. В начале 20-х гг. вступил в Национал-социалистскую

МАХ, Эрнст

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин Васильевич

МАХ, Эрнст (Mach, Ernst, 1838–1916), австрийский физик и философ 345 Экономия мышления (Принцип экономии мышления). «Механика» (1883), IV, 4 ? Markiewicz, s.

Буш Эрнст

Из книги Военные противники России автора Фролов Борис Павлович

Буш Эрнст Германский военный деятель Буш (Busch) Эрнст (6.07.1885, Бохум, - 17.07.1945, Ноттингемшир, Англия), генерал-фельдмаршал (1943). Сын чиновника.В 1904 году окончил военное училище в Гросс-Лихтерфельсе, откуда был выпущен офицером в 13-й Вестфальский пехотный полк. В 1914 году в чине

Эрнст Рем

Из книги Гитлеровская машина шпионажа. Военная и политическая разведка Третьего рейха. 1933–1945 автора Йоргенсен Кристер

Эрнст Рем На этом тайное сотрудничество отнюдь не закончилось. Одним из главных препятствий для Сталина, пытавшегося оживить Рапалльский договор между СССР и Германией, были сопротивлявшиеся правлению фюрера правые (скорее левые. - Ред.) элементы. Среди них оказался и