И речь вовсе не пользе или вреде сладкого для организма, а о том, что многие взрослые уже успели подзабыть. Ведь конфета – движущая сила детства! Ради неё одни «теряют» себя, другие «находят»…
Феномен горькой конфеты
Ребёнку предлагают достать предмет, лежащий на столе, и получить за это в награду вкусную конфету. Подвох в том, что обязательное условие - не вставать со стула, который стоит достаточно далеко. Достать предмет в принципе невозможно, и пока экспериментатор будет находиться в комнате, ребёнок не встанет со стула. Но затем взрослый на несколько минут выходит из комнаты, втайне продолжая наблюдать за ребёнком из соседнего помещения. Видя, что взрослого нет, ребёнок быстро встаёт и забирает со стола искомый предмет. Экспериментатор возвращается и видит, что задача решена, - но спрашивает, вставал ли ребёнок со стула. Ребёнок обычно отвечает, что не вставал, - и экспериментатор отдаёт обещанную награду.
В этот момент рождается феномен горькой конфеты: ребёнок может отказаться от предложенной конфеты и даже заплакать. Ведь он понимает, что награда была не заслуженной, а последствием нарушения договорённости. Если совесть побеждает желание съесть конфету, можно утверждать, что ребёнок растёт как личность. И всё-таки в жизни этот эксперимент не стоит повторять: давать ребёнку заведомо невыполнимое задание – это просто не честно. Пока малыш терзается угрызениями совести, взрослый махрово жульничает…
Тест на отложенное удовольствие
Интересный психологический эксперимент, придуманный специалистом по социальной психологии Уолтером Мишелем еще в 1960-ых годах, называется «marshmallow test», или «тест на отложенное удовольствие». Суть его в том, что ребёнка 4-6 лет оставляют один на один в комнате с вкусной конфетой, лежащей на столе. Но перед этим ему говорят, что если он её не съест, то через двадцать минут ему дадут еще одну конфету. То есть предоставляется выбор: либо съесть сейчас, но одну конфету, либо потерпеть, но получить в итоге две.
Некоторые проглатывают лакомство почти сразу же, а большинство детей держится в среднем около трех минут. Но примерно 30% участников терпеливо ждут свои 200% угощения. Именно они, как выяснилось впоследствии, лучше ориентировались по взрослой жизни и демонстрировали больше положительных качеств, чем те, кто «сдался». Ведь эти дети рано усвоили, что «нельзя размениваться по мелочам», и «человек, как правило, получает в жизни ровно то, - не больше и не меньше, - на что соглашается». Остальные просто предпочитают «синицу в руке» Маленькая зарплата, но работа стабильная и близко к дому либо большая зарплата, но непостоянная, и есть риск, что уволят. Девушка мечты или просто «чтобы было, у всех же есть». Ну и так далее. Такой выбор мы делаем каждый день.
Почему многие из нас так нетерпеливы? Да потому же, почему и дети! 20 минут – это не так уж и много, но если вы сидите в пустой комнате и не можете думать ни о чём, кроме конфеты, шанс накинуться на неё очень велик. Ещё одна причина в том, что дети привыкли жить «здесь и сейчас», и какая-то абстрактная вторая конфета для них в принципе не существует. Если ребёнок не научится выходить за рамки такого мышления, в дальнейшем он едва ли сможет откладывать заработанные деньги и планировать свою жизнь наперёд. Ещё один момент: в отличие от зарплаты и других «взрослых» ценностей, конфета съедобна и весьма аппетитна. А у человека есть врождённый рефлекс: если есть еда, то лучшее её немедленно съесть - иначе другие отберут. По крайней мере, в сообществе мартышек это классический сценарий. Вот дети и «обезьянничают»…
Сладкая валюта детства
Миром детей правит «конфетная» психология – это своеобразные детские «деньги». За сладости малыши покупают друг у друга игрушки, услуги и даже дружбу (в особенности дружбу). Ради конфет некоторые малыши готовы на всё - пожертвовать своей дружбой, гордостью, совестью…
Достаточно понаблюдать за группой малышей в детском саду или ребят во дворе, чтобы осознать, какая власть может быть заключена в лакомстве. Конфета – это и залог популярности, и повод к конфликту. С помощью конфет дети выражают свои симпатии друг другу и взрослым либо, наоборот, обижают и унижают других, демонстративно отказывая им в угощении.
Как только сладости появляются в детской группе, там обнаруживаются лидеры, подхалимы, попрошайки и аутсайдеры. У кого-то хватает смелости попросить угощения, не дожидаясь, пока предложат, а кому-то очень хочется, но вот уверенности недостает. Кто-то сам демонстративно отказывается от предлагаемой ему вкуснятины, выказывая тем самым неприязнь к угощающему. А другой стоит в стороне, считая, что он выше этого, а выпрашивание конфет - занятие вообще недостойное.
Вот почему можно смело считать конфету одним из существенных элементов детской субкультуры. Но власть её недолговечна: лакомство съедается, и всё вновь возвращается на круги своя. Как легко с помощью конфеты завоёвывается авторитет - так же легко он теряется, когда она тает во рту сверстника.
Откуда вообще берётся вся эта «конфетная лихорадка»? На самом деле она зарождается ещё дома под осознанным или неосознанным влиянием родителей. Родители часто манипулируют ребёнком при помощи сладостей. Одна конфета за хорошее поведение, другая - за отличную оценку, третья – ещё за что-нибудь... Да и лишить ребёнка сладкого - одно из популярных наказаний.
При этом мало кто понимает, что подобная дрессировка до добра не доведёт – ведь сладкое вызывает зависимость! С одной стороны, оно запускает в мозгу бесконечную команду «мне нужно ещё», а с другой – после короткой передозировки сильно понижает уровень уровень сахара в крови, то есть проблема выходит на физиологический уровень. К тому же сладости в руках сверстников и взрослых превращаются в рычаг управления, и как знать, к чему это вообще может привести.
А вот в семьях, где принято есть только здоровую еду, или где конфеты не служат в качестве веревочки, дёргая за которую можно управлять ребёнком, дети спокойно и адекватно относятся к конфетам. Они вряд ли станут использовать в корыстных целях либо жертвовать ради них своими принципами и ценностями. Делаем выводы…
Кризис 7 лет
Кризис семи лет происходит на границе дошкольного и младшего школьного возраста. Независимо от того, когда ребенок пошел в школу, в 6 или 7 лет, он в какой-то момент своего развития проходит через кризис. Этот перелом может начаться в 7 лет, а может сместиться к 6 или 8 годам.
Ребенок открывает для себя значение новой социальной позиции - позиции школьника, связанной с выполнением высоко ценимой взрослыми учебной работы. Формирование соответствующей внутренней позиции, которое может произойти не в самом начале обучения, а на год позже, коренным образом меняет самосознание ребенка.
Изменение самосознания приводит к переоценке ценностей. Все, что имеет отношение к учебной деятельности (в первую очередь, отметки), оказывается ценным, то, что связано с игрой, - менее важным.
В этом возрасте впервые возникает осмысленная реакция на свои переживания, новое отношение к себе. Переживания приобретают смысл. Радующийся ребенок понимает, что он радуется, сердящийся – что он сердит.
В период кризиса 7 лет у ребенка происходит обобщение переживаний. Цепь неудач или успехов (в учебе, в общении), каждый раз примерно одинаково переживаемых ребенком, приводит к формированию устойчивого эмоционального комплекса - чувства неполноценности, унижения, оскорбленного самолюбия или чувства собственной значимости, компетентности, исключительности. Некоторые из этих переживаний, подкрепляясь соответствующими событиями и оценками, будут фиксироваться в структуре личности и влиять на развитие самооценки ребенка, на уровень его притязаний.
Так, одна и та же отметка, полученная на уроке разными детьми, вызовет у них совершенно разный эмоциональный отклик: «четверка» для одного - источник бурной радости, для другого - разочарования и обиды, одним воспринимается как успех, другим - как неудача.
К основным симптомам кризиса 7 лет относят:
Потерю непосредственности
Наивность и непосредственность поведения ребенка до кризиса означают, что ребенок внешне такой же, как и внутри. У взрослых людей детской наивности, непосредственности очень мало, и наличие их у взрослых производит комическое впечатление. Утеря непосредственности означает привнесение в наши действия интеллектуального момента.
Если до кризиса поведение ребенка строилось и реализовывалось согласно желаниям, то теперь, прежде чем что-то сделать, ребенок думает, чего оно может стоить ему;
Манерничание
Душа ребенка становится закрытой и он начинает играть роль, чего-то из себя изображая и что-то при этом скрывая.
Симптом «горькой конфеты»
Когда ребенку плохо, он начинает скрывать свои переживания и колебания, пытается не показывать их другим. В этот промежуток времени ребенок резко меняется, становится более трудным для воспитания, чем прежде.
Бенджамин Спок пишет: «Ребенок перестает пользоваться слишком «взрослыми» словами и стиль его речи становится грубоватым. Он хочет носить только такую одежду и прическу, как другие ребята... Он может совершенно забыть, как правильно есть за столом, садится за стол с грязными руками, набивает рот и ковыряет вилкой в тарелке. Он может рассеянно бить ногой по ножке стула, ... хлопать дверями или забывать закрывать их за собой. Он меняет пример для подражания: раньше он подражал взрослым, а теперь - своим сверстникам. Он заявляет о своем праве на независимость от родителей... Эти плохие манеры и плохие привычки очень расстраивают родителей. Они думают, что ребенок забыл все, чему его так долго учили. На самом деле эти перемены доказывают, что ребенок навсегда усвоил, что такое хорошее поведение, иначе он не стал бы против него восставать. Когда ребенок почувствует, что он утвердил свою независимость, хорошее поведение вернется. А тем временем хорошие родители могут утешаться тем, что их ребенок нормально развивается.
Конечно, не каждый ребенок становится непослушным в этом возрасте. Если родители - общительные люди и ребенка хорошие отношения с ними, то, возможно, вообще не будет явных признаков бунта. У девочек бунт обычно менее ярко выражен, чем у мальчиков...
Что же делать? Возможно, вы станете смотреть сквозь пальцы не раздражающие вас мелочи. Но вы должны быть тверды в таких вопросах, которые считаете важными».
У нервных детей, имеющих строгих родителей, часто встречается тик – мигание, подергивание плечом, гримасы, поворты шеи, откашливание, сопение, сухой кашель. Тик чаще всего бывает у девятилетних детей, может быть в любом возрасте после 2 лет. Тик не поддается контролю ребенка, и усиливается, если ребенок нервничает. Тик продолжается, то прекращаясь, то усиливаясь в течение нескольких недель или месяцев, а затем либо прекратится навсегда, либо сменится новым видом тика.
Иногда мать или отец делают ребенку замечания и отдают приказания, как только он оказывается поблизости. Может быть, родители постоянно неодобрительно относятся к ребенку или требуют от него слишком многого, или перегружают его, заставляя заниматься и музыкой, и танцами, и спортом. Если бы ребенок осмелел и возразил, он не был бы так внутренне напряжен. Но, будучи слишком хорошо воспитан, он сдерживает и накапливает раздражение, которое проявляется в тике.
Не нужно бранить ребенка и делать ему замечания из-за тика. Ребенок не может прекратить тик по своему желанию. Усилия родителей должны быть направлены на то, чтобы сделать жизнь ребенка дома спокойной и счастливой, с минимум выговоров, а также на то, чтобы его жизнь в школе и вне дома была приятной.
Нередко можно встретиться и с агрессивностью (словесной и физической), а у некоторых детей она приобретает крайние формы в виде разрушительного отношения к вещам. Ребенок становится вспыльчивым, грубит в ответ на какое-нибудь недовольство им со стороны взрослого, он плохо контактен, непослушен. Некоторые дети могут при этом отказываться даже от еды и питья.
Нередко можно встретиться с прямо противоположным явлением - абсолютно пассивным поведением. Такие дети беспокоят своих родителей и воспитателей чрезмерной пассивностью и рассеянностью. Причиной в обоих случаях являются детские переживания. Происходит их перестройка. От «Я сам» и «Я хочу» к «так надо» путь неблизкий, а дошкольник его проходит всего за каких-нибудь 3-4 года. Поэтому понятен и драматизм этого перехода.
Все эти внешние особенности начинают исчезать, когда ребенок выходит из кризиса и вступает в новый возраст.
Мы знаем, что обман иногда является необходимостью но...
Ложь и для молодого человека - это неприятное переживание. Нам интересно как А.Н.Леонтьев описывает столкновение в ребенке желания и ответственности за обман и ложь и назвал это эффектом горькой конфеты.
Эффект горькой конфеты - неприятное переживание от того, что так хотелось. Эффект можно наблюдать у детей в возрасте трех лет, когда социальные нормы становятся сильнее непосредственного влечения ребенка.
Ребенок-дошкольник получает от экспериментатора практически невыполнимое задание: достать удаленную вещь, не вставая со стула. Экспериментатор выходит, продолжая наблюдать за ребенком из соседнего помещения. После безуспешных попыток ребенок встает, берет привлекающий его предмет и возвращается на место. Экспериментатор входит, хвалит его и предлагает в награду конфету. Ребенок отказывается от нее, а после повторных предложений начинает тихо плакать. Конфета оказывается для него «горькой».
О чем говорит этот факт? Анализ событий показывает, что ребенок был поставлен в ситуацию конфликта мотивов. Один его мотив - взять интересующую вещь (непосредственное побуждение); другой - выполнить условие взрослого («социальный» мотив). В отсутствие взрослого верх взяло непосредственное побуждение. Однако с приходом экспериментатора актуализировался второй мотив, значение которого еще усилилось незаслуженной наградой. Отказ и слезы ребенка - свидетельство того, что процесс освоения социальных норм и соподчинения мотивов уже начался, хотя и не дошел еще до конца.
Тот факт, что именно в присутствии взрослого переживания ребенка начинают определяться социальным мотивом, очень знаменателен. Он служит ярким подтверждением общего положения о том, что «узлы» личности завязываются в интерперсональных отношениях и лишь затем становятся элементами внутренней структуры личности. Вполне можно сказать, что здесь наблюдается ранняя стадия «завязывания» таких узлов.
Но социальные мотивы иногда порождают в ребенке "социальный обман". Дети с трех летнего возраста ориентируются на других и иногда замечают, что скрывать и лгать о неблаговидных поступках удобнее. Дети также замечают, что окружающие (в том числе и родные) лгут друг другу. В один прекрасные момент дети начинают подобным образом обманывать о своих нарушениях общепринятого поведения. К такому вранью подталкивают их близкие, чтобы избежать наказания. Ребенок неожиданно обнаруживает что не всегда ложь раскрывается и можно с помощью обмана избежать наказания. Признание ребенка в неблаговидном поступке не облегчает его участь. А значит лучше врать, чем признаваться!
Как же педагогу-психологу и воспитателю проводить коррекцию?
1. Не задавайте ребенку провокационных вопросов типа «Почему?», «Зачем?». Желательно не уличать его во лжи, а задать вопросы «Что и как это произошло?» , «Где и когда?», «При каких обстоятельствах?».
3. Попытайтесь найти приемлемое решение его проблемы, советуясь с ним о различных вариантах исправления существующей ситуации.
4. Чтобы дети не боялись говорить правду, какой бы горькой она ни была, необходимо хвалить его за честность. Чаще проявляйте к нему и другим милосердие и понимание неадекватной ситуации.
5. Если вы видите, что ученик вас обманывает, не кричите и не наказывайте его, а расскажите о последствиях когда он говорит неправду и ложь и возьмите паузу, подождите когда он это осознает. Пусть ученик настроится на честный разговор. Не стоит обзывать ребенка болтуном и обманщиком, так как дети взрослеют, и их ценности меняются. Нужно верить в него и тогда ребенок вырастет честным и порядочным. Очень важно, чтобы он не затаил обиды и мстительности на вас в его взрослой жизни.
Ирина Майская 11.06.2012 16:04:36
Отзыв: положительный
Алексей, Вы написали совершенно верно! Согласна с каждым словом! Но, по собственному горькому опыту из детства вспоминаю, что врала безбожно! Родители за голову хватались! А причин было две: первая - очень бурная фантазия. Отвечая у доски я часто привносила в ответ больше надуманного, чем действительного. Читала всегда много и почва для фантазий была. Учителя не оценили подобное "творчество" и доставалось мне за это сильно. А второе - постоянные мыслимые и немыслимые запреты родителей. "С этой не дружи! Она тебе не подходит, семья плохая!", "Сюда не ходи! Нельзя и всё!", " В кино собралась? В два часа? Нет, в это время дети спят!" - это в 12 - то лет! И, чтобы дружить с кем интересно, и ходить куда хочется, и делать что решила, везде лучше было соврать! Мне сейчас уже не 12 лет. Я замужем. Однако до сих пор я вру родителям. Только им. Любому человеку могу сказать самую горькую правду, только не собственным маме и папе! Звонок вечером:"Ирина! Ты постирала бельё?" - мама. "Конечно, мамочка!" - а бельё как лежало в кресле так и лежит. Я найду своё время для стирки, а объяснять почему я до сих пор не сделала как велели, не хочу!
Вот даже не думала, что Вы настолько разбередите мою душу! Может, и это моё послание Вам поможет в работе с детками, при такой нелёгкой науке, как психология.
Ответить
Алексей Гадаев 23.06.2012 17:00:28
Иногда мы не знаем что делать, если у ребенка возникает конфликт личной и социальной мотивации. Вот интересный пример. В городском парке бабушка гуляла с семилетней внучкой. Они решили попить чай в летнем кафе. Неожиданно, внучка увидела на полу сто рублей и сильно обрадовавшись, подняла их и спрятала в карман свой юбочки. У неё наступило сильное чувство радости и гордости за свою неожиданную находку. Бабушка предупредила её о том, что другие люди, потерявшие эти деньги, возможно, вернутся сильно расстроенными. Внучка, невзирая на это предупреждение, продолжала радоваться и любоваться сторублевой купюрой. По мере приближения к дому и встрече со своей мамой, внучка стала волноваться о том, как сообщить маме о найденных деньгах. Она предложила сказать маме, что эти деньги подарила бабушка во время прогулки по парку. Бабуля зная, что такие подарки не поощряются снохой, отказалась так говорить и посоветовала сказать маме правду. Придя домой, девочка сама решила утаить находку, но неожиданно деньги выпали из кармана и мама это увидела. Она очень удивилась от куда у неё сто рублей. Девочка заявила, что это подарок бабушки. Во время этого объяснения, бабушка не присутствовала. Сноха неожиданно заподозрила неправду, и вызвала на секретный разговор бабушку. Бабушка пыталась объяснить, что внучка не хотела, чтобы мама узнала, что она в кафе на полу нашла деньги и присвоила их, немного подождав потерявшего. Потеря сторублевки не обнаружилась. Существовал материнский наказ дочери, не поднимать ни какие вещи и предметы вне дома, а тем более в общественном месте. Этот приказ послужил для дочери причиной сказать неправду матери. Эти найденные сто рублей оказались "горькой конфеткой" для всей семьи. Потому что не все поняли конфликт личного и социального интереса девочки. Найденные деньги девочка считала свой личной удачей, но она не знала, что и найденные деньги мама расценит как враньё.
СОПОДЧИНЕНИЕ МОТИВОВ: ФЕНОМЕН ГОРЬКОЙ КОНФЕТЫ 1
В ходе развития субъекта отдельные его деятельности вступают между собой в иерархи-ческие отношения. На уровне личности они отнюдь не образуют простого пучка, лучи ко-торого имеют свой источник и центр в субъекте. Представление о связях между деятельностями как о коренящихся в един-стве и целостности их субъекта является оправданным лишь на уровне индивида. На этом уровне (у животного, у младенца) со-став деятельностей и их взаимосвязи не-посредственно определяются свойствами су-бъекта - общими и индивидуальными, вро-жденными и приобретаемыми прижизненно. Например, изменение избирательности и смена деятельности находятся в прямой за-висимости от текущих состояний потребно-стей организма, от изменения его биологиче-ских доминант.
Другое дело - иерархические отношения деятельностей, которые характеризуют лич-ность. Их особенностью является их «отвязанность» от состояний организма. Эти иерархии деятельностей порождаются их собственным развитием, они-то и образуют ядро личности.
Иначе говоря, «узлы», соединяющие от-дельные деятельности, завязываются не дей-ствием биологических или духовных сил субъекта, которые лежат в нем самом, а за-вязываются они в той системе отношений, в которые вступает субъект.
Наблюдение легко обнаруживает те пер-вые «узлы», с образования которых у ребен-ка начинается самый ранний этап формиро-вания личности. В очень выразительной форме это явление однажды выступило в опытах с детьми-дошкольниками. Экспери-ментатор, проводивший опыты, ставил перед ребенком задачу - достать удаленный от него предмет, непременно выполняя пра-вило не вставать со своего места. Как только ребенок принимался решать задачу, экспериментатор переходил в соседнюю ком-нату, из которой и продолжал наблюдение, пользуясь обычно применяемым для этого оптическим приспособлением. Однажды пос-ле ряда безуспешных попыток малыш встал, подошел к предмету, взял его и спокойно вернулся на место. Экспериментатор тотчас вошел к ребенку, похвалил его за успех и в виде награды предложил ему шоколадную конфету. Ребенок, однако, отказался от нее, а когда экспериментатор стал настаивать, то малыш тихо заплакал.
Что лежит за этим феноменом? В процессе, который мы наблюдали, можно выделить три момента: 1) общение ребенка с эксперимен-татором, когда ему объяснялась задача; 2) ре-шение задачи и 3) общение с эксперимента-тором после того, как ребенок взял предмет. Действия ребенка отвечали, таким образом, двум различным мотивам, т. е. осуществляли двоякую деятельность: одну - по отношению к экспериментатору, другую -по отноше-нию к предмету (награде). Как показывает наблюдение, в то время, когда ребенок до-ставал предмет, ситуация не переживалась им как конфликтная, как ситуация «сшиб-ки». Иерархическая связь между обеими деятельностями обнаружилась только в мо-мент возобновившегося общения с экспери-ментатором, так сказать, post factum : кон-фета оказалась горькой, горькой по своему субъективному, личностному смыслу.
Описанное явление принадлежит к самым ранним, переходным. Несмотря на всю наив-ность, с которой проявляются эти первые соподчинения разных жизненных отношений ребенка, именно они свидетельствуют о на-чавшемся процессе формирования того особого образования, которое мы называем лич-ностью. Подобные соподчинения никогда не наблюдаются в более младшем возрасте, зато в дальнейшем развитии, в своих несоизме-римо более сложных и «спрятанных» формах они заявляют о себе постоянно. Разве не по аналогичной же схеме возникают такие глу-боко личностные явления, как, скажем, уг-рызения совести?
Развитие, умножение видов деятельности индивида приводит не просто к расширению их «каталога». Одновременно происходит центрирование их вокруг немногих главней-ших, подчиняющих себе другие. Этот слож-ный и длительный процесс развития лично-сти имеет свои этапы, свои стадии. Процесс этот неотделим от развития сознания, само-сознания, но не сознание составляет его первооснову, оно лишь опосредствует и, так сказать, резюмирует его.
Итак, в основании личности лежат отно-шения соподчиненности человеческих деятельностей, порождаемые ходом их развития. В чем, однако, психологически выражается эта подчиненность, эта иерархия деятельностей? В соответствии с принятым нами опре-делением мы называем деятельностью про-цесс, побуждаемый и направляемый моти-вом - тем, в чем опредмечена та или иная потребность. Иначе говоря, за соотношением деятельностей открывается соотношение мо-тивов. Мы приходим, таким образом, к необ-ходимости вернуться к анализу мотивов и рассмотреть их развитие, их трансформации, способность к раздвоению их функций и те их смещения, которые происходят внутри системы процессов, образующих жизнь чело-века как личности.
Б.И. Додонов
ЭМОЦИЯ КАК ЦЕННОСТЬ 1
Додонов Борис Игнатьевич (1922-1985) - российский советский психолог, доктор психологических наук, профессор. В течение 25 лет преподавал психологию и вел научные исследования в Симферопольском педагогическом институте. Научные интересы охватывают широкий спектр проблем эмоциональной регуляции поведения и деятельности человека. Разработал оригинальную типологическую концепцию эмоциональной направленности личности и ряд методик для ее выявления и прогнозирования. Автор 56 печатных работ.
Сочинения: Эмоция как ценность (1978); В мире эмоций (1987) и др.
1. ЭМОЦИИ И ИХ ФУНКЦИИ
Эмоции, подобно мышлению, в своих сопоставлениях нередко опираются на продукты своего прежнего функционирова-ния. Если мышление создает понятия, то пе-режитые эмоции ведут к возникновению эмоциональных обобщений . У детей и так на-зываемых «первобытных народов» эти обоб-щения еще плохо разграничены с понятия-ми и часто смешиваются с ними. Когда ма-ленький мальчик, увидев пьяного, с испу-гом бежит к матери, крича ей: «бик!» (бык), то он пользуется именно таким обобщением.
Равным образом, как отметил известный исследователь «первобытного мышления» Люсьен Леви-Брюль, у нецивилизованных племен их «представления, не приобретшие формы правильных понятий, вовсе не обя-зательно лишены всякой общности. Общий эмоциональный элемент может некоторым образом заменить логическую общность» .
В этом случае общность заключается «не в каком-то неизменном или повторяющемся признаке... а скорее в окраске или, если угодно, в тональности, общей определенным представлениям и воспринимающейся субъ-ектом как нечто присущее всем этим представлениям» (там же, с.21-22).
Эмоции и мышление современного человека - это, образно говоря, два ответв-ления одного дерева; эмоции и мышление имеют одни истоки и тесно переплетаются друг с другом в своем функционировании на высших уровнях.
Почему же эмоции и после возникнове-ния мышления не были «сняты» им, а про-должают сохранять свое самостоятельное значение?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо, прежде всего, вспомнить о двойственной, психофизиологической природе эмоций. Они не просто отражают соответствие или несо-ответствие действительности нашим потребностям, установкам, прогнозам, не просто дают оценки поступающей в мозг информа-ции о реальном. Они одновременно функ-ционально и энергетически подготавливают организм к поведению, адекватному этой оценке. По словам П. К. Анохина, «решаю-щей чертой эмоционального состояния явля-ется его интегративность. Эмоции охватыва-ют почти весь организм... производя почти моментальную интеграцию (объединение в одно целое) всех функций организма». Благодаря эмоциям «организм непрерывно оста-ется в русле оптимальных жизненных функций» 1 .
Даже так называемые астенические эмо-ции, снижающие уровень органической жиз-недеятельности, отнюдь не лишены целесо-образности. Человек, например, может «оце-пенеть от ужаса». Но ужас как субъектив-ное явление есть своего рода оценка, кото-рую словами можно было бы выразить при-близительно так: «Передо мной враг, от которого не спастись ни нападением, ни бегст-вом». В таких случаях неподвижность - единственный шанс на спасение: можно не обратить на себя внимание или быть приня-тым за мертвого (так, между прочим, слу-чилось с известным исследователем Африки Ливингстоном, которого с разочарованием оставила напавшая было на него львица, по-скольку он, парализованный «эмоциональ-ным шоком», не оказал ей никакого сопро-тивления) .
Конечно, все вегетативные и «телесные» реакции при эмоциях «рассчитаны» на био-логическую, а не на социальную целесооб-разность поведенческого воплощения эмо-циональной «оценки». Отсюда нередкие «из-держки» этих реакций, о чем немало пишет-ся в медицинской литературе. Но в целом «физиологические сдвиги» при эмоциях - важный положительный фактор и в органи-зации человеческой деятельности.
Поэтому деятельность, поддерживаемая эмоциями че-ловека, протекает, как правило, много ус-пешней, чем деятельность, к которой он се-бя принуждает одними «холодными довода-ми рассудка».
Сохранив у современного человека в ос-новном свое прежнее физиологическое зна-чение, в психологическом плане человечес-кие эмоции радикальным образом изменили свое «природное лицо». Прежде всего, «став на службу» социальным потребностям лич-ности, они приобрели совершенно иное предметное содержание. Огромное место в эмоциональной жизни субъекта стали зани-мать нравственные чувства, а также целый ряд других переживаний, недоступных не только животному, но и древнему прачеловеку.
Дело, однако, не только в этом, а в том, что произошли существенные изменения, если можно так выразиться, в самой архи-тектонике эмоций. Прежде всего, надо по-лагать, что в человеческих эмоциях чрезвы-чайно возросла роль и выраженность их субъективного компонента.
Можно думать, что этот компонент - «аффективное волнение» - в жизни живот-ных отнюдь не имеет того значения, которое он приобретает для людей: некоторые фак-ты эмоционального реагирования самого че-ловека в специальных условиях позволяют сделать именно такой вывод.
Кому случалось, будучи погруженным в свои мысли, встретиться с неожиданной опасностью (например, заметить идущую навстречу автомашину), тот знает, какой утрированной бывает в таких случаях дви-гательная эмоциональная реакция и как при этом слабо выражен ее «чувственный» компонент. Метнувшись «как ошпаренный» в сторону, много быстрее и энергичнее, чем того требовали обстоятельства, человек, од-нако, впоследствии не может припомнить никакого субъективно пережитого страха или, самое большее, припоминает его как мгновенный «аффективный толчок», от ко-торого ничего не осталось к тому времени, когда реакция была осознана. На этом осно-вании некоторые зарубежные психологи во-обще считают, что субъективное эмоцио-нальное состояние возникает лишь в том случае, если поведенческий акт оказывается задержанным. Думается, что такой вывод - преувеличение. Субъективное переживание при эмоции в норме должно быть всегда, но длительность субъективной оценки факта, очевидно, действительно бывает тем мень-шей, чем быстрее она реализуется в поведе-нии. Поведенческая импульсивность и субъ-ективная эффективность эмоций, должно быть, явления противоположные друг другу, подтверждение чему дают уже наблюдения за маленькими детьми. Это оправдано и «логически»: субъективная оценка стано-вится излишней после того, как она реали-зовалась.
Особенностью сознательного человека является, однако, то, что эмоции не опреде-ляют его поведение ни единолично, ни сра-зу. Формирование «решения к действию» есть отдельный, сложный акт, в процессе ко-торого тщательно взвешиваются все обстоя-тельства и мотивы. Но для того чтобы такое «взвешивание» могло полноценно осущест-вляться, необходима более отчетливая представленность в сознании личности всех субъективных аргументов «за» и «против» той или иной линии поведения. Поэтому эмоциональные оценки должны «звучать» долго и отчетливо. Но и это еще не все.
Главной особенностью эмоциональной деятельности человека, как мы думаем, яв-ляется то, что она не только «производит» «аффективные волнения» как форму оценки факта, но сплошь и рядом включает эти свои «продукты» в новый «цикл» сопостав-лений и оцениваний. Это создает своеобраз-ную «многоэтажность» эмоциональных про-цессов у человека, причем если их первый, «подвальный этаж» в основном скрыт от самонаблюдения и объективируется разве что в своих готовых «продуктах» - оценках, то все другие «этажи» более или менее от-крыты для нашей интроспекции.
Хорошей иллюстрацией к сказанному может послужить стихотворная миниатюра «Отчего» М. Ю. Лермонтова.
Мне грустно, потому что я тебя люблю, И знаю: молодость цветущую твою Не пощадит молвы коварное гоненье. За каждый светлый день иль сладкое мгновенье Слезами и тоской заплатишь ты судьбе. Мне грустно... потому что весело тебе.Абстрагируемся от «художественного статуса» стихотворения и взглянем на него просто как на документ об одном из момен-тов «душевной жизни» поэта. Тогда нетруд-но будет воссоздать картину некоего психо-логического процесса. Исходный момент процесса - актуально переживаемое чувство любви автора к молодой девушке и наблю-дение за ее весельем. Следующий момент- побуждаемое любовью размышление о судь-бе девушки, приводящее к мысли о той «расплате» за беспечность и веселье, кото-рая ее ожидает. Наконец, завершающий мо-мент - «рассогласование» этого знания с любовью, рождающее у поэта глубокую грусть. Схема этого последнего момента, представляющего собой акт возникновения новой эмоции, такова: люблю (продукт пре-дыдущих эмоциональных оцениваний) -> знаю (продукт мышления) - грустно (про-изводный эмоциональный продукт).
Раскрытая в стихотворении эмоция гру-сти поэта носит, как выражается А. Н. Леонтьев, идеаторный характер ; она выступает как завершающий момент сложного эмоцио-нального переживания, начинающегося с эмоциональной оценки и кончающегося так-же ею. Но «внутри» этого переживания функционирует мысль.
Эмоциональное переживание человека, таким образом, отнюдь не синоним простого «аффективного волнения», хотя последнее и является специфической чертой любой эмо-ции.
В эмоциональном переживании «аффективные волнения» сме-няют друг друга и сливаются друг с другом в один цельный поток, скрепленный мыслью, не по законам физиологии, а по психологи-ческим закономерностям человеческой дея-тельности.
На психологическом уровне анализа эмо-ций можно поэтому рассматривать эмоцио-нальный процесс, в известной мере отвлека-ясь от звучащих в глубине мозга «древних струн» и сосредоточивая внимание на «са-модвижении» взаимодействующих друг с другом «психологических продуктов», глав-ное направление которого определяют моти-вы и программы личности. Реально психолог имеет дело не с отдельными эмоциональны-ми актами, а с целостной психической деятельностью , которую он называет пере-живанием в том случае, когда она предель-но насыщена чувственными оценочными мо-ментами и рассматривается им с точки зре-ния этих моментов.
Самоэффективность - чувство, неподвластное рассудку. Между внутренней и внешней оценкой результата возможно четыре типа отношений.
«Я доволен собой (самоэффективность высокая), и мной довольны». Это чувство наибольшей радости возникает еще до получения обратной связи извне. Но даже уверенный в хорошем результате человек почти всегда с тайным трепетом ждет внешней оценки. Так, один успешный человек, закончив работу, воскликнул: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!». Но позже с трепетом выносил своего «Бориса Годунова» на публичный суд.
Второй тип отношений - «я недоволен собой , потому что плохо работал и не добился желаемого», - тоже нередко встречается. Иногда я могу трезво оценить, что - дело моих рук, и из такой ситуации просто извлечь урок: «Тщательнее нужно работать, тщательнее», - как говорит М.М. Жванецкий. Другое дело, если любую неудачу я сваливаю на свою неумелость и невезучесть.
Третий тип отношений - несимметричный. Все хорошо, я признан и уважаем. Но так ли это на самом деле? За что уважают меня люди? И уважаю ли я себя сам? «Сижу в президиуме, а счастья нет», - говорил Расул Гамзатов. Этот феномен знаком любому человеку старше пяти лет. В пять он тоже имеет место и называется феноменом «горькой конфеты».
В начале 70-х годов замечательный психолог-экспериментатор Евгений Субботский в МГУ им. М.В. Ломоносова проводил эксперимент, в котором участвовали дошкольники.
С помощью специальной лопатки ребенок должен был достать игрушку из коробки. Если он это делал, то получал вознаграждение - конфету. Но дети не знали, что задача нерешаемая (лопатка не подходила для этой цели).
Экспериментатор выходил из комнаты, оставляя малыша перед двумя возможностями: пытаться решить задачу по предложенным правилам или просто взять игрушку из коробки. Вернувшись, психолог давал всем детям, которые смогли достать игрушку, обещанную конфету. По дороге домой или позднее некоторые дети, получившие конфету, нервничали и даже плакали, переживали. А другие - нет. Этот феномен получил название «горькой конфеты». Обычное детское лакомство, став незаслуженной наградой, казалось некоторым детям горьким. Горьким по своему личностному смыслу.
Четвертый тип отношений: «Я могу позволить себе быть довольным собой , оправдать себя и уважать себя, даже если успеха не достиг».
5 вопросов, которые помогут лучше понять себя:
1. В какой степени я завишу от успеха? Испытываю ли постоянно напряжение, усталость, апатию? Нужны ли мне для сильных эмоций сильные стимулы?
2. Как дела с моей сексуальной жизнью? Можно ли сказать, что я требую от партнера неукоснительного соблюдения договоренностей? На чем вообще строятся наши отношения?
3. Есть ли места, где я могу расслабиться и чувствую себя хорошо и спокойно?
4. Привычно ли для меня объяснять причины неудач ненадежностью других людей? (Попробуйте сказать: «В последние месяцы (недели, годы) я пережил несколько провалов. Часть из них - по моей вине». Что вы чувствуете?)
5. Ради чего я работаю? Мне нравится то, что я создаю своим трудом? Если бы за него не платили так много, сохранил бы я приверженность ценностям, которые утверждаю своей работой?
