Восьмидесятилетняя старушка Анна умирает, но пока жива. Дочери знают об этом по запотевшему зеркалу, поднесенному к губам матери. Старшая дочь, Варвара, считает возможным начать отпевать мать. Сначала она голосит у постели матери, а потом и вовсе идет плакать к столу.Там вторая дочь, Люся, шьет траурное платье, которое скроила еще в городе.
У Анны было три дочери и два сына, а еще двое сыновей ее погибли. Она всегда жила с младшим сыном Михаилом в деревне, остальные дети приехали проститься с ней из города, где жили теперь. Старушка ждала только дочь Таню, которая жила в Киеве. Все собрались за столом, братья стали выпивать, не зная чем еще занять себя, сестры присоединились к ним. Ближе к ночи проверили, жива ли еще мать.
Весь следующий день прошел в обычных хлопотах. Дети не знали чем себя занять, ожидая срока, когда мать испустит последнее дыхание. Прикупили в магазине беленькой, чтоб хватило. Илья с Михаилом опять сели выпивать.
Иногда сознание возвращалось к старухе. Она водила глазами, издавала какое-то подобие звуков, вырывавшихся из груди. Дети, собравшись вокруг матери, томились ожиданием смерти, жалели мать и себя и “сами не веря себе, хотели, чтобы это кончилось скорей”.
Но старушка мало-помалу ожила, узнала детей возле себя и даже попросила жиденькой манной каши. Стала вспоминать своих деток одного за другим, радовалась, что увидела всех перед смертью, беспокоилась об их судьбе, желала видеть всех счастливыми. Только младшенькая, Таня, все еще не ехала. А старушка возле деток своих ожила, повеселела, разговорилась. Стала жаловаться на Михаила – когда пьет, житья от него нет ни жене, ни матери.
И следующее утро увидела Анна. Даже смогла сесть на кровати и подругу свою, Мирониху позвать попросила. Только Таня все не ехала, а старуха боялась, что не дождется. Понимала, что уже не своей жизнью живет, что бог дал ей добавки – детей повидать. А дети будто томятся в ожидании, сестры заняты обычными повседневными делами, иногда ссорятся, чего-то не поделив, а братья пьют. Михаил даже высказывает мысль, что лучше бы все-таки матери помереть, раз уж все приехали. Люся тоже не знает, сколько еще надо будет здесь пробыть, оставив дома все дела. Решили поехать в лес за грибами. Бродя по полям, по пашням Люся вспоминает что-то родное, давно забытое, понимая, что оставила здесь что-то очень важное...
Наконец-то свиделась и с Миронихой. Еще несколько дней прошли в разговорах и воспоминаниях, ненужных, лишних дней. Вот уж и дети стали в дорогу собираться – уезжать пора. А Таня так и не приехала. И решила мать, что пора ей умереть, чтоб дети снова не приезжали, раз уж сейчас все здесь. Ночью и умерла.
Картинка или рисунок Последний срок
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Пигмалион Бернарда Шоу
Данное произведение повествует о том, как двое специалистов по лингвистике научили правильному английскому произношению простую девушку, продающую цветы на улицах Лондона.
- Краткое содержание Отец Сергий Лев Толстой
Повесть начинается с момента, когда в Петербурге аристократическое общество было удивлено известием о том, что всеми известный обаятельный князь, любимец всех женщин решил стать монахом
- Краткое содержание Чехов Иванов (пьеса)
Основным персонажем произведения является уездный помещик Николай Алексеевич Иванов, представленный писателем в образе образованного тридцати пятилетнего мужчины
- Краткое содержание Никишкины тайны Казакова
Никишка живет на берегу моря с матерью. Избы все на деревни похожи одна на другую. Сам Никишка спокойный, тихий мальчик. Светловолосый, с вихром на голове. Много думает и любит бывать в одиночестве.
- Краткое содержание Беляев Голова профессора Доуэля
Ученый, профессор Керн принимает на работу Мари Лоран. Она поражена мрачностью обстановки кабинета Керна, но еще больше поражается она, когда узнает, что должна будет ухаживать за оживленной головой профессора Доуэля, который недавно умер
Пожилая женщина Анна уже в течение некоторого времени лежит фактически неподвижно, и ее дети склонны считать, что их мать уже ушла из жизни. Однако зеркальце, поднесенное к ее губам, запотевает, соответственно, Анна пока жива. Но старшая из ее дочерей Варвара полагает, что вполне возможно уже плакать по матери в полный голос, тогда как ее сестра Люся старательно шьет для себя темное траурное платье.
На сегодняшний день у старой Анны остается пятеро давно взрослых детей, остальные умерли в самом раннем возрасте. Варвара проживает в районном центре, Люся и Илья в ближайших к родной деревне городах.
Мать с нетерпением ожидает, когда из Киева прибудет самая младшая и любимая из ее детей Татьяна, тогда как Михаил и его семья постоянно обитают в селе вместе с матерью. Все дети уже готовы хоронить мать, однако Анна приходит в себя, и становится ясно, что женщина пока не торопится в иной мир.
Илья и Михаил, которые уже припасли для похорон немало водки, теперь напиваются в амбаре, невзирая на гнев сестер и жены Михаила Надежды, на следующий день они продолжают заниматься тем же.
При этом Михаил оправдывает собственное пьянство, ссылаясь на то, что и дома, и на работе слишком много обязанностей и нет никаких радостей, и жить хотя бы без того небольшого облегчения, которое приносит спиртное, просто невозможно.
На самом деле братья в действительности являются довольно работящими людьми, ранее, когда они были моложе, в деревне нередко устраивались воскресники, в ходе которых все помогали друг другу с веселыми шутками и песнями. Теперь колхоз ощутимо разваливается, молодежь стремится в города, и дети Анны с грустью понимают, что в деревне скоро фактически никого не останется, кроме беспомощных стариков.
Люся, которая уже давно живет в городе и почти забыла о детстве и юности, проведенных в деревне, теперь бродит по родным местам, с грустью вспоминает любимого прежде коня, и ощущает, что она словно что-то забыла или потеряла именно здесь, на родине.
Тем временем Анна, почувствовав себя еще лучше, уверенно выходит на крыльцо, где и встречает подругу Мирониху. Женщина искренне удивляется тому, что приятельница жива, ведь и она уже собиралась идти на ее поминки. Анна не перестает расстраиваться из-за того, что рядом нет Татьяны. По ее мнению, младшая дочь по-настоящему отличается от остальных своим добрым, мягким, удивительно «человеческим» характером, но, не дождавшись ее, старуха решает, что ей больше абсолютно незачем откладывать момент смерти.
Анна полагает, что ее ребятам будет проще похоронить ее, пока они все находятся здесь, ведь им необходимо вернуться домой, к своим семьям и служебным обязанностям. Женщина уже давно мысленно беседует со смертью и видит в ней едва ли не добрую подружку. Анна договаривается о том, что уйдет из жизни в ночное время, сначала она всего лишь уснет, как это всегда происходит с людьми, а затем смерть и подарит ей желанный покой навсегда. Именно так в дальнейшем и происходит, утром дети обнаруживают, что их мать умерла во сне.
Annotation
"Ночью старуха умерла". Эта финальная фраза из повести "Последний срок" заставляет сердце сжаться от боли, хотя и не мало пожила старуха Анна на свете – почти 80 лет! А сколько дел переделала! Вот только некогда было вздохнуть и оглянуться по сторонам, "задержать в глазах красоту земли и неба". И вот уже – последний отпущенный ей в жизни срок, последнее свидание с разъехавшимися по стране детьми. И то, какими Анне пришлось увидеть детей, стало для неё самым горьким испытанием, подтвердило наступление "последнего срока" – разрыва внутренних связей между поколениями. Последние часы, отпущенные матери, становятся детям в тягость. Им некогда ждать…
Валентин Распутин
Валентин Распутин
Старуха Анна лежала на узкой железной кровати возле русской печки и дожидалась смерти, время для которой вроде приспело: старухе было под восемьдесят. Она долго пересиливала себя и держалась на ногах, но три года назад, оставшись совсем без силенок, сдалась и слегла. Летом ей будто легчало, и она выползала во двор, грелась на солнышке, а то и переходила с роздыхом через улицу к старухе Миронихе, но к осени, перед снегом, последняя мочь оставляла ее, и она по утрам не в состоянии была даже вынести за собой горшок, доставшийся ей от внучки Нинки. А после того как старуха два или три раза подряд завалилась у крыльца, ей и вовсе приказали не подниматься, и вся ее жизнь осталась в том, чтобы сесть, посидеть, опустив на пол ноги, а потом опять лечь и лежать.
За свою жизнь старуха рожала много и любила рожать, но теперь в живых у нее осталось только пятеро. Получилось так оттого, что сначала к ним в семью, как хорек в курятник, повадилась ходить смерть, потом началась война. Но пятеро сохранились: три дочери и два сына. Одна дочь жила в районе, другая в городе, а третья и совсем далеко – в Киеве. Старший сын с севера, где он оставался после армии, тоже перебрался в город, а у младшего, у Михаила, который один из всех не уехал из деревни, старуха и доживала свой век, стараясь не досаждать его семье своей старостью.
В этот раз все шло к тому, что старухе не перезимовать. Уже с лета, как только оно пошло на убыль, старуха стала обмирать, и только уколы фельдшерицы, за которой бегала Нинка, доставали ее с того света. Приходя в себя, она тоненько, не своим голосом, стонала, из глаз ее выдавливались слезы, и она причитала:
– Сколь раз я вам говорила: не трогайте меня, дайте мне самой на спокой уйти. Я бы тепери где-е была, если бы не ваша фельдшерица. – И учила Нинку: – Ты не бегай боле за ей, не бегай. Скажет тебе мамка бежать, а ты спрячься в баню, подожди, а потом скажи: нету ее дома. Я тебе за это конфетку дам – сладкую такую.
В начале сентября на старуху навалилась другая напасть: ее стал одолевать сон. Она уже не пила, не ела, а только спала. Тронут ее – откроет глаза, глянет мутно, ничего не видя перед собой, и опять заснет. А трогали ее часто – чтобы знать: жива, не жива. Высохла и ближе к концу вся пожелтела – покойник покойником, только что дыхание не вышло.
Когда окончательно стало ясно, что старуха не сегодня-завтра отойдет, Михаил пошел на почту и отбил брату и сестрам телеграммы – чтобы приезжали. Потом растолкал старуху, предупредил:
Первой, уже на другое утро, приехала старшая старухина дочь Варвара. Ей добираться из района было недалеко, всего-то пятьдесят километров, и для этого ей хватило попутной машины.
Варвара открыла ворота, никого не увидела во дворе и сразу, как включила себя, заголосила:
– Матушка ты моя-а-а! Михаил выскочил на крыльцо:
– Погоди ты! Живая она, спит. Не кричи хоть на улице, а то соберешь сейчас всю деревню.
Варвара, не глядя на него, прошла в избу, у старухиной кровати тяжело стукнулась на колени и, мотая головой, снова взвыла:
– Матушка ты моя-а-а!
Старуха не пробудилась, ни одна кровинка не выступила на ее лице. Михаил пошлепал старуху по провалившимся щекам, и только тогда ее глаза изнутри задвигались, зашевелились, пытаясь открыться, и не смогли.
– Мать, – тормошил Михаил, – Варвара приехала, погляди.
– Матушка, – старалась Варвара. – Это я, твоя старшая. Я к тебе повидаться приехала, а ты на меня и не смотришь. Матушка-а-а!
Глаза у старухи еще покачались-покачались, словно чашечки весов, и остановились, сомкнулись. Варвара поднялась и отошла плакать к столу – где удобнее. Она рыдала долго, пристукивая головой о стол, зашлась в слезах и уже никак не могла остановиться. Возле нее ходила пятилетняя Нинка, пригибалась, чтобы заглянуть, почему Варварины слезы не бегут на пол; Нинку прогоняли, но она, хитря, снова прокрадывалась и лезла к столу.
Вечером, на счастливо подгадавшей «Ракете», которая ходит только два раза в неделю, приехали городские – Илья и Люся. Михаил встретил их на пристани и повел в дом, где все они родились и выросли. Шли молча: Люся и Илья по узкому и шаткому деревянному тротуарчику, Михаил рядом, по комкам засохшей грязи. Деревенские здоровались с Люсей и Ильей, но не задерживали разговорами, проходили и с интересом оглядывались. Из окон на приехавших таращились старухи и ребятишки, старухи крестились. Варвара при виде брата и сестры не утерпела:
– Матушка-то наша… Матушка-а-а!
– Погоди ты, – опять остановил ее Михаил. – Успеешь.
Сошлись все у старухиной кровати – и Надя, Михайлова жена, тут же, и Нинка. Старуха лежала недвижимо и стыло – то ли в самом конце жизни, то ли в самом начале смерти. Варвара ахнула:
– Не жива.
На нее никто не цыкнул, все испуганно зашевелились. Люся торопливо поднесла ладонь к открытому рту старухи и не почувствовала дыхания.
– Зеркало, – вспомнила она. – Дайте зеркало.
Надя кинулась к столу, на ходу вытирая о подол осколок зеркала, подала его Люсе; та торопливо опустила осколок к бескровным старухиным губам и с минуту подержала. Зеркальце чуть запотело.
– Жива, – с облегчением выдохнула она. – Жива наша мама.
Варвара опять спохватилась плакать, будто услышала все не так, Люся тоже опустила слезу и отошла. Зеркальце попало к Нинке. Она принялась на него дуть, заглядывая, что с ним после этого будет, но ничего интересного для себя не дождалась и, улучив момент, сунула зеркальце ко старухиному рту, как только что делала Люся. Михаил увидел, при всех отшлепал Нинку и вытолкал из комнаты.
Варвара вздохнула:
– Ах, матушка ты наша, матушка.
Надя спросила, куда подавать на стол – сюда, в комнату, или в кухню. Решили, что лучше в кухню – чтобы не тревожить мать. Михаил принес купленные со дня бутылку водки и бутылку портвейна, водку разлил себе и Илье, портвейн сестрам и жене.
– Татьяна наша сегодня уж не приедет, – сказал он. – Ждать не будем.
– Сегодня не на чем больше, ага, – согласился Илья. – Если вчера получила телеграмму, сегодня на самолет, в городе пересадка. Может, сейчас в районе сидит, а машины на ночь не идут – ага.
– Или в городе.
– Завтра будет.
– Завтра обязательно.
– Если завтра, то успеет.
Михаил на правах хозяина первый поднял рюмку:
– Давайте. За встречу надо.
~– А чокаться-то можно ли? – испугалась Варвара.
– Можно, можно, мы не на поминках.
– Не говорите так.
– А, теперь говори, не говори…
– Давно мы вот так все вместе не сидели, – с грустью сказала вдруг Люся. – Татьяны только нет. Приедет Татьяна, и будто никто никуда не уезжал. Мы ведь раньше всегда за этим столом и собирались, в комнате только для гостей накрывали. Я даже на своем месте сижу. А Варвара не на своем. И ты, Илья, тоже.
– Где уж там – не уезжали! – стал обижаться Михаил. – Уехали – и совсем. Одна Варвара заглянет, когда картошки или еще чего надо. А вас будто и на свете нету.
– Варваре тут рядом.
– А вам прямо из Москвы ехать, – поддела Варвара. – День на пароходе – и тут. Уж хоть бы не говорили, раз за родню нас не признаете. Городские стали, была охота вам с деревенскими знаться!
– Ты, Варвара, не имеешь никакого права так говорить, – разволновалась Люся. – При чем здесь городские, деревенские? Ты думай, о чем говоришь.
– Ага, у Варвары, конечно, нету права говорить. Варвара не человек. Чё с ней разговаривать? Так, пустое место. Не сестра своим сестрам, братовьям. А если спросить тебя: сколько ты дома до сегодняшней поры не была? Варвара не человек, а Варвара матушку нашу проведывала, в год по скольку раз проведывала, хоть у Варвары – не твоя семья, побольше. А теперь Варвара и виноватая сделалась.
– Давно не была – чего там! – поддержал Варвару Михаил. – У нас еще Нинка не родилась, приезжала. А Илья в последний раз был – когда с севера переехал. Еще Нинку Надя от груди отнимала. Помнишь, горчицей соски мазали, ты смеялся.
Илья помнил, кивнул.
– Не могла, вот и не приезжала, – обиженно сказала Люся.
– Захотела, смогла бы, – не поверила Варвара.
– Что значит смогла бы, если я говорю, не могла? У меня такое здоровье, что если в отпуск не подлечиться, потом весь год будешь по больницам бегать.
– У Егорки всегда отговорки.
– При чем здесь какие-то Егорки и отговорки?
– А так, ни при чем. Вам уж и слова сказать нельзя. Важные стали.
– Ладно вам, – сказал Михаил. – Поехали еще по одной. Чего она будет киснуть?
– Поди, хватит, – предупредила Варвара. – Вам, мужикам, только бы напиться. Матушка при смерти лежит, а они тут разгулялись. Не вздумайте еще песни петь.
– Песни никто и не собирался петь. А в...
Последний срок
Старуха Анна лежит без движения, не открывая глаз; она почти застыла, но жизнь ещё теплится. Дочери понимают это, поднеся к губам кусок разбитого зеркала. Оно запотевает, значит, мама ещё жива. Однако Варвара, одна из дочерей Анны, полагает возможным уже оплакать, "отголосить её", что она самозабвенно делает сначала у постели, потом за столом, "где удобнее". Дочка Люся в это время шьет скроенное ещё в городе траурное платье. Швейная машина стрекочет в такт Варвариным всхлипам.
Анна - мать пятерых детей, двое сыновей её погибли, первенькие, рожденные один для Бога, другой для паря. Варвара приехала проститься с мамой из районного центра, Люся и Илья из близлежащих провинциальных городков.
Ждет не дождется Анна Таню из далекого Киева. А рядом с ней в деревне всегда был сын Михаил вместе с женой и дочкой. Собравшись вокруг старухи утром следующего после прибытия дня, дети, видя воспрянувшую мать, не знают, как им реагировать на её странное возрождение.
"Михаил и Илья, притащив водку, теперь не знали, чем им заняться: все остальное по сравнению с этим казалось им пустяками, они маялись, словно через себя пропуская каждую минуту". Забившись в амбар, они напиваются почти без закуски, если не считать тех продуктов, что таскает для них маленькая дочь Михаила Нинка. Это вызывает законный женский гнев, но первые стопки водки дарят мужикам ощущение неподдельного праздника. В конце концов мать жива. Не обращая внимания на девочку, собирающую пустые и недопитые бутылки, они уже не понимают, какую мысль на этот раз они хотят заглушить, может быть, это страх. "Страх от сознания, что мать вот-вот умрет, не похож на все прежние страхи, которые выпадают им в жизни, потому что этот страх всего страшнее, он идет от смерти... Казалось, смерть уже заметила их всех в лицо и уже больше не забудет".
Напившись основательно и чувствуя себя на следующий день так, "будто их через мясорубку пропустили", Михаил и Илья основательно опохмеляются и на следующий день. "А как не пить? - говорит Михаил. - Лень, второй, пускай даже неделю - оно ещё можно. А если совсем до самой смерти не выпить? Подумай только, ничего впереди нету. Сплошь одно и то же. Сколько веревок нас держит и на работе, и дома, что не охнуть, столько ты должен был сделать и не сделал, все должен, должен, должен, должен, и чем дальше, тем больше должен - пропади оно все пропадом. А выпил, как на волю попал, все сделал, что надо. А что не сделал, не надо было делать, и правильно сделал, что не делал". Это не значит, что Михаил и Илья не умеют работать и никогда не знали другой радости, кроме как от пьянства. В деревне, где они когда-то все вместе жили, случалась общая работа - "дружная, заядлая, звонкая, с разноголосицей пил и топоров, с отчаянным уханьем поваленных лесин, отзывающимся в душе восторженной тревогой с обязательным подшучиванием друг с другом. Такая работа случается один раз в сезон заготовки дров - весной, чтобы за лето успели высохнуть, приятные для глаза желтые сосновые поленья с тонкой шелковистой шкуркой ложатся в аккуратные поленницы". Эти воскресники устраиваются для себя, одна семья помогает другой, что и сейчас возможно. Но колхоз в селе разваливается, люди уезжают в город, некому кормить и выращивать скот.
Вспоминая о прежней жизни, горожанка Люся с большой теплотой и радостью воображает любимого коня Игреньку, на котором "хлопни комара, он и повалится", что в конце концов и случилось: конь сдох. Игрень много таскал, да не сдюжил. Бродя вокруг деревни по полям и пашне, Люся понимает, что не сама выбирает, куда ей идти, что её направляет какая-то посторонняя, живущая в этих местах и исповедующая её сила. ...Казалось, жизнь вернулась назад, потому что она, Люся, здесь что-то забыла, потеряла что-то очень ценное и необходимое для нее, без чего нельзя...
Пока дети пьют и предаются воспоминаниям, старуха Анна, съев специально сваренной для нее детской манной каши, ещё больше взбадривается и выходит на крыльцо. Её навешает долгожданная приятельница Мирониха. "Оти-моти! Ты, старуня, никак, живая? - говорит Мирониха. - Тебя пошто смерть-то не берет?.. Я к ей на поминки иду, думаю, она как добрая укостыляла, а она все тутака".
Горюет Анна, что среди собравшихся у её постели детей нет Татьяны, Танчоры, как она её называет. Танчора не была похожа ни на кого из сестер. Она стояла как бы между ними со своим особым характером, мягким и радостным, людским. Так и не дождавшись дочери, старуха решает умереть. "Делать на этом свете больше ей было нечего и отодвигать смерть стало ни к чему. Пока ребята здесь, пускай похоронят, проводят, как заведено у людей, чтобы другой раз не возвращаться им к этой заботе. Тогда, глядишь, приедет и Танчора... Старуха много раз думала о смерти и знала её как себя. За последние годы они стали подружками, старуха часто разговаривала с ней, а смерть, пристроившись где-нибудь в сторонке, слушала её рассудительный шепот и понимающе вздыхала. Они договорились, что старуха отойдет ночью, сначала уснет, как все люди, чтобы не пугать смерть открытыми глазами, потом та тихонько прижмется, снимет с нее короткий мирской сон и даст ей вечный покой". Так все оно и выходит.
