Александр фон гумбольдт что открыл. Александр фон гумбольдт биография. Александр Гумбольдт: новое открытие Америки

Александр фон Гумбольдт (Alexander von Humboldt, 1769-1859) – знаменитый немецкий ученый-энциклопедист, географ и путешественник, естествоиспытатель. В честь Александра названы озеро и река в штате Невада (США), кратер на Луне, горы в Австралии, Новой Зеландии, Центральной Азии, ледник в Гренландии, Перуанское течение – холодное течение, омывающее берега Южной Америки, он открыл это течение в 1802 году, город и залив в Калифорнии.

Александр Гумбольдт относится к числу крупнейших ученых. Он был редким в XIX столетии ученым-энциклопедистом. Современники называли его «королем наук и другом королей», «Аристотелем XIX века».

Родился барон Александр Фридрих Вильгельм фон Гумбольдт 14 сентября 1769 года в Берлине. Он второй сын не слишком знатного и небогатого дворянина из Померании. Гумбольдт прожил 90 лет. Почти каждый год он был занят плодотворным и интенсивным трудом.

Отец будущего путешественника служил в звании майора адъютантом у герцога Фердинанда Брауншвейгского, позже стал придворным камергером саксонского курфюрста, остаток жизни провел в Берлине при дворе Фридриха II, короля Пруссии. Мать Гумбольдта, в девичестве Коломб, обладала немалым состоянием. Она имела дом в Берлине, замок Тегель и другое имущество.

Гумбольдты дали детям блестящее для того времени образование. Сначала они обучались дома. Их гувернером был большой поклонник Руссо Христиан Кунт. Он привил им любовь к истории, философии и литературе.

Ботаникой с детьми занимался ставший впоследствии известным врачом доктор Людвиг Гейм. Он знакомил их с новейшими открытиями в области естественных наук. В качестве учителей в Берлине детям пригласили известных ученых, в основном преподававших мальчикам древние языки, юридические науки, философию.

По настоянию матери братья Гумбольдт в 1787 году отправились для продолжения образования во Франкфуртский университет. Но уже спустя год Александр возвратился в Берлин и занялся ботаникой и греческим языком, затем поступил в 1789 году с братом Карлом в Геттингенский университет и начал изучать сразу все науки.

В 1790 г. Александр вместе с Георгом Форстером – одним из основоположников научных географических путешествий, спутником Дж. Кука, совершил путешествие по Европе. Форстер обучал молодого друга во время путешествия приемам наблюдений за природой, и ученик хорошо усвоил уроки и развил их, со временем достигнув значительных результатов.

Возвратившись из путешествия, Гумбольдт продолжает образование в Гамбурге в Торговой академии, затем во Фрайбурге в Горной академии, где его учителем стал еще один выдающийся ученый- геолог А. Г. Вернер.

Наука страстно привлекала Гумбольдта, причем разные ее области. Но с 1792 по 1797 г., т.е., целых пять лет, ему пришлось работать во Франконии горным чиновником. Молодой чиновник занимался во время разъездов минералогией и даже напечатал в разных научных журналах ряд статей.

После смерти матери Гумбольдт получил 85 тысяч талеров в наследство и смог посвятить себя целиком любимому делу – путешествиям и науке. На собственные средства он организовал экспедицию и пригласил для участия в ней Э. Бонплана, талантливого ученого-ботаника, не располагавшего деньгами, но также бредившего путешествиями. 5 июня 1799 года они отправились в Америку на корвете «Писарро».

Ученый писал: «Моя главная цель – физика мира, строение земного шара, анализ воздуха, физиология растений и животных, наконец – общие отношения органических существ в неодушевленной природе…» Гумбольдт выполнил эту грандиозную задачу, он стал основоположником нового комплексного метода познания и изучения мира. Только для достижения этой цели потребовалось не одно путешествие, а целая жизнь.

В первой экспедиции, которая стала для Гумбольдта «звездным часом», молодой ученый посетил Венесуэлу, открытую до того времени только для испанцев, провел четыре месяца на реке Ориноко, доказав ее связь с Амазонкой. Он собрал огромный материал в Венесуэле, затем отправился на Кубу, после чего вернулся на материк. Здесь он поднялся по реке Магдалене и, преодолев горный перевал, вышел в столицу Эквадора город Кито, расположенный на склоне вулкана Пичинча на высоте 2818 м над уровнем моря.

Потом он побывал в Андах и исследовал верховья Амазонки. Много внимания Гумбольдтом было уделено изучению вулканов. Он поднялся до высоты 5881 м на Чимборасо и, хотя и не достиг вершины (высота вулкана 6272 м), но все же установил рекорд. Прежде до такой высокой отметки не добирался ни один исследователь.

В марте 1803 года путешественники прибыли в Мексику, здесь за год они обошли все провинции. Гумбольдтом было продолжено изучение вулканов, в том числе самого знаменитого Попокатепетля.

Из Веракруса путешественники снова отправились в Гавану, а из нее – в города Северной Америки Вашингтон и Филадельфию. Перед поездкой в США немецкий ученый списался предварительно с президентом Джефферсоном, который тоже был крупным ученым. В Вашингтоне Гумбольдт встретился с ним и с другими государственными мужами. Он получил приглашение остаться в США, но отказался и вместе с Бонпланом в августе 1804 года вернулся в Европу.

Хотя экспедицией Гумбольдта не совершено никаких территориальных открытий, историки считают ее одной из величайших по научным результатам. Ученые собрали огромные коллекции: в одном только гербарии было 6 тыс. экземпляров растений, из которых почти половина не была известна науке.

По возвращении из Америки в Европу Гумбольдт более двадцати лет обрабатывал совместно с другими видными учеными свои большие коллекции в Париже. В 1807 – 1834 годах вышло «Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799-1804 гг.» в 30 томах, его большую часть (16 томов) составляли описания растений, 5 томов – картографические и астрономо-геодезические материалы, остальная часть – описание путешествия, зоология и сравнительная анатомия и другое. Гумбольдт опубликовал по материалам экспедиции и ряд других работ, например, «Картины природы».

1827 год – Гумбольдт переезжает из Парижа в Берлин, здесь он исполняет обязанности советника и камергера прусского короля.

1829 год – великий путешественник, натуралист и географ совершает путешествие по России – к Каспийскому морю, на Алтай и Урал. Природу Азии он описал в трудах «Фрагменты по геологии и климатологии Азии» (1831) и «Центральная Азия» (1915).

В монументальном труде «Космос» Гумбольдт попытался позднее сделать обобщение всех научных знаний о Земле и Вселенной. Эта работа Гумбольдта является выдающимся произведением передовой материалистической натурфилософии XIX века. Труды Гумбольдта внесли большой вклад в развитие естествознания.

Александр Гумбольдт создал физическую географию, которая была призвана выяснить закономерности земной поверхности, применяя сравнительный метод и исходя из общих принципов. Взгляды Гумбольдта стали основой ландшафтоведения и общей физической географии, а также климатологии и географии растений. Гумбольдтом были обоснованы закономерности зонального распределения растительности по поверхности Земли, в географии растений развито экологическое направление. Он внес большой вклад в изучение климата и первый широко применил для характеристики климата среднестатистические показатели, им был разработан метод изотерм и составлена схематическая карта их распределения по Северному полушарию. Гумбольдтом дана подробная характеристика приморского и континентального климатов, указано на процессы их формирования и причины различий.

Ученый-натуралист был абсолютнo бескорыстен, если дело касалось науки. Для своей знаменитой экспедиции Гумбольдт израсходовал 52 тысячи талеров, расходы на обработку и публикацию результатов составили 180 тысяч, т.е., все свое личное состояние Гумбольдт израсходовал для научных целей.

Гумбольдт не имел семьи и не был женат. Единственной его любовью была наука. Науке были отданы жизнь и состояние. В старости материальное положение ученого было очень незавидным. Так как он был должен банкиру Мендельсону значительную сумму, то не знал даже, принадлежат ли вещи в доме ему.

В апреле 1859 года Гумбольдт сильно простудился и через несколько дней умер. Он не дожил до девяностолетнего юбилея всего четырех месяцев и был похоронен с большими почестями за счет государства.

MoReBo публикует фрагмент книги «Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы» (М.: Libra Press, 2015). Основная часть книги составлена из трех статей А. Соколинского, написанных, очевидно, к 100-летнему юбилею фон Гумбольдта в 1869 году и опубликованных годом позже в «Вестнике Европы».

Подготовка экспедиции и путешествие по России - Публикация результатов экспедиции - «Космос» - Метеорологические труды - Измерение средней высоты материков

В общей научной деятельности Александра фон Гумбольдта занимает довольно видное место предпринятое им путешествие в Россию. Помимо связи этого путешествия с интересом ученых наблюдений, театром которых для Гумбольдта сделалась русская территория и ее природа, оно для нас важно также и потому, что в этом путешествии играли роль кроме самого Гумбольдта некоторые из русских личностей двадцатых годов, с которыми он тогда приходил в соприкосновение.

Еще не так давно за границей была издана переписка Гумбольдта с графом Канкриным. Последний, затрудняясь чтением нечеткого почерка первого, приказал снимать с них копии, передавая те из них, которые казались ему почему-либо важными для министерства финансов, в архив его. Подлинные же письма граф Канкрин подарил тайному советнику Кранихфельду, восторженному почитателю Гумбольдта, от которого по наследству они перешли к бывшему профессору петербургского университета Шнейдеру . Когда сын последнего, приступая, по желанию отца, к изданию этой переписки, узнал, что служащим в министерстве финансов господином Руссовым она также готовится к печати, то они соединились, чтобы лучше достигнуть общей цели. Дело, действительно, выиграло от этого, так как им разрешен был доступ в архив министерства финансов, и оба издателя воспользовались этим для пополнения упомянутой выше переписки различными извлечениями из дел, отчего письма являются с необходимыми пояснениями.

Платина послужила исходной точкой отправления в отношениях Гумбольдта к России. Открытая в 1822 г. на частных нижне-тагильских заводах, затем вскоре на казенных гороблагодатских, наконец уральских, она к 1827 г. накопилась на монетном дворе в количестве 11 пудов. Правительство желало воспользоваться ею как новым видом монеты. Отчеканен был пробный экземпляр ее. Он так понравился императору Николаю, что 19 августа того же года он утвердил даже чертеж чеканки. Главное затруднение оставалось, однако, впереди: вследствие крайнего колебания ценности нового металла, необходимо было определить стоимость его как металла. Обратились за решением, конечно, к иностранным ученым и специалистам, в числе их и к Гумбольдту. Препроводив 1 Ѕ фунта нового в России металла через графа Алопеуса, граф Канкрин письмом от 15 августа 1827 г. просил совета его в упомянутом вопросе. Не находя технических препятствий к введению платины как монеты, он указывал, однако, во-первых, на затруднение для непривычного глаза отличить платину от серебра; и во-вторых - на неопределенную ценность ее как металла. Первое неудобство граф Канкрин надеялся устранить тем, что он намеревался дать новой монете вес целкового или полтинника, а величину - полтинника или четвертака с совершенно отличной от них чеканкой, причем удельный вес металла должен был служить охраной против подлога. Гораздо более затруднений представляло второе из названных обстоятельств: платина, не отличаясь красотой золота и серебра, не могла сделаться предметом распространенного употребления; обработка ее была нелегкая, металлом необходимым (по тогдашним понятиям!) назвать ее тоже было нельзя; добывалась она в количестве незначительном. Все это не давало данных для определения ценности платины как монеты, в особенности при упроченном веками господстве золота и серебра на монетном рынке. Пользуясь опытом Колумбии, где платина уже была введена как монета, граф Канкрин выводил отношение ее к серебру как 5:1 и рассчитывал при весе монеты в 4 золотника 82 11/25 долей цену ее в 582 Ѕ (после в 575,26) копеек серебром, а с издержками чекана в 17 Ѕ (после в 24 к.) копеек - 6 рублей. Но так как число 6 не подходило к десятичному делению нашей монетной системы, то он предполагал вместо монеты в 4 золотника 82 долей пустить в обращение монеты половинного веса - в 2 золотника 41 доля и ценою приравнять ее к червонцу, который хотя и стоит ровно 2 р. 85 к., но обращается в торговле в цене 3 рублей. Если бы, однако, отношение это оказалось слишком высоким, то граф Канкрин считал возможным изменить его на 4 ј: 1, и тогда монета весом в целковый (4 зол. 82 дол.) стоила бы 488 копеек серебром, а с 12 коп., прикинутыми на издержки чекана - ровно 5 руб. сер. К этому исчислению граф Канкрин прибавлял, что золотник платины с промывкой, очисткой и проч. обходился в 67 к. с., следов. 4 зол. 82 дол. стоили казне 385 коп. Остальное составляло прибыль ее.

Представляя эти соображения свои на усмотрение Гумбольдта, граф Канкрин убедительнейшее просил его сообщить ему мнение свое как насчет величины, которую следует дать отдельным монетам, так в особенности насчет самого верного отношения платины к серебру.

Гумбольдт, отвечая на этот запрос, в самом начале своего письма, указывал уже на неудобство платиновой монеты, которую допускал разве как monnaie de luxe . По собранным им у его южно-американских друзей в Англии и Франции сведениям оказалось, что цены платины в деле были крайне непостоянны. Так, в течение 5 лет, с 1822 по 1827 гг., они от 3 талеров за лот в 1822 г. достигли в 1825 - 7 и даже 8 талеров и через два года упали опять до 5 талеров за лот.

Гумбольдт вслед по возвращении своем из Америки тоже отсоветовал испанскому правительству, обратившемуся к нему за советом относительно введения в колониях испанских платиновой монеты. Он указывал на то, что уже во время венского конгресса доктор Больманн старался склонить правительство признать за этой монетой, введенной уже тогда по его настоянию в Колумбии, цену, определенную общим согласием. Платиновая руда вывозилась прежде в значительном количестве из этой страны, пока правительство ее не ограничило этого сбыта строго стеснительными мерами. Следствием этого было падение цен на платину в самой Колумбии, а вместе с этим - ограничение добычи ее, и в окончательном результате - возвышение цен на нее в Европе, которые могут опять упасть с открытием платиновых приисков на Урале. Но из этого видно, что новое колебание цен этого металла может быть опять вызвано каким-нибудь обстоятельством, вследствие которого жители Колумбии приступили бы опять к разработке оставленных ими приисков. Главными, однако, виновниками, почему колумбийская платиновая монета не пошла в ход, были соседние государства, не допускавшие обращения ее у себя.

При тесном общении народов между собой в настоящее время невозможно и думать о введении местной монеты, даже в государстве таком обширном как Россия. Если так трудно определимое отношение между серебром и платиной не будет признано странами, с которыми Россия находится в торговых отношениях, то и внутри ее невозможно будет укрепить за ней неизменную, постоянную цену.

Предполагая, что по сделанному примерному расчету вся добыча платины будет простираться до ста пудов ежегодно, то, при оценке марки платины в 70 талеров, она доставит России только 489 000 талеров. Стоит ли, спрашивает Гумбольдт, подвергать монетную систему России возможности колебания ради такой незначительной прибыли, которую можно бы получить через введение платиновой монеты?

Затруднение ввести новый металл в употребление как монету заключается не столько в необходимости победить привычки народов, сколько в том обстоятельстве, что золото и серебро находят весьма обширное употребление и помимо монеты. Так, по исчислению префекта Парижа, золотых и серебряных дел мастера перерабатывают в одной Франции в конце 20-х гг. не менее 2 300 килограммов золота, 62 300 кило серебра, так что, по примерному исчислению Гумбольдта, в целой Европе количество золота, обращаемого ежегодно в изделия и предметы роскоши, равнялось не менее 9 200, а серебра - 250 000 кило, что вместе представляло ценность 87 миллионов франков.

Принимая добычу американских, европейских и сибирских рудников в 870 000 кило серебра (ценой в 193 миллиона франков) и 17 300 кило золота (ценностью в 59 Ѕ миллионов) и предполагая расчет Неккера, по которому количество вновь обращаемых в изделия драгоценных металлов равняется половине всей массы их, уже существующей в изделиях, Гумбольдт высчитывал, что золотых и серебряных дел мастера в Европе употребляют на свои изделия в виде нового материала для них почти 1/5 всего золота и серебра, добываемого ежегодно в американских, европейских и сибирских рудниках (ценностью более 44 миллионов франков).

Как незначительно, сравнительно с этими металлами, с упроченным уже употреблением, употребление и спрос невзрачной, холодной по цвету платины. Несмотря на многие неоцененные и ничем незаменимые качества, она никогда, по мнению Гумбольдта, не сделается предметом моды или всеобщего употребления. Это ограниченное употребление ее и есть одна из важнейших причин, почему цены ее колеблются на 30 и даже на 40% даже в то время, когда на европейском рынке платина является только в ограниченном количестве. Поэтому Гумбольдт сомневался, чтобы при столь ограниченном употреблении металла было возможно ожидать когда-либо не только установления определенной цены его, но даже колебания в довольно тесных пределах.

Предполагая даже, что вследствие более рациональной, свободной разработки золотых и серебряных приисков количество этих драгоценных металлов, значительно увеличившись, понизило бы их ценность как меновых знаков, все-таки этому понижению положены были бы пределы посредством употребления их как материала для изделий. Предела этого понижения ценности, по убеждению Гумбольдта, платина не достигнет никогда. Если добыча ее значительно усилится и она будет обращаема в монету, то, будучи исключенной из фабричной обработки, она будет играть роль, накопившись в данном государстве, тяжелых неудобных бумажных денег. Таким образом, благая цель правительства - оказать владельцам платиновых приисков пользу тем, чтобы они вместо металла получали платиновую монету - не была бы достигнута.

Русская платина окажет, конечно, влияние на ценность платины вообще на мировом рынке, но она не может существенно ее определить, а тем менее господствовать. Определение ее будет зависеть от спроса и предложения. Поэтому, насколько торговцы будут иметь возможность делать в России уплаты платиновой монетой, настолько отношение этих уплат будет определять цену платины на рынке. Но чуть только спрос уменьшится, немедленно последует за сим и падение цены, по которой новый металл был пущен в России в обращение.

К этому Гумбольдт присовокуплял, что, по его мнению, величина монеты в рубль с номинальной ценой в 5 82/100 сер. руб. слишком значительна, тяжела и для торговли неудобна. Чеканка же более мелкой платиновой монеты, ценностью более соответствующей монете, находящейся уже в обращении, имела бы то неудобство, что по незначительной величине своей могла бы легко утрачиваться. Словом, Гумбольдт не советовал русскому правительству вводить платиновую монету, как не советовал этого и прежде испанскому.

Чтобы, однако, воспользоваться производительно этим даром природы и оживить несколько этот вид горной промышленности, он предлагал чеканить из платины ордена, предназначая их в замену перстней, табакерок и т. п. подарков, на которые, по европейским понятиям, русские государи так щедры. В конце этого письма (от 19 ноября н. с. 1827 г.) Гумбольдт извиняется, что письмо писано не его рукой, так как почерк его сделался очень нечеток вследствие ревматизма в руке, полученного им в лесах Верхнего Ориноко, где он в течение нескольких месяцев на знал другого ложа как гниющие листья. Не желая утруждать графа Канкрина, он поручил перебелить письмо свое, заключая его желанием иметь возможность лично с ним познакомиться, если ему суждено будет исполнять давнишнее свое намерение - посетить Урал, Байкал и, прибавлял в то время Гумбольдт, вероятно, в непродолжительном времени русский Арарат.

Чтобы не прерывать нити переговоров между Гумбольдтом и графом Канкриным насчет введения в России платиновой монеты, мы окончим здесь изложение их, несмотря на то, что они длились одновременно и параллельно с другими вопросами, гораздо более важными по своим последствиям, чем настоящий. Граф Канкрин не отступал от своей идеи. В ответе (от 8/20 декабря) он старается ослабить силу вышеприведенных доводов Гумбольдта следующими соображениями:

«Я намеревался, - возражает он, - ввести в России, в виде опыта, une monnaie de luxe , и притом не вдруг наводнить ее денежный рынок, а исподволь. Притом возможная потеря в случае неудачи, не была бы значительна, так как казна добывает немного этого металла, а частным заводчикам предоставляет на их собственное благоусмотрение обращать свою платину в монету или нет».

Против возражения, что со временем платиновый капитал мог бы чересчур накопиться, от чего могли бы произойти потери, граф Канкрин замечал, что не имеет намерения принимать в казначейства платиновой монеты по определенной цене, - так как по закону принимаются в них только бумажные деньги и медь; серебро же и золото - по курсу. Последнее было бы и с платиновой монетой. Кроме того, ссылаясь на показания самого Гумбольдта, что тогдашняя добыча этого металла в Америке не превосходит 38 пудов, граф не опасался слишком большого наплыва его, если бы даже часть монеты и переливалась в изделия. Последнее обстоятельство даже желательно, так как от этого ценность монеты будет поддерживаться.

Граф Канкрин соглашался, что лаж на платиновую монету может быть значительнее нежели на золото, но от этого не произойдет больших потерь, если только пущенное в обращение количество этой монеты будет незначительно.

В особенности он настаивал на желании заводовладельцев чеканить платиновую монету.

Что касается возможности смешать ее с серебряной, то граф Канкрин надеялся устранить это неудобство тем, что первой будет дана величина какой-либо серебряной, с двойным против последней, весом. Притом простой народ в России едва ли имеет часто дело с монетой высокого достоинства, имея чаще всего в руках мелкие бумажки и серебро.

Превращать платину в медали граф не видел возможности потому, что число их не так значительно, чтобы израсходовать для этой цели 50-100 пудов ежегодно добываемого металла; притом самая красивая платиновая медаль не превосходит по внешнему изяществу даже медной.

В случае, если оба вышеприведенные расчета графа Канкрина оказались бы слишком высокими, то он предлагал изменить их, чтобы принять платиновую монету весом в целковый в 4 р., а весом в полтинник - в 2 р. сер. Этим было бы изменено прежде принятое основание на 3 ј к 1. Платиновая монета весом в целковый имела бы ценность 3 р. 74 к. сер., а с монетным доходом в 26 к. - 4 р.; весом в полтинник - 2 р. Золотник обошелся бы, таким образом, в 2 р. 86 Ѕ к. асс., причем монета приносила бы еще доход заводчику, или же никто из них не отдавал бы ее на монетный двор. Принимая издержки добычи 10 золотников неочищенной платины в 15 р. 8 к. асс., а издержки очистки 2 р. 40 Ѕ к. (что вместе составит 17 р. 48 Ѕ к.), заводчик получит 7 золотников чистого металла, золотник которого обойдется ему 2 р. 49 Ѕ к. Чистый доход кроме монетного дохода будет равняться 37 к. с золотника.

Впрочем этот незначительный доход не соответствует торговым ценам. По полученным из Лондона известиям, там можно продавать унцию платины в слитках по 20 шиллингов или 24 р. асс.; таким образом золотник платины стоит 3 р. 29 к. асс. Золотник же серебра стоит 23,703 к. асс., так что, на основании этого расчета, отношение платины к серебру было бы как 3,73: 1, между тем как оно было принято выше как 3 ѕ: 1, следовательно чересчур низко.

Наконец, заключает граф Канкрин, не сделав опыта, никогда нельзя будет решить, какая судьба постигнет платину как монету. Что она этого заслуживает, в этом сомневаться никто не станет.

Все доводы Гумбольдта против платиновой монеты были гласом вопиющего в пустыне. Граф Канкрин извещал его 25 апреля (7 мая) 1828 г., что указом, состоявшимся накануне, она, по воле императора Николая, вводится в обращение, причем он «поставлял себе за особое удовольствие - препроводить ему один из этих белых червонцев».

Не прошло месяца со времени отправления письма Гумбольдта от 19 ноября, как он, сам вероятно не подозревая следствий любезности, высказанной им в конце своего послания, получил (5/17 декабря) через графа Канкрина приглашение от императора Николая предпринять путешествие на восток России «в интересе науки и страны» на казенный счет. Для современного русского письмо это интересно в особенности тем, что в нем изображены пером самого графа Канкрина удобства путешествия по России, которыми и по прошествии слишком 40 лет может наслаждаться каждый странствующий по нашей территории: отсутствие самого скромного, по европейским понятиям, комфорта, прелесть возни с ямщиками и станционными смотрителями и т. п. В заключение граф успокаивает Гумбольдта уверением, что таможенным чиновникам будет предписано - не затруднять въездов его в пределы России!…

Гумбольдт, занятый окончанием издания своего громадного труда - путешествия по Америке и лекциями, которые он читал, не имел возможности отлучиться из Берлина ранее весны следующего 1829 г. Что касается денежных условий, о которых спрашивал его граф Канкрин по воле императора Николая, то Гумбольдт, принимая издержки путешествия, предлагаемые ему русским правительством, от Петербурга до Тобольска и обратно, отказывался от всякого денежного вознаграждения, выговаривая себе только одну милость, если путешествие его и советы принесут стране какую-нибудь пользу, получить в виде награды - не находящуюся в продаже - «Фауну России» Палласа ! Но принимая предложение путешествовать на казенный счет, Гумбольдт как будто старался оправдаться в этом решении.

Получив, писал он графу Канкрину, сто тысяч талеров по наследству, он сознавался, не опасаясь заслужить упрека в мотовстве, что он издержал их - для научных целей. Теперь же единственное средство его существования - 5 000 талеров, получаемых им от короля прусского, и так как он из этой суммы оказывал нередко вспомоществования молодым ученым, то понятно, что он не был бы в состоянии на собственные средства предпринять путешествие в 14 500 верст, в особенности втроем с известным химиком и минералогом Густавом Розе и слугой . Роскоши особенной он не выговаривал себе, упоминая только, что «привык к чистоте». Особенного внимания к лицу своему не просил, но был бы очень благодарен «за вежливое обращение»… Просил тоже позволения собирать минералы и горные породы, прибавляя: «не для продажи», так как он собственной коллекции не имеет, а «для музеев»: берлинского, парижского и лондонского, которым он подарил собрания, сделанные им в Америке.

С приближением срока отъезда Гумбольдта в Россию граф Канкрин обратился к нему с официальным письмом (от 18/30 января 1829 г.), в котором изъяснял, что Россия не может допустить, чтоб предпринимаемое путешествие стоило ему каких-либо денежных жертв; что, напротив, она сумеет в свое время заявить свою признательность.

Теперь же он извещал его, что

1) на путешествие из Берлина в Петербург и обратно прилагается вексель в 1 200 червонцев. По прибытии в последний город будет выдано ему для дальнейшего путешествия 10 000 рублей ассигнациями. Вероятная передержка будет возвращена по возвращении в Петербург.

2) Сделано будет распоряжение, чтоб таможня в Паланге не беспокоила ни его, ни профессора Розе.

3) Для него заказаны два экипажа: 4-местная коляска и польская бричка для инструментов и прислуги.

4) Для сопровождения будет дан ему горный чиновник, знающий один из иностранных языков , и курьер для заказа лошадей и т. п. Уплата прогонов, ямщикам на водку, починка экипажей - производится на казенный счет.

5) Выбор пути и направления путешествия предоставляется совершенно на благоусмотрение Гумбольдта. С своей стороны правительство русское желает только, чтобы путешествие это принесло пользу науке и, насколько возможно, промышленности России, в особенности же горному делу ее.

6) Начальникам губерний и всем горным правлениям будет предписано способствовать целям путешествия, отводить квартиры, в случае необходимости делать опыты - ставить в распоряжение его горных офицеров и работников.

7) Как только Гумбольдт определит свой маршрут, немедленно будут составлены указания насчет достопримечательностей мест, по которым он будет следовать.

8) Собирание минералов, горных пород и т. п. разрешается свободно, равно как предоставляется полное распоряжение ими.

Провести параллель между путешествием Гумбольдта по Америке и по России нетрудно. Неизвестный молодой человек без всякой посторонней помощи при посредстве только частных средств, удовлетворяя жажде знания и открытий, блуждал он под тропиками, в течение всего времени редко зная, где он к наступающей ночи приклонит голову, очень часто под голым небом, в соседстве дикого населения и хищных зверей, в дуплах сгнивших дерев или на допотопных лодках, скрываясь нередко от преследования невежественного чиновничества, по непониманию высших целей науки видевшего в нем опасную для опекаемой им страны личность. При каких отличных от этого положения условиях вступал он на русскую почву, мы видели выше.

20 мая Гумбольдт и его оба спутника оставили Петербург. Уже предварительно они условились разделить предстоявший им труд. Гумбольдт взял на себя наблюдения над магнетизмом, астрономическую географию и вообще взялся представить общую геогностическую и физическую картину северо-западной Азии; Густав Розе - принял на себя - результаты химического анализа добытых минералов и горных пород, равно как ведение дневника путешествия; Эренберг - занялся ботаническими и зоологическими работами.

Первые, как кажется, измерения, предпринятые Гумбольдтом на русской территории, были барометрические измерения валдайских высот, определенные им в самом возвышенном месте, в 800 футов над поверхностью моря. Белокаменная не могла не воспользоваться случаем проявить свое гостеприимство, устроив, кроме того, нечто вроде университетского парада или развода в честь генерала от науки. Впрочем эти торжества задержали нашего путешественника недолго в Москве. Через 4 дня он был уже на дороге в Казань, где его в особенности занимали развалины болгарской столицы Бряхимова (нынешнее село Болгары), и оттуда в Екатеринбург, где, равно как и в окрестностях, он посетил все сколько-нибудь замечательные заводы, обращая внимание свое не только на техническое, но и экономическое устройство их.

Положение крепостных и мастеровых не ускользнуло от его наблюдения, хотя он только слегка намекает об этом графу Канкрину. Для добычи говорит он по поводу какого-то завода, 150 000 пудов железа в течение года, ни в Англии, ни в Германии не нуждаются в нескольких тысячах работников! Впрочем, прибавляет он, и полустолетия будет недостаточно для искоренения тех вредных последствий, которые происходят от ненормального положения рабочего класса. Чего можно, спрашивает он, ожидать от труда фабричного, который в одно и то же время рубит дрова, отливает чугун, промывает золотую руду? Тут самые простые, элементарные понятия о разделении труда не находят себе применения! Не менее поразило Гумбольдта и наше лесное хозяйство, если этим именем можно назвать, даже через полвека после его поездки, наше обращение с лесом как топливом и как строительным материалом. Он приходил в ужас от опустошений лесов, пророча как следствие их и гибель железного производства в России, тем более, что все, что ему показывали как каменный уголь оказывалось - бурым углем, смешанным с марганцем.

Из ответа графа Канкрина мы видим, как он дорожил каждым указанием, которое имело целью пользу страны. Кроме технологического института, учреждением которого он гордился перед Гумбольдтом в одном из писем, писанных ему еще в Берлин, он сообщает ему в ответ на его вышеприведенные замечания, что спасти наши леса возможно только рациональным хозяйством, вследствие чего он принимает меры к увеличению лесного института. К сожалению, человек такой практический и с такими обширными по тому времени государственными взглядами, как граф Канкрин, упускал из виду еще один фактор в деятельности, как частной, так и государственной: честность и добросовестное исполнение обязанностей, без чего техническая подготовка, даже самая лучшая, не достигнет цели.

Граф Канкрин сочувствует также вполне Гумбольдту в том, что он совершенно отказался изучать политический быт жителей Урала и их историю, не потому, прибавляет он, что исследование это особенно затруднительно, а потому главным образом, что подобное изучение поселяет почти пренебрежение к человечеству, масса которого постоянно подчиняется или грубой силе, хитрости или подкупу. Открытые жалобы, заключает он, не приводят ни к какому практическому результату; лучше действовать в тиши, стараясь по возможности улучшить быт человечества.

В другом месте граф Канкрин, извещая Гумбольдта об успехах русского оружия в Турции и упоминая об интересе, с которым общество следит за ними, приходит к заключению, что разрушающее производит на человека всегда гораздо более сильное впечатление, чем созидающее. Мы знаем, заключает он, кто разрушил дельфийский храм, но имя его строителя осталось, если не ошибаемся, нам неизвестным!

Из Екатеринбурга через Нижний Тагил, Богословск, Тобольск, Барнаул, Змеиную Гору, Усть-Каменогорск, пограничный пост на китайской границе Баты (Хонимайлэ-Ху), Семипалатинск прибыл Гумбольдт в половине августа в Омск. На этом пути, посреди сильно свирепствовавшей в Барабинской степи и в окрестностях Барнаула сибирской язвы, истязаемые насекомыми, для защиты от которых пришлось надевать маски, мешавшие, в свою очередь, свободному дыханию, Гумбольдт и его спутники собрали очень богатую зоологическую, геогностическую и ботаническую коллекцию. Эренберг, приходивший в отчаяние, что берлинская флора, преследовавшая его до самого Екатеринбурга (на этом пути из 300 видов растений собственно сибирских он нашел только 40), наконец успокоился и удовлетворился сбором. Встречами не пощадили Гумбольдта даже в Омске; в казачьей школе приветствовали его на 3 языках: русском, татарском и монгольском.

Гумбольдт, посетив Петропавловск, Троицк, Миасс, Златоуст, возвратился опять в Миасс, где 2 (14) сентября 1829 г. праздновал на азиатском склоне Урала день 60 года своего рождения, в который, как он выражался в письме графу Канкрину, он искренно сожалел, что осталось столько неисполненного, а между тем подходит возраст, когда силы оставляют человека. Он благодарил графа за доставление ему возможности назвать, однако, этот год самым важным в его жизни, так как именно теперь та масса идей, собранных им на таком громадном пространстве во время предшествовавших путешествий сосредоточилась как будто в одном фокусе. В день этот, отпразднованный миясскими и златоустовскими горными чиновниками, поднесена была последними Гумбольдту, мирному труженику науки, дамасская сабля! Важным событием в горнозаводском хозяйстве было открытие им на Урале олова. Называя хребет этот настоящим Dorado , он предсказывал открытие на нем и алмазов, заключая это из поразительного сходства геогностического строения Урала с Бразилией. С другой стороны он указывал на постоянную утрату 27% серебра на барнаульском заводе; так, в течение 3 только лет, с 1826 по 1829 гг., вместо 3 743 пудов, которые заключались в добытой руде, выплавлено было только 2 726 пудов чистого серебра. В некоторых заводах потеря эта доходит даже до 50%!

На пути своем к Астрахани, - Гумбольдт выражается, что он не может умереть, не видавши Каспийского моря, - путешественники посетили Верхнеуральск, Орск, Оренбург, Илецкую защиту. В одном из двух последних городов (из письма не видно, в котором именно), Гумбольдт встретил бедного казака, Ивана Иванова сына Карина, приобретшего, конечно, не без больших затруднений, сочинения Кювье, Латрейля и др., и, что всего интереснее, правильно определившего растения и насекомых своей степи .

В Астрахани неизбежные представления всех офицеров гарнизона и депутаций от купцов: армянских, бухарских, узбекских, персидских, индийских, татарско-туркменских и даже калмыцких. Прекрасный случай изучать этнографию! После 6-дневного изучения северных берегов Каспийского моря путешественники наши через Сарепту, Новохопёрск, Воронеж, Тулу прибыли 1 (13) ноября в Петербург, сделавши в течение 23 недель 14 500 верст, в том числе водой более 690, и кроме того на Каспийском море 100 верст .

Возвратившись 28 декабря 1829 г. в Берлин, Гумбольдт приступил к научной разработке собранных им сокровищ. Занятия эти требовали, однако, частых и личных сношений с французскими учеными, с которыми он был связан многолетним пребыванием в Париже. Это обстоятельство, а также дипломатическое поручение, возложенное на него Фридрихом Вильгельмом III в сентябре 1830 г. было причиной его поездки во Францию, из которой он, однако, возвратился весной 1831 г. Выбор Гумбольдта для дипломатической миссии может показаться странным, но он находит свое оправдание в том, что он был persona grata во Франции, которая привыкла считать его своим, несмотря на его немецкое происхождение. Поэтому, в виду щекотливых политических вопросов, возникавших в дипломатической сфере вследствие польского мятежа и ставивших Пруссию в затруднительное положение, выбор человека, хотя и без дипломатического прошедшего и не искушенного в политике высшей школы, находил оправдание и даже не остался без благоприятных последствий.

После этого возвращения кроме ученых занятий Гумбольдт посвящал все свое свободное время общению с братом Вильгельмом, дни которого после смерти жены последнего были сочтены, а после кончины его (8 апреля 1835 г.), он, по желанию покойного, приступил к изданию его трудов, между которыми впервые появилось исследование о языке кави, для которого Александр собрал значительную часть материалов. Плодом трудов Александра Гумбольдта в этот период его деятельности были: Fragments de géologie et de climatologie asiatiques, 2 vol. ; «Центральная Азия: Исследования о горных цепях и сравнительной климатологии», 3 vol. Кроме этого целый ряд статей, помещенных в мемуарах парижской академии и «летописях» Поггендорфа, касающихся разнообразнейших предметов естествознания, перечисление заглавий которых заняло бы целые страницы. В новом (3-м) издании его «Видов природы» прибавлено было несколько глав, заключавших новейшие исследования и главнейшие результаты его путешествия по России. К этой же эпохе жизни Гумбольдта относится создание «Космоса», возникшего, однако, в первоначальной форме из лекций, читанных им в 1827-28 гг. в Берлине. Труд этот, как известно, представляет сводный камень современных ему естественно-исторических сведений; не заключая новых, дотоле неизвестных данных, он излагает в общих чертах все, что было добыто наукой до половины XIX в. Хотя он не лишен в некотором (хорошем, однако) смысле компиляторского характера, но мы не должны упускать из виду, что главная цель Гумбольдта состояла именно в том, чтобы свести в одно целое - по-видимому разрозненное, и показать между ними общую связь. Кроме Гумбольдта никому подобная задача не была по плечу и никто кроме него не дерзнул бы предпринять ее, так как никто кроме него не способствовал более собственной деятельностью прогрессу естествоведения. По всем отраслям его, за исключением только астрономии, он выступал в разное время самостоятельным исследователем и даже творцом некоторых частей его. «Виды природы» и «Космос» доступны русским читателям из переводов.

При том движении, которое охватило естественные науки в последнее время, всякое сочинение по ним недолговечно. Новые факты, новые исследования постоянно видоизменяют их. Этой общей судьбы прогресса не избежит, конечно, и «Космос». Многое в нем и теперь, через четверть столетия после его появления, уже устарело, но несмотря на это творение это сохранит на вечные времена подобающее ему значение как грань, как межевой столб естествознания, показывающий, до каких пределов оно дошло к половине XIX столетия и какие успехи оно сделало с того времени. В этом смысле за «Космосом» упрочено бессмертие и Гумбольдт воздвиг в нем литературный памятник, которым вправе гордиться Германия.

Василий Васильевич Шнейдер (1793-1872) - юрист, профессор Санкт-Петербургского университета, также знаток латинской и немецкой литературы. Не оставив заметных следов в науке, Шнейдер считался одним из лучших профессоров университета и популярность его была огромна, кроме того, был близким другом М. М. Сперанского.

Юстус Эрих Больманн (Justus Erich Bohlmann, 1769-1821) - врач, политик и предприниматель. После Гёттингенского университета отправился в Париж, чтобы найти место врача, однако после Французской революции Б. уехал в Америку, где открыл комиссионный магазин. В 1815 г. основал в Лондоне химическую фабрику, умер на Ямайке во время путешествия. Удивительная биография Больманна стала широко известной благодаря переписке его с Карлом Варнхагеном фон Энзе.

Оказалось, что Fauna rossica (Zoographica rossico-asiatica [(лат .): В 3 т. СПб.: Изд. Академии наук]), равно как и Flora, обе без таблиц, плесневели, как выражался граф Канкрин, в кладовых кабинета его имп. величества. - Прим. авт. ст.

Впоследствии Гумбольдт выпросил еще разрешение привезти с собой (вместо повара, взять которого граф Канкрин настаивал), зоолога и ботаника проф. Эренберга. - Прим. авт. ст.

Йоханн Зайферт (Johann Seifert, 1800-1877) служил у Гумбольдта более 30 лет, с 1827 по 1859 гг. Именно ему Гумбольдт еще при жизни оставил в наследство все, чем владел, включая библиотеку в 11 000 томов. Впрочем, все наследие Гумбольдта кроме предметов обихода Зайферт пустил с молотка, а библиотеку продал в Англию. Более чем неоднозначная фигура Зайферта выведена в сатирической повести К. Хайна «Русские письма егеря Йоханна Зайферта» (C. Hein. Die russischen Briefe des Jдgers Johannes Seifert ), составленной из несуществующих в реальности писем камердинера Гумбольдта, в которой ограниченный слуга нелестно отзывается не только о России, но и о своем господине, вступая с ним даже в научные «диспуты».

Сопутствовал Гумбольдту Дмитрий Степанович Меньшенин (1790 - не ранее 1860) - горный инженер, сотрудник «Горного журнала», служил в Екатеринбурге, в Главной конторе горных заводов Уральского хребта, где занимал должности директора типографии, библиотеки, минералогического кабинета. В 1811 г. открыл самородное золото в сланце и шпате. Автор путевых очерков «О путешествии барона Гумбольдта по России» (Горный журнал, 1830, кн. V, ч. 2). С 1835 г. - горный инспектор уральского округа. В 1841 г. вновь принимал участие в экспедиции по Уралу, с английским геологом, будущим президентом Королевского географического общества Р. Мурчисоном.

Вероятно, в многочисленные статьи о путешествии Гумбольдта по России, а может, и в его собственные записи закралась ошибка и встречался он с Григорием Силычем Карелиным, видным русским натуралистом и путешественником.

Из данных русским правительством Гумбольдту на расходы 20 000 руб. асс. он при возвращении в Петербург представил министру оставшиеся от путешествия 7 050 руб. Граф Канкрин, не желая давать раз пожертвованной на ученые предприятия сумме иное назначение, ассигновал ее на путешествие Гельмерсена и Гофмана, мысль которого подал Гумбольдт. - Прим. авт. ст.

Гумбольдт Александр (1769-1859 гг.)

Немецкий естествоиспытатель, географ и путешественник. Родился в дворянской семье в Германии. Детство ученого прошло в родовом замке с поэтичным названием Тегель. Далее последовала учеба в лучших университетах Германии - Франкфурте, Геттинген, Берлине и во Фрейбергской горной академии. В1799 г Гумбольдт прибывает в Мадрид, где встречается с министром иностранных дел Испании и самим испанским королем. Итог этой аудиенции для Гумбольдта был просто сказочным подарком: король разрешил провести любые исследования в испанских владениях в Новом Свете без каких-либо ограничений и самое главное - без встречных обязательств со стороны самого путешественника.

Из Испании местным властям были разосланы предписания всячески помогать экспедиции Гумбольдта. «Никогда еще испанское правительство не давало путешественнику такой неограниченной свободы», - писал об этом сам Гумбольдт. Вскоре он на корабле, носящем символическое название «Писарро», отправился к берегам Южной Америки, где и провел почти 5 лет, занимаясь научной работой - «физика мира, строение земного шара, анализ воздуха, физиология растений и животных, морских течений» и многое другое.

Гумбольдт проследовал и по части древних индейских маршрутов - на пироге из Апуре, потом от Ориноко до Ангостуры, ночуя в зарослях среди диких животных. Но особенно его поразили памятники цивилизации инков, их полные тайны заброшенные города и дороги. По этим инкским дорогам он проделал часть своего длинного пути. В мировой истории навечно осталась фраза, сказанная Александром Гумбольдтом: «Эти дороги инков - самое выдающееся творение человека за всю его длинную историю».

После своего триумфального возвращения из Латинской Америки прославленный ученый 20 лет обрабатывал и записывал свои наблюдения, ставшие самым фундаментальным трудом по изучению Южной Америки в XIX веке. Эти 30 огромных томов вышли в свет в 1807-1834 гг. под названием «Путешествие в равноденственные области Нового Света». Впервые за всю историю Южная Америка была описана так подробно.

Гумбольдт прожил еще полвека и в конце жизни издал фундаментальный пятитомный труд «Космос», в котором написал о старинных картах Америки, о тех причинах, которые привели к открытию Америки и об истории первых экспедиций. Эти уникальные материалы до сих используются во многих научных статьях. В1829 г. А. Гумбольдт совершил путешествие по Евразии. Он посетил рудники и заводы Алтая, совершил восхождение в горы, вел наблюдения за магнетизмом, общие

геологические и географические исследования По итогам своего путешествия ученым был представлен отчет, где он подробно описал свое пребывание на Алтае и отметил необходимость освоения ресурсов региона. Работы А. Гумбольдта оказали большое влияние на развитие естествознания, на взгляды Ч. Дарвина, Н. Северцова, К. Рулье, В. Докучаева, В. Вернадского. Он является одним из основоположников современной географии растений, геофизики, гидрографии.

Имя А. Гумбольдта значится в рядах первых исследователей Алтая, а его идеи находят отражение в результатах современных исследований.

Кандидат географических наук В. МАРКИН

Многие европейские знаменитости побывали в XIX веке в России, но такой торжественной встречи, какая была оказана Александру Гумбольдту (1769-1859), не удостаивался, пожалуй, никто. А для 60-летнего Гумбольдта путешествие по России было исполнением его давней мечты, можно сказать, осуществлением одного из самых важных жизненных планов. Крупнейший естествоиспытатель XIX столетия, географ и путешественник исходил вдоль и поперек Европу, проехал и прошел не одну тысячу километров по Южной, Центральной и Северной Америке и лишь в 1829 году добрался до России.

В ПЕРВЫЕ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Александр Фридрих фон Гумбольдт (с автопортрета), немецкий естествоиспытатель, географ и путешественник, член Берлинской академии наук (с 1800 года), почетный член С.-Петербургской академии наук (с 1818 года).

А. Гумбольдт и Э. Бонплан в Южной Америке. С картины неизвестного художника.

Драконовое дерево на острове Тенерифе. Рисунок и подпись А. Гумбольдта: "... Так как это однодольное растение растет крайне медленно, то весьма вероятно...(оно) древнее большинства памятников старины..."

Наука и жизнь // Иллюстрации

Зарисовки А. Гумбольдта отдельных растений в Южной Америке.

Маршруты путешествия А. Гумбольдта и Э. Бонплана по Америке в 1799-1804 годах.

Вулкан Кьямбе (Южная Америка). Рисунок А. Гумбольдта.

Группа вулканов Чимборасо в Андах. Рисунок и подпись к нему А. Гумбольдта: "По узкому гребню, выступающему из-под снегов на южном склоне, пытались мы... не без риска для жизни добраться до вершины Чимборасо".

Сооружение древних инков. Рисунок А. Гумбольдта.

Черепановская паровая машина для откачки воды из шахты, работавшая в медном руднике в 30-х годах XIX века.

"Первый русский паровоз". Картина художника И. А. Владимирова.

Чертеж черепановского паровоза, выполненный Аммосом Черепановым.

А. К. Фролов.

Г. П. Гельмерсен.

Э. К. Гофман.

Покрытая ледниками гора Белуха, у подножья которой побывал А. Гумбольдт. Алтай.

Узор булатной стали, секрет которой открыл П. П. Аносов, подаривший булатный клинок А. Гумбольдту в день его рождения.

Грязевые вулканы Турбако в Колумбии. Подобные им Гумбольдт встретил в Прикаспии. Рисунок А. Гумбольдта.

А. Гумбольдт. Фото сделано в последний год его жизни, через тридцать лет после возвращения из России.

Карта путешествия А. Гумбольдта по России в 1829 году. Стрелки показывают направление маршрута.

Детство Александра Фридриха фон Гумбольдта прошло в фамильном замке Тегель, близ Берлина, принадлежавшем его матери, баронессе фон Гольведен. Замок был окружен великолепным парком, а в нем собраны тысячи растений из разных частей света. Первыми серьезными увлечениями юного Гумбольдта стали собирание гербария, зарисовки отдельных растений и живописных уголков парка. По-видимому, с этого начал складываться будущий естествоиспытатель. Конечно, сыграло роль и то, что домашними учителями у него были довольно известные ученые, в том числе ботаник Карл Вильденов. Спутником первых походов Александра по горам Гарца стал его учитель и друг Георг Форстер - участник одного из кругосветных плаваний Джеймса Кука, писатель и ученый (он перевел на немецкий некоторые работы М. В. Ломоносова). Георг в детстве жил в России, и, возможно, именно он первым пробудил в Гумбольдте интерес к нашей стране. Вместе с Форстером двадцатилетний Гумбольдт объехал (вернее сказать, обошел пешком) Голландию, Францию, Англию, Австрию, Швейцарию.

Во Фрейбергской горной академии Гумбольдт подружился с русским студентом Василием Соймоновым. Это укрепило его желание побывать в России, и прежде всего на Урале, откуда приехал Соймонов и куда вернулся по окончании академии. Многие годы продолжалась их переписка.

В 1794 году Гумбольдт писал Соймонову: "Через два года я ухожу в отставку и еду в Россию, в Сибирь или еще куда-нибудь". В то время Гумбольдт работал горным инженером (обербергмейстером) двух округов на юге Германии, но помимо своих прямых обязанностей занимался еще ботаникой и физиологией животных. Написанная им на латыни книга о тайнобрачных растениях привлекла внимание ученых. Курфюрст Саксонский по этому поводу отлил золотую медаль в честь Гумбольдта, а шведский ботаник Валь назвал его именем новый вид растений семейства лавровых. Столь же значительна и его геологическая работа о базальтах Рейна.

В 1796 году, после смерти матери, молодой ученый получил немалое наследство - 90 тысяч талеров. Все эти деньги он решил вложить в путешествие, цель которого сформулировал как познание "физики мира". Его пригласили участвовать в кругосветной экспедиции, организуемой Национальным музеем Парижа. И он с радостью согласился. Начальником экспедиции был назначен капитан Шарль Бодэн. Выход в плавание несколько раз откладывали, но Гумбольдт не мог ждать. И тогда он вместе с французским ботаником Эме Бонпланом уехал в Испанию, надеясь оттуда добраться до Америки и уже там присоединиться к кругосветному путешествию Бодэна.

На Пиренейском полуострове Гумбольдт наконец-то получил возможность заняться (как ему давно хотелось) всесторонним изучением природы большой страны. Шел 1799 год. За несколько месяцев Бонплан и Гумбольдт обошли всю центральную часть Испании - Кастилию. Начали с измерения географических координат, потом исследовали горы: слагающие их породы, растительность, климат. Эти работы произвели большое впечатление на короля Испании, свидание с которым устроил двум молодым натуралистам саксонский посланник. И король разрешил им посетить испанские колонии в Америке с условием, что результаты исследований будут предоставлены испанскому правительству.

НАУЧНОЕ ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ

И вот уже Гумбольдт и Бонплан на борту испанского корвета, носящего имя грозного покорителя индейцев, - "Писарро". Они идут, подгоняемые пассатным ветром, тем же маршрутом, каким 300 лет назад шел Колумб. А когда через пять лет вернутся в Европу, их путешествие по праву будут называть вторым - научным - открытием Америки.

Во время остановки на Канарских островах Гумбольдт нашел прекрасный объект исследований - Пик-де-Тейде на острове Тенерифе. Восхождение к его вершине принесло первое большое научное открытие: Гумбольдт установил, что с высотой вслед за изменением климата характер растительности закономерно меняется. Так был открыт закон вертикальной зональности: при подъеме в горы последовательно воспроизводится весь набор широтных географических поясов - от тропиков до Арктики.

В Кумане (самом первом испанском поселении в Южной Америке, основанном Колумбом в 1520 году), близ венесуэльской столицы Каракаса, Гумбольдт и Бонплан ступили на американский берег. Природа Южной Америки буквально ошеломила их своим богатством, пышностью, разнообразием.

Они поднялись на вулкан Силла. В огромной пещере Гуахара Гумбольдт обнаружил скопление костей вымерших животных и сразу же отправил свою находку в Париж палеонтологу Жоржу Кювье. А сам тщательно и всесторонне обследовал пещеру: ее растительность, животный мир, климат. Так Гумбольдт заложил основы новой науки - спелеологии.

Переждав сезон дождей, в феврале 1800 года вышли в дальний путь. Через широкую льянос - высокотравную саванну с редкими пальмами - они добрались до горного озера Валенсия. От него направились к Ориноко, одной из крупнейших рек Южной Америки, которая, как говорили индейцы, соединяется с еще более величественной Амазонкой.

До Ориноко добрались за шесть дней. По ней поплыли вверх, до реки Касикьяре, она привела к Риу-Негру, притоку Амазонки. Плыли в индейской пироге вместе с пятью индейцами. Вокруг дикая природа: совсем рядом на берегу видели то ягуара, то тапира, которые, не обращая внимания на плывущих по реке людей, выходили на водопой; их сменяли стада диковинных маленьких свиней - пекари; крокодилы-кайманы высовывались из воды на отмелях. Однажды пирогу залила вода, путешественники оказались в окружении кайманов. Каким-то чудом удалось спастись. Оглушительные крики птиц и зверей, доносившиеся из джунглей по ночам, не давали уснуть. А днем не могли найти спасения от кровососущих: москитов, клещей.

Преодолевая все эти страхи и мучения, ученые наконец добрались до того места, где две величайшие реки Южной Америки, как оказалось, соединены в своих верховьях. И во время половодий вода переливается из одного речного бассейна в другой. Это явление потом назвали бифуркацией. А тогда соединение двух бассейнов впервые было нанесено на карту.

Обратный путь оказался еще труднее. Под проливными дождями четыре месяца пробирались Гумбольдт и Бонплан сквозь джунгли. Обувь развалилась, кончились продукты, и какое-то время питались только кореньями растений, маниокой и даже муравьями.

Но все-таки вышли к городу Ангостур в Гвиане и к берегу океана. Погрузили в порту ящики с образцами пород и растений на корабль, отправлявшийся в Испанию. Потом узнали, что этот бесценный научный груз так и не дошел до места назначения: корабль затонул у берегов Африки. Хорошо, что Гумбольдт и Бонплан все образцы заготовляли в двух-трех экземплярах. Коллекцию-дубликат тоже отправили на корабле, шедшем в Европу, а третью решили оставить на хранение на Кубе, в Гаване.

Только-только начали исследование острова Куба, но получили известие о том, что корабль капитана Бодэна направился в южноамериканский порт Лима, где они могли присоединиться к кругосветному путешествию.

Гумбольдт и Бонплан тотчас же решили возвратиться на материк. В Лиму легче всего было бы добраться морем, но Гумбольдт избрал более трудный путь: по суше, вдоль Кордильер, через весь южноамериканский материк по неисследованным местам. Этот переход оказался самым длинным маршрутом экспедиции. Он длился 18 месяцев, а начался двухмесячным плаванием вверх по течению бурной реки Магдалены, берущей начало на заснеженных высях Кордильер. Эта река впервые была положена на карту, и исключительно точно, потому что Гумбольдт в восьмидесяти пунктах определил ее географические координаты астрономическими методами.

Река привела к столице Колумбии Боготе. Из-за болезни Бонплана там пришлось задержаться на два месяца. Город расположен в горной котловине на высоте 2600 метров. Совсем рядом высочайшие вершины Анд, головокружительные ущелья, водопады, обрушивающиеся в непроходимые заросли древовидных папоротников и пальм. В высокогорном районе Боготы Гумбольдт открыл первое в мире крупное месторождение калийной соли (второе обнаружено в Германии лишь в 1849 году), а также кладбище мастодонтов и месторождение каменного угля.

Как только Бонплан поправился - снова в путь. Четыре месяца занял переход через Анды в город Кито (ныне - столица Эквадора), основанный в 1534 году испанцами на месте древнейшего индейского поселения.

Здесь они узнали, что капитан Бодэн изменил маршрут и не зайдет в Лиму. Значит, теперь уже некуда было спешить. Гумбольдт решил на несколько месяцев остаться в Кито и погрузился в изучение архитектурных и литературных памятников империи инков. Он стал первым, кто изучил древние рукописи, хранившиеся у одного индейского вождя, и пришел к выводу, что "некогда в Америке существовала значительно более высокая культура, нежели та, которую застали в 1492 году испанцы".

Вблизи города расположены три вулкана, на один из них - Пичинчу - Гумбольдт и Бонплан поднялись и даже заглянули в кратер - своеобразная тренировка перед восхождением на шестикилометровый вулкан Чимборасо у восточного склона Анд, который тогда считали высочайшей вершиной мира, потому что Эверест еще не был открыт. До высшей точки Чимборасо они не дошли трех сотен метров. Но и это был рекорд: впервые люди стояли так высоко у ледников, не таявших под экваториальным солнцем. Познакомившись поближе с вулканами, Гумбольдт пришел к убеждению, что не воды океана, а процессы, идущие в глубоких недрах, играют главную роль в формировании рельефа Земли.

Из Кито путь пролег в Перу: пешком и на лошадях, по рекам, через джунгли и хинные леса вышли они на плато Кахамарка, на котором отыскали древнюю столицу инков - развалины города под тем же названием. Здесь в 1533 году испанцы казнили последнего верховного правителя инков Атахуальпа, несмотря на то, что инки уплатили назначенный за него огромнейший выкуп.

С заснеженных вершин Анд Гумбольдт увидел Тихий океан. Спустился к берегу по каменной дороге инков. Подобно первооткрывателю Тихого океана с востока Васко де Бильбоа, во всей одежде шагнул в полосу океанского прибоя. И был поражен тем, насколько холодной оказалась вода. Ведь это в тропиках! Температура воздуха плюс 35 о С, а воды - не больше 14-15 о С. Так Гумбольдт открыл мощное холодное течение, омывающее западные берега Южной Америки. Он назвал течение Перуанским. И только много позднее оно справедливо получило его имя. А еще почти через полтора столетия это течение вынесло плот "Кон-Тики", построенный Туром Хейердалом по образцу древних перуанских, к островам Туамоту, на середину Тихого океана.

В марте 1804 года Гумбольдт и Бонплан отплыли в Мексику. Во время этого плавания Гумбольдт смог исследовать открытое им течение "изнутри". До самой Мексики он регулярно измерял температуру воды, воздуха, отмечал все изменения по мере продвижения к экватору и далее на север. Размышляя о происхождении течения, он отверг первоначальную версию о влиянии холодных ветров с ледников Анд и пришел к выводу, что холодные воды этого течения рождены в южно-полярной области. Далее он проанализировал влияние течения на климат омываемой им суши и сделал глобальные обобщения о формировании климатов на Земле: они зависят не только от географической широты, но и от распределения моря и суши, теплых и холодных течений в океане. Гумбольдт пришел к выводу о роли атмосферной циркуляции в формировании климата.

"Я СДЕЛАЮСЬ РУССКИМ, КАК СТАЛ ИСПАНЦЕМ..."

Возвратившись в 1804 году из поездки по Америке, первое, что сказал Гумбольдт во французском порту Бордо встречавшим его газетчикам: "Моя ближайшая цель - путешествие в Азию".

Но получилось так, что эти планы пришлось отодвинуть более чем на 30 лет.

По возвращении из Нового Света Гумбольдт сначала в Париже, потом в Берлине занялся обработкой собранных материалов, объем которых оказался необычайно огромным. Ведь только образцов растений собрано несколько тысяч видов, в том числе около двух тысяч новых, не известных ранее науке. И фундаментальная "География растений" (до Гумбольдта такой науки вообще не было) стала лишь одним из тридцати томов отчета об экспедиции двух ученых. Издание столь грандиозного труда растянулось на 27 лет. Но в эти же годы, кроме того, вышла еще и книга Гумбольдта "Картины природы", где он не только изложил свои впечатления, но и развил идеи о единстве органического и неорганического мира. Эта тема стала потом одной из главных в итоговом труде Гумбольдта "Космос". "Картины природы" оказали большое влияние на русских естествоиспытателей. П. А. Кропоткин назвал труд "одним из самых прекрасных опытов поэтического истолкования природы".

Гумбольдт в эти годы неоднократно получал приглашения приехать в Россию непосредственно от правительства страны и даже от членов царской фамилии. Но всякий раз возникали какие-то помехи: то дипломатические осложнения, то войны. В 1808 году министр коммерции России граф Н. П. Румянцев предложил ему присоединиться к русскому посольству, направлявшемуся в Кашгар и Тибет. Гумбольдт с радостью согласился. Но тут вскоре Наполеон, разгромив Пруссию, вошел в Берлин, а затем вторгся и в Россию...

Так проходили год за годом, но Гумбольдт не отказывался от своей мечты и даже разработал довольно конкретный план: "Мне теперь 42 года, я желал бы предпринять экспедицию, которая длилась бы 7-8 лет... Кавказ привлекает меня менее, чем озеро Байкал и вулканы Камчатки... Я хотел бы начать с того, чтобы пересечь всю Азию между 58-60 градусами широты, через Екатеринбург, Тобольск, Енисейск и Якутск до вулканов Камчатки и берегов океана... Я не понимаю ни слова по-русски, но я сделаюсь русским, как стал испанцем, ибо все, что предпринимаю, делаю с увлечением..."

Только через 17 лет после этого письма Гумбольдт все же пересек российскую границу. Поездка могла так и не состояться, если бы не история с платиновой монетой.

ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ РОССИИ

В 1822 году на Урале, в районе Нижнего Тагила, было открыто месторождение платины. Ее начали выплавлять на заводе Демидовых, и к 1827 году на Монетном дворе скопилось уже 11 пудов этого благородного металла. Что с ним делать?

Решили использовать платину для чеканки монет. Изготовили образец, он очень понравился Николаю I. Но возник вопрос, как определить стоимость платиновых денег. И тут вспомнили: Гумбольдт что-то писал о платиновой валюте, чуть было не введенной в Колумбии. Отправили Гумбольдту в Берлин полтора фунта русской платины с просьбой высказать свое отношение к платиновому проекту. Гумбольдт не поддержал его, сославшись на неудачный опыт Колумбии. Переписка шла долго, и "белые червонцы" (как их стали называть) уже вошли в обращение. А Гумбольдт получил от российского министра финансов графа Е. В. Канкрина письмо с приглашением совершить путешествие на восток России "в интересах науки и страны". Министр сообщал также, что российское правительство выделило 20 тысяч рублей ассигнациями на поездку ученого по России. Это была большая сумма.

И вот Гумбольдт - почетный гость России. Он освобожден от таможенного контроля, для продвижения по стране ему предоставлено два экипажа, две коляски и 15 почтовых лошадей. Вместе с ним отправились двое немецких коллег - ботаник и зоолог Христиан Эренберг, много путешествовавший по Африке, и минералог Густав Розе. От российского Горного департамента к экспедиции был прикомандирован инженер Дмитрий Меншенин.

Лошади уже мчат "поезд" Гумбольдта на юг через Валдайскую возвышенность - в Москву, Нижний Новгород, Казань. Там перегрузились на барку, оборудованную кирпичной печкой на корме и большим навесом из парусины.

Для путешествия по Уралу отвели месяц. Сначала плыли вниз по Волге, потом - вверх по Каме, через Пермь, близ которой осмотрели развалины Великого Булгара и Кунгурскую пещеру. От завода к заводу, от прииска к прииску передвигался кортеж, и всюду его встречали торжественно, "всем миром". Добрались до Екатеринбурга.

УРАЛ, АЛТАЙ, КАСПИЙСКОЕ МОРЕ...

Гумбольдт ко всему, что ему показывали на Урале, относился с чрезвычайным интересом и вниманием, расспрашивал подробности, вникал в детали. Благо, что трудностей с языком не было. Сопровождавший экспедицию инженер Меншенин оказался прекрасным переводчиком на немецкий и французский языки. На предприятиях встречались мастера из немцев, с которыми Гумбольдт мог поговорить на родном языке, российская интеллигенция почти вся владела французским. Конечно, Гумбольдт не забыл о своем давнем друге - Василии Соймонове и мечтал повидаться с ним. Был очень огорчен, узнав, что его уже четыре года как нет в живых. Но на Березовском прииске пояснения Гумбольдту давал мастеровой горного дела Лев Брусницын, хорошо знавший Соймонова. И более того, Соймонов приложил немалые усилия, чтобы открытие, сделанное Брусницыным, после долгих мытарств наконец-то признали. Открыл же он в 1814 году не более не менее как первое на Урале и вообще в умеренных широтах месторождение россыпного золота. До этого считалось, что россыпное золото можно встретить только в тропических странах, потому что главная роль в его образовании принадлежит якобы жаркому солнцу. Найденное Брусницыным золото сочли случайной находкой и не придали ей значения. Но Соймонов сумел правильно оценить открытие, написал о нем Александру I. И тут же предложил свой проект горнозаводской реформы в горном деле, предусматривающий среди прочего освобождение крепостных горняков.

Идею сочли крамольной, Соймонова удалили с Урала. Однако через несколько лет, когда министром финансов стал Е. В. Канкрин (тоже сторонник освобождения крестьян), он учредил комиссию по золотодобыче на Урале во главе с Соймоновым, которая начала разведку россыпного золота по методу Брусницына.

Гумбольдт очень высоко оценил уральские идеи в золотодобыче и высказал предположение о том, что столь же богатые, как на Урале, россыпные месторождения могут быть обнаружены и в Новом Свете, а прежде всего, по его мнению, в Калифорнии. Так оно и оказалось.

В Нижнем Тагиле Гумбольдт осмотрел заводы Демидовых. Хозяева были где-то за границей, но работы шли исправно: выплавляли чугун, золотые, серебряные, платиновые слитки. Так, например, на Выйском заводе прославились крепостные Ефим и Мирон Черепановы, отец и сын. Ефим Черепанов целых 20 лет был главным механиком всех нижнетагильских заводов. Потом его место занял сын Мирон. Вдвоем они соорудили два десятка паровых машин разных размеров и мощности. В то время, когда с ними познакомился Гумбольдт, они уже думали над проектом первого в мире паровоза. И через четыре года действительно построили его.

Однажды на Южном Урале Гумбольдт обратил внимание на беспорядочное поведение магнитной стрелки компаса, подаренного ему в Усть-Каменогорске. Неустойчивость стрелки наблюдалась во многих местах. Столь странное ее поведение ученый объяснил тем, что в недрах, вероятно, есть железная руда. Предположения подтвердились. И Гумбольдт вошел в историю науки еще и как первооткрыватель геофизического метода поиска полезных ископаемых.

Прощаясь с Уралом, Гумбольдт отправил письмо в Петербург министру Канкрину: "Урал - настоящее Дорадо ("Золотая страна", которую искали испанцы в Америке. - В. М. ). Я твердо стою также на том, что еще в ваше министерство в золотых и платиновых россыпях Урала будут открыты алмазы..."

И действительно, очень скоро Гумбольдту сообщили: неподалеку от города Миасса найдены три алмаза. Он несколько раз просил повторить сообщение - так оно его обрадовало. Прогноз оправдался, и ученый был счастлив, что смог принести пользу гостеприимно встретившей его России.

Гумбольдту оставалось побывать еще на Каспийском море.

В последних маршрутах по Уралу его сопровождали два молодых русских геолога, выпускники Дерптского университета - Г. П. Гельмерсен и Э. К. Гофман. Оба потом стали крупными фигурами в русской науке. Гельмерсен даже возглавил Геологический комитет России (Геолком).

Целыми днями ходил Гумбольдт со своими спутниками по склонам Уральских гор. В Петербург было отправлено 15 ящиков с образцами горных пород. На память о Нижнем Тагиле у Гумбольдта остался самородок платины в полпуда весом, который он сам нашел в окрестных горах.

"НЕ ВИДЕВ АЗИИ, НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ЧТО ЗНАЕШЬ ЗЕМНОЙ ШАР"

С Урала группа Гумбольдта перебралась в западносибирский город Тюмень. Так они оказались в Азии, куда долго стремился великий путешественник, повторяя: "Не видев Азии, нельзя сказать, что знаешь земной шар".

Гумбольдт проехал по бескрайним болотам Западной Сибири и по Барабинским степям, увидел закованные льдом "белки" Алтая. И здесь, в горах, много выше Уральских, еще раз проверил свои выводы о вертикальной зональности растительности, сделанные впервые на Канарских островах и в Южной Америке. Но сам на вершины Алтая уже не поднимался - возраст не тот.

Из Барнаула путь пролег в городок Колывань, старейший центр обработки камня, там же - известное Колыванское озеро в глубокой гранитной чаше. Все это Гумбольдт осмотрел с превеликим интересом. Но наибольшее впечатление произвела на него Змеиная гора с ее "фроловским чудом". В недрах этой горы гидротехник Козьма Фролов заставил "подземные реки" вращать гигантские колеса, приводящие в движение вагонетки с добытым камнем. Его обрабатывали на колыванской фабрике, начальником там был сын Козьмы Фролова, тоже сотворивший свое "чудо" - конно-железную дорогу от карьера до фабрики.

Свое 60-летие Гумбольдт отметил на Южном Урале, в городе оружейников Златоусте. Помощник директора завода Павел Аносов прославился тем, что разгадал тайну знаменитого булата. Гумбольдт в свой юбилей получил от него в подарок клинок, уже имевший характерные для булата узоры. Правда, это еще не окончательный результат работы Аносова. Для получения настоящего булата потребовалось провести еще сотни плавок.

Через Уральск, Бузулук, Самару, Сызрань, Царицын, заглянув на соляные озера Эльтон и Баскунчак, Гумбольдт добрался до Астрахани. Этот город тогда называли "воротами" Азии. Уже на подступах к нему, в Прикаспийской низменности, путешественников встречали огромные стоячие плоские камни с едва заметно обозначенными лицами и руками, сложенными на животе, - "каменные бабы". Несомненно, что установили их здесь еще азиатские кочевники. Гумбольдта поразило сходство "баб" с каменными изваяниями древних индейцев в Перу. У людей Старого и Нового Света воображение работало одинаково - делает он вывод! Эта идея единства природы, земли, человека неизменно притягивала мысль Гумбольдта. Он постоянно находил ей подтверждение, обнаруживая в Европе или в Азии то, что уже видел в Америке.

Вот и грязевые вулканы - встреча с ними в Прикаспии тоже не оказалась для него неожиданной. Он видел такие же миниатюрные вулканчики и в степных районах Колумбии, и в бассейне реки Магдалены. Но тут Гумбольдт ошибался, считая грязевые вулканы "родственниками" огнедышащих гигантов, с которыми близко познакомился в Южной Америке. Гумбольдт полагал, что именно деятельностью вулканов созданы грандиозные горные сооружения Центральной Азии.

"Я не могу умереть, не увидев Каспийского моря", - сказал как-то Гумбольдт. И вот он со спутниками отплывает на речном пароходе купца Евреинова в просторы самого большого в мире моря-озера. Плавание было недолгим - полсотни верст от берега и назад. Этого оказалось достаточным для того, чтобы взять пробы воды и ила, позволившие натуралисту Христиану Эренбергу, сопровождавшему Гумбольдта в экспедиции, написать первое исследование по микробиологии Каспия, положив начало науке об озерах - лимнологии.

На Каспии Гумбольдт простился с Азией. В октябре начался его обратный путь.

В Москве он выступил с докладом о магнитных явлениях на Земле, посетил Московский университет, где его видел студент Александр Герцен. Потом провел целый месяц в Петербурге. На заседании Академии наук прочитал доклад об успехах России в области естественных наук.

Путешествие по России получилось, конечно, не столь грандиозным, как по Америке, но даже самые общие подсчеты, сделанные сопровождавшим немецких гостей инженером Меншениным, впечатляют. За 23 недели путь составил 15,5 тысячи верст, в том числе 700 верст - по рекам, около 100 - по Каспийскому морю, 53 раза переправлялись через реки, в том числе 10 раз через Волгу, 8 раз - через Иртыш, 2 раза - через Обь.

В этот список нельзя не включить и множество интереснейших встреч, бесед с государственными деятелями, с коллегами-учеными, с мастеровыми людьми. Были и неожиданные встречи. Например, в Москве Гумбольдт познакомился с П. Я. Чаадаевым, который тогда работал над первым из своих "философических писем". В Петербурге повидался с 30-летним Пушкиным, только что вернувшимся с Кавказа. Несомненно, что и Пушкину было чрезвычайно интересно поговорить с большим ученым и близким другом Гёте.

Встреча состоялась у дочери знаменитого реформатора М. М. Сперанского в присутствии общей знакомой и Гумбольдта и Пушкина - пианистки Марии Шимановской, которая была дружна с Гёте. По воспоминаниям Шимановской, Пушкин сказал ей: "Неправда ли, Гумбольдт похож на тех мраморных львов, что бывают на фонтанах. Увлекательные речи так и бьют у него изо рта".

Домой, в Берлин, Гумбольдт вернулся в самом конце 1829 года и прожил еще почти три десятилетия. Тридцать томов его "Путешествия в равноденственные страны Нового Света", где заложены основы комплексной науки о Земле, вышли в свет еще до его поездки по России. Он очень радовался тому, что эта работа сделана. А вернувшись из России, взялся за трехтомную монографию "Центральная Азия". Не зря он говорил: "Не видя Азии, нельзя сказать, что знаешь земной шар". В своем путешествии по России Гумбольдт коснулся только края этой обширной области, но его могучий ум стремится к широкому обобщению. И он его сделал, использовав всю имевшуюся литературу, включая древние китайские источники. В построенной им (во многом умозрительно) схеме расположения горных хребтов в Азии, естественно, были допущены ошибки. Преувеличил он и роль вулканов в формировании азиатского рельефа.

Исправление "схемы Гумбольдта" стало целью ряда экспедиций российских ученых в XIX веке. Но все же потомки единодушно признают, что и эта его книга - колоссальный шаг вперед в познании природы Азии и всей Земли.

Последний привет из России 90-летнему Гумбольдту привезла поэтесса Каролина Павлова. Ее визит был ответом на приглашение, полученное в Петербурге тридцать лет назад, и Гумбольдт приветствовал ее словами: "...другой бы вас не дождался".

Получилось так, что последняя мысль великого исследователя Земли, положенная им на бумагу, обращена к России. Он писал о горных породах Алтая, об удивительной окраске тамошних гранитов, мраморов, порфиров и об искусной их шлифовке алтайскими камнерезами...

Александр Гумбольдт (1769-1859).

Фридрих Генрих Александр фон Гумбольдт родился 14 сентября 1769 года в Берлине. Детство вместе со старшим братом Вильгельмом он провел в Тегеле. Условия, при которых они росли и воспитывались, были как нельзя более благоприятны для развития. Оба мальчика получили домашнее воспитание.

Александру наука давалась туго. Память у него была хорошая, но быстротой соображения он не отличался и далеко отставал в этом отношении от Вильгельма, который легко и быстро схватывал всякий предмет.

В 1783 году братья вместе со своим воспитателем переселились в Берлин. Требовалось расширить их образование, для чего были приглашены различные ученые. Частные лекции и жизнь в Берлине продолжались до 1787 года, когда оба брата отправились во Франкфурт-на-Одере для поступления в тамошний университет. Вильгельм поступил на юридический факультет, а Александр - на камеральный.

Александр оставался во Франкфуртском университете только год. Затем около года провел в Берлине, изучая технологию, греческий язык и ботанику. Занятия Александра имели энциклопедический характер. Классическая литература, история, естествознание, математика интересовали его в одинаковой степени. В Геттингенском университете Гумбольдт оставался до 1790 года. Потом начались его самостоятельные занятия.

В марте 1790 года он предпринял путешествие вместе с Форстером из Майнца по Рейну в Голландию, оттуда - в Англию и Францию.

Желание поближе познакомиться с геологией и слава Фрейбергской горной академии увлекли его во Фрейберг, куда он отправился в 1791 году. Здесь читал геологию знаменитый Вернер, глава школы нептунистов.

После того как он оставил Фрейберг, окончились учебные годы Гумбольдта, так как с 1792 года началась его служебная деятельность. В это время ему было 23 года. Способности Александра теперь обнаружились в полном блеске. Он обладал обширными и разносторонними знаниями, владел несколькими языками, напечатал ряд самостоятельных исследований по геологии, ботанике и физиологии и обдумывал планы будущих путешествий.

Весной 1792 года Гумбольдт получил место асессора департамента горных дел в Берлине, а в августе был назначен обер-бергмейстером (начальником горного дела) в Ансбахе и Байрейте, с жалованьем в 400 талеров.

Занятия, связанные с этой должностью, вполне совпадали с желаниями Гумбольдта, глубоко интересовавшегося минералогией и геологией. Постоянные разъезды, которых требовала его должность, имели значение как подготовка к будущим путешествиям.

Крупнейшей работой этого периода были обширные исследования с электричеством над животными, предпринятые Гумбольдтом после ознакомления его с открытием Гальвани. Результатом этих исследований явилось двухтомное сочинение "Опыты над раздраженными мускульными и нервными волокнами", напечатанное только в 1797-1799 годах. Часть этих опытов была им произведена над собственным телом при содействии доктора Шаллерна: спина Гумбольдта служила объектом исследования, на ней специально делались раны и затем они гальванизировались различными способами. Шаллерн наблюдал за результатами, так как Гумбольдт, понятно, мог только ощущать их.

Зиму 1797/1798 года Александр провел в Зальцбурге, занимаясь геологическими и метеорологическими исследованиями.

В 1799 году Гумбольдт отправляется в длительное путешествие по Южной Америке и Мексике. Только 3 августа 1804 года, после почти пятилетнего пребывания в Америке, Гумбольдт высадился в Бордо. Результаты путешествия были впечатляющи. До Гумбольдта только один пункт внутри Южной Америки - Кито - был точно определен астрономически; геологическое строение ее было вовсе неизвестно.

Гумбольдт определил широту и долготу многих пунктов, произвел около 700 гипсометрических измерений (измерение высот), то есть создал географию и орографию местности, исследовал ее геологию, собрал данные о климате страны и уяснил его отличительные черты. Удалось ему собрать и огромные ботанические, зоологические коллекции - одних растений около четырех тысяч видов, в том числе тысячу восемьсот новых для науки.

Было доказано соединение систем Амазонки и Ориноко, исправлены и пополнены карты течения обеих рек; определено направление некоторых горных цепей и открыты новые, дотоле неизвестные, уяснено распределение гор и низменностей; нанесено на карту морское течение вдоль западных берегов Америки, названное Гумбольдтовым. Им не оставлены без внимания и этнография, археология, история, языки, политическое состояние стран: по всем этим предметам собран богатейший материал, разработанный впоследствии частью самим Гумбольдтом, частью его сотрудниками.

Гумбольдт решил остаться в Париже для изучения и издания собранных им материалов. Издание "Американского путешествия" потребовало многих лет и сотрудничества многих ученых. Сам Гумбольдт взял на себя главным образом общие выводы, сотрудники обрабатывали фактический материал.

Первый том вышел в 1807 году, последний - в 1833 году. Все издание состоит из 30 томов, содержит 1425 таблиц.

В 1805 году - Гумбольдт отправился в Италию, к брату. В 1806-1807 годах он жил в Берлине, а затем попросил прусского короля позволить ему жить в Париже и получил разрешение. После этого он прожил во Франции почти двадцать лет (1809-1827), уезжая из нее лишь изредка и ненадолго.

Пребывание в "столице мира" было посвящено почти исключительно работе. Гумбольдт вставал около 7 часов утра, в 8 отправлялся к своему другу Ф. Араго или в институт, где работал до 11-12 часов, затем завтракал на скорую руку и снова принимался за работу. Около семи вечера ученый обедал, после обеда посещал друзей и салоны. Лишь около полуночи возвращался домой и опять работал до двух, а то и до полтретьего. Таким образом, для сна оставалось 4-5 часов в сутки. "Периодический сон считается устарелым предрассудком в семье Гумбольдтов", - говаривал он, шутя. Такой деятельный образ жизни он вел до самой смерти и, что всего удивительнее, оставался всегда здоровым и сильным физически и умственно.

Этот период его деятельности можно назвать периодом открытий, последующие годы жизни были посвящены уже главным образом продолжению и развитию ранее сделанных исследований.

Работы Гумбольдта представляют столь обширную энциклопедию естествознания, все они связаны в одно целое идеей физического мироописания.

Еще во время службы обер-бергмейстером Гумбольдт начал исследования химического состава воздуха. Позднее они были продолжены вместе с Гей-Люссаком и привели к следующим результатам: состав атмосферы вообще остается постоянным; количество кислорода в воздухе равняется двадцати одному проценту; воздух не содержит заметной примеси водорода. Это было первое точное исследование атмосферы, и позднейшие работы подтвердили в существенных чертах эти данные.

Целый ряд исследований Гумбольдт посвятил температуре воздуха, но, для того чтобы открыть причины различия температуры, необходимо было иметь картину распределения тепла на земном шаре и метод для дальнейшей разработки этой картины. Эту двойную задачу исполнил Гумбольдт, установив так называемые изотермы - линии, связывающие места с одинаковой средней температурой в течение известного периода времени. Работа об изотермах послужила основанием сравнительной климатологии, и Гумбольдт может считаться творцом этой сложнейшей и труднейшей отрасли естествознания.

Распределение растений на земном шаре находится в такой строгой зависимости от распределения тепла и других климатических условий, что, только имея картину климатов, можно подумать об установлении растительных областей. До Гумбольдта ботанической географии как науки не существовало. Работы Гумбольдта создали эту науку, определили содержание уже существовавшего термина.

В основу ботанической географии Гумбольдт положил климатический принцип. Он указал аналогию между постепенным изменением растительности от экватора к полюсу и от подошвы гор к вершине. Ученый охарактеризовал растительные пояса, чередующиеся по мере подъема на вершину горы или при переходе от экватора в северные широты, сделал первую попытку разделения земного шара на ботанические области. Гумбольдт открыл относительные изменения в составе флоры, преобладании тех или других растений параллельно климатическим условиям.

Принцип, установленный Гумбольдтом, остается руководящим принципом этой науки, и, хотя сочинения его устарели, за ним навсегда останется слава основателя ботанической географии.

Несколько важных открытий он совершил, проводя исследования земного магнетизма. Гумбольдт первый фактически доказал, что напряженность земного магнетизма изменяется в различных широтах, уменьшаясь от полюсов к экватору. Ему же принадлежит открытие внезапных возмущений магнитной стрелки ("магнитные бури"), происходящих, как показали позднейшие исследования, одновременно в различных точках земного шара под влиянием неразгаданных еще причин. Далее, им было открыто вторичное отклонение магнитной стрелки в течение суток. Стрелка не остается неподвижной, а перемещается сначала в одном направлении, потом в противоположном. Гумбольдт показал, что это явление повторяется дважды в течение суток. Он же показал, что магнитный экватор (линия, соединяющая пункты, где магнитная стрелка стоит горизонтально) не совпадает с астрономическим. В работе, предпринятой вместе с Био, он пытался определить магнитный экватор, но недостаток данных заставил авторов предположить здесь гораздо большую правильность, чем существующая в действительности.

В начале 19-го столетия геология еще только начинала свое становление. Явившись в начале своей деятельности сторонником Вернера, Гумбольдт впоследствии сделался одним из главных двигателей плутонической теории. Гумбольдт оказал содействие ее торжеству, главным образом, своими исследованиями о вулканах.

Многочисленные и разнообразные научные работы не мешали Гумбольдту интересоваться политикой, придворными новостями и даже, попросту говоря, сплетнями и пустячками, известными под названием "новостей дня". В салонах он блистал не только ученостью, красноречием и остроумием, но и знанием всяких анекдотов и мелочей, занимавших общество.

Прусский король Фридрих Вильгельм III был лично расположен к Гумбольдту, любил его беседу и дорожил его обществом. В 1826 году он пригласил своего ученого друга переселиться в Берлин.

В первый же год своей жизни в Берлине он прочел ряд публичных лекций "о физическом мироописании". Лекции привлекли множество слушателей. Не только берлинские жители стекались на них толпами, но и из других городов Европы приезжали любопытные послушать Гумбольдта. Король и его семейство, важнейшие сановники, придворные дамы, профессора и литераторы присутствовали тут вместе с бесчисленной публикой из самых разнообразных слоев общества.

Чтения начались 3 ноября 1827 года и кончились 26 апреля 1828 года. По окончании лекций особо назначенный комитет поднес Гумбольдту медаль с изображением солнца и надписью "Озаряющий весь мир яркими лучами".

Русский император Николай I предложил ученому предпринять путешествие на Восток "в интересе науки и страны". Такое предложение как нельзя более соответствовало желаниям Гумбольдта, и он, разумеется, принял его, попросив только отсрочки на год для приведения к концу некоторых начатых работ и подготовки к путешествию.

12 апреля 1829 года Гумбольдт оставил Берлин и 1 мая прибыл в Петербург. Отсюда путешественники отправились через Москву и Владимир в Нижний Новгород. Из Нижнего ученый поплыл по Волге в Казань, оттуда - в Пермь и Екатеринбург. Здесь, собственно, начиналось настоящее путешествие. В течение нескольких недель путешественники двигались по Нижнему и Среднему Уралу, исследовали его геологию. Затем Гумбольдт отправился в Сибирь.

Последним пунктом путешествия стала Астрахань. Гумбольдт "не хотел умирать, не повидав Каспийского моря".

Из Астрахани путешественники совершили небольшую поездку по Каспийскому морю; затем отправились обратно в Петербург, куда прибыли 13 ноября 1829 года.

Благодаря удобствам, которыми пользовались путешественники, и их научному рвению, эта экспедиция дала богатые результаты. Два года ученый обрабатывал результаты экспедиции в Париже.

С 1832 года Гумбольдт жил главным образом в Берлине, навещая, однако, по временам "столицу мира" и другие города Европы.

В 1842 году он был назначен канцлером ордена "Pour le Merite", учрежденного еще Фридрихом II для награды за военные заслуги. Фридрих Вильгельм IV придал ему гражданский класс. Орден должен был выдаваться величайшим представителям науки, искусства и литературы в Германии и Европе.

Гумбольдт получил бесчисленное количество наград и отличий, сыпавшихся на него со стороны правительств и ученых учреждений. Имя его увековечено на географических картах, в учебниках зоологии и ботаники и т. д. Многие реки, горы носят его имя.

Вряд ли можно назвать другого ученого, пользовавшегося такой популярностью. Он был как бы солнцем ученого мира, к которому тянулись все крупные и мелкие деятели науки. К нему ездили на поклон, как благочестивые католики к папе. Нарочно заезжали в Берлин посмотреть Александра Гумбольдта - "поцеловать папскую туфлю".

Среди публики его слава поддерживалась общедоступными сочинениями. Эта сторона его деятельности увенчалась, наконец, давно задуманным "Космосом". "Космос" представляет свод знаний первой половины 19-го столетия и, что всего драгоценнее, свод, составленный специалистом, потому что Гумбольдт был специалистом во всех областях, кроме разве высшей математики. Это почти невероятно, но это так.

Но только в 1845 году вышел, наконец, первый том "Космоса". Пятый не был закончен, и работа над ним оборвалась вместе с жизнью.

Необыкновенная деятельность и умственное напряжение, казалось, должны бы были ослабить его физические и духовные силы. Но природа сделала для него исключение. В последние годы жизни, приближаясь к девяностолетнему возрасту, он вел такой же деятельный образ жизни, как когда-то в Париже. Гумбольдт умер 6 мая 1859 года.