Вопрос о критериях толерантной и интолерантной информации - один из принципиальных, порой спорных и не совсем пока понятных как исследователям, так и законодателям и особенно - пишущим журналистам. Что можно считать толерантным и что - интолерантным в информации, проходящей по разным каналам СМИ? Где заканчивается толерантность и начинается конфликтность в информации. В каких случаях дилемма «МЫ» и «ОНИ» может быть разделяющей и отчуждающей, а в каких - нейтральной или объединяющей? Что может потревожить этническое самочувствие, задеть этническое или национальное достоинство человека или группы, а что не может? Почему один человек очень болезненно воспринимает некое сообщение, какой-то факт или его интерпретацию, а другие могут даже не обратить на него внимание?
Без сомнения, самая важная часть диагностики толерантности в СМИ – это подробный анализ информации, которую данный канал распространяет.
Существуют различные формы анализа газетных текстов, с помощью которых можно диагностировать наличие и уровень (например, частотность) толерантности:
Рассматривать информацию по темам или общественным сферам (культура, спорт, экономика, политика и. т. д.);
- по характеру и методам пропаганды (например, "позитив", "негатив", различные эффекты восприятия и т. п.);
- по объему и направленности отдельным целевым группам;
- по содержанию в целом или синтезу отдельных элементов (их соотношение, акценты, подтекст и др. нюансы);
- по способу подачи (прямой, "лобовой" пропагандой или косвенной - неявной пропагандой) и др.
Тем не менее, даже при столь значительном числе различных подходов, существует масса трудностей для однозначной оценки информации в прессе.
Вот что по этому поводу говорит специалист в области диагностики этнической толерантности В.К. Малькова: "Так существуют простые истины, которые мы определенно считаем толерантными. Они освещены идеями гуманизма, дружелюбия, сочувствия, сопереживания, сострадания, взаимопомощи. Есть и смешанные по своему смыслу высказывания: с одной стороны, они как бы объединяют и сплачивают представителей одного этноса, допустим - НАС, способствуют формированию НАШЕЙ гражданской и этнической идентичности, а значит, вполне толерантны по отношению к НАМ. Но, с другой стороны, эти же высказывания могут отделять группу НАС от других, противопоставлять НАС и ИХ (этнически других) и даже сталкивать, подчеркивая нашу взаимную непримиримость и враждебность по отношению друг к другу. Таким образом, эта же информация выполняет уже интолерантную функцию. Вот почему, рассматривая тексты газетных публикаций, очень трудно однозначно говорить о толерантной (или конфликтной) информации в прессе" . "Тем не менее, - считает автор статьи, - можно " условно разделить всю газетную информацию на "толерантную", "смешанную", "нейтральную" и "безусловно конфликтную" .
В последнее десятилетие большое внимание лингвисты уделяют проблеме речевой агрессии в СМИ. . Сигналы речевой агрессии в журналистском тексте обычно рассматривают с позиций лингвистического, лингвоидеологического и риторического анализа. Лингвистический анализ включает анализ собственно языковых средств, в первую очередь лексических. В фокусе лингвоидеологического анализа находится проявляющаяся в тексте система ценностей, находящих свое речевое выражение в идеологемах.. Риторический анализ текста сосредоточен на способах внутренней организации текста, например, степени его диалогичности. На уровне языковых средств выражения маркерами негативного отношения к субъекту чаще всего выступают нарочито грубые, вульгарные, стилистически сниженные слова и выражения, дискредитирующие личность и формирующие восприятие субъекта как подозрительного и нежелательного, вызывающего неприязнь, отвращение или ненависть. Это явление относится к разряду дисфемизации.
Нарочитое употребление грубых, стилистически сниженных слов и выражений встречается довольно часто практически во всех случайно отобранных газетах. Самым ярким примером дисфемизов стали оскорбительные характеристики граждан СНГ. В тексте "Нашествие рабов от Афгана до Урала", автор пишет: Психология извечного раба делает их ценнейшим средством производства. Пятидневное путешествие от Таджикистана в Екатеринбург стоит 80 долларов с носа… Поговаривают, что для "гиббонов" эти "скотовозы" – законная кормушка . ("Нашествие рабов от Афгана до Урала" (МК-Урал, 2001, 1-8 ноября). На протяжении всего текста журналист называет граждан Таджикистана рабами. Негативная оценка усиливается употреблением сравнения средства производства с неодушевленным существительным, зоонима гиббоны (из контекста не ясно, относится ли это слово к самим таджикам или тем, кто их перевозит, просторечное название автобуса скотовоз здесь также выглядит оскорбительным по отношению к пассажирам. В целом метафоры-оскорбления являются показателем инвективной коммуникативной стратегии, которая является недопустимой в публицистическом дискурсе.
Так же недопустимым с точки зрения гуманизации общения является выделение в качестве примера только одной нации, могущей совершать аналогичные преступления, с которыми столкнулась Франция в ноябре 2005 года. Так, комментируя эти события, как пробный "камень в глобальной европейской интифаде мусульманских прищельцев ", автор (Н. Иванов) пишет: "ведь никто не будет спорить, что в Москве какие-нибудь случайные события, даже на бытовом уровне, приводят к тому, что на улицы выходят азербайджанцы или еще кто-то (выделено мною - Т.Н.) и начинается нагнетание страстей ". Стилистически сниженное выражение или еще кто-то формирует восприятие объекта как нежелательного, подозрительного, вызывающего неприязнь, не говоря уже о дискредитации целой нации (в данном случае – азербайджанцы) в среде мусульманского мира. Не следует забывать, что именно "фенотипическое " определение остается в памяти человека. ("Французы теряют Францию", Мир новостей, № 46 (620), 8 ноября 2005 г.).
Но есть и проблема добросовестности при воспроизведении речевой агрессии, когда журналист попросту не может не передать, например, слова Жириновского или Митрофанова, говорящих об американцах как о "бешеных собаках ". В той же газете (Мир новостей, №46 (620) опубликована статья А. Бессарабовой "Убийственное золото Якутии": "Третью неделю в якутском поселке Югоренок, …голодают жены инвалидов. Участницы бессрочной акции протеста требуют выдать им сертификаты, обещанные властями семь лет назад. Республиканские чиновники отреагировали на бунт в поселке золотодобытчиков на пятые сутки: прилетели в Югоренок, плотно пообедали в тамошней администрации, а перед отъездом наведались к голодающим, чтобы посоветовать им… "помыться и постричься " (Курсив мой - Т.Н.). – "Осмотрели точно скот , - вспоминает Ольга Щелокова. Презрительно поморщились. В дверях сказали: "Вы б лучше помылись, а ваши инвалиды побрились ". И ушли". В данном случае, намеренное употребление грубого сравнения оправдывается позицией журналиста, отразившего факт свершившегося события.
Конечно, отражение социальной реальности накладывает определенную ответственность на выводы, к которым вынужден прибегать журналист. Совсем другой оттенок приобретает PS (Постскриптум), когда вывод делает специалист иной сферы деятельности. "Улица одной девочки" – так называется статья специального корреспондента, психолога по образованию Э.Горюхиной ("Новая газета", №81 (1011), 01-03 ноября 2004 г.) "Ребенок из Беслана – не пострадавший? Так бывает? Бывает! По дурацкой форме, имеющей быть в Беслане ". Вырванные из контекста всей статьи фразы: " Я ничего не буду говорить о власти. Они – г… Это знают все ". Или - " Такое детское мышление никогда не будет понятно министерской башкой. Природный замес другой ." - без сомнения, отражают сигналы речевой агрессии. Но, только прочитав всю статью, встав на позицию автора и здравого смысла, понимаешь всю глубину психологического состояния и оставшегося в живых одного ребенка, и родителей, потерявших своих детей от бездарно проведенной антитеррористической операции, и отношения власти, «башка » которой повернута в другую от народа сторону.
Вообще говоря, примерами дисфемизмов по отношению к власти изобилуют, время от времени, большинство газетных публикаций, особенно в периоды принятия непопулярных для населения правительственных решений. Например: "Греф, "любимый министр президента", в отчетливой манере неврастеника утверждает: хотим мы того или нет, но все равно придется интегрироваться в мировую экономику. Хотя это важно только для самого Грефа, связанного обязательством окончательно угробить Россию. В ВТО, куда Греф с Кудриным упорно, как два Сусанина, затягивают страну, и правда, нет жилищных льгот. Зато там высокие заработки, пособие по безработице выше средней российской зарплаты "… . "Новый кодекс вступает в жизнь уже с 1 марта 2006 года. И понятно, что у частных управителей никаких льготников не будет. Как же это соотнести с обещаниями "отца москвичей" Ю.М. Лужкова? ". ("Столичный криминал" Выпуск 24 (245), 2005 г.). Здесь элементы речевой агрессии включают либо насмешки, типа "любимый министр …", ироническое - "отец москвичей ", либо вызывающего неприязнь слово "неврастеник ".
Приведенные примеры мы относим к прямым сигналам речевой агрессии.
Косвенным показателем речевой агрессии, как отмечалось выше, могут служить номинации, когда оценочный компонент значения слова отсутствует, но коннотативную отрицательную оценочность они приобрели в современном социокультурном российском контексте. Например, следующий контекст: "Пенсионерки души не чаяли в участковом-азербайджанце: он хоть и не русский, но очень хороший человек. Вежливый. Спокойный . (МК-Урал, 2002, 6-13 июня). "Не русский, но хороший человек " указывает, что в подтекст припрятаны отрицательные суждения о нерусских.
При лингвоидеологическом анализе идеологемы, высвечивающие интолерантную позицию, структурируются общей оппозицией "мы/они". Наиболее частыми сигналами речевой агрессии, выступающими в виде лексических, фразеологических или синтаксических единиц, текстов или фрагментов текстов, является формирование врага. И чаще всего в прессе, как правило, в роли врага выступают мигранты или иммигранты. Но обратимся сначала к цифрам . Вопрос: "Какие чувства вы испытываете по отношению к приезжим с Северного Кавказа, из Средней Азии и других южных стран, проживающих в вашем городе, районе": "уважение" – 2%, "симпатию" – 3%, "раздражение" – 20%, "неприязнь" - 21%, "страх" – 6% и "никаких особых чувств" – 50% (затруднились ответить всего 2%, что говорит о выраженности в массовом сознании подобных установок). Суммируя, получим, что негативные чувства проявляются у 47% населения, то есть на порядок превышает позитивное отношение (5%).
Негативные чувства, фиксируются и тем самым тиражируются, закрепляются в массовом сознании. В свою очередь, идеологемы врага, манифестирующие интолерантную позицию, содержат смыслы опасности для местного населения. Показателен в этом отношении текст: "Почему коренное население должно страдать из-за пришельцев, которых никто не приглашал на Кубань? ("Кубань сегодня", 7 октября 2004 г.) или автор публикации ("Кубань сегодня", 6 сентября 2004 г.) ставит в упрек казаком слабую активность в этом направлении, рисуя следующим образом складывающуюся ситуацию: "Сколько слез проливается россиянами, лишенными родного гражданства (по воле верховных игроков судьбами людей) и вынужденных подолгу простаивать в очередях у окошек ОВИРов. Тогда как представители различных "смуглых " национальностей (выделено мною – Т.Н.) проворно устраиваются у нас и чувствуют себя хозяевами на Вишняковском и других рынках края". Данные фрагменты текста показывают, что мигрантам приписывается численное, а следовательно, силовое превосходство. Используется лексика с отрицательным компонентом значения: вытесняют, заполняют, наводняют, нашествие, засилье. Образы мигрантов наполняются отрицательными характеристиками с общей семантикой злонамеренности по отношению к местным жителям, представленными в роли жертв: лезут без очереди, наглеют, портят жизнь. Это уже не просто чужаки, а враги. Какие инициативы ожидаются от казаков в данной ситуации можно легко себе представить.
"Оценка в речи предназначается для воздействия на адресата и имеет целью вызвать определенное психологическое состояние". Так, например, в одном из педагогических институтов столицы проводилось анкетирование. У будущих учителей спрашивали, как они относятся к приезжим – носителям иной культуры. Более половины из них высказали резко отрицательное отношение к мигрантам (АИФ-Москва, №46, 2005 г.).
Отрицательное отношение к приезжим в отдельных публикациях перерастает в одобрение физического насилия. Примечательно, что даже убийства не оцениваются негативно, они лишь подаются автором как неэффективные, поскольку не могут существенно повлиять на количество приезжих: "Время от времени в каком-нибудь сарае, где обитают иностранцы, устраивается варфоломеевская ночь, но рынок рабсилы имеет уже такие обороты, что место выбитого не пустует " (МК-Урал, 2002, 4-11 апреля). Здесь идеологема уничтожения передана фразеологизмом Варфоломеевская ночь , в которой актуализируется смысл физической расправы. Есть и тексты, где присутствует прямое одобрение и призыв к насилию: "Мы уничтожим жидовского Антихриста, когда сатанинский народ сгинет с лика Земли нашей. И это свершится! " (Русские ведомости, №35, 2000 г.). Одну из враждебных групп (евреев) газета последовательно представляет читателям как неисправимого врага "нашей", "своей" группы (русских), усиленно обижающих "нас".
Конфликтологическая модель социальной реальности продолжает оставаться доминирующей в журналистском дискурсе, да и не только в нем. Мир мыслится исключительно как противостояние неких сил. Постулирование этничности как фундаментальной характеристики этого мира, как одним из основных, если не основным, классификационным основанием его неизбежно приводит к "проблемному" восприятию межэтнических отношений.
Итак, прямыми сигналами речевой агрессии на уровне идеологического анализа текстов являются идеологемы врага и идеологемы уничтожения. Схема рассуждений в подобных публикациях необычайно проста: избавимся от чужих – исчезнет проблема.
Такая позиция чаще всего возникает от неграмотности или пренебрежения журналистами профессиональных принципов поведения, принятыми Международной федерацией журналистов.
В этом смысле практика образования журналистов должна быть направлена на понимание социальных процессов, происходящих в обществе, глубинных представлений о естественности иерархического устройства общества, предполагающего деление на этносы, обладающие неравными социальными и политическими правами. Нетрудно понять, что общим вектором массового общественного мнения (настроения) в данных случаях будут и должны быть требования к властям (а не избавимся от чужих – исчезнет проблема) проводить более жесткую политику к мигрантам. Лобовая практика "просвещения темной массы, зараженной предрассудками", абсолютно неэффективна. Проблема ксенофобии должна формулироваться в журналистских материалах не как задача ликвидации ксенофобских настроений, а как задача их контроля и редукции к каким-то общественно приемлемым и административно регулируемым формам.
Третья позиция, которая предусматривает методика диагностики толерантности журналистских текстов по маркерам речевой агрессии, это риторический анализ. К сожалению, приходится отметить, что в нашей выборке практически не встретились материалы, которые можно было бы соотнести с критерием диалогичности. Категория диалога является ведущей категорией в анализе толерантных отношений. Внутренняя диалогичность – это выражение во внешне монологическом тексте взаимодействия разных идеологических, мировоззренческих позиций в отличие, например, от собственно диалогического газетного жанра – интервью.
На малое количество категории диалога в СМИ как ведущей категории в анализе толерантных отношений указывают и масштабные исследования толерантности/интолерантности общефедеральных и региональных изданий в ходе реализации проекта, выполненного в рамках Федеральной целевой программы. Исследование федеральных печатных СМИ проводилось с использованием контент-анализа - метода, где единицей наблюдения является текст, под которым понимается любое законченное произведение, имеющее самостоятельный заголовок и/или графическое выделение на полосе, а также выполняющее автономную коммуникативную функцию. В выборку были включены три самые читаемые газеты общероссийского распространения: "Аргументы и факты", "Комсомольская правда" и "Московский комсомолец" за период март - апрель 2003 года. Общее количество проанализированных публикаций - 2251. В выборку попали материалы, характеризующиеся различной степенью аналитичности, диалогичности и с разным географическим охватом.
Однако толерантность невозможна без диалога, без представленности точек зрения всех граждан, особенно участников конфликта. Примечательно в этом отношении (как пример толерантного разрешения конфликта) подача материалов как реакция-отклик на ранее опубликованное. Внутренняя диалогичность, при внешне монологичном тексте, здесь проявляется как выражение взаимодействия различных точек зрения, позиций участников конфликта.
Например, поводом для конфликта стала статья "Историческое холуйство" (Новые Известия, 17 октября 2005 г.), в которой Владимир Рыжков дал своим коллегам по Государственной Думе весьма нелицеприятную оценку, в частности парламентариев оскорбил тот факт, что Дума была названа "холуйской". К "делу" был приобщен не только этот материал, но и ряд других, в которых г-н Рыжков позволял себе неэтичные высказывания по отношению к парламенту и депутатам. Возник конфликт, в основу которого легло одно из проявлений интолерантности. Однако редакция возвращается к ситуации статьей Н. Красиловой "Неопороченная" (Новые Известия, № 205 (1843), 10 ноября 2005 г.), в которой представлены точки зрения сторон и, в частности, самого г-на Рыжкова: "…все время подчеркиваю, что как орган власти он (парламент – Т.Н.) не сложился. И согласно статье 29 Конституции имею право на выражение собственной позиции. Насколько я понимаю, к этическим действиям можно отнести только три момента – это драка, использование нецензурной брани и личное оскорбление гражданина… Все остальное – это незаконная попытка ограничить мою свободу слова". Конфликт исчерпан. "Геннадий Райков (председатель комиссии по этике) решил ограничиться "товарищеским" разговором с Владимиром Рыжковым".
Таким образом, если диагностировать толерантность газетной информации по методу речевой агрессии (как и другими методами), выводы получаются неутешительными. К такому же итогу приходят и другие исследователи, отмечая, что "одним – двумя словами (порой очень яркими и остроумными) автор публикации может привлечь внимание читателя к этническим проблемам, … публично посмеяться над этническими особенностями человека или его группы, приписать ему или целому этносу позитивные или негативные качества, обвинить в реальных или выдуманных поступках.. И порой даже не заметить этого!" .
Каждый раз встает вопрос: возможно ли и как остановить подобную практику в отечественной журналистике? Есть несколько путей решения этой проблемы, которые по-разному формулируются исследователями – от запрета интолерантных высказываний в СМИ до контроля и редукции к каким-то общественно приемлемым и административно регулируемым формам. Второй путь представляется более реалистичным.
Тем не менее, основная нагрузка в решении данной проблемы должна лечь на плечи самих журналистов. Разрешение данных противоречий востребует особую профессиональную толерантность личности журналиста, основанную на терпимости и способности регулировать деструктивные конфликтные ситуации в профессиональной сфере через понимание и восприятие «другой» точки зрения, отказа от профессионального догматизма, способности журналиста к саморазвитию и участию в развитии коммуникативной профессиональной культуры. Но это уже особый разговор, требующий соответствующих научных изысканий. Но не прошло и двух недель - другой звонок напомнил. На этот раз звонивший мужчина представился, готов был даже адрес свой назвать. И попросил - ни много ни мало - опубликовать на страницах газеты список... евреев - депутатов областного собрания. "Вы даже не представляете, скольких читателей это интересует!" - заверял отважный антисемит, принципиально не голосующий на выборах. На его взгляд, все наши беды - именно от евреев, просочившихся во власть и бизнес, а русских они всячески... что? Правильно, теснят. А русские - они ведь такие тихие, простоватые, высокодуховные...
Разумеется, звонивший, как и предыдущая читательница, сам стопроцентный русский и вообще коренной помор в бог знает каком поколении.
Прямо обида взяла за несчастных русских. Да что ж мы каждому позволяем себя притеснять? Почему не рвемся во власть также настойчиво, как украинцы с евреями?
На лавочке у подъезда моего дома который вечер собирается компания подростков. Пиво, музыка, смех, обсуждение двоек по химии и - брошенные тут же бутылки, окурки, "общественная уборная" в подъезде. Отдыхают юные высокодуховные поморы. Или это вредители-хохлы?
В прошлые выходные хулиганы побили сына моей знакомой, отняли мобильный телефон, порвали куртку. Развлекаются тихие, простоватые русские. Или угнетатели-евреи? Как легко и удобно найти виновного во всех бедах, указав на "лицо подозрительной национальности". Это и оправдание собственной лени, апатии, зависти к более успешным соседям, и вместе с тем признак деградации общества. Что же дальше? Неужели погромы?
В заключение не могу не привести пример журналистского текста совсем другого свойства, встретившийся мне в архангельской газете "Правда Севера", не попавшей в объект вышеприведенного исследования. (http://www.pravdasevera.ru/2005/04/21/17-prn.shtml Мосты все в Питере горбаты... Кто виноват? // Правда Севера. 2005. 21 апреля.):
"Очаровательные темноволосые шестилетки с не менее красивыми именами Эльвин и Эльнара веселятся на детсадовском утреннике вместе с моим белобрысым сынишкой и другими "подготовишками" и дружно распевают хороводно-новогоднее: "Радуйся, русская душа!" Уже давно никто не оборачивается вслед чернокожим студентам на улицах Архангельска. Татарский праздник Сабантуй стал одним из брэндов нашего города. Да устрой подобные гулянья хоть немцы, хоть ненцы, народ и к ним повалит толпой.
Сама жизнь перемешивает разные народы и народности, испытывая нас на толерантность - терпимость, уживчивость и взаимное уважение. Этими качествами северяне, собственно, всегда отличались. Если копнуть поглубже, наши самые что ни на есть "коренные" поморы окажутся всего лишь потомками пришлых новгородцев. Так нам ли упрекать друг друга в "чуждой" национальности?
"Хохлы рвутся к власти!" - звонит обеспокоенная читательница накануне местных выборов. На мои возражения, что к власти рвутся представители разных этносов, женщина безапелляционно заявила: "Но украинцы - это наглецы, рвачи и мздоимцы, а русских они всячески теснят!" По мнению истеричной дамы, почти все кандидаты в ее округе - явные или "скрытые" хохлы, и голосовать за них ни в коем случае нельзя. Тот бессмысленный телефонный разговор я списала на весеннее солнышко и растущую луну. И почти забыла о нем.»
Остается надеяться на то, что число журналистов, адекватно воспринимающих российскую действительность, проявляющих толерантность к людям различных национальностей, вероисповеданий, мировоззрения – будет расти.
__________________
Литература
:
1. Диагностика толерантности в средствах массовой информации. Под ред. В.К. Мальковой. М., ИЭА РАН. 2002. – С.105.
2. Там же. – С. 105.
3. См., например, Кокорина Е.В. Стилистический облик оппозиционной прессы // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). - М., 1996. – С. 409-426; Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации. Екатеринбург, 1997. - 117 с.; Сковородников А.П. Языковое насилие в современной российской прессе // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Научно-методический бюллетень. Красноярск-Ачинск, 1997. - Вып. 2. Конкретно же формы интолерантности обобщены и описаны, например, в совместной работе: Солдатова Г., Шайгерова Л. Комплекс превосходства и формы интолерантности // Век толерантности. 2001, №2 –С.2-10.
4. Социологический опрос, ноябрь 2005 г. Данные Л.Д. Гудкова – отдел социально-политических исследований Левада-Центра ("Независимая" , 26 декабря 2005 г.)
5. Стивенсон Ч. Некоторые прагматические аспекты значения // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. - М..1985. – С.129-154.
6. Диагностика толерантности в средствах массовой информации. / Под ред. В.К. Мальковой. - М., ИЭА РАН. 2002. – С.122-123.
_____________________________
© Новикова Татьяна Викторовна
Наблюдение агрессии в средствах массовой информации.
Какова связь между агрессивным поведением и наблюдением агрессии по телевизору? В общественном мнении одним из наиболее типичных козлов отпущения, несущих ответственность за насилие в нашем обществе, являются СМИ. Предполагается, что агрессивные эпизоды на экране повышают агрессивность зрителя. Подобные претензии по поводу агрессивных действий не только выглядят правдоподобными, но еще и сулят относительно простое решение проблемы, чтобы устранить агрессию, достаточно просто выключить телевизор.
С точки зрения социальной психологии принципиальными являются два вопроса усиливают ли СМИ, демонстрирующие сцены насилия, агрессию, и каковы психологические процессы, вызывающие или опосредующие возможный эффект воздействия СМИ? Систематические обзоры с использованием техники мета-анализа привели к выводу, что наблюдение агрессии часто имеет своим следствием усиление агрессивных реакций. Критики подвергли сомнению экологическую валидность этих результатов, отметив искусственный характер лабораторных исследований, на которых базировался анализ. Однако более недавний мета-анализ, основанный исключительно на полевых исследованиях, привел к тем же заключениям, а именно: сцены насилия в СМИ стимулируют агрессивное поведение СМИ-потребителей.
Чтобы разобраться в возможных долговременных эффектах созерцания агрессии по ТВ, проводились лонгитюдные исследования, в которых в определенные моменты времени количественно оценивалась привычка к просмотру телевизора и наблюдаемое агрессивное поведение. Ряд авторов провели тестирование одной й той же выборки респондентов в возрасте восьми лет, а затем в возрасте 18 лет. Полученные корреляции подтвердили гипотезу, относительно высокий уровень агрессии в 18 лет связан с относительно частым просмотром фильмов, содержащих сцены насилия, в восьмилетнем возрасте. Другие лонгитюдные исследования сообщают о сходных результатах.
В 1991 г. был проведен мета-анализ данных по более чем тысяче проверок воздействия агрессии в СМИ в самых разнообразных исследованиях в лабораторных экспериментах, полевых исследованиях и лонгитюдах. Авторы делают вывод, что полученная картина совершенно недвусмысленна.
Существует устойчивый кратковременный эффект воздействия ТВ-сцен агрессии на поведение зрителей. Что же касается долговременного эффекта, по меньшей мере, может быть показана значимая положительная корреляция между уровнем ТВ- агрессии и выраженностью тенденции к агрессивному поведению. Кроме того, авторы определили ряд факторов, ослабляющих воздействие ТВ на агрессивное поведение. Агрессия в СМИ с большей вероятностью повышает агрессивные склонности зрителя, если имеют место следующие условия:
1 Эффективность. Агрессия в СМИ представлена как эффективный инструмент достижения целей, который можно применять безнаказанно.
2 Нормативность. При показе физической агрессии или действий, намеренно наносящих ущерб, не уделяется внимание их негативным последствиям для жертвы ее страданиям, горю или боли. Более того, агрессия часто представляется как оправданная, то есть, когда в качестве ее субъектов выступают «хорошие парни», например полиция.
3 Уместность. Изображаемый обидчик имеет некоторое сходство со зрителем, который может, таким образом, вообразить себя в подобной роли. Агрессия представлена скорее в реалистической, чем в фантастической манере.
4 Восприимчивость. Наблюдая агрессивную сцену, зритель находится в состоянии эмоционального подъема (удовольствие, гнев, фрустрация), который мешает выработке более отстраненного или критического отношения к происходящему.
Очевидно, что сцены агрессии в СМИ воздействуют на агрессивность зрителей в реальной жизни. Какие процессы могут объяснить этот эффект? Проведя теоретическую и эмпирическую работу в данной области, Гунтер заключил, что, кроме процессов передачи возбуждения и подражания образцам, постоянное наблюдение за агрессивными персонажами и третируемыми жертвами может снизить эмоциональную чувствительность зрителей к жестокому обращению (де- сенситизация) и ослабить тенденции к оттормаживанию их собственных агрессивных действий.
Если на телеэкране «враги» демонстрируют агрессивное поведение и остаются безнаказанными, «сдерживающие силы» у зрителя в отношении ненормативного поведения могут ослабеть. Испытуемые-мужчины, которым в течение недели ежедневно демонстрировались агрессивно-порнографические фильмы, сообщили о притуплении чувства депрессии, раздражения и тревоги. Они в большей мере стали оценивать фильмы как приятные, и в меньшей - как содержащие насилие и унизительные для женщин.
Частые сцены агрессии в СМИ также влияют на установки. Люди, с помощью ТВ узнавшие, что конфликты часто решаются агрессивным путем и что один агрессивный поступок обычно влечет за собой другой, могут переоценить свои собственные шансы стать жертвой. Они более подозрительны по отношению к другим и требуют более суровых приговоров в борьбе с преступностью. Связь между агрессией в СМИ и поведенческой агрессией не однонаправлена, хотя этот факт часто не замечается. В реальной жизни программы, содержащие сцены насилия, обычно не навязываются детям и подросткам специально. Они имеют возможность выбирать среди каналов, фильмов и видео то, что хотят смотреть сами. Таким образом, связь между демонстрацией агрессии в СМИ и агрессивным поведением может быть искажена индивидуальным предпочтением агрессивных фильмов.
Разрушение концептуального и стилистического единства СМИ выразилось в разделении прессы на качественную и бульварную, в последней агрессия имеет часто разнузданный характер, который был невозможен в прежние годы жесткой цензуры. Под качественной прессой понимаются издания, рассчитанные на высокообразованного читателя со средним и высоким доходами («Деловой Петербург», «Коммерсант», «Российская газета»). «Жёлтая пресса» (также бульварная пресса) -- обозначение изданий печатной прессы, доступных по цене и специализирующихся на слухах, сенсациях (зачастую мнимых), скандалах, сплетнях, эпатирующем освещением табуированной тематики («Жизнь», «Комсомольская правда»). Если серьезные издания не позволяют себе явных оскорблений, а грубости читателя противопоставляют иронический или подчеркнуто вежливый тон, то другие издания избирают грубую, агрессивную манеру речи. В высказываниях с установкой на прямое оскорбление объекта употребляется бранная лексика и фразеология.
Рассмотрим некоторые примеры в СМИ
Часто, для предания полноты речи интервьюируемого автор специально оставляет определенные слова, чтобы не исказить смысл и чтобы показать определенный уровень собеседника. Как правило, нелитературная лексика встречается в ответах при интервью:
… ведения бизнеса, чтобы ни одна скотина не могла в него залезть… Интервьюируемый использует оценочную лексику, показывает свою раскованность, неприязнь к тем о ком говорит. Инвектива используется не в адрес определенного человека, а социальной группы в целом.
Я хотела понять: тварь я дрожащая, или право имею, - сказала юная жительница Новосибирска на допросе В данном контексте используется для оценки себя, возможно даже нарративная функция.
Трагедия под Смоленском - один из самых трагических…, вопрошая: «Как мы можем скорбеть по врагу России?» Существительное враг, изначально носит отрицательный оттенок, грубую оценку. Слово отделяет людей на разные слои, группы. И выглядит как средство вербальной агрессии.
После кризиса придурков на рынок выйдет опять немерено. В данном материале автор демонстрирует отрицательное мнение его интервьюируемого к остальным людям, разделяющим с ним рынок труда. Это слово носит просторечный характер.
… всегда на Новый год лезла под кровать и там писалась, зараза, а на сей раз - ничего… Употребленное слово зараза, носит просторечный характер. Это экспрессивная оценка личности. Слово (зараза), если бы отсутствовало, то не изменило бы смысл теста, но его присутствие сразу настраивает читателя так же на негативные эмоции к описываемому человеку.
Наверное, из-за этого урода?
Как и в прошлом материале, употребленное слово не несет нагрузки, и могло бы отсутствовать, но для принятия читателем чьей-то стороны, автор оставляет оценочные слова. Автор допускает экспрессивность в словах. Видим, что автор, цитируя, использует неоднократно одно и тоже слово в отношении человека, передавая чужую речь. В тексте речь не шла о человеке с внешними физическими недостатками.
А Докинз - просто самодовольный индюк, не очень умный и не очень честный. Индюк, носит зоосемантическую окраску. Отсылая человека к животному и сопоставляя его с ним.
Иначе воспринимают инвективные выражения, взятые в кавычки. Это говорит о том, что автор «чувствует» язык и намеренно, использует то или иное слово. Часто нелитературные слова, взятые автором в кавычки, не соответствуют стилю произведения и используются журналистом для внесения в текст экспрессии:
«Свиньи» и «придурки» мировой экономики. Автор нарочно использует такой яркий заголовок. Здесь используется зоосимантическая группа инвективной лексики. И экспрессивно-оценочная лексика. Допуская такие слова, автор берет их в кавычки, зная, что такой заголовок может привлечь большое количество читателей.
Скотина! - в конце концов процедила солистка «ВИА Гры», удаляясь со сцены. В самом материале автор приводит цитату без заковычивания «скотина», однако в названии уже стоят кавычки.
Оксана снова стала «проституткой», а малышей - наших с ней карапузов, родных кровиночек - отдала в детдом. В материале слово «проститутка» носит негативно оценочный характер, обозначающее антиобщественную, социально осуждаемую деятельность.
Яна Рудковская: «Я никогда не была «бабой-дурой»! Баба-дура, носит эмоционально оценочный характер и отделяет интервьюируемую от определенного социального класса.
Кто эти «они», эти «онанисты», «придурки с промытыми мозгами» и «дрочилы проклятые», - неизвестно. Такие, грубые слова, взятые в кавычки, носят не только эмоционально оценочный характер, но и определяют каждого в антиобщественную, отстающую от норм группу.
В начале Лир бросает Кенту: «Иди в жопу!» - это очень органично, таков же и матерок Шута. Автор вводит в этом тексте кавычки, но не отдельно для слова, а цитируя героя материала. Данная цитата говорит, что герой не очень дружелюбен с окружающим его обществом. Он демонстрирует свою раскованность свою.
Также часто можно встретить проявление речевой агрессии уже в заголовке.
Да, я русский, я скотина… Журналист использует инвективную лексику провоцируя читателей.
Нарушительница - гаишникам: «Вы, мрази, без работы останетесь… Эмоционально-оценочная лексика. Автор ставит в заголовок цитату из материала. Привлекая внимание читателя.
Американский секретный агент - ворюга, алкаш и гуляка… В заголовке использованы слова относящиеся к разговорной речи: ворюга, алкаш, гуляка. Они граничат с просторечиями и жаргонами. Имеют эмоционально-оценочный характер.
Если ты совсем не дура, делай скалкою фигуру! Автор называет своих героинь не по именам, а использует грубую оценочную лексику. Чтобы привлечь внимание читательниц. Такой заголовок подходит к рекламному материалу. «Дура», становится примечательной деталью.
Ксения Собчак теперь не лошадь, а курица Журналист в заголовке прибегает к зоосемантической группе инвективы. Искажает смысл.
Няня - двухгодовалому малышу: «Паршивец! Будешь орать - башку оторву… Частый пример в текстах СМИ, когда публицист использует цитату из материала для заглавия текста. Используется для эффективности привлечения взгляда читателя.
В данной главе мной были рассмотрены различные примеры проявления речевой агрессии в печатных СМИ. Такая лексика и фразеология является языковым насилием над этическим и эстетическим сознанием читателя. Отказ от обязательного принципа коммунистической партийности привел к идеологическому размежеванию, к появлению самых разных по политической окраске газет - от коммунистических, монархических и даже фашистских до демократических широкого спектра.
Анализируя примеры, приведенные ниже, можно заметить, что самыми частыми видами речевой агрессии является инвективная лексика, используемая не только в тексте статьи, но и в заголовке. Поскольку механизмы, традиционно сдерживавшие проявление речевой агрессии, в значительной степени утрачены в условиях общего культурного неблагополучия, обусловленного длительными социальными катаклизмами, в наше время назрела необходимость в научной разработке новых механизмов, которые предотвратили бы распространение речевой агрессии и способствовали тем самым процессам гуманизации общения.
